Вектор движения

ISBN 978-5-4490-9874-0        2018 год
Алексей Геннадьевич Кочергин
Вектор движения


От автора

(прочтение вступительного текста абсолютно необязательно, так как не имеет практически никакого отношения к основному повествованию)


Данное произведение является отдельной книгой с полностью автономным сюжетом, хотя и входит в трилогию «Непознанная закономерность». В первой книге наш герой волею случая попадает в аномальную зону, возникшую после второго загадочного взрыва на Чернобыльской АЭС в 2006 году. В этой Зоне, где привычные физические законы нашего мира в результате всплеска неведомой энергии перестали работать, да и сама территория оказалось наводнена животными и растительными мутантами, на плечи герою свалились нелёгкие испытания. С группой беспринципных искателей сокровищ он преодолел все трудности и невзгоды, приобретая и теряя новых друзей, пока вследствие случайного взаимодействия с неведомой аномалией не оказался перемещённым в …
 Более никаких подробностей сообщать нет смысла, дабы не утратить интригу. Автор лишь хочет поделиться рядом философских выводов, которые сформировались в процессе написания этого приключенческого романа.


А

Мировое авторское законодательство, созданное в соответствии с базовым принципом капитализма «Прибыль прежде всего», не способствует воспитанию человеческой морали, развитию интеллектуального потенциала да и всего прогресса нашей цивилизации в целом.
В написании данного произведения, для придания ему вящего изящества, а иногда для большей достоверности, частенько возникала необходимость в цитировании тех, либо иных отрывков из книг третьих лиц. Казалось бы, чего проще, бери цитату, указывай её источник, автора и будет тебе счастье. Так нет же, любое цитирование даже коротенькой фразы без юридического согласования с автором текста потенциально грозит процессуальными последствиями. Вы скажете: «Да ведь это отлично! Законодательство таким образом на корню пресекает плагиат и материально стимулирует творчество писателей». Так, да не так. Кто же ради цитатки в пару строк будет обременять себя такими юридическими сложностями, как переписка с авторами текстов, составлением договоров, их нотариальным заверением? Гораздо проще перефразировать необходимую мысль до неузнаваемости, либо вообще от неё отказаться. В результате автор вместо честного, вполне допустимого цитирования идёт либо на маленькую сделку с совестью, либо лишает читателя необходимой конкретики, способной повысить его уровень образованности. А какими невыразимой красоты и тонкого обаяния эпиграфами не получает возможность насладиться читатель книги! Какое упоение воздушной рифмой стиха талантливейших поэтов современности он беспричинно теряет. «Придумай своё!» – отрежет бездушный законник, служащий букве авторского права и ведать не ведающий о понятии «Свет Разума». Да придумаем, не проблема. Завалим печатным мусором, мегабайтами сомнительной информации. Выкрутимся. Но есть писатели, а есть ТВОРЦЫ! Им дано свыше. Их СЛОВО, МЫСЛЬ иной раз стоит повторить и раз, и два. Как колыбельную, как молитву. Ибо они очищают и освещают. Но, к глубочайшему сожалению, общество потребления и меркантильности диктует свои правила. Увы.
Хорошо, ежели авторское право насаждает свою идеологию в сфере искусства и литературы, это ещё можно как-то понять и оправдать. А вот когда оно начинает бесчинствовать в технологических сферах, тут уже злость берёт и рука тянется к чему-нибудь тяжёлому. Мало того, что метрополии высасывают интеллект с периферии цивилизации, так они потом ещё заставляют страны третьего мира покупать результаты работы этого интеллекта, обрекая аутсайдеров на вечное отставание и деградацию. По дешёвке скупить патент на эффективное лекарство, а потом, пользуясь монополией, дико взвинтить на него цену – это оказывается и никакое не злодейство, а всего лишь цивилизованный бизнес. Просто нет слов…


Б

«Ничто не ново под луною». Всё сказано, всё спето задолго до нас. Иногда гениально, иногда посредственно. В сущности, у нас остается лишь возможность заполнить раскраску новыми тонами. Всё больше и чаще в этом убеждаюсь.
Подбирал подходящий эпиграф о человеческой судьбе и что же я накопал во всемирном хранилище мудрости в результате упорных поисков?
Часть признанных мыслителей склонна считать человека творцом своего жизненного пути:

Каждый кузнец своей судьбы.
Юлий Цезарь

Люди – хозяева своей судьбы.
Уильям Шекспир

Судьба человека – это сам человек.
Бертольт Брехт

Каждый человек – творец своей судьбы.
 Гай Саллюстий

Тотальные перепевы одного и того же простенького посыла. Хорошо, согласились с истинкой. Подчинились авторитету мастодонтов мысли и пера. Ан нет! Имеется еще большая толпа не менее именитых опровергателей данной аксиомы, считающих именно судьбу непоколебимой доминантой, спорить с которой бессмысленно:

Предопределенного Роком не может избежать даже бог.
 Геродот

И всюду страсти роковые,
 И от судеб защиты нет.
Пушкин А.С.

Когда назначена судьба, её никто не обойдёт…
Захир-ад-дин Бабур

Минуя нас, судьба вершит дела.
Петроний

Судьба лепит и мнёт, как ей заблагорассудится.
Плавт

Все мы игрушки в руках судьбы.
Шеридан Р.

Весь мир – театр,
Мы все – актёры поневоле,
Всесильная Судьба распределяет роли,
И небеса следят за нашею игрой!
Ронсар П.

Тоже всё как-то тривиально, не блещет умопомрачающей новизной взгляда на конструкцию человеческого бытия. Так кому же верить в конце-то концов!?
Нашлись правда и более хитрые господа-товарищи, пошедшие на компромисс в диаметрально противоположных воззрениях на наше мироустройство. Этаких в философских сентенциях так просто не ухватишь за скользкий хвост. Ибо – софисты с серьёзнейшим стажем.

Судьба и характер – это разные названия одного и того же понятия.
Новалис

Нельзя уйти от своей судьбы – другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий.
Ф.Энгельс

Судьба неизбежнее, чем случайность.
Судьба заключена в характере.
Акутагава Рюноскэ

Судьба человека – чаще всего в его характере.
Б. Брехт

Вот так и толчёт человеческий интеллект воду в ступе уже не одну тысячу лет, а в конечном итоге «облико морале» людишек вряд ли от этого меняется в лучшую сторону. По крайней мере, события настоящего времени никак не свидетельствуют об обратном.


В

Не надо никого винить – мы сами виноваты в своих грехах (если не впадать в сложности генотипа, социальную психологию и, тьфу, тьфу, тьфу, в пресловутую конспирологию).
Наблюдал давеча довольно показательную сценку.
В одном из провинциальных промтоварных магазинчиков, где продают всяческую всячину, начиная от строительных саморезов и заканчивая спутниковыми системами, довольно приличная на вид женщина подошла к продавщице.
– Дайте мне тюбик клея побыстрее, – сухо бросила она скорее приказ, чем просьбу.
– Вам какой клей нужен? У нас их много. И цены разные. Посмотрите на прилавке, – продавщица указала на стройный ряд разноцветных и разнокалиберных тюбиков клея, расположившихся за витринным стеклом.
– Да откуда я знаю? Вы продавец, вы и должны знать. Мне каблук надо приклеить, – уже совсем нервно заявила дамочка. – И побыстрее, меня мастер ждёт.
– Понимаете, они практически все универсальные... Возьмите вот этот. Хороший клей, – несколько растерялась продавщица от такого бесцеремонного напора.
– Да что вы мне самый дорогой суёте?! Вон же дешевле есть!
– Хорошо, хорошо. Сейчас поменяю, – было видно, что продавщица уже еле сдерживается и мысль у неё лишь одна: «Шла бы ты, милочка, отсюда побыстрее».
Дама схватила тюбик клея и с гордым видом покинула помещение.
Не прошло и десяти минут как она снова ворвалась в магазинчик и с ходу гневным голосом выдала:
– Вы мне подсунули негодный клей. Мастер попытался его выдавить, а он засох в тюбике. Как вы работаете? Это же безобразие! Вы должны отвечать за качество продаваемого товара!
Продавщица взяла тюбик и поменяла его на новый. Извинилась и пояснила, мол невозможно проверить клей, он герметично в блистеры запечатан. Но разгневанную клиентку такой вариант мирового соглашения явно не устраивал и она взялась поучать продавца основам розничной торговли и приемки товара.
– Вы должны при получении товара один тюбик проколоть иголкой и, если он засохший, вернуть поставщику всю партию. Вы отвечаете за проданный товар. И кто вас контролирует только?! Вот у нас такого нет. Это у вас в провинции бардак сплошной!
На вопрос уже несколько возмущённой очереди «где это у нас», требовательная клиента гордо ответила: «В Москве». Естественно, у народа нашлось много что сказать по этому поводу и он за словом в карман не полез. А продавщица лишь логично уточнила, все ли тюбики ей при приёмке товара протыкать булавкой? Заведясь от услышанного, покупательница в жёсткой форме потребовала жалобную книгу и начала ровным мелким почерком строчить гневное заявление. Она исписала целых две страницы. Очередь примолкла, в целом сочувствуя продавщице, попавшей в сложную ситуацию. Но ведь и защитить невиновную никто не попытался! Каждый вдруг забеспокоился о себе, не захотел влезать в конфликт, уж не пойми чего и опасаясь.
Дама ушла. Старший менеджер, который наблюдал эту дикую картину маслом, подошел к прилавку, взял тетрадь, вырвал исписанные страницы и превратил их в клочки, даже не читая, – не надо множить зло, впускать в наш мир негатив через слова и звуки. И без того настроение многих людей было испорчено по пустяшному в общем-то поводу.
Стоило ли так долго заострять внимание на этом избитом сюжете, коими переполнено наше бренное существование? Может, у нервной женщины было плохое настроение? Банально не выспалась. Или что-то не то съела? А впечатлительный автор целую страницу текста от избытка чувств нацарапал?
Но давайте задумаемся, не так ли в пресловутые тридцатые годы двадцатого века, порой из-за бытовой неприязни, сплошь и рядом строчили советские граждане друг на друга доносы в компетентные органы? И вот уже сломана чья-то жизнь, разрушена счастливая семья, оборвано целое поколение. И кого в итоге винить в массовых репрессиях? Только ли вождя или стоит и в социуме покопаться? Понять причины данного социально-психологического феномена?
Справедливости ради, нужно отметить, что болезнь доносительства присуща во все времена большинству людишек нашей планеты.


Г

Грешен. Каюсь. Люблю поразмышлять. Просто обожаю.
Это неописуемо, потрясающе, когда пытливый разум, блуждая в бесконечном виртуальном пространстве, ловко нанизывает драгоценные жемчужины мыслей, идей, слов на непрерывную нить времени. Процесс творчества, порождённый божественным вдохновением, завораживает, заставляя забыть про всё и вся вне этого действа.
Порой человеческий ум разрывает границы определённые ему природой и тогда генерируемое полетом вдохновения пространство стремительно и неумолимо расширяется, охватывая всё новые и новые понятия, сферы, множества. Воистину, эйфория и упоение процессом пленяют творца-наблюдателя, коему посчастливилось лицезреть, как из сингулярности мыслевспышки в ничтожное мгновение вдруг зарождается целая Вселенная, торжественная в своем многообразии и величии. Воображение, подобно неистово пляшущей молнии, бешено и непредсказуемо мечется, пронзая парсеки пространства множеством туннельных переходов в поисках крупиц Абсолютного Знания. Эта гегемония разума восторгает и подавляет своим совершенством и тотальным превосходством.
Как жаль, что оный лихорадочный процесс творения случается нечасто и посещает немногих, на единый миг поднимая счастливцев до уровня Создателя.
Намного чаще, в отличие от глобальных вакханалий поисков истины, мы наблюдаем локальные изыскания. Когда исследователь, подобно усталому медэксперту, скрупулезно и неторопливо изучает засохший трупик факта, слова, мысли. Ворочаясь в тесноте прокрустова ложа, он пытается сложить из полученных мизерных кусочков знаний целостную картину, вызывая лишь жалость и сострадание. Ему неведом полет фантазии, сладостное ощущение, когда интуиция вдруг щедро подтверждается железобетонной твердостью фактов. Получить бледный экстракт из ничтожного подмножества информации – вот незавидный удел неспособного к пространственному воображению.
Однако, поразмыслив, начинаешь понимать – невозможно Озарение первооткрывателя без кропотливого Труда рядового статиста, что изо дня в день монотонно складывает в свою кубышку невзрачные крупицы знаний. Не может произойти прорывного Открытия без повседневного скрупулёзного исследования частных проблем. Истина в том, что оба способа познания тесно связаны друг с другом. И это называется «симбиоз разноуровневых интеллектов» и «переход количества Информации в качественно новое Знание».
Беда в лишь в том, что частенько знания, приобретённые столь высокой ценой, оставляют лишь шрамы на сердце и смятение душевное в полном соответствии с великой мудростью, тонкой ниточкой протянувшейся к нам из глубины веков:

И предал я сердце моё тому,
чтобы познать мудрость
и познать безумие и глупость;
Узнал, что и это – томление духа.
Потому что во многой мудрости много печали;
И кто умножает познания, умножает скорбь.

                Книга Екклесиаста (1:17–18)



Глава 1

«Нет, это не Рио...»


                Учение о реинкарнации – это единственная теория
                бессмертия, которую может принять философия.
                Дэвид Юм

Последнее, что помнил Иван, это выражение несказанного облегчения на лице проводника, чудом избежавшего неминуемой казалось бы погибели. Ну, ещё мерцающий бесплотный шар, летящий прямо Ивану в голову. Тягостное, надо сказать, воспоминание. Но то, что он обнаружил, разлепив ресницы, понравилось ему ничуть не больше. Увиденное было настолько абсурдно, что хотелось вновь закрыть глаза в надежде, что при последующем их открытии данность станет более приемлемой для разума.
«Нет, не станет, – тоскливо подумал Иван. – И не стоит тешить себя наивными иллюзиями. Чернобыльская Зона не разменивается на пустяки. Уж если она решила сюрпризом порадовать, то, будь уверен, «Вау!» будешь кричать вполне искренне. Возможно, вплоть до заикания».
Было от чего и покричать, и волком завыть. Тусклый свет керосиновой лампы эпохи доисторического материализма освещал мрачное помещение товарного вагона с двухэтажными нарами в его торцах. У широкой вагонной двери шипела сырыми дровами уродливая печка с несуразным названием «буржуйка», прозванная так за непомерный аппетит к топливу и за крайнюю скупость, с которой она отдавало тепло окружающему пространству. На нарах вповалку умещалось около полусотни заросших щетиной мужиков разного возраста, валявшихся на тощих матрасах прямо в телогрейках и валенках. И немудрено – в вагоне было довольно холодно. Нет, замерзнуть вусмерть здесь было сложновато, но ни о каком температурном комфорте говорить тоже не приходилось. Вон, малюсенькие окна таким слоем инея затянуло, что и света белого не видно.
– Что, очнулся, паренёк? Как саданула тебя шаровая молния, так мы уж и подумали… того… Зимой… в этих-то широтах… шаровая молния! Я не ведаю, как и объяснить-то подобный феномен. Возникло ниоткуда это чудо чудное и смятение немалое в нашем обществе разношерстном произвело. О подобной разновидности молнии немногие слышали, а уж видели такую оказию и вообще единицы. А она, окаянная, сделала своё чёрное дело да и ушла по замысловатой траектории через оконное стекло. Как раскалённая дробина сквозь масло, прошла. Видишь, отверстие оплавленное паклей заткнуто? Ты чувствуешь себя-то как, паренёк? – озаботился пожилой сосед слева и громко высморкался в грязную тряпицу и близко не напоминающую носовой платок.
– Слышь, мужик, какой я тебе паренёк? Мне за полтинник уже перевалило.
– Э, да ты видимо бредишь, паренёк. Эх, бедолага… – сочувственно протянул простуженный собеседник, явно не обделённый ни интеллектом, ни обширными знаниями.
«Паренёк, паренёк… Какой паренёк?» – попытался мысленно пошутить Иван, уже сердцем чуя неладное.
Что-то непривычное в ощущении своего тела заставило пристальнее в этом разобраться, проанализировать поподробнее. Иван пошевелился и с трудом переместил занемевшее туловище в сидячее положение. Этому действу совсем не способствовали толстые ватные штаны и аналогичная телогрейка. Попробовал помассировать затёкшие мышцы ног и почуял совсем уж неладное. Постепенно он начал осознавать, что с рельефом мышц произошли какие-то изменения. Незначительные, трудно заметные, но всё же… Более тонкой пальпации мешали грубые брезентовые рукавицы с утеплённой подкладкой. Иван скинул их и опешил – он не узнавал своих рук. Грубые мозолистые пальцы с грязными ногтями, отсутствие большого шрама на левой руке, столь неудачно заработанного в детстве. Да и вообще кисти были НЕ ЕГО!
Иван в панике начал судорожно ощупывать своё лицо – оно, несомненно, принадлежало другому человеку. Раздеваться и полностью осматривать себя было глупо, нереально, ввиду холодрыги, и, самое главное, абсолютно бессмысленно. Картина и так уже проявилась в полной красе и ясности, о которых всяким абстракционистам и прочим извращенцам от искусства только мечтать и мечтать.
«Подкинул все ж радужный шарик подлянку великую да изощрённую. Снял матрицу головного мозга да и зашвырнул небрежно неведомо куда. Интересно, он клонировал личность или рокировочку какую хитрую осуществил? Кто там, в Зоне, заместо меня бродяжить остался, и куда бывшее сознание вот этого конкретного тела переместилось? Впрочем, нифига и неинтересно. Мне сейчас в данную реальность врастать надо, жизнь свою обустраивать. Где я, кто я? Как хоть выгляжу?»
Этот вопрос не на шутку встревожил Ивана. Привык он к своему прежнему телу, свыкся, знаете ли.
«А вдруг уродец какой – девки ведь любить не будут, – мелькнула шутливая мыслишка. – Вот ведь старый хрыч, седина в бороду – бес в ребро. Хотя почему старый, почему хрыч? Да мне, может, лет двадцать! По крайней мере, именно на столько годков я себя и ощущаю физически».
– Слушай, дружище, у тебя зеркальца не найдётся? – Иван легонько толкнул в бок простуженного.
– Ага, трюмо семейное с собой таскаю, – недовольно буркнул тот. – Спи давай, пурга закончится – на работу погонят.
– Уважаемый, ну скажи хоть, как я выгляжу? – всё же не удержался от вопроса заинтригованный ситуацией невольный переселенец в чужое тело.
– Как голодный, оборванный каторжанин Норильлага , – ответил сосед и, оценив тонкость своей же шутки, зашелся в тихом смехе, переходящим в надсадный кашель.
– Дружище, пойми, я ведь не помню ничего. Молния эта паскудная блеснула – и всё… Ни где я, ни кто я – ничего не помню. Помоги хоть что-то понять. Год-то какой нынче?
– Да ну? Правда, что ли, всю память отшибло? – сопливый сосед заинтересованно повернулся к Ивану. – Совсем-совсем ничего не помнишь?
Получив клятвенный утвердительный ответ, удивленный коллега по вагонному узилищу начал посвящать Ивана в его теперешнее настоящее. Иван слушал и обалдевал. Никакого более деликатного определения своим чувствам он подобрать бы не смог.
Закинула его судьбинушка нелёгкая, вертлявая в зимний месяц январь далёкого 1937 года. Ладно бы только это, но неприятность оказалась ещё масштабнее. Тело, в которое так ювелирно переместилось сознание Ивана, принадлежало осуждённому Норильского исправительно-трудового лагеря, одного из отделений зловещего ГУЛАГа . И тело это отхватило немалый срок не за какую-то там банальную бытовуху, а за вполне себе конкретную антиреволюционную деятельность. Каким-то чудом вместо расстрела получившее лишь «десяточку» северных лагерей.
Никакой иной полезной информации Иван так и не сумел получить от своего соседа по нарам. Их группу спешно сформировали из разных отрядов лагерного подразделения, расположенного в порту Дудинка, и знали они друг о друге не так уж и много. Но самое главное путешественник во времени уразумел, и это знание не радовало.
Шутка ли – Иван находился в рабочей теплушке среди группы заключенных, чей удел прокладывать в приполярной тундре железную дорогу протяжённостью аж в целых сто четырнадцать километров от морского порта Дудинка до городка Норильск. Причём, строить эту уникальную дорогу в тяжёлых зимних условиях Заполярья. Строить в безумной спешке, намораживая на застывших речках дамбы вместо мостов, кладя сырые шпалы прямо на стылую землю, надеясь успеть до лета отправить хоть несколько эшелонов для зарождающегося гиганта социалистической индустрии. Стране Советов был крайне необходим стратегический никель, а Норильский горно-металлургический комбинат остро нуждался в стройматериалах и продовольствии. Вот и строился Норильск. Разрастался и вдоль, и поперёк. И в глубину, кстати, тоже. Разрастался, в основном, шахтами, заводами, инфраструктурой. Имелись для этого веские основания: богатой оказалась северная кладовочка Красной Империи. Здесь тебе и никель, и медь, и платина, и кобальт. Огромные запасы каменного угля. Вот только как отсюда вывезти все эти несметные богатства? Только морем, так называемым Северным морским путем. А до порта? Да, в конце 1935 года достроили гужевую дорогу Норильск — Дудинка. Но много ли на скотине увезёшь? «Железка» нужна под это дело. Позарез необходима железная дорога. Вот её-то и строили, не считаясь ни с человеческими, ни с материальными затратами. С двух сторон, от морского порта Дудинка и от Норильска, движутся бригады зеков навстречу друг другу, попутно сооружая зачатки инфраструктуры в виде убогих, продуваемых всеми ветрами, бараков. В них остаются больные и ослабевшие. Но и им не грозит бездельничать и трескать от пуза дармовой казённый харч. Их задача – обеспечивать расчистку железнодорожного пути от снежных заносов, осуществлять несложный ремонт. А головные бригады медленно, обмораживая руки и теряя своих товарищей, упорно тянут нитку узкоколейки, совершая трудовой подвиг за гранью возможного. Эта транспортная коммуникация станет самой северной железной дорогой во всём мире. Воистину, нет крепостей, которые большевики не смогли бы разрушить , и нет таких свершений, на которые они не были бы способны.
«Значит, я попал в бригаду усиления, призванную пополнить вымотанный непосильным трудом и полярным холодом авангард героев-первопроходцев. Почётная доля, спору нет. Вот только что-то не тянет меня в этом участвовать. Ну нисколько. С механизацией здесь явно плоховато – лишь лом да лопата. И бытовые удобства не на должном уровне. Вот уверен, что простыни не глажены, а наволочки без узорной набивки. На обед, ясное дело, салат из несвежих креветок подсунут и подгоревший стейк из мраморного мяса. Знаю я этих ловчил. А зарплату вместо доллАров, наверняка, деревянными выдадут. Нет, ребята, я пас. И не уговаривайте».
Мозг Ивана отчаянно юморил, пытаясь таким образом сгладить весь ужас сложившегося положения. Это ж как изощрённо поиздевалась над ним коварная Зона – подарила здоровье, силу, молодость и тут же обрекла растратить их в таких жутких краях. Подумать только – шестьдесят девятая параллель северной широты! Практически на целых триста километров севернее Полярного круга!
Из пут невесёлых мыслей Ивана выдернул стук дневального поварёшкой по десятилитровой посудине, пристроенной на теле буржуйки. Традиционный, во все времена, сигнал к приёму пищи.
«Пожалуй выбора нет. Придётся продегустировать меню в этой убогой обители заблудших душ. А горькие думы потом думать будем. Где моя большая ложка?»
Деревянная ложка отыскалась в потёртой вылинявшей торбочке, что лежала в изголовье. Там же имелась мятая алюминиевая миска и приличных размеров кружка из аналогичного материала.
Стараясь держаться поближе к соседу и повторяя все его действия, Иван пристроился в очередь. Первыми на раздачу пожаловали, естественно, представители воровского мира. Их уверенные, наглые взгляды лучше всякой справки обозначали статус в данном сообществе. Им и достались лучшие, щедрые порции похлёбки, сваренной в походных условиях. С шуточками-прибауточками урки отчалили в свой привилегированный угол вагона. Наконец, и в иванову миску плеснули лагерного «деликатеса». Сунули в руки несколько мёрзлых ржаных сухарей.
«А где компот?» – мелькнула в голове шутка юмора.
– Воду сейчас не бери, она холодная, – помог определиться сосед-инструктор. – Часика через два, когда для второй бригады похлёбку сварят, дневальный кипяточек организует. Чайку попьём.
«Понятно. Компота не будет. Я так и знал».
Иван с интересом смотрел на миску с жиденьким нечто.
«Какие-то крупинки плавают, куски рыбьих хребтов, странные нитки то ли мяса, то ли рыбы. Вроде кусочки овощей попадаются. Да уж, очаровательный фитнес-супчик. Неужели я буду это есть?»
– Чего ждешь, парень? Суп остынет мгновенно. Али как ложкой пользоваться тоже позабыл? – съехидничал сосед, наворачивая похлёбку со сноровкой паровой землечерпалки.
Иван понимал всю посконную правоту своего инструктора по лагерному быту. Тепло – это энергия, еда – это энергия, а в таких суровых условиях её просто так терять не пристало. И хотя разум всячески противился употреблять подобную злую пародию на суп, организм настойчиво требовал наполнить желудок. В конце концов несчастный лагерник согласился с истинностью постулата о первичности материи и стал осторожно хлебать то, что в прошлой жизни, пожалуй, и рвотные рефлексы могло бы спровоцировать.
Разумно решив, что старожил лучше знает, что и как, Иван скопировал его систему питания: раскрошил пару сухарей в горячую похлёбку, а остальные засунул в огромный карман, нашитый с внутренней стороны телогрейки. Супец остывал молниеносно, поэтому он форсировал работу ложкой, и вскоре в миске уже и капельки не осталось. С великим тщанием облизав деревянный инструмент, упрятал его в котомку.
– А что, второе блюдо здесь не предусмотрено? – обратился Иван к соседу, уже пристроившемуся подремать.
– Вечером дневальные каши сварят. Раз работы нет, пайка урезана вдвое. Вот пурга в тундре поутихнет – выгонят на работы. Будет работа, будет и нормальная еда. А пока отсыпайся. Попозже чайку попьём, – недовольно ответил тот, поудобнее устраиваясь на нарах. – Слушай, а ты часом не ваньку валяешь? Действительно, ничего-ничего не помнишь?
Услышав в ответ глубокий, тяжёлый вздох бедолаги, сосед проворчал что-то сочувствующее и вновь закрыл глаза.
За тонкой стенкой теплушки выл ветер, скребя наждаком снежной крошки по доскам вагона, словно пытался отполировать их до зеркального блеска. Шумели в своем углу урки, что-то проигрывая и выигрывая в самодельные засаленные карты. Остальные каторжане, согретые проглоченной второпях похлёбкой, дрыхли на нарах. Но Ивану не спалось, и он, толкнув в бок своего инструктора, начал доставать его расспросами. Поворчав для приличия, сосед всё же попытался обрисовать общую картину и отдельные частности жизни, которая так бесцеремонно затянула в себя Ивана.
Из разъяснений сторожила этих мест Иван узнал, что «чёрная пурга» – это снежная метель, при которой скорость ветра порой достигает сорока метров в секунду. И, фактически, это уже и не пурга, а самый настоящий ураган, способный играючи сбить с ног здорового мужика и утащить его в тундру подобно смятой пачке из-под папирос. Видимость при таком катаклизме практически нулевая. Передвигаться без страховочной веревки равносильно самоубийству. К счастью, такой «подарок» природа преподносит крайне редко. Но вот не менее опасные метели с порывами ветра до тридцати метров в секунду – не такие уж и редкие гости в этих местах. Этакие нежданчики заставляют всё вменяемое население забиться в первую попавшуюся щель и носа оттуда не высовывать до окончании сего бесчинства. А в остальные деньки природа душевно радует здоровой спокойной погодой. Ну подумаешь, дней сто в году обычные метели злобствуют. Зато в остальные дует ровный спокойный ветерок со скоростью метров так шесть-семь в секунду. Лепота…
Зима в этих краях холодная, долгая. Никаких тебе оттепелей. Они полностью исключены в этом царстве холода и ветра. Порядка 280 дней в году составляют морозные дни. Средняя температура календарных зимних месяцев крутится около отметки минус тридцать градусов Цельсия. Но может, играючи, и до минус пятидесяти опуститься. Снежный покров упорно держится около восьми месяцев.
Немудрено, что при таком климате неподготовленный или ослабленный человек, да ещё задействованный на изнуряющих работах, так и норовит либо заболеть, либо вообще покинуть этот грешный и безжалостный мир. И хотя в Норильлаг отбирались лишь здоровые и крепкие заключенные в возрасте от двадцати до пятидесяти лет, но и они порой не выдерживали постоянных атак цинги, туберкулёза, истощения организма от постоянного недоедания.
Много ещё чего поведал старожил о бытии в этой юдоли человеческой такого, о чём в прошлой жизни Иван и слушать бы не стал. От полученной информации, притом поданной в цинично равнодушной форме, наш герой совсем загрустил. А ведь ещё вчера он был пессимистично уверен, что хуже и быть не может. А вот теперь проснувшийся оптимист в голове восторженно утверждает: «Может! Очень даже может!»
Вполне вероятно, что ещё долго бы мучился несчастный скиталец от своих горьких размышлений, но молодой организм взял своё и успокоил мозг здоровым крепким сном.

*****

Снился Ивану пикник на дачном участке с деревянным домиком, в кругу лучших друзей. Зелень густых кустов смородины радует глаз, а аромат томящегося в мангале нежнейшего мяса, приготовленного по оригинальному рецепту, щекочет ноздри и заставляет желудок предвкушать роскошную трапезу. Уже нетерпеливо выпита первая рюмка кристально чистой финской водки и сошёл на нет ажиотаж сервировки садового столика. Блаженство! Умиротворение и благодать наполняют разум и тело. Хорошо! Впереди ещё многие часы степенной беседы и сытного застолья. Разговор нетороплив и пока ещё дружен с логикой и наполнен лёгким юмором. Жужжат пчёлы, собирающие свой взяток пыльцы с благоухающего вокруг разнотравья. Ленивая кошка развалилась неподалёку и терпеливо ждёт своей доли на этом празднике души и плоти. Прохладный ветерок приятно освежает разгоряченное алкоголем тело, мягко колышет края льняной скатерти. На крыльцо соседнего домика выходит очаровательная грудастая блондинка и хриплым противным голосом со всей дури орёт:
– Первая, вторая бригада – на работу! Хватит дрыхнуть, дармоеды!
Иван приподнял голову. Заместо аппетитной блондинки в дверной проём вагона ввалился крупный мужик в тулупе с поднятым воротником. К нему с нар спрыгнули два человека и отрапортовали о состоянии своих бригад. Получили в весьма образной словесной форме краткую инструкцию, включающую в себя описание фронта предстоящих работ, а также меры «поощрения» к возможным саботажникам оных. Красномордый мужик в тулупе ушёл, а зеки стали собираться на трудовую вахту. В итоге обещанного горячего чайка Иван так и не попил. Аристократическое чаепитие было вульгарно заменено наспех проглоченной кружкой тепловатой воды.
Выскочив из вагона, Иван засомневался, в своем ли уме их начальник? Температура за бортом была явно ниже двадцати градусов мороза. И ладно бы только это! Дул пронизывающий ветер, обдирая лицо мелкой колючей крошкой снега. Дул ровно, как из огромного мощного вентилятора, гоня потоки  в одном направлении. Сумерки не позволяли охватить все пространство взором, но и увиденное действовало угнетающе: мятое безжизненное полотно тундры простиралось во всех направлениях.
«Да как в таких условиях вообще можно народ из вагона выгонять? Тут и собака околеет, не то что человечек в смешном ватнике! Ба, да здесь ведь ещё и работать надо! Во попал!»
Цепочка зеков шла с подветренной стороны состава, насчитывающего всего лишь девять вагонов. На последних платформах угадывались, занесённые снегом шпалы. Перед теплушкой, ставшей для Ивана временным домом, располагался женский вагон. Из повествования своего соседа Иван уже знал, что в нём следуют по этапу в базовый лагерь Норильска полсотни осуждённых женщин. Как правило, каторжников доставляли вниз по Енисею из Красноярска, где находился пересылочный пункт Норильлага. Перевозили заключённых в летние месяцы в период навигации речными баржами в Дудинку. А уже оттуда гнали арестантов большими партиями в лагерь прямо через тундру. Но что бы вот так… в полярную ночь… Видимо, острую нехватку рабочих рук испытывает стройка комбината, если даже в этакие морозы её решили пополнить человеческим ресурсом.
«А ведь железка еще не достроена! Через десяток километров – крайняя точка укладки рельс и дальше колонна женщин пойдет пешком через снежную тундру, где отстать от группы смерти подобно. Не случайно охрана так малочисленна и небрежна в отношении своих обязанностей. Куда тут бежать: шаг влево, шаг вправо и … ага. Найдут только летом… то, что не съедят полярные волки, – грустно размышлял Иван, осматривая, прищуренными глазами окружающее пространство и затерявшийся в нём состав. – Вот штабная теплушка. Даже по внешнему облику видно – новенькая. Охранник с винтовкой топчется… Так, платформы с рельсами… Два полувагона с углём… Чудо-юдо-паровоз. Дым из трубы вьется. В будке машиниста свет уютно теплится».
Обогнув состав, бригада оказалась впереди паровоза, и, свежезавербованный на великую стройку социализма, заценил предстоящий объём работ. Метров на сто вперёд, вплоть до странной двери в огромный снежный сугроб, железнодорожное полотно было заметено толстым слоем снега. Вот его и предстояло зачистить до самых рельс.
Сказать-то легко, сделать намного сложнее. Мелкий снег при таком ветре наслаивается, уплотняется и становится очень твёрдым. Снегоочистительный отвал паровоза его, естественно, не берёт. Человек с совковой лопатой тут тоже бессилен. Приходится резать пилами или кайлить, как каменный уголь.
Началась утомительная, монотонная работа. Подгонять никого особой нужды не имелось – холод делал это не хуже самого свирепого надсмотрщика. Вот поэтому начальник состава скоро укрылся в штабном вагоне. Изредка появлялся боец ВОХРа  в белом тулупе и с винтовкой Мосина за спиной. Исключительно для порядка. Побега охрана не боялась. Интересно было бы посмотреть на безумца, рискнувшего совершить столь самоубийственный поступок. Да здесь в шею гони – фигушки кого дальше чем на десяток шагов от дороги вытолкнешь!
Как и везде, имело место быть социальное неравенство. Блатную часть заключенных бригадир, по замашкам той же масти карта, отправил отрывать дверь в снежном холме. Метель там несколько менее сурово бросалась на людей и, соответственно, работали они в более сносных условиях. Куда ведёт эта загадочная дверь, Ивану уже успел поведать всезнающий сосед по нарам.
В целях борьбы со снежными заносами разработали здешние кулибины ноу-хау. На отдельных участках вдоль полотна ставились деревянные перила, перекрытые сверху настилом из дюймовых досок. Боковые стены достраивали из твердых снежных блоков, полученных при очистке дороги. Остальное доделывали ежедневные метели. В результате возникал тоннель, внутри которого было тихо и чисто. Жаль, что, по понятным причинам, упрятать всю железку в такое укрытие было нереально. Да и таял снег летом.
«Может подсказать этим олухам про аэродинамические щиты? Они так формируют воздушный поток, что тот дорогу от снега до самой земли зачищает. Не хуже бульдозера. Хотя, есть в этих краях инженер-путеец, который вскоре и сам до этого додумается. Вмешаюсь я со своими советами, глядишь, «эффект бабочки» в истории страны такую загогулину завернёт, что мама не горюй. А может и к лучшему? Не, не буду. Инженера премии лишат, а я карму себе испорчу».
Метель несколько поутихла и работа стала более продуктивной. Ивану досталась большая совковая лопата, которой он и откидывал с насыпи сколотые куски снега. Рядом с ним пожилой доходяга оттаскивал в сторону спиленные снежные блоки. Он долго примеривался к каждому «кирпичику», потом с оханьем поднимал его и, шаркая ногами, переносил к краю насыпи.
– Смотри, дед, не надорвись, а то пупок развяжется, – хохотнул над стариком длинноногий верзила, уверенно орудуя тяжелым кайлом.
Иван подхватил снежный блок, чуть не выскользнувший из рук пожилого каторжанина, и откинул на обочину дороги.
– Нечего дармоеда жалеть. Совсем разленился старый хрыч. Работай шустрее! – прикрикнул на старика бригадир. – Это всех касается! Живее!
Сколько прошло времени и который сейчас час, Иван уже не понимал. До него наконец дошла истина, что солнышка ждать не следует ни днём, ни утром – на дворе полярная ночь во всей её неприглядности. Время суток определить можно лишь по часам, коих, как оказалось, он не имеет. Да и зачем ему часы? Вон тот мордатый надсмотрщик за всех решит, когда есть, когда спать, когда и сколько работать. Иван и работал, стараясь не делать лишних движений, выдерживать общий ритм бригады.
Когда уже ноги стали дрожать от усталости, а куски снега скатываться с лопаты совсем в неположенном месте, бригадир «протрубил» конец рабочей смены. Подтянулись и блатные, давно уже откопавшие вход в тоннель и, пожалуй, успевшие выкурить в нём не одну самокрутку.
– Бабы тоже нехай поработают, – оскалился один из бригадиров. – Небось, отлежали бока до онемения, враги трудового народа.
Никто его шутку не оценил. Все скорее хотели в теплушку – ветер снова усилился и старался задуть снежную пыль в любую, даже крошечную, щель на одежде.



Глава 2

Сборы


                Тюремщик может забыть, что он поставлен
                стеречь, – узник не может забыть, что его стерегут.
                Узник чаще думает о побеге, чем его страж о том,
                как помешать ему бежать.
                Жюль Верн. Дети капитана Гранта

– Холодно, – отчетливо и довольно громко произнес, плетущийся в кучке арестантов, старик, совсем уж банальное утверждение для данного климатического региона.
Еще бы было не «холодно» – ледяные кристаллы снега буквально впивались в открытые участки лица, а пронизывающий ветер, казалось, не обращал абсолютно никакого внимание на толстый слой ваты телогрейки и леденил уставшее от работы тело.
«Вот сыскался капитан Очевидность на наши бедовые головы! – вяло и скрипуче проползла в голове Ивана раздраженная мыслишка. – Без него, естественно, никто бы сей особенности Полярного севера не уразумел и не прочувствовал всем своим неприспособленным человеческим тельцем. Ага… Здесь и пингвин заскучает от недостатка тепла и ласки. А уж бледнолицые, лишенные эволюцией густого волосяного покрова и подавно. Старый нытик…»
Однако, спокойствие и отсутствие какой-либо эмоциональной окраски брошенного в пространство слова чем-то царапнули, смутили мозг какой-то глубинной загадочностью.
– Жарко! – вдруг хлестко вырвалось из уст доходяги несообразное для данной обстановки заявление, подозрительно похожее на приказ.
Мозг Ивана ещё пребывал в ступоре от столь противоположных утверждений и пытался найти удобоваримое объяснение такому словесному маразму, а поступавшая визуальная информация уже наносила ему куда более разрушительный удар.
Движение обозначилось одновременно по всей массе их малочисленной группы. Глаза просто не успевали всё отследить досконально, во всей полноте и четкости, поэтому разум фиксировал лишь отдельные кадры. Вот по левому флангу длинноногий верзила, прихватив одной рукой винтовку вохровца, другой наносит ему сокрушительный апперкот в голову. Чуть правее, его сотоварищ искусно проводит переднюю подножку бригадиру, лицо которого даже не успело изобразить удивление от происходящего. Зэк стремительно перекатывает противника физиономией вниз и утыкает её в жесткий снег, лишая возможности закричать. Справа, один за другим, слаженно, не мешая друг другу, словно связанные невидимой нитью, буквально летят по утрамбованному снегу еще три серые фигуры. Их цель – часовой у теплушки с арестантами. Тот, сделав ещё пяток шагов в конец состава, не спеша заученно поворачивается через левое плечо и с недоумением смотрит на бегущих к нему заключённых. Солдатик не сразу осознает, что же, собственно говоря, происходит и куда эти дурковатые зеки так торопятся. А осознав, лихорадочно пытается снять винтовку с предохранителя. Именно «пытается», ибо эта процедура действительно похожа на пытку, так как крайне сложна на морозе, когда пальцы в непослушных меховых рукавицах никак не могут ухватить заветную «пимпочку». С ужасом уразумев бесперспективность поставить винтовку на боевой взвод, охранник пробует применить удар штыком, но его противник отбивает оружие ногой в сторону и с ходу наносит мощный удар головой в лицо. По инерции оба падают и начинается короткая, жестокая схватка. Она происходит яростно, молча. Особенность психики мужских особей – не тратить даже крупицы сил на крик, а выплеснуть их все без остатка в отчаянном смертельном поединке. Любая женщина заорала бы благим матом и, в данном случае, принесла бы больше пользы и себе и своим товарищам, предупредив их об угрозе. Но инстинкт есть инстинкт. Это танк, против него не попрёшь.
Охранник еще трепыхался в агонии, а его винтовку уже подхватил второй нападавший. Он мгновенно нашел общий язык с предохранителем и вскочил в дверь теплушки, заботливо распахнутую третьим из столь прыткой команды. Хотя и тот тоже ни на одно лишнее мгновение не задержался на снегу, а проворно заскочил в вагон, скинув рукавицы и выхватив заточку из-за пазухи. За ним, как последняя горошина из стручка, последовал подоспевший длинноногий с винтовкой первого вохровца.
В командной теплушке раздался лишь один выстрел. И был он винтовочный. А потом в дверь вагона высунулась фигура в ватнике и махнула рукой. И стало понятно – действующая власть бесславно пала, флаг пора менять. Вот только на какой?
Лишь теперь Иван сумел стряхнуть с себя оцепенение и развернулся в сторону старика. А старик исчез! Вместо него стоял матёрый, подтянутый командир, спокойно обозревая поле боестолкновения и анализируя сложившуюся диспозицию. Серые холодные глаза с властным прищуром, тонкие, плотно сжатые губы. Лишь учащённое дыхание выдавало внутреннее волнение. Но это уж работа гормонов – организм в стрессовой ситуации инстинктивно насыщает кровь кислородом, для возможности активно действовать и ясно мыслить.
«Да… Грамотно сработано. Очень грамотно. Чётко и молниеносно проведённая спецоперация по захвату грузового железнодорожного состава, – Иван по достоинству оценил данную акцию. – Кто он, этот дед? То, что портупея для него привычнее перьевой ручки и чернильницы, так это и сове полярной понятно. А вот из каких таких войск, что сумел в зоновских условиях натаскать целую группу скорохватов, разработать детальный план и столь успешно его осуществить? А какова конспирация? Кто из лагерных оперов смог заподозрить в сломленном невзгодами старике организатора конспиративной группы заговорщиков? Так грамотно нейтрализовать охрану… Нет, это высший пилотаж! И современный спецназ мог бы кое-чему поучиться.
Хотя, вполне возможно, что это и есть прародители теперешнего Спецназа. Ведь ещё в 1932 году под крышами ОГПУ  и военного разведуправления были созданы аж целых три школы специалистов по партизанско-диверсионным операциям. А в 1934 году уже появилась директива о формировании спецподразделений в РККА . Скорее всего, из этих структур наш командор и появился в лагерном зоосаде. Да и птенцы его из того же гнезда. Основная часть уж точно там поднатаскалась своему ремеслу. Ну очень уж профессионально сработали. А военный «гений» Тухачевский ещё высмеивал партизанско-диверсионные методы работы. Подловато это мол, и для передовой армии недопустим подобный бандитизм в тылу противника. Но не дал ему усатый стратег возможности увидеть, что будут творить «передовые армии» во Вторую мировую. Не дал и танков «картонных» понастроить, а вот диверсантиков поддержал. В результате к 1939 году в каждой дивизии на западном направлении их уже по полсотни да имелось.
Правда в данном случае они свои навыки против государства, так старательно их обучившего воинскому искусству, и повернули.
Ну что ж, бывает и на старуху проруха. Может они и право моральное имеют. Не все же здесь заслуженно сидят, под карающий меч революции угодившие.  Я вот, бедняжечка, как кур в ощип попал, ни за что, ни про что, – Иван снова остро прочувствовал свою ситуацию и уже иным взглядом обшарил фигуру организатора блестящего переворота в этой тьмутаракани. – Какой он старик! Ему от силы полтинник. Лицо изрезано морщинами и тело не пышет здоровьем? Так на то и полярные ветра с жуткими холодами, чтобы высасывать из человека жизненные соки при столь скудном питании и каторжной работе. Покатай брёвна денек на разгрузке или уголёк покидай совковой лопатой, так никакой фитнес не нужен будет. За неделю от излишка жировых отложений избавишься. А уже через месячишко организм и за мышечную ткань незаметно возьмется.
Так что, вполне ещё крепкий здоровьем командир у данной группы смельчаков. При полноценном рационе быстро придёт в соответствующую норму. Настоящий командор нарисуется, способный повести за собой хоть через бушующий Атлантический океан, хоть через безбрежное море тайги.
Теперь о морально-волевых нашего Командора... Впрочем, с волевыми качествами полный порядок. Хладнокровен, уверен в себе, дальновиден и тому подобное. С моральными определиться сложнее. Пуд соли нужно съесть с человеком, чтобы хоть чуть-чуть начать в нём разбираться. А тут… Судя по осанке, скорее всего, дворянин. Возможно, потомственный военный. В революционном семнадцатом ему было около тридцати лет. Может ещё императору присягу давал. На балах мазурку с барышнями отплясывал. Короче, царский офицер с понятиями чести. Вполне вероятно, что красное революционное знамя над нашим составом сменит бело-жёлто-чёрное императорское полотнище. Ну, или триколор с двуглавым орлом…
Ой, да что я несу ? – оборвал себя Иван, – как будто среди дворян дерьма мало было. И своих чикали без стеснения, а уж чернь и подавно за людей не считали. Вон, нонешние князьки, ещё грязь не отсохла, а уже простой люд в упор не видят. И это в лучшем случае…»
– Филиппов! Техников – в штабной вагон. Этого привлечь к хозработам, –  палец командира повстанцев небрежно вычленил Ивана из общей группы лагерников. – Остальных – в общий вагон. Группе обмундироваться, принять пищу и отдыхать. Можете выполнять.
Тон спокойный, деловой, почти безразличный. Человек профессионально выполнял свою работу.
Длинноногий верзила подтвердил усвоение приказа воинским «слушаюсь!» и жестом указал подбежавшим диверсантам на объекты применения приказа, благо, они всё прекрасно слышали. Машинист и помощник машиниста, коих командир отряда по военному именовал техниками, хмуро двинулись в сторону штабной теплушки. У машиниста под глазом имелось характерное покраснение, обещающее вскорости  перерасти в полноценный синяк – видать, бедняга, не сразу врубился в ситуацию и оказал сопротивление новой власти. Хотя какое там «оказал», в данном случае правильнее употребить выражение «попытался оказать». Вот только момент захвата паровозной кабины Иван прохлопал и ушами, и глазами. Немудрено – слишком уж много захватывающих событий свершилось в столь короткий промежуток времени.
Толчок приклада в спину заставил его серьёзнее взглянуть на жизнь и задуматься о своем будущем, а не о трансформациях травмы машиниста. Он скоренько потопал в направлении столь оригинально указанном человеком с ружьём. К тому же, застывшее от неподвижности, тело вовсю завопило от пронизывающего холода, который до сей секунды блокировался азартом от просмотра столь захватывающего «видеоролика».
Штабной вагон представлял собой обыкновенную теплушку, так сказать, повышенной комфортности. В чём она заключалась? Во-первых, в откатывающуюся огромную дверь было врезано стандартное дверное полотно на навесах, плотно утеплённое кусками старых телогреек. Во-вторых, меньшая часть вагона, около трети, была отделена от жилой дощатой перегородкой с маленькой дверью и огромным амбарным замком на ней. В-третьих, помещение освещали целых две керосиновые лампы, висевшие на металлических проводах. Ну и самое основное – топливо здесь не экономили, а потому буржуйка щедро источала жар всем своим дородным телом.
Пока Иван оглядывался по сторонам, пятеро волкодавов шустренько перетряхнули нары и выгребли из вещевых мешков солдатиков тёплое нижнее белье и чистые гимнастерки. Переодевались тут же, не стесняясь. Да и кого стесняться – двоих оставшихся в живых вохровцев, которые сидели у стены с лицами белее альпийского снега? Или чумазых машинистов, составивших им печальную компанию? Или начальника состава со связанными за спиной руками и кровоподтёком на левой скуле? Нет, их без внимая не оставляли – Иван то и дело ловил скользящие взгляды ответственных за охрану пленных. Их не опасались – просто наблюдали в целях предупреждения всяческих недоразумений, контролировали по укоренившейся привычке. Скоро, но тщательно переодевшись, диверсанты заставили охранников снять обмундирование, кинув им свои старые шмотки. Аккуратно сложили запасные комплекты белья вдоль стены и, прихватив с собой по увесистому куску хлеба и по банке тушёнки, забрались на нары. Что Ивана несколько поразило, так это полное отсутствие трепотни. Лишь в процессе подгонки формы изредка проскакивали утилитарные фразы: «мне маловата, махнёмся?», «пуговица болтается, укрепи», «всё нормально». Ни эйфории от успешного захвата поезда, ни радости от возможности утолить голод. Ребята отлично понимали, что сделанное – сущий пустяк по сравнению с тем, что им ещё предстоит совершить на пути к свободе.
Позади Ивана открылась дверь и в вагон заскочили еще пятеро человек, включая командира. В руках у четверых имелись заплечные мешки, кроме собственных за спиной. Новенькие были не столь ловки, но зато в их глазах явно читалось высшее образование плюс большой опыт руководящей работы. Они представляли, скорее всего, старший командный состав РККА, попавший под репрессивный каток тридцатых годов.
«Эти в захвате не участвовали – не оперативный состав. Их грамотно оставили в вагоне, что бы не мешались под ногами, – пронеслось в голове Ивана. – Если я не ошибаюсь, в отряде десять человек. Ведь один боец, как минимум, остался снаружи нести караульную службу. Итого, имеем две классические пятерки плюс командир отряда. Да, с этими ребятами надо непременно подружиться. Это единственный реальный шанс вырваться из неволи, сколь неожиданной и столь незаслуженной. Пожалуй, у них есть всё возможное для побега. Успешного побега».
– Ефимов! Вохровцев в общий вагон. Через час обеспечить отряд горячим питанием. Лебедев! Организовать комплектацию группы продуктами и снаряжением, – прозвучали краткие приказы вновь прибывшим участникам побега. Похоже для Командора здесь никаких чинов не существовало. Это было вполне объяснимо, ведь и успех и поражение восставшим против системы предстояло делить поровну, не считаясь с рангом.
Ивана молча тронул за рукав один из офицеров, интеллигентного вида полноватый человек с забавными очками-велосипедом на крупном породистом носу, и знаком приказал следовать за ним.
Подошли к запертой двери. Открыли, раритетный для Ивана, а для остальных вполне обыденный, замок ключом, который выдал начальник состава, наверняка охотно и с глубочайшим почтением. Вошли и осветили помещение лампой. Вдоль одной стены – грубо сколоченные полки. На них ящики и мешки с продуктами. Вдоль другой – бочки, опять ящики, строительный инструмент. Классическая кладовка.
– Товарищ, ваша задача – аккуратненько вскрыть тару и укомплектовать эти мешки согласно моим указаниям, – вежливо изложил суть дела новоявленный завхоз, доставая из внутреннего кармана телогрейки огрызок карандаша и замусоленный блокнотик.
Иван заприметил на полке сподручный топорик и, не мешкая, стал выполнять просьбу-приказ очкарика.
Это была настоящая пещера Али-Бабы. Пещера сокровищ, за которую любой узник Гулага отдал бы мешки бриллиантов и ящики золотых слитков, если бы, конечно, обладал ими. Однозначно, это был рай лагерного гурмана. В мешках хранились ржаная мука, колотый сахар, различные крупы. В ящиках – тушёнка, солёное сало, чай, соль, сушёные овощи. Даже сгущёнка имелась в наличии! В бочках плотненько улеглась жирная сельдь. Обнаружилось несколько фляг с растительным маслом и, что порядком удивило Ивана, скромно стоящие в отдалённом углу шесть ящиков водки.
Кормили зеков! И кормили соответственно труду и климатическим условиям. Лживые россказни либералов в мутные перестроечные годы о стопятьсот миллионов загубленных голодом и пострелянных заключённых ГУЛАГа стоят столько же, сколько их никчёмная совесть. Много ли наработает зек-доходяга на таком ветру и морозе? Неделю – другую пошаркает по мёрзлой тундре и в отвал. «Так новых-то навезут!» – злорадно завизжит псевдоборец за общечеловеческие ценности. Во-первых, из Красноярска их ещё доставить надо при четырех-то месяцах навигации по Енисею. Порт Дунинка только-только в начале июня ото льда освобождается, а уже в начале октября снова закрывается для речного судоходства. Во-вторых, за повышенную смертность могут не только поста лишить, а и ватник лагерный выдать поносить. Люди – ведь это тоже ресурс, а за нецелевое использование государственного ресурса или его бестолковую растрату могут и спросить со всей партийной строгостью. И, в-третьих, сроки. Поставлены жёсткие сроки сдачи в эксплуатацию этой северной железной дороги. Для строительства Норильского комбината крайне необходимы различные стройматериалы, поэтому поначалу об экономии материальных средств никто особо и не думал. Наоборот, некоторые товарищи допускали вопиющую небрежность в их использовании. Ну да такие «товарищи» моментально становились «гражданами». Чего там далеко ходить, читаем выписку из Приказа по Норильскому строительству и исправительно-трудовому лагерю НКВД  СССР №78 от 10 февраля 1938 года, любезно рассекреченному КГБ в период гласности и перестройки: «выявлены перерасход на несколько миллионов рублей государственных средств; завоз явно непригодного и неоднотипного верхнего строения железнодорожного пути; отклонение от проектов в строительстве искусственных сооружений; укладка пути в зимний период, нерациональное использование рабочей силы; подбор кадров преимущественно из лиц, осужденных за контрреволюционную деятельность; и т.п. На основании вышеизложенного приказываю снять с работы начальника железнодорожного отделения Аппаровича Петра Флориановича… Материалы о вредительской деятельности на железнодорожном строительстве передать следственным органам для привлечения к уголовной ответственности…»
Может и правда Аппарович несколько шиканул за госчет? Водочка уж явно лишняя в таких условиях. Завоз её даже вредительством попахивает. Пить сорокоградусную «для сугрева» Иван даже врагу заклятому не посоветовал бы. Нет, она, конечно, сосудики расширит резво, поэтому возникнет ощущение тепла и комфорта. Зато и потери внутренней энергии в окружающее пространство увеличатся в разы. К тому же, эффект эйфории закончится довольно быстро, а вот обморожение можно и проморгать. Применение этого зелья оправдано лишь в одном случае – это когда нужно согреть замерзшего члена экспедиции перед тем, как уложить его в уютный спальник. Вот тогда пятьдесят граммов теплой водки ему однозначно пойдут на пользу. Ну, ещё бывают экстренные ситуации, типа полынью незамёрзшую проморгал. При таком форс-мажоре «укради да выпей». Вот только сомнения брали Ивана в том, что водка доставалась заключенным. Скорее всего, её не в меру употребляла охрана лагерной командировки, скрашивая себе серые будни длинной полярной ночи.
Но, отвечающий за хозяйственное обеспечение группы заговорщиков, не заинтересовался стратегическим запасом спиртного, а невозмутимо сделав соответствующие записи, разъяснил Ивану его работу. Была она проста и необременительна для сытого человека. Очкарик говорил, сколько и чего кидать в тот или иной заплечный мешок, что Иван и выполнял в полном соответствии с приказом. Правда, когда очередь дошла до сала, выдержка покинула изголодавшегося неозека и он, топориком отхватив приличный кусок, сунул его в рот и принялся энергично жевать. Завхоз снисходительно отнесся к такому наглому воровству вверенного ему имущества и даже сам в нём посильно поучаствовал, что впрочем никак не сказалось на скорости выполнения поставленной перед ними задачи. Общее принятие пищи проявило свою сакральность и отношения между начальником и подчиненным заметно потеплели. Выразилось это в том, что завхоз равнодушно проигнорировал присвоение Иваном пары коробков спичек и иных незначительных мелочей. А вот попытку сформировать свой полноценный походный мешок пресёк жестко и на корню.
– Отставить! Приоритетом является строгое выполнение приказа! – лицо ответственного офицера стало строгим, каменным. Трудно понять, за что ему впаяли лагерный срок, но уж точно не за разгильдяйство и мягкотелость. – Выполним поставленную задачу, тогда и отоваришься. Если командир разрешит. – Уже спокойнее добавил он.
Впрочем, управились они довольно быстро. Чего бы и не управиться – всего тринадцать мешков. Каждый около пятнадцати килограммов. В основном загрузили тушёнку, сахар, сало. Загрузили ворохом, не укладывая – каждый владелец рюкзака уложит груз по своему усмотрению.
Жилая часть вагона благоухала густым ароматом каши и тушёного мяса. Пятерка бойцов основательно подкреплялась перед предстоящим маршем. Другая отсыпалась на нарах. Солдат и зек устроены одинаково и руководствуются единым принципом: «солдат спит – служба идёт».
У стола сидел командир и, хотя перед ним стояла такая же обыкновенная алюминиевая миска, наполненная мешанкой, создавалось ощущение, что поедает он стерляжью уху из саксонского фарфора. Неторопливо, даже несколько вальяжно, офицер пережёвывал пищу, словно впереди предстоял не марш-бросок по заснеженной тундре, а вечерняя партия в преферанс. Хотя, возможно, у Командора были проблемы с зубами – вряд ли в приполярных лагерях имелись высококлассные протезисты. Более вероятно, такого слова здесь отродясь не слыхивали.
Завхоз подошел к командиру. Доложился. Тот кивнул и молча продолжил свою трапезу. Иван перетаскал мешки из кладовки и был благодарен очкастому, что оный подрядил в помощь машинистов. Иван бы и один справился, но ничем так от души не делишься, как работой. Расставив мешки в ряд, вопросительно взглянул на завхоза. Получив утвердительный кивок, рванул в манящие закрома.
«Так. Теперь главное не суетиться и ничего не упустить. Если ты и решил с этими орлами свалить с зоны, то всё равно рассчитывать должен только сам на себя. Так будет надежнее для тебя и полезнее для отряда. Это не поход выходного дня в пригородный лесочек. Это Заполярье. Малейшая ошибка в подготовке может стать роковой».
Первым делом Иван соорудил самопальный рюкзак. Делается это элементарно. Сыпанул крупы на дно простого льняного мешка и завязал на его уголках узлы кожаным ремешком, присмотренным заранее. Крупа, попавшая в углы, не даст соскочить узлам с мешка при любой нагрузке.
«Так. Это дело сделано. Теперь продукты. Вспоминай, чему тебя давным-давно учили на курсах инструкторов туризма. Данный побег точно можно приравнять к зимнему походу в жестких климатических условиях. Какое там рекомендуется соотношение белков, жиров и углеводов? Вроде бы один-три-пять? Что у нас тут из белков? Мясные консервы «Говядина тушёная». А, пожалуй, и всё. Как говорится, ассортимент местной забегаловки крайне ограничен. Хотя благодарствуйте Наркомторгу и за это. Спасибо, что в производстве данного продукта использует только чистую говядину, выдержанную сорок восемь часов после убоя. Честно блюдёт высокие дореволюционные стандарты, заложенные ещё при царе-батюшке.
Далее жиры. Здесь всё просто и однозначно. Свиное солёное сало. Куда уж жирнее. И что самое главное, в ста граммах этой вкусняшки более восьмисот килокалорий энергии. А уж она-то в походе сжигается… Берём, несомненно берём. Шкурку быстренько срубим топориком – тащить лишнюю тяжесть нет никакого желания, не верблюд всё-таки. А завернем мы шпик в куски марли, щедро переложив лавровым листом. Весит он как пушинка, а вещь нужная.
Из углеводов, несомненно, сахар. На единицу веса он лидер по объему углеводов среди представленных продуктов питания. И что самое важное в походе, легкоусвояемых. Да и калорий в нём немерено. Больших калорий. Чудный сахарок, колотый, нерафинированный, с естественным жёлтоватым оттенком. Мне такой в раннем детстве еще довелось попробовать.
Сгущёнка! Это, воистину, чудный продукт. Вот только тяжеловат, но брать надо. Там и углеводы, и жиры, и микроэлементы. Влага дает излишний вес, зато на переходе иногда её в ином виде и не получишь.
Теперь – соль. Куда ж без неё родимой. Теряет организм соль в переходах, а восполнить то и нечем. И самое главное – она непревзойденный консервант. В мешок её.
Макароны не берем. Не унести мне столько… Вот сухари, пожалуй, надо положить – невелика тяжесть. Да и как без хлеба-то жить…
Сушёные овощи, конечно, сверху. Легкие они. И были бы бестолковыми, если бы не являлись единственным носителем витамина С в данной кладовочке. А без этого витаминчика цинга быстро примется разрушать организм в белой замерзшей стране с полным отсутствием даже намека на апельсины и иную живительную зелень. Эх, много я отдал бы сейчас за пачку мультивитаминного комплекса. Где ты, цивилизация? Ау!»
Иван уже давно скинул телогрейку, ибо боялся взопреть от столь спешной и ответственной укладки снаряжения. Он понимал – упусти какую-либо мелочь и её уже не поправишь. Просто не будет такой возможности. Нет продмагов в тундре. Не понастроили, понимаешь.
«Так. Перейдём к промтоварному отделу. В наличии имеется теплое нижние бельё… спасибо завхозу – не всё своим орлам забрал. Берём пару комплектов… не ошибиться бы размером… А спички мы плотно завернём в промасленную бумагу... Вау! Стеариновые свечи! Вещь, безусловно, нужная, вёдь ни фонариком, ни сухим спиртом здесь не разживёшься… Бухточка тонкой, но прочной конопляной верёвки… Топорик сверху приспособить. Такую вещь лучше под рукой держать… Унесу ли я столько? Вроде подъёмный…»
– Эй, товарищ! Ты что, весь склад решил в мешок затарить? – в проёме двери обозначился рослый боец при полном зимнем обмундировании.
– Не… Весь не буду. Исключительно половину, – недовольно пробурчал Иван, с великим сожалением прерывая лихорадочный процесс разграбления сокровищницы.
В тёплом помещении довольный мародёр узрел сюрреалистическую картину: циничное спаивание начальника состава. Держа в руках краюху хлеба, щедро покрытую толстым слоем тушёнки, начальник употреблял сорокоградусную. Наверное, впервые в жизни делал он это не по своей воле и, поэтому, шла водочка в глотку тоскливо, колом шла. Осилив половину алюминиевой кружки, бедолага поперхнулся и закашлялся. Зажевал кусок бутерброда и жалобно посмотрел по сторонам. Ответом ему был непреклонный взгляд стоящего рядом громилы. «Надо, дядя, надо». Дядя с тяжким вздохом приступил ко второй порции, а потом долго занюхивал спиртное рукавом телогрейки.
«Ну чего ты расстрадался, притворщик. И с альдегидами, и с сивушными маслами, и с эфирами при товарище Сталине борются не менее жёстко, чем с гидрой контрреволюции. Ты, дорогой мой товарищ, андроповскую беленькую не пивал. Вот это гадость. А тут благородный напиток из первосортного пшеничного зерна. Да уж, не ценит здешний народ своего счастья. И чего начальник так погрустнел? Может его после третьей на расстрел поведут?»
– Достаточно, – прозвучал голос командира, так и оставшегося в потёртой фуфайке. – Филиппов! Начальника – в общий вагон. Заключенным – отгрузить два ящика водки и два ящика тушёнки. В женский вагон тоже пару ящиков консервов доставьте. Выполнять!
«Вот это класс! Это самый оригинальный вид диверсии! Выкачав всю необходимую информацию, командир диверсантов тупо напоил отработанный материал. Ну не убивать же начальничка, в самом-то деле? Тут таких свидетелей больше сотни душ наберётся. А так, начсостава теперь отойдет от опьянения не раньше, чем через десяток часов. Зеки тоже возрадуются и употребят свою дозу. Ни о каком передвижении на зимней стуже в таком состоянии и мыслей ни у кого не возникнет. А группа беглецов за это время не один десяток километров по тундре отмахает. Конгениальное решение всех тактических проблем придумал товарищ гроссмейстер. Отличный ход конем!
Вот только повторит эту забаву какой-то немецкий военачальник в далекие, да нет, теперь для меня в скорые, сороковые-кровавые. Покидая железнодорожный узел моего провинциального городка, оставит он трофеем парочку цистерн пищевого спирта. Простодушные солдатики радостно обмоют победу и многие заснут навсегда, а редкие счастливцы серьёзное отравление получат – разбодяжат немчики спирт отравой. Перейдет станция по новой в фашистские руки. Вот так фарс превратится в трагедию».
Ивану опять пришлось поучаствовать в грузоперевозках в качестве тягловой силы. В конце концов, доставили ящики и пьяненького начальника по назначению. Иван не переживал за его судьбу – никто прораба узкоколейки в вагоне даже пальцем не тронет. Да и охранников тоже, так как каждый каторжанин четко понимает, что через определённое время окажется тет-а-тет с дотошным следователем-дознавателем в неуютном служебном кабинете. И там, охотно и без принуждения, расскажет всё, как было, не утаивая ни одной детали, ибо при таком количестве свидетелей любая ложь в лишние пять лет заключения выльется влёгкую.
В штабном вагоне шли последние приготовления к побегу. Участники предстоящего маршрута по тылам недавно горячо любимой Родины, а теперь уже вероятного противника, в крайний раз подгоняли вещевые мешки и одежду. Пользуясь суетой, Иван, не стесняясь, подобрал парочку теплых портянок и запасные валенки. Ну и ёще по мелочам прибарахлился. Навернул от души миску ароматной питательной каши. Чайку вдоволь напился из чьей-то кружки, когда ёще придётся, кто ведает? Наконец бойцы завершили все приготовления к столь серьёзному переходу. Присели на дорожку, по старому русскому обычаю, имеющему сугубо прикладное значение – собраться с мыслями, вспомнить всё ли взято, всё ли сделано. Помолчали.
– Ну ладно, друзья. С Богом, – мягко, как-то не по уставу, вымолвил Командор. Но потом продолжил уже стальным голосом: – Филиппов! Ваша пятерка первая. В центре – машинисты.
«Понятно, почему рюкзаков тринадцать, – до Ивана стала доходить и эта рокировочка командира. – Машинистов он забирает с собой, назад состав вести будет некому. И насколько он застрянет среди столь «симпатичного» ландшафта? Как скоро его занесёт снегом по самые крыши вагонов? Нет, здесь оставаться явно не айс. Пожалуй, самое время проситься на борт уходящего судна».
– Товарищ командир, разрешите обратиться?
– Слушаю вас. Только коротко.
– Разрешите идти с вами. Я экипирован. Здоров. Разбираюсь в технике сложных переходов…
– В каких войсках служили? – перебил его офицер.
«Чего отвечать-то военному? Ляпни я сейчас «Псковская десантно-штурмовая дивизия, спортрота», посмотрит как на сумасшедшего. А начни выдумывать – уличит во лжи уже на втором слове. Я ж ни ухом, ни рылом: что тут, где тут и кто тут…»
Пока эти мысли лихорадочно толпились в черепной коробке Ивана, офицер по своему расценил паузу и вынес приговор:
– Нет. Взять не могу, – повернулся и пошёл за своим отрядом.
«Бежать следом и умолять не бросать малыша в таком нехорошем месте с такими плохими дядями? Никакого нет смысла в подобных унижениях, да и гонор не позволяет. Тем паче, прикрывать спину командира встал на тропу такой жилистый громила, что и близко подойти к опекаемому не позволит. Ишь как глазищами зыркает. Аки волк полярный, одно только, клыки не скалит».
– Эх, так вот ты какая машинка губозакаточная! – процедил Иван вслед уходящим в снежную круговерть беглецам. – Скатертью, вам, хлопцы, дорога.



Глава 3

Хлопоты


                Путешествие в тысячу миль начинается с одного шага.
                Китайская мудрость

«Что ж делать-то мне теперь? Как жизнь горемычную обустраивать в этом суровом негостеприимном прошлом?» – невесёлые вопросы вставали в полный рост пред невольным путешественником во времени. Было от чего впасть в уныние. – На пересмотр моего дела надеяться не приходится – благо историю сталинских репрессий я знаю неплохо. К тому же, политическим заключенным сокращение срока в Норлаге не полагалось. А ведь впереди война. Условия содержания, по понятным причинам, резко ухудшатся. Нормы выработки, наоборот, возрастут. «Всё для фронта, всё для победы». И ведь не поспоришь! Даже если я и дотяну до окончания срока, на выходе добавят ещё пятёрочку – надо ж кому-то никель добывать. Или на поселение определят, что невелика разница. Допустим, мне даже паспорт выдадут и что? Куда дёрнешься, если в нём красуется отметка ограничения места жительства размерами с город Норильск? Лишь в далёком пятьдесят третьем светит амнистия. Эх, жизнь - индейка, судьба - копейка…»
Может и смирился бы Иван со своим положением, но одно дело – возводить гигант индустрии для страны, своего народа, и совсем другое – вкалывать заключенным на строительстве комбината, который, в свое время, будет принадлежать человеку, тратящему прибыль на приобретение иностранных спортивных команд. А чинуши предстоящей контрреволюции наварят баснословные барыши с этой, возведенной такими потом и кровью, экономической мощи, да по забугорным банкам распихают. Дойдёт до того, что собачек своих на личных лайнерах по разным выставкам в турне отправлять удумают. Нет, четкое знание такого будущего никак не позволяло Ивану принять как непреклонную данность подобную жизненную перспективу.
Но и рвануть в одиночку покорять столь суровые неведомые земли наш горемыка был не готов. Слишком хорошо он знал географию своей страны с её немыслимыми расстояниями, представлял, что такое поход по тундре в данное время года. Без палатки, саней, компаса, карты… Безнадёга полная. А ещё Иван понимал, что искать беглеца будут профи с большим стажем подобных мероприятий. Одна ошибка и «здравствуй уютный барак и жидкая похлёбка». Это если доведут до барака. А то могут и полениться.
«Ладно, для начала пойду хоть вагон открою. Конечно, зеки поутру выход топорами прорубят, но тогда и мне в табло прилетит за нерасторопность. А так, может ещё кого на побег подобью. Хотя стрёмно это – чужак кинет не задумываясь», – Иван и не заметил, как перешёл на полублатной жаргон, стал вживаться в новую реальность.
Что поделаешь, обстановка во многом определяет поведение человека и его сленг. Одно дело, когда ты в компании небритых мужиков, весь в масле и грязи под машиной с разбитой подвеской ковыряешься, и совсем иное, если по музейной галерее с утончённой интеллектуалочкой дефилируешь.
«Бог ты мой! Ведь паровоз-то на воде работает! Не думаю, что машинистам предоставили возможность слить её из системы. А замёрзнет вода – лопнет котёл. И тогда придётся шлёпать пешком по морозу, даже если машинисты и вернуться. Неприятно это и здоровью никак не на пользу, чай не май месяц, а буржуйку под мышкой не унесёшь. В довесок к подобным мелким неприятностям неотвратимое дознание может и сознательную диверсию пришить. С настоящих диверсантов когда спросишь. Их ещё поймать надо. А тут, пожалуйста, готовый козёл отпущения. И к гадалке не ходи, на меня всё свалят, как на того пресловутого таракана» .
Иван, что есть духу, потрусил к паровозу, даже мешок забыл впопыхах с плеч сбросить. А вот перед железной лесенкой догадался, снял и закинул за колесо локомотива.
Споро забрался в будку машиниста – тесное тёмное пространство размерами два на два метра. Ринулся к топке. После нескольких неудачных попыток сумел всё-таки открыть дверцу. К счастью, под слоем остывшего шлака ещё подмигивали огоньки догорающего угля. Успел! Иван зажёг спичку и огляделся. Нашел сигнальный керосиновый фонарь и уже более тщательно обследовал помещение. Отыскал ящик с углём, прикрытый старой рваной телогрейкой, похоже его и как лежанку использовали. Для растопки разломал на куски контейнер и уже вскорости паровозная топка загудела мощным пламенем окаменелой органики периода палеозоя.
– И кочегары мы, и плотники. И сожалений горьких нет… – самодовольно пропел Иван, с наслаждением ощущая могучий вал тепла.
Лежала у него в шкафу трудовая книжка с единственной записью: «принят на работу в должности кочегара». А дело было так. Напротив общаги, где в бытность студентом проживал будущий строитель узкоколейки, стояло административное здание какой-то конторы. Отапливалось оно отдельной кочегаркой. С рабочей силой в те далёкие времена дела обстояли диаметрально противоположенные, чем при нынешнем капитализме – не хватало силы этой. Вот начальник кочегарки и повадился зачислять в штат студентов. Чему последние были очень рады. Смены ночные, одна вахта через двое суток. Зарплата приличная – почти червонец за смену. Многие разово подменяли товарищей, когда стипендия нежданно заканчивалась после очередного сабантуя. Правда, работу кочегара лёгкой не назовёшь. Трудовым был тот советский рубль, честно заработанным.
Иван помнил пыльное помещение, гудящие вентиляторы наддува. Будильник, который звенел через каждые два часа. В полусне закинутые в почти потухшую топку десяток лопат грязного угля. Мгновенное засыпание, лишь тело касалось твердой лежанки. И целый день пустая голова и ноющее тело. Какие уж тут знания? Единственное желание залезть в чистую мягкую кровать и спать, спать, спать…
Через несколько лет, когда молодым специалистом Иван устраивался на своё первое место работы, мать настояла завести новую трудовую книжку. Мол, непрестижно человеку с высшим образованием такую запись в трудовой иметь. Иван послушался и после окончания института получил новую, но ту первую книжку бережно хранил.
А вот симбиоз студентов и начальника кочегарки закончился очень конфузливо, можно даже сказать забавно. Случилось это суровой январской ночью. Очередной студентиус слегка не рассчитал свои силы и вступил на трудовую вахту сильно навеселе. Как случилось дальнейшая неприглядность, история умалчивает, но, вероятнее всего, на очередной звонок будильника, молодой кочегар прошептал «ещё одну минуточку…» Прошла минуточка. Другая. Несколько часов. Короче, вся система здания оказалась разморожена. Чугунные радиаторы не вынесли такого холодного отношения к себе и от гнева потрескались. Начальник кочегарки носился, как ошпаренный, вспоминая все нецензурные выражения, которые слышал в своей немалой жизни. Директор прикидывал убытки и в душе радовался, что товарищ Берия уже давно покоится с миром и не сверкнёт своим холодным пенсне. Апофеозом случившегося стала визжащая главный бухгалтер организации, у которой замёрзли все рыбки в аквариуме. В итоге, со студентами безжалостно были порваны все отношения.
«Ладно, пора арестантиков на свободу выпускать. Здесь вроде всё нормалёк. Уголька я не так уж и много накидал – котёл не взорвётся. С приборами попробую потом разобраться. А может кто из зеков в паровозных делах понимает? Тогда я вообще со своих плеч этот неблагодарный груз сброшу. Да по-любому, пусть у начальника состава голова болит. Хотя она у него и так болеть будет – это ж сколько водки за один присест употребить! Стоп! А это что?..»
У стенки был прислонён лист оцинковки стандартных размеров два метра на метр. Для каких целей машинист сюда её приволок? Может для паровоза какой девайс планировал создать? А может для своего личного хозяйства заныкал дефицитный, хоть и несколько помятый товар? Однако Ивана это никоим образом не волновало – в его голове сверкнула молнией гениальная мысль: «Волокуши! Из листа жести можно сделать отличные волокуши! А вот с ними, пожалуй, я рискну и в одиночку. Будет тяжело и физически, и психологически, но это реально! На изготовление чудо-санок мне полчаса вполне достаточно. Зекам тепло и, должно быть, ещё весело. Подождут. Чай не дети малые, родителями бестолковыми без присмотра брошенные.»
В голове генерировался стройный план технологических действий по постройке средства грузовых перевозок.
«Итак, прорубаем четыре угловых просечки, благо у машинистов инструмент в наличии. Минутное дело. Теперь боковые бортики сантиметров по двадцать, не меньше. Иначе груз вываливаться будет да и снега начерпаешь. Аналогично мастерим задний борт. Передний загнём под углом двадцать-тридцать градусов. Больше не надо, иначе снег будет собираться валиком и тормозить движение. Пробиваем спереди пару дырок для тягловой верёвки. Чтобы лист не коробило, верёвку закрепим на вот этом бруске. Благо размер подходит. Всё? Пожалуй нет. Коробить будет дно повозки на неровностях. Да, и трение о снег великовато – упарюсь этакий груз тащить».
Но и данная проблема была успешно решена. Инструмент у машинистов был хорошо заточен, а материала хватало, потому работа спорилась. Из двух досок сделал подобие лыж и положил их под волокушу. Сверху гвоздям сшил с лыжами четыре поперечных дощечки. Получилась довольно жёсткая конструкция. Иван хоть и не вложился в определённый для постройки срок, но не жалел потраченного времени – эти лишние двадцать минут сэкономят ему многие часы и километры.
«И последнее… дырки по бортикам. Через них верёвками груз и закрепим, а то уронишь что ненароком, вовремя не углядишь – беда. Оставшуюся пару полутораметровых досок прихвачу с собой. Благо сухие, лёгкие. И ножовку тоже. Ну, вроде всё, готово транспортное средство! Пора и теплушку разблокировать. Да и котомку свою надобно забрать, глядишь, бумаги какие найдутся. Может узнаю кто, что…»
Стучать в вагон пришлось долго. Видимо, узники замка на колёсах поев и вкусив горячительного, «трезво» порешили, что утро вечера мудренее да и завалились на боковую, радуясь нежданному отгулу. Наконец дверь с характерным скрежетом отошла в сторону и Ивана быстро втащили вовнутрь. Нет, естественно, никто о нём таким образом заботу не проявил, просто старались сберечь те крохи тепла, что держались в вагоне. Но вот чего Иван никак не мог предвидеть, повели его прямиком к блатному сообществу.
«Вот я дурак-то! Гуманизмом по башке в юности со всего маху ударенный! Выбрались бы каторжане на воздух и без моей трогательной заботы. А бумаги… Ну что я в документах контрика вычитал бы необычного? Что мне инфа о его судьбе могла предоставить? Свободу и возможность очутиться от этого места как можно подальше? Нет, естественно. А вот проблемы я себе, пожалуй, уже заимел. Исключительно благодаря аномальному приступу неуместного благородства. Нет, к паровозу никто не попрётся и мои запасы не найдёт, но глаз на меня уже положили. Нехороший глаз».
Что до необычайности Ивана поразило, так это абсолютная трезвость вагонного пахана и его ближайшего окружения. Хоть на вора в законе этот представитель преступного мира и не тянул, но видимо, к этому стремился и очень старался заработать сей высокий статус. Вероятно, местный авторитет по кличке Соболь предвидел, что по пробуждении начальник состава начнёт ошалело метать икру и пытаться сделать всё мыслимое и немыслимое, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед вышестоящим начальством за позорную сдачу состава. Поэтому блатные хотели успеть реализовать открывшиеся возможности, пока руководство находится в тяжёлом алкогольном забытье.
«Похоже над нашим эшелоном развернулось черное уголовное знамя», – совсем уж невесело констатировал ситуацию прибывший спасатель затворников.
– Мужик, почему так долго? Базарь. Да только дуру не гони.
– Ну, дык, как отпустили... С ними не поспоришь, стволом в спину тыкали…
Иван понимал, что не могли блатные точно знать, когда ушла группа – завывание ветра и расстояния заглушили звуки, способные дать эту информацию. Он не стал нарываться на неприятности и вынуждать пахана клещами тащить из себя каждое слово. Тем более, вопросы последнего предугадывались на раз. Спокойно, но без занудства, Иван вкратце обрисовал произошедшее – скорые сборы, краткие проводы. Разумеется, опустив то, что посторонним знать было ни к чему. Совсем уж дурачком не прикидывался, но и интеллектом не сверкал без надобности. С простака и спрос меньше, уточнят детали да и отпустят с миром. Но сегодня всё шло против планов Ивана.
– Ну веди, пацанчик. Покажешь что, где… – обронил Соболь, услышав всё, что хотел.
«Да что б вам водка палёная всегда попадалась, а из закуси только солёные ёжики!» – в сердцах мысленно возопил Иван, но спорить не стал, не видя в этом никакого смысла. Подхватил свою куцую котомку и снова шагнул в неприглядную зимнюю ночь.
В штабной теплушке ничего не изменилось, только поостыла заметно. Урки шустро и бесшумно, как крысы, обследовали кладовку и всё помещение. Собрались около буржуйки. Накатили по сто граммов водки. Чавкая и сплёвывая на пол, закусили тушёнкой и сухарями. Погоготали над начальником состава, который вместо тёплого штаба, вынужден валяться на грязных и холодных нарах. Один из блатных хотел разлить ещё по стаканам, но пахан его обрезал:
– Ша! Кто со мной в рывок – харе кирять. Прибарахлимся малёхо и рвём когти.
«Всё понятно. Эффект толпы. Политические сдёрнули и у этих загорелось. Может тоже почувствовали шанс, тот, единственный, неповторимый. А может хотят авторитет в лагере поднять. Прошвырнутся по стоянкам вдоль дороги, куражась над вольнонаёмными. Это ведь не рельсы класть на мерзлую тундру. Возможно, даже выйдут на берег Енисея и там покуролесят, оставляя после себя слёзы и кровь. Вот после подобных подвигов аборигены здешних мест и стали активно сдавать всех беглых каторжников орлам НКВД, не разбираясь ни в статьях, ни в политических окрасках. И эти в свой срок попадутся. Может кого и шлёпнет задубевший и озверевший в засаде вохровский заслон. Остальных отконвоируют в Дудинку, а в тюрьме они, как братец Кролик в терновом кусту».
– За контриками на лагпункт  «Амбарная» рванём? Вёрст десять, не боле. Ясен пень, туда шуранули политические. Там есть чем поживиться. Всё добро они не унесут. А вертухаев эти орёлики точняк уделают, зуб даю, – затараторил какой-то весь дёрганый уголовник.
– Что, Суета, попрёшь на топоры? Там после шухера все на ушах стоять будут. И тебя, красавчика, поджидать, – заржал широкоплечий детина, закидывая в рот большой и жирный кусок селёдки. Сплюнул на пол попавшуюся косточку, сверкнув жёлтой фиксой, и начал сворачивать толстую самокрутку грязными пальцами.
– По железке ломанём обратно до соседнего поста. Там санки, харч… Может ненец с оленями. Еще парочку постов, и к Енисею, – спокойно обрисовал свою задумку Соболь.
«Да я часом телепатом не стал в довесок ко всему? – заволновался Иван. – Не, это уже бред голимый! Просто, что ещё могла удумать подобная гоп-компания. Их примитивная идеология ясна и понятна: «украл – выпил – в тюрьму». А вот Командор умён. Разъезд он возьмет сходу. Ночь, внезапность, камуфляж. Его команду примут за вохровцев, конвоирующих группу заключённых. Дальше уже – дело техники. Трофеи диверсантам достанутся знатные: продукты, оружие, зимнее обмундирование. А главное, олени и сани, что вольнонаёмные используют для подвоза шпал и иных грузов на строительстве насыпи. Час-два для волкодавов Командора хватит на всё про всё, и вот уже отряд вырывается на оперативный простор. С такой снарягой сплоченная команда уйдёт ой как далеко, пока карательная машина наберёт обороты и грамотно организует погоню. А дальше уже, как фишка ляжет. Может и оторвутся беглецы… Теперь мне понятно, почему завхоз по минимуму питание брал…»
– Мужик. Поможешь жеванину в сидор покласть, – разрушил аналитику Ивана широкоплечий бандюган, вкручивая окурок в жестяную банку-пепельницу.
– И с нами погребёшь, – твердо процедил Соболь. – А то слышал больно много. Иначе…
– Дык, у меня и мешка-то путного нет, – автоматом ушёл от ответа на оба предложения-приказа Иван. Знал он, как эта публика умеет ловить на слове.
– Да хапай любой, на который глаз ляжет. Я ныне щедрый, – ухмыльнулся атаман шайки.
«Нет, ну что за денёк? С кем хотел идти – отфутболили позорно, как мухомора на тропе грибника, а вот кого и видеть рядом с собой не хочу, силой в попутчики рекрутируют. Отправиться с такими в побег жаждет только лох наивный, непуганый. Блатарям ведь ишачок выносливый нужен, провиант нести. А в определённый момент оставят в чистом поле без куска хлеба в кармане. И это в лучшем случае. Могут в качестве «коровы» и дальше тащить, пока изнуряемые голодом не дойдут до стадии каннибализма. История знает немало подобных случаев. Нет, с такими товарищами мне явно не по пути. Полярный волк им в товарищи».
Иван не стал разрушать своё амплуа недалёкого в развитии индивидуума и долго, бестолково сооружал себе заплечный мешок из подручных средств, полностью саботировав приказ блатного с жёлтой фиксой о помощи. Тот, наконец, не выдержал и замысловато матюгнувшись сам метнулся на склад, справедливо полагая, что друганы всё лакомое экспроприируют в первую очередь, а остатки, отнюдь, не всегда сладки. Иван наконец-то справился с «непосильной» задачей и прикинул возможность побега.
«Нет. Нереально. Вон, Суета, хоть и копается в какой-то коробке, но зыркает на меня неласково и вполне себе регулярно. Порошок какой-то алчно лизнул… Плюётся, умора… Видать думал, что кокаин ему заботливо припасли. Вмазаться хотел, придурок. Ладно, его я, пожалуй, нейтрализую без шума и особых проблем, вот только сотоварищи последнего такого обращения с ним не поймут. А их вона сколько шумливо толкается, суя в свои торбы всё, что под руку попадётся. Ладно, посмотрю пока, что за порошок так Суете не понравился».
Иван наклонился и поднял брошенную уркой коробку. Понюхал порошок, прихватил несколько крупинок языком.
«Ну и кислятина! И горечи тоже в изобилии. Что же это за эликсир неведомый? Ну-ка, ну-ка…»
Подгоняемый догадкой, сыпанул щепотку на раскалённую поверхность буржуйки и тут же узнаваемо запахло ацетилсалициловой кислотой. Ивану не раз приходилось использовать её в виде флюса, когда ни канифоли, ни раствора серной кислоты поблизости не было, а залудить поверхность какой либо железяки никак не получалось. Вот тогда и приходилось тыкать паяльником в кругляш таблетки аспирина.
«Это противопростудные порошки! Помню, помню. Обладают жаропонижающим, болеутоляющим и противовоспалительным свойствами. Застал я ещё подобное зелье на излёте советской власти. Смешные пакетики. «Антигриппином» мы их кликали, хотя от гриппа они, естественно, не спасали. Но симптоматику снижали, спору нет. Вот повезло! И как их диверсанты не реквизировали? Может просто не заметили? Впрочем, им хватило всего с избытком».
Иван ловко сунул пакетики себе в карман. Туда же последовали бурые кристаллы марганцовки в пузырьке, запечатанном пробкой. Из остальных лекарств взять ничего не решился – слишком неведомыми оказались надписи на латинице. Лишь уважил своим вниманием маленькую стеклянную баночку с тщательно притёртой крышкой, предварительно вылив её содержимое.
Пошарив по куче вываленного с нар барахла, прихватил моток дратвы и шило. Там же отыскал бобину суровых ниток. Вещи нужные. Можно сказать, крайне важные не только в походе, но и в вагонных странствиях, ведь по такой железке поезд может и на неделю застрять посреди безжизненной тундры. Не мудрено, что в штабном вагоне были необходимые запасы всякой ширпотребовской мелочёвки.
Но больше всего порадовала Ивана парочка тщательно свёрнутых оленьих шкур, найденных под нарами. Ценность, для беглеца, решившего потягаться с зимней тундрой, эта находка представляла неимоверную. Натуральный мех – наилучшая защита от холода. Это обусловлено тем, что внутри каждого волоска оленьей шерсти имеется воздушная полость. Волоски эти расположены на шкуре очень плотно и являются идеальной теплоизоляцией. По крайней мере, природного меха с более высокими теплосберегающими свойствами навряд ли возможно встретить в нашей природе. Не зря аборигены Севера шьют из него одежду, используют в качестве одеял, покрывают им стены своих юрт.
«Хорошую сделку с кем-то провернул начальник состава. Пожалуй, выменял шкуры у местных оленеводов. Может водкой расплатился. Или мукой…» – оценил предприимчивость чиновника уже опытный мародёр.
– Молодчага, фраерок! Справную вещь надыбал, стало быть сам её и потащишь, – поощрил добытчика улыбающийся Соболь, покинувший многострадальную кладовку.
«Ага, всю жизнь мечтал бессловесным кули  у бандюганов подрабатывать, – мрачно усмехнулся про себя Иван. – Не, дядя, у меня несколько иные планы на ближайшее будущее и про «горбатиться на шайку уголовников» в них нет ни единой графы».
Когда, довольные щедрой добычей, урки решили почаёвничать, дошла очередь и до Ивана загрузиться провиантом. Этот процесс был им уже просчитан и отработан, соответственно, много времени не занял. Его лишь смутили некое дежавю да дикий беспорядок, который оставили после себя зеки на когда-то довольно приличном складе.
Придерживаясь пропорций, загрузил новый мешок, добавив в походный список бутылку водки. Хотел и масла льняного прихватить в дорогу, хотя бы пол-литра, но здраво рассудил: «Не жадничай. Пустая стеклянная бутылка имеет массу порядка четыреста граммов. Масло – продукт крайне полезный, но бестолковую стекляшку на своем горбу тащить не один день предстоит. Вон, те же британцы, Бен Сандерс и Тарка Л'Эрпиньер перед своим знаменитым лыжным походом к Южному полюсу каждый грамм считали, бирки на одежде поотрывали, а Бен даже отломил половину ручки у зубной щетки. Ещё бы, ребята бывалые. Хотя цивилизацией всё ж балованные. Я бы вообще на их месте излишние средства гигиены дома оставил, ну не с белой же медведицей целоваться взасос гламурные бритты планировали?
А вот эту симпатичную бочку с солёной сельдью обходить вниманием явно не стоит. Тяжела селёдка, спору нет. Без наличия волокуши я её точно не взял бы. А при таком транспортном средстве, почему бы и нет? Больно рыбка знатная. Жирная, калорийная, насыщена минералами и микроэлементами, так необходимыми организму в столь тяжёлом походе. И ещё в ней кладезь витаминов и мощный антиоксидант  селен, который улучшает кровь. А вес мы оптимизируем. Берём лишь филей! Головы, хвосты, хребты таскать по тундре дурней нет. Ого! Да она и с икрой! Ещё не додумались поставщики тушки потрошить и икорку баночками продавать восторженному потребителю. Ничего, ушлые потомки мигом сообразят, как снять навар по полной программе. Последнюю икринку из самой захудалой мойвочки выдавят, барыги беспринципные».
Сложив деликатес в отдельную торбешку , Иван с трудом вытащил мешки в общее помещение.
Урки уже собрались и сидели серьёзные, молчаливые. Иван понимал, одно дело в пылу куража на словах принять столь отчаянное решение и совсем иное – шагнуть из тепла вагона в стылую тундру.
«Так, четверо, вроде, передумали – сидят отдельно, мешки полностью не уложены. Остальные смотрят на них мрачновато, нехорошо так смотрят. Вы бы ещё подрались, камрады . Нет? А жаль, я бы с радостью покинул вас по-английски, не попрощавшись».
Зафыркал на буржуйке забавного вида медный чайник, от раритетного вида которого у любого антиквара эпохи победившего капитализма загорелись бы глаза алчным пламенем. Однако блатных не заинтересовали ни чайник, ни его содержимое. Оно и понятно, чай – не водка – много не выпьешь. Иван к спиртному не притрагивался, поэтому чайник с печки снял да и плеснул себе в кружечку. Не жмотничая, кинул туда пять кусочков сахарку, благо учёта никто не вёл. Даже про запас пустую водочную бутылку наполнил крепким чаем до самого горлышка, армейские алюминиевые фляжки, естественно, экспроприировали участники первого захвата.
Уголовники наконец-то переварили случившийся раскол в своей команде и, дабы не потерять лицо, начали бодро прощаться, сопровождая данное действо одним им ведомыми ужимками и шуточками. Стали по одному, с видимым сожалением, вываливаться из такого тёплого и уютного вагона. Иван, кряхтя и охая, долго возился со своим мешком, стараясь стать последним, слабым звеном этой лихой гопкампании. Но не прокатило, не претворился в жизнь его столь хитрозадуманный маневр.
– Завязывай шебаршиться! – грозно рявкнул главарь. – Мрак, последним похиляешь... следом за фраером. Зырь в оба!
Хмурый бычара с топором, пристроенном на поясе, молча кивнул и подтолкнул симулянта к выходу.
«Усё понял. Не дурак,» – Иван с глубоким разочарованием потащил свои котомки к двери. – Это что, выходит я сам себя обхитрить умудрился? Думал, загружусь провиантом и затеряюсь при торжественном отбытии общества благородных разбойников в дали дальние, неведомые, а вона оно как обернулось. От этого головореза так просто не скроешься. Эх, поведут меня, как бычка на убой».
Но вертлявая фортуна всё ж таки сжалилась над страдальцем и даже расстегнула верхнюю пуговичку своей фривольной блузки, намекая на возможность полной виктории. Случилось это банально и быстро. Не успел Иван огорчиться тому факту, что позади него будет тащиться крупный детина с пустыми глазами серийного убийцы, как того окликнул из приоткрытой двери один из оставшихся:
– Эй, Мрак, вы ж котелок забыли, – видать, дезертиров всё же мучила совесть. Или может они опасались, что пахан передумает, вернётся?
Уркаган со столь подходящей для его облика кликухой обернулся, а Иван мгновенно юркнул в пространство между вагонами. Подлез под сцепку и засеменил в голову поезда.
«Пока в такой темени до Мрака дойдет, что опекаемый дал дёру, пока он с Соболем перетрёт данный конфуз… Да и не будут они моим отловом заниматься, силы впустую тратить – до ближайшего поста километра три. Если захотят, то и там себе ослика заимеют. А вот мне поспешать надо».
Иван перетащил своё, нажитое непосильным трудом, имущество в тёмный проем туннеля. Непросто это было осуществить в потёмках, когда только свет далёких звёзд подсвечивал рельсы, упирающиеся в массив снежного заноса.
Трудяга прислушался, пригляделся – погони нет! Забрался в локомотив. Щедро загрузил топку углём. На верхней полке под потолком кабины нашел алюминиевый котелок и тормозок  машинистов с едой. Раззадоренный находкой рванулся через торцевую дверь в тендер  с углем и обнаружил там кусок грязного брезента, а в нём замерзшую заднюю часть оленя. Плюс две огромные заледенелые рыбины.
Иван всё моментально уразумел: бытовые торговые отношения со здешним коренным населением имели место быть. Скорее всего, осуществлялись они, минуя денежный эквивалент. Чистый натуральный обмен. Туземцы – меха и убиенную живность, пришлые – технические плоды цивилизации. И «огненную воду», естественно. В итоге – все довольны. Криминал, конечно. Ну да куда же без теневой экономики, даже при тотальной гегемонии пролетариата и принципов социалистической экономики. Во все времена крутились человечки в борьбе за выживаемость, обходя государственные институты торговли товарами и услугами. И в Советском Союзе за бутылку – другую можно было достать и сделать практически всё. Не афишируя, но и особо не таясь. Главное, без участия денежной массы. За спекуляцию и нетрудовые доходы соответствующие статьи полагались. И применялись рьяно. Хотя были  исключения и в этой области экономических взаимоотношений. К примеру, печники. Эти работали за денежку, не заморачиваясь никакими проблемами налогообложения. Ещё Иван помнил, что каждый год отец нанимал знакомого цыгана вспахать участок под посадку картофеля. Платил червонец. Все соответствующие госорганы знали сей секрет Полишинеля, но мер, в данных случаях, никаких не принимали. Труд честный, тяжёлый. Государственных конкурентов не ущемляет, ввиду полного их отсутствия в данном секторе производства и услуг. Да и куда работяга эти мятые рублики денет – не в оффшорные же зоны кипров вражеских. В родной сельмаг и отнесёт, советские товары закупит, укрепляя тем самым экономику страны. А если водочку выкушает после рабочего дня, то это тоже немалый вклад в госбюджет. Ну чутка налогов недоберет казна, так это мелкие мелочи. Экономия таких копеек потерей тысяч рублей обернётся. Это только либералы поначалу совок за бюрократию прессовали, а дорвались до власти, такое развели, что коммунякам и не снилось. За десять копеек недоплаты уведомления на сотни рублей высылали. Иван получал такие. Смеялся, плевался, тратил время, платил комиссионные в банке, но гасил ничтожную недоплату. А куда денешься, за утаённый грош бюрократическая машина сожрет и не подавится. Вот ежели сотни миллионов умыкнуть…
Распихав все свои сокровища по мешкам, мародер поневоле, пыхтя от натуги, стал спускать их на подветренную сторону состава. За раз всё забрать не получилось: жадность – это такая жаба. Самый страшный зверь для человечков. Понимал ведь, что пятилитровая керосиновая канистра, хоть и не совсем полная, вес имеет приличный, но как откажешься от столь необходимого? Даже полупустой мешок с паклей прихватил, благо, она практически невесомая.
«Ну я и затарился! Всё, последний мешок, хватит искушать судьбу. Если решился, то – вперёд!»
Иван спустился по лесенке на утрамбованный лютыми ветрами снег, но так и не смог сделать шаг в сторону тоннеля. Виной ли тому эйфория от успешного побега и удачных находок, или подсознательное желание отсрочить момент разрыва последних связей с цивилизацией и её представителями, но в его голове возникла рисковая мысль:
«Добегу-ка я до арестантов. Предупрежу про паровоз. А иначе получается, что я зря старался, уголёк в топку кидал. Пока начальник проспится – замёрзнет система. И зеки намучаются, и человек под плохую статью попадёт. Расстрел за такой ущерб социалистической собственности светит. Не хочу грех на душу брать».
Дело нехитрое. Добежал. Достучался. Втолковал дневальному в двух словах, что делать и как. Тот всё понял и обещал скоро прислать сменщика из понимающих в паровозных делах. Иван потрусил обратно, прикрывая лицо от порывов пронизывающего ветра. И тут фортуна вновь проявила свой изменчивый и капризный нрав. Загремела открывающаяся дверь и из женской теплушки вывались две пошатывающихся женщины и два дезертира-уголовника. Причём, последний с керосиновым фонарём, выволок за воротник ещё одну особу, которая, в отличие от своих подружек, видать не очень была рада такой компании.
«Всё понятно. Где море водки и горы жратвы, там рано или поздно появятся и бабы. Над составом реет дерзкое знамя анархии, ухмыляясь безглазым черепом. В соответствии с девизом беспредельщины «Анархия – мать порядка, хаос – его отец!», до утра будут бесчинствовать уркаганы, пока не ухрюкаются в стельку. Теплушку бы не спалили, ироды. О чем я!? Мне в путь-дорогу давно пора, а не волонтёрством сопливым заниматься».
Иван уже хотел нырнуть под состав и обогнать загулявших с другой стороны, но, вспомнив жестокий поток воздуха с наветренной стороны и про уже образовавшиеся снежные намёты, решил просто идти следом. Первая тройка благополучно скрылась в теплом нутре штабного вагона, а вот последняя парочка подзадержалась. Кавалер-то как раз спешил к сотоварищам, а вот его спутница всячески упиралась и, похоже, понимала, что за тепло и пищу тутошние упыри потребуют несоразмерную оплату. Кажется, она даже умудрилась укусить настойчивого ухажёра, судя по тому, как он взвыл и отшвырнул в снег свою партнёршу, словно щенка. В тусклом свете лампы Иван увидел огромные, в пол-лица, умоляющие глаза молодой особы и блеснувшую заточку в руке бандита. Девчонка заметила замершего в тени вагона незадачливого беглеца и с отчаянием в голосе прохрипела: «Спасите!».
Понимал Иван, что в данном случае самым рациональным решением является быстрый нырок под вагон и ускоренное передвижение к уже заждавшейся его волокуше с таким обилием походных ништяков. Но вот тело выполнило совсем иной алгоритм действий. Он стремительно рванулся к уголовнику и оглушил его ударом по голове черенком от лопаты, которым предусмотрительно вооружился в кабине машиниста.
«Теперь всё. Выбора нет. Может блатной и выживет, но разборок не избежать».
Мозг был холоден и спокоен. Движения чёткие, выверенные. Иван нахлобучил уркагану на голову отлетевшую ушанку. Подхватил заточку, фонарь и, перешагнув через копошащуюся в снегу девушку, размеренно побежал к голове состава.



Глава 4

Старт


                Невидимой красной нитью соединены те,
                кому суждено встретиться, несмотря на время,
                место и обстоятельства.
                Нить может растянуться или спутаться,
                но никогда не порвётся.
                Китайская мудрость

«Итак, блатной минут через пять очнётся – шапка удар смягчила и отделается пострадавший лишь лёгким сотрясением мозга. Не более. Поднимет шухер. Это и ежу понятно. Куда кинется взъерошенная от такого нахальства кодла? Сначала в теплушку строителей-первопроходцев. Минут пятнадцать, а то и поболее, там будут происходить сумбурные, по причине алкогольного опьянения, тёрки. И скорее всего, будут они безрезультатными. Но даже если дневальный догадается, кто так лихо отоварил блатного и сольёт самозваного кочегара, то и при таком раскладе моя фора составит более получаса. Это очень неплохо. – Иван улыбнулся от такого благоприятного для себя сценария, но тут же помрачнел. – Девка! Если блатные рванут не к мужикам, а в женский вагон и нажмут на бригадиршу, то та живо сдаст так раненько вернувшуюся с гулянки деваху. Ну а последняя укажет, куда побежал её спаситель. Нет, не надо обольщаться, форы у тебя лишь пару десятков минут. И это при наилучшем варианте».
Прибыв в точку сбора, беглец живо уложил все мешки на волокушу и потащил свой нелёгкий груз к темнеющему входу в тоннель. Отраженный от снежного покрывала звездный свет, с одной стороны, был ему во благо, так как вполне сносно освещал путь, а с другой стороны, он столь же заботливо мог удружить и погоне.
«Перегрузился я пожалуй. Пожадничал. Если уже сейчас тащить поклажу невмочь, то что будет через пяток километров? – понимал Иван, кое-что из клади придется сбросить, но от одной только мысли, лишиться хоть чего-нибудь крайне необходимого для выживания, становилось не по себе. – Да не, вроде полегче волокуша побежала. Словно кто помогает, подталкивает. Да чтоб тебя!...»
Иван, обернувшись, узрел, что чудо-санки всё ж не самобеги – их подталкивает всё та же молодка, так некстати оказавшаяся у него на пути. Иван бросил верёвку и девчонка чуть не грохнулась на волокушу от столь резкой остановки. Взбешённый потерей драгоценных секунд, он подошел вплотную к незваной помощнице и рявкнул ей прямо в лицо:
– Дура! Живо назад! Сдохнешь здесь!
– Не вернусь. Я с тобой, – он скорее понял, чем услышал ответ сквозь завывание, вновь изменившего своё направление ветра.
– Кретинка! Я – в тундру! Ты это понимаешь!?
– Да.
«Время! Время течет сквозь пальцы, как водица ключевая. Нет его на уговоры и душеспасительные лекции для потенциальных суицидников».
Иван вырвал у девицы из рук черенок лопаты, которым та толкала волокушу и замахнулся на неё. Девица сделала пару шагов назад.
«Ну, то-то. Где она мою палицу-то взяла? А… вытащила из-под верёвки. Шустрая девка. Всё! Баба с возу, мужику спокойнее, – Иван снова впрягся в сани и рванул вдоль рельс к тоннелю. – Что?! Опять санки легче пошли! Ну что ты с ней поделаешь?!»
Девушка теперь уперлась в мешки руками и старательно выполняла функцию паровоза-толкача. Времени на вторую попытку устрашения не было, тревожным взглядом беглец уже отметил некое шевеление плотной массы в конце состава. Ветер дует в лицо, значит, и блатным глаза слепят колючие иглы мелкой снежной пыли. Но, даже с учётом хмельного состояния братвы, надо торопиться. Иван ускорился.
«Как удачно, что двери в тоннель открываются вовнутрь! А если бы налетевший снег разгребать пришлось? И думать не хочу… Так, живенько просачиваемся в норку. «Осторожно, двери закрываются»… Темень-то какая… Зажигаем лампу… Эта проныра уже здесь… Кто бы сомневался. Помогает, конечно, здорово. В одиночку давно выдохся бы с таким грузом… в таком темпе…»
В тоннеле ветра не было и в тишине отчетливо раздавалось пыхтение отчаянной девицы.
– Слышь, подруга, если что, я ведь тебя на себе не поволоку. Брошу в тундре не задумываясь. Или съем. А может сначала снасилую. А потом съем. Не решил пока.
Иван был в крайней растерянности от сложившейся ситуации.
«Вот что мне с ней делать? Связать и бросить здесь? Околеет ведь от холода. Взять с собой? Так зачем она мне сдалась? Продуктов и так в обрез. И, самое главное, я не знаю, как она себя поведёт в дороге? Кто она? За что срок получила? Собеседование ей что ли устроить, на предмет получения вакантного места в экспедиции в крайне сложных климатических условиях? Стоит, мымра укутанная, только глазищами сверкает. Да… засада, короче…»
– У меня разряд по лыжам. Медкурсы окончила. Значок Ворошиловского стрелка имею. Срок дали по 58 статье  – не блатная. Тебя не боюсь – ты даже гопнику шапку на голову надел, чтобы он не замёрз… И не волнуйся ты так, я не подведу.
«Да она мысли мои читает что ли? Хотя, если люди этой эпохи младше тебя почти на сотню лет, то это ещё не означает, что они менее сообразительны. Так что же делать-то? Как от неё избавиться?»
– Не, подруга, ни ружья, ни тира у меня для тебя нема. Лыж, кстати, тоже. Поэтому дойдём до второй двери, я тебе дам фонарь и распрощаемся. Не бойся, урки про тебя уже и забыли давно. Водки у них немерено. Да и баб целый вагон, найдутся сговорчивые. Так что, шмыг в свою теплушку и дрыхни себе безмятежно на нарах. А в тундре сгинешь. Усекла?
«Молчит, стервоза. Может передумала, забоялась? Хорошо бы».
Вторая «дверь» представляла собой пару дощатых щитов, подпертых бревном. Диверсанты отодвинули один из них и в проём уже намело порядочно снега. Иван остановился передохнуть и заодно более надёжно закрепить мешки на санях. Здесь смертельно опасно мелочами пренебрегать. Свалится что с повозки, не заметишь из-за воя непрекращающейся метели. А потом и не найдёшь, занесет снегом. Был Иван безумно рад своей предусмотрительности, что не пожалел времени и сил, наделал в бортиках удобных дырок. Сейчас же, уложив мешки и укутав их брезентом, он через эти отверстия веревкой плотно утянул свою поклажу, не оставляя ни малейшего шанса хоть чему-то покинуть вместительное ложе волокуши.
– Ну, прощевай, подруга, – Иван протянул бесформенной бесполой фигуре железнодорожный фонарь. – Вон, в углу шестик приличный стоит. Возьми с собой, спокойнее будет.
Закрыл глаза, постоял минуту, привыкая к темноте и, перекинув безжалостную лямку бурлака через плечо, потащил свой груз в тревожную неизвестность.
По вновь ослабшей веревке, понял – «хвостик» никуда не делся. Упорно тащится следом.
«Упрямая девка. Вот так бы ремнем и выпорол… Но смышленая. Фонарь затушила. Шест прихватила. Толкает ровно, без рывков. Может всё и к лучшему? Не стоит противиться судьбе? Эта серьёзная дама может и обидеться на чрезмерное упрямство».
Восточный ветер с пугающей настойчивостью кидал в лицо ледяную крошку, словно пытаясь соскоблить верхний слой кожи с лица путника. Не спасал даже самодельный шарф, который Иван смастерил ещё в штабном вагоне при подготовке к побегу. Какое-то время новоявленный беглец упрямо боролся со стихией, давая незваной попутчице время одуматься, повернуть обратно к составу. Путеводные рельсы не дадут затеряться в снежной завирухе, укажут путь пусть и к относительному, но все ж теплу.
«Всё. Хватит. Пора сворачивать, в Норильские рудники меня как-то не тянет. Ленив я, наверное. Нет во мне социалистической сознательности. Ну совсем не осталось. Да и кайло шахтерское ох какое тяжёлое. А вот дамочке пора определяться».
Иван взглянул на небо. Ситуация там изменилась не в лучшую сторону. Практически весь свод затянут облаками. Не углядеть ни единого созвездия. Но Ивана интересовала лишь конкретная парочка: Большая и Малая медведицы. А если ещё точнее, то путеводная Полярная звезда, самый верный маяк всех странников по неведомым морям и землям северного полушария. Но горе-путешественник особо не унывал. Первоочередная его задача была проста и сложна одновременно: ему было крайне необходимо переместиться в южном направлении как можно дальше от железной дороги. И возьмёт он курс на юго-восток или юго-запад, не всё ли равно. Надобно исчезнуть из зоны прямой видимости. На местности, ровной как стол, с укрытиями состоящих из древ, не растущих выше полуметра, это не такая уж и тривиальная задача. А если ещё учесть, что у потенциальных преследователей имеются в наличии бинокли…
«Сейчас всё решает Его Величество Случай. Повезёт ли мне на первом этапе? Сумею ли проскочить сквозь густые сети, что непременно закинут соответствующие службы Норильлага? Шутка ли, почти два десятка зеков совершили дерзкий рывок, смачно плюнув в лицо системе. До Москвы инфа дойдет довольно скоро, такое не утаишь. А соответствующая не замедлит вернуться обратно. И от неё здесь всё начальство кипятком писать будет и пламя изрыгать, подобно пресловутым драконам».
Выбрав подходящий участок, Иван покинул полотно железки, стараясь оставить как можно менее заметный след. В солнечный день опытный человек его, естественно, углядел бы без великого напряга, а в полярную ночь были шансы, что скроет позёмка царапины от полозьев волокуши. Забьёт снежной крошкой предательский след.
Да и не было у Ивана иного варианта. Как ни старайся, а по воздуху санки не переместишь. Зато была оправданная надежда, что азартные поиски сосредоточат западнее и восточнее. Там, куда ринулись диверсанты и блатные. И те и другие, думалось Ивану, шороху наведут немалого. Следы за собой оставят чёткие, возможно, что и кровавые. Скоро ли гулаговские опера поймут, что ни в одной из организованных групп нет ни молодой девчушки, ни её ровесника паренька? Оставшиеся в составе уголовники подтвердят, что Иван ушел с шайкой Соболя. А вот куда делась девушка, версий немало нарисуется. Навряд ли напавший на неё урка своими «подвигами» хвастать удумает. Конечно, может и сопоставят отдельные факты сметливые сыскари. Синтезируют вариант существования третьей группы беглецов, ведь  лаптем щи хлебать в энкавэдэшной конторе не приучены. Но сколько суток к тому времени пройдет? Золотых для беглецов суток.
«Эх, хорошо, что ночь нас укроет от враждебных глаз! Как писал в своей книге самый дерзкий беглец из Советского Союза Станислав Курилов: «Ночь – время беглецов. Ночью совершаются побеги из тюрем». Ну положим, с ночкой мне подвезло. Ещё с неделю будет длиться, – мысленно усмехнулся беглец. – Славику было значительно сложнее. Пришлось с кормы туристического парохода в пенный бурун от винтов ласточкой сигать. С бортов прыгать было никак невозможно, мешали цистерны пассивного успокоения качки. Да ладно бы просто прыгнул, бедолага умудрился почти сто километров проплыть по океанским водам, полным смертельных опасностей. Более двух суток он барахтался в солёной воде, ориентируясь ночью по звёздам, а днём поджариваясь на тропическом солнышке. Даже учитывая его способности к плаванию с раннего детства и многолетние занятия йогой, данный заплыв имел крайне малые шансы на успешный финиш. Но не утонул красавчик, избежал зубастых акул и ядовитых медуз. Добрался-таки до Филлипин, вырвался из советской тоталитарной системы».
Иван частенько задумывался над данной дилеммой. С одной стороны, любой человек имеет право на свободу передвижения, возможность повидать мир, найти своё счастье наконец. И с какой такой стати, некая группа людей, именующая себя государством, присвоила себе право держать человека на привязи яко домашнюю скотинку? Что за средневековье, право. Но ведь можно и с другой стороны на данную ситуацию взглянуть. Взять того же С.Курилова. Ученый-океанограф бесплатно получивший образование, в смысле за счет общества, всяко должен перед этим обществом определённые обязательства нести. К тому же имеющий статус невыездного, что автоматически подразумевает обладание некими державными секретами. Любое государство таких контролирует и попытки слинять, туда где пожирнее кормят, пресекает на корню. Можно конечно пустить всё на самотёк, но тогда не стоит удивляться если государство неожиданно захиреет. Закон концентрации применим не только к капиталу, но к интеллектуальному потенциалу тоже. Все успешные и богатые предпочтут переехать в теплые и обустроенные края, которые имеют негласный статус метрополий. Оно и понятно – там веками отстраивалась инфраструктура, оседали всевозможные ценности, что позволяет поддерживать высокий уровень жизни. А страны-аутсайдеры, будучи таковыми даже по вполне объективным причинам, превратятся в колонии, из которых будут выкачивать не только органо-минеральное сырьё, но также и сливки нации.
«Да, ночь – это хорошо, вот только идти в потёмках плохо. Ладно, направление движения держать буду с помощью ветра. Он должен всё время дуть в левый бок. Иных способов ориентирования я просто не вижу ни в прямом, ни в переносном смысле. Аборигены правда по примятой ветром травке умудряются стороны света определять. Но в какую сторону дул зефир во время первого осеннего снегопада мне неведомо, соответственно данный способ бесполезен».
Скорость передвижения, по вполне понятным причинам, была крайне невелика, поэтому Иван не боялся угодить в какую-либо коварную расщелину или наткнутся на внезапное препятствие. Во-первых, на данном участке тундра могла порадовать лишь наличием скромных карликовых берёзок, верхушки которых лишь изредка выглядывали из под тридцатисантиметрового снежного покрывала. Во-вторых, сквозь рваное одеяло облаков изредка проглядывала луна. Похудевшая, правда, до невозможности. Луна-доходяга. Хорошо, что в полярную ночь она частенько целыми сутками петли на небе нарезает, совсем не скрываясь за горизонтом. Отбывает, так сказать, вахту за ленивое солнышко, что ушло в зимнюю спячку. В-третьих, из-за дырявых туч хоть иногда, но проглядывают сполохи полярного сияния. Это только неосведомлённые люди считают, что данное чудо природы происходит исключительно в ясную морозную погоду. Однако, потоки высокоэнергетических частиц солнечного ветра постоянно «зажигают» атомы и молекулы воздуха на высотах от 150 до 400 километров. Им и дела нет, что происходит гораздо ниже, там где висят хмурые тучи. И хоть велика облачность в этих местах, но зато и снега в избытке. Чистого и, соответственно, ослепительно белого, с безупречной отражающей способностью. Не дотянулся ещё сюда Норильский комбинат своим смрадом и дымом. Не построены ещё те гигантские трубы, что извергнут на всё и вся тонны ядовитых окислов и гари. Вот первозданный снег и отражал практически весь небесный свет, не давая восторжествовать непроницаемой мгле. Радуясь такой сбалансированности плюсов и минусов в мироздании, Иван упрямо тащил волокушу, медленно, но верно увеличивая расстояние между своим маленьким отрядом и лагерным составом. Благо ветер был умеренный, даже слабый по здешним меркам и дул не в лицо.
«Сильно сбиться с курса я не смогу, так как хоть инстинктивно и отклоняюсь вправо, прячась от ветра, зато левая нога шаг короче делает. В итоге должны эти погрешности друг друга обнулить. Эх, сейчас бы GPS-навигатор! Да с картой подробнейшей! Задал оптимальный маршрут и шагай себе спокойненько. Изредка поглядывай, чтобы поправочки вовремя делать… Хотя, толку здесь от самого навороченного навигатора в здешнем времени ну никакого. Ноль. Полный ноль. Космос ещё девственен и ведать не ведает, что такое баллистическая ракета со спутником на борту. А без системы позиционирования навигатор лишь жалкая электронная игрушка, могущая, в лучшем случае, послужить лишь убогим фонариком. Хотя, в нём есть часы…
Кстати, как там моя попутчица? Не отстала случаем? Хотя, это событие я не пропущу, волокуша тормознет сразу – перегрузил я её для одной человеко-силы. А вот вдвоём тащить груз по насту терпимо. А со временем он ещё полегчает. Вот именно, полегчает! И довольно скоро, ведь два едока и съедают в два раза больше. Свалилась нахлебница на мою голову, точнее, на мою вкусную прелесть… Ладно, не жмоться. Давай-ка посчитаем пищевой ресурс.
Итак, прикинем грубо… В первом мешке продуктов около 25 килограммов. Во втором уже побольше будет. Брал с перегрузом, чтобы оправдать отставание от шайки и по-тихому слинять от столь заботливых попутчиков, имитируя ситуацию «корова отбилась от стада». Короче, во втором мешке 30 кг точно имеется… Плюс селёдка 5 кг. Северный домашний олень достигает массы в 190 килограммов, значит наш кусок килограммов 70 явно потянет. Рыба – около 7. Заначка машинистов – 3. Итого набегает 140 килограммов провианта. Много это или мало? Тут с какой стороны посмотреть…
Профильные методички настойчиво рекомендуют выделять на питание в таких походных условиях около 800-900 граммов пищи на человека в день. В противном случае пугают печальными отклонениями в организме. Так и йогу понятно, будешь мало жрать – плохо будешь… спать. Вот только выбора у меня нет, нету альтернативы. Придётся экономить. Ладно, оттолкнемся от пайки в 750 граммов. На двоих в день выходит полтора килограмма жратвы. Итак, теперь делим сто сорок на одну целую пять десятых…»
Потратив на простейшее арифметическое действие определённое время, Иван осознал, что запасов питания, даже при самом экономном их использовании, хватит лишь суток на девяносто. А вот какое расстояние за это время они сумеют пройти, и куда дойти, он даже не решился планировать. Слишком неблагодарное это дело, что-либо загадывать в таких условиях.
«Однако, часа три уже тундру ногами топчем. Пора и кратенький привал сделать. Посмотреть, как там напарница. Первые километры должны выявить мелкие проблемы в снаряжении, в стиле передвижения. Их лучше устранить моментально, не дожидаясь когда их количество перерастёт в качество. К тому же посоветоваться с девахой надо бы, а то в темноте никак не пойму в чём дело: такое ощущение, что последнее время по ровной дороге идём. С правой стороны снежный нанос. Под ногами ни кустика, ни кочки… Может на тракт гужевой выскочили? Припрёшься таким макаром прямиком к вертухаям в гости. «Здрасьте, мол. Я – дед Мороз, а это – моя Снегурочка. Подарки вам привезли. Малость заплутали…». То-то у них глазёнки повылазят от удивления».
Горе-путешественник грустно улыбнулся своим мыслям и развернул волокуши поперёк ветра. Незваная попутчица видать поняла в чём дело и плюхнулась прямо на наст.
Иван достал из-под брезента оленьи шкуры, пнул ногой дуру, что решила застудить себе задницу. Постелил на снег фуфайку машиниста. Через некоторое время более-менее сносно укрылись от надоевшего уже ветра.
– Ноги, руки, лицо… Проверь… Не обморожены?
– Вроде нет.
– Проверь ещё раз.
– Всё нормально.
– Проблемы есть?
– Вроде нет.
– А точнее?
– Кушать хочется.
Конечно хочется. Ещё бы. Хотя Иван в процессе бесконечных сборов постоянно что-либо жевал, но сытым себя всё равно не ощущал. Видимо его организм до этого уже испытал все прелести лагерной жизни и поэтому был не прочь подкрепиться при первом же удобном случае. Посему понимал он попутчицу, хорошо понимал. Но перед началом трапезы командир «турпохода» решил задать своей спутнице вопросы о том, как скоро закончится этот противный ветер, а так же, что это за тракт и куда он ведёт. Даже в полной темноте Иван ощутил глубокое удивление от дикости своих вопросов и получил ответы, очень ему непонравившиеся. Со слов юной каторжанки, оказывается, ветра здесь дуют практически постоянно и сегодняшний ветер – это даже не ветер, а так себе, лёгонький ветерок. Следуют же они по руслу замёрзшей реки, уже метров двести. Куда она ведёт, можно посмотреть по карте. А ближайшее жильё в этом направлении – это поселение Игарка, что расположено на реке Енисей в двухстах километрах от Норильска. Ещё из ответов девчушки следовало, что она твёрдо уверена в наличии у ведущего карты, а вот по испуганным ноткам в её интонации понял, что, после столь глупых вопросов, его авторитет резко упал.
– Подумай, может обратно? Здесь пока ещё рядом, дойдёшь, – Иван предоставил незнакомке последнюю возможность определиться с выбором. Ему было крайне стыдно за свой промах, ведь сосед по нарам проводил ликбез по климату этого заповедника. И вот с такими-то познаниями он ещё взвалил на себя ответственность за жизнь молодой девушки.
– Нет. Иду дальше.
Сидеть, с головой укрывшись оленьей шкурой, было довольно сносно, даже если учесть, что за «бортом» около двадцати градусов мороза и пронизывающий ветер. Но вот долго отдыхом наслаждаться не следует – легко можно уснуть и не проснуться. Иван достал из нагрудного кармана ломоть сала завёрнутый в тряпицу. Почти на ощупь отрезал при тусклом бестеневом свете тундры по два равных куска. Сало, согретое теплом тела, казалось лучшим блюдом, которое он едал в своей жизни. А ведь они прошли в общей сложности не более семи километров. Быстро энергию съедают тяжёлый труд и полярный холод. Ой, как быстро.
Упаковали фуфайку и шкуры в волокушу. Иван удлинил тягловую веревку и сделал на ней дополнительную петлю. Поставил девушку за собой – тянуть эффективнее чем толкать. Тронулись в путь.
Сколько времени они шли и сколько километров прошли, Иван определить не смог. Как ни старался. Пытался считать шаги, но в какой-то момент сбился и бросил эту глупейшую затею. Сделал попытку сориентироваться во времени по положению узкого серпа убывающей луны, но отказался и от этой бессмыслицы, вспомнив, что в этих краях луна способна блуждать по небу не заходя за горизонт. Лишь когда полностью выбился из сил и испугался заснуть на снегу, не сумев устроить хоть малейшее убежище, остановился. Тем более, ветер вдруг стал задувать прямо в лицо и это означало одно из двух: либо переменилось направление ветра, либо они уже шагают на восток. Определить истинную причину не представлялось возможным. Значит пора строить берлогу.
Прижались к правому берегу и в глубокой насыпи отрыли углубление в снегу. Точнее, выпилили снег до самого мха. Девчушка хоть и шаталась от усталости, но из последних сил помогала в постройке снежной норы. Опрокинули волокуши на ребро. Сверху закрепили шест. По бокам положили по мешку с продуктами и укрыли образовавшееся пространство куском брезента, придавив концы снежными обломками. Иван с трудом зажёг стеариновую свечу и достал бутылку сладкой воды. Спасибо плотной портянке и запасным валенкам, в которые он предусмотрительно упрятал ёмкость. Нет, вода горячей не была. Даже теплой её назвать язык бы не повернулся. Но всё же пить сиропчик было комфортно, не забирал он тепло из организма. Наоборот, вскоре углеводы сахара усвоятся и, расщепившись, дадут столь необходимую энергию.
Напарница уже давно сопела Ивану в спину, укрытая со всех сторон оленьей шкурой, а ему досталась полуоткрытая часть спального ложа. К тому же, засыпать Иван обоснованно побаивался. Ведь в основном, люди погибают в тундре либо задохнувшись от недостатка кислорода, либо замёрзнув во сне. Так и ворочался он, пытаясь прикрыть озябшие части тела старой телогрейкой. Но в какой-то момент дрёма властной рукой накинула на сознание ватное одеяло и уставший беглец провалился в глубокий сон.

*****

Иван проснулся от толчков в спину и чуть не закричал от испуга: темно и не понять, где находишься. Наконец сообразил, что к чему, чиркнул спичкой. Свечка, оставленная вчера непотушенной, сгорела наполовину и упала. Хорошо хоть в снег. А если бы тряпка какая тлеть начала? За спиной заворочалась, словно упитанный медвежонок, навязавшаяся в попутчицы молодая особа.
«И смех, и грех, первый раз в жизни просыпаюсь в постели с девушкой, даже имени которой не ведаю».
– Чего толкаешься, чудо?
– В туалет хочу.
Иван уразумел всю степень сложности проблемы в этой простенькой и естественной потребности человеческого организма. Если кто-то считает, что сходить в походе даже по малой нужде это пустяковое дело, то пусть попробует осуществить сие действие в чистом поле морозной зимой, хотя бы и при слабом ветерке. Враз поймет глубину своих заблуждений. И это при наличии современного термобелья и иных гигиенических благ цивилизации. А в тундре, в далёкие тридцатые… Где на белье ни молний, ни резинок, а сплошные завязочки и пуговицы…
Иван выбрался из палатки и удивился разительной трансформации окружающего пространства. Ветер полностью замёл снегом их импровизированную палатку, создав естественную термозащиту, которая успешно противостояла полярному холоду. К счастью, снежный слой не достиг фатального уровня, благодаря чему, укрытие не рухнуло под его весом. А самое главное, отверстия между верхним краем волокуши и брезентом не занесло, иначе кислорода могло и не хватить. Лишь забавный гребень в верхней точке угрожающе нависал над их временным жилищем.
С погодой также произошла настоящая метаморфоза. Облака полностью исчезли и на небе висел тонюсенький месяц, давая процентов десять света от полной видимости луны. Зато звезды демонстрировали себя во всей красе и блистали на небе в совершенном великолепии. А вот мороз усиливался. Иван понял это по хорошо узнаваемому жжению, возникшему на незащищённой коже лица. Хорошо хоть, что ветер практически затих и напоминает о своем тотальном господстве в этих краях лишь слабыми порывами.
Оборудование подсобного помещения типа сортир путешественник свел к рациональному минимуму. По причине нынешнего бессилия воздушных потоков, от установки временного укрытия из оленьей шкуры разумно отказался. Выкопал в снегу довольно сносную траншею и рванул обратно в уютный, по сравнению с уличной холодрыгой, снежный схрон.
Девица поспешила на утренний променад, а первопроходец озадачился организацией горячего питания для участников столь рисковой экспедиции. Пользуясь временной свободой пространства, извлёк из мешков тушёнку, ржаные сухари и бутылку водки. Вытащил из корпуса железнодорожного фонаря керосиновую горелку и пристроил над ней консервную банку. Он понимал, что есть промёрзшее мясо в походе – это попусту переводить продукт. А мясные продукты потреблять крайне необходимо. Белок – это незаменимая субстанция для восстановления изнашивающихся клеток. Производство гормонов, ферментов тоже невозможно без его участия. Жалко только керосин на разогрев переводить, его и так крохи жалкие в масштабах предстоящего «турпохода». Хотя ведь ещё в Первую мировую войну русский инженер Евгений Федоров додумался до конструкции саморазогревающейся банки. При повороте нижней части негашёная известь смешивалась с водой и, вуаля, в результате химической реакции, без дыма и копоти, выделялось тепло. Небольшие партии такого ноу-хау попали в действующую армию. А потом, по неискоренимой русской традиции, открытие благополучно похерили и лишь практичные немцы вовсю его использовали во Второй мировой.
Пока тушёнка набирала необходимые градусы, Иван быстро прокалил на огне ушко тонкой швейной иглы и воткнул её в кусочек пробки, захваченный им при разграблении штабной аптечки. Уже успевшая надышатся свежим воздухом, подруга с интересом наблюдала за его загадочными манипуляциями. А мастер очумелые ручки, тщательно протерев стеклянную баночку, набулькал туда сталинской водочки да и поместил на её поверхность иголку. Пущай поплавает. Иголка, подумав секунду другую, начала медленно искать столь дорогой для магнита север. Несколько раз Иван пытался обмануть магнитную стрелку, но та упрямо восстанавливала свое положение. Удовлетворившись результатом, «кулибин» плотно закрыл притертой пробкой посудину.
– Компас?! Здорово! А почему игла намагнитилась?
– Потому что, потому, – пробурчал Иван.
«Ну не читать же ей лекцию о доменной структуре ферромагнитных металлов и их сплавов. Начнутся опасные вопросы: где учился, когда, у кого? И какие сказки мне ей рассказывать? Нет, лучше закосить под рабоче-крестьянское происхождение. Тем паче, это не так уж и далеко от истины».
– Жуй тушёнку, барышня. Да сильно не увлекайся – это на двоих.
Обиженно отвернувшись, девушка достала ложку и принялась за свою порцию. И довольно быстро вошла в нешуточный раж. Оно и понятно – молодое тело требовало восполнения энергии. Глядя на неё, Иван сам невольно сглотнул обильную слюну.
– Дура, да не части ты так, жуй помедленнее.
– Сам дурак, – огрызнулась обжора.
– Знамо дело, дурак, такую проглотку с собой прихватил. Вообще-то, я толковое говорю. Жратва сперва во рту перерабатывается.
– Это тебе в цэ-пэ-ша такую глупость рассказали? – язвительно выдала девчушка.
– Что за зверь такой «цэ-пэ-ша»?
– Церковно-приходская школа. Ты вообще с грамотой имел возможность ознакомиться?
– Куда уж нам, крестьянам лапотным. Ты часом, барышня, в лагере не за острый ли язычок оказалась?
По помрачневшему виду девчонки Иван понял, что неосознанно попал в самое яблочко. Та даже жевать стала вяловато, автоматически.
«Правильно, так и жуй. Вот только еда без настроения – продукты на ветер».
– Ладно, красавица, не страдай. Всё перемелется…
Тем временем экспедиционер достал из мешка кальсоны, зимние, сшитые из плотной бумазейной ткани. Хлопчатобумажный материал с густым начесом на изнаночной стороне удивлял своей архаичностью, но обещал защиту от холода. Конечно, современному термобелью он не ровня, но всё же… Короче, вещь! Иван горестно вздохнул, придушил на корню жабу-жадность, да и разрезал новые подштаники по шву, чем разом отвлёк девицу от невесёлых раздумий. Скинул шапку-ушанку и натянул штанину себе на голову. Подогнал «чулок» по высоте, так чтобы не жало, но и не болталось, и наметил копотью от пламени керосинки отверстия для глаз и рта. Девица с недоумением смотрела, как Иван отрезал лишнюю часть будущей балаклавы  и проделал три, соответствующие снаряжению, дырки.
– Никогда такой маски не встречала. Дай сюда! Сама зашью, – сказала она, заметив жалкие потуги Ивана на швейном поприще.
Иван с радостью поменял швейную иглу на деревянную ложку и стал неторопливо наворачивать остатки тушёнки, оценив силу воли своей подруги – та оставила ему чуть большую часть. Да и с руками у неё было всё в порядке – хоть любуйся ловкости, с которой она обметала края отверстий и сделала плотный верхний шов. Чуть подпорола изделие с одной стороны, чуть стянула края ткани с другой, и готова тёплая плотная балаклава, что защитит лицо от ветра и колючего снега. Хотя, почему только лицо? И шею, и грудь дополнительно укроет от холода, хоть как-то компенсируя отсутствие воротника в здешних ретро-ватниках.
В процессе примерки маски для спутницы, Иван получил возможность впервые её рассмотреть получше. Кроме красивых глаз, незнакомка имела симпатичное личико с прямым римским носиком, густые русые волосы, коротко остриженные по лагерной моде, аккуратные милые ушки.
– Что уставился? – смутилась девушка. – Не на смотринах…
– Слушай, тебя хоть как величают?
– Туся.
– Ван.
– Приятно познакомиться. А что это за имя такое? Ни разу подобного не слышала.
– Долгая история, – Иван в душе посетовал на автоматом вырвавшееся прозвище, что дал ему в далёкой чернобыльской зоне тамошний проводник. – Короче, производная от Ивана. Ну, чтобы злые силы ненароком или умышленно не нанесли вред ребенку, родители в юном возрасте кличут его близким по значению именем. Сама понимаешь, в этом ледяном царстве этих злых сил – хоть в бочки засаливай. Вот я и маскируюсь. – Попытался Иван свести разъяснение к шутке.
– Понятно. А меня вообще-то Таней зовут. А Тусей меня мама величала, – девчушка опустила голову, пряча повлажневшие глаза.
Пока дошивалась вторая балаклава, Иван умудрился натопить из снега чуть тепловатой воды. Прямо в банке из-под консервов. Вволю напились, не обращая внимание на капли топлёного жира и характерный неприятный вкус. А вот с собой воду готовить не стали – бессмысленно это, всё одно на морозе застынет на лёд. А до кипятка доводить – керосина спалишь...
Собрали свой скарб, многочисленный, но столь жизненно необходимый в этих суровых условиях. Уложили всё тщательно в сани, утянули верёвками. По мере возможности уничтожили следы своего пребывания. Иван нашёл на небе путеводную Полярную звезду и с удовлетворением убедился – компас работоспособен, не врёт. Обратил внимание на то, что по сравнению с моментом их подъёма, в тундре несколько посветлело.
«Да ведь это солнышко пытается из-за горизонта выглянуть! Вроде как гражданскими сумерками данное явление называется. Полдень, так сказать. Ладно, потерпим. Совсем, совсем скоро солнечный диск зажжёт зарю первого дня. Очень коротенького поначалу. Тогда время, хоть и приблизительно, но определять всё же сможем. И дни считать возможность появиться. Хотя число я и так определю. Прибыл я в этот загадочный край, по словам моего достопочтимого соседа по нарам, седьмого числа, в четверг. Ушёл в побег восьмого. Следовательно, сегодня суббота, девятое января.
Ладно, хватит лирики. Судя по всему, шёл я правильно, русло, насколько глазу видать, отсюда тянется строго на север.  Где-то там позади стоит железнодорожный состав и в нём неминуемо кипят нешуточные страсти. А здесь русло сворачивает на юго-восток, вот мы и уперлись ночью в берег, засыпанный снегом. Надо снова выбираться в тундру, а то куда эта река заведёт – неведомо. Жаль карты нет! Без неё сложновато. Эй, брось ныть! Зато у тебя есть компас. Есть продукты и сносная снаряга. Есть, вроде, хороший товарищ. Не скули. Не греши. Могло быть и хуже».
Беглецам пришлось немало повозиться, пока они наконец не преодолели сугробы береговой кромки и не выбрались на твердый наст тундры.



Глава 5

Дорога без конца


                Дорога к свободе ну нисколько не похожа
                на скоростной автобан.

Этот переход выдался трудным. Мороз с каждым часом крепчал. То, что температура упала ниже тридцати градусов, было понятно и без термометра. Воздух сделался густым, вязким. Маска в районе носа покрылась инеем и дышать стало проблематично. Даже на ресницах выросли кристаллы снежинок. Не ко времени начала сказываться усталость от вчерашнего отчаянного рывка по стылой тундре. Дико звучит, но, к счастью, их организмы видимо были привычны к непосильной работе, иначе навряд ли бы им удалось  не то что тащить тяжеленные сани, но и просто передвигать свои ноги. На пути стали попадаться значительные неровности, скорее всего, забитые снегом болотные кочки. И каждую из них приходилось объезжать, тратя время и силы. Мелкие корявые ели и карликовые берёзки также являлись препятствиями, требующими к себе всяческого уважения и внимания. То что одинокий человек с рюкзаком за плечами обошёл бы не замечая, для их каравана являлось нешуточными препонами. Иван отметил обилие сухих погибших деревьев. Оно и понятно, трудно им укорениться на болотистой местности. Болеют деревца и быстро гибнут от сырости. Их мёртвые стволы стоят немым укором жестокому здешнему климату, навевая невесёлые мысли редкому в этих краях страннику.
Шли осторожно, опасаясь провалиться в незамёрзшую полынью какого либо ручья. Путники не ведали, способен ли здешний мороз сковать быстротекущую воду, покрытую толстым слоем снега, но четко осознавали, что при такой температуре угодить в промоину, это практически game over. Только отсутствие ветра радовало и гнало вперед. Иван уже знал, что подобное состояние погоды нехарактерно для здешнего климата и не собирался упускать такой подарок природы. Ещё его подгоняло вполне обоснованное опасение, что в данный момент весь Норильлаг однозначно стоит на ушах. Вооруженный массовый побег – событие экстраординарное и, однозначно, вызовет соответствующую реакцию на всех уровнях власти, ответственной за функционирование этой пенитенциарной структуры. Пальцы радистов поди занемели выстукивать бесконечные точки-тире, а угольная пыль в микрофонах телефонных трубок слиплась от страха и смущения, внимая матерным воплям взбешённых начальников. Многие, ох многие сменят свои погоны, а возможно, и сложившийся образ жизни. И отнюдь не в лучшую сторону.
«Только бы никто не заметил мой след. Только бы не заметил. Отведи, судьба, взгляд как случайный, так и пристальный, ищущий... А ещё тешит надежда, что вчерашняя метель своим снегом зализала дорожки от лыж волокуши… К тому же у оперов сейчас в руках два иных отчетливых следа. Их-то погоня и начнет с особым рвением отрабатывать в первую очередь. Но и нам надеяться на авось не резон, фортуна – она дева капризная и непостоянная до крайности. Нельзя пребывать в беспечности и бездействии».
Беглецы и не перекладывали свои проблемы на попечение высших сил, а упорно тащили свою ношу, как в фигуральном так и в конкретном смысле этого слова, по извилистому пути в светлое будущее. Опасаться за итог путешествия в таких уникальных условиях Иван как-то перестал. Во-первых, попривык он к этому страху, адаптировался, что ли. Во-вторых, познания убеждали его в том, что немалую роль в исходе подобных экспедиций принадлежит воле случая. Сколько история знает примеров, когда хорошо подготовленные, слаженные команды первопроходцев терпели полное фиаско. Иногда и с роковыми последствиями. И не спасали их ни отличное снаряжение, ни крепкий моральный дух. Случай, нелепый роковой случай играючи ставил крест на великих замыслах, а порой и на самих жизнях людей. Взять хотя бы печально известную экспедицию Роберта Скотта, целью которой являлось покорение Южного полюса. Компанию начали основательно: опытная команда из шестидесяти пяти человек возвела экспедиционный домик на только что открытом мысе Эванса. Закрепились в Антарктиде, так сказать. И только после этого Скотт в составе малой группы из пяти человек отправился покорять последний географический фетиш земного шарика. Он был убеждён, что выйдет победителем в этой напряжённой полярной гонке. Но судьба сыграла с ним злую шутку: на Южном полюсе его ожидала записка с известием, что уже месяц, как южная вершина мира покорилась норвежскому путешественнику Руалю Амундсену. К великому сожалению, неприятности на этом не закончились. В промежуточных лагерях на обратном маршруте не оказалось керосина в жестяных канистрах, он попросту вытек через швы. Дело в том, что при низких температурах олово, которым были пропаяны швы банок, перестраивает свою кристаллическую решётку и модифицируется в новое вещество – так называемое серое олово. А это уже не металл, оно осыпается наземь мелким тусклым порошком. Измотанные километрами пути и лютым холодом, люди не смогли ни согреться, ни приготовить горячую пищу. Мрачный финальный аккорд сыграла сильнейшая снежная буря, оборвав жизни полярных исследователей. Да… такое вот стечение неблагоприятных обстоятельств.
А бывало, что и наоборот. Любителям-дилетантам просто сказочно везло, фартило неимоверно. И они совершали этакое, отчего у профессионалов глаза на лоб от удивления вылезали и скрежет зубовный от зависти обозначался явственно. Справедливости ради стоит отметить, что случалось подобное крайне редко и являлось исключением, только подтверждающим золотое правило: «Север не прощает пренебрежения к мелочам». Но тут уже от Ивана ничего не зависело, за столь мизерное время, отпущенное сложившимися обстоятельствами, он и так сделал всё возможное и невозможное для подготовки своей субарктической экспедиции. Теперь всё претензии к взбалмошной и непостоянной девке Фортуне. Так что тут бойся – не бойся, страдай – не страдай в мысленном перебирании упущенных мелочей, толку в этом нет никакого. А вот нервную систему подрасшатаешь однозначно.
Иван, вглядываясь в полярную мглу, не в первый раз возвращался к простой истине, что цель, к которой ты в этой жизни следуешь, по большому счету несущественна. Основополагающим является сам процесс достижения этой цели.  А мы неистово рвемся вперёд, выстраивая своё комфортное и счастливое грядущее, принося в жертву химерам убегающего за горизонт «завтра» часы и годы своей неповторимой жизни. Откладываем на потом маленькие радости, не ценя по достоинству прелесть настоящего. Откуда в нас это? Может прошился в подкорке тезис о построении  светлого коммунистического будущего? Несомненно лозунг «сегодня лучше чем вчера, завтра лучше чем сегодня» был актуален и реалистичен для страны, совершающей невиданный рывок в своём развитии. Но так ли он применим к отдельной личности?  Ведь, по сути, живем мы именно здесь и сейчас. И дойдём ли до той заветной цели – ещё неизвестно. А если и доберёмся до неё, спалив по пути все свои эмоции и растратив силы, то не утратит ли долгожданная цель ту сладость, которой обладает в наших радужных мечтаниях? Увы, наша жизнь – это и есть дорога. Мы не помним её начала и не ведаем её конца. Воистину – бабочки-однодневки, обманывающие себя иллюзиями абсолютных знаний и пониманием бытия. Пылинки Вселенной возомнившие о себе не весть что и лишь в конце своей жизни понимающие свое место в этом мироздании. И только религии пытаются утешить вмиг оробевших человеков бессмертием души в иных, не столь хрупких как наш, мирах.
Месяц на полярном небосводе окончательно истощился и взял себе заслуженные выходные. Но путешественники ничуть не страдали от темноты. Прогресс не стоит на месте, на смену предсказуемо потухшей «лампочке» пришел светящийся «подвесной потолок» – в северном небе бушевало полярное сияние. Из черного бездонного свода опустились вниз переливающиеся шторы сине-зеленоватых сполохов. Словно под дыханием божественного ветра они меняли свою геометрию и яркость. Воистину грандиозное зрелище, завораживающее своей красотой и масштабностью.
«Ожидаемо. Год активного Солнца. Протуберанцы – огненные языки плазмы вырываются из плена магнитного поля светила и устремляются к нашей планете, расцвечивая её макушки зарницами полярных сияний. Вот только пожалуй сказки о том, что «красота спасёт мир» тут неуместны. Беспристрастные учёные всё более настойчиво склонны видеть корреляцию  между пиками активности Солнца и всяческими напастями на несчастное человечество. Очень уж явно проявляется зависимость политических волнений и иных катаклизмов, начиная с неурожаев и заканчивая числом техногенных катастроф, с активностью нашего светила. Похоже, не случайно учёные связывают с ней эмоциональность населения, неспособностью человека мыслить рационально, адекватно ситуации. Ведь если взять 17-й, 37-й, те же наши лихие 90-е, то невооруженным взглядом видна зашкаливающая истероидность социума. Даже укры могут солнышку за Майдан-2014 предъяву кинуть. Ведь «онижедети», это светило во всём виновато! Вот и я в бега подался… Если чего не того, то с жёлтого шарика и спрос… Зато вон какую шикарную подсветку в небесах запалил, искупает свою вину…» – Иван на ходу освежил в памяти давно полученные по разнарядке знания и перешёл к более практичным заботам.
При столь щедром освещении видимость была приличной и ориентация на местности не вызывала проблем. Время от времени путник доставал свой импровизированный компас и, наметив направление, далее ориентировался по тонкой полоске, оставляемой их волокушей на белоснежной поверхности тундры. Напрягала лишь одна народная примета, за таким эффектным световым шоу должна последовать соответственно мощная пурга.
Несколько раз беглецы останавливались на кратковременный отдых. Кутаясь в оленьи шкуры, жевали холодное сало или сосали кусочки желтоватого сахара. Иван корил себя за излишне скудный завтрак. При таких физических усилиях на продуктах экономить бессмысленно, контрпродуктивно. Очень хотелось пить, ведь холод не хуже жары выкачивает из человеческого организма влагу. В связи с особенностями определённых биохимических процессов, обусловленных низкими температурами, почки работают в ускоренном темпе, избавляя организм не только от всяческой гадости, но и от основы основ – Н2О. В нежном лоне цивилизации данная проблема решалась в ближайшем кафе кружкой горячего чая с долькой лимона. Или большой чашкой кофе… с коньячком. В тундре же горе-путешественники натурально страдали от жажды. Парадокс, кругом миллионы тонн воды, а у них горло пересохло. Да воды-то много, но вся она в виде льда или снега. А жевать снег не позволял холодный рассудок, в случае ангины отоларинголога в здешних местах искать утомишься. Приходилось терпеть.
В какой-то момент Иван подсознательно понял, что далее продолжать маршрут при столь низкой температуре крайне опасно. Хорошо, что ветер практически отсутствовал, но кто мог гарантировать такой щадящий режим и далее? Как долго продержится этот штиль, известно лишь Всевышнему. Более-менее точный прогноз погоды ой как нескоро станет доступен для всех желающих.
Кровь загустела и гулко пульсировала в висках. Немудрено, это дают знать о себе общее обезвоживание и повышенное артериальное давление. Мысли стали короткими, пугающе обрывчатыми. Молодость молодостью, но дай малейший сбой уставший организм и помощь ему вовремя не окажешь. Даже укрытие мобильно не развернёшь – просто не хватит сил.
«Пора, пора разбивать бивуак… Место получше подыскать, где снега побольше… И костёр… Кипяток, надо кипяток... Топливо…»
Проблему с дровами путешественники последовательно решали на протяжении последних нескольких километров, спиливая мёртвые карликовые деревья. Да и живые деревца были так выморожены от излишней влаги, что практически не отличались от засохших. Редко они стояли друг от друга, но путники никуда и не спешили. Поравнявшись с очередным чудом растительного мира, «бурлаки» делали незначительную остановку, каждой из которых девушка была несказанно рада и тут же пристраивалась отдохнуть на волокушах. Ну а Иван занимался лесозаготовкой. Вот когда он порадовался своему мародёрскому набегу на будку машинистов! Предусмотрительно экспроприированная у железнодорожников неказистая ручная пила, кустарно изготовленная из кривого сучка лиственницы и обломка ножовочного полотна, оказалась воистину незаменимой вещью. Лёгкая, удобная, не требующая в работе значительных усилий. Если бы не мороз, то сбор топлива превратился бы в незамысловатое развлечение. Ну а так приходилось считаться с климатическими реалиями.
Основной угрозой, как это парадоксально не звучит, при сорокаградусном холоде является опасность вспотеть. На самом деле на морозе взопреть очень даже легко. Давным-давно угораздило Ивана согласиться на зимний лыжный поход в честь освобождения от немецко-фашистских захватчиков города, где он грыз гранит науки в одном из тамошних вузов. Ну да понятно, дело молодое – надо же себя показать, других посмотреть. Собрался как положено, вроде опыт в турпоходах имел уже немалый. Но первый же переход показал кардинальное отличие лыжного пробега от пешего променада. Короче, через километр Иван снял шерстяной свитер. Ещё через один – скинул теплую рубашку. В итоге, далее по маршруту он шёл в брезентовой ветровке под которой имелась лишь хлопчатобумажная футболка. Да и ту, мокрую от солёного пота, на стоянке приходилось менять. Ну и сразу же торопливо надевать и рубашку, и свитер. И валенки, куда ж без них родимых.
 Маршрут успешно прошли, даже не чихнул никто ни разу. Неприятность случилась сразу после финиша. Утомлённый, вымотанный снежным бездорожьем отправился Иван  с товарищами в столь желанную и недоступную в походе баньку. Именовалась она среди местного населения  «Советская», в честь улицы на которой и была расположена. Пусть без печки-каменки, дышащей здоровым жаром калёных камней, но все же – баня! Плеснёшь ковшик воды на перегретую металлическую трубу и жаркий жгучий пар затянет всю верхушку просторной парилки плотным облаком неги. Гуляй, казённый куцый веник, по забитым усталостью мышцам, разгоняй кровь по жилам. А потом можно долго сидеть в помывочной на массивной бетонной скамье и просто отдыхать душой и телом. Или стоять под душем, где острые струйки буквально дырявят кожу. Интересно, какое давление в системе водоподачи создавали в те далёкие времена?
Да, о неприятности. Досадная и глупая она оказалась – у Ивана украли почти новые красивые шерстяные носки. Их ему перед походом подарила девушка. Сама связала. Знаковый подарок, скворцу несмышлёному понятно. Утаить потерю не удалось. Как она узнала, почему стала допытываться?.. Через годы Иван пытался анализировать те события. Даже нехорошие мысли порой зарождались на периферии сознания о существовании неких «доброжелателей». Однако, в конце-концов, ни к какому толковому результату в своих размышлениях он так и не пришел. Да и чего ради ворошить далёкое прошлое? Но тогда на прямой вопрос врать не стал, а девчонка, услышав ответ, как-то сникла. А он не нашёл нужных слов. А может иногда слова бессильны? Да…
Спиливая очередное деревце, Иван старался не вспотеть, учитывая то, что одет многослойно, словно луковица. Тут засуетишься, задергаешься бестолково и ага… Переодеться же в сухое в таких условиях не представлялось возможным, а мокрое нижнее белье грозило, в лучшем случае, простудой. Именно поэтому беглецы двигались медленно, делали каждое движение скупо, избегая лишних усилий. Со стороны эта манера напоминала работу космонавтов в открытом космосе. И это объяснимо: и там, и здесь окружающая среда крайне враждебна для человека.
Наверняка стороннему наблюдателю они показались бы до крайности забавными существами. Два этаких пингвина, укутанные с ног до головы, нелепо и неторопливо косолапят по тундре, упрямо перемещая за собой громыхающий на кочках лист железа, заваленный всяким хламом. Бурлаки-пингвины, это круто. У женской особи поверх шапки-ушанки намотан полушерстяной платок, из-под которого видны только прищуренные глаза с эпатажно длиннющими ресницами из инея. Max Factor нервно топчется в сторонке, покуривая самокрутку из отработанной заварки. Впрочем, только по платку женскую особь от мужской и отличить возможно. Второй странник вид имеет аналогичный – лицо поверх балаклавы замотано забавным шарфом. Причуды головных уборов вполне объяснимы: человек сам не способен заметить начало обморожения своего лица. И это очень опасно. Онемение щёк и носа – однозначно облезшая кожа. И это, как минимум.
Выбрав подходящее место, разгребли снег до самого мха и первым делом установили свою чудо-палатку. Иван напилил куски наста и по бокам выстроил жалкое подобие стен. Снег, конечно, не греет, но даже такой изолятор всё же уменьшит потерю тепла из их укрытия. Внутри помещения напарница времени даром не теряла – мешки с продуктами были грамотно расставлены по углам, прижимая края брезента, а керосиновая лампа делала детские смешные попытки в отчаянной борьбе с ледяной стужей. Спальное ложе из оленьих шкур расстелено и заманчиво предлагало относительное спасение от холода и отдых уставшему телу.
Нет, не спасёт сон путников в такой ситуации. Скорее погубит. Уснёшь здесь, а проснёшься в долине Вечной Охоты. Только обильная еда и горячее питьё являются достойными соперниками полярному холоду. Значит нужен костёр.
Если кто-нибудь думает, что распалить костёр зимой в тундре – плёвое дело, то флаг ему в руки и бронепоезд навстречу. Начнем с того, что снег нужно раскопать до самого грунта, иначе как костёр разгорится, то так и погаснет – талая вода безжалостно затушит робкое пламя. Иван это понимал и потому место для стоянки выбрал не в самом болотистом месте, благо рельеф тундры стал иметь тенденцию к некоей холмистости. Снег разгреб до самой земли, даже мох выдрал. Выложил основание из более толстых стволов карликовых деревьев. В кучку сложил растопку из тонких лучинок сухой даурской лиственницы. Это отличнейшая поджога.
«Нет, есть ещё эксперты, утверждающие, что царицей поджоги являются смолистые щепки из сухого соснового пня, добытого исключительно на старых гарях. Ну да я и не спорю, наверное это соответствует истине. Вот только ни разу в жизни не доводилось ими пользоваться. А уж таскать их с собой в поход… Это каким же надо быть неадекватным фанатом, чтобы заниматься подобным! Вот с чем точно соглашусь, так это с тем, что сухой спирт в подобной ситуации – однозначная подстава. Тепла спички на таком морозе просто не хватит запустить реакцию окисления. Эх, сейчас бы бересты пару кусочков! На мой взгляд, лучшей поджоги не существует. Чиркнул спичкой и знай себе смотри, как та начинает закручиваться и скворчать. Хотя есть и в этой технологии крайне опасный момент: очень часто, скрутившись в тугой свиток, береста душит пламя, как анаконда зазевавшегося зверя. И всё равно, нет ей конкурентов в этом деле. Да вот только где ж её в здешних местах взять? – Иван скептически взглянул на тонкие стволики карликовых берёзок, покрытые пробкообразной корой, и продолжил тщательно сооружать зародыш будущего костра, стараясь мыслями отогнать нежданно возникнувшую внутри робость. Сколько раз он разводил огонь и в стужу, и в дождь, но вот в таких эксклюзивных условиях – впервые. Страшно было, что не зажжётся с первой спички. Угнетает такая неудача морально, лишает уверенности. Да ладно с первой, а если вообще не получится?
«Может кусок пакли керосином смочить? А ну как прогорит и пеплом пушистым обернётся?» –  вспомнился путешественнику досадный опыт розжига костра с помощью охапки сена. Сколько он тогда ни дул в серую шапку пепла, только глаза запорошил. Пришлось организовывать костёр по-новому.
Опасаясь конфуза, настрогал щепы от шеста, на котором крепился брезент палатки. Заготовил самые сухие и тонкие веточки в избыточном количестве. Хотя в таком случае лучше перестараться, ведь на подобном морозе даже спичка иногда не может разгореться, если не держать коробок в тепле около тела.
«Эх, сейчас бы коробок охотничьих спичек, что горят долго, словно бенгальский огонь. Или хотя бы каминных. С головкой с хорошую изюмину. Всё, больше тянуть нельзя. Начинают мерзнуть руки. Ещё немного и пальцы потеряют чувствительность,» – Иван несколько раз покрутил кистями рук, похлопал в ладоши, улучшая кровообращение и снял рукавицы. Достал коробок. Чиркнул спичкой. Несколько долгих мгновений сернистая смесь шипела, раздумывая, то ли вспыхнуть спасительным пламенем, то ли схлопнуться в обуглившуюся головку… Но все же неуверенно, несмело, но загорелась спичка! Аккуратно поднеся язычок божественного пламени к шалашику из мелких смолистых щепочек, Иван не дыша смотрел, как робкое пламя осваивает предложенную ему пищу.
«Ура! Занялась поджога. Теперь только успевай подкладывать. Но аккуратно, нельзя перекормить малыша. Еду даем постепенно, по расписанию. Кушай, маленький, расти большой и сильный,» – Ивана переполняла вполне законная гордость. Немудрено, это его первый костёр, разведенный в субполярной тундре.
Дальше дела пошли быстрее. Набив котелок снегом, бродяга приладил его на палке, один конец которой придавил мерзлой тушей оленя. Котелок повис прямо над пламенем, но что снег по краям растает, или шест обгорит, Иван не опасался. Немыслимо это при столь низкой температуре воздуха.
Девчонка спала, укутавшись в оленью шкуру и дневального это устраивало.
«Пусть дрыхнет. Сил набирается. Всё равно толку от неё сейчас никакого. Только в руки глядеть будет. Да и спать на таком морозе лучше по очереди. Почивать всегда спокойнее, когда знаешь, что есть кому тебя растормошить, заставить двигаться в случае начальной стадии замерзания. А я пока работой согреюсь».
Иван взял топор и мелко настрогал кусок мёрзлой неведомой рыбины.
«Суп мы из тебя сварим. Простенький рыбный суп с овощами. Мясной требует слишком много времени и топлива. А вот рыбная стружка сварится довольно быстро. Согласен, безусловно, это сущее варварство. Строганина хороша сама по себе. Но хороша в том случае, если употребляешь её в тепле, не опасаясь околеть на морозе. Нет ей равной под кристально чистую водочку, да в душевной компании. Но нам сейчас не до гастрономических эстетств всяческих. Нам сейчас крайне необходимо банальное тепло. Нужна энергия. Поэтому – только густой, жирный, горячий суп. И никак иначе».
Снег не совсем растаял, но Иван добавил ещё колотого наста, закинул мелко порубленную рыбу в котелок и плотно прикрыл его крышкой.
«Чтобы ни одна калория мою похлебку не покинула. И так древесина горит до того лениво, что если бы не голод и холод, да здравый смысл, то давно бы в палатку забрался. Нельзя. Обязательно вырублюсь… Костер затухнет… Стоп! Да я уже стоя засыпаю! Надо срочно двигаться. Чем-то заняться».
Иван помахал руками, разгоняя застывшую кровь по телу. Сделал несколько приседаний и стал колоть ножом тонкие лучины. Лучше заранее запастись розжигом для следующего костра, тем паче, что у огня это делать намного комфортнее, нежели на морозе при пронизывающем ветре. Да и просушить сосновые щепки нужно как следует. Мелкая несложная работа ускорила поток времени и наконец-то Иван услышал аппетитное бульканье. Его взор был обрадован струйкой пара, пробившей себе путь на свободу из-под крышки котелка. И на этот раз тактика равнодушия к подобной проблеме сработала на «отлично».
«Эх, бывало в цивильной жизни ждёшь, когда же закипит этот грёбаный чайник на газовой плите. Психуешь от нетерпения. Хотя, зачем? Что зависит от того, раньше ты ароматного чайку попьёшь или чуть позже? Осознав это, скажешь: «Не торопись, пузатенький. Как созреешь – свистнешь, у меня дел и без тебя хватает». И кажется, что испугавшись отсутствия острого интереса к своей персоне, чайник нервно ускоряет процесс кипячения и уже подозрительно скоро слышится заискивающий торопливый свист со стороны кухни. Мол, «не обижайся, хозяин. Замешкался чуток. С кем не бывает. Доставай лучше малиновое варенье. Чаевничать будем».
Долго вываривать рыбу терпения у Ивана не хватило. Щедро сыпанув в булькающую жидкость сухих овощей и пястку соли, он подождал ещё несколько минут и осторожно снял волшебный котелок с огня.
Девчонка спала укрывшись с головой. Надо сказать, её присутствие в палатке определялось лишь благодаря струйке пара от дыхания, вырывавшуюся через узкую щелочку в складках оленьей шкуры. Иван отметил, что в их логове стало заметно теплее, чем на открытом пространстве. Плотный брезент, местами обильно пропитанный машинным маслом, неплохо удерживал теплый воздух, что терпеливо вырабатывал керосиновый светильник. Теплоизоляционным свойствам полога способствовал и толстый слой инея, который залепил все микроотверствия в ткани. Снег, каковым Иван щедро засыпал стены их убежища, тоже вносил ощутимую лепту в борьбе с морозом. Но основой благополучия путешественников при такой низкой температуре всё же являлась палатка. Только сейчас путешественник явственно представил, что бы случилось с ними, не захвати он этот жалкий кусок грязной ткани. А ведь ещё сомневался: «Брать? Не брать?»
Нарочито грубо растолкал спящую «принцессу», дабы проверить чувствительность тела, не обморозилась ли ненароком? Ну и, конечно, просто не терпелось поесть горячего. Скорее, даже пить хотелось более, чем есть.
– Барышня, вы что, и руки перед едой мыть не пойдёте? – попытался Иван украсить поздний ужин светской беседой. Но девица не оценила тонкого юмора и молча размотала платок.
Они хлебали жирную уху торопливо, обжигаясь, сталкиваясь деревянными ложками в манящем пространстве котелка. Тщательно разжевывали не совсем разварившиеся кусочки овощей. Наслаждались вкусом неведомой рыбы, которая казалась нежнее и изысканнее любых деликатесов, что когда-либо приходилось им пробовать.
– Что это я ем? – немного утолив жажду и голод, задала вопрос сотрапезница, выудив из посудины приличный кусок мха, – Цветную капусту?
– Это, милая барышня, ягель. Мох такой дивный, для оленей дюже питательный.
– Так мы же не олени?
– А мы будем на них равняться. Вона они какие выносливые и грациозные. Ты же хочешь быть грациозной?
– Да я и так не жалуюсь?
– Хорошо, зайдем с другого бока, – немного раззадорился Иван, – Один килограмм ягеля по своим питательным свойствам заменяет целых три килограмма картофеля. Ну и микробов разных этот мох уничтожает с неуёмным энтузиазмом военного трибунала. Короче, натуральный антибиотик. А ещё из него даже хлеб, конфеты и соусы делать можно.
– Вот бредни-то глупые. И где ты только их наслушался? Да ещё термины медицинские прилепил не к месту, – фыркнула девица.
– Бредни можешь и не слушать, а ягель жуй, – обиделся Иван.
«Ну как ты ей что-то докажешь, пигалице остроязыкой, на кого будешь ссылаться? Уж никак не на средства информации двадцать первого века. А ведь здесь ещё даже пенициллин в чистом виде не выделили. Эх, какой громаднейший разрыв между информационными массивами эпох. Не мудрено, эта язвительная особа почти ровесница моей бабушки! Но ведь девчонка! Не читать же ей лекцию о том, что некоторые виды мхов содержат витамины группы В, витамины А, С, а также необходимые человеку микроэлементы: железо, медь, йод и ещё кучу полезной всякой всячины. По сути, ягель – это ценнейшая биологически активная добавка, достойная занять постоянное место в рационе даже здорового человека. А уж для неизбалованных диетическим питанием каторжников, данный мох – манна небесная. К тому же, сахара у нас совсем немного и тает он стремительно, как в прямом так и в переносном смыслах. А кроме ягеля, иных источников углеводов в этом приполярном заповеднике я что-то не наблюдаю».
– И ещё учти, что ягель растет крайне медленно – около пяти миллиметров в год. На всех может не хватить, поэтому, жуй с чувством радости. Даже восторга. Да, а за оппортунизм и неверие в руководящую силу партии, получи служебное взыскание – натопи-ка на костре водички. Попьём перед сном вволю. Кто знает, какая погода завтра выдастся. И не сиди на снегу, заснёшь, няньки нет, никто не разбудит. Хороводы вокруг костра води. Речёвки комсомольские неистово выкрикивай. В горн труби периодически. Бей в барабан. Ну или в бубен, если незнакомый кто подойдет пообщаться.
Девица несколько опешила, то ли от столь смелой политической трактовки бытовой ситуации, граничащей с бредом сумасшедшего, то ли от предстоящей вылазки в неласковое пространство за пределами палатки. Тем не менее, она молча и покорно дожевала комки ягеля со дна котелка, обмоталась платком, как тот ниндзя – одни глазища посверкивают, да и поползла к выходу. А Иван закутался в шкуру и провалился в сладкое забвение, игнорируя дурацкие советы диетологов бодрствовать после приёма обильной пищи не менее часа.



Глава 6

Стрелка ветра


                – Скажите, как по дереву можно узнать, где север, а где юг?
                – Я таки вас умоляю! Елка – север, пальма — юг.
                Анекдот

За эту ночь Иван просыпался несколько раз. Сначала ввалилась заиндевевшая на морозе девица и они пили почти кипячёную воду, с наслаждением грея руки о стенки алюминиевых кружек. Пили как верблюды, впрок. Остатки горячей воды налили в пустую бутылку и взяли её с собой в постель в качестве импровизированной грелки. Потом Иван несколько раз, не открывая глаз, вступал в территориальные споры со спящей барышней, которая во сне постоянно пыталась поджать коленки, выталкивая рядом лежащего из вонючей оленьей шкуры на свежий воздух. Но Иван упорно отдавал предпочтение неприятному запаху плохо выделанной кожи и яростно сопротивлялся принудительному выселению. В процессе такой возни они несколько согревались и вновь засыпали, найдя временный консенсус.
В какое время суток Иван окончательно проснулся, осталось для него тайной за семью печатями. За тонкими стенами их жилища свирепо гудел несносный приполярный ветер. Выбравшись в «открытый космос», путешественник получил приветственную порцию колючего снега прямо в лицо и удостоверился – погода резко изменилась, он вчера как в воду глядел. Никакого намека на звезды – весь небосвод затянут плотной серой пеленой. Столбик термометра, как любят выражаться метеорологи, заметно поднялся. Но радости это не вызывало: порывы ветра с перебором компенсировали потепление воздуха. Научную формулу, позволяющую рассчитать ощущаемую человеком температуру, Иван, естественно, не помнил. Тем паче, что во многих странах используют её разные варианты, учитывающие и влажность воздуха, и интенсивность солнечного излучения. Но то, что реальная температура при ветре значительно ниже фиксируемой термометром в тиши метеобудки, Иван прочувствовал на своей шкуре. Не зря, даже начальство ГУЛАГа издало указ суммировать температуру и скорость ветра и, когда общая величина достигала 40-45 градусов по шкале Цельсия, погода объявлялась «актированной». В таких «весёлых» условиях заключённых на наружные работы не выгоняли, так как многочисленные обморожения были гарантированы. К счастью, в данный момент температура воздуха составляла около 25 градусов мороза, а порывы ветра не превышали 10 метров в секунду.
«Пожалуй, суммарно тридцать, тридцать пять градусов Цельсия ниже ноля, – обмозговывал ситуацию беглый каторжанин, – Не, в своё время в такую погоду я бы и носа из дома не высунул. Хорошая книга или фильмец какой лёгонький... Огромадную кружку до краёв наполнить травяным сбитнем, пряным и обжигающим… Но никак не променад по местным окрестностям. Здесь же не покапризничаешь. Вот если ветерок крепчать начнёт, тогда выбор будет невелик. А так… Вроде приемлемо».
Тент палатки практически весь занесло снегом. От кострища не осталось даже намёка на былое существование.
«Увы, с влажными мриями  о горячем, роскошном завтраке с обязательным наличием ароматного грузинского чая придётся однозначно распрощаться и слюнки сглотнуть. Развести костер и приготовить пищу на таком ветру – это маета, суета и дурота,» – грустно сделал Иван немудрёный вывод.
А вот в полный ступор он впал, не обнаружив тушки оленя. Первыми мыслями, молниями сверкнувшими в испуганном сознании, было: «Полярные волки! Вот шакалы! Что теперь делать?»
Сердце в груди забилось бешено, разгоняя адреналин по всему телу, насыщая мозг и мышцы кислородом. Попадись ему сейчас мохнатые хищники, он, пожалуй, кинулся бы на них с одним топором.
«Кстати. А где топор? Вот же растяпа! Я ж его около туши кинул, когда рыбу на ней для ухи строгал… Ну, что, чудак, приплыли?.. Успокойся, не истери. Уж топор-то волки с собой в тундру не уволокли, он им без надобности. Покопаюсь в снегу, даст Бог и отыщется. Но вот как Тусе новость про утрату всего стратегического запаса мяса поведать? А я вчера ещё сурового босса из себя корчил! Да, некрасиво получилось…»
Попутчица соней себя не показала, а, запалив керосиновую лампу, разогревала банку тушёнки на слабеньком языке пламени. Сообразительной оказалась девица, здраво рассудила, что на такой погоде с разведением костра не один час провозишься, а вот положительный результат отнюдь не гарантирован. Иван тоскливо подумал, что и сегодня придется ограничиться лишь одной банкой на двоих, ведь, с учётом потери оленины, запасы белковых продуктов стали неприлично малы.
Тянуть не стал. Кратно обрисовал ситуацию, признав свою вину в произошедшем. Даже занижать опасность предстоящего недоедания не посчитал необходимым – соратница имеет полное право реально оценивать обстановку.
– Ван, успокойся. Всё хорошо. Я вчера перетащила оленя поближе к палатке. Его скорее всего снегом присыпало. А топор в ногах, под брезентом лежит.
Иван, не сказав и слова, пулей выскочил наружу. Лихорадочно раскидал снег. Туша лежала на месте! Поплёлся к входу в убежище. Опять вернулся. Проверил. Точно ли оленина лежит в целости и сохранности? Переведя дыхание, неторопливо забрался в палатку.
– Слушай, ты это… Молодец, короче. Спасибо, – смущенно выдавил он с трудом подбираемые слова благодарности.
– Пустяки. Я ведь понимаю, ты с костром вчера намучился. Устал. Кстати, а чего ты керосинкой костер не распалил? Передо мной красовался? – Туся кокетливо улыбнулась и даже зарделась румянцем.
– Ну, было немного, – пробурчал Иван, внутренне удивляясь своей несообразительности. «Не додуматься до элементарного!! Ну не осёл ли я! Не зря учёные утверждают, что при низких температурах мозг утрачивает свою естественную активность. Да оно и понятно, кровоток затрудняется, кислородика меньше куда следует попадает…» – А как ты умудрилась перетащить такую тушу? – предусмотрительно поспешил он сменить тему разговора.
– Волоком, как санки. Согрелась заодно, пока вода на углях догревалась. Дрова все сгорели. Похоже, что температура до минус пятьдесят опустилась, – словно оправдываясь за растрату топлива, добавила напарница. – У меня даже ресницы слипаться начали. И дышать стало тяжело.
– Да и шут с теми дровами. Всё одно, на таком ветру с костром играться – тоска великая, беспросветная. Давай сюда банку, открою.
Позавтракали достаточно плотно. Как и рекомендуют профессиональные инструкторы по лыжным походам. Вчера Иван убедился, что если хочешь долго и далеко идти, то и есть надо соответственно много, поэтому не экономил. Но и не роскошествовал, естественно.
Они даже попили теплой воды из бутылки, что уютно провела ночь в валенке-термосе, между двух спящих «пингвинов». Иван рассовал по внутренним карманам куски перекусона – пусть греются по дороге на внутренней «печке».
– Итак, завтрак аристократов торжественно объявляю закрытым. Нам пора в путь, боевая подруга.
– На таком ветру? Может переждать?
– Сколько? Ты же сама говорила, что ветра здесь дуют не переставая.
– Говорила. Но так не хочется…
– Да ладно, сам в шоке от предстоящей прогулки. Но истинно говорят, что лучше есть белый хлеб на берегу Чёрного моря, чем чёрный на берегу Белого. Хочешь, красавица, в Сочи? Тогда потопали ножками, юга сами к нам не прибудут.
Укладывались тщательно. Крайне напуганный возможной пропажей снаряжения, Иван плотно увязывал поклажу, внимательно проверяя каждый узел. Упади какая мелочевка, всё, в снегу её уже не отыщешь. Не зря бывалые путешественники к ножам ремешки приделывают. Страховочный шнурок от потерь, так сказать.
Путешественник конечно не рассчитывал, что переход будет лёгким, но что бы настолько изматывающим... Ветер дул в лицо с настойчивостью и упорством одержимого маньяка. Вспомнилась байка о том, что на вопрос, «откуда произошло название их города?», норильчане отвечают: «А у нас куда не повернись, ветер всё равно дует «на рыло». Нарыльск, короче».
«Да, ветер в харю… Тут весь район похоже Нарыльск. Вся область. Лучше бы мороз под сороковник, чем такой ветряга, – Иван с трудом преодолевал суммарное сопротивление ветра, дующего в корпус, и трение снега о широкие лыжи их тяжелой волокуши. – И сколько же кэмэ мы сумеем сегодня пройти? Пожалуй, что первые двое суток были рождественским подарком от Деда Мороза. Воистину, сделай человеку плохо, а потом верни, как было, и будет он тебе благодарен».
С ориентацией на местности в этот день проблем не было. Как утром определилось, что стрелка компаса плавает в спиртовом растворе вдоль воздушного потока из глубин континента, так на протяжении всего перехода ничего и не изменилось. Поэтому, достав пару раз стекляшку и убедившись в постоянстве стихии, Иван просто тупо пёр вперед навстречу ветру. Конечно, он отлично знал, что правой ногой человек делает шаг на десяток миллиметров шире, чем левой. Соответственно, если идти «прямо», то неопытный путешественник, полностью потеряв ориентацию, будет банально ходить по кругу против часовой стрелки. Вот отсюда про заколдованные места и мороки лешего ноги и растут.
«И что? Параллельно нам на эти тонкости. Ну затянет нас на десяток другой километров левее от желаемого направления. Велика ли беда? Много ли это изменит в данной ситуации? Нет, в идеале хотелось бы переться рогом исключительно на юг, не отклоняясь ни на градус от меридиана. Но как такое осуществить? Все советы убелённых сединами инструкторов на практике кажутся смешными, нелепыми. Какой тут «метод передвижения по ориентирам» или «провешивание маршрута колышками»? Какие к бесу сами ориентиры?! Да, они есть! Вот только их тут миллион и они все одинаковые. Березки карликовые, иначе называемый ерник. Их и деревьями-то язык не поворачивается называть, кустарник скорее. А вот лиственницы Гмелина, неприметные да низкорослые, которым и шестидесятиградусный мороз нипочём. Только голые макушки торчат из-под утрамбованного ветрами снега. Аж в глазах рябит. Ориентируйся, сколько душе угодно. И колышки никто не мешает ставить. Ставь, если желание сомнительное помутившийся разум обуяло. Вот только где их взять?.. А, пожалуй, увидев череду торчавших посреди бескрайней тундры колышков, местные аборигены впали бы в длительный транс, – Иван даже улыбнулся столь сюрреалистической картине. – Нет. Наша задача тупо «пилить» в сторону юга. Подальше от столь «гостеприимной» тундры с её ветрами и морозами. Нам надо туда, где бродит и растет пища. Где воду можно пить, а не грызть».
Они и «пилили». Терпеливо обходя препятствия преимущественно слева, ибо не тянуло их к Енисею. Конечно, там ровное ледяное «шоссе», устремляющееся к желанному югу. Но там и кордоны, поджидающие беглецов. Да и местные жители рады будут сдать каторжан властям, ведь движет ими не только гражданская сознательность, но и вполне себе материальный стимул – сто рублей премиальных. А может от щедрости душевной «насяльника» ещё соли-сахара отсыплет? Не все устояли перед таким соблазном и остались верны древнему закону Сибири: «Беглого и бродяжьего люда не пытать, а питать». Кто из алчности, а кто по недоумию, сдавали беглецов властям. Многие, на своем опыте столкнувшиеся с беспределом беглых уркаганов, даже и до патрулей пойманных не доводили. Вот поэтому к Енисею Иван и не стремился. К тому же, путь туда устлан болотами, озёрами и множеством мелких речушек, которые даже глубоко под снегом представляют нешуточные преграды. Старался Иван строить маршрут восточнее, к хребту горному прижиматься. Но самое основное – до лесотундры добраться. Хоть и далеко друг от друга дерева там растут, но всё ж… А сейчас они, как две одинокие горошины на белоснежном чайном блюдце, любому стороннему наблюдателю видны. А углядев их, каждый поймет, кто они, откуда и куда путь-дорогу держат.
Иван содрогнулся, представив себе наличие самолётов в распоряжении организаторов погони за беглыми арестантами. Он увлекался в школе авиамоделизмом и поэтому немного знал об истории полярной авиации СССР и времени её зарождения. Ещё в 1932 году даже на балансе ГУЛАГа появились три Юнкерса-20. С этих гидропланов и началось развитие гулаговской авиации. А к 1934 году уже и отечественные амфибии Ш-2 пополнили её строй. Радовало единственно то, что темень полярной ночи не позволит ищейкам НКВД использовать аэропланы, слишком уж опасны ночные полёты в этих широтах зимой. Да и толку от них никакого. Не изобрели ещё, к счастью беглецов, тепловизоры, что и кота бродячего среди сугробов с лёгкостью зафиксируют. Если бы последний имел хоть единый шанс в этих условиях обитать. Беглый каторжник в душе возрадовался техническому несовершенству здешней летающей техники, но инстинктивно напряг слух, пытаясь уловить гудение авиационного мотора. Ничего, естественно, он не услышал, кроме завывания надоедливого полярного ветра, да шороха абразивной снежной крупы, что безудержно полировала наст, укрывающий стылую тундру.
Успокаивала Ивана отсталость этого времени в ай-ти технологиях, но и огорчала тоже. Беглецам сейчас бы средства навигации средней паршивости! Да и простенькая карта в радость была бы. Увы, при отсутствии, столь любезных сердцу любого путешественника приблуд, им придётся тыкаться в неудобы здешние, как слепым котятам. Благо ещё попутчица попалась образованная, с памятью далеко не девичьей. Она-то и поведала про топографию здешнюю. Фактически карту по памяти пересказала, пару раз в Дудинке в кабинете казенном увиденную. Хотя, к великому сожалению, знания эти большой тактической пользы не имели. Без навигатора или наличия в руках мало-мальски подробной карты рельефа местности, предсказать препятствия, а значит вовремя их обойти, не представлялось возможным. Вот и приходилось скитальцам пересекать речушки в не самых удобных местах, порой часами копошась в наметённых сугробах. Или среди кочек маневрировать муторно, вдвое увеличивая траекторию, но, отнюдь, не перемещение на плоскости этих земель. Иван с ужасом представил, как же тут передвигаются, когда снежный покров растает и всё превратится в хляби бескрайние, непролазные.
«Не, на вездеходе, пожалуй, и кайф от поездки получить какой мазохист сумеет. А вот если своими ножками… Да с рюкзачком за плечами. Б-р-р-р…»
Много они в этот день не прошли. В основном, по причине крайней усталости и кромешной темени, обусловленной плотной облачностью. К тому же ветер стал усиливаться и вести с ним неравную борьбу стало воистину бессмысленно. Опять же, желудок предательски склонял разум к капитуляции и экстренной организации горячего питания.
У крутого берега безымянной речушки нашли укрытие от южного ветра. Разбили палатку. Окопались. Уже без нервов уверенно разожгли костёр. Сварили густой суп из оленины. Наелись, напились и спать завалились.

*****

Огонь перебирал ветки древ, словно истовый монах молитвенные чётки, вдумчиво, неторопливо. Иван сидел у костра и вырезал ложку таёжным ножом, что позаимствовал у паровозных машинистов. Старую он умудрился сломать, уронив топорик на мешок со столовыми принадлежностями. Острое лезвие ножика без труда справлялось с поставленной перед ним задачей и путешественник позволил себе, параллельно несложной работе, поразмышлять о своём положении.
Они отмахали, вернее протащились не одну сотню изматывающих километров по бескрайней и безжизненной тундре. Несколько раз Иван уже чинил волокушу, жесть которой не выдерживала постоянных изгибов на неровностях пути и при подобных температурах попросту трескалась то тут, то там. В результате первоначальная конструкция волокуши трансформировалась в некое подобие футуристических саней, что впрочем странников никоим образом не смущало, выполняет свою прямую функцию и ладно.
Темень полярной ночи сменилась ослепляющим светом полярного солнца, что отражался от белоснежного покрывала и так и норовил обжечь роговицу и сетчатку глаз путешественников. Иван представлял себе, что такое снежная болезнь. Однажды он умудрился заполучить её аналог от дуги промышленной электросварки. Глупо вышло. Торопились с товарищем выполнить удачную халтурку, припозднились, стало темно. Приходилось всё чаще начинать сварочный шов без защитной маски. Вот тогда-то Иван и нахватался «зайчиков». В итоге всю ночь промучился от нестерпимой рези в глазах. Облегчение доставляло лишь промывание глаз свежей заваркой. Но это лишь в благоприятных условиях цивилизации можно отлежаться в постели, в крайнем случае к окулисту на приём записаться и получить соответствующее лечение. В тундре снежная болезнь – штука опасная, могущая привести к временной потери зрения. Вот поэтому, предупреждая возможность испытать на себе снежную слепоту, путники изготовили примитивные щелевые очки, что издревле использовали народы Севера от подобной напасти.
 Горестно охая, Иван с Тусей откромсали от оленьей шкуры-одеяла полоски кожи, побрили их таёжным ножом и прорезали тонюсенькие щели для глаз. А потом ещё и закрасили края сажей. Чтобы данный аксессуар не натер кожу лица, девушка аккуратно подшила под него тряпичную повязку. Получились забавные очки, уменьшающие световой поток, а путешественники стали похожи на черепашек-ниндзя. Полярных черепашек.
Конечно путники хорошо знали, что не они первые до этого «гениального» изобретения додумались. Подобные очки сообразили изготавливать из подручных средств жители Заполярья еще в далёкой древности, надо же было как-то защищать глаза от ослепляющего сияния солнечных лучей. В ход шли и китовый ус, и кожа, и даже береста. Этакий античный девайс не только уберегал глаза аборигенов от ультрафиолета и мощного видимого излучения, но и модным прикидом в те времена являлся. Во многих музеях сохранились экземпляры солнцезащитных очков покрытых искусной росписью и даже украшенных узорами из разноцветного бисера.
Тундра, которая могла похвастаться лишь реденькими карликовыми деревцами, давно сменилась лесотундрой. Теперь уже стали всё чаще встречаться классические ели, сосны, лиственницы. Росли они островками различной протяжённости, жалкие, измученные вечными ветрами и лютыми морозами, однако и карликами их уже назвать было невозможно. Конечно не сплошной таежный массив, но всё же на лес похоже. Это, с одной стороны, радовало беглецов, сложнее их разглядеть со стороны, да и с топливом проблема обнулилась. А вот прохождение маршрута затруднилось изрядно. Местами стали попадаться снежные заносы и сугробы, в которых утонуть можно было в прямом смысле слова, без всяких иносказаний. Ещё бы, сухие снежинки в подобной ловушке походили на зыбучие пески пустыни. Ступи в подобную и разом провалишься по пояс. И барахтаться бесполезно, только глубже зароешься. Радовало Ивана, что не один он бредёт среди здешней «милой» экзотики. Рядом надёжный друг, вытащит в крайнем случае за лямку. И всё равно впереди идущий старался упредить подобную ситуацию, заранее углядеть снежную западню. Но не всегда обходить подобные места имело смысл. Пришлось соорудить кустарные снегоступы. Дело впрочем не особо и сложное, если имеется достаточно времени и тонких гибких веток. Ну а этого товара у беглецов пока что было в избытке. Да и инструмент подходящий имелся в распоряжении.
Взять хотя бы тот же нож. Им хоть мёрзлое мясо строгать, хоть просмоленную ветку лиственницы обрабатывать – милое дело. Никаких чрезмерных усилий не требуется. Удобно сидит в руке даже при наличии толстой рукавицы. К тому же острый до неприличия, с длиной клинка около двадцати сантиметров. Радует глаз богатая текстура берёзового капа  из которой изготовлена рукоять. Яйцеобразная форма способствует уверенному хвату. Настоящий якутский традиционный нож! Ивану даже совестно немного стало, что этакое сокровище у железнодорожников утащил без спроса.
«Ладно, поймут и простят... И какими только путями это чудо к ним попало? От Якутии до Норильска дорога не близка. Хотя оленеводы горазды любой длины крюки делать. Им не привыкать, всю жизнь в движении, – Иван подкинул в костёр ствол сухостоя и продолжил свои размышления. – Однако, странный нож. На севере Якутии клинки изготавливают более узкие, а в южных районах – более широкие. А этот – ни то, ни другое…»
Нож действительно выглядел неким усреднённым вариантом. А вот широкий желоб, по-научному дол, расположенный только с одной стороны клинка, однозначно являлся характерной особенностью оружия-инструмента северного народа саха. Из-за подобной специфики ковки, профиль клинка был ассиметрично выпуклым. Поэтому и точится данный нож лишь с одной стороны, что повышает его режущие свойства. Кстати, именно стамескообразную форму лезвия использовал в своём НДК (Нож Диверсионный Кочергина) известный российский мастер боевых искусств Андрей Кочергин.
«Нет, этот экземпляр явно неординарен. Это лишь с первого взгляда заурядный инструмент для повседневных нужд оленевода-охотника, но если присмотреться… Удобен, изящен. Безупречная ковка просто завораживает. Единственно, не мешало бы полирнуть клинок до зеркального блеска… Зато больстер очень красиво смотрится, неземной синевой отсвечивает. Правда в традиционных якутских ножах его не применяют. Не утруждают себя оленеводы этакой гламурной защитой переднего торца рукояти. И то верно, не проблема в тайге ветку подходящую отыскать. Но в данном случае мастер расстарался. А пожалуй эта втулка из метеорного железа выкована! Точно! Издревле из метеоритов кузнецы при случае умудрялись нечто колюще-режущее сотворить. Археологи бают, что в гробнице Тутанхамона подобный ножичек обнаружился. А у Тамерлана даже меч из небесного железа имелся. Повезло мне, раритетом владею. Смотри-ка, на тусклом клинке клеймо мастера выбито… Вроде руны какой-то. Хотя откуда тут руны?»
Из палатки выбралась Туся и подошла к костру. Вроде и так у огня было не холодно, но Ивану почему-то стало ещё теплее. Он помешал в котелке густое варево, чтобы не подгорело и подумал о том, что очень скоро их рацион существенно уменьшится в объеме.
– Ух ты, какой духман! Аж слюнки потекли. Ты отменный кашевар. Скоро готово будет?
– Да… с кем поведёшься… Вы, я смотрю, барышня, общаясь со мной, свои аристократические манеры подрастеряли. И лексикон деградирует стремительно. Опять же, примитивная лесть не красит утончённую особу. Какие ароматы, господь с вами? Каждый божий день «ирландское рагу» из ограниченного до неприличия набора юного туриста. Рыба, мясо, мох. Рыба, мясо, мох.
– Фу. Вместо того, чтобы предложить даме в качестве аперитива приятную беседу, ты скатываешься к унылому скулежу и гнусным инсинуациям. Хотя, чего ещё и ждать от невоспитанной деревенщины.
– И то правда. Виноват дурак, исправлюсь. Но всё же вынужден предупредить – скоро нам придётся значительно ограничить себя в питании. Тают запасы, сама видишь… Тусь, я сегодня начну охоту на леммингов? – Иван уже не в первый раз осуществлял психологическую подготовку девушки к инновациям в рационе. – Ну не вижу я иного выхода.
– И точно дурак! Сказать такое перед ужином…
– Ладно, извини. Неси посуду. Пожалуй уже сварилась наша похлёбка.
Погода благоприятствовала трапезе на открытом воздухе и поэтому странники расположились у костра. Ели сытное месиво, пили горький настой из сосновых иголок и полезных травок, упреждая коварные атаки цинги.
– Ну и как ты собираешься этих мышей ловить? Мышеловки в нашем снаряжении как бы не числится. Да и домашней кошки тоже, – полюбопытствовала подобревшая после ужина Туся.
– Элементарно, красавица. Берётся банка из-под сгущёнки, наливается в неё кипяток и ставится на снег. Через несколько повторений такой процедуры образуется цилиндрической формы ямка. Заметь, стенки – идеально скользкий лёд. На дно кладём приманку. Лемминг к ней спускается, а выбраться из ловушки – уже не судьба. Кстати, лемминг  это не мышь.
– Да ладно. Скажешь тоже, поросёнок, наверное, – хмыкнула девушка.
– Он скорее хомяк. Шастает под снегом. А жрет, тут ты права, как тот поросёнок. За сутки съедает растений разных вдвое больше своего веса. Но, по крайней мере, чистоплотнее любой хрюшки, – проводил подготовительную рекламу Иван. – Да что я тебя уговариваю, не нравится – не ешь. К тому же его ещё поймать умудриться надо. Я про данный способ охоты только в книжках читал. Может то фейк голимый.
– Опять на своем жаргоне изъясняешься! – насупила брови Туся.
– Легенда, вымысел, байка, – поспешил поправиться Иван, не желающий из-за пустяка утратить ауру блаженства и гармонии.
– То-то же. Слушай, а может ещё на кого поохотимся? А то непривычно как-то… такое употреблять.
– Альтернативные варианты – песец или горностай. Кого выбираем, барышня?
Девушка лишь грустно вздохнула и сделала ещё один глоток витаминизированного пойла.
Но так уж получилось, что не довелось Тусе насладиться нежнейшим мясом тундрового хомячка, а вот огорчилась ли она, лишившись этакого деликатеса, её спутник спросить постеснялся. Обретение иного ингредиента в их рационе питания произошло банально, случайно что ли, как в общем-то и происходит большинство находок. Раскапывая снег под очередное кострище, Иван наткнулся на «стеклянные грибы». С подобной экзотикой он уже сталкивался в той, казавшейся теперь почти нереальной жизни. Как-то раз, по дороге в соседний городок, остановившись у обочины по вполне понятным делам, Иван углубился в лесной массив. Дело было поздней осенью. Морозное утро дышало звонким хвойным воздухом. Лучи солнца подсвечивали редкую паутину меж густых лап вечнозелёных елей. Под ногами, как огромные чипсы, хрустела мерзлая листва былого наряда красавиц-берёзок. И вот – чудо, посреди опавших листьев и мха чернели разнокалиберные кругляши грибов! Это чёрные грузди умудрились дождаться первого заморозка и стояли теперь терракотовым войском, остекленев от непривычной стужи.
Тогда Иван насобирал пару пластиковых пакетов подобных грибных рюмочек. А дабы за целый день забот и хлопот они не растаяли от тепла до неприличной кашицы, там же в лесу их и оставил. Присыпал ветками в уютной канавке, с первого взгляда никто и не заметил бы тайной закладки. Да и со второго – тоже. Ну а на обратной дороге прихватил припрятанную добычу домой. Она и оттаять не успела, как оказалась в огромной кастрюле да на газовой плите.
Вот и лесотундра одарила странников грибным урожаем прошедшего года, заботливо сохранив его толику не хуже импортного морозильника. Естественно, они старательно обшарили щедрую полянку в поисках остальных вкусняшек, пока не убедились, что выгребли всё подчистую.
А на следующий день удача вновь улыбнулась невольным участникам программы радикальной борьбы с излишними жировыми отложениями. В зарослях ивняка и ерника Туся заметила целую стаю копошащихся белых птичек. Полярные куропатки, величиной с крупного голубя, деловито склёвывали питательные почки с низкорослого кустарника. Иван даже не стал корить себя за то, что сам проморгал этих диких курочек. Попробуй-ка заметь их на фоне снега в таком профессиональном камуфляже! Куропатки не только перьевой окрас к зиме поменяли на ослепительно белый, но даже лапки прикрыли белым густым пухом.
– Барышня, а вы не против запеченным цыпленком в клюквенном соусе отобедать? Такое блюдо не претит вашему утончённому вкусу и высоким моральным принципам?
– Отнюдь, – ответила Туся и плотоядно облизнулась от вида картины изысканного яства, услужливо нарисованного разыгравшимся воображением. – Как ловить этих курочек будем? Мне с какой стороны заходить?
– Тихо, тихо, мамзель. Откуда такая агрессия в столь юном и нежном создании? – Иван остепенил возбуждённую охотницу за пернатой дичью. – Куропатка – птица осторожная, близко нас к себе не подпустит, упорхнет, аки мечты несбыточные. Мы только бесприбыльно запыхаемся, в снегу глубоком барахтаясь. Здесь нужно технически. Сделаем-ка мы завтра днёвку. Поохотимся основательно, про запас. Да и отдохнуть следует, положено это по всем законам и правилам длительного зимнего перехода.
– Двумя руками «за». Я уже давно планировала стирку устроить. Хорошо?
– Не вижу никаких поводов для возражения, мадмуазель. Гигиена и санитария – вот основные столпы здорового образа жизни.
– Ты бы еще физкультурой посоветовал по вечерам заниматься? – хмыкнула Туся.
– Ценю изощрённую шутку юмора. Без соли уела.
Но не дождались следующего дня нетерпеливые ценители мясного блюда – начали охоту прямо ночью. Способ ловли был примитивен до неприличия. Вечером Иван из пустого холщового мешка, гибкого прута и длинной жерди соорудил некое подобие сачка для ловли бабочек. Как только стемнело, при свете переносного фонаря, заряженного последним огрызком стеариновой свечи, охотники двинулись к месту ночёвки куропаток. Район спячки они приметили ещё засветло, поэтому найти лёжку полярных курочек трудности не представляло. А вот удалиться от палатки со всем столь жизненно необходимым снаряжением, было психологически невероятно тяжело. Наверное так же неуютно и беззащитно чувствует себя рак-отшельник по определённым причинам покинувший свою ракушку. Отойдя метров на тридцать от ночлега, путешественники до того запаниковали, что даже повернули назад, чтобы убедиться в возможности найти обратную дорогу. Наконец, преодолев в себе чувство незащищённости, оставляя за собой многочисленные ориентиры, они продолжили охоту. Но вскоре страх был нокаутирован азартом от ловли куропаток. Те ночевали, глубоко зарывшись в снег. Тонкие цепочки следов внезапно обрывались, выдавая местоположение птицы. Подходи и бери! Естественно, куропатки успевали услышать своих врагов, но, подчиняясь врождённому инстинкту, подпускали охотников поближе, чтобы упорхнуть в последний момент. Без «сачка» Иван с подругой навряд ли смогли бы похвастаться многочисленной добычей, а так… Больше десятка тушек лежало в заплечном мешке, когда они возвратились в свой лагерь.
Днём Иван продолжил заготовку белкового запаса уже в одиночку. Туся занималась костром и стиркой, а мужчина – ловлей живности. Еще ранним утром он наготовил целый ворох силков из шпагата, пропитав его еловой смолой для необходимой жёсткости. Раскрошил остатки сухарей, хоть и крайне жаль лишаться хлеба, ну да какая же дичь в силок полезет без соответствующей приманки? Похлебал разогретого варева, выпил в спешке кружку эрзац-чая из березовых почек и потрусил на охоту. Поначалу душа пела от возможности заняться новым делом, от солнечного маловетреного денька – далеко не частого гостя в этих суровых краях. А самое главное, от отсутствия необходимости тащить надоевшую лямку бурлака, преодолевая сопротивление тяжеленных саней с продуктами и снаряжением. Радовал отдых, бодрило ощущение скорого прихода весны даже в этот морозильник планеты. Но довольно быстро задор добытчика несколько поугас. Да оно и понятно, ловля птицы силками – это монотонное занятие. К тому же изматывающее, если у вас нет в наличии японского снегохода, ведь ловушки необходимо разносить друг от друга на приличное расстояния. Шастать среди кустарника в снегоступах, это вам не по морскому песочку босиком променад совершать. А в остальном работа несложная: сделал коридорчик из веточек, поставил на проходе петельку, накрошил приманки и шуруй себе далее до следующего подходящего места. Таким образом Иван нарезал почти полный круг по здешним неудобам, а потом вернулся в лагерь.
Туся уныло ощипывала ночную добычу. Пух и перья не выкидывала – складывала в мешочек. Жизнь в странствии приучила путешественников ценить каждую мелочь, которой они располагали.
– А вот это правильно, в хозяйстве всё пригодится. Какая-никакая, а подушка получится.
– Вань, ну почему так жестоко устроен мир? – девушка подняла на Ивана грустные глаза.
– Птичку жалко? Понимаю, но жизнь такова, какова она есть. Если не ты сожрёшь кого-то, то кто-то сожрёт тебя.
– Ну что ты говоришь? Что тебе плохого могла сделать маленькая куропатка?
– Не забирай в голову. Это я просто обобщаю. Описываю мироустройство в целом и человеческий социум в частности, – Иван замял тему, не желая углубляться в описание пищевых зоологических цепочек. –  Давай-ка я сам займусь этим грязным делом, а ты чистоту белья обеспечишь. Вон в котелке вода уже почти закипела.
Тазиком они, по вполне понятным причинам, не обладали и поэтому Туся соорудила себе ледяную ёмкость. Прямо на грунте влажным снегом постепенно нарастила своеобразный ледяной котёл с приличной толщины стенками. Стирать в нём приходилось быстро, иначе либо вода начинала подмерзать, либо стенки безобразно размываться. Чище ли стали вещи – вопрос спорный. Если учесть, что вместо импортного «Ариэля» Туся использовала посконную золу из отечественного кострища, а потом досушивала тряпки у открытого огня… Но молодая прачка была крайне довольна результатами своих трудов, поэтому её спутник поспешил похвалить труженицу, следуя мудрой народной поговорке: «Доброе слово и кошке приятно».
Ближе к вечеру добытчик обошел выставленные ловушки и собрал неплохой охотничий трофей. Но самое главное, он получил бесценный опыт и уверенность в том, что смерть от голода им не грозит. Природа устроена так замысловато, что любая её тварь имеет шанс выжить в этом жестоком мире, если, разумеется, будет шевелить своими конечностями и извилинами серого вещества.
С каким же наслаждением они за ужином уплетали нежнейшее тушёное мясо, макая его в соус, который Иван не поленился сотворить из мёрзлых ягод прошлогодней клюквы и кусочка рафинада.
«Есть в жизни справедливость. Хоть в чем-то уравнял всех Боженька. Пожалуй, мы сейчас получаем большее гастрономическое удовольствие от примитивного куска мяса, нежели иной олигарх, употребляющий первосортных омаров в каком-либо элитном ресторане, – Иван причмокивая обгладывал косточку, лишая её последних следов белковой субстанции, и размышлял о парадоксах мироустройства, – Да, как ни странно, именно дефицит является одной из первооснов состояния счастья. Вероятно высшая справедливость и состоит в том, что наслаждение голодного крестьянина кусом варёной картошки и свежим огурцом ничуть не меньше, чем у богатея изысканным трюфелем. А кристально чистая колодезная вода даст фору любой распиаренной «Перье».
Иван явственно вспомнил тот непередаваемый аромат мандаринов, что появлялись в его детстве исключительно в конце декабря. Знаковый запах, олицетворяющий собой праздник Нового Года. А вот когда оранжевые мячики стали валяться на прилавках супермаркетов независимо от времени года, интерес к ним пропал. Хотя, если сказать  по правде, мандаринами назвать их уже тоже можно было с очень большой натяжкой. Скорее мутанты какие-то, без характерного вкуса и запаха. И тем не менее, важен сам факт: вседоступность, пресыщенность лишают человека состояния эйфории от долгожданного обладания. И как это ни парадоксально, изобилие является причиной замедления выработки так необходимых организму эндорфинов, гормонов удовольствия. Наверное именно поэтому золотая молодёжь порой пускается во все тяжкие. Как метко подметил простой народ «с жиру бесятся».



Глава 7

Здрасте, приехали


                Хижина, где смеются, богаче дворца, где скучают.
                Китайская мудрость

Тянулись нескончаемые километры переходов. Иван, с грустью в душе, понимал, что их неуклонно затягивает на запад, к Енисею. Как он ни пытался противиться этому, строя маршрут передвижения своей маленькой группы, рельеф местности неумолимо диктовал повороты направо. Каменная возвышенность с левой стороны однозначно обещала такие прохождения, что само собой возникала мысль эти горы обойти, не дурень же чай. Но и совсем уж в тайгу они не углублялись – непросто месить глубокий снег меж реденьких елей и лиственниц. Опять же, упавшие стволы, заботливо занесённые снегом, представляли нешуточное препятствие для беглецов. Ой как тягостно перетаскивать гружёные волокуши через такие вот «карандаши», порой их проще обойти чем «перепрыгнуть». Вот по этим причинам они и держались нейтралки между зализанной усердными ветрами от снега каменной породой и ещё редким, но уже по-настоящему таёжным лесом. Монотонно и неторопливо путники брели по склону, пытаясь забирать восточнее, но, в итоге, всё более и более скатываясь к батюшке Енисею. В конце-концов Иван смирился с неизбежным, холодным рассудком понимая, что увязнут они летом в непроходимых, бескрайних здешних болотах. Да и пропитание вряд ли достойное добудут. Скорее сами на корм здешней мошкаре пойдут. Мириады комаров, гнуса, мокрецов и мух захватят с началом северного лета эти влажные пространства и горе тому, кто попадет в их владения беззащитным. Даже северные олени и матёрые лоси нередко становятся жертвами этих беспощадных летающих тварей. А вот эвенков комарики-гнусарики не трогают, стороной облетают. То ли здешние аборигены заговором каким секретным ведают, то ли источают аромат, убийственный даже для крылатой твари, который не сумели разгадать производители современных репеллентов. Тайна сия великая есть!
Каменный склон несколько дней назад резко свернул на восток и путникам пришлось оставить его с миром, надеть самодельные снегоступы и углубиться в лесотундру.
«А, пожалуй, данная растительность уже и на тайгу больше походит. Зелёное бескрайнее море… – Этой ночью путешественники хорошо выспались, утром плотно поели и поэтому Иван находился в довольно оптимистичном настроении. – Рельеф плавно и монотонно уходит вниз, растительность уплотняется – однозначно, мы втягиваемся в долину какой-то крупной реки. Может попробовать порыбалить? Блесну сооружу из жестянки, крючок – из гвоздя. Даже бородку организую! Раскалю гвоздь на огне и сделаю насечку той же бандитской заточкой. Потом закалю крючок. Вместо лески сойдет и бечева. Останется топориком лунку прорубить. Без спешки, никуда не торопясь. И насладиться подлёдной рыбалкой, на солнышке весеннем понежиться. Эх, хорошо бы нельму вытащить. Или сига… Да ладно, мы не гордые, сойдет и обычный хариус…»
Столь сладостная картина, развернувшаяся в голове беглого каторжанина была безжалостно прервана тремя хлесткими, как выстрелы фразами: «Стой! Руки вверх! Стрелять буду!»
«Всё. Порыбалил… Обидно-то как… столько пройти…» – мысли заскакали испуганными зайцами, а спина разом взмокла. Иван вздрогнул от ткнувшейся ему в спину Туси, которая от неожиданности на приказы не среагировала, и повернулся к ней лицом. Он даже не стал разглядывать две вооруженные фигуры, возникшие из-за стволов елей, и руки вверх не вздернул, а молча взглянул в глаза напарницы, что честно разделила с ним такой трудный, такой короткий длинный путь. И лишь с огромным усилием не отвел их в сторону – в круглых от испуга, таких милых глазах стояло недоумение и одновременно рвалась наружу мольба: «Ну, пожалуйста, придумай что-нибудь! Ты же сможешь, да?» До чего же невыносимо было видеть, как призрачная надежда в них сменяется холодной обреченностью.
Как во сне, Иван ощутил поверхностный обыск в результате которого лишился единственного своего оружия – таёжного ножа. Мысль о попытке сопротивления он вяло отбросил, даже не прорабатывая в деталях. Это только в кино в одиночку можно раскидать охрану, а в реале, в глубоком снегу, многослойный как луковица от теплой одежды, да еще в снегоступах… Словно цирковой клоун будешь кувыркаться с первым охранником, тогда как второму достаточно нажать на курок. Ну или просто прикладом двинуть.

*****

Шли по широкой натоптанной тропе, видать, караул здесь довольно часто топтался, пока не дождался таки своей добычи. Шли недолго. Свернули к крутому откосу, в котором обнаружилась грубая деревянная дверь, покрашенная белой краской. Гостеприимно поощряемый толчком приклада промеж лопаток, Иван впорхнул в неё, аки шмель в открытую форточку. Влетел и остолбенел. Было от чего.
Помещение размерами пять на пять метров представляло собой добротное жилище в склоне небольшого холма. Земляные стены полуметровой высоты аккуратно укреплены тонкими лиственными хлыстами. Венчал необычное сооружение небольшой сруб из брёвен. В итоге, высота помещения составляла около двух с половиной метров. Роскошно для столь глухого зимовья! Потолок не креативил материалом, а был выполнен из стволов тех же хвойных деревьев. Иван предположил, что поверх потолка настелена крыша из жердей и веток, присыпанных грунтом. Укрытый со всех сторон снегом, скорее всего, не без помощи своих обитателей, чудо-дом стал абсолютно незаметен стороннему взгляду. Он полностью интегрировался в окружающий пейзаж, слился с рельефом. Не останови их караул, Иван с Тусей прошли бы в метре от укрытия и бровью не повели.
Кроме, так хорошо сокрытого в склоне, внушительного жилого объёма, впечатляло и его внутреннее убранство. Вдоль одной из стен были расположены двухъярусные нары, рассчитанные на пару десятков человек. У входа царствовала железная печурка, смастряченная здешним самоделкиным из пустой топливной бочки. Груда гранитных булыжников под ней являлась своеобразным изолятором и, одновременно, аккумулятором тепла. В углу находился приличного вида стол из струганных досок и три фабричных стула, присутствие коих в столь дикой таёжной глухомани выходило за любые рамки понимания и явно попахивало сюрреализмом. На столе пристроился компактный радиопередатчик и керосиновая лампа.
Но, как оказалось, самое интригующее ожидало пленников впереди.
Один из конвоиров, отряхнув снег с валенок, подошел к сидящему у стола и сделал короткий доклад. До Ивана не сразу дошла абсурдность происходящего, но когда он «врубился» – мысли в голове заскакали подобно суетливым белкам на ветках потревоженного дерева.
«Фигасе! Да он же по-немецки шпрехает! И начальник его понимает! Уж, что означает его поощрительное «зер гут», даже мне понятно без словаря. То-то несоответствие в обстановке подсознание зацепило, хоть и мельком, но царапнуло какой-то неправильностью. Порядок и чистота в этой потаённой обители уж чересчур казарменные. Вохровцы, хоть и служивый народец, но не до такой же степени аккуратисты. В глухом таёжном заслоне, вдали от начальственного ока… Да, по-любому, скатились бы к пофигизму со скоростью сопли в полёте. А здесь чисто немецкий «орднунг» . Пустые постели аккуратно застелены по единому образцу, посуда ровными стопками стоит на полке, верхняя одежда, как по ранжиру, висит на культурной самодельной вешалке. Под нижним ярусом нар полно ящиков, но и в их расстановке прослеживается некая система. Даже запах табака не русский, специфический какой-то. Нет, это точно не махорка! И, однозначно, эти ребята к НКВД отношения никакого не имеют, ибо немчура стопроцентная. А это значит, у нас есть шанс…»
Конвоир закончил доклад, развернулся через левое плечо и почти строевым шагом вышел из помещения. По-видимому время его караула ещё не закончилось.
Иван более внимательно присмотрелся к обитателям удивительного схрона.
«С начальником все ясно: если это не представитель голубых кровей третьего рейха, то и по психологии, и по физиогномике  «неуд» мне надо ставить пожизненно. Аристократ, несомненно. Крупное породистое лицо, несмотря на походные условия быта, безупречно выбрито; меховая куртка поверх шерстяного свитера сидит на величественной фигуре не менее элегантно, чем парадный фрак. Дорогая курительная трубка красного дерева в холеных руках окончательно подтверждает правильность моего предположения.
Далее… Рядом с ним небрежно развалился на стуле, вытянув длинные ноги в меховых унтах, неприятный тип, с явно завышенной самооценкой и непомерными амбициями. Скользкий неприятный взгляд, подкрученные усики, какая-то нарочитость позы, картинное постукивание коротких пальцев по серебряному портсигару говорят сами за себя: необоснованные и, скорее всего, нереализованные претензии на доминирование. По-видимому, я имею честь лицезреть заместителя начальника этой странной компании, который спит и видит себя, не иначе как Наполеоном.
Так… На нарах отдыхает еще пять человек. Судя по внешнему виду и поведению, рядовой состав. Обросли густыми бородищами, хотя и более-менее аккуратно подстриженными. Кто-то книжку читал, кто-то бельишко нательное штопал. Всё правильно, как ещё коротать долгое время зимовки. Сейчас же все на нас свои буркалы вылупили. Ещё бы, такое развлечение нежданно-негаданно привалило в здешний «дом отдыха».
– Sprechen sie Deutsch?  – задал вопрос начальник. Бархатные низкие ноты его роскошного голоса смягчали лающий стиль немецкого языка.
– Нет, герр  начальник, по-немецки не шпрехаю. Не обучен, – быстро среагировал Иван и сделал шаг вперёд, загораживая свою попутчицу.
«Ты только помалкивай, юная дворянка, – взмолился он про себя. – Совсем не обязательно этим обормотам быть в курсе твоих языковых познаний. Скромнее, скромнее надо быть. Чай не в МИД на собеседование явились».
– Ну, как же не разговариваешь? Ведь вопрос понял, – растянул губы в змеиной улыбке заместитель, буравя холодными серыми глазами переносицу допрашиваемого.
«Ого! Да ты не так и прост. Недооценил я тебя. По-русски шпаришь чисто. Лишь какая-то искусственность, излишняя правильность произношения выдает в тебе иностранца. Хотя в иной ситуации я мог бы на это и внимания не обратить. С тобой аккуратнее надо. Тоньше в балбеса играть. Не зря говорят, что прикинуться умным несложно, вот попробуй сойти за дурачка…»
– Ну, дык у нас после германской войны любой кучу немецких слов знает. «Муттер , шнелле , шпик, шнапс…» – Иван широко и простодушно улыбнулся, с удивлением отметив, что подошедший к начальнику рыжеволосый бородач синхронно переводит его слова.
– Хорошо. Убедил. Давайте знакомиться. Вы находитесь на зимней стоянке советско-германской научной экспедиции. Я – заместитель экспедиции. А кто вы такие?
Иван, естественно, не стал требовать у представителя высокой стороны верительных грамот, памятуя о том, что за его спиной у стены приткнулась пирамида с начищенными карабинами. Да и в кобуре на поясе герра заместителя явно не гранёный стакан затаился. Наверняка, мода советских деревенских участковых не затронула бы холодные струны арийской души. Поэтому, не томя окружающих слушателей долгим ожиданием, Иван поведал им байку, заготовленную загодя для подобного случая. И, хотя она была рассчитана на родных советских геологов-промысловиков, либо местных аборигенов, но поскольку лучшей «песни» в репертуаре бродячих гастролеров не имелось, пришлось исполнять эту.
Сага содержала в себе повествование о том, как вольнонаёмная супружеская пара, входившая в состав геологической экспедиции, оказалась один на один с суровой природой лесотундры. Как им несказанно повезло и они вышли на пустую избу-зимовку на берегу неведомой речушки. Как, благодаря оставленным там припасам и скудным снастям, коротали тёмную полярную ночь. Как с наступлением светлых весенних дней, понуждаемые предстоящим голодом и распутицей, собрали свои жалкие пожитки и отправились в дорогу. К людям, к цивилизации…
Героическое повествование на полуслове было оборвано не бурными аплодисментами переходящими в овацию, а довольно банальной зуботычиной, которую ловко выдал солисту герр заместитель, неспешно оторвавшийся от беглого чтения каких-то бумаг. Эти бумаги, что валялись на дне котомки той личности, что когда-то владела телом сегодняшнего бродяги, Иван так и не удосужился просмотреть. Не до исторических изысканий ему было, когда каждая минута тратилась на процесс выживания. И вот сейчас оказалось, что жалкая ученическая тетрадка играючи поставила жирный крест на так хорошо проработанной легенде. Без всяких вопросов-ловушек и контрольных запросов по инстанциям. Вот это прокол так прокол!
Бросив короткую фразу по-немецки начальнику, из которой Иван ничего не понял, зам по оргвопросам, хватко извлек пистолет из кобуры и упёр его в лоб сказочника.
– Хорошо. А теперь говори всю правду, – на лощеном лице зама улыбка уже отсутствовала напрочь. Взгляд  равнодушный и посему пугающий.
«Что говорить-то, фашистская ты сволочь? Я ж ни одним глазом этих бумаг не видел. Чего там контрик-неудачник понаписал? Да и вы-то, кто такие? Что в здешних дремучих краях делаете? В сказку про совместную экспедицию только лох наипоследний поверит…»
Выручила его «комсомолка, спортсменка и просто хорошая девушка» Туся, что волею судьбы досталась ему в напарницы по странствиям и приключениям.
Вынырнув из-за спины Ивана, она коротко, но понятно для плохо знающих советские реалии, начала излагать подлинную историю их странствий, опуская лишь незначительные детали.
«Умница, выручила! И в ситуации разобралась, и скрытое знание немецкого использовала. Неведомо, кто же эти немчики, но уж к беглым врагам советской власти хоть кроху сочувствия иметь обязаны».
– Любезная фрау , вы хоть представляете, в какой сказочный бред хотите заставить нас поверить? – перевел Наполеончик слова командира экспедиции. – Ты что, дура, над нами смеёшься? Ты хоть знаешь, где ты находишься и где порт Дудинка? – уже отнюдь не по-светски добавил от себя дознаватель.
Тут эстафетную палочку разговора перехватил Иван и поведал, что, где они находятся и сколько километров они прошли, им неведомо, но вот каждый день этого перехода мог стать для них последним и, если у почтенных слушателей есть время, он изложит все подробности в деталях.
Ни слова не говоря, Наполеончик подтащил Ивана к командирскому столу, развернул карту и спросил медовым голосом: «Так откуда вы вышли в путь-дорогу дальнюю?»
Иван сделал вид, что не сильно-то силен в картографии, да и вообще не одарён мощным интеллектом, памятуя о том, что с дурака и спрос меньше. Пыхтя и хмуря брови, повертел её и так и эдак и только после продолжительной паузы ткнул пальцем в отрезок между Дудинкой и Норильском.
«Плохи наши дела! Совсем плохи. Если и имеют эти ребята отношение к науке, то уж точно не к мирному, а сугубо к военному её аспекту. И уж точно с советскими властями ничего не согласовывали. А самое страшное, что карту эту показать мне не побоялись. Теперь мы свидетели. Опасные и ненужные свидетели».
Карта, что так напугала Ивана, представляла из себя невзрачную чёрно-белую фотокопию. В правом верхнем углу имелась стандартная «шапка»: «Красноярский край Схематическая карта Масштаб 1:5 000 000». Но пугала не сама карта, с нанесенным на ней изображением местности, а обозначенные на оной все лаготделения и лагпункты исправительно-трудовой системы Норильлага. Роковую точку ставили гриф «Секретно экземпляр N11» и подпись «Зам. Нач. Норилького ИТЛ генерал-майор Попков».
– А сейчас вы находитесь вот в этой точке! – карандашом указал Наполеончик на район впадения реки Курейки в русло Енисея. – Это почти пятьсот километров от Норильска, судя по отметкам на карте! И это по прямой! Что ты брешешь, товарищ!
– Да мне пофиг что там на карте, мы по тундре шли! – яростно огрызнулся Иван. – Тупо шлепали на юг. Вообще хотели в Красноярск к Транссибирской магистрали выйти. «Сесть на рельсу», так сказать.
От столь амбициозного плана, заявленного русскими бродягами, у немецких «учёных» временно пропал дар речи. Потом они долго что-то лопотали на своем, причём в беседе изредка принимал участие рыжий толмач , вежливо вставляя короткие фразы. Если бы у Ивана имелся дар предвидения, то в детстве его любимой книгой являлся бы учебник немецкого языка. Эх, «если бы, да кабы бы, да во рту росли грибы, то бы был не рот, а целый огород», а в настоящем ему оставалось лишь отслеживать эмоции консультативной группы да тайком поглядывать на Тусю. В какой-то момент её лицо резко побледнело и она непроизвольно прижалась к своему товарищу. Сообразив, что их тушкам уже готовы вынести окончательный вердикт, и судя по реакции подруги, ничего хорошего в нём не намечается, Иван решил вмешаться в плавный ход Истории.
– Господа учёные, возьмите нас с собой в Великую Германию! – возопил он с жаром Мальчиша-Плохиша, почувствовавшего запахи бочки варенья и корзины печенья. – Мы репрессированы советской властью. Я хорошо разбираюсь в технике. Да и с любой иной работай дружен. А супруга моя, урождённая графиня. Родители у нее эмигрировали во Францию. Богатые и влиятельные люди. Кстати, по образованию супруга медик. А у вас, вроде, с этим проблемы. Вон тому парню больной рукой нужно срочно заняться. А у этого – явные проблемы с желудком. И вашими почками, герр начальник, стоит серьёзно озаботиться.
Иван спешил повысить свои ставки, понимая, что в такой ситуации скупердяйство козырями может нанести фатальный вред здоровью их владельцев. Полезными надо показаться этим опасным псевдоучёным. Хотя бы на ближайшее время. Совесть за сотрудничество с фашистским режимом его не мучила. Во-первых, в настоящее время СССР и Германия партнеры и друзья. Во-вторых, после нашумевшей аферы, когда министр атомной промышленности с красивой библейской фамилией знатно торганул оружейным ураном и вместо пожизненной прописки в знаменитом «Белом лебеде» , по одной из версий, переехал в апартаменты Трамп-тауэра , Иван свое мировоззрение пересмотрел и откорректировал. И, в-третьих, он пока ещё был уверен, что, несмотря на фокус-покус с перемещением его сознания во времени, история страны на этой «железнодорожной стрелке» не поменяла «рельсы». А если и поменяла, то плюнуть в рожу фашистам и героически умереть можно в любую минуту. Но, предпочтительнее всё же выжить и принести реальную пользу своей Родине.
– Vous avez vraiment de la comtesse?  – воркующее задал какой-то вопрос дородный глава немецких проходимцев по советским тылам, с вновь обострившимся интересом разглядывая девушку. Та моментально ответила и между ними завязалась непринужденная беседа на мягком грассирующим языке, в котором Иван без труда идентифицировал французский.
Ну конечно, на каком ещё языке должна общаться высокопородистая знать, дабы чернь не разумела господ этой жизни. Бывали случаи, что отдельные представители высшего сословия на русском-то говорили намного хуже, чем на языке Наполеона, который вроде как и пытался отодвинуть дворян от власти, насаждая на завоеванных территориях гражданские законы республики. «А вот местный Наполеончик, видать, французским не владеет, вона как его рожу перекосило. Словно горошину черного перца раскусил невзначай,» – мысленно усмехнулся Иван, рисуя на лице простодушие и рьяное желание быть полезным.
– Ну, и как ты определил, что господин начальник страдает почками, а вон тот… сотрудник – желудком? – переключился на Ивана заместитель, дабы не стоять пень пнём, не понимая ни слова в оживленной беседе двух аристократов.
– Всё очень просто. Начальник за бок пару раз схватился. Мешки характерные под глазами… У того малого язык серый, было видно, когда он зевнул. За желудок, опять же, держится. Да и чувствую я, ибо знахарь и ведун потомственный. Травами лечить могу, – Иван смело входил в роль народного целителя, обоснованно надеясь, что молодые здоровые организмы, а здесь пожилых и не наблюдалось, с малыми хворями и сами справятся. А уж травки им помогут или крепкий иммунитет, так это никому знать не обязательно. Самое главное, создать себе определённый имидж. На что способна тотальная реклама, он очень неплохо усвоил за последние двадцать лет жизни в той, ставшей теперь страшно далёкой стране.
У Туси, судя по всему, тоже тронулся лёд в отношениях с главой здешней элиты. В результате минут через двадцать рыжий знаток русского языка, повадками похожий на таракана, озвучил приговор: «Зачислить двух приблудших овечек в штат экспедиции, принять на полное довольствие и даже выдать аванс в размере пятидесяти рублей».
Иван с показушной радостью пересчитал выданные ему банкноты и сунул их за пазуху, перехватив удивлённо-пренебрежительный взгляд Туси.
«Глупая девчонка. Хотя, не такая уж и глупая, уболтала же буржуина, жизнь нам спасла. Просто девчонка ещё. Не понимает, что временно нас пощадили. Всего лишь хотят использовать дармовой ресурс».
Рыжебородый, которого Иван мысленно нарёк Тараканом за потешное шевеление усами, сопровождающее мыслительный процесс при синхронном переводе, вежливо предложил новозавербованным проследовать к выделенным им койко-местам. Часть нижних нар располагалась аккурат напротив двери и обещала приятную прохладу по ночам и освежающие потоки зимнего воздуха при каждом вхождении-выхождении обитателей схрона. Но Иван этому ничуть не огорчился, так как между ними и остальными зимовщиками даже оказалась пустые места, заставленные коробками и стопкой постельного белья. Его несколько интриговало наличие пустых нар на десяток человек, но он оставил разгадку этого ребуса на потом. Сейчас надо было обустраиваться.
Быстро затянул куском брезента крайний угол, организовав тем самым закрытую «каюту» для Туси, понимая, что «баба на корабле – к несчастью» не потому, что она баба, а потому, что она одна. Рассовал по местам личные вещи, которые вернули, не прельстившись ими ввиду их убогости и ненадобности для экспедиции, похоже, и так роскошно оснащенной. Растянулся на тощем матрасе и, разморенный непривычным за последние месяцы теплом, банально уснул посреди нацистского лагеря.



Глава 8

Обитель мрачных тайн


                Всегда смотри на вещи со светлой стороны,
                а если таковых нет – натирай тёмные, пока не заблестят.
                Китайская мудрость

Долго поспать Ивану не дали. Да оно и понятно – с какого бодуна представители низшей расы будут на палатях нежиться, в то время, как ариям от болезней страдать приходится. Но, с другой стороны, не след обижаться, назвался лекарем – соответствуй. Иван подбодрил заробевшую Тусю оптимистичной фразой: «Что, медсестра, забыла, как делать клизму? Не дрейфь, подруга, прорвемся!», хотя и сам в этом был не слишком чтобы уверен. Временная служительница бога Асклепия  среагировала предсказуемым образом: обозвала самозваного знахаря «хамом неотесанным, деревенским» и на её лице заиграла оскорбленная гордость дворянки.
Начали осмотр пациентов. Первым, как подопытную крыску, лекарям предоставили больного с замотанной рукой. Тщательно помыв руки вонючим немецким мылом, Туся ловко разбинтовала конечность страдальца.
«Фурункул! Перезревший. У пацана, судя по румянцу, жар. Давно пора вскрывать рану. Куда ж они своего доктора задевали? Ну, в жизнь не поверю, что такая экспедиция, возглавляемая настоящим немецким аристократом, отправилась в путь без профессионального врача. Съели с голодухи что ли?»
– Герр начальник, – польстил Бонопартику Иван, – нам бы все ваши медикаменты посмотреть. Да и наши вернуть.
– А как же заговоры, травки? – ехидно усмехнулся заместитель, что внимательно оценивал работу бригады «медиков».
– Всякому больному необходим свой подход, а хвори – свой метод лечения, – серьёзно ответил Иван и твердо взглянул в глаза шутника.
Получив высочайшее официальное разрешение и рыжего Таракана в помощь, новоявленные эскулапы покопались в предоставленных им медикаментах. С горем пополам разобрались в надписях. Иван понимал, что Туся и без переводчика прочитала бы названия, но вот для чего предназначалось большинство лекарственных препаратов, ей, к великому сожалению, было неизвестно. Наложить повязку, остановить кровь, сделать инъекцию – вот и всё, пожалуй, чему учили на медицинских курсах. Соответственно, с поверхностно обученного медперсонала и взятки гладки. Вон начальник «научной экспедиции», явно высшее учебное заведение закончил. Образованный товарищ. Уж, как победить фурункул, должен бы знать. Да и Наполеончик в чинах, наверняка на военных курсах лекцию по медицине прослушал. Однако, нет у них самого главного – практики. Оба привыкли, что придет штатный доктор, обследует, назначит лечение. Глотай таблетки, которые тебе принёс слуга, даже не читая названий, голову лишним не забивай. Так что удивляться не приходится. Встречал Иван в своей жизни и дипломированных инженеров, что свято верили в наличии двух фаз в домашней электророзетке. Ну как же, провода-то два, значит и фазы две. Причём одна из них – плюс, а другая – минус. Бывает. Теорию изучали давно, а на производстве не довелось попыхтеть, сразу в мягкое кресло свой зад пристроили. Отсюда, наверное, и все беды современной Рассеюшки, нету у начальства знаний реалий, сермяжной правды жизни.
Фурункул безжалостно выдавил Иван, избавив помощницу от неприятной процедуры. Туся обработала рану антисептиком Sepso Tinktur, что хранился в потешной бутылочке немецкой военной аптечки, и наложила сухую повязку.
– Таблетку аспирина на ночь; обильное кислое питьё; исключить из рациона углеводы, включая сладкое, – озвучила Туся, разработанную консилиумом «врачей» схему лечения.
Больного желудком на сутки посадили на чай и сухари. Иван уже догадался, что виной большинства болячек здешних обитателей является однообразное питание и недостаток витаминов. Порасспросив Таракана о недельном меню их «санатория», он окончательно в этом убедился.
В рационе питания преобладали свиная тушёнка и консервированная рыба. Даже супы варились на их основе и, хотя заправлялись щедро сушеными овощами, от авитаминоза это не спасало. При варке витамины просто успевали разложиться. Ну откуда служивым, ничего не ведающим о здоровом питании, знать, что овощи лучше недоварить, чем превратить в унылую бесформенную кашу. Печенье, консервированные компоты, конфеты – это тоже не есть полезные продукты во время длительной зимовки.
– Господин граф, разрешите вас осмотреть, – смущённо промолвила юная медсестра.
– С удовольствием, милая фрау, – галантно ответствовал начальник странной команды иноземцев.
«Ух ты, целый граф! Голубая кровь, белая кость! Да нам повезло. Аристократия – это хоть какая-то гарантия от беспредела. Заложенные с детства моральные принципы, элементарная порядочность обязаны иметь место. А то этот Наполеончик на живодёра больно смахивает. Готов биться об заклад на вечернюю пайку, с ним наша опера состояла бы из одного акта. Да и то до неприличия короткого, – Иван даже в затылке почесал от этакой живости мыслей в голове. – Но все же и с графом при медосмотре до эротики доходить не след. Ограничимся изучением внешней симптоматики».
– Дайте-ка, я займусь вашблагородием. У меня своя метода имеется.
Осмотр начальника, которого Иван про себя стал величать просто Графом, много времени не потребовал. Он предложил ему попрыгать, как на Майдане, за что был награжден удивленно-испуганным взглядом Туси и опасно подозрительным прищуром Бонопартика. После настойчиво повторенной просьбы знахаря, Граф всё же совершил первый прыжок, пытаясь сделать это мужественно и элегантно. Однако боль заставила его скорчить кислую мину и отказаться от продолжения гимнастических упражнений.
Посовещавшись на ушко с коллегой для пущей значимости, Иван прописал больному кругляш трипафлавина  и сухое тепло на поясницу в виде пояса из грубого шерстяного свитера. Что-либо иное из медикаментов дилетант от медицины назначить не решился. Про трипафлавин, которым заинтересовались учёные 21-века, он случайно прочитал в Интернете. Оказалось, что древний препарат очень успешно справляется с непростыми бактериями, попутно повышая иммунитет больных.
Предвидя обвинения в шарлатанстве и возможные в связи с этим репрессии, Иван превентивно пошел в наступление.
– А что вы хотите, господа? Почка застужена, туалет-то, чай, без подогрева? Соответствующих медикаментов в вашей аптечке медицинская сестра, увы, не обнаружила. Да и опасно ими пичкать больного бессистемно. Со своей стороны, я могу предложить очень действенный и наукой одобренный отвар, но для этого нужные травки в тайге поискать надо, – Иван наседал, как припёртый к стенке подвыпивший сантехник, объясняющий начальству причины аварии прогнившими трубами, вентилями не той конструкции и даже жутким гидравлическим ударом.
– Кстати, а чего это у вас питание такое скудное? От этого многие болезни и начинаются. Пациенту диета полагается строгая. Ничего острого, кислого, горького. Ни капли спиртного, – палец Туси строго уткнулся в распечатанную бутылку Асбах Уральта , непринужденно устроившуюся на командирском столике. – Из первых блюд – мясной или рыбный бульоны, на второе – свежетушёное мясо птицы, на третье – кисели, натуральные компоты.
«Ай, молодца девка! С лёту мою стратегию подхватила. Правильно, наседай на гансов. Строй их, бери инициативу в свои руки, – Иван порадовался сообразительности своей подруги. – Ах, как хорошо работать в тандеме!»
Пока Таракан переводил Графу феерические, для данных условий, врачебные требования, Иван терзался сомнениями, задавать или не задавать давно интересующий его вопрос. Наконец он решился, благо ситуация давала повод.
– И как же вас угораздило без доктора и проводника в таких диких местах оказаться?
Фраза специально была построена и подана так, что и ответа вроде как не требовала. Практически риторический вопрос. Но, обменявшись с Графом взглядом и получив молчаливое согласие, Наполеончик на него ответил. Ответил развернуто. И спросивший посетовал на своё любопытство, ибо его посвятили ещё в одну из тайн, знание которых долгих лет жизни ну никак не сулило.
Оказывается, были у иноземной экспедиции и квалифицированный врач, и опытный проводник. Именно знаток здешних условий выживания нашел подходящее место и организовал грамотную постройку зимовки. И мясо свежее, что на свою беду поблизости бродило по тайге, добывал регулярно. В общем, жили не тужили немчики, пока чем-то не прогневали духов здесь издавна обитавших.
Ничего не предвещало трагедии, когда в очередной раз группа охотников в количестве семи человек отправилась выслеживать крупного сохатого, чей след часовые обнаружили недалеко от зимовки. Решил поразмяться и врач экспедиции. Начальник дал добро, не видя в этом никакого риска, парни в команде все, как на подбор, здоровые, бывалые, хорошо снаряжённые. У проводника имелась довольно точная карта местности и отличный компас. Да и не собиралась группа добытчиков далеко отрываться от лагеря – километра два-три прошвырнуться по следу и, в случае неудачи, вернуться обратно. Стоял несильный морозец, а чистое небо освещало землю призрачным светом мощного и продолжительного северного сияния. Все обстоятельства благоволили охоте и обещали, если и не богатую добычу, то уж точно приятный променаж. Однако, истинно говорят: «Хочешь рассмешить Всевышнего – поведай ему о своих планах». Но вот командному составу стало совсем невесело, когда через пару часов после отбытия любителей местного сафари, космическую иллюминацию ночного неба стремительно закрыло темными хмурыми тучами. Прошло контрольное время, но охотники на базу не вернулись. Потянулись часы томительного ожидания. А уж когда ветер закружил в мрачном хороводе сонмы колючих снежинок, в сердцах начальника и его заместителя поселилась нешуточная тревога. В конце-концов их нервы не выдержали и они разрешили подчиненным отстрелять в воздух с полсотни патронов, но и на звуки выстрелов группа не вышла. Снежная буря продолжалась двое суток, а потом снова на небосводе засияли крупные полярные звезды и даже полная луна подсветила тоскливый таежный ландшафт.
Охотников ждали ещё двое суток – теплилась призрачная надежда, что, переждав непогоду, люди всё же выйдут к зимовью. Потом смирились с потерей. И вот сейчас заместитель экспедиции, изложив столь печальную историю, с какой-то дрожью в голосе, уповая на чудо, задал Ивану целый ворох вопросов: «У них была возможность выжить? Куда они могли пойти? Могли ли выйти к местным властям? Как те могут отреагировать?»
– Проводник – абориген или из местных вольнонаемных?
Услышав, что проводник, хоть и уроженец здешних мест, но не абориген ну ни разу, да и к тому же с 1914 года здесь не проживающий, Иван живо нарисовал в голове возможные варианты развития событий, которые и изложил жаждущим слушателям с важным видом эксперта. Сценарии не сочились оптимизмом и были достаточно реалистичными.
Скорее всего, расслабленные предыдущими удачными вылазками и уверенные в своем проводнике, охотники не утруждали себя тщательной маркировкой тропы. Немчики понадеялись на русское «авось», мол, «мы мигом, лишь туда да обратно». Но что-то пошло не так. То ли какой неудачник ногу подвернул, то ли лось подраненный в обречённой ярости на неуклюжего добытчика бросился, но группа «зависла» и не успела вовремя среагировать на погодные изменения. Если, к тому же, в результате форс-мажора они утратили проводника, то шансы выжить у фрицев сразу же устремились к нулю. Будь ты хоть трижды егерь, полярная тайга – это вам не игрушечные леса Баварии. Даже если, застигнутые врасплох непогодой, догадались соорудить скудное укрытие и переждать метель, то выйти обратно к зимовке им могло помочь исключительно чудо. Вот только с приятными чудесами в этой обители ветра и снега тотальный дефицит. Это с GPS-навигатором можно быть уверенным, что ты вернешься в исходную точку с погрешностью около десяти метров, а при наличии лишь убогой карты данного периода развития топографии и километровый промах никого не удивит. Нескоро, ой как нескоро появятся точные карты таких медвежьих уголков благодаря аэрофотосъемкам. А ещё специфика местности усугубляет ситуацию: нет чётких ориентиров, редкая однообразная поросль елей и лиственниц кружит голову и не даёт возможности реально оценить пройденное расстояние. Даже если группа и слышала выстрелы, то определить точное направление их источника среди завывания ветра и скрипа древ – задача заведомо невыполнимая. В лучшем случае, уставшие и изголодавшиеся люди бездумно бредут среди тайги, потеряв надежду выйти к своим. А в худшем…
– Увы, но вот такая картина вырисовывается печальная. Ну да есть ещё вариант, что они вышли к Енисею и по нему двинулись в поселение Курейка, – Иван ткнул пальцем в предоставленную ему карту. – Но, опять же, по вашим словам, прошёл уже месяц и, если бы они добрались до посёлка, то к вам непременно направились спасатели… – В слово «спасатели» Иван заложил определённый троллизм, так как, не без основания, предполагал, что «спасатели» эти прихватят с собой парочку пулеметов и прочие средства «оказания первой необходимой помощи» группе вооруженных иностранцев, объявившихся в этакой глухомани Советского Союза.
С одной стороны, Иван был бы рад такому развитию событий, а с другой, понимал мрачность своей и Тусиной судьбы, попади они в руки сотрудников следственных органов, пришьют статью о шпионаже влёгкую. Со всеми вытекающими…

*****

Утром Ивану ненавязчиво пояснили, что проживание в этом «отеле» отнюдь не бесплатное и статус вновь прибывшего колеблется где-то между рабом и чернорабочим. Вся грязная и тяжёлая работа со щедрой руки дневального свалилась на его плечи. До завтрака он умудрился и дров натаскать, и снега наколоть да натаять для дневного рациона целой дюжины человек, и ещё всякой разной работы переделать.
Глядя с тоской на жалкий комок какого-то варева, что плюхнул ему в миску немецкий повар, Иван пришёл к неутешительному выводу, что все его планы незаметно накопить мало-мальский продуктовый запас и в благоприятный момент покинуть этих гостеприимных ребят без помпезного прощания были наивными грёзами юной неопытной  институтки.
«С такой кормежкой мы скоро в доходяг превратимся, какой тогда к лешему побег, – грустно размышлял пленник, – А впрочем, чего я хотел от истинных арийцев, прилежных последователей философии англосаксов? Как там островные глаголили во времена захвата целого континента: «у индейцев нет души»? Вот и мы для немчиков – недочеловеки, чьё предназначение – усердно служить представителям высшей расы».
В свое время, слушая в детстве мамины рассказы, о том, как в период оккупации нацисты ранней весной выгнали из хаты его бабушку и пятерых малолетних детишек, Иван воспринимал это как-то отвлеченно, абстрактно. А вот сейчас прочувствовал ситуацию сердцем, в красках представил себе, что такое коротать холодные ночи в хлеву на соломе, есть тюрю, сваренную из немецких очисток картофеля с добавкой плесневелых зёрен ржи. И, самое страшное, понимать, что тебя считают человеком второго сорта. Особью низшей расы, унтерменшем .
«Ладно, хватит страдать у «разбитого корыта». Уныние – один из семи смертных грехов. А мы с Тусей, ввиду недоступности остальных шести , твердо стоим на тропе праведности. Так не будем же портить столь благостную статистику».
Предвосхищая приказ дневального о мытье грязной посуды, Иван споро проглотил жиденький чаек и живенько напомнил заместителю экспедиции о желательной вылазке в тайгу для поисков таинственных лечебных травок. Тот, хоть и нехотя, но вынужден был одобрить данный вояж, так как дело касалось здоровья сиятельного графа.
Иван не спеша собрался, так как уже на опыте несчастных немецких охотников уяснил, что шутить с северной природой есть глупость несусветная, самоубийственная. Попытался под благовидным предлогом вернуть себе компас и нож, но был встречен издевательской усмешкой Наполеончика. Для вида разочарованно вздохнул, оптимистично подмигнул Тусе и отбыл в таёжную вылазку в сопровождении двух вооруженных охранников.
Далеко углубляться в лесной массив не потребовалось: с третьей попытки, раскопав снежный покров, Иван обнаружил заросли брусничника.
«Интересно устроена природа, – размышлял начинающий травник, выбирая наиболее привлекательные стебельки. – В ней имеются растения, излечивающие практически все болезни. Даже антибиотики и те изначально были получены из природных материалов. Поневоле задумаешься о реальности Создателя. Хотя есть и материалистическая цепочка объяснений…»
Ещё один нужный «препарат» был рассыпан по веткам вечнозелёного можжевельника. Матово-черные шишкоягоды буквально облепили колючие лапки этого древовидного куста, который в наших северных пенатах жители сёл порой используют как дешёвый эрзац декоративной туи. Собирать мелкую ягоду в толстых рукавицах было бы крайне затруднительно, поэтому Иван просто наломал достаточное количество колючих веточек, кардинально решив эту проблему.
«Помимо того, что ягодка лечебная, так в ней сахаров под сорок процентов. А сладеньким германцы нас баловать уж точно не сподобятся, – Иван закинул мешок за спину и оглянулся по сторонам. – Жаль, много этих ягод есть не рекомендуется – можно травануться. Воистину «всё яд и всё лекарство» . Лишь доза определяет весьма скользкую грань. Доза… доза… Эх, какую можжевеловую настойку я в своё время изготавливал. Благо куст можжевельника у тещи во дворе рос. Или растёт… Или будет расти…».
Колючее растение напомнило ему ещё одну забавную историю из далекого будущего.
Однажды из воскресного лыжного похода привез Иван в общагу зеленый душистый веник из можжевельника с понятным желанием попариться оным в общественной баньке. Нет, конечно при входе государственного помывочного пункта берёзовые веники реализовывались, но были они крайне убоги. Слежавшиеся, потерявшие естественную окраску, пахнущие плесенью… От безнадеги брали и такие, вот только наслаждения от употребления продукции ненадлежащего качества получить было невозможно. Вот тут разгильдяйство и расхлябанность и поминали мужики крепкими словечками. Да, большой просчет совершали хмурые товарищи из Комитета народного контроля, упустив из вида, казалось бы пустяковую, мелочёвку. Не понимали, что баня для народа – праздник души и тела.
Так вот, с этим веником, в компании друзей, усталый и вонючий после лыжного пробега, Иван и посетил одну из бань старинного города Пскова. Парился он подобным «букетом» первый раз в жизни, поэтому хлестал им себя, как и обычным берёзовым. Ну предварительно распарил хорошенько в кипятке, естественно. Ароматные смолы и эфирные масла, испаряясь, дурманили голову и негой наполняли расслабленные мышцы. Короче, баня удалась на славу.
Утром, разлепив глаза, первое, что он увидел, это свою руку, густо покрытую красными точками.
«Что за хрень?! – стрельнула в еще не до конца активированном разуме испуганная мысль. – А что б тебя… всё тело в крапинку. Вот так сходил в баньку помыться! И что это я за заразу подцепил?!»
Иван и не заметил, что уже сидит в постели, тупо уставившись на свой художественно разукрашенный красными точками живот. Невесёлые мысли одолевали страдальца.
– Что, помахал вчера веничком, повыёживался, – заржал из-под одеяла сосед по комнате, любитель порастягивать мехи баяна аккурат после полуночи, свято верящий, что он умеет играть именно на музыкальном инструменте, а не на нервах невольных слушателей.
«А ведь точно, это всего лишь следы от уколов можжевеловых иголок! А я то перепугался… Какое же это счастье – быть просто здоровым! – Иван в тот момент простил другу все его сомнительные приколы и готов был выслушать даже часовой концерт из попурри современных эстрадных групп в исполнении нелюбимого пасынка богини Эвтерпы . – Нет, пожалуй, всё же получасовой… большего тупо не выдержу. А лучше – пятнадцатиминутный».
Собиратель лекарственных растений вынырнул из ностальгических воспоминаний о будущем и задумался о настоящем. В принципе, можно было бы и возвращаться в «гостеприимное» нацистское логово, но он решил использовать возникшую ситуацию для разведки местности. Охранники по-русски не понимали, поэтому пришлось применять жесты и мимику. Наконец с грехом пополам контакт между разумными существами был установлен и миниэкспедиция продолжила свой путь. Заблудиться Иван не боялся, так как солнышко светило неутомимо, а путники столь же старательно оставляли на снегу метки. Но даже при столь благоприятных условиях далеко фрицы от своей базы отойти не решились, где-то метров через пятьсот они твёрдо и однозначно предложили повернуть назад. Спорить с вооруженными камрадами Иван постеснялся, да и необходимости в этом, в общем-то, не было никакой. Он и так уже убедился в полной беспомощности этих «экспедиционеров» в данных природных условиях, а сам прекрасно сориентировался на местности и при необходимости мог бы рвануть, даже без компаса, хоть к Курейке, хоть к Енисею. Мимо таких речушек не промахнешься. Вот только без соответствующего снаряжения – это сплошной авантюризм, граничащий с безумием.
Дабы не терять лица, Иван с глубокомысленным видом еще несколько раз раскапывал глубокий снег и сгребал в свой объемный мешок пышные комки ягеля. Делал он это не столько ради диетической прикормки захворавшего герр начальника, а, в основном, для пополнения своего скромного рациона, ибо о щедрости своих нанимателей глупых иллюзий не питал.

*****

По возвращении в схрон Иван сразу отметил некое изменение в психологическом климате замкнутого мужского мирка. Его обитатели, и так к бардаку и расхлябанности генетически не предрасположенные, казалось, приготовились к тотальной генеральской проверке. Не все решились избавиться от пышной растительности на лице, взращённой длинной полярной ночью, но те, кто это сделал, блистали гладкостью щёк и благоухали дешёвым армейским одеколоном. Постели впечатляли аккуратностью укладки, одежда на личном составе сидела безукоризненно, даже несмотря на её специфичность в связи со здешним климатом. Пожалуй, ни один придирчивый капрал не найдёт к чему докопаться.
Причина данного апофеоза порядка и галантности с небрежной грацией, коей не мешал даже бесформенный грубый свитер, что безжалостно скрывал женственные изгибы девушки, помешивала ложкой варево в походном котелке. Да, женщина – это страшная сила! В её присутствии мужчины любого возраста и статуса сразу подтягиваются и демонстрируют всё, чем их наделила матушка природа. Павлин распускает хвост, индюк надувает шейный пузырь, а мужички напрягают мускулатуру или заливаются соловьём, демонстрируя своё остроумие и всезнание.
«Офигеть! Картина маслом. Всеобщие симпатии в этом монашеском ските моя очаровательная подруга быстро завоюет. Это однозначно. Вот только бы до пошлых глухариных боёв эта идиллия не скатилась, – Иван опытным взглядом прочитал ситуацию, возникшую в изолированном коллективе. – Да и мне при таком раскладе светит неприглядная роль нежелательного статиста. Вона как пареньки недовольно зыркают. Ухажеры, саксонский волк им в камрады».
Ловя себя на острых позывах ревности, Иван с сумрачным видом подошёл к стряпухе, ненавязчиво оттер плечом рядом крутившегося добровольного помощника и заценил успехи на поварском поприще. В котелке побулькивал свежий бульон из тех жалких остатков оленины, что экспроприировали у них псевдогеологи при коварном пленении. Рядом стояла миска с неприглядной серой пеной, заботливо снятой Тусей при закипании будущего диетического супчика.
«Молодец девка. И суп обретёт приятную прозрачность, и нам чистый белок на пользу пойдёт. Надеюсь, не вылить в помойное ведро эту питательную ценность она догадается? – Иван побоялся вслух давать такой специфический совет напарнице, так как с его появлением в помещении возникла неприятная тишина. По-хозяйски заправил Тусе под платок кокетливо свисающий локон. – Ничего, парнишки, привыкайте к правилам. Смотреть  можно, руками трогать нельзя».
Туся виновато улыбнулась и у Ивана заныло сердце от скудности ресурса, коим они обладали. «Да, с такой оравой кулаками не справишься. А того и гляди, к этому всё и придёт. Нужно психологически устаканивать эту проблему. Кстати, со стакана мы и начнем. Вернее, с кружечки настоя листьев брусничных».
Наблюдая за несложными манипуляциями знахаря-самоучки, Туся, пользуясь тем, что всеобщее внимание к ним несколько ослабло, шепотом озвучила вопрос, который и самого Ивана изрядно тревожил:
– Ты всерьез думаешь, что этот компотик Графа на ноги поднимет? Сомневаюсь я что-то. А если ему хуже станет, что тогда с нами будет, «муженёк»?
– Слушай сюда, бройлер городской, – Иван от внутренних терзаний скатился к агрессивному стилю общения. – Лист брусники содержит не только комплекс витаминов и минеральных веществ, но, что самое главное, целую кучу антиоксидантов и один мощный антисептик. Именно они ускоряют регенерацию слизистых оболочек и уничтожают вредные микроорганизмы. К тому же, заруби на своём миленьком носике, врач всегда должен источать непоколебимую уверенность в своих знаниях и методах лечения. Вот тогда пациент и от кусочка мела на поправку пойдет.
Как ни странно, но девушка не обиделась, а восприняла полученную информацию очень серьёзно и лишь поинтересовалась значением неведомого ей слова «бройлер». Объяснение специфического термина Иван оставил на потом, так как в данный момент на эмоциональном подъёме у него в голове возник занимательный сценарий. Подойдя к Наполеончику, он потребовал вернуть ему свой нож, аргументируя это крайней необходимостью для проведения шаманского заговора над лечебным зельем. С минуту ошарашенный замначальника смотрел на дерзкого просителя, как на душевнобольного, но все же выдал требуемое.
– Интересный клинок. Метеорное железо… Ритуальный инструмент говоришь? Кстати, в свое время колдунов-неудачников у нас на кострах сжигали. Ферштейн? – ласково напутствовал он «шамана».
– Ну, дык… как бы … того… этого…
Иван поставил кружку с дымящимся отваром на грубо сколоченный табурет, закрыл глаза, якобы погружаясь в мистический транс, да и закружился вокруг зелья, поблескивая лезвием ножа в лучах кривляющихся языков пламени здешней печурки. Это феерическое действо он усилил заунывным песнопением, текст которого только что и сочинил.

А-а-а-хала-а-й ма-а-а-хала-а-й
Лаба-а-ю ло-шка-а-м шня-я-гу
Тре-е-кс фе-е-кск бре-е-кс…

Со стороны это поначалу казалось забавным, что и подтверждалось глумливым похохатыванием молодых немецких парней. Но мало-помалу визгливые ритмичные звуки разбудили и в них первобытный пещерный страх перед неведомым, пугающим и заставили притихнуть, проникнуться таинством магии. А уж когда внезапно, неестественно громко стрельнуло в печи еловое полено и шаман на лету поймал вылетевший уголёк, многие непроизвольно раскрыли рот от увиденного.
Иван инстинктивно, пытаясь спасти руку от ожога, плюхнул пылающего «шмеля» в кружку с настоем. Облачко ароматного пара с шумом вырвалось из жидкости и, подхваченное сквозняком, устремилось в сторону Графа. Сам несколько озадаченный случившимся, Иван сообразил, что пора ставить жирную точку в данном представлении, поэтому прекратил вокальное соло и сделал резкий шумный выдох с выбросом рук в сторону заговорённого зелья. Естественно, никто из присутствовавших не опознал в этом движении один из элементов восточной гимнастики ушу.
Дымящийся напиток благоухал перед графом в изящной фарфоровой чашке, но, по всему было видно, что пациент побаивается употребить экстравагантное лекарство по назначению.
«Что, герр начальник, боишься козлёночком стать? Понимаю. Я бы и сам застремался после такого мистического шоу. Ладно, «делай, как я», – Иван с шумом втянул в себя остатки настоя из большой кружки и зажевал попавшиеся в рот листья брусничника. – Кисленько. Вкусненько. Мне тоже витамины не помешают».

*****

День ото дня больным становилось всё лучше и лучше. Ведь их пищевой рацион был не только витаминизирован, но и сбалансирован строго по науке. Тем не менее, трудно сказать, что в их выздоровлении сыграло большую роль, правильный медицинский уход, время или молодость пациентов. Скорее всего, и то и другое вкупе. Суммарный эффект так сказать.
Иван снял повязку с руки выздоравливающего, вынес вердикт о бессмысленности дальнейшего бинтования конечности и вновь задумался о понятии «патриотизм».
«Если смотреть правде в глаза, то мы с Тусей вылечили троих вероятных противников. Кроме того, существенно укрепили физический потенциал всей разведгруппы. По факту – упрочили боеспособность врага. Не есть ли это прямое преступление против соотечественников, против Родины?» – пособник возможных террористов даже в затылке почесал, стимулируя работу извилин.
Иван разумел, что это дилемма непростая. И не праздная. В своё время, заполняя анкету на вступление в кандидаты КПСС , он столкнулся с очень интересной графой «Находились ли Вы и Ваши близкие родственники на временно оккупированной территории?» Из этого вопроса логично вытекал следующий: «Сотрудничали ли Вы или Ваши близкие с оккупантами?» Иван за давностью лет подзабыл, но наверняка последнего вопроса в анкете не имелось, ибо кто же в здравом уме на себя донос напишет. Да ещё в столь нелепой форме.
«Мама под немецкую оккупацию попала. А вот можно ли назвать сотрудничеством с врагом принудительные работы одиннадцатилетней девочки? Вот такую детвору, да оставшихся без мужиков бабёнок немцы принуждали засыпать воронки от бомб на стратегически важной автодороге. И что подневольным работникам было делать? Вопрос философский. И кто возьмётся на него ответить? У кого мерило праведности без дела залежалось? – Лекарь кивнул излеченному пациенту, что лопотал слова благодарности, из которых только слово «данке» и было знакомо. – Но ведь тогда и немецкий военврач, что зашил моей маме пропоротую грязной стекляшкой ногу, тоже определённый урон своей стране нанёс. Ведь он и марлевый бинт потратил, и дефицитный антисептик. И не единожды. А это явная растрата казённого имущества не по прямому назначению».
От нравственных терзаний врачевателя отвлёк Наполеончик. В недвусмысленно повелительной форме он предложил Ивану изложить текст заклинания брусничного настоя и всю технологию камлания .
Иван поначалу даже впал в ступор от подобного предложения, вдруг начальничек изволил пошутить? А потом внутренне завизжал от восторга: «Отлично! Сейчас я тебе выдам страшную военную тайну боевых бурятов страны Советов. Держись, нацистская морда». Иван без особого труда надиктовал любопытному «этнографу » рифмованную абракадабру, не беспокоясь, что его поймают на откровенном троллизме. Даже здешний знаток русского языка и то с трудом понял бы, что перед ним. А уж чужеземец, для которого многие нюансы иностранного языка – тайна за семью печатями, и подавно. Произнеси по случаю в кругу соотечественников «как два пальца об асфальт» и все заржут с пониманием дела. А у заброшенного в тыл врага шпиёна мозг закипит от логичных вроде бы вопросов: «Какие конкретно пальцы? Где и об какой асфальт? И зачем ими об него бить? Это же больно!»
– Герр начальник, тут ещё такое дело… Слова, оно конечно здорово, но самое главное, кто эти слова бормочет и как, – Иван на всякий случай подстраховался, а то вдруг Наполеончик сам над кружкой чая песенку затянет и потом начнет с нетерпением ждать чудесного результата.
«Этнограф» скорбно поджал губы от такого неприятного ограничения в сотворении чуда, но стоически продолжил конспектирование.
«Вот умора! Пишет аккуратно, обдумывая каждое словечко. Правда, если переводчика с шумерского задейструют, то тот переведёт «ахалай махалай» как «это шарик, это малик», – Иван прилагал все усилия, чтобы сдержать рвущуюся на волю ухмылку. А потом посерьёзнел. – Мама дорогая, а, пожалуй, этот крендель конкретный эсэсовец! И, скорее всего, член общества «Аненербе ». Ведь её рейхс-фюрер СС Гиммлер ещё в 1935 году официально оформил и подмял под себя, переподчинив зловещему Чёрному ордену . «Аненербе» являлась, тьфу ты, в моей реальности «является» самой таинственной и засекреченной организацией Третьего рейха. Её адепты весь мир облазили в поисках мистических секретов и исторических артефактов. Очень серьёзно относятся к возможности существования паранормальных способностей у человека. И тщательно ищут таковых особей. И вот подобному иезуиту я сдуру и попался на карандаш! Скажем прямо – сомнительное достижение».

*****

Иван колол дрова для отопления интернационального общежития. Делал он это не спеша, рассудительно по двум банальным причинам. Во-первых, ни премии, ни даже почетной грамоты за перевыполнение плана заготовки топлива здешняя администрация для наёмных рабочих не предусматривала, а во-вторых, у него хватало ума понимать, что окончание одной работы немедленно породит новое трудоёмкое задание. А если конца и края делам не видно, то куда, собственно говоря, спешить?
По лицу подошедшей Туси он сразу понял: что-то произошло. Опасности, страха её мимика не выражала, а вот какая-то тайна так и рвалась из юных искрящихся глаз. Нетерпение поделиться чем-то крайне любопытным столь явно читалось на лице, что Иван даже улыбнулся.
– Ну, стрингер , давай, выкладывай сенсацию дня. Только не стой, как столб придорожный, полешки в кучку складывай. И польза будет, и внимания меньше привлечем.
Туся на секунду задумалась над новым незнакомым словом, но её так распирало изнутри обретённое нечто, что она оставила на потом расспросы и затрещала самозабвенно, ну никак не хуже июльской цикады.
Иван, не прекращая своей работы, внимательно слушал и постепенно начинал понимать, что новость Туси тянет на Пулитцеровскую премию . Да и способ получения информации был экстремален и органично сочетался с обретенной информацией.
Начиналось всё довольно прозаично. Весь личный состав, включая начальство, находился на свежем воздухе. В помещении оставались лишь Туся да дежурный по казарме. Занимались они рутинной готовкой пищи на одиннадцать персон. Ритуал неспешный, хорошо отработанный. Сыпь в котёл нужные ингредиенты в соответствующее время, да знай себе, помешивай. Сбой произошел, когда шеф-повар обнаружила, что для заправки супа нет в наличии необходимого количества гороха. Дневальный метнулся к верхним нарам, где хранился основной запас, да в излишней спешке зацепил холщовым мешком за гвоздик-вешалку и распорол его по шву. Естественно, горох радостно запрыгал по бревенчатому полу, причем основная его часть закатилась под нижние нары. Немного покумекав, выработали подходящую технологию: паренёк с керосиновой лампой залез под нары и стал собирать зерна в миску, а Туся пересыпала их в целый мешок.
Ожидая новую порцию гороха, девушка случайно скользнула взглядом по спальному месту Графа, которое находилось в шаге от неё. Взгляд зацепился за общую тетрадь, что торчала из-под подушки, и светские манеры дворянки после недолгой, но ожесточённой борьбы были повержены природным женским любопытством. Иван как-то обдумывал подобную проблему морали и пришёл к выводу, что любопытство – это не свинство, как гласит народная прибаутка, а всего лишь элементарный инстинкт самосохранения. Информация излишней не бывает, она повышает вероятность улучшить положение в социуме или даже сохранить свою жизнь. Так что любопытство можно обозвать необходимым инстинктом, выработанным самой эволюцией человека.
Так вот, Туся умудрилась незаметно для дневального пролистать дневник Графа и бегло, по диагонали прочитать содержимое почти трети тетради. Скрип открывающейся двери прервал столь увлекательное занятия и дебютирующая разведчица с трепещущимся сердечком еле успела сунуть мемуары обратно под подушку. Спасибо убогому освещению керосинок, что сумело скрыть яркий румянец и смущенный лик девицы от вошедшего Наполеончика.
Войдя в курс произошедшего инцидента со злополучным мешком, замначальника недовольно скосился на выглядывающего из-под нар парня с алюминиевой миской в руке, выразил надежду, что данная катастрофа никак не отразится на качестве и скорости приготовления пищевого довольствия и величественно покинул помещение.
Второй раз открывать дневник Туся так и не решилась, даже несмотря на интригующее содержание заметок. Вот поэтому Ивану пришлось ворошить в своей голове пожелтевшие страницы истории начала 20-го века и многое додумывать самому для того, чтобы собрать отрывочные фрагменты в более-менее целостную картину. И картина получилась на удивление живописная.



Глава 9

«Кусочек» золота Колчака


                На земле весь род людской
                Чтит один кумир священный,
                Он царит над всей вселенной,
                Тот кумир — телец златой!
                Куплеты Мефистофеля из оперы «Фауст»

Вопреки громогласным воплям современных почитателей Белого движения о большевиках, якобы разворовавших золотой запас царской России, исторические факты говорят об ином. Уж кто-кто, а молодая советская власть – последняя, кого в этом грандиозном хищении стоит обвинять. На самом деле всё обстояло следующим образом.
Бездарно и бессмысленно  ввязавшись в Первую мировую войну, Россия, имея самый крупный в мире золотой запас, очень быстро и значительно его уменьшила. В 1914 году 75 миллионов рублей ушло в туманный Альбион в качестве гарантии выплаты военных кредитов. В 1915-1916 годах ещё 562 миллиона рублей чистым золотом было странным образом перевезено в Канаду. Если вспомнить, что в те времена страна кленового листа являлась неотъемлемой частью Британской империи, то возникают очень нехорошие мысли о чистоплотности союзника. И тем не менее, даже в революционном 1917 году, когда власть захватили большевики, золотой запас России оценивался экспертами в астрономические 53 260 пудов (852 тонны). Правда основная его часть в своё время из-за опасения захвата германскими войсками Петербург, была эвакуирована в Казань, Нижний Новгород и другие города глубокого тыла. При этом в Казани оказалась сосредоточена половина всего золотого запаса страны. Страны, стоявшей на историческом перепутье.
Большевики, поднявшие власть, что валялась в пыли питерских мостовых брошенная временным правительством, обладали природным прагматизмом. Они сделали всё возможное, чтобы имперское состояние вернулось в столицу и послужило делу революции. Около сотни ящиков с золотой монетой им удалось захватить и вывезти. Но после этого удача их покинула – 7 августа 1918 года полковник Каппель со своим отрядом выбил красных из Казани. Бои были тяжёлые, но всё же к полудню город был взят. Доклад Каппеля своему начальнику звучал по телеграфу торжественной кантатой: "После двухдневного боя, 7-го августа частями Самарского отряда Народной армии и чехословаками, совместно с нашей боевой флотилией Казань взята. Трофеи не поддаются подсчёту, захвачен золотой запас России 650 миллионов. Потери моего отряда 25 человек, войска вели себя прекрасно. Подполковник Каппель. 9 августа 1918 г.» Владимир Оскарович, честный человек и убеждённый монархист, принял необходимые меры, чтобы сохранить сокровища обескровленного государства. Золотые монеты, слитки золота, платины и другие ценности – всё это немыслимое богатство теперь поступило на службу Белого движения.
Захваченный золотой запас начал свое бесславное скитание по городам пылающей России. Сначала его переправили пароходами в Самару. Потом в Уфу. И наконец ценный груз прибыл в город Омск, где в тот момент располагалось белое правительство адмирала Колчака.
Адмирал Колчак – фигура довольно противоречивая. То, что он работал на Англию, подтверждается строкой из его же письма А. Тимиревой: «30 декабря 1917 г. Я принят на службу Его Величества Короля Англии». Был ли он завербован бриттами ранее – не так уж и важно. Главное, 196 миллионов полновесных золотых рубликов Верховный правитель официально в иностранные банки слить успел. Часть ушла на закупку вооружения и обмундирования Белого движения. Часть была размещена на зарубежных счетах без конкретных целей, хотя, несомненно, что кто-то благодаря данному капиталу в дальнейшем свою судьбу неплохо обеспечил. Но вот куда подевались ещё почти сорок миллионов, так и осталось тайной за семью печатями. Прикарманили ли «малую толику» белочехи, что сдали красным и Колчака, и остатки золотого запаса, за возможность беспрепятственно вернуться живыми на родину? А может белые офицеры, разуверившиеся в возможности реставрации самодержавия, прихватили на память слепящих совесть кругляшей, отправляясь в эмиграцию в далёкие страны? Хотя, и красные командиры могли разменять свою идею на злато-серебро. Не ангелы, чай. Так или иначе, но в некоторых ящиках аудиторы советской власти порой находили кирпичи да камни. Кто и когда менял золотые кирпичики на глиняные, теперь уже никто не узнает.
К тому же, ещё при Колчаке, все, кто мог, грабили составы, вывозившие российское золото по Транссибирской железной дороге во Владивосток, для дальнейшей переправы в банки Японии. В сентябре 1919 года атаман Семёнов умудрился захватить эшелон колчаковского золота. Целых сорок два миллиона золотом! Часть растратил на повседневные нужды, а остальное, беря пример с Колчака, в банки японские вложил.
Вот такая длинная присказка. А теперича последует сама сказка.


Теплым июльским вечером 1919 года на деревянный настил железнодорожного вокзала города Красноярск ступил потрепанный сапог тридцатипятилетнего штабс-капитана  Белой Армии Михаила Сергеевича Шубина. Офицер снял полинявшую от времени фуражку, окинул взглядом панораму своего родного города и смахнул со щеки, совсем уж неуместную на его суровом и уже не по годам загрубевшем лице, горошину-слезинку. Немало лет прошло с тех пор, как юный Миша был отправлен любящими родителями в столицу империи грызть гранит воинских наук и служить царю-батюшке. Миша и грыз старательно, и служил верно. Кровь свою проливал в баталиях Первой мировой, то ли за национальные интересы Отчизны, то ли за интернациональные капиталы Антанты. А вот теперь Помазанник Божий отрёкся от престола, Великая Империя погрязла в гражданской братоубийственной войне, а Михаил Шубин отправлен в командировку, инспектировать маршрут прохождения поезда с грузом золота из Омска во Владивосток.
«Шикарный итог воинской карьеры, нечего сказать! Хотя, это всё же лучше, чем в штыковую ходить на рабочих и крестьян. Те как-то уж очень быстро научились винтовкой орудовать. Ловко при этом. Да оно и понятно, там у них в учителях такие как и не я,» – Михаил поплотнее надвинул на лоб фуражку и направился прямиком к дежурному по вокзалу. К родному дому он не торопился, знал, там уже никто его не встретит. Родители не дождались своего сынулю, сгорев в одночасье от «инспанки» , что собирала обильную жатву по всей России. А красавица-жена, отправленная заботливым супругом подальше от революционного и опасного Петрограда , закрутила быстротечный роман с богатым предпринимателем и упорхнула с ним от российских невзгод в загадочную китайскую Маньчжурию .
Быстро, но профессионально тщательно, штабс-капитан вникнул в обстановку, четко обрисованную измотанным бесконечной суетой дежурным по вокзалу. Ситуация была прозрачна, как первый лед на лесном водоёме: стремительно набирал силу Великий Белый Исход. Царедворцы различных мастей, крупные промышленники и помещики, чиновники всевозможных рангов, отягощенные женами, детьми и родственниками, пытались убежать от Красного половодья, что неумолимо растекалось по просторам распадавшейся империи. Железнодорожные составы, плотно набитые беженцами и их немудрёным скарбом, стремились вырваться подальше на восток. Бывшие верноподданные императора Всея Руси лелеяли надежду успеть покинуть Россию через город Харбин  или порт Владивостока. Безжалостные и закономерные в этаком тектоническом сдвиге людских платформ, стечения обстоятельств раскидывали семьи, ломали судьбы, а зачастую губили и души несчастных беглецов. Их безмолвными криками служили сотни листочков бумаги, что облепили типовое здание вокзала.
«Терещенко Владимиру. Володенька, мы будем ждать тебя в Чите у моей тёти. Адрес ты знаешь. Твоя Светлана». «Зарембо Николаю. Был на Качинской. Тебя не застал. Следую в Иркуртск. Остановлюсь у Залесского. Иванов».
Михаил прочитал ещё несколько записок-телеграмм, глубоко затянулся вонючим дымом дрянной махорки и, отшвырнув окурок, зашагал привычным строевым шагом прочь от этой стены плача. Название улицы, упомянутой в записке, напомнило о родном доме. На Малой Качинской в двухэтажном домике, что смотрел восемью любопытными глазами-окнами на неширокую улицу, стремительно пронеслось его счастливое детство. Первый этаж из тесаного камня служил кухней и жильем для немногочисленной прислуги. Во втором, из пахучих ровных стволов благородной лиственницы, располагались гостиная и спальни.
«Ладно, хоть посмотрю на родные пенаты . Может и переночую. Хотя сейчас все пустые дома беженцами забиты под завязку…»
Но не суждено было блудному сыну в этот день увидеть родительский кров, зычный рык вывел штабс-капитана из ностальгических воспоминаний.
– Миха, ты что ли?! Вот это встреча! Какими судьбами?! – коренастый, слегка поддатый индивидуум в тельняшке и довольно мятых брюках тянул к Михаилу свои мощные руки-клешни.
Офицер попытался брезгливо отстраниться, но внезапно опознал в наглом незнакомце своего друга детства и товарища по школьной скамье Звягинцева Александра.
– Санька! Дружище! Живой, чертяка, – Михаил тискал друга в объятиях, не обращая внимания на фуражку, что свалилась в дорожную пыль. – А я уже тебя… того… похоронил. Слух был… Ты ж на линкоре «Императрица Мария» служил. А он взорвался…
– Или помогли взорваться, – моряк несколько посмурнел лицом. Но потом радость встречи подавила горечь страшного воспоминания и он снова расплылся в улыбке. – А я вот живёхонек! И ты, как огурец! И значит в нашем доме праздник! Это дело надо отметить. Однозначно. И не спорь!
А Михаил и не собирался ничего оспаривать. Опыт военных действий научил его горькой мудрости: не надо ничего откладывать на завтра, ибо этого завтра может и не быть. Тем паче, что Александр подтвердил догадку о захвате шубинского дома дикой ордой беженцев и предложил поселиться у него.
Как дошли до жилья Звягинцева, где и когда прикупили литровую бутыль самогона, Михаил даже заметить не успел, всю дорогу они, захлебываясь и перебивая друг друга, задавали короткие вопросы и получали обрывистые ответы. Лишь усевшись за стол в чистенькой, но явно холостяцкой зале уютного одноэтажного домика и выпив первый стакан за встречу, друзья примолкли и, вдумчиво пережевывая свежекопченого сига, более внимательно присмотрелись друг к другу.
Да, помотала нелегкая судьбинушка служивых, не жалела, не прятала от невзгод по тихим штабным норам. Шрамы от рваных ран на лице офицера, дрожащие, плохо слушающиеся пальцы правой руки моряка, ранняя седина на висках у обоих без всяких ненужных вопросов ответствовали, сколь им пришлось пережить.
– Ладно, живы, и то хлеб, – подвел итог бессловесной беседы штабс-капитан и налил еще по половине стакана мутноватой жидкости.
Далее пошёл уже обстоятельный разговор, с подробностями, шутками и прибаутками, а порой и пьяной скупой слезой. Михаил узнал, что в момент взрыва линкора, мичман  Звягинцев Александр находился на палубе. И лишь только по счастливой случайности не попал в страшный список из более чем трех сотен моряков и офицеров «Императрицы Марии», которые погибли в солёных водах Севастопольской бухты. Контуженного, с отбитой взрывом рукой, его подобрали спасатели и доставили в госпиталь. Так он оказался в числе чудом спасённых моряков, которые в свободное от вахтенной службы время, в момент катастрофы присутствовали на молебне, происходившем на кормовой палубе.
Через пару месяцев лечения молодой организм практически полностью восстановился, но к несению воинской службы Звягинцева признали негодным, ограниченная подвижность пальцев правой руки поставила жирный крест на его военно-морской карьере. Испытывая финансовые трудности, Александр вернулся в родной Красноярск, где его ожидало достаточно скромное наследство, оставленное родной теткой, вырастившей его и воспитавшей. Нет, поначалу оно казалось весьма внушительным, но после выплаты всех долгов, услуг различного рода бумагомарак и государственных пошлин у молодого наследника остался лишь роскошный дом, да долговые обязательства довольно крупной фирмы под названием «Акционерное общество пароходства по реке Енисею». После длительной судебной тяжбы дальновидные и хитроумные владельцы пароходства, напуганные февральской революцией в столице, предложили списанному из флота мичману достаточно современный, но неисправный речной буксир. Они сделали верный психологический расчет – мичман согласился. Теткин дом он безжалостно продал. Буксир восстановил. Часть денег потратил на покупку небольшого, но крепкого жилища, а на остальные бесшабашно проводил в разгуле пустые зимние дни. Но средства быстро таяли и Звягинцеву пришлось призадуматься, как обеспечивать своё дальнейшее существование. Покрутился в порту, подразузнал, что и как. С наступлением навигации заключил несколько, пусть и мелких, но достаточно выгодных контрактов. За штурвал буксира пришлось встать самому, зарплата наёмного капитана съела бы приличную долю прибыли. Поначалу отставному мореману было немного неловко: ему, боевому офицеру, командовать речной «калошей»… Но постепенно Звягинцев втянулся в круговорот своего маленького дела. Гонял вниз по Енисею баржи со всевозможными грузами вплоть до самого северного порта Дудинка, обратно таскал вверх по реке пушнину, оленьи шкуры и иные дары тундры-тайги. Александру нравилась такая жизнь: широкая водная гладь, новые знакомства, охота-рыбалка. На борту он, да трое матросов. Каждое плавание – маленькое путешествие. По возвращении в родной порт тоже не бездельничал, работы и там хватало. Жаль, срок навигации невелик. Зима понуждала речников вести сухопутный образ жизни. Но Звягинцева это вполне устраивало. Длинными зимними вечерами отставной офицер зачитывался книгами о морских путешествиях, изучал лоции  Енисея. Не обделял вниманием и городские рестораны, которые как бы и не заметили ни вспыхнувшей в России революции, ни кровопролитной гражданской войны. На периферии государства жизнь ещё текла спокойно, по накатанной колее. Работа – отдых, отдых – работа. А вот с личной жизнью у мичмана особо не складывалось. Те, кто ему нравился, косо посматривали на небогатого и ни разу не перспективного потенциального жениха, а те, кто были бы не прочь выйти за него замуж, не вызывали интереса у Александра. А может просто не встретилась та, единственная?
Поведал и пехотный офицер о своих славных викториях и горестных поражениях как на полях сражений, так и на личном фронте. Время за дружеским застольем текло незаметно и уже далеко за полночь друзья, как всегда водится в подобных случаях, сошлись на глубоком философском выводе: «Весь мир – дерьмо, все бабы – стервы».
Потом, по традиции, заговорили о политике. Михаил, скорее по привычке, чем по твердому убеждению, придерживался монархической схемы устройства государства российского. Вяло и безуспешно пытался парировать справедливые обвинения друга в адрес августейшего дома Романовых. Александр продолжал наседать и уже перешёл от критики самодержавия к прямому одобрению идей и методов советской власти.
– Санёк, они ж экспроприацией балуются. Вот отберут у тебя всё…
– Что всё-то, Миха? Домишко этот что ли? А у тебя что отберут? Или царь за службу верную тебя златом-серебром осыпал? Нет у нас ничего. И, скорее всего, не будет.
– Ты это… отставить пессимизм и паникёрство! Давай, наливай по бокалам зелье огненное, веселящее! – Михаил пытался шуткой сбить ощущение безысходности и беспросветности, что вселили в него простенькие истины, озвученные другом детства.
Разлили остатки самогона. Выпили. Зажевали уже остывшей варёной картошкой и тушёным мясом неведомой дикой животины. Вышли в прохладу мягкой июльской ночи. Сели на ступени деревянного крыльца. Круглая полная луна неторопливо склонялась к горизонту, устав подменять летнее жаркое солнце. Яростно стрекотали цикады, понимая, что время их концерта строго ограничено природой.
– Эх, мне бы сокровища, как у графа Монте-Кристо. Я бы им показал… – мечтательно произнес мичман, глядя в небо, где мириады звёзд уже начинали растворяться в преддверии неминуемого рассвета, словно кусочки рафинада в стакане горячего чая.
– Сань, ну что бы ты показал… и кому... – плохо слушающимся языком протолкнул слова Михаил и вдруг осёкся. Мысль, яркая, как факел пушечного выстрела, и столь же, как этот выстрел, сотрясающая, вдруг промелькнула у него в голове.
«Так это я же могу быть на месте пресловутого графа! Нет, я скорее Алладин перед пещерой Али-бабы и сорока разбойников… Надо только правильно и вовремя произнести заветные слова: «Сим-сим, откройся».

*****

Весь следующий день Михаил чувствовал себя несколько странно, неопределенность и сомнения прочно поселились у него в голове. Он напоминал бутылку шампанского, у которой ослабили проволочную укупорку и хорошенько растрясли. И невозможно понять, то ли сжатый углекислый газ вновь растворится в жидкости и внутреннее давление на пробку спадет, то ли с оглушительным хлопком пробка вылетит из тесного узилища.
Штабс-капитан отметил свои командировочные документы в канцелярии военного гарнизона. Представился начальнику контрразведки и обсудил с ним все необходимые меры по беспрепятственному прохождению литерного состава, не информируя особиста о характере груза. Но, судя по всему, контрразведчик служебного рвения и не испытывал. Пожилой, полноватый, с обильной сединой офицер прятал за смешным чеховским пенсне на крупном носу несомненное наличие глубокого интеллекта и полное отсутствие эмоций. Понятное дело, тонкие душевные материи работникам спецслужб противопоказаны ввиду их уж очень специфической деятельности. Ведь вся их служба основана на игре на врождённых людских слабостях, манипулировании человеческими чувствами. А вот аналитический ум у адептов секты плаща и кинжала очень даже приветствуется. И этот ум подсказывал не только Шубину, что вероятность возвращения императорского штандарта в царскую резиденцию очень даже ничтожна. Вот поэтому за прозрачными стекляшками пенсне внимательный собеседник иногда мог ухватить промелькнувшую осторожной кошкой мысль: «И почему я ещё не за пределами этой обречённой страны?»
«Пустяки. Этот господин улизнет в нужный момент. Не раньше и не позже. И не с пустыми руками, – мысленно оценил собеседника штабс-капитан. – Наверняка резервный вагон по договорённости с начальником станции ждёт часа «икс» на запасных путях. И, скорее всего, не один. Этот будет уходить правильно. С командой».
Оперуполномоченный Ставки Верховного главнокомандующего получил потребные для работы в городе пропуска, верховую лошадь и двух солдат для охраны и выполнения мелких поручений. Даже успел первично осмотреть вокзал с прилегающими к нему хозяйственными строениями и железнодорожными путями. После незатейливых служебных хлопот Михаил заселился в предоставленный ему номер гостиницы. Сопровождающих солдат отправил на ночёвку в казарму, вот только сам ночевать в гостинице не остался. Не привлекая излишнего внимания, скромно покинул здание через черный ход и растворился среди городских улочек, знакомых ему с далёких детских лет.
Вечером, войдя в горницу друга, Михаил узрел щедро накрытый стол с запотевшей бутылкой горилки в центре. Парила варёная, заправленная постным маслом и щедро посыпанная укропчиком, картошка. Аппетитно топорщились своими пупырышками малосольные огурцы в большой стеклянной банке. Источал можжевеловый аромат копчёный шмат мяса, приготовленный из наверняка очень даже съедобного зверя. Большая фаянсовая тарелка с трудом вмещала крупные куски прожаренного жирного леща. Ощущалось, что в кулинарном действе по приготовлению данных блюд участвовали умелые женские руки. Хозяин, организовавший столь шикарную трапезу, пусть и незамысловатую по составу, но, надо признать, достойную по военным меркам, в ожидании первой рюмки нервно потирал свои загрубевшие, большие ладони.
– Ну, что, Миха, банкет продолжается? Не пьянства ради – похмелья для!
– Нет, Саня, сегодня мы с тобой самогонку глушить не будем.

*****

Излагаемый Шубиным авантюрный план мичман поначалу слушал, досадливо хмурясь, как некую глупую фантасмагорию, что вдруг стала нежданной преградой между желанной рюмкой спиртного и его желудком. Но, когда оратор стал переводить стоимость золотых кругляшей в рубли, а потом и в иностранную валюту, взгляд Звягинцева оторвался от запотевшей бутыли и уже совсем по-иному впился в штабс-капитана.
– Миша, ты понимаешь, что это измена и что за неё…
– Кому измена, Саня? Царю-самодержцу? Так он отрёкся от престола, ты сам мне вчера об этом талдычил. Колчаку и его армии? Так он же золотишко вагонами япошкам и отгружает. В марте месяце во Владик ушло 1236 ящиков с золотыми и серебряными слитками! Лично контролировал отгрузку. Представляешь, ящики даже не вскрывали и слитки не пересчитывали! Думаешь, нашу армию оружием и амуницией после этого засыпали по уши? Как бы не так! И возникает много интересных и закономерных вопросов: «Где деньги за золотишко осели? На чьих счетах?» Да и не верю я уже в Белое дело. Жирная элита свалила в парижи, а простой народ, как, к нашему ужасу, оказалось, испытывает к «освободителям от большевизма» лишь лютую ненависть. Согласен с тобой в одном: если оплошаем – расстрел без суда и следствия. Поэтому хорошенько подумай. Не неволю. Откажешься – хряпнем мутной водички, да и забудем наш разговор. Как будь-то его и не было.
На несколько минут в полутёмной комнате повисла тягостная тишина. Михаил замер без движения, тупо уставившись на сноровисто ползающую по жирной газете муху. Александр задумчиво тер покалеченные взрывом пальцы, полностью уйдя в анализ открывшихся перед ним вариантов событий.
– И как ты думаешь такой «кордебалет» провернуть? Вдвоем-то это нереально. Даже если ты и обеспечишь доступ к кладовочке, сколько мы на себе унести сможем? И далеко ли? – внезапно, прервав свои размышления, выпалил отставной мичман сугубо практичные вопросы.
– Есть у меня одна идейка… Вот только она полностью завязана на тебя и на твоё речное судёнышко, – оживился и Михаил, мгновенно потеряв к суетливому насекомому всяческий интерес. – Я так понял, ты в деле?
– А что меня здесь держит? Какие перспективы светят? Весь век таскать по реке баржи и жрать самогонку по выходным? Так и спиться недолго. Нет, с кем другим я бы не рискнул ввязаться в подобную авантюру, а с тобой попытаюсь вытащить счастливый билетик. Уговорил, я – акционер в твоем начинании! Кстати, есть у меня хороший приятель. Лошкарёв Славка. На железнодорожном вокзале кладовщиком подвизался. Пройдоха ещё тот, да мы не лекции о морали и этике невинным институткам читать его подписываем. А вот для нашего рискового дела – именно тот фрукт, что потребен.
– А этот «фрукт» нас случаем не заложит? Миша, здесь ошибиться нельзя. Сам понимаешь.
– Я его знаю три года. Совместные делишки проворачиваем. Он патроны, а иногда и винтовки у солдатиков скупает. Ну и иные припасы… А я это барахлишко охотникам и старателям на своей посудине по пути закидываю. Опять же, обратным ходом шкурки, порой песочек жёлтый доставляю. Нет, сдавать меня ему никакого резона. Это в мирное время власти могли бы такие «милые забавы» простить, а в военное… за скупку оружия… Не мне тебе объяснять… Кроме того, как я догадался при последней встрече, Славик красных ждать не собирается. Распродает своё хозяйство и готовится покинуть родные края. Представляешь, как он среагирует на возможность урвать напоследок этакий жирный кус? Подобный шанс не у всякого в жизни случается! Нет, ему только скажи, он будет шибче нас радеть за это славное дело.
– Ну, если ты уверен… Нам тогда никто больше и не нужен. Матросиков твоих в тёмную, возможно, используем. А в остальном план такой…

*****

И начались в Красноярске дела тревожные, таинственные.
Среди бела дня на железнодорожном вокзале вспыхнуло ярким и жарким пламенем подсобное помещение, где хранился различный инвентарь и смазочные материалы. Пока примчалась пожарная команда, огонь деловито обглодал остов здания и всё его содержимое. Пожарники вяло побрызгали водичкой на догорающие головешки и убрались восвояси. Никто бы и не придал этому, конечно прискорбному, но вполне объяснимому случаю, особого значения, ну мало ли бывает пожаров в жаркие июльские денёчки, если бы не дотошный штабс-капитан по особым поручениям. Он заподозрил в произошедшем злостную диверсию и поднял на ноги не только железнодорожное начальство, но и ответственных за вооруженную охрану вокзала. Целый день носился, как угорелый, вокруг пепелища, измучил допросами весь офицерский и рядовой состав и довёл всех до нервного тика. Раскритиковал и схему расстановки караулов и их количество. Сунул свой нос во всевозможные помещения, как цивильного так и военного назначения. В итоге, все запомнили ретивого служаку. И не только могли опознать его в лицо, но и, заслышав его требовательно-въедливый голос, старались обходить то место стороной.
Следующий день принёс неприятности на порядок серьёзнее. На подъезде к Красноярску железнодорожные пути оказались заблокированы стволами срубленных елей. К счастью, машинист состава вовремя углядел опасность и успел затормозить поезд. Когда солдаты, сопровождающие состав, попытались очистить рельсы от брёвен, по ним из леса начали бойко постреливать из нарезного оружия. Охрана взаимно огрызнулась беглым огнем в сторону лесного массива, но сибирская тайга большая и тёмная, поэтому она спокойно поглотила все пули, а вот в кого они попали, и попали ли в кого, так и осталось неведомым. Радовало, что ни среди пассажиров, ни среди служивого люда пострадавших не оказалось.
И опять штабс-капитан умудрился оказаться в курсе происшествия. Надо признать, что на этот раз его раздражение и служебное рвение были вполне обоснованы и оправданы. Всполошился даже начальник контрразведки. Он вместе с капитаном осмотрел пулевые вмятины на корпусе паровоза и внимательно выслушал доклад начальника охраны. Особисту было глубоко начхать на данный состав: идёт война, всех от пуль не заслонишь. А вот ежели на литерный поезд совершат нападение… да ещё и успешное… Можно и под трибунал залететь. Поэтому он очень серьёзно выслушал предложения штабс-капитана по особым поручениям, выдал ему без колебаний дополнительные полномочия и нужные документы.
Звягинцев отбил телеграмму своему начальству в Омск. Она была проста и кратка: «В СИСТЕМЕ ОХРАНЫ ВОКЗАЛА КРАСНОЯРСКА ВЫЯВЛЕНЫ УПУЩЕНИЯ ТЧК В РАЙОНЕ АКТИВИЗИРОВАЛИСЬ БАНДЫ КРАСНЫХ ПАРТИЗАН ТЧК СУЩЕСТВУЕТ ОПАСНОСТЬ НАПАДЕНИЯ НА ЛИТЕРНЫЙ СОСТАВ ТЧК ОСТАЮСЬ В ГОРОДЕ ДЛЯ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ОХРАНЫ ПУТЕЙ И ВСТЕЧИ СОСТАВА ТЧК ШТАБС-КАПИТАН ШУБИН»
Пользуясь своими полномочиями, представитель Ставки настоял на более плотном контроле перед Красноярском, на участке, где была совершена попытка вооружённого налёта. Туда перебросили верховых патрулей и организовали стационарные дозоры. Тщательно осуществлялся контроль железнодорожных путей в самом городе и на выезде из него вплоть до реки Березовка. Рьяный в исполнении своих обязанностей, офицер даже водное патрулирование моста через Енисей организовал, временно изъяв в речном порту оба буксира и разместив на них дозорных. Было сделано всё возможное и невозможное, дабы исключить любую вероятность совершения диверсии или внезапного нападения.
Наконец вечером 20 июля на станцию прибыл скорый литерный состав под английским государственным флагом. Считалось, что партизаны и разбойничьи банды всяческих мастей, коих развелось немереное количество в здешних окрестностях, побаиваются связываться с иностранными войсками, поэтому белогвардейские конспираторы не брезговали использовать «Юнион Джек»  в подобных случаях. Как и было предусмотрено совместным планом, локомотив не стал останавливать состав у вокзала, а сразу проследовал к водокачке. Цепочка вагонов была мгновенно оцеплена в три слоя вооружённой охраной, исключающей любое проникновение посторонних за защищаемый периметр. Лишь бригада железнодорожников споро простукивала своими молоточками колесные пары на предмет появления коварных трещин в уставшем металле. Параллельно шла загрузкам угля и воды в тендер паровоза. Для ускорения этого процесса привлекли даже дополнительный контингент служащих станции. В итоге, в стремительно сгущающейся темноте на технической площадке сконцентрировалось немалое количество незнакомых друг другу воинских подразделений и гражданских лиц. Кто, где и чем занимался, порой не понимали даже офицеры, хотя и старались не показывать своей беспомощности. Лишь благодаря яркому кругу фонарей внешней охраны можно было быть уверенным, что извне никто посторонний к литерному объекту не проникнет.
Звягинцев поприветствовал начальника охраны эшелона, доложил о принятых мерах по обеспечению его беспрепятственного прохождения через Красноярск и совершил с офицером обход караулов и проверку пломб опечатанных вагонов. Целостность пломб письменно фиксировалась группой финансовых работников, сопровождавших золотой, во всех отношениях, поезд. Обошли все пять вагонов с ценным грузом, заверили личными подписями акт осмотра. Шубин автоматически в голове прикинул стоимость их содержимого. «Итак, грубо… В каждом вагоне около семи тонн золотых слитков и монет. Умножаем на пять. Тридцать пять тонн золота! Хороший куш урвали островитяне. И это уже второй эшелон. А сколько еще будет…»
Казалось, все меры безопасности были реализованы, все риски учтены. Эшелон достаточно хорошо подготовлен к опасному рейсу и мог успешно противостоять даже большому отряду потенциального противника. В голове и хвосте состава располагалось по открытой железнодорожной платформе с орудийными и пулеметными расчётами. Две теплушки отведены под вооруженную до зубов охрану. Штабной вагон тоже был наполнен людьми, способными постоять и за себя, и за золото, когда-то принадлежавшее гордой империи. На трёх тормозных площадках имелись часовые, сменяемые лишь при дозаправках локомотива.
В конце концов паровоз дал гудок, и, выпустив клубы пара, стал прокручивать колеса. К штабс-капитану подбежал человек в форме железнодорожника с потёртым кожаным саквояжем и нелепо отрапортовал:
– Господин штабс-капитан, всё сделано по вашему распоряжению. Локомотив заправлен углём и водой.
– Молодец, голубчик, – вальяжно похвалил офицер гражданского служаку. – Ефимов, каналья стоеросовая! Зачем тормоза зажал, подлец?! Под трибунал пойдёшь!!! – Внезапно заорал штабс-капитан, стараясь перекричать шум паровоза и рванулся к часовому на тормозной площадке.
– Я не трогал… Господин офицер, вам не положено… – растерянно пытался разобраться в ситуации часовой, но стальное лезвие кинжала уже прижалось в его горлу.
– Только дёрнись! – прохрипел в ухо бедолаги дерзкий налётчик, в то время, как его сообщник в железнодорожной форме, ловко затягивал руки солдатика верёвкой.
Не прошло и минуты, а часовой уже лежал с кляпом во рту, не способный даже к намеку на активное сопротивление. Еще через минуту острое жало коловорота азартно вгрызлось в податливую доску теплушки. Потом в образовавшуюся от отверстий щель вошло ножовочное полотно и густой поток опилок дунуло ветром на китель офицера.
Шубин не боялся, что извне кто-то заметит неладное. Поезд быстро набирал скорость, а охранение было выставлено от путей на достаточно большом расстоянии, дабы ночная темнота делала неразличимыми силуэты на вагонных площадках. Шубин сам определял это расстояние. И аргументы тому правильные приводил. Паровоз уже прогрохотал по длиннющим пролётам моста через Енисей и свернул на восток, подчиняясь железной воле рельсовой тропинки дорожного пути. Где-то внизу мичман Звягинцев должно быть уже закончил несение своей патрульной вахты, высадил солдатский наряд на берег и полным ходом следует в условленную точку рандеву.
А здесь, на площадке вагона кипела работа. Ещё бы! И высота, и размеры нужной прорехи в вагоне были просчитаны с необходимым тщанием. Да что там расчеты! Были проведены даже практические эксперименты по скорости распила досок определенного сорта. Вот поэтому Лошкарёв, приятель мичмана, без раздумий согласившийся стать подельником охотников за золотом империи, сейчас не терял ни единого мига. Трудно было признать в этом ловкаче несуразного складского служащего, что оказался во внутреннем периметре охранной зоны, благодаря стараниям штабс-капитана. Толкнув вовнутрь последнюю выпиленную доску, налётчик нырнул во мрак образовавшегося проёма. Вслед за ним туда же проследовал и связанный часовой. Естественно, не самостоятельно и не по своей воле. А в обратном направлении вскорости начали поступать зелёные солдатские вещмешки, щедро наполненные золотой монетой. Началась тяжёлая и монотонная физическая работа.
Операция по изъятию золота была продумана до мелочей и поэтому суета среди авантюристов отсутствовала, как класс эксплуататоров в декларируемой большевиками социалистической формации. Мешки, массой около двадцати четырех килограммов каждый, аккуратными рядами укладывались на полу тормозной площадки. Последним, внепланово, из темного зева «пещеры Али-Бабы» Лошкарев с трудом вытащил деревянный ящик, окантованный железными полосами. Дело шло с опережением графика, поэтому Шубин не стал попрекать подельника. Ночные тати успели даже несколько отдышаться и дать скудный отдых натруженным мышцам, до того момента, как состав начал плавно вписываться в крутой поворот строго на юг.
«Ого, уже тридцать верст  отмахали! Так… машинист скорость скинул. Ещё бы, крутой поворот… этакая масса… – офицер до боли в глазах вглядывался в темень, пытаясь не пропустить нужное место. – Всё. Пора. Лишь триста метров здешняя речка Березовка течёт впритык с полотном».
– Начали. И… раз! – скомандовал командир грабителей и первый куль полетел в высокую придорожную траву, ускоренный крепкими руками двух амбалов.
То, что кто-либо из часовых заметит сброс вещевых мешков, было маловероятно. Во-первых, часовым было приказано загасить переносные фонари после выезда со станции, чтобы не демаскировать состав. В результате глубокая ночь сводила видимость практически к нулю, даже при наличии звезд на небосклоне. Во-вторых, подчиняясь рекомендациям штабс-капитана, дозоры на тормозных площадках ожидали нападения с правой стороны по направлению движения. С этим не спорил и начальник охраны, ознакомившись с картой района, с левой стороны просто не хватало пространства для обустройства засады предполагаемых налётчиков.
Поезд стал набирать скорость и медлить было нельзя. Грабители успели сбросить восемнадцать мешков и один ящик, после чего сиганули по ходу движения в жёсткое июльское разнотравье. Шубин кувыркался вдоль откоса, стараясь избежать опасных травм. Обнадёживала лишь проявленная авантюристами предусмотрительность, благодаря которой можно было не бояться пораниться о случайный камень или стекляшку – участок был заранее скрупулёзно исследован и очищен.
Довольно быстро отыскали тщательно замаскированный тайник с необходимым снаряжением. Зажгли переносной керосиновый фонарь и, уже уверенно ориентируясь на местности, начали стаскивать мешки с монетой в две кучи. Заговорщики не боялись быть обнаруженными случайными нежелательными свидетелями: фонарь был так замысловато доработан, что давал освещение преимущественно вниз, где и находились объекты поиска. А кроме того, сибирская глухомань – это вам не петербургские прошпекты, где и после полуночи кипит жизнь, шляются праздные бездельники и гуляки. Отблеском ярких электрических фонарей сияют стекла величественных особняков и завлекательных ночных учреждений, манят зайти, откушать ресторанных блюд, послушать музыку. А в Сибири в такую пору даже в двух шагах от центра губернской столицы темень тёмная, хоть глаз выколи. Все законопослушные граждане сладко спят, чтобы с первыми петухами вновь начать зарабатывать себе на хлеб насущный нелёгким трудом. Наши герои к законопослушным обывателям уже отношения не имели и поэтому, обливаясь солёным потом, обеспечивали свой пенсион  в ночную смену.
Наконец мешки и ящик были крепко увязаны веревками и такелажники приступили к спуску груза вниз к речке. Русло реки на данном участке прилегало к железнодорожному полотну вплотную, но значительно ниже. Крутой обрыв лишь упростил работу грабителей золотого эшелона, словно по снегу скользили связки мешков по травянистому склону. А внизу их терпеливо ждали две плоскодонки, заранее доставленные в предполагаемую точку загрузки. Основной проблемой было не утопить утлые судёнышки тяжёлым грузом – глубоко осели лодки, вот-вот хлебнут речной водицы.
Но вроде всё обошлось. Вставили весла в уключины и начался затяжной марафон. Хоть и подталкивало течение перегруженные лодки, но только лишь спустя пару часов гребцы «на галерах» увидели мерцающий сигнальный фонарь на борту речного буксира, что поджидал их у места впадения Березовки в величественный Енисей. Последний изматывающий этап перегрузки ценностей на кораблик – и вот уже два похитителя сокровищ в изнеможении привалились к куче мешков прямо на палубе. Судно резво набирало ход вниз по реке, а где-то на западе виднелись прощальные огни ночного Красноярска.

*****

Буксирный пароход Звягинцева имел довольно скромные размеры или, как выражается морской люд, главные размерения. Длина составляла 17 метров, ширина – почти 4 метра, высота надводного борта – 1,8 метра. Двигателем сего речного «монстра» являлась паровая машина мощностью 120 л.с. Запас угля для питания машины располагался в корме в угольных ямах, рассчитанных на 8 тонн. Паровой котёл мог работать и на дровах, что было очень даже немаловажно для диких мест эксплуатации данного речного судна.
Внешне буксир представлял собой одновинтовой стальной пароход клепаной конструкции, этакий невзрачный трудяга, один из многих, что сновали по рекам и прибрежным водам России, буксирующих всевозможные баржи и швартующих суда в торговых портах. Один из многих, так называемых буксиров Мариинской водной системы, разработанных в 1900–х годах. В носовой части имелись цепной ящик и клозет. Далее следовало помещение для команды с шестью койками, довольно приличный камбуз для приготовления пищи. В средней части корабля располагалось машинно-котельное отделение.
За машинным отделением в корму были встроены каюты шкипера и машиниста. Всё довольно простенько, но надёжно и уютно. Электрическое освещение правда отсутствовало, но зато имелось необходимое количество керосиновых ламп. Достаточно мощные фонари морского типа позволяли совершать переходы и в ночное время суток.
Первоначально капитанской рубки не имелось в наличии. Буксир предназначался для работы в узких каналах, под арками мостов и прочих крайне неудобных местах, где важным являлся максимальный обзор, поэтому в заводской комплектации судна перед штурвалом располагался лишь лист тонкой стали. Однако отставному мичману сие издевательство над должностью капитана оказалось неприемлемо и он установил небольшую рулевую рубку, позволяющую совершать длительные переходы с относительным комфортом при любых погодных условиях.
Штатно экипаж буксира должен был состоять из восьми человек, но Звягинцев экономил и обходился двумя матросами и механиком-машинистом. Частенько кочегарами подрабатывали местные жители–пассажиры, что не гнушались пыльной работы. Да и сам мичман не брезговал отстоять вахту обычным рулевым матросом. Короче, справлялись и малым составом.
Сейчас из команды и вообще имелся лишь машинист, матросов капитан ссадил в Красноярске вместе с солдатским дозором. По правде говоря, матросы особо и не противились досрочному окончанию вахты, работа – это не банкет, на неё не напрашиваются. Машинист первые сутки вопросов не задавал, вероятно робея перед формой штабс-капитана, а когда по хмурому взгляду опытного моряка стали слишком уж заметны его сомнения в законности неожиданного круиза, Звягинцев просто кинул ему в ноги один из мешков.
– Вася, мы идём до Дудинки. Дальше, если захочешь, айда с нами в Европу… А надумаешь остаться – воля твоя. Но всё равно мешок твой. Сейчас отпустить не могу, прости. Бежать не советую, контрразведка если и поверит в твою непричастность, навряд ли выпустит живым. Кому такие свидетели нужны, сам посуди.
То ли логика капитана подействовала на разум машиниста, то ли блеск золотых монет его окончательно затуманил, но бунта на корабле не последовало.
– До Дудинки дойдем – видно будет. Федорыч, ты неушто на «Чайке» по Северному ледовитому решился рвануть? Думаешь пройдешь?
– Ну, провёл же по этому маршруту капитан Дальман из германского города Штетена аж до самого Енисейска пароход «Москва». Произошло это событие ещё в 1878 году. И учти, то была колесная посудина. Её потом через Казачинский порог бурлаки с помощью воротов и тросов против течения протащить умудрились. Сама бы она его не преодолела. А наша «Чайка» птица морская, резвая и сильная.
Но Звягинцев не договаривал. Свой расчёт заговорщики строили на информации, коей по долгу службы обладал Шубин: шведская парусно-моторная яхта по какому-то неведомому поводу зарулила в город Енисейск и там бросила свой якорь. Скорее всего, предприимчивые шведы, пользуясь неразберихой военного положения, решили пушниной поживиться. И по мелочам затовариться: икрой красной, благородной осетриной, изысканным омулем. А может таким образом один из богатых золотопромышленников Сибири тропу в эмиграцию проторить надумал. Ведь финансировал в далёком 1876 году золотодобытчик Сидоров экспедицию Норденшельда из Швеции в устье Енисея. Искали самостоятельные пути в Европу местные воротилы, ох искали. И вполне возможно, перед лицом красной угрозы, что своими грозными штыками однозначно обещала лишить местных богатеев всего капитала, они и вызвали в Енисейск морской борт срочной эвакуации. Вот и обладатели частицы золотого запаса империи решили либо совместно с яхтой пройти Северным морским путём, либо на борт шхуны напроситься. Благо оплатить койко-места и перевоз багажа было чем. Хотя поначалу, судорожно сорвав пломбы с солдатских вещевых мешков, авантюристы несколько опечалились, обнаружив там иностранные монеты.
Шубин задумчиво вертел в руках желтый кружочек, где на аверсе, лицевой стороне монеты, была изображена голова какого-то мужика с мощным вторым подбородком и в лавровом венке, а на реверсе – хорошо узнаваемый Святой Георгий топтал своей лошадью поверженного дракона.
– Какого ляда?! Чего за деньга такая странная? – несколько разочарованно произнес штабс-капитан.
– Отставить панику на корабле. Это английский золотой соверен. Монета уважаемая и ликвидная, – успокоил всех мичман, который несколько разбирался в валютах мира.
– А у меня большевицкие денежки! Только надписи на чужестранном, – Лошкарёв показал на ладони странную монетку, где на одной стороне некая женщина опиралась на раскрытую книгу, а на другой, на щите, подпираемом овцой и хищной птицей, красовалась пятиконечная звезда .
– Это чилийский кондор достоинством в десять песо, – усмехнулся Звягинцев. – К большевикам никоим боком, ибо отчеканен в 1851 году. Монета неоспоримо экзотическая, но, тем не менее, из чистого золота. А золото – оно и в Чили золото.
– Всё равно лучше бы царские червонцы. Привычнее как-то, – пробурчал огорченный Лошкарев.
– Так мы ж в Европу путь-дорогу держим. А там соверен – царь горы, – Звягинцев расплылся в улыбке. – Славка, чертяка, ты буквально в золоте копаешься и ещё недоволен чем-то. – Взломай лучше ящик. Неудобно его кантовать, зело тяжёлый.
Содержимое ящика всех порадовало посконностью денежных знаков, мешки были наполнены царскими червонцами. Надежными, украшенными ликами правителей земли русской.
Задирала к небу голову толстоморденькая Екатерина Вторая. Взгляд твердый, платье роскошное. Красиво спадают на плечи локоны, кокетливо топорщится крупный бант. Императрица и Самодержица Всероссийская выглядит на десятирублёвике 1766 года воистину величественно, царственно.
Простовато смотрится профиль Николая Второго на империалах 1897 года номиналом 10 рублей золотом. Чубчик, усики, бородка украшают лик уже бывшего самодержавца. На оборотной стороне вселяет уверенность двуглавый российский орел, крепко зажавший в когтистых лапах символы царской власти.
Имелись в мешках и монеты иных российских царей, поскромничавших отчеканить свой профиль на золотых кругляшах, пятирублёвики Александра Первого и Николая Первого.
Только сейчас, пересыпая в руках тяжёлые монеты, авантюристы уразумели, каким богатством они обладают.
– Да за такие деньжищи мы не только каюту, мы целиком шведскую яхту купим! – почувствовал себя хозяином жизни бывший кладовщик, а ноне обладатель несметных сокровищ.
– Эх, Славик, богатство непросто приобресть, но сохранить – во сто раз сложнее, – оторвавшись от гипнотизирующего созерцания золота, произнес Шубин, предвидя, сколько опасностей подстерегает вот таких вот скорохватов.
– А мне буксир всё же хотелось бы до Европы довести, – протянул задумчиво мичман. – До Марселя. Отличный французский порт. Разнообразные фрукты, отличное вино, ветреные красавицы. И самое основное – тёплое незамерзающее море. Французские субтропики – это же сказка! Эдем на нашей грешной земле.
– С таким капиталом везде сказка! – Лошкарёв почесал успевшую отрасти щетину и расплылся в улыбке, представив мысленно безбедную жизнь в далёкой и желанной Европе.
Эта ревизия сокровищ была первой и последней, так как не было у новообразовавшегося экипажа свободного времени. От слова «совсем». Попарно несли нелёгкие вахты. Один человек в машинном отделении следил за механизмами и орудовал совковой лопатой, второй – в рулевой рубке совмещал обязанности капитана и рулевого матроса. Отстоял смену, перекусил и тут же свалился в пустой короткий сон. Вот такая романтика.
От Красноярска они отрывались на максимальной скорости. Уголь не жалели и поэтому пароходик развивал, с учетом течения, около 11 узлов  или 20 км/час. Благополучно преодолели бурный Казачинский порог с его коварными перекатами, где ширина реки сужается с 650 до 350 м. Прошли точку слияния Енисея с рекой Ангарой, и только после этого мичман позволил себе как следует выспаться, доверив штурвал матросам-новобранцам, благо ширина русла исключала возможность даже дилетанту в судовождении посадить буксир на мель.
Погони не опасались – не было на реке судна способного потягаться в скорости с «Чайкой». Если и выйдет на перехват от Енисейска какая лоханка с группой бойцов, то уйти от них труда не составит. На крайний случай в капитанской рубке в куске брезента дремал британский ручной пулемет системы Льюиса, безжалостная машинка со скорострельностью 550 выстрелов в минуту. А если учесть, что это был экземпляр американской сборки под мосинский винтовочный патрон, закидывающий пули аж на 1830 метров, то любую нежданную ревизию буксира ожидало глубокое огорчение ещё на дальних подступах. На вопрос Шубина, чем расплатился оборотистый кладовщик с пустившимися во все тяжкие белочехами за знаменитый тупорылый пулемётик, Лошкарев только загадочно ухмыльнулся.
На вторые сутки беглецы подошли к Енисейску. И тут их ждало первое разочарование: парусные мачты морской яхты, на которую они возлагали свои радужные надежды, на рейде не наблюдались. Звягинцев отнесся к данному факту философски, даже несколько с облегчением, его немного настораживала полоса столь тотального везения, которая, по незыблемым законам бытия, чаще всего прерывается грандиозным крушением всех задуманных планов. К тому же имелась обоснованная надежда, что судно на сутки-другие задержится в Туруханске, где местным аборигенам тоже есть что предложить заморским купцам. Исходя из этих соображений сообщники даже не стали останавливаться на дозаправку топливом и не сбавляя хода проследовали далее вниз по реке.
Но и Туруханская пристань не оправдала их ожиданий. А вот теперь полное отсутствие наличия шведского парусника уже вселило в души грабителей золотого эшелона предчувствие беды. Шубин предлагал и далее продолжать преследование шхуны, а вот мичман настаивал на остановке, следовало пополнил угольные ямы. Не углем естественно, для такой тьмутаракани это было бы роскошью, а вот лиственными чурками, что жители поселения заготавливали себе на зимний сезон, разжиться имелась возможность. Но всё же решились продолжить погоню, уж очень страшились сухопутные пассажиры маячившей перспективы одиночного морского путешествия.
Что значит настоящее уныние, удачливые налётчики прочувствовали в полной мере, когда не обнаружили ожидаемого силуэта яхты и у деревушки Курейка, что получила свое простенькое имечко по названию реки, впадающей в этом месте в могучий Енисей. Впервые Шубин усомнился в правильности выбранного ими маршрута бегства из страны. Да, пробираться в Китай с таким специфическим грузом – есть риск немалый. И соотечественники, узнай о таких сокровищах, в лучшем случае груз тяжёлый с плеч снимут, в прямом и переносном смысле. А уж китайские чиновники несомненно конфискуют его для проведения тщательного расследования. И здравый смысл подсказывал, что это расследование явно не в пользу горстки новоявленных иммигрантов обернётся. Да, по правде сказать, оно и справедливо будет, ведь доказать законность владения монетами они ни за что смогут. Ворованное-с!
Однако, оказаться в приполярной зоне на утлом судёнышке, это тоже что-то с чем-то. Скоро, очень скоро щедрая тайга, что с обоих сторон обступает великую сибирскую реку, оскудеет и плавно перейдет в приполярную, а далее и в полярную, тундру. Сумеет ли их скромный, по океанским меркам, пароходик пробиться через студеные морские воды к далёким европейским берегам? Вопрос не праздный, а судьбоносный для его команды. Единственное, что не вызывало ни у кого сомнений, погоню за призрачной шхуной придётся прекратить, пока не пополнятся запасы топлива.
Стали на рейде, не доходя пару миль до поселения. Звягинцев на пару с мотористом отправились на лодке к местным аборигенам решать вопрос о поставке дров. Деньги в этих местах имели вес малый, практически нулевой по причине их несъедобности, и поэтому мичман расплатился с жителями патронами и провиантом, что запасливый Лошкарёв погрузил на буксир в избытке. Его предусмотрительность позволила заинтересовать лесорубов совершать прямо-таки стахановские подвиги и работать весь световой день, а он в этих местах ох как долог. Две лодки сновали как челноки, доставляя смолистые чурки с берега на борт. Но даже столь скоростной темп загрузки топлива не спас беглецов от безжалостного перста судьбы. На вторые сутки стоянки бдительный вахтенный, коим в этот злосчастный час являлся сам капитан, обнаружил на горизонте дымы приближающегося судна. Ему не понадобилось много времени, чтобы опознать винтовой буксирный пароход «Енисейск», переоборудованный в боевой корабль Енисейской речной флотилии.
– Контрразведчик, сука конченная… все ж таки просчитал наши планы, – прошипел Шубин, срочно вызванный наверх, – Быстро, очень даже быстро сработал… – далее штабс-капитан выдал такую замысловатую и изощренную матерную загогулину, что при иных обстоятельствах удивила бы и мичмана, на флоте слышавшего немало словесной экзотики. – Численный состав экипажа, вооружение!? – рявкнул Шубин, уже понимая, что словесными эскападами с непрошенными гостями разойтись не удастся.
– Экипаж – 29 человек. Возможно усиление. Одно пехотное орудие, два пулемета. Корпус железный, скорость 16,5 км в час, – отчеканил по-военному Звягинцев.
– Ну так мы же больше двадцати сделать можем. Оторвёмся!
– Миш, проблема в том, что у нас котел холодный. Машинист уже работает, но … не успеем скорость набрать, – уже не по уставу произнес мичман. – Один выстрел из трехдюймовки шрапнелью накрывает поверхность шириной в 65 метров при глубине разлета до полукилометра. Да кому я это говорю…
– Спокойно, Санек. У нас есть преимущество – им нет резона нас топить, ибо не мы им нужны, а груз ценный. Ты там в рубке пригнись, пробивная способность шариков мала до неприличия.
– Может и так, – как-то отрешённо произнес моряк. – Действуй, как знаешь, а я сделаю, что смогу.
Стараниями машиниста и кочегара, не жалеющего оставшегося угля, буксир наконец-то стал набирать ход, пытаясь избежать встречи с явно враждебно настроенным визитером, который недвусмысленно озвучил приказ остановиться тремя мощными гудками своей сирены. Буксир лишь молча бурлил винтом речную воду. И, тем не менее, расстояние между кораблями по-прежнему сокращалось. С «Енисейска» прозвучала предупредительная пулеметная очередь, вспенив фонтанчики не так уж и далеко от кормы буксира. Шубин рухнул на палубу и взял на прицел огромную мишень, однако открывать бессмысленный огонь не торопился. В какой-то момент скорости судов уравнялись и Шубин уже почти поверил в благополучный исход, как у правого борта «Чайки» взметнулся водяной столб. К счастью, пальнули не шрапнелью, а фугасом. Ну как сказать «к счастью»… Похоже, наводчик орудия немного ошибся в расчете и слишком близко положил снаряд. Осколки буквально снесли капитанскую рубку и в борту корабля отверстий понаделали.
– Санька! – страшно заорал оглохший от взрыва штабс-капитан, уже понимая, что случилось непоправимое.
Вскочил на ноги и рванулся к товарищу. Увиденное вселило в душу офицера опустошение, безысходность и слепую ярость. Бездумно стянул с головы фуражку и вытер ею мокрое то ли от фонтана воды, то ли от солёных слез лицо и пошатываясь поплёлся к корме. Спокойно пристроил пулемет на бортовое ограждение и прицелился в надвигающийся корабль, ясно осознавая глупость этого действа. Чем мог навредить смешной пулемётик стальному кораблю с пехотным орудием на борту? Поцарапать краску на ненавистном корпусе, что принес смерть лучшему другу? Подраненная «Чайка» почему-то заложила правый разворот, но это уже не волновало Шубина, так как он не мог повлиять на ход событий. С «Енисейска» из орудия больше не стреляли, но зато по корпусу буксира защелкали свинцовые «пчелы». Скорее всего у капитана был приказ доставить в Красноярск лишь груз, а тушки беглецов отправить на корм здешним рыбам.
– Понятно, хлопчики. Получите и вы, за Санька… – Михаил плавно выжал спусковой крючок и всадил длинную очередь в открывшийся борт «Енисейска», стараясь накрыть орудийный расчет. Он и не думал выйти из этого поединка победителем, глупо было бы надеяться на подобное чудо, и поэтому был крайне удивлён, когда на носу корабля вдруг вспух огненный шар.
– Что, твари, боекомплект рванул? А то! Я такой, могу и по-плохому, – прохрипел капитан, с застывшей гримасой на ставшем страшным, постаревшем лице. – Хотите еще? Я не против. – Он сменил пулеметный диск и приготовился к последнему бою.
Но экипажу «Енисейска» уже было не до беглого штабс-капитана с его сокровищами. Корабль, «благодаря» случайной детонации снарядов, получил критическое повреждение. Нос судна оказался полностью разворочен, листы железа разошлись и, в общем-то гражданский речной пароходик, стал хлебать щедрые порции воды, обещающие ему в очень скором будущем плотный контакт с донной поверхностью Енисея. Командир корабля это несомненно осознавал и поэтому, плюнув на ершистый буксир, срочно решал вопросы обеспечения плавучести своей посудины или хотя бы спасения экипажа.
Возникла интересная ситуация: «Енисейск» уносило вниз по течению реки, а буксир развернулся поперек течения и вошел на полном ходу в реку Курейку, что впадала в Енисей. Без рулевого, но вошел точно по фарватеру . В борт «Чайки» ещё изредка щелкали случайные пули, видать, находились на «Енисейске» дурни, способные в такую минуту фигнёй заниматься, но Шубин на это внимание уже не обращал. Спустился в машинное отделение. В полумраке разглядел тело убитого механика, омываемое прибывающей водой. Дальнейшие перспективы таинственностью не блистали, буксир был обречен.
– Классическая Пиррова победа , – вслух констатировал ситуацию штабс-капитан.
Даже выбросить судно на берег у Шубина не было ни времени, ни знаний, ни возможности. Он быстро переместился в свою каюту, передвигаясь по колено в воде, тщательно уложил в солдатский вещевой мешок самое необходимое для пешего путешествия в таёжных условиях. Подхватил трехлинейку, конфискованную у невезучего солдата охранения, и поднялся на палубу.
Двигатель обречённого буксира уже не работал. Из трубы валил пар – залитая водой машинная топка испускала последний дух. Судно дрейфовало по течению, всё больше и больше погружаясь в воду. На палубе, ставшей практически вровень с поверхностью реки, Лошкарёв, трясущими руками привязывал к спасательному кругу мешок с монетами. Ко второму кругу им уже был заботливо приторочен мешок со снаряжением.
«Вот же гад, про меня даже и не подумал. Все спассредства захапал под своё барахло,» – Шубин молча оттолкнул кладовщика, отрезал веревку от его «золотого парашюта», дал зуботычину попытавшемуся воспрепятствовать хозяину собственности и перешагнул через борт. Поплыл к ближайшему берегу, толкая перед собой спасательный круг с вещмешком, скупо загребая, сберегая силы.



Глава 10

Легенда океана


                Сумрачен стылый лес.
                Но набухли почки надеждой.
                Может  и мне повезет.

– Ну и молодец, что дальше не рискнула литературный опус нашего графа дочитать. И так всё ясно, как божий день, – Иван с Тусей уже давно сидели у костра, что был высочайше дозволен администрацией лагеря для организации кратковременных отдыхов дешёвой рабочей силы. Иван предполагал, что возможно и бесплатной. Ну не внушали ему доверия хрустящие червонцы, выданные ухмыляющимся Наполеончиком – никогда не гнушались немчики фальшивки печатать.
– Жалко всё же… Так и не узнаем, выжил ли Звягинцев и откуда вся эта история стала известна немцам, – Туся ослабила платок под натиском тепла рьяного пламени и Иван невольно залюбовался красотой лица девушки, красотой не вычурной и броской, а редкой гармонией светлой души и юного, дышащего свежестью и совершенством лика.
– Не переживай, нет там великой тайны, одна лишь скучная проза жизни. Шубин – мужик опытный, снаряжение имел вполне приличное. Скорее всего вышел к Туруханску… сотня верст – не велик путь для такого волчары. Серьезными поисками беглеца навряд ли кто удумал бы заморачиваться. Какой смысл? Ну сколько он золота в кармане мог унести? Да и ситуация на фронте не способствовала таким забавам – теснили красные, мутили белочехи. Уже в январе 1920 года чехи выдали незадачливого Колчака эсерам, а те, в свою очередь, сдали адмирала большевикам. Кстати, и остатки золотого запаса империи пришлось чехословакам возвернуть советским властям в обмен на возможность скоренько покинуть холодные и неласковые сибирские просторы. Нет, не до нашего авантюриста всем было в то смутное время.
Далее Иван, прихлёбывая кипяток из закопченной кружки, поведал молодой дворянке вероятную версию дальнейших событий. Он обоснованно предполагал, что Шубин рано или поздно, но сумел покинуть пределы теперь уже советской империи и добраться до Европы. Вероятно, первоначально изгой надеялся, как и вся великосветская эмиграция, на скорый крах Советов и лелеял мечты о близком возвращении в Россию, самостоятельной экспедиции по подъёму золота, роскошной жизни и тому подобных розовых «фантиках». Но время шло. Советы выстояли под натиском внешних и внутренних врагов и даже крепли с каждым годом. А вот беженец старел и уровнем жизни на чужбине похвастаться не мог. Более того, в перспективе светила беспросветная нищета, ибо без связей и начального капитала хруст французской булки – это лишь эфемерные грёзы совсем уж наивных индивидуумов. Бывший штабс-капитан к таким не относился и либо сам вышел на соответствующую немецкую контору с интересным предложением в порыве полного отчаянья и безденежья, либо сболтнул нечто по пьяни в одном из дешёвых кабаков и ушлые спецслужбы пришли к нему сами. В какой это было стране, в каком году, неведомо. Так или иначе, но он вернулся в Россию в составе германской экспедиции. И именно он являлся тем проводником-консультантом, пропавшим в злополучной метели вместе с группой охотников.
– Вот как-то так, – подытожил свои умозаключения Иван, нехотя поднимаясь на ноги от уютного костра. – Осталась пара вопросов, на которые у меня нет ответов. Первый: подняли ли немчики сокровище? И второй: как они собираются его отсюда умыкнуть? У Наполеончика спросить, что ли?
Туся мило улыбнулась простенькой шутке и стала плотно завязывать свой платок. Иван подхватил топор и продолжил выполнение своей дневной нормы; немецкий порядок оставлял далеко позади пресловутые ленинские «учет и контроль» .

*****

Понемногу жизнь беглых каторжан в «немецкой слободе» наладилась. Благодаря трудолюбию и познаниям в сложной науке выживания в экстремальных условиях, они, если и не снискали себе уважения, то уж более-менее достойную нишу в иерархии этого замкнутого общества отстояли. Иван всё ж таки убедил начальство возобновить охоту на таёжную живность, хотя бы в ближайшем удалении от лагеря. Тем паче, световой день увеличивался, погода теплела. Весна – она и в тайге весна. Пленника даже несколько озадачила сложившаяся ситуация: природа благоволит к несложным переходам, а немецкие туристы бока на нарах отлёживают. Может ждут, когда вскроются ото льда бесчисленные речушки и непроходимые болота? Мазохисты что ли?
Однако, в конце мая Иван стал замечать, что ганцы группами по пять-шесть человек стали периодически отлучаться из лагеря. Уходили ранним утром, а возвращались только к ужину. Иногда и на него опаздывали и тогда Тусе приходилось вне графика разогревать им еду на плите.
Начальство тоже принимало участие в подобных отлучках и в такие моменты пленник прокручивал в голове варианты обезоруживания оставшихся «геологов». И с горечью приходил к выводу, что шансы такое осуществить ничтожно малы. Оказавшись в малом составе, немцы повышали бдительность до крайнего неприличия. Оружия из рук не выпускали и четко контролировали дистанцию с охраняемыми. Кого они больше боялись, молодого шамана с его мистическими способностями или Наполеончика с ледяным змеиным взглядом, оставалось неясным, но это педантичное исполнение устава побег исключало однозначно.
Наконец-то и Иван попал в подобную экспедицию. Пыхтя под гнетущим к земле-матушке весом угловатого ящика, что практичные иноземцы водрузили ему на плечи, он млел от предвкушения разрешения загадки, которая томила его последние две недели.
«Тропинка натоптана…спускается вниз…к реке, похоже. Что ж они там делать удумали? Имелось бы у этих «учёных» водолазное оборудование, то можно было бы предположить работы по подъёму золотишка с затонувшего буксира, – решатель ребуса мысленно обсасывал очередное предположение, – А что, реальное дело, если точно определено местоположение судна. Закрепились на льду и буль-буль. Не так уж под водой и холодно, всяко температура выше ноля… Хотя, нет, до Курейки, где покоится злополучная «Чайка», далековато. Если только наш граф умышленно в своем романе не наврал. Кто их ведает, эти тевтонские хитрости».
В какой-то момент впереди посветлело и стало понятно, что группа вышла к одному из притоков реки Курейка. Точнее, к озеру, из которого этот приток истекал. Картина, открывшаяся взору Ивана, не то чтобы поразила его до шевеления волос под мышками, всякое он видывал за последний год своей жизни, но всё же по впечатлению вновь увиденное было сравнимо с посадкой летающей тарелки инопланетян на картофельное поле в захудалой деревеньке провинциальной волости. И немудрено, в неприметной заводи приполярного озера возвышался вмёрзший в лёд корпус стальной двухмачтовой шхуны. Свежая белая краска делала её практически незаметной среди окружающего ландшафта. Даже окна палубных надстроек и иллюминаторы были затянуты серым брезентом, исключающим солнечные блики. Но всё же изящный, грациозный силуэт производил неизгладимое впечатление. Несомненно, это была настоящая леди среди высшего общества океанских красавиц. Что-то до боли знакомое виделось в очертаниях загадочного судна.
«Боже мой, да это же знаменитая шхуна «Надежда»! – изумился Иван. – Узнаю ни с чем не сравнимые формы, хотя и лицезрел её вживую один только раз, когда она несла на себе наряд из алых парусов в честь праздника выпускников ленинградских школ. Зато потом, заинтригованный, изучил её биографию довольно основательно».
Иван покопался в своей памяти и вспомнил, что построена данная шхуна аж в 1912 году на голландской верфи Геброудерса. При рождении судно получило имя «Стерна» («Sterna») и имело предназначение логгера  для рыбной ловли. Так что, можно сказать, детство её было довольно скучным и неприглядным. Ловля трески, камбалы и морского окуня в прибрежных водах – вот и все развлечения «Стерны». Но уже в 1927 году её переоборудовали в универсальное грузовое судно и свое девичество она отходила под именем «Эдельгард» («Edelgard»). А вот в 1936 году шхуну приобрел немецкий граф Феликс фон Люкнер, который осчастливил юную фройлян сомнительным имечком «Морской дьявол» («Seeteufel»). Немудрено, ведь точно такое прозвище прилипло к самому Люкнеру во времена его приснопамятного рейдерства на морских коммуникациях Первой мировой войны. Да, не слишком благозвучное название заимела молодая фройляйн, но именно оно оказалось вписано в историю морских судов аршинными буквами. Люкнер перестроил заштатного грузового перевозчика в комфортабельную мореходную яхту и совершил на ней в 1937 году кругосветное путешествие, прославляющее нацистское государство. К слову сказать, на «Морском дьяволе» во время той знаменитой кругосветки развевался печально известный флаг с фашисткой свастикой. Но, помимо пропагандистских, имелись и иные цели у этой экспедиции, чисто разведывательные. Судно было просто нашпиговано всяческой радиоаппаратурой. Новейшие магнитометры, гидролокаторы, фотоаппараты, включая спецмодели для подводной съёмки, позволяли исследовать морские фарватеры посещаемых портов и прибрежных к ним районов. Несомненно, эта информация являлась крайне ценной для организации успешных действий германских рейдеров в будущей войне. Мощная радиостанция яхты позволяла прослушивать эфир на значительную глубину территории вероятных противников и держать постоянную радиосвязь с собственной базой. Порезвились тогда германские спецслужбы в своё удовольствие. Даже первые подводные кинофильмы отсняли на несколько лет раньше, чем это осуществил их французский коллега по тайному ремеслу Жак-Ив-Кусто.
По некоторым данным, в период между 1939-1942 годами, граф свою красавицу яхту продал. То ли просто наскучила, то ли Люкнер разочаровался в нацистской идеологии и решил избавиться от свидетельницы своего былого позора. Вообще-то у этой шхуны, как и у любой интересной женщины, в биографии полно загадок и белых пятен. Поговаривают даже, что после разгрома фашистской Германии её захватил в плен бравый советский генерал и как личный трофей перегнал в Ленинград. Но так или иначе, в 1947 году она стала собственностью Военно-морской академии имени К.Е.Ворошилова. Вот такие случаются казусы, где ворошиловская красная конница и где военно-морской флот? Но из песни слова не выкинешь, было! К чести высоких морских начальников, погоняло «Морской дьявол» или, соответствующее новым реалиям, «Морская кобыла» они посчитали неприличным для советских моряков и перенарекли шхуну «Надеждой» – после войны вся страна жила надеждой и верой в лучшие времена. Да и традиция державы предписывала хоть одно судно с таким именем да иметь в составе русского флота. А потом многие годы юные нахимовцы осваивали на видавшей виды «Надежде» азы мореходства. Драли ладони до кровавых мозолей о пеньковые канаты, устанавливая паруса, стояли тяжёлые ночные вахты в прибрежных переходах. В череде житейских будней шхуна ещё пару раз внесла изменение в свой паспорт: сначала её обозвали «ПКЗ-135 », а потом в яхт-клубе ВЦСПС  ей присвоили название «Ленинград».
А что поделать, жизнь морского судна – это не сказка, а чёрно-белая шкура зебры. И в авариях шхуна побывала, и в парусных учениях частенько была задействована. Неоднократно в киносъёмках участвовала. Кто же, к примеру, не помнит яхту-красавицу в фильме «Приключения принца Флоризеля». В 1993 году ей вернули сакральное имя «Надежда», но стране это плохо помогло. Нелёгкие времена наступили не только для населения, но и для плавающих посудин тоже. Хотели «Надежду» уже на иголки пустить, благо тропинку в этом направлении либералы-реформаторы широкую протоптали. Однако и эти опасные рифы умудрилась миновать умудренная жизнью особа. В конце-концов шхуну выкупило некое частное лицо и не только перепланировало нижние помещения, но не постеснялось изменить архитектуру корпуса. Новый собственник «отсиликонил», так сказать, внешность яхты под свой барский вкус, наплевав на историческую ценность экстерьера. Хорошо хоть в тренде всеобщего преклонения  перед иностранщиной не поменял ей имечко на «Хоуп» . Но и так яхта утратила свою неповторимую ауру, став лишь ещё одним комфортабельным прогулочным судном в маломерном флоте Ленинградской области. В 2014 году шхуна была то ли приобретена, то ли присоединена к Яхт-клубу Санкт-Петербурга. Хотя, скорее всего, сработала примитивная схема, когда на содержание частной собственности тратятся немалые государственные средства.
«Так, так, так… Значит наш герр начальник и есть тот самый легендарный граф Феликс фон Люкнер, национальный герой Германии, получивший известность своими пиратскими атаками на парусном крейсере «Морской орел» («Seeadler») во времена ещё Первой мировой войны. Бедные капитаны торговых грузовых кораблей не могли даже представить, что за откидными бортами трехмачтового парусника скрываются парочка 105-мм орудий и несколько пулеметов. К тому же, тихоходная на вид лоханка обладала двумя современными двигателями мощностью каждый в 500 лошадиных сил, что сводило на нет все шансы любой жертвы избежать нежелательной встречи. Да и сам граф креативил по-взрослому, с выдумкой и особым цинизмом: то подойдет к доверчивой жертве вплотную с целью, мол, время точное узнать, то дымовые шашки на своем борту подпалит, имитируя пожар и прося помощи. Короче, поразбойничал Люкнер на славу, расстреливая в упор беззащитные суда и прибирая к своим рукам трофейное барахлишко, пока «Морской орел» не измочалило в щепу о прибрежные рифы маленького острова Мопела, что расположен недалеко от Таити. Позднее бедолага-капитан жалился, что утратил корабль в результате жестокого тайфуна, однако, его версия кардинально расходилась с рассказами уцелевших американских пленных. Они простодушно утверждали, что большинство членов команды, возглавляемых лично Люкнером, расслаблялись на пикнике на атолле в то время, как судно течением выбросило на острые коралловые рифы. Наверное врали безбожно бесстыжие янки».
Иван смотрел на двадцатипятиметровую океанскую яхту, осмелившуюся провести полярную ночь в таежной тмутаракани чужого государства, и диву давался. Проделать путь длиной более двух тысяч морских миль в условиях полной секретности – это нечто из раздела фантастики!
«А вот теперь пазл полностью сложился! На такой посудине водолазное снаряжение без проблем можно доставить куда душенька пожелает. Да и магнитометр всяко имеется у псевдогеологов. Даже если Шубин и подзабыл точное место затопления своего буксира, для спецов с таким оборудованием его отыскать, что чашку какавы выдуть. Интересно, успели охотники за сокровищами груз поднять или только планируют?» – разгадка тайны до того ошеломила Ивана, что даже боль в плече, натёртом тяжеленным германским ящиком, отступила на задний план.
Но, естественно, никто отчет о проделанной работе и предполагаемых планах любопытному беглому русскому предоставить не удосужился. С ходу, даже не позволив коротенько передохнуть, рабочую скотинку загрузили массой разнообразных и увлекательных заданий. Подневольный трудяга заготавливал топливо для камбуза, таскал различные грузы с места на место, обкалывал лед у кормы судна. Последняя работа была самой тяжелой, но Иван осознавал её необходимость и даже несколько зауважал графа Люкнера.
«Понимает морской бродяга, что при неравномерном оттаивании судно своим немалым весом может погнуть ось винта. И тогда – кирдык всему одиозному предприятию. Сомневаюсь, что они запаску с собой таскают. Тем более, в походных условиях подобный ремонт – дело практически неосуществимое, – Иван ещё раз поразился рискованности подобной операции, предпринятой немецкой командой. – Да, застит глаза жёлтый металл. Лишает человеков разума. Ну да это понять можно, не новость чай. А вот мистическая схожесть яхты и затонувшего буксира несколько напрягает мой рациональный ум».
Было о чём задуматься, было. Размерами «Морской дьявол» почти в два раза превышал «Чайку». На дощатой палубе, длиною около двадцати пяти метров и шириною метров в шесть, имелась пара палубных надстроек. Две мачты без парусов выглядели засохшими тонкими елями, утратившими свою хвою, и лишь паутина канатов намекала на скрытый потенциал по обузданию воздушных потоков в эгоистичных целях ветреной океанской красавицы. Длинная надстройка, расположенная между ними, с четырьмя большими, квадратной формы иллюминаторами по обе стороны, обеспечивала прекрасные морские виды из просторной кают-компании.
«Авантюристка, великосветская авантюристка, совращенная золотым блеском и пустившаяся в опасное приключение в богом забытые места, – пришло на ум Ивану неплохое сравнение. – А «Чайке» досталась роль провинциальной нимфетки, дерзнувшей пробиться в высшее общество, но в результате опалившей свои крылышки в яростной схватке с роковыми обстоятельствами».
За долгую полярную зиму яхта промерзла насквозь и хотя экипаж грамотно подготовил её к зимовке всё ж таки забот по оживлению судна имелось в избытке. Механики безвылазно торчали в машинном отделении, пытаясь пробудить от зимней спячки дизельный двигатель в 140 лошадиных сил. Матросы занимались проветриванием внутренних помещений и иной незамысловатой работой, которую любой уважающий себя боцман способен организовывать своему экипажу до бесконечности. Кипел аврал и Иван понимал его причину: Енисей вскрывался ото льда и капитан яхты не собирался задерживаться в этой глухомани ни на час дольше необходимого. Ещё бы, и так фортуна благосклонно оградила «геологов» от случайного взгляда аборигенов, которым и полярная ночь не указ. Но сколь долго будет продолжаться подобная везуха? С началом навигации даже в этих медвежьих углах начнет народишко по своим муравьиным делам шастать и тогда информация о безымянной «железной лодке» легким мотыльком может залететь ненароком в уши компетентных товарищей. Со всеми вытекающими…

*****

В один из таких «субботников» довелось Ивану в полутёмном трюме кантовать бочки с соляркой. Могла бы немецкая экспедиция в полярную ночь и свой барак ею отапливать, но, по понятным причинам, экономили немцы солярку. Да и аромат от этой жидкости –сугубо на любителя, а среди экипажа таковых, как видимо, не отыскалось. А может германский аристократ экологией Советского Союза озаботился? Не суть. Главное в том, что по неосторожности задел Иван массивной бочкой какое-то прямоугольное сооружение из досок, что было принайтовано  в темном углу. Двухсотлитровая бочка соляры – это милая штуковина массой сто семьдесят килограмм и она, играючи, своей кромкой сорвала пару досок с угла загадочного ящика. Холщовая ткань внутри оного опала вниз подобно кулисам драматического театра и Ивану в лицо уставилась полутораметровой высоты золотая голова вождя всех времен и народов. Внимательный прищур товарища Сталина не только загипнотизировал нерадивого докера , но и произвел анестезирующий эффект, благодаря чему Иван даже не прореагировал на увесистую затрещину, которую получил от немчика-бригадира.
«Вона оно что! – заскакавшие, словно тараканы на кухонном столе при внезапно включенном свете, мысли в голове Ивана постепенно выстроились в стройные ряды. – Это же стопроцентная отмаза, застукай бдительные энкэвэдэшники шустрых и непрошенных ганцев в глубине сибирской тайги. Последние могут смело спеть легенду о том, что везут сиятельный бюст в рыбацкую избушку посёлка Курейка, где в 1914-1916 годах отбывал ссылку тогда ещё мало кому известный Иосиф Джугашвили, имевший подпольную кличку Коба. Как-никак, но там уже 7 ноября 1938 года официально открыли дом-музей И.В.Сталина. Правда, пока это неухоженное деревянное строение, но уже в 1952 году его укроет от сибирской непогоды величественный павильон из толстого лиственного бруса, облицованный камнем, цветной штукатуркой и слюдой. Монолитный железобетонный фундамент пантеона Сталина будет покоится на 200-х лиственных стволах, вбитых в вечную мерзлоту. Интересно, на эту идею не навела ли технология создания фундамента Исаакиевского собора, где в болотистую почву вколачивали просмоленные сосновые сваи? Много интересных решений воплотят в жизнь советские архитекторы при возведении пантеона красного диктатора. Павильон будет иметь собственную электростанцию и прообраз современных стеклопакетов с тройным зеркальным остеклением и циркуляцией подогретого воздуха межстекольного пространства! Кроме того, мощное внутреннее освещение расписного потолка позволит достоверно имитировать северное сияние. Ну как тут не вспомнить величественный мавзолей Тадж-Махал, гробницу великого императора Китая Цинь Шихуанди с его терракотовыми воинами, египетскую пирамиду Хеопса или пресловутый Ельцин-центр. Ладно, эти-то хоть прикладное значение имели. Не все позитивное, но всё же... А вот забабахать такое грандиозное сооружение в глухой тайге – конкретно, деньги на ветер. Но нам ли судить строителей новой империи? А вот их потомки поступят и совсем уж подобно стае диких обезьян: все растащат, осквернят, а в оконцовке сожгут и сталинский пантеон, и избушку, уже ставшие к тому времени памятниками истории».
Пока щедро изливающий непонятные немецкие ругательства старшой помчался за молотком и досками, Иван по старинной русской привычке колупнул бюстик вождя ржавым гвоздём. Аккуратненько так, исключительно из любознательности.
«Не, лишь позолоченный. Оно и понятно… чтобы немцы что-то стоящее подарили… ага, жди… Те ещё скряги. От них лишь можно поиметь дешёвую открыточку по случаю юбилея, канапешку из какой-либо фигни на фуршете – не более. Так и в данном случае, сунут при необходимости энкэвэдэшникам золоченую гипсовую поделку безвестного лепилы и с придурошной улыбкой заявят: «Сюрпрайз хотели дорогим камрадам сделать». Естественно, ни один, даже самый лужёный, желудок контрразведчика подобную суррогатную лапшу не переварит, но решать отнюдь не служивым. Поступит команда поверить и не вестись на провокацию – матюгнутся про себя, скрипнут зубами, а потом оскалят их в ответной улыбке. Была уже подобная ситуёвина».
Иван припомнил курьёзную историю советско-германской полярной экспедиции 1931года на знаменитом дирижабле «Граф Цеппелин». Ах, как хорошо она начиналась! Учёные в порыве корпоративной солидарности парили над северным побережьем страны Советов вплоть до Новосибирских островов, фотографируя побережье Арктики и получая данные и результаты наблюдений советских метеостанций. Немецкая команда не стесняясь изменяла первоначально согласованный маршрут, высаживалась где хотела, интересовалась очень даже специфической информацией. И во всех вопросах простодушные русские ваньки шли ей навстречу. Кстати, в состав той экспедиции входили будущий начальник дрейфующей полярной станции «Северный полюс – 1» И.Д.Папанин и легендарный радист Э.Т.Кренкель, доброжелательно делившиеся с коллегами своими познаниями. Короче, мир, дружба, жвачка! А вот на обратной дороге произошел нежданчик: немцы отказались совершать запланированную посадку в Ленинграде, сославшись на плохую погоду, ну прям как капризная барышня, и взяли курс прямиком на Берлин. А там ещё одна неприятность приключилась прескверная: фотопленки засветили криворукие лаборанты. Вот прямо все! Все до одной засветили, видать шнапса на радостях хватили лишку. «Горе, горе-то какое!» – причитали немецкие чиновники, пряча свои бесстыжие глазёнки. А что поделаешь, пришлось советским учёным поверить и, понурив голову, возвращаться в Москву. Ну не с кулачками же на немцев кидаться, право слово. А ведь очень хотелось. Но молча утёрлись. И Москва промолчала, решались вопросы индустриализации, а германская техническая помощь была крайне необходима.

*****

Текли деньки наполненные бытовыми хлопотами и были бы они прекрасны по причине быстро наступающей таёжной весны и стремительному току крови в молодом организме, если бы не осознания неволи и туманности перспектив. Последнее угнетало.
И вот дворянские познания комсомолкой иностранных языков вновь позволили беглецам стать обладателями ценной информации. Произошло это очень даже банально, как чаще всего и случаются всяческого рода утечки различных супер-пупер секретов.
Туся стирала на палубе яхты какие-то тряпки из кают-кампании, что «любезно» предоставил ей хозяйственный боцман, выполняя приказ своего начальника. Любил германский граф роскошь и порядок. Ценными породами красного дерева была отделана просторная палубная надстройка. Узорчатые шторы на иллюминаторах, шикарная скатерть на длинном столе – всё создавало атмосферу морской аристократичности и величия Третьего рейха, демонстрируемых яхтой-красавицей званым гостям, имеющим честь её посетить. Вот Тусе и посчастливилось непосредственно прикоснуться своими ручками к этой роскоши, восстанавливая лоск, несколько утраченный за долгий зимний сон дамой высшего света.
Стирала значит она скатёрку да невольно и подслушала через открытый иллюминатор болтовню двух матросов. Как водится, муторная работа под неспешную беседу выполняется быстрее и значительно легче, вот немцы и разговорились. А Туся заслушалась. И как потом оценил Иван, было, ох было, чем «греть» ушки юной особе: речь шла о попытке поднять груз с затонувшей «Чайки». Суммируя трёп матросов, изложенный девушкой, и выдержки из опуса графа, Иван восстановил цепь событий произошедших прошлым летом.
Прошмыгнув стремительным призраком Енисей вплоть до его притока – реки Курейки, «Морской дьявол» нырнул в неё и незамедлительно занялся поиском затонувшего буксира. Причина для спешки имелась. И немалая. Ледостав Северного морского пути начинается уже в сентябре, а сколько времени потребуется на работы по поиску клада и его подъёму рассчитать было невозможно. Вот такая необдуманная спешка и явилась причиной дальнейших неудач.
Сначала кладоискатели проскочили затонувшую «Чайку». Понадеялись на чувствительность новейшего магнитометра и не заметили слишком малого всплеска сигнала прибора. Когда шхуна поднялась ещё на десяток километров вверх по течению, Шубин уверенно заявил, что так далеко подбитый буксир уйти не мог. У начальства даже неприятные мысли в головах зашевелились: «А что, если русские уже подняли судёнышко? А может этот проводник провокатор и шпион? Мы же в этом притоке Енисея заперты, как мышь в бутылке, бери за хвостик и вытаскивай на потеху всей мировой дипломатической публики». Но взяли себя в руки господа офицеры и продолжили более тщательный поиск «Чайки». Ну и нашли разумеется. Правда не через одни сутки, выветрилось у Шубина из памяти конкретное место эвакуации с тонущего буксира. Да оно и понятно – стрессовая ситуация, изменение ландшафта местности в силу многих лет с момента трагического события… Чего уж тут…
Водолазные работы оказались сложными даже для подготовленных моряков. Вода в Курейке хоть чиста и прозрачна, аки слеза младенца, но её температура даже летом не поднимается выше девяти градусов по Цельсию. К тому же буксир умудрился затонуть на глубину почти в пятнадцать метров. Ещё и на дно лёг неудобно, под приличным углом. Но водолазы условий работы не выбирают. Начали пробные спуски. Ввиду возможности заполучить кессонную болезнь, приходилось придерживаться декомпрессионным рекомендациям: ограничивать время пребывания под водой и увеличивать время подъема ихтиандров.
Наконец, при очередном погружении, наверх последовало долгожданное: «Нашел. Загружаю». На палубе споро вытравили линь  и над водой показалась подъёмная корзина с бесформенным холщовым мешком, покрытым какими-то водорослями и донными отложениями. Хотя холодная вода северной реки и замедлила процесс гниения, но при попытке вынуть мешок из корзины он прорвался и на палубу хлынул поток сверкающих золотых рыбок-монет. Тайна экспедиции стала достоянием всей команды, что несколько омрачило радость находки для начальника секретной службы. А граф не скрывал своего ликования и в честь такого события матросы получили на ужин по стакану благородного портвейна.
На следующий день, дабы ускорить процесс подъема сокровищ, под воду отправили сразу двух водолазов. Был в этом свой резон – торчащая посреди реки яхта вызовет у любопытного эвенка неподдельный энтузиазм в генерировании всяческих версий, объясняющих такое неординарное событие в сиим мирке. И несомненно, что он поспешит ими поделиться с любым встречным-поперечным. А это ну никак не входило в планы германских «учёных». Вот и рискнули.
Водолазы ушли под воду и не вернулись. Рвануло что-то с немалой силой за тросы и шланги подачи воздуха, после чего связь с водолазами пропала. Что же произошло в тёмных глубинах сибирской реки, осталось мрачной, не поддающейся разгадке, тайной. Может буксир потерял равновесие в результате работ и перевернулся, намертво заклинив дверь каюты. Может лиственница, сорвавшаяся с крутого откоса где-то далеко в верховьях Курейки, мощной торпедой угодила в пуповину, соединяющую людей с материнской яхтой… А возможно ещё какая напасть приключилась, кто ж об этом теперь поведает.
Люкнер впал в прострацию. Вот оно, золото, лежит рядышком на смешном пятнадцатиметровом расстоянии, а взять невозможно. Сделать такой невероятный морской переход, углубиться в самый центр России и вернуться ни с чем? Как он будет смотреть в глаза фюреру?
Рассмотрели все возможные варианты. Вытравить шланги не удавалось и смельчак-матрос, нырнув на пятиметровую глубину просто их перерезал. На яхте имелся ещё один водолазный костюм, но без шлема. Поднялись несколько вверх по реке и вошли в один из её невзрачных притоков. Стали на якорь. Несколько суток помощник водолаза и механики пытались сварганить так необходимый шлем из подручных средств, но успеха не достигли. При пробных погружениях новоиспеченный водолаз всякий раз начинал задыхаться и приходилось его спешно поднимать на поверхность. В конце-концов граф уразумел, что отправлять неопытного человека без навыков погружения на дно сибирской реки, это всё едино, что вынести ему смертный приговор.
А тут ещё при попытке завести двигатель, последний отказался подавать какие либо признаки жизни. Какие уж тут подводные работы. Почти две недели перебирали движок и вручную изготавливали вышедшую из строя деталь. Не так-то это было и просто вне специализированной мастерской.
Роковыми явились необычно ранняя осень и, соответственно, преждевременный ледостав в устье Енисея. Курейка ещё свободно несла свои воды, но смысла покидать её граф не видел: в преддверии скорого окончания навигации, в сторону Красноярска поднимались все речные суда и нежелательная встреча с их глазастыми капитанами не сулила ничего хорошего. Да и какая разница, где зимовать, ведь покинуть северные моря уже не успеть. Затрёт льдами и раздавит, как спичечный коробок, неприспособленную к таким условиям шхуну. Опять-таки, скорее всего, герр Люкнер подсознательно тешил надежду за время длительной стоянки доработать скафандр, подучить водолаза. Ну не отпускало золото, держало возле себя крепче якорных цепей. А возможно, граф неосознанно оттягивал встречу с фюрером, не сулившую ничего хорошего вследствие последних событий.



Глава 11

Что такое «не везёт» и как с этим бороться


                Случай – это псевдоним Бога, когда он не хочет
                подписываться собственным именем.
                Анатоль Франс

В мае месяце таёжные реки стали освобождаться от тяжёлых ледяных оков. Из переводов ушастой соратницы, что старательно мониторила разговоры немецкой диаспоры, её товарищ узнал: Курейка вскрылась ото льда и весенний ледоход, сопровождаемый грохотом мощных заторов, скоро сделает возможным передвижение шхуны по водной глади Енисея. Как уже уяснил для себя Иван, шхуна перезимовала на озере Пашковское, что находилось всего в двух километрах от Курейки. Германское превосходство в хайтеке проявило себя и в этом медвежьем уголке: похоже, немцы не только получали информацию, благодаря регулярным вылазкам к реке, но и черпали нужные сведения из метеосводок радиоэфира. Оно и понятно, никому даже в голову не могло прийти, что в глубоком советском тылу эфир тщательно прослушивает иностранный радист. Оказалось, что им является пресловутый Таракан, который не хуже Наполеончика владел великим и могучим. Правда чувствовался в его говоре тевтонский акцент, но понимал он всё с полуслова. Последнее время Таракан практически не снимал наушников и, сгорбившись в своём углу, тщательно выслушивал радиоэфир, пользуясь беспечностью русских радистов. Хотя, чего им было опасаться, мирное время, «все люди – братья». А с другой стороны, даже в начальные годы Великой Отечественной, капитаны сибирских судов не сразу начали шифровать свои сообщения, чем и пользовались немецкие субмарины, перехватывая их радиопереговоры.
В первых числах июня германцы в срочном порядке начали перебрасывать свои пожитки на яхту и пленники догадались: на Енисее открылась навигация, герр Люкнер вот-вот покинет таёжную лёжку и рванет в родной Фатерлянд .
«Пора, пора нам прощаться с гостеприимными немцами и смазывать пятки барсучьим салом. Очень заманчиво было бы зайцем прокатиться до старушки Европы, но боюсь, Наполеончик без зазрения совести сдаст меня на опыты темным дознавателям из «Аненербе» и там уже не прокатят шаманские пляски у костра, – Иван не обольщал себя пустыми надеждами на счет дворянской солидарности графа к русской аристократке. – Увы, свобод просвещенного западного общества нам не видать. Для нас, славян там приготовлена тюряга. И это в лучшем случае, уж слишком много мы узнали».

*****

За последний месяц заговорщики сделали кое-какие запасы продовольствия и снаряжения. Было это не так уж и сложно, ведь не профессиональные же тюремщики их охраняли, а простые матросы. Вот беглые каторжане и озорничали в меру своих способностей: то кусок верёвки в ветвях ели замаскируют, то пустой мешок под доски пола затолкают, то тряпку какую под кровлю заныкают. Корки хлеба, куски мяса, предварительно засушенные на печке до состояния камня, были запечатаны в пустые консервные банки и тщательно припрятаны в различных укромных местах окрестности вокруг барака. Не без основания опытный беглец полагал, что после спешного отбытия германской экспедиции, в оставленном зимовье можно будет поживиться металлическими предметами. Ну не станут же в самом деле немцы скобы и гвозди из бревен вытаскивать? А выковать из строительной скобы путный ножик или из гвоздя рыбацкий крючок – для мастерового человека и не проблема вовсе. Потешался в мыслях Иван над своими охранниками: сделана заначка для побега, а вот найти её невозможно, так как слишком по большой территории она распределена. Иван даже топор умудрился утопить в примеченном месте. При перевозке багажа на яхту незаметно опустил его в воду и буль-буль.
Сорвались они в свой новый побег поутру. Если можно считать утром время суток, когда солнце стоит чуть ли не над головой. Лето в заполярье – это отдельная и крайне занимательная история. Солнышко в начале июня скрывалось за горизонтом около девяти часов вечера, а уже в одиннадцать часов того же «вечера» вновь зажигало зарю нового дня. Разве сумеешь выспаться за два часа относительных сумерек? А впереди ждали деньки, когда светило круглосуточно будет бродить по небосклону. Дуреют люди от полярного дня, впрочем, как и от полярной ночи. Становятся нервными, дергаными. Спасала лишь относительная темнота царящая в казарме, где специально завешивали плотной тканью единственное оконце на время выделенное для сна.
Туся выскочила из барака, якобы по нужде. Минут через пять Иван вышел следом, попросил жестами спички у часового, что маялся возле казармы и начал деловито разжигать костёр для приготовления завтрака. Наполнил бак водой и помахивая пустым котелком углубился в ельник. Ничего необычного охранник не мог заподозрить, ну пошел чудаковатый русский мха набрать али еще какой растительности, что постоянно себе в похлёбку или чай добавляет, делов-то. Привыкли уже к подобным гастрономическим причудам таежного знахаря. А знахарь, лишь только укрыли его силуэт густые ветви елей, стремглав метнулся к условленному месту встречи. Договорились они с Тусей затаиться на берегу озера в непосредственной близости от яхты и был для этой диспозиции точный расчет. Во-первых, если и будет погоня, то уж никому в голову не придет искать их именно здесь. А во-вторых, Иван не без основания полагал, что командование группы, придя к выводу, что вольнонаемные рабочие подались в бега, более задерживаться в тайге не будет. Кто их знает, куда парень с девчушкой дёру дали, может прямиком в посёлок Курейка? А если там кораблик какой с рацией? Нет, сдадут у немцев нервишки, поспешат поднять паруса. Ну а после скорого отбытия «Морского дьявола», беглецы спокойно соберут по тайникам снаряжение и продолжать свой путь на юг. Естественно, не по тайге. Скоро, ох как скоро наполнится она летающим адом кровососущих тварей. Мириады комаров, мошки и мокрецов начнут сводить с ума любую живность, оказавшуюся в зоне их досягаемости. Даже современные репелленты и накомарники не обеспечивают надежной защиты от этих летающих пиявок. Та же мошка или гнус, как тут его заслуженно обзывают, настолько мелок, что добирается до человеческого тела через малейшую щелку в одежде. Но у беглецов не имеется даже примитивных средств обороны от этого настоящего проклятия тайги и тундры.
Вот поэтому Иван и решил двигаться далее по воде. Досок в бараке вполне достаточно, гвоздей тоже. Корявенькую, но вполне себе судоходную лодчонку он соорудить сумеет. У него уже и мох для заделки щелей был насушен, и еловая смола собрана и припрятана в укромном месте. Сшить примитивный парус из старых мешков и обрывков брезента – вполне посильная задача. Ветра в этой местности летом дуют преимущественно северные, а значит попутные. Конечно опасно передвигаться по открытому пространству Енисея, но это единственное реально выполнимое решение. Даже если тебя и заметит здешний охотник или лагерный дозор на берегу, ну что они смогут сделать? При такой ширине Енисея до людей в утлой лодочке даже не докричишься. А уж они причаливать к берегу, с целью завести новых знакомых, точно не станут. А вот встречный корабль желательно углядеть издали и разминуться с ним на максимально большом удалении. В крайнем случае, причалить к берегу, переждать. Корабль идет по фарватеру и на мелководье не полезет. Короче, имеются неплохие шансы пробиться к железной дороге, а далее в своих мыслях беглецы не заглядывали. В непроходимой же тайге «завязнешь», выбьешься из сил и станешь лёгкой добычей насекомых. К тому же питаться чем-то надо. На ягодах и грибах долго не протянешь, а живность добыть не так уж и просто. А если еще на рысь или медведя нарвёшься, вполне сам обедом для кого-либо из них станешь. Нет, в тайге без ружья и накомарников им делать нечего.
Однако, человек предполагает, а Господь располагает. Заговорщики даже не успели отдышаться в своей засаде, как, откуда ни возьмись, на них выскочила забавного вида собачонка и залилась пронзительным лаем. Пожалуй, появись из кустов зеленый инопланетянин и то эффект для беглецов был бы менее значительным. Туся даже икать начала от неожиданности.
– Брысь, поганец. Заткнись, по-хорошему тебе говорю, – попытался унять пёсика Иван.
Пёсик уговорам не внял и тогда бедолагам пришлось спасаться бегством. Бесноватый не отставал, правда и за пятки их хватать не торопился. Гнал беглецов, аки дичь лесную. Ну и выгнал, как учили.
– Замри! – негромко, но отчетливо прозвучала команда.
Да тут любой бы и так догадался, что требуется сделать, когда тебе в грудь направлено охотничье ружьё. Сзади в спину Ивана ткнулась Туся, заставив сделать еще пару шагов вперед.
– Беглые? – невысоко роста жилистый мужичок в брезентовой куртке с котомкой за плечами внимательно осматривал повстречавшихся ему экземпляров животного мира планеты. – Пожитки где? Скоко вас в шайке?
– Товарищ, вы глубоко заблуждаетесь. Мы члены геологоразведавательной экспедиции. Отбились от своей группы. Без компаса и карты не смогли правильно построить маршрут передвижения, – попытался Иван навесить «развесистой клюквы» на уши таёжного охотника.
– Значит беглые, – подвел итог опытный следопыт. Видать сибирской клюквой он уже давно накушался вволю. До оскомины.
«Как этот леший просёк-то? Неужто по ватникам казенного образца? Или я с грамотной речью переборщил? Возможно, геологи здесь исключительно сплошными матюгами общаются. Или наводка от лагерных оперов и в данную глушь долетела? Да какая теперь разница… – Иван от досады даже зубами скрипнул, вызвав этим лишь усмешку здешнего следопыта.
–Теперича веревку вам кину. Ты, девка, ему руки скрутишь. Дернется – пульну в ногу. Уяснили?
– А то ж, – процедил Иван. – А как же таёжная заповедь «беглому помоги»?
– Ну, после кровавых игрищ твоих подельников, благодарствуй, что живыми ваши тушки начальнику сдам.
– Да ладно, мы не бандюки, сам видишь. Скорее ты на куш жирный польстился. Не по-христиански это. Одумайся, брат, – Иван, сам не понимая зачем, тянул время и, переминаясь с ноги на ногу, незаметно пытался сократить расстояния между собой и охотником.
– Ты мои прибыля не считай. Мне оне по закону положены. И в родню не примазывайся. Тоже мне, брательник объявился, – таёжный человек скинул с плеча мешок и одной рукой стал выуживать из него моток прочной верёвки, в то же время внимательно контролируя свою добычу.
Незадачливый беглец посмотрел на Тусю, что в краткий миг из жизнерадостной девчушки превратилась в понурую зечку с потухшими обречёнными глазами, и такая взяла его злость и досада, что даже лицо жаром полыхнуло. Бухточка верёвки шлепнулась у ног девушки. С ближайшей ели бесшумно вспорхнула неведомая плица, потревожив тяжёлую ветку. Собачонка на секунду потеряла интерес к каторжанам и повернула голову вслед пернатой дичи. Иван, по наитию, широко распахнул глаза и с ужасом уставился за спину своего визави. Сработала детская примитивная разводка: таёжный житель рефлексивно обернулся, взяв на прицел мнимую угрозу своей жизни. Иван взвился в отчаянном прыжке и всем своим весом обрушился на охотника «за головами». Они беззвучно рухнули в мягкий мох. Ружьё оглушительно выстрелило. Завязалась дикая, некрасивая борьба, наполненная лишь хрипами и рычанием. Преданная собачка кинулась на помощь своему хозяину и вцепилась в руку обидчика не хуже болотной пиявки. Вот только если бы не телогрейка, она не просто напилась бы крови, но и костью смогла бы похрумкать. Туся тоже не осталась в стороне от схватки, схватила собаку за задние лапы и упорно стала тащить псину на себя. В результате такой «помощи» охотник стал одерживать верх, так как руку Ивана буквально выворачивало назад под действием суммарной силы пса и девушки.
«Всё… Удушит, качок таежный… – Иван уже задыхался. – А эта остолопка даже псине пинка дать не догадалась… Да я и сам – обалдуй сертифицированный… устроил тут унылую возню и соплежуйство… пора уже технику применять…»
Иван резко согнул ногу, припечатав коленом по причиндалам соперника, а когда тот съёжился от боли, встретил его ударом лба в переносицу. Туся наконец-то догадалась поднять ружьё и после хорошей затрещины прикладом, собачка заскулила и потеряла всякий интерес к ухваченной конечности, да и ко всей этой свалке в целом. Орудуя обоими руками, Иван вышел на «оперативный простор» и, памятуя о том, что в ближнем бою, находясь в стеснённой одежде, борьбой и боксом заниматься – неблагодарное дело, ухватил оппонента за мизинец да и вывернул его. Эффект от приема израильской самообороны крав-мага позволил взять противника на болевой, уткнуть его носом в густой мох и с наслаждением отдышаться, сидя верхом на побеждённом сопернике.
Переведя дух, победитель схватки плотно связал поверженного врага его же верёвкой и бегло обшарил трофейную котомку. Ничего экстраординарного, естественно, не обнаружил: крупный ломоть кабаньего сала, сухари, соль и прочую мелочёвку, необходимую в кратковременной таёжной вылазке. Не утруждая себя моральными терзаниями, опустошил содержимое карманов охотника и, не разбираясь в добыче, закинул всё в мешок.
– Так, дядя, времени для долгой и душевной беседы у нас нет. Скоро сюда набегут очень злые человеки и, чует мое сердце, тот, кого они здесь застанут, совершит путешествие вниз по реке. Не по своей воле и метрах таки в пяти ниже поверхности воды. Ты этого хочешь?
– Не.
– Ответ правильный. Вопрос второй: где ты спрятал лодку? И не надо так удивлённо на меня пялиться, деревушка километрах в шести от данного места расположена. Вот только через Енисей ты пёхом перейти никак бы не смог. Где лодка?
– А что потом?
– Отпустим тебя с Богом, мы ж не душегубы, право слово. До деревни доберёшься и без лодки, чай не малое дитятко, – Иван действительно собирался чуть попозже дать свободу местному жителю. А вот лодку следовало срочно перепрятать. Не ровен час, заметит её спешно отбывающая немчура, да и приведёт в полную негодность. Или утопит. Любой на месте Наполеончика именно так бы и поступил, возможную погоню принято тормозить всеми доступными способами.
– А пошто я верить-то должен?
– Родной, а чего тебе делать-то остаётся? – передразнил охотника победитель. – Рожай, дядя, быстрее, иначе к дереву привяжу и на съедение комарам оставлю. Это, пожалуй, будет похуже, чем встреча с нашими врагами.
– Так тому и быть, покажу.
– Ну и ладушки, поспешаем.
Они спустились в пойму реки ещё не полностью затопленную талыми водами и действительно узрели на берегу рыбацкий чёлн. Иван помчался к нему, ликуя в душе: «Готовая посудина! Не надо тратить время на постройку самопала сомнительного качества. Ну не корабельщик я ни разу».
– Хенде хох! – раздалась повелительная команда и из прибрежных кустов выступили бравые немецкие матросы. Дальше всё завертелось, как в калейдоскопе, быстро, непредсказуемо и без малейшей возможности отыграть хоть на минуту назад. Иван медленно поднял руки вверх. Ни единого шанса на спасение он не видел, на таком расстоянии и последний ботан в человеческий силуэт не промахнётся. Справа – река, слева – хоть и лес, но не успеть скрыться в нём, не получится быстро подняться по склизкому откосу. А вот оставшийся основательно позади, местный чингачгук решил попытать счастья. То ли он испугался немецкой речи, то ли на свою прыть понадеялся. Схватил связанными руками Тусю, крутанул в сторону реки и, пользуясь полученным моментом силы, вскочил на гребень. Вот только дальше везение его столь же стремительно и закончилось, хлестко бабахнул немецкий карабин и покатилось тело бедолаги вниз по склону, а душа отлетела в страну Вечной Охоты.

*****

Ровно гудел дизельный двигатель, выплёскивая свою нешуточную мощь в стремлении иноземной яхты покинуть столь негостеприимные места таинственной дикой страны. Иван сидел в полутёмной каюте трюма на полу и пытался хоть как-то ослабить колючую верёвку, которой матросы заботливо спеленали ему руки, дабы неразумный не натворил иных глупостей. Ничего хорошего в обозримом будущем он не предвидел. Очень уж велика вероятность у немецкой команды выскочить необнаруженными в северные моря Ледовитого океана. Самыми первыми в этой навигации следуют они за взломанными весенним ледоходом толстыми льдинами. Их просто некому перехватывать.
«Даже если компетентные службы и захотят проверить незнакомое судно с красным торговым флагом, как они сумеют это осуществить? Уже здесь ширина Енисея превышает три километра, а в районе самого северного порта Дудинка русло великой реки и до шести километров дотягивает. А когда пойму затопит талыми водами? Да и просто обойти можно порт, в том месте Енисей на два рукава растекается, – анализировал ситуацию пленник. – Ну если только авиация… Хорошо, подлетит к шхуне самолётик, помашет крылышками. И что? Выйдет на палубу матросик, помашет ручкой. На радиозапросы, скорее всего, немцы ответят ледяным молчанием. Мол понимайте, как хотите. Может у людей передатчик вышел из строя. От Курейки до Карского моря чуть более тысячи километров. При крейсерской скорости, что наверняка будет поддерживать капитан, яхта преодолеет это расстояние за месяц. Даже если им не повезёт и из Дудинки немцев попробует догнать какой-либо катерок, на него уже можно даже внимания не обращать. Либо оторваться, либо из пулеметов изрешетить. Ни за что не поверю, что немцы парочку скорострелов в трюме не припрятали».
Скрипнула металлическая дверь и в каюту восшествовал Наполеончик собственной персоной. Статный, облачённый в новенькую форму сотрудника НКВД. Уселся на ящик, предварительно смахнув с него несуществующую пыль и уставился на пленника немигающим взглядом.
«Дешёвый приёмчик начинающего дознавателя. Все они такие, сверлят буркалами, будто способны мозг сканировать через черепушку. На нерв давят. Интересно, их что, по одной методичке обучают? Да… всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно. – Иван уже просчитал все варианты. – Ребята вышли на финишную прямую и игры в геологов с попавшимися в рабство русскими каторжниками закончились. А вот мне надо подыграть, сделать этому чувачку приятное. Пусть считает себя великим инквизитором».
– Герр начальник, почто со мной так?! Я ж пострадавший! Едва жив остался… Этот лешак чуть не задушил. Собака евоная руку почти до кости прокусила. А меня связали, в застенки кинули, как ворога лихого. За что?!
– Бесполезно изворачиваться и лгать, – усмехнулся эсэсовец, извлекая из кобуры наган. – Твоя сообщница во всем созналась. Вы оба сотрудники спецорганов. Пытались бежать и сдать нас своим командирам. Либо ты всё подробно рассказываешь, либо прямо сейчас.. – немец демонстративно крутанул барабан и взвел курок.
«Неужели Туся созналась… Тогда всё… Мы им не нужны… Таких свидетелей и на минуту в живых оставлять опасно, – мысли лихорадочно забегали в голове, словно муравьи в потревоженном муравейнике. – Хотя причем тут «сотрудники спецорганов»? На пушку берёт фраер, баварского пива мне не пивать. Да по-любому буду своё гнуть».
– Да вы что, герр начальник, как можно такое…
Иван сбивчиво, истерично поспешил изложить свою версию свершившихся событий, в которой хоть и была ложь, но лишь изначальная, согласованная с Тусей, пока немцы убирали тело незадачливого таёжного охотника. И состояла эта ложь в том, что удалились они из лагеря исключительно по причине вечного, основного инстинкта, что частенько толкает мужчину на необдуманные и глупые поступки.
– Допустим, что вы с супругой решили уединиться. Шуры-муры, так сказать, – дознаватель не спешил убирать оружие, в такт своих слов просто водил стволом перед лицом связанного. – Столкнулись с местным охотником и победили в жестокой схватке. Почему же ты, бестолочь каторжанская, его в лагерь не повёл, а к реке направился?! Значит всё же бежать вы хотели! В ближайший лагерный пункт донести информацию о нас. Сознавайся или… – ствол нагана прекратил хаотичное блуждание и определился с целью.
– Кому докладывать, герр начальник?! Таёжному медведю?! – возопил Иван. – Кто же в тайгу в здравом уме побежит без провианта и снаряжения? Даже если бы и добрались до лагпункта, то опять кайло в руки. Лет теперь уже на пятнадцать. А к лодке пошли! Да, сознаюсь. В этих местах золотишко моют. Зеки легенды об этом сказывали. Иначе зачем тот мужик сюда попёрся? Рыбы в реке и около села хватает. Или ради дичи переплывать Енисей удумал? Смысла не вижу. Она что, здеся жирнее?! Не, золотишко он промышлял, не иначе. А много в лодке песочка нашли? – Иван имитировал алчность, прорвавшуюся сквозь пелену отчаяния и страха.
– Много, очень много, – раздумчиво с кривой усмешкой процедил немецкий особист. – А ты, что, на долю претендуешь?
– Ну… – замялся пленник, – Я как бы поймал этого… Лодку нашёл… Нет, что вы! Конечно, всё ваше! Мне ничего не надо! Я же зарплату исправно получаю. – Ринулся жадина на попятную. – Кстати, если бы мы сбежать хотели, я бы денежки с собой взял. А так они у меня в бараке остались, под кровлей захованные. Эх, беда-то какая, пропал капитал.
– Ладно, – дознаватель наконец-то убрал наган в кобуру, – Ступай к боцману. Там одному матросу при погрузке пальцы ящиком придавило. Его надо вылечить в кратчайший срок.
«Ещё бы. Яхта будет идти безостановочно. Значит вахты круглосуточные. Народа – в обрез. Каждый член команды на счету. И наши руки лишними не будут. Короче, мы пока им нужны. И это радует».
– Кстати, а что это ты форме советской не удивился? – остановил Ивана вопросом немец. – Давно догадался, кто мы такие?
– Дык, мне всё едино. Лишь бы не на каторгу, – покорно развел руками помилованный, демонстрируя полное безразличие к миссии иноземцев и толерантность к её задачам.

*****

Потянулись однообразные дни речного перехода. Экипаж, включая командный состав, непрерывно нес вахты. Конечно на дизельной шхуне в топку уголёк кидать нет необходимости, жидкое топливо само под давлением впрыскивается. И тем не менее в машинном отделении не прохлаждались. Что ни говори, но полярная зимовка здоровья кораблю не прибавила. То и дело проявлялись мелкие неполадки, которые необходимо было экстренно устранять, дабы они не трансформировались в серьезные проблемы. Яхта довольно уверенно рыскала по реке, из чего Иван сделал вполне обоснованный вывод, что у капитана имеется карта с нанесённым на неё фарватером. Но несмотря на то, что ширина Енисея уже достигла приличной величины и берега порой терялись в тумане, на палубе постоянно дежурили несколько вахтенных, изучая пространство в цейцовские бинокли. Их превосходная оптика гарантировала возможность первыми обнаружить вероятного противника, соответственно успеть принять нужное решение. Хватало работы и вольнонаёмным. Ивана использовали в качестве разнорабочего, да так интенсивно, что он уже вновь начал размышлять, как бы покинуть столь гостеприимных иностранных «туристов». Да и Туся не получала наслаждения от эдакой водной прогулки по Енисею-батюшке, она практически не вылезала из камбуза. Всему экипажу разом сотрапезничать не получалось, вот и приходилось разогревать еду каждой смене отдельно. А ещё немчики привыкли горячий кофе для бодрости потреблять в неумеренном количестве, что начинало стряпуху серьёзно бесить. К тому же ей приходилось аж две ёмкости под этот клятый кофий держать: в одной варился эрзац из цикория для матросов, а в другой настоящий бразильский – для командного состава.
Нельзя сказать, что немцы стали более подозрительно относиться к своим пленникам, по крайней мере в свободе их не ограничивали. Гуляй себе по палубе, скока твоей душеньке угодно, если конечно силёнки остались после нескончаемой работы. Пусть и не слишком тяжёлой, но выматывающей силы и обнуляющей желания. Одно время Иван всерьёз просчитывал варианты выскользнуть в иллюминатор в тёмное время суток да и рискнуть вплавь добраться до берега. Вот только суммировав все «за» и «против», поставил на данной затее жирный крест. Не добраться до твёрдой земли без серьёзного плавательного средства, ну нереально это. Читал он как-то про отчаянные заплывы через пролив Ла-Манш, но то были хорошо подготовленные спортсмены. Да и не все они самостоятельно достигли финиша. Многих пришлось вылавливать, как полудохлых пескарей, и грузить на спасательный катер. А уж им с Тусей и пытаться не стоит, даже если и умудрятся парочку спасательных жилетов у немцев умыкнуть. Больно уж студёна водица в это время года, сведёт мышцы судорогой и кранты карасикам.
Монотонная, однообразная жизнь изматывала и морально. Немцы стали злые, раздражительные. Попробуй не уступить дорогу на палубе, так нарочно плечом норовят толкнуть. Иван постоянно ловил себя на желании продолжить подобные выпады хорошей передней подсечкой. Ну или в бубен апперкотом зарядить от души. Но «низзя» – высшая раса. Обидеться могут. Хорошо хоть пленникам выделили отдельную каюту, из которой они старались лишний раз носа не высовывать.
Немножко разрядила ситуацию дикая рыбалка, которую Иван предложил организовать. Капитан дал согласие и началось. Простенько, по-браконьерски, но захватывает. Брали обычную пеньковую верёвку и на неё через равные промежутки навязывали куски бечевы с грузилом и крючком немаленького размера. Сначала на крючки вешали приманку, но потом и от неё отказались. Кидали подобную снасть за корму и время от времени вытягивали на борт. При скорости снасти порядка пятнадцати километров в час не каждая рыбина успевала увернуться. Попадались хариус, налим. Не редким событием были поимки даже царя всех здешних рыб – его величества осетра. Польза от подобного промысла была двойная: и психологическая разгрузка для коллектива, и разнообразие в его питании.
Однако, человек – это такая обезьянка, которой приедается всё. В конце концов всем очертенела и экзотическая рыбалка. Снова потянулись безликие сутки, разделяемые между собой лишь краткими часами относительных сумерек. Некое разнообразие в их череду внес переполох или, если выражаться по-военному, объявление боевой готовности при прохождения речного порта Игарка. Данный порт являлся краеугольным камнем одноименного города или, как позднее стало модно говаривать, градообразующим предприятием. Оживление немцев понять было несложно – шутка ли, город с населением более чем двадцать тысяч человек. Двухрамный лесозавод, электростанция, огромные склады, типография, научные службы по метеорологии и мерзлотоведению, радиотрансляционный узел, здравпункт. Ну и по мелочам, школа там, пекарня, аптека. Всё, что надо для народа. Даже интерклуб имел место быть. А как же без оного, в навигацию постоянно стояли в порту иностранные суда. Нравилась иноземцам сибирская лиственница, что немногим уступает по твердости дубу и крайне приятна глазу своей структурой и цветом. Да и ангарской сосной они не брезговали. Вот и приходилось капиталистам наступать на горло собственной визгливой песне да и торговать с Красной Империей. Рос порт, развивался город. И видимо хорошо были осведомлены об этом на борту «Морского дьявола», отчего и сыграли тревогу, внимательно осматривали горизонт, молясь про себя всем святым, дабы остаться незамеченными.
Ивану морской бинокль никто, естественно, не предоставил, поэтому он минуту грустно посмотрел в мутную пелену, что скрывала полярный порт да и пошёл себе восвояси.
«Что, ссыкотно, гансики? Понимаю. Не зря вы так к левому берегу-то поприжались. Да и время самой паршивой видимости выбрали. Ваше счастье, что впритык за ледяным крошевом идёте. Может и пронесёт, – Ивана наполняла гордость за свою страну. А потом она сменилась горечью. – Эх… Пройдёт каких-то лет шестьдесят и здесь всё захиреет, порушится. К двухтысячному году населения и пяти тысяч жителей не наберётся. Остальные не впишутся в рынок. Оно и понятно, зачем бизнесу людишки. Их мечта – бессловесные и безропотные машины на себя заставить ишачить. Вот только к чему это приведёт?»
Когда они проскочили Дудинку и вышли в Карское море, Иван определить не смог. Дельта Енисея достигла невообразимых размеров и без морских лоций ориентироваться среди островов размерами с малые европейские государства никакой возможности не имелось. Лишь студёный ветер да нешуточные волны могли являться индикатором вхождения яхты в Северный Ледовитый океан. А вот когда миновали остров Сибирякова, всякие сомнения исчезли: по правому борту взор наблюдателя улавливал лишь свинцовую морскую поверхность  переходящую в сплошные ледяные поля на горизонте.



Глава 12

Зигзаги


                Мы должны быть готовы к непредсказуемым событиям,
                которые могут произойти, а могут и не произойти.
                Джорж Буш

Яхта уверенно пробиралась среди массивных льдин, хотя и сжигая массу топлива в результате подобного маневрирования. Иван уже не раз задавал себе вопрос: «Что же будут делать тевтонские мореходы, когда скудные запасы солярки окончательно иссякнут? Под парусами что ли до Великой Германии плыть намерены?» Но долго размышлять над этой загадкой ему не пришлось. Он отдыхал в своей каюте, когда судно заглушило двигатель и легло в дрейф. Именно из-за этого Иван и проснулся. Привык он к тарахтению дизеля, вот тишина и разбудила. Поворочался, пытаясь вновь уснуть, но сон не шёл, любопытство не на шутку разыгралось и он, чертыхнувшись, накинул телогрейку на плечи и выбрался на палубу. Судно лениво покачивалось на волнах, а вот вахтенные рьяно всматривались в горизонт в поисках чего-то только им ведомого. Но даже для них явилась неожиданностью вынырнувшая на поверхность моря белоснежная субмарина. Немецкая средняя подводная лодка типа VIIA в зимнем камуфляже возникла, словно призрак, в полярном царстве снега и льда. На белом фоне боевой рубки едва читался порядковый номер 29, да виднелась строгая эмблема, состоящая из морского якоря и прямого обоюдоострого меча на фоне ассиметричного дубового листа. Лишь только данная индивидуальность говорила о том, что этот «летучий голландец» есть порождение рук человеческих, а не потусторонних сил.  Иван залюбовался красотой обводов военного изделия германских корабелов. Хищная пила для разрезания противолодочных сетей на носу лодки продолжалась тросом, тянувшимся к верхней точке рубки и далее по нисходящей до кормы, ничуть не портили её облика, а даже придавали ему ещё большую брутальность. 88 миллиметровое палубное орудие, расположенное на палубе в передней части подлодки, и 20 миллиметровое зенитное позади боевой рубки доходчиво убеждали любого вероятного противника в том, что не только торпедного вооружения ему надобно опасаться. Хотя пять торпедных аппаратов с одиннадцатью смертоносными «сигарами» могли лишить любую холодную голову всех аналитических способностей. Скажем прямо, из глубин вод всплыл страшный океанский хищник. Эти шестидесятипятиметровые рыбины отличались хорошими мореходными качествами, необходимыми в длительных океанских походах. Надёжные, легкоуправляемые они послужат важнейшим фактором в подводной войне против стран антигитлеровской коалиции. Подводные лодки типа VII потопят в общей сложности почти полторы тысячи военных и транспортных судов противника. Но не безнаказанно. Из более чем 700 построенных лодок этой серии союзниками будет уничтожено свыше 400 единиц.
Тем временем герметичный люк боевой рубки открылся и на капитанский мостик проворно выскочил матрос. Сигнальные флажки в его руках стремительно замелькали, передавая на яхту послание азбукой Морзе, которой Иван, к своему стыду, не владел. Сообщение было довольно коротким, но похоже в длительных дебатах необходимости ни малейшей не имелось, так как лодка вскорости глухо заурчала двигателем внутреннего сгорания и двинулась в надводном положении в одном ей ведомом направлении, попутно заряжая аккумуляторные батареи и проветривая внутренние помещения. Яхта поплелась за ней следом, словно послушный щенок на невидимом поводке. Ну а Иван возвратился в приятное общество уютного одеяла и мягкой подушки. Уж слишком мало отводилось времени на отдых, чтобы тратить его не по прямому назначению.
Через энное количество часов, которое Иван определить даже и не пытался, ввиду отсутствия личного хронометра и нескончаемого полярного дня, яхта бросила якорь у скалистого берега неведомого острова. От подводной лодки отчалила небольшая спасательная шлюпка и вскорости на борт яхты поднялся немецкий офицер в форме Кригсмарине . Иван имел возможность стать свидетелем этой секретной встречи, хотя и не по своей воле: после остановки двигателя его чуть ли не силой вытащили из машинного отделения наверх. Длительного диалога между делегацией субмарины и командованием «Морского дьявола» не состоялось, так как, скорее всего, за время совместного перехода сигнальщики уже успели перегнать необходимые объемы информации с одного судна на другое. Поэтому, обменявшись кратким приветствием с Бароном, гость вернулся в свою лодчонку. С явно читаемым на лице энтузиазмом за ним последовал Наполеончик. А вот Ивана силой понудили покинуть яхту, вдруг ставшую столь родной и милой. Без вежливых пояснений и уговоров его потащил к трапу матрос, ранее всегда приветливый и благодарный за вылеченную руку. Иван попытался сопротивляться и объяснить Барону свое нежелание отправляться неведомо куда без своей ненаглядной фрау. Но Барон, не обращая внимание на истеричное лопотание пленника, укрылся от неласкового северного ветра в палубной надстройке, а Иван получил ощутимый толчок в спину. Ну и поплелся к трапу, а что поделаешь, ни раб, ни крепостной своей воли не имеют.
Загребая вёслами солёные воды Северного океана Иван пытался отогнать прочь панику, возникшую от осознании вероятности больше не увидеть свою Тусеньку.
«Спокойно! Ищи ходы, ищи! Понять бы, на кой ляд немцам понадобилось плыть к этому промёрзшему хмурому острову. Меня что ль расстрелять почётно на суше решили? Да ладно, ни в жизнь не поверю! Прагматичные немцы такой фигнёй заморачиваться бы однозначно не стали. Даже на пулю поскупились бы, просто выкинули за борт, – Иван старательно грёб, стараясь попадать в ритм впереди сидящего матроса. – Ух ты, да мы в грот подскальный заплываем! Вот оно что! А пожалуй во время прилива в него и не попадёшь! Поди с моря его и заметить-то невозможно».
Внутри грот представлял собой мрачное помещение почти правильной округлой формы метров двадцати в диаметре. Сразу было видно, что его естественные размеры значительно увеличены, а форма пещеры изменена существами разумными, имеющими познания в строительстве фортификационных сооружений. Небольшой искусственный пирс позволял комфортно пришвартоваться даже крупной корабельной шлюпке, а механическая лебёдка у его кромки говорила о том, что шлюпки сюда прибывали отнюдь не пустыми. Попривыкнув к тусклому электрическому освещению, которое само по себе уже являлось фантастикой в этом подземном порту, Иван убедился в своём предположении о характере данного сооружения.
«Всё понятно даже хомяку домашнему, дальше уютной клетки свой нос не высовывавшему, – это тайная база германских военно-морских сил! По-простому – крупный склад. Вон вдоль стены выстроились в стройные ряды двухсотлитровые бочки. Естественно в них солярка, – пленник энергично крутил головой, стараясь просканировать взглядом все закоулки тайного логова. – Далее стеллажи из потемневших досок, заставленные ящиками и коробками. Понятно… провиант, снаряжение. А в тех ящиках похоже что-то взрывоопасное притаилось…»
Долго любопытствовать случайному гостю не позволили обстоятельства, из темноты выступила фигура в тёплом и практичном облачении с ручным пулеметом Мадсена в руках.
Это был первый в мире ручной пулемёт серийного производства. Произведённый в Дании еще в далёком 1903 году, с коробчатым магазином секторного типа забавно задранным вверх, он выглядел архаично, но и одновременно грозно. Ещё бы, тридцать винтовочных патронов калибром 7,92;57мм запросто организуют необходимое в подобных случаях уважение. И хотя массово пулемёт Мадсена применялся лишь в Первую мировую войну, но зато он оказался настолько удачным, что выпускался вплоть до начала 50-х годов двадцатого века. Его модификации без труда находили себе применение на полях локальных боевых действий во многих странах мира. Есть такое стрелковое оружие, что не стареет. Взять тот же пулемет Льюиса. Мало кто знает, что данное скорострельное оружие умудрилось принят участие в Великой Отечественной войне. Если внимательно просмотреть хронику знаменитого парада 7 ноября 1941года, то на плечах ополченцев, уходящих на передовую, можно увидеть и эти скорострельные машинки.
Вооружённый обитатель мрачной пещеры поприветствовал офицеров и повёл группу по металлической лестнице вглубь и вверх скального массива, подсвечивая дорогу мощным электрическим фонариком. Наконец путь в полумраке упёрся в стену из свежих смолистых брёвен в которую была врезана банальная дощатая дверь. Вошли вовнутрь и взору прибывших предстало довольно комфортное помещение-казарма. Хорошо освещённая, теплая и по-немецки казённая.
«Ага! Вон лесенка ведёт к дощатой площадке у самого потолка. Низкое, но широкое окошко… Рядом небольшая дверь для выхода на поверхность. Значит в этом месте жилище выходит на вершину острова. Вероятнее всего, домик прикрыт железобетонным козырьком с вмурованными в него камнями. При желании не так уж и сложно добиться имитации скальной породы. В итоге со стороны моря такой наблюдательный пункт обнаружить невозможно. А вот у жителей сего схрона всё и вся как на ладони, – Иван с уважением оценил профессионализм немецких спецов. – Смотри-ка, они даже удобное сиденье и столик умудрились закрепить у потолка. Место наблюдателя, ещё бы. Мощная морская оптика на столике… А я в своё время ещё сомневался в существовании подскальной базы немецких подлодок на острове Земля Александры. Да, да, будь уверен, Ваня, именно сюда тебя и занесла нелёгкая. Один из островов архипелага Земля Франца-Иосифа, не иначе. Исходя из заметок, что я в Интернете в своё время почитывал, с началом войны нацисты свою базу расширят и укрепят. До тридцати человек штат увеличат, шутка ли. Так это и понятно, метеостанция, база дозаправки топливом и провиантом требуют охраны и обслуживающего персонала. Хотя, скорее всего, немцы и сейчас погоду изучают, а судя по вон той мощной радиостанции, попутно эфир мониторят».
– Эй, колдун, хватит глазеть по сторонам! На доклад к своим командирам попадёшь ещё нескоро. Если вообще попадёшь, – вывел Ивана из аналитических раздумий Наполеончик. – Здесь имеются двое больных. Их надо осмотреть и поставить диагноз. Сказки выдумывать не советую, вот этот офицер – врач с субмарины. Но специфику местных заболеваний ты возможно знаешь лучше. Приступай к работе!
Начался осмотр заболевших. Иван следил за манипуляциями военврача, слушал перевод опроса пациентов и лихорадочно пытался выдвинуть хоть какую-то более-менее удобоваримую медицинскую гипотезу, объясняющую опухшие физиономии и жалобы пациентов.
«На вирусную инфекцию вроде не похоже. Да и откуда она может тут появиться, человеки изолированы от цивилизации, как космонавты на МКС. Пернатые «птичий грипп» тоже занести не способны, ещё не придумали его америкосы. Другой живности с континента сюда не добраться, да и делать ей, собственно говоря, здесь абсолютно нечего, – Иван даже вспотел от мысленных потугов. – Увы, моих познаний в медицине здесь явно недостаточно. На ум приходит лишь дурацкая шутка: «Нога болит – наверно что-то съел…» А может и правда?!...»
После короткой серии уточняющих вопросов, диагноз стал ясен, как кроссворд в детском журнале. Надоели немецким наблюдателям за долгую полярную ночь консервы до тошноты, как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Вот поэтому, узрев по весне белого медведя, что отступал от полярного лета поближе к прохладному полюсу, зимовщики радостно завалили его из служебного карабина. Ну и, чтобы интегрировать в себя ярость и силу столь опасного зверя, по старинной людоедской традиции искушали его печёнку. Двоим горемыкам не повезло, их порция оказалась недостаточно термически обработана и, как следствие, они заразились паразитами.
Иван изложил свою версию диагноза через переводчика морскому врачу и тот, после минутного покусывания своей нижней губы, был вынужден признать наибольшую вероятность истинности предложенной гипотезы.
– Теперь величайте меня доктор Хаус, – не удержался от шутки Иван, вспомнив телесериал о безумном, но крайне талантливом враче-диагносте. И даже расплылся в улыбке, припомнив, как на первом курсе его товарищ при знакомстве, дабы поднять свой авторитет в комнате, заявил: «Зовите меня Старик!» Позже Иван с ним сдружился, но называл его несколько иначе, даже более звучно, согласно той исторической эпохе.
– Я не понял, при чем здесь английское имя? – моментально прореагировал эсэсовец, почуяв запах шпионажа с берегов туманного Альбиона.
– Это фраза из литературного произведения, – поспешил успокоить ставшую в стойку ищейку хвастливый и несдержанный на язык лекарь. – Герр начальник, по-любому этих хворых надо отсюда вывозить. Здесь им кранты, – Иван поспешил сменить тему разговора, которая конкретно могла довести до цугундера . – Не бойтесь, они не заразны, иначе вся группа уже давно бы слегла.
Нельзя сказать, чтобы адепта тайного черного ордена успокоило этакое простенькое объяснение и грубый тактический уход в сторону от опасной темы, но углубляться в загадку Наполеончик в данных обстоятельствах не стал, а организовал блиц-совещание в узком кругу собравшихся офицеров. Хотя это действо Ивана уже интересовало постольку-поскольку, ибо он понял самое главное: его притащили на этот клятый остров исключительно в качестве стороннего консультанта и значит разлука с Тусей ему пока не грозит.
Но как оказалось, немцами были востребованы не только интеллектуальные способности русского, они не упустили возможность поэксплуатировать последнего и в качестве бесплатной рабочей силы. Эвакуация больных являлась лишь попутной миссией посетителей тайной полярной станции, основной являлась дозаправка яхты горючим. В гроте уже вовсю шла погрузка бочек с соляркой на спасательную шлюпку «Морского дьявола», которая прибыла в то время, когда военный совет решал судьбу заболевших. А вот солидная шлюпка немецких метеорологов, ранее пришвартованная к пирсу, отсутствовала, из чего Иван сделал вполне обоснованный вывод: фрицами применяется двухчелночная технология. Но далее умиляться сообразительностью немецких докеров ему не позволили и живо включили в рабочий процесс загрузки. А потом ещё и на весла посадили, мол отдохни после работы, подыши свежим морским воздухом. Так он и качал без устали бицепсы, трицепсы и другие мышечные группы своего тела пока капитан шхуны не решил, что полученного топлива должно хватить для возвращения в Германию. После отмашки бригадира или как там по-ихнему, по-морскому, Иван еле-еле дотащился до своей койки и тут же отключился, едва голова коснулась подушки. Он даже не услышал, как оживился дизель шхуны, вкусив свеженькой соляры, и не увидел, как словно призрак погрузилась в хладные воды океана нацистская субмарина.

*****

Дизель яхты отдал концы в тот момент, когда по левому борту уже даже невооружённым глазом стали видны скалистые берега Норвегии. Да, недаром немецким движкам благодарные саги слагают водители всяческих самобеглых повозок. После кустарного ремонта в походных условиях отпахать почти пять тысяч миль… Это достойно всяческого уважения!
Далее «Морской дьявол» продолжил курс намеченный капитаном уже под парусным вооружением. Это отнюдь не добавило романтики, а лишь внесло дополнительные трудности в жизнь экипажа. Увеличилась качка, с которой Иван так и не нашёл общего языка, да и работы изрядно добавилось. Благо на мачты его не удумали, как дикую обезьянку загнать, но зато без зазрения совести кинули в машинное отделение, где мрачный старший механик вручил ему блестящие от масла тяжеленные гаечные ключи. Вот бессловесной приставкой к ним он и функционировал. Ткнёт обладатель высшего разума пальцем в гайку, значит надо быстро и аккуратно оную открутить и положить в отведённое место. Ну и естественно вся иная грязная и неквалифицированная работа легла на плечи восточного батрака. Иван до такой степени весь провонял соляркой и машинным маслом, что Туся, хотя уже давно и отвыкшая от нежнейших ароматов парфюмерии, всё же морщила свой прелестный носик от столь специфического амбре.
К слову сказать, девушка тоже фиалками не благоухала. Постоянное нахождение на камбузе сделало её обладательницей соответствующих профессии поварихи запахов и назвать их утончёнными даже у самого беспринципного льстеца язык бы не повернулся. Но зато Туся была в курсе всех текущих событий. Она уже демонстрировала публике свои скромные успехи в познании немецкого, что никак не могло вызвать сколь либо серьёзных подозрений. Действительно, почему бы образованной даме и не нахвататься верхов в европейском языке, к тому же будучи полностью погружённой с её среду.
– Ванечка, Граф не хочет вести яхту на ремонт в Гамбург. Долго с Наполеончиком спорили. Я так и не поняла причины. Вроде решили в Осло плыть.
– Да что ж тут непонятного. Здесь всё как на ладони. В фатерланде Алоизович с него по полной спросит. И за оставленное на дне русской речушки золотишко, которое в Рейхе уже своим считали. И за бездарную утрату боевой спецгруппы. Дорогая прогулка у Феликса фон Люкнера в общем-то получилась. Даже по имперским меркам. Вот наш граф и стремается.
– Сколько раз я тебе говорила, не употребляй непонятных выражений! Не делай из меня дуру! – взвилась в гневе Туся. – Кто такой Алоизович? Что означает слово «стремается»? Нет такого в русском языке!
– Пардон, барышня. Усё осознал, признаю свою ошибку, исправлюсь. Алоизович, это так в определённом кругу немецкого фюрера величают. А «стремается» – синоним «опасается», – Иван ещё раз тоскливо прикинул расстояние до береговой кромки и поведал Тусе свои мысли и исторические познания, не вдаваясь в детали их приобретения. – Механики причину поломки определили. Устранить её смогут своими силами при наличии необходимых запчастей. В Осло детали скорее всего уже доставляют из Германии, выполняя заказ, сделанный по радиостанции. Там же загрузятся провиантом и топливом. Ну а далее…
Здесь Иван благоразумно оборвал себя. Ведь не рассказывать же девушке о том, что в Осло на борт судна поднимется гражданская жена графа и яхта отправится в легендарное кругосветное путешествие по местам былых морских походов Люкнера.  Карибское море, Панамский канал, Кокосовые острова, остров Таити, Австралия, Новозеландия, Индонезия, остров Цейлон, Аденский залив, Суэцкий канал, Средиземное море, Италия, Гибралтарский пролив, Англия – вот значимые точки грандиозного маршрута «Морского дьявола». И во время всего этого путешествия немецкие военно-морские эксперты и картографы, произведут профессиональную оценку состояния портов потенциального противника. Ну а партийные чиновники от Министерства пропаганды со всем полагающимся усердием будут пиарить идеи Третьего Рейха и лично господина Адольфа Гитлера. Для этой цели на борту яхты имеется даже кинопроектор. А богатый выбор великолепных вин позволит проводить встречи с местными влиятельными людьми в весьма комфортной и непринуждённой обстановке. И о чем уж там проболтаются подвыпившие аристократы, одному Люкнеру будет известно.
– Итак, если подытожить всю доступную информацию, то ничего хорошего данная ситуация нам не обещает. Снимут нас в Осло с яхты и в трюм какого-нибудь сухогруза определят. Там и будем покорно сидеть до самой Германии. А вот экскурсии по германским казённым заведениям нам и горько не надо. Поэтому в первый же более-менее удобный момент надо с яхты линять… То есть, бежать по-тихому, – тут же благоразумно поправился Иван.
– Почему ты так думаешь? Им же проще самим пленников доставить.
– Туся, поверь на слово. Ссадят они нас в порту. Скорее даже в прибрежных водах. Надо ночью бежать. Где лежат спасательные жилеты, я уже присмотрел. Вода тёплая. Доплывём.
Девушка не стала спорить, лишь плотно прижалась к Ивану и сглотнула предательский комок в горле.

*****

То ли начальник по безопасности что прочитал в глазах русских невольников, то ли просто по уставу ввёл режим профилактики против побега, но на следующий день Ивана, без разъяснения причин, заперли в маленькой и тёмной каюте корабельного трюма. Казалось бы, спи, отдыхай сколько душе угодно. Но не шёл сон. Да ещё бесила сплошная темнота, заставляя бешено колотиться сердце.
«Твари, хотя бы свечку оставили. А может опасаются, что запалю тряпку какую? Да нет, просто им на мои удобства параллельно. Ну или, дабы не сердилась Туся, в данном случае стоит употребить термин «индифферентно», – Иван уже в который раз перевернулся на тощем и жёстком матрасе. Время тянулось как дорогая жевательная резинка из далёкого будущего. Такое же липкое, надоедливое. По изменившемуся характеру качки заключенный пришёл к выводу, что яхта начала маневрирование. Вскоре загрохотала цепь и Иван понял: шхуна бросила якорь на рейде возле города.
Еще через час в дверь ввалилась Туся с миской густой и ароматной похлёбки. Всё же повар, или по-флотски кок, не последнее лицо на корабле и при желании может даже облегчить режим содержания заключённого. Сопровождавший девушку матрос имел несколько виноватый облик, хотя ему за подобное нарушение ничего и не грозило. Ну дозволил накормить арестанта ранее положенного времени, пустяки в общем-то. Конвоир уселся напротив открытой двери и с наслаждением стал дегустировал эрзац-кофе из огромной алюминиевой кружки, что предусмотрительно прихватила для него повариха. В другой его руке был зажат немалый ломоть сдобы, пахнущей корицей и ванилью.
«Да за такую вкусняшку можно Родину продать, не то что свиданку неуставную замастрячить, – Иван с нежностью окинул взглядом подругу. – Умница, красавица, кудесница моя».
– Яхта в порт не вошла. Стала на якорь на рейде, – тихо затораторила девушка. – Слушай, а ещё они на борт какую-то даму принять готовятся. За ней на катере сам граф поедет. И часть экипажа. У Наполеончика тоже дела в порту. Это я из разговора поняла. К тому же мне приказано сделать уборку в капитанской каюте, постель перестелить, приготовить пышный ужин. Ну или завтрак. Непонятно, когда Люкнер вернётся.
– Да понятно всё. Не хочет граф под парусами швартоваться, может побаивается накосячить. Ошибиться, то есть, – по привычке исправился Иван. – С бумагами всё уладят. Заберут в порту запчасти для дизеля. За сутки восстановят механизм, а потом уже и пришвартуются на заправку и дозагрузку продовольствием. Спешить им некуда, надо же немного отдохнуть и в команде замену сделать. Ну а у Наполеончика тут дела секретные всяко имеются. Может на графа стуканёт через свои конспиративные каналы. Наябедничает, литературно выражаясь.
Иван похлёбку скушал, немец кофий испил и Туся покинула заключенного. Она спешила – ей предстояло удивить избранное общество гастрономическими разносолами. Сытость успокоила разгорячённый мыслями мозг и через неопределённое время, ввиду отсутствия у арестанта хронометра, Ивана разморило и он погрузился в сон без сновидений, тёмный, как его узилище.
Проснулся пленник от скрежета открываемой двери. Жмурясь от света, опознал в проёме тусин силуэт.
– Вставай живее. Ты был прав. Через пару часов подойдёт шлюпка с немецкого лесовоза… с Наполеончиком… он нас передаст.... А дальше – в Германию. При мне радист обсуждал это со старшим помощником капитана.
– Кто тебя пустил? Как удалось? Как замок открыла?
– Я команде в кофе снотворного подмешала… Ключи у старпома на поясе висели. Практически все спят… На палубе только вахтенный…
– Бедовая девка! – Иван пытался просчитать варианты дальнейших действий. – Сколько человек на борту?
– Вечером капитан и Наполеончик уплыли. С ним ещё двое матросов. Осталось пятеро.
– Кто? Где спят?
Туся кратко изложила информацию.
– Ладно, мышью в каюту! Собери самое необходимое и жди меня там.
Иван метнулся на палубу. Мышцы била мелкая дрожь и пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы унять мандраж.
«Вахтенного надо нейтрализовать в первую очередь. Иначе риск зашкаливает. Плеснёт вода, блеснёт весло в свете луны и приплыли… Ему ревун достаточно врубить – весь порт на ноги поднимет, – Ивана даже пот прошиб от подобной перспективы. – Извини, камрад, на войне, как на войне».
Сжимая в руке бутылку с водой, что была выделена пленнику для утоления жажды, новоявленный пират крался вдоль борта обращенного к морю. До боли пялился в надстройки яхты, пытаясь высмотреть вахтенного матроса. Но помогло не зрение, а обоняние – дежурный позволил себе выкурить дешёвую сигарету.
«Сколько вам говорено: «Губит людей не пиво, губит людей табак», а вы всё курите и курите, курите и курите…» – Иван кошачьими шажками подкрадывался к беспечному часовому, скрадывающему муторные часы вахты не совсем уж и безвредной, как оказалось, привычкой. Но когда диверсант уже замахнулся своим оружием, матрос резко обернулся. То ли ухо всё же уловило микроскопические акустические колебания, что расположены значительно ниже естественного слухового порога чувствительности нормального человека, то ли действительно мысли материальны и многие способны их подспудно читать? Не суть. Главное, что часовой обернулся, разглядел в скудном свете палубного освещения фигуру налётчика и потянулся к карабину прислоненному к борту шхуны. Не успевал Иван, ну никак не успевал. Понимая это, он рефлекторно запустил бутылку в свободный полёт по траектории, упирающейся в голову матроса, но, скорее всего из-за потной ладони, снаряд выскользнул из руки чуть ранее, чем было необходимо для правильной баллистики. Бутылка лишь чиркнул по голове вахтенного и скрылась во мраке ночном. Можно было бы подумать, что она и вовсе поглотилась иным измерением, если бы не характерный всплеск воды, показавшийся Ивану разрывом артиллерийского снаряда. Всё могло закончиться для Ивана очень быстро и плачевно, не начни матрос судорожно досылать патрон в патронник карабина, а так подаренной фортуной секунды хватило, чтобы преодолеть в отчаянном прыжке отделяющее от врага расстояние. Завязалась схватка. Иван умудрился ошарашить вахтенного правым хуком в голову, да так, что сигарета трассирующей пулей унеслась к палубной надстройке. Правда это заставило матроса позабыть про злополучный карабин, который, уважая закон всемирного тяготения, полетел вниз, умудрившись приземлиться аккурат Ивану на стопу. Потерпевший зашипел от боли и под тяжестью противника рухнул на палубу. Там они и начали кататься в тесных объятиях, пытаясь попеременно то перекрыть кислород партнеру, то ласково ткнуть пальчиком в глазик. Казалось, Иван начал одерживать верх в этих барахтаньях, всё же современная метода рукопашного боя более совершенна и разнообразна. Но опять случай играючи смешал все карты на игровом столе, замахиваясь для решающего удара, Иван умудрился стукнуться макушкой о какую-то железяку судового борта и весёлые разноцветные бабочки запорхали у него в голове. Когда вновь удалось сфокусировать свой взгляд, то увиденное не обрадовало: матрос утягивал ему руки форменным ремнём, а за его спиной к ним приближался рыжий Таракан с карабином в руках. Радист степенно подошёл к ним вплотную, да и приложил вахтенного прикладом по темечку, от чего последний мешком свалился на Ивана.
«Не понял… – Иван даже замер от подобной клоунады. – Таракан, что, карандашика «Машенька» перенюхал? Или ещё какой фармацевтики? Хотя мне до пресловутого блоковского  фонаря, какую ламбаду тараканы в его голове отплясывают. Надо пользоваться моментом…»
Шустро спеленали вахтенного, превратив его в аналог кокона тутового шелкопряда, и закинули в палубную надстройку.
– Матросов я в кубрике запер. А старпома берём вдвоём.
Иван только головой кивнул. Все разговоры после дела. Нельзя за спиной оставлять вооружённого противника, пусть и вкусившего сонного зелья.
На трапе столкнулись с Тусей. Увидев вооруженного Таракана она испуганно замерла, но даже звуком не выдала своих чувств.
– Всё нормально. Он с нами, – Иван шепотом  поспешил прояснить ситуацию, даже не укорив девушку за нарушение приказа.
«Да я и сам бы не усидел в неведении и бездействии. Мешки, смотрю, уложила. Уверен, что нужное не забыла, лишнее не взяла. Умничка ты моя ненаглядная».
Искать старпома в тёмном пространстве каюты не было ну никакой необходимости. Он благодушно храпел так, что пожалуй звукопеленгатор вражеской подводной лодки без лишних усилий указал бы местонахождение «Морского дьявола». Скрутили его быстро, плотно, заботливо. Причем Иван отметил, что Таракан исключил любую возможность пленённому даже попытаться взглянуть на налётчиков. Как только вялое сопротивление противника было решительно пресечено на корню, немецкий камрад выскользнул из каюты.
Иван обшарил тумбочку и вещи старпома. Экспроприировал все денежные знаки, табельное оружие. Выскочил наружу.
– Дружище, надо взломать каюту Бонапар… тьфу ты, особиста вашего. Одежда мне нужна. У старпома не мой размерчик.
– Понял.
Ну и взломали конечно. Дверь из красного дерева. Красиво, аристократично, но по прочности в сравнении с металлической не выдерживает никакой критики. Она и не выдержала. Хотя кто же мог предположить, что на яхту медвежатники начинающие заявятся.
– Спасибо за спасение. Рассказывай… – Иван шустренько скидывал своё бельё и выбирал подходящие шмотки из гардероба, благо последний скудностью не страдал. Было несколько неприятно надевать чужие вещи, но ведь не в советском же прикиде по европам щеголять.
– Вы сотрудники НКВД?.. Я давно присматриваюсь. Туся отлично понимает немецкий язык. Вы неплохо образованы, хотя и умело носите маску недалёкого советского заключённого. Я не ошибся?
– Расслабься. Ты не ошибся, – поспешил с ответом Иван, несколько опасливо фиксируя взглядом правую руку собеседника, сжимающего в кармане ну уж явно не томик Библии. Правда уточнять, в каких предположениях оказался прав Таракан, Иван не стал. – Как понял, что мы в бега собрались? Все дрыхнут, а ты бодренький скачешь.
– Так это ваша последняя возможность. Далее – подвалы гестапо. Вы должны были что-то подобное предпринять. А когда девушка сама принесла кофе…
– Ясно. Сам-то, кто будешь?
– Лишние знания укорачивают жизнь… Я остаюсь здесь. Вам советую, если нет конкретного плана, уходить как можно дальше от порта вглубь полуострова. Искать вас будут в порту и в акватории вплоть до самого моря. Поэтому лучше скрытно выбирайтесь к железной дороге. Следуйте в сторону города Драммена и далее к северному побережью. Постарайтесь нанять  рыбацкую шхуну. Ну или захватить силой… Держите курс на Англию. Это единственный ваш шанс. Хотя кого я учу…
«Так вот ты какой, боец невидимого фронта. Профессионально план побега набросал, да только и я на подобном уже давно остановился. Эх, не оказался бы столь искушённым в шпионских извращениях и Наполеончик, – Иван успел уже переодеться, изъять всё ценное из карманов и письменного стола владельца каюты.
– Вам необходимы деньги. Без них мало шансов на успех. Попытаемся вскрыть сейф, – Таракан уже притащил небольшой ломик и топор.
Обозванный сейфом крашеный железный ящик находился в углу каюты и был прикреплен к стене анкерными болтами. Сопротивлялся насилию он недолго и вскоре открыл таки доступ к своим сокровищам. Оно и понятно, никто и не предполагал, что кто-то из матросов посмеет учинить погром в каюте командного состава.
«Немецкие марки, норвежские кроны… Еще какие-то неведомые бабосы… Впрочем не так уж и много. Скорее всего денежки для тёмных делишек во время кругосветки Наполеончик завтра планировал в германском посольстве заполучить. Вот и скучновато в сейфе с валютой. Зато советских червонцев аж две упаковки… Да только зачем они нам? Палево сплошное… Хотя… в этом времени совзнаки деревянными обозвать язык не повернётся. Твёрдые они, как сталинский курс на построение социализма. Берём! – Иван рассовал стопки купюр по карманам. Взглянул на бумаги второй полки сейфа. Разбирать папки с документами времени не было и он оптом загрузил их в рюкзак. Отдал должное точности найденной топографической карты Норвегии. Так же сунул в вещевой мешок бинокль, ручной компас и вновь обретённый охотничий нож. – Иди сюда, мой талисман… Вроде всё. Пора прощаться с местным штирлицем. Вот только рискует он очень уж неосмотрительно. И рискует не только собой, но и своей миссией. Или я чего-то недопонимаю?»
Спустили на воду лодчонку таёжного охотника, которую бережливые немцы не поленились поднять на борт яхты и тщательно принайтовать на корме. Погрузили туда пыхтящую Тусю с походными котомками.
– Пойдём, запрёшь меня снаружи в радиорубке, – рыжебородый тронул возбужденного обретённой свободой беглеца за плечо. – Алиби у меня должно быть абсолютно убедительным. Оглушение вахтенного припишут твоей напарнице. Я выпью кофе забвения и тем самым лишу погоню радиосвязи. У вас будет приличная фора по времени.
– Ну да, пока они до порта доплывут, да тревогу поднимут… Спасибо.
– А может и не станут шум поднимать… такой-то информацией бесконтрольно делиться… И всё равно не расслабляйся, всю разведагентуру на уши определённо поставят. А она в Норвегии очень многочисленна. Учти.
Спустились по трапу в трюм. Радист метнулся в свою рубку и тут же вернулся обратно.
– Слушай, тут вот ещё какое дело… – замялся Таракан. Ощущалось, что он не то чтобы колеблется, но скорее страшится озвучить нечто важное. – Вот книга. Словарь немецко-русского языка. Никакого подозрения он не вызовет. Туся для вида постоянно в руках вертела, вроде как пользуется для общения. Передай его исключительно или капитану советского корабля, или в советское посольство. Словесное сопровождение: «Разведка. Потапов». Сделаешь?
«Говно вопрос, – вертелось на языке Ивана дебильное выражение популярное в постсоветском пространстве, но страшно дикое в данной ситуации, – Вот оно в чём дело! Мужик рискует своей жизнью, выполняя священный долг перед Родиной, как бы пафосно это не звучало! Явно в книженции шифрограмма упрятана. Может вклеена в обложку. А может метками над буквами, что лишь в ультрафиолете видимы, в текст заложена. Рацией он по каким-то причинам не захотел воспользоваться. Возможно частотный канал не определён…».
– Братишка, будь спокоен. Клянусь, всё выполню.
– Не попадись, товарищ. Это очень важно для нашего дела.
– И ты береги себя. На рожон не лезь. Удачи.
Крепко обнялись. Радист пошел пить свой давно остывший кофе, а Иван заблокировал дверь в радиорубку и поспешил к нервничающей в лодке Тусе. Быстро спустился по канату и сразу же скинул с себя верхнюю одежду. Впереди предстояла изматывающая скоростная гребля, от результатов которой напрямую зависели их жизни. Но не страшили его опасности, не пугали невзгоды. Несколько тяготила ноша, которой с ним поделился советский разведчик и которую, пусть и с неохотой, но непременно нужно было донести до конечного пункта назначения. Есть обязательства, которые потребно выполнять, не смотря ни на какие обстоятельства и знания. Да, это непросто, но надо! Зато напротив Ивана сидела и смотрела на него сияющими глазами молодая дева. И от этой пустяшной данности его сердце трепетало в груди, а голову заволакивало розовым туманом. Впереди была свобода. Впереди была целая жизнь.