Мимэй Огава. Грозовая ночь

Одним прекрасным днём бабьего лета отец отправился на море, а мать в горы работать. За домом осталась следить девочка, которой в этом году исполнилось восемь лет.

В бедном домике, что стоял на небольшом возвышении у подножия горы, в ожидании родителей девочка играла с трёхцветной кошкой Мари. Куда ни взгляни, повсюду золотились поля; пожелтевшие листья деревьев хурмы и каштана, что росли на заднем дворе домика, шелестели под порывами осеннего ветра. Погода была ясной и тихой; сквозь светлые облака просачивались слабые солнечные лучи и проливались светом на соломенную крышу. Не было ни единого признака приближающейся грозы.

Из сосновой рощи раздавались людские голоса, которые призывали идти ловить синиц: двое-трое мальчишек, насвистывая и шурша опавшими листьями под ногами, шумно спускались с клетками для ловли синиц в одной руке и с шестами в другой. Замечая фигуры мужчин и женщин, которые собирали грибы в той же сосновой роще, они накрывали головы грубыми полотенцами и скорее прятались. На далёком рисовом поле виднелись силуэты крестьян, собирающих ранний рис; каждый раз, когда они взмахивали серпами, солнечный свет отражался на лезвиях.

Девочка, разбросав в беспорядке фиолетовые каштаны и красную хурму, играла с Мари.

Её звали Канэ. Она ждала, пока родители вернутся домой.

После обеда стояла замечательная ясная погода, лишь ветер шумел в листьях деревьев хурмы и леспедецы.

Девочке надоело играть, и она, держа Мари на руках, пошла из сада по тропинке. Через две-три улочки начиналась чаща. По обе стороны насыпи гроздьями свисали плоды бадьяна, густо разросся тростник, а на пологом склоне шелестел мискант. Стоило только спуститься по склону, как впереди открывался вид на бирюзовое Японское море. Его ослепительные волны с грохотом накатывали на берег, добираясь до самых ног.

Держа на руках трёхцветную кошку, девочка вышла к морскому берегу. Побродив немного, она вскоре вышла к деревне, в которой жило много охотников. Увидев девочку с кошкой, дочерна загорелый мужчина улыбнулся: она чуть ли не каждый день посещала эту деревню. Перед несколькими низкими разрушенными домиками на песке сушились иваси, макрель и другая рыба. Мари, почуяв неприятный запах рыбы, задёргала носиком, принюхиваясь, и замяукала. Но девочка сказала:

— Мне нельзя тебя отпускать, — и, для уверенности покрепче прижав Мари к груди, живо зашагала к бескрайнему песчаному берегу. Немного пройдясь, она увидела в далёком море несколько белых парусов.

Грохочущие волны подкатывали к ногам и, будто посмеиваясь, шумели:

— Канэ-тян, Канэ-тян, ууу.

Синее-синее небо! Синее-синее море! Белые чайки легко кружили над гладью воды. Ах, как же замечательна ясная погода. Широко распахнув глаза, Канэ-тян старалась высмотреть в далёком море ушедшего утром отца.

— Ах, любимый папа!

По щекам Канэ-тян покатились слёзы. Холодный ветер, дующий из открытого моря, проникал под потрёпанную одежду и пробирал до костей. Мари, которую девочка прижимала к груди, громко замурлыкала.

Даже когда Канэ-тян вернулась домой, мама ещё не пришла. На циновке, расстеленной под деревом хурмы и заслонённой каштановой рощей, играли блики света и тени; в листьях деревьев и в траве шуршал ветер.

Внезапно на небо набежали облака, и вскоре резко потемнело. Ветер усилился, деревья каштана и хурмы, сосновая роща громко заскрипели, а ветви леспедецы гнулись под порывами. Беловатый рис и листья батата на полях, что простирались насколько хватало глаз, трепыхались и гнулись.

Глядя из окошка, Канэ-тян высматривала маму, которая всё не возвращалась. Листья деревьев кружились в небе, мелькали и опускались на землю.

Вскоре пошёл дождь, с треском ломались ветви деревьев, море страшно ревело, и у Канэ-тян возникло чувство, будто её домик вот-вот унесёт ветром. Она, шмыгая носом, заплакала:

— Папа, мама, возвращайтесь поскорее!

И в тот же миг, охваченная дождём и вымокшая до нитки, её мама появилась на тропинке, спеша в сторону дома.

— Канэ-тян, Канэ-тян, я вернулась! — крикнула она и распахнула дверь. Ветер и листья деревьев тут же проникли в гостиную. — Какой страшный ветер… — сказала она и, притянув к себе плачущую Канэ-тян, коснулась тёплыми губами её розовой щёчки. — Интересно, что с отцом… Я схожу до берега проверю, так что будь умницей. Скоро, под вечер он точно вернётся… Ну, ну, не плачь! Присмотри-ка за домом! Ах, как же я волнуюсь. Море, наверное, сильно разбушевалось… Если я схожу на берег, может, что-нибудь выясню… Канэ-тян… Канэ-тян, я схожу посмотрю, что с отцом!

Оставив плачущую Канэ-тян, мама вновь выбежала в дождь и ветер.

Сломанные ставни окошка стучали от ветра, вечер подходил к концу, а мама и папа всё не возвращались… В темноте ночи Канэ-тян плакала, всхлипывая и прижимая к груди Мари. Были слышны лишь жуткие завывания ветра, да стук капель дождя по листьям деревьев, окошку, стенам и земле.

Утомившись от слёз, Канэ-тян немного успокоилась и задремала у потухшего очага, уткнувшись милой щёчкой в тёплую пушистую шерсть Мари.

В это время кто-то заколотил в дверь, но спящая Канэ-тян не услышала. Стук раздался вновь, и на этот раз Канэ-тян наконец-то проснулась и увидела дедушку с седой бородой, который вошёл, держа перед собой бумажный фонарик. Дедушка молча поманил Канэ-тян, но она прижала к себе Мари, боясь подойти. Мягко улыбнувшись, дедушка вновь поманил её и сказал:

— Подойди, подойди.

Сонная Канэ-тян неосознанно последовала за дедушкой и вскоре услышала звук волн, с грохотом бьющихся о берег, прямо как когда она ходила посмотреть на море.

Канэ-тян довольно долго шла за дедушкой, его шаг постепенно убыстрялся. Канэ-тян изо всех сил старалась поспеть за ним и даже перешла на бег, но дедушка всё удалялся и удалялся, а огонёк бумажного фонарика уменьшался. Когда она уже готова была расплакаться от бессилия, со стороны дедушки появилось нечто, напоминающее блуждающие огоньки, в полной темноте они, слабо вспыхивая, тут же затухали. Канэ-тян ослабла и, в конце концов, заснула.

Следующим утром, распахнув ясные глаза и оглядевшись, она обнаружила, что заснула на разбитом судне, а у изголовья громко мурлыкала Мари. Рядом были папа и мама. Целые и невредимые, они улыбались. В чистом море виднелись белые паруса, восходящее солнце окрашивало небо в розовый, водная гладь блестела в его лучах.