Савал. 17гл. ред

 К вечеру Евдокия наметила навестить новосельцев. Занести в Землеустройство хутора переселенцев, выгнать дармоедов в поле и пусть работают - зимой не забудется, кто в поле трудится.
   Собрала она тугую гульку на голове, набросила платок и двинулась по темным подворотням в сторону замшелой избы Огузки. По пути Евдокия обдумывала слова какими она будет убеждать столичку и не была скупа на всякие предостережения или на вызов товарищеского суда, где она же и возглавляла. Кто у кого и что, Евдокия должна знать и развести каждому по доле, по новому советскому управу. Нравилось ей это управство. Здесь охоча до власти как и сама ее мать Прасковья, чинила всех по быту. Кого пошлет на покос с утра до ночи, не глядя на то, что буквально вчера на пожне трудились Погребаи, а вот Кортыгиным надо. Заморилась подруженька Евдокии - Фекла с утра и немочь с лавки встать, ноги опухли, а ты иди и коси. А с недавних пор взялась женщина выносить всякий сор на "товарищеский суд". Собрала вокруг себя того же председателя и Фельку, сама же приговор и выносит.
  Сжила со свету ту же Хвыську, сбрехала про нее, а та как заперлась в холодном доме и более никто ее не видел. До сих пор спорят люд как померла Огузкина. Про Наташку Савину и говорить не надо - на дух не выносит кузнецовску жинку, лихом вспоминает ее из-за зависти черной. И магичила она, и ворожила. И девок Кортыгиных научила коль своих судьба не дала от того шептались в углах хаты - несчастная баба совсем сбрендила, деток она хотела от кузнеца Савина. Вот и не давала ему продыху. Весь весь хутор знает об этом, но молчит, боится поперек стать Евдокии. Со свету же изведет. И вот как увидела местная управительница знакомую телегу с кобылой у болотного двора новосельцев, а там и самого Демьяна с девкой какой-то, вся напыжилась, раскраснелась от злости, лицо окрысилась. Перекосило всю Евдокию, будто сам черт в нее вселился и давай отбивать землю ногами. Будто веселился нечистый, хрипел, рычал как хряк, скалился, и, все через Евдокию вылезала наружу. И сама бесовка скакала: то запрыгает ноги аж подворачивает, то метется апо кругу и ревет от ярости, проклинает самыми страшными прокленами. Приревновала страстно Евдокия Савина к новосельцам, вовсе потеряла голову. Волосы на голове клоками вырывала, а по утру решила она помагичить, а после и самой наведаться к новосельцам.
 Еще на заре, зачастую вставала Евдокия и занималась теми самыми темными делами за которых ей еще аукнется. Когда тонкой паутинкой едва пробивались первые нити алых лучиков солнца, а небо все еще было укрыто черной пеленой усыпанной зернистой россыпью звезд, Евдокия стояла на холодном берегу реки, едва касалась пальцами ног воды, совсем нагая начинала мудрить. Весь Савал знал про Евдокию, но молчал - боялись, потому никто в ее время не показывался на глаза, избегал. Если это не дурак Ефим охочий поглядеть на женские голые телеса, знающий все про всех и каждого намеренно выходил едва заметной ранью чтобы подглядеть за купающимися бабами.
      Собрались вокруг ведьмачки черные неотопырки, мизгири и ужи, струнил сверчок на всю округу - полозы вылезают наружу, пока магичка на берегу шептала призывала нелюдь речную. Дитенка хотела от кузнеца Савина,от Натальи отбить хотела уже с десяток лет, а он все не в какую. А тут еще и соперницы нарисовались, столичные. Отсюда Евдокия водой студеной умывалась, поливала себя, а над порогом цветы да траву тут же развесила - ждала любимого, созывала на встречу. Как мед пьет так и приговаривает, чтобы любимый только о ней думал. Яблоки красные по всему двору разбросает, на все четыре стороны, а сама по делам ходит, вот и по дороге Савина встречает и тут же млеет. Хочет с любимым словцом перекинуться, а рот не открывается, мычит как та старая корова, глазки испуганно бегают.
      Евдокия как закончила магичить, набросила на себя исподнюю, побрела своей стежкой домой, в избу. Пока старая мать управлялась по двору, Евдокия собралась навестить новосельцев Огузкиной хате. Вся такая как барыня в суконной красной юбке рубашкой на пуговицах из тонкого ситца, а новый багряный платок красиво покрывал голову.
   Как едва ли показалась изба Огузкиной, так снова она увидела до боли знакомая телега, а на самой телеге сидел Савин. Обрадовалась Евдокия встречи, не прогадала, а как увидела издалека столичку по новому ошалела женщина. В кулак намотала платок, прикусила больно и ревет.
  - За эти слезы...За мою боль ты еще пожалеешь, что приехала!- пообещала Евдокия развернувшись побрела назад домой.