Треск

               
Когда-нибудь все мы превратимся
               
     в рухлядь и труху.


Глубокой ночью я, сгорая от бессонницы, обдумывала эту аксиому и тщетно старалась найти кого-то или что-то за окном… Будь то силуэт человека или сонное видение, я жаждала его увидеть, сжимая в руках крестовидную подвеску, висящую у моего сердца.
В шуме листьев я слышала голоса. В изгибах ветвей я видела судьбы людей. В шероховатости коры я чувствовала нещадно убегающее время.
Окруженная тьмой раскаяния, я совсем не замечала, что под моим окном и вовсе никогда не было никакого дерева. Я была погружена в эту иллюзию как в болотную топь, из которой мало кто выходит живым. Тем не менее сквозь мою еще живую, но мертвенно бледную кожу все же просачивались проблески согревающего и обнадеживающего света.
Птицы поутру уже вовсю начали вить гнезда на ветвях и заботиться о будущих птенцах, задорно распевающих свои повторяющиеся мелодии. Временами эти маленькие существа даже казались мне забавными. Подумать только, они действительно искренне верят в прочность и неприкосновенность своей хрупенькой лочужки. Какая же это наивность. Ведь если обрезать птицам крылья, их тела сразу же превратятся в незаметную лужицу на сером асфальте.
Холод устало распространялся по подоконнику. За стеклом было серо. Покрытая копотью и пылью, грязная пленка, казалось, незаконно отделяла меня от остального мира. Предприняв попытку к нему прикоснуться, я потерпела крах. На моих ладонях отпечаталась грязь, и я тут же поспешила вытереть их о свою одежду. Внезапно по моему телу прошлась легкая дрожь отвращения, но, несмотря на это обстоятельство, я продолжала стоять на месте и неотрывно смотреть в окно.
Со стороны мне казались до крайности неестественными вся эта живость и свободолюбие, процветающее по ту сторону стекла. Но другая реальность, провоцирующая меня на конфликт, оказалась всего лишь иллюзией. Я быстро расколола ее. Она тут же напоминала мне телевизионные новостные каналы, в которые я не могла прекратить смотреться, как бы мне сильно не хотелось. Как же часто я позволяла себе делать так, чтобы я, как завороженная, была прикована взглядом к этой светящейся безжизненной коробке, которая внедряла под корку моего сознания самые отвратительные и ужасающие подробности об окружающей меня грязи. Но среди всех этих бесконечных программ, меня увлекла лишь единственная. Картинка ее была яркой и приятной, а голос был успокаивающим. В программе этой говорилось о том, что дерево - это символ жизни. Огромный, недосягаемый и старый как мир. Символ добра и мира, символ Родины и детства, символ всепоглощающей природы и далекой мечты.
А я не верила! Смотрела, но не верила.
Ставни начали издавать странные звуки. Ветер поднимал ввысь какие-то ненужные листовки, брошенные на улице случайными прохожими. Тьма моего сожаления все настойчивее напоминала о моем бездействии и беспомощности. Реальность оказалась в звенящих оковах прошлого.
Я начала трястись - подушечки моих пальцев совсем заледенели. В мире солнца мерзлячкой быть совсем не выгодно (солнце превращает тебя в пепел вместо того, чтобы просто согреть), а потому спасалась я только при помощи собственных мыслей. Именно они продолжали подогревать мое закипающее сознание и передавали мне какую-то неописуемую живительную силу. Моя дрожь переросла в паническую тряску перед неумолимым настоящим.
“Дерево, как дерево, - подумала я, - ничего в нем нет - ни души, ни жизни”.
Тем временем в голове моей на каждом повороте стояли дубы, непоколебимость и величественность которых защищала меня от невзгод (как обычно отцы защищают своих дочурок).
Говорят, что падение дерева предвещает войны, террор и хаос. Об этом говорил какой-то странный человек, которого вечно никто не слушал. Имя этому человеку - Бог. И я одна услышала его крик.
В один из праздничных дней, который с такой радостью отзывался в моем сердце, что мне теперь ужасно горько, я услышала треск, который по сей день преследует меня, напоминая о произошедшей трагедии. Треск этот предвещал нечто иное, как падение дуба-долгожителя (того самого, который долгое время внушал людям доверие и стабильность, надежду и бессмертие).
Треск прогремел так сильно (как гром глубокой ночью), что напугал прохожих, и они, застыв в панической неожиданности, сводили руки над своими головами. Птицы улетели, животные разбежались, небо разверзлось.
Смерть пришла, облачившись в красное. Она быстро вытащила свои худые пальцы и, насмехаясь, предпочла оставить после себя лишь маленький шанс на жизнь. Это был миг настоящего. Последние взгляды, жесты и испустившиеся дыхания. Такова была картина того рокового дня, когда люди начали жить без прошлого и без будущего. Настоящее стало казаться им одними только призраками боли и разочарования. А то настоящее, которое мнило бы себя счастливым, быстро превращалось в пустячный миг, отголосок утешительной тоски, который быстро уносился вдаль, махая рукой с перрона.
Растоптав крестовидную подвеску, я шла вперед, пробегаясь по планете своими стеклянными глазами. Я уходила все дальше от этого злосчастного места, и все же где-то сзади виднелся силуэт молодого дуба, который я когда-то самолично посадила на родной земле.