Камень. Лейтенант госбезопасности Николай Попенков
(глава из биографического романа «Камень», автор – Владимир Шабля).
1942 год, февраль. Москва.
На улице шёл снег. Ветер носил его из стороны в сторону, как суетливая хозяйка, растерянно мечущаяся у праздничного стола и всё переставляющая с места на место тарелки с яствами. Снопы пушистых снежинок, ведомые непредсказуемыми вихревыми потоками, устремлялись в самых неожиданных направлениях: бросались то влево, то вправо, а затем вдруг рвались обратно к небесам.
Иосиф Сталин прильнул к окну, отслеживая перемещение особо яростного круговорота, мелкой дробью скользнувшего по стеклу. В последний момент у верхушки растущей рядом ели мужчине удалось заметить ещё один его головокружительный снежный пируэт. Правда, этот вихрь быстро завершился, а потом и вовсе растворился где-то в мириадах белых мелькающих частичек. Взгляд медленно переместился вниз, по пути равнодушно отмечая, как толстый слой снега скрыл под собой следы вчерашней жизнедеятельности людей.
– В конце концов все снежинки, вне зависимости от перипетий их движения, осядут на землю, – с сильным кавказским акцентом проговорил многолетний руководитель ВКП(б). – Все они должны выполнить свою функцию – создать плотный снежный покров.
Ещё более интенсивный порыв ветра с силой сорвал комок снега с ветки и отбросил его к окну. В мгновение ока прямо перед глазами возник молочно-пыльный снежный фейерверк, похожий на небольшой взрыв. Одновременно раздался короткий глухой стук, заставивший Кобу отпрянуть. Неприятное ощущение дрожью пробежало по спине. Мягкой походкой Иосиф отошёл от окна. Он отогнал волну нахлынувших эмоций, а затем уселся в кресло и постарался окончательно успокоиться.
Сейчас, в начале 1942 года, в период первого хрупкого равновесия на фронтах, Сталина не покидало ощущение тревоги. Умом он понимал, что задача-минимум выполнена – удалось остановить продвижение немцев у самых ворот Москвы. Но, с другой стороны, чувствовалась серьёзная пробуксовка наступательных потуг, которые не приносили ожидаемых результатов. Коба гнал подленькое щемящее состояние беспокойства, но какая-то звериная интуиция, подобно капающей из неисправного крана воде, долбила и сверлила душу, эхом отдавалась в недоступных для понимания закоулках мозга, подталкивая к новым действиям по созданию ещё и ещё одной степени защиты.
Система его жестокой единоличной власти работала теперь, как часы. Подпитываемая репрессиями и страхом, она способна была по мановению руки бросать в топку войны огромные массы народа, или в одночасье менять направление производства в целых отраслях. Но что-то в ней работало не совсем так, как этого бы хотелось. Но что?
«Если бы Ленин был на моём месте, он бы придумал какой-то головокружительный, нестандартный трюк, сыграл бы на опережение, – с досадой признал Сталин, – в этом Старик был непревзойдённым мастером».
Коба ясно представил Ильича в критические дни становления большевицкой власти, когда крошечная партия умудрилась установить контроль над огромной страной. Вопреки внутреннему и внешнему сопротивлению, вопреки разброду и шатаниям в среде революционеров и попутчиков.
«Тогда Ленину было ещё труднее, – честно констатировал он, – ему приходилось постоянно лавировать и изворачиваться, периодически то нападать, то капитулировать, то находить союзников, то рвать с ними».
Сталин объективно оценивал свои возможности. Он знал, что действовать, как Ленин, ему не под силу.
«Мои преимущества в другом, – с запалом рассуждал политик, – подминать, подобно танку, всё на своём пути, наводить порядок и концентрировать силы, – тут он резко оборвал свои мысли и заставил себя трезво и рационально взглянуть на ситуацию. – Но эти преимущества уже задействованы... Значит, надо попытаться хотя бы частично включить те факторы, которыми манипулировал Ильич».
Иосиф Виссарионович попробовал сравнить свою парадигму действий с ленинской. Обнаружилось, что во многом они схожи: одинаковая целеустремлённость, решительность, неразборчивость в средствах, концентрация сил.
Однако, "просеивая сквозь сито" достижения Ленина, Сталин выделил те из них, которые в корне отличались от его собственных. Таких оказалось не так уж и много: создание большевицкой партии, объединение разнородных сил для победы революции и НЭП.
– Мало по количеству, но какие! – вслух сказал Сталин. – Основополагающие!
Глава СССР тяжело вздохнул. Отогнав прилив зависти, он принялся методично выискивать общие черты в выделенных трёх кампаниях Ленина.
Поиски были долгими и мучительными. На ум приходили то сила убеждения, то ораторское искусство, то умелое манипулирование лозунгами, то точное прогнозирование ситуации. Все эти достоинства Ленина как политика, безусловно, оказывали огромное влияние на результативность его деятельности; однако Сталин кожей чувствовал, что краеугольный камень ленинских успехов – в чём-то другом, более глубинном. Истина была где-то рядом, но всё время ускользала от понимания, словно шустрая и своенравная птица удачи.
Спустя некоторое время круг поисков стал сужаться и в конце концов Сталин смог, как ему показалось, лаконично и точно сформулировать главную характеристику, которая была основой успеха в выделенных им величайших достижениях Владимира Ильича Ленина:
– Умение дозированно делегировать полномочия, – в этих четырёх словах Иосиф выразил квинтэссенцию своих долгих размышлений. А почувствовав, что достиг долгожданного результата, не сдержался и начал снова и снова приводить доказательства в подтверждение своего заключения.
Действительно, и его, молодого Кобу, Ильич наделял огромными полномочиями, доверял самые ответственные задания, и при этом давал свободу в проявлении инициативы и предприимчивости. Причем даже в случае провала, никогда не ругал; а неудачи пытался обратить на пользу дела, воспринимая их как неизбежные издержки обучения.
И назначение Троцкого Председателем Реввоенсовета было величайшим примером делегирования колоссальных властных полномочий. Этот шаг он, Сталин, считал тогда крайне рискованным. Но Ленин верил в свою способность адекватно оценивать людей и не побоялся осуществить такое кадровое решение. История же в последующем доказала его прозорливость.
А Махно? Только Ильич, с его феноменальным ситуативным чутьём, мог пойти на столь гигантский риск, доверить целое направление непредсказуемым, неуправляемым анархистам. И всё же, в критической ситуации это сработало и дало свои плоды.
«Но вершиной мастерства были всё-таки передача земли крестьянам и НЭП, когда ради достижения результата Ленин временно отошёл от краеугольного камня своей доктрины – планового хозяйства», – заключил Сталин.
Подспудно в нём снова разыгрались эмоции, которые он испытывал тогда, в 1921-ом году:
«Отдать на откуп серой массе тёмных селян дело восстановления экономики?! Вверить рыночной стихии бразды управления страной, которые с таким трудом удалось сосредоточить в собственных руках?!»
Нет, это было выше его понимания. Иосиф Виссарионович припомнил, каких усилий тогда стоило ему не высказывать эти свои сомнения. Он доверился политическому чутью и тактической гибкости Владимира Ильича как непререкаемого авторитета, и, как оказалось, правильно сделал – ведь новая экономическая политика сработала и принесла ожидаемые плоды.
Таким образом, в результате долгих размышлений Сталин смог определить один из основных отличительных козырей деятельности Ленина – обоснованную передачу инициативы и части властных полномочий на места другим людям и народу в целом. Но он также чётко понимал, что такая постановка вопроса претит самому его, Сталина, существу, стремящемуся к тотальному контролю.
«Я не могу одной рукой закручивать гайки, а другой – их ослаблять, – сделал вывод руководитель государства, – я для этого просто не приспособлен. Потому нужно оставить за собой то, что я умею делать лучше всего – репрессивную функцию. А либеральничать, пожалуй, заставлю кого-то другого, более склонного к этому занятию».
Иосиф Виссарионович смахнул несуществующую пыль с края письменного стола, а затем настойчиво нажал на кнопку звонка.
– Вызовите ко мне Берию, – коротко приказал он зашедшему секретарю, – и пусть захватит цифры по результатам выполнения планов ГУЛАГом.
Свидетельство о публикации №224071501362