ДОЛЯ, часть 2... прощай сын и брат... , глава 2. 5

ЧАСТЬ II. «...ПРОЩАЙ, СЫН И БРАТ...»

II.5

Юго-Западный фронт, район Ковеля,
д. Ольшаница, д. Зывачув, июль 1916

   – Драгоценный мой подпоручик Иванов, я не собираюсь вступать с вами в дискуссию. Это приказ. Завтра утром вы выбираете треть из состава своей команды и отбываете в расположение В-го полка. Вы должны поступить в личное распоряжение подполковника Дмитриевского, – голос капитана Йогансена был напряжённым. – Максимум, что я могу для вас сделать, Алексей Петрович, – вдруг смягчил тон капитан, видя выражение лица Иванова, – так это разрешить вам самому определить, кто отбывает вместе с вами, а кто останется в расположении нашего полка. Чтоб вы не переживали, оставшиеся поступают под командование поручика Вилкаса.
   – Но ведь это... – начал было Алексей.
   – Повторяю, это приказ! И все свои аргументы можете засунуть... и запить марочным коньяком! Кстати, господа, – отвернувшись от Алексея, обратился капитан к притихшим офицерам, из-за жары и духоты «офицерский клуб» на новом месте временно устроили под навесом, возле батальонного штабного блиндажа, за наспех и грубо сколоченным столом, – осталась ли у нас хоть одна фляжка коньяка? Или мы изволили вылакать всё на марше?
   Дрожащим от гнева голосом Алексей испросил разрешение уйти, Йогансен только махнул рукой. Уже не стараясь соблюдать приличия, подпоручик Иванов побежал искать свою сапёрную команду. На новые позиции они прибыли всего два дня назад, и его сапёров вовсю использовали для поправки окопов и обустройства быта.
«Что я скажу людям? Как решить, кто пойдёт со мной, а кто останется? Кинуть жребий? И Вилкас, разве он, семинарист, сможет в короткий срок подготовить новых сапёров? Йогансен меня, конечно, взгреет по первое число, но надо идти к полковнику, надо доказать...» Алексей резко остановился, вытер глаза и решительным шагом направился к штабу полка.
   Вечером того же дня адъютант полка под диктовку господина полковника Бологовского записал:
   «...приданная сапёрная команда Тихвинского полка разделена на две части. Два подразделения направлены в распоряжение командира 1-го батальона, две остальные – в распоряжение командира 2-го батальона (прапорщик Вилкас), который вместе с тремя приданными пулемётами был выделен в распоряжение командира В-го полка и стал на позицию в его полковом резерве».
Алексей с остатками своей команды направлялся в резерв родного полка.
   – Я надеюсь, – услышал подпоручик Иванов, покидая штабную комнату, где, добившись аудиенции, нервничая, но довольно складно, под тяжёлым и усталым взглядом господина полковника, излагал свои аргументы против разделения команды, – я надеюсь, что в ближайшее время я не увижу этого питерского «умника». Василий Ефимович, – обратился он к скрывающему усмешку подполковнику Суханину, – что у нас предстоит сделать ещё с обустройством нашего тыла? Поручите подпоручику Иванову. Пусть не ест, не спит, но через пять дней всё завершит. Глядишь, юношеская прыть и поубавится! В В-й полк его не следует отправлять, позору не оберёшься с такой дисциплиной!
   Два последующих дня прошли довольно тихо, обустраивались. Команда Алексея работала не покладая рук. Стук топоров и молотков навевал воспоминания о мирной, нормальной жизни, и к месту строительства лазарета в свободное время потянулись рядовые пехотных подразделений. Кто, сидя на брёвнах, курил и, щурясь, оглядывал постройку, кто, поплевав на руки, присоединился к работе. Затянули песню...
К вечеру пятого дня просочилась информация о результатах разведки брода через Днестр. Со стороны германских позиций и рельеф, и мощные фортификационные сооружения могли сильно препятствовать продвижению наших войск. Все были очень озабочены.
   В восемь часов вечера седьмого июля неприятель пошёл в наступление на позиции соседнего В-го полка. К десяти часам эту внезапную атаку отразили, но потери были чувствительные. Почти все младшие офицеры были ранены, преимущественно осколками снарядов. Прапорщик Вилкас, который вместо Алексея был направлен в соседний полк, получил сильную контузию, но остался в строю почти до самого конца германской атаки. Выбыл из боя только потеряв сознание. Таким, без сознания, его и принесли на носилках лазаретную палатку, на пахнущие свежеструганными досками нары.
   От переданной другому полку части сапёрной команды целыми осталось только четыре человека. Алексей не знал, куда девать глаза от стыда. Получалось, что он струсил, избежал боя!
   С наступлением темноты он с оставшимися сапёрами почти бегом, но скрытно, перебрался в расположение В-го полка и начал восстановительные работы. Видимо, скрытность их передвижения была недостаточной или немцы просто никак не могли успокоиться после неудавшегося выступления, но укреплять окопы им пришлось под непрерывным ружейным и артиллерийским огнём. К счастью, никто не пострадал. Но у Алексея был такой азарт, что о смерти совсем не думалось. Как выяснилось, старались они не зря – для родного полка. Поутру тихвинцы сменили на позициях сильно пострадавший В-й полк.
   – С крещением вас, господин подпоручик, – смеясь и хлопая его по плечу, говорили прибывшие офицеры. Как ни крути, но получалось, что сапёры первыми оказались под огнём. Несмотря на смех, лица у всех были напряжёнными. Не было никаких сомнений, что в любую минуту они могут повторить участь тех, кто только что выведен с позиции.
   Последующие дни окопная жизнь текла по своему привычному распорядку. Сразу после завтрака немец приступал к обстрелу. Он длился то два часа, то три часа, а то и до самого вечера с небольшим перерывом на обед. Наша артиллерия почти на отвечала. Точных данных о дислокации немецких пулемётных гнёзд и батарей не было, а тратить впустую немногочисленные снаряды артиллеристы не хотели. С восьми до десяти вечера пунктуальные немцы проводили небольшие вылазки, их даже атаками нельзя было назвать – так, потрепать нервы. А нервы у всех уже через неделю были на пределе.
   Горячей пищи днём было не достать. Полевые кухни могли подъехать только в кромешной темноте, после полуночи. В противном случае они становились прекрасной мишенью для противника, и тот с радостью пользовался случаем прицельно пострелять. Приходилось приноравливаться под немецкий режим.
   – Ничего, ничего, ребята, – говорил сквозь зубы капитан Йогансен, – привыкайте к немецкому ритму жизни. В Германию войдём, там всё так – по часам.
   Алексею в Германию пока не хотелось, но очень хотелось спать. Ночью, уже научившись, крадучись, сапёры передвигались по отделениям, поправляли укрепления. И, прикорнув пару часов перед самым рассветом, до окончания «завтрака германца» восстанавливали лазарет. Уже дважды в палатки с красным крестом попадали снаряды.
Всю неделю все ротные разведчики производили поиски в расположении противника с целью обнаружить слабые и сильные места, нахождение пулемётов, фланкирующих построек и возможных «мёртвых зон».
   15 июля началось наступление. Предваряющий атаку огонь артиллерия начала на два часа позже установленного срока и за короткое время до атаки провела не столько разрушений, на сколько все надеялись. Подпоручик Иванов, находясь в резерве полка, взобравшись на бруствер, не опасаясь шальной пули, старался рассмотреть подробности боя.

   Расстояние до немецких окоп было не большим, от 250 до 600 метров. Проскочили довольно быстро. Но там, где артиллерия не порушила многослойные проволочные заграждения, их пришлось рубить топорами и лопатами. Это сильно задерживало атаку и давало возможность германцу очухаться. Уже через полчаса после начала атаки, несмотря на то, что первую линию окопов противника удалось захватить почти с ходу, ротные командиры запросили подкрепление. Собственный резерв исчерпался в минуты. Командир дивизии прислал три роты одного из сибирских полков и две роты Рижского полка. Их немедленно ввели в бой.
   Позиции противника были очень сильно укреплены. После первого ряда окопов русских солдат ждала широкая линия проволочных заграждений с четырьмя рядами кольев, которые почти не пострадали от артобстрела. Крайние дома деревушки, оказавшейся в немецком тылу, были в несколько раз оплетены всё той же проволокой. А на чердаках разместили пулемёты. К двум часам дня, несмотря на жестокий ответный огонь, деревушка была занята. Алексей в это время находился при штабе, в надежде, что помощь его сапёров понадобится в любую минуту.
Он с радостью слышал донесения ротных, понимая, что это значит. Все они ещё живы. После пятнадцати минут передышки, подтянув резервы, патроны и немного отдохнув, атакующая цепь вновь двинулась вперёд.
   На улице, вне стен штаба, стоял неимоверный шум. Ружейный, пулемётный и артиллерийской огонь с обеих сторон достиг наивысшего напряжения. Рассмотреть движение наших войск уже не было возможности. Зато Алексей увидел, как на шоссе появился бронированный автомобиль, и первым доложил об этом полковнику.
По поступившему приказу автомобиль поравнялся с линией неприятельских окопов и открыл по ним огонь с фланга. Такая неожиданная помощь вызвала крики «Ура!», и все почувствовали, что наши части опять пошли в наступление. Рубили проволоку, врывались в окопы... Противник оказывал жестокое сопротивление, но всё же постепенно вытеснялся и из этой линии обороны.
   – Кажется, и штыковая рубка пошла, гранаты бросают, – чутко прислушиваясь к бою, произнёс, как бы сам себе, подполковник Марков, стоя рядом с Алексеем на крыльце. Лицо подполковника посерело, под глазами тёмные круги .
   К четырём часам дня и деревушка, и безызвестная высота с номером 353 (Алексей запомнил его на всю жизнь) были освобождены от противника. К счастью, неприятелю так и не удалось прийти в себя окончательно, и после второй линии заграждений сопротивления были только локальные. Алексей изнывал от нетерпения и беспокойства и ненавидел полковника, который, едва взглянув на молодого сапёра, приказал ему быть с командой при штабе.
   Из штаба дивизии подоспели ещё несколько рот в помощь, но подпоручик Иванов этого уже не увидел. Со своей командой он выдвинулся к немецким окопам, стремясь немного перестроить их для успешной обороны в случае контратак противника.
   – На всё про всё вам отводится часа два, не больше, – строго предупредил подполковник Марков, отдавая приказ. – Потом немец может окончательно прийти в себя. Выяснит потери, перегруппируется и может начать потеху. Вам надо успеть вернуться в расположение части для начала немецкой контратаки. Вам ясно?
   – Но, господин подполковник, – возмутился Алексей, – там все мои товарищи! Как я буду выглядеть, если моя команда вернётся обратно, когда все там, ведут бой.
   – Вы, подпоручик, подумайте лучше о том, как вы будете выглядеть – босиком и в белых рубахах под расстрелом, если не выполните приказ! В данный момент никто дискуссии вести с вами не будет. Ещё один спектакль с обращением к полковнику, подобный тому, что вы давеча устроили, – и вас отдадут под суд за неисполнение приказа. Вам все ясно?
   – Так точно, ясно.
   – Исполняйте и следите за временем. Двадцать минут вам на дорогу туда и осмотр, полтора часа работы, привлеките всех, кого вам смогут выделить, пятнадцать минут на возвращение. Обратно можете помочь кому-то из раненых. Рядовые у вас в команде дюжие, несколько тяжёлых донесут. Санитаров я предупрежу.
   – Разрешите идти?
   – Действуйте.

   Опытные Юрьев и Сёмушкин уже собрали людей, дожидались только Алексея. В полной готовности через пять минут, взвалив на плечи привычный инструмент, быстрым шагом двинулись в сторону уже бывших немецких окопов. Вместе с Алексеем их было всего двенадцать человек, а сделать нужно было немало.
   «Погорячился подполковник», – думал Иванов, двигаясь по полю только что прошедшего сражения. Времени им могло понадобиться больше. Приходилось постоянно обходить воронки, покинутые укрепления и мотки проволоки – перелезать через неё с инструментами было несподручно.
   Вся земля вспучилась и дымилась. Алексей никогда не мог предположить, что так действительно бывает, и это не поэтическая метафора. Добежав до второй линии неприятельских окопов, они осмотрелись. И на поле, и здесь много тел. Подполковник Марков был прав, слух его не подвёл, бились в штыки. Но более всего сильно израненных тел и оторванных конечностей, развороченные черепа, вывалившиеся внутренности. Санитары не успевали всем помочь. Много, очень много тех, кто пытался бороться с пришедшей смертью – пытались сами стянуть одежду или достать бинт. Но на большее сил не хватало, не успевали... Алексей видел страшные раны ещё там, на станциях, когда ехал в отпуск (как давно это было!). И сейчас содрогался, но терпел. А вот не готового к таким видам Родионова несколько раз выворачивало...
   – Может, посмотрим, вдруг живой кто есть, – предложил пожилой Фёдоров, отличный столяр из-под Тихвина, – не по-людски так, мимо проходить.
   – Нельзя, – краснея, но твёрдо сказал Иванов, – нам к сроку надо вернуться, а ещё сделать много придётся. За нами санитары идут м похоронная команда. На обратном пути подхватим, кого можно.
Фёдоров пробормотал что-то мрачно, но возражать не стал. Остальные угрюмо шли, сосредоточенно глядя себе только под ноги...
   – О, гляньте! – вдруг услышали они чей-то радостный возглас, – наши на подмогу бегут с лопатами и ломами! Ну, теперича мы германца забьём!
Ответом наблюдательному солдатику был дружный гогот. Алексей тоже улыбался во весь рот, видя знакомые лица, – живые, слава Богу!
Началась работа...

   К возвращению команды сапёров в распоряжение штаба полка подошло ещё несколько рот подкрепления, и по приказу командира дивизии началось новое наступление в направлении местечка Старый Гай. Но буквально через несколько минут последовал отзыв приказа об атаке с требованием оставаться на месте. Укрепиться как можно сильнее, дабы использовать данный рубеж для завтрашнего наступления.
Подхватив котелок, пачку чая и сухари, сапёрная команда спорым шагом направилась перестраивать немецкие окопы.
   В отвоёванных укреплениях царило радостное возбуждение, никто не устраивался отдыхать. За много месяцев это был первый настоящий бой, к тому же они победили! Сапёры старались как могли быть благодарными слушателями, но работа есть работа. С наступлением темноты, после доклада разведчиков, что противник в целом разбит и отдельными мелкими группами передвигается в сторону Костшебины, в окопы прибыл командир полка. За ним последовала полевая кухня, от котлов исходил горячий пар. В немецких блиндажах нашлись шнапс и консервы.
   – А что, ребята, нарушили мы германцу режим дня! – полковник выпил рюмку немецкой водки за здравие всех присутствующих. Оглядел часть уже перестроенных окопов, коротко взглянул на Иванова, кивнул, не сказав ни слова.
   Из краткой сводки стало известно, что в плен попало более семисот немецких солдат, одиннадцать офицеров. Трофеями стали почти три сотни винтовок, девять пулемётов. Из наших – двое офицеров погибли, прапорщики Волков и Вишняков. Алексей их толком не знал, они были из недавнего нового состава, но всё равно было очень жалко – здоровые молодые ребята... Семь офицеров ранены или контужены, к тому же двое раненых остались в строю. Из нижних чинов погибли сто шестнадцать человек, ранены шестьсот восемьдесят семь солдат, да тридцать шесть рядовых пропали без вести.
   Алексей недоумевал, как можно на таком маленьком пространстве, где почти всё на виду, пропасть без вести.
   – Что это значит, господин прапорщик, – спросил он чуть позже Улыбкина. – То есть они попали в плен?
   – Не обязательно, думаю, часть из них, а то и все, ещё на поле боя где-то лежат. Засыпало в воронке или разорвало, так, что сразу не узнать. Бой-то только недавно закончился, ещё не всех нашли и собрали.
   Улыбкин говорил так спокойно и непринуждённо, что Алексея передёрнуло. Только то, что Сергей Сергеевич чудом в этой сумасшедшей атаке избежал смерти, удерживало подпоручика Иванова от резких высказываний.
   Стоя на краю окопа, он прикрыл глаза и попытался представить себе общее число убитых и раненых, с ужасом осознавая, что тех нар, которых они наколотили в лазарете в дополнение к имеющимся койкам, всё равно совсем не хватит. Раненым придётся ждать своей очереди на земле. Он сразу вспомнил погрузку раненых на санитарный поезд... И чуть не застонал от бессилия, что помочь им ничем не может.
Вспомнил о сестре. Как там Анна? После болезни может ли работать? Понял, что не будет описывать им подробно прошедший бой и его последствия. Просто напишет – был бой, мы атаковали и победили, со мной все в порядке...
   – Ваше благородие, ваше благородие! – услышал Алексей откуда-то снизу. В окопе, вопросительно глядя на него снизу вверх, стоял рядовой его команды ярославец Михалёв: – Мы заканчиваем с левым флангом, взглянуть бы надо. Да Юрьев чаю вскипятил, пожуём да передохнём немного.
   Подпоручик Иванов спрыгнул в окоп и пошёл вслед за своим солдатом.