Атланта. Глава 6. 5

— Подай, пожалуйста, стаканчик. А если он грязный, то сполосни и налей.

Рассевшись в гостиной на небольшой кушетке, мужчина наблюдал за работой своей недавно нанятой горничной.

Налив виски, та протянула ему стакан, но прежде чем решиться взять его у неё из рук, Анкушев, (а это был он), как-то странно на неё посмотрел.

Вздрогнув от его неоднозначного взгляда, она снова принялась за уборку кухни. К этому типу, предложившего ей работу, у неё не было доверия. Тем более с самого утра он пребывал почему-то в дурном настроении.

Быстро начистив решетку, Валерия выгребла из очага золу, после чего поплотнее затянув на талии старый ситцевый фартук, принялась до блеска протирать камин. А ведь ей надо было ещё натереть полы, смахнуть с мебели пыль и помыть окна.

С сожалением посмотрев на свои холеные руки, от которых через неделю такой кропотливой работы могло остаться одно лишь воспоминание, Чехова неохотно взяла в руки тряпку.

— Звать-то тебя хоть как? — спросил через некоторое время тип, с довольным видом приглаживая свои усы.

— Валерия, — тихо отозвалась она, пытаясь догадаться, к чему клонит этот незнакомец.

— Красивое имя, — хмыкнул Анкушев и пригубив немного спиртного, оценивающим взглядом скользнул по её фигуре. — Да и сама ты тоже… Красивая.

Мгновенно вспыхнув, Чехова попыталась сосредоточиться на мытье каминной решетки. Ежели этот тип начнет к ней приставать со всякого рода непристойными предложениями, она откажется от этой работы.

Мало ли в Атланте домов, где можно было бы устроиться горничной, а то и вовсе гувернанткой, если повезет?! Но это жилище она облюбовала именно потому, что оно находилось как раз на отшибе от города, что помогало избежать лишних пересудов, ежели кому-то из знакомых посчастливиться узнать, что окончательно порвав с госпиталем, она была вынуждена зарабатывать на хлеб, устроившись служанкой.

— Можешь идти. На сегодня твоя смена закончена, — отчеканил Анкушев, едва она, покончив с камином, подошла к окну, чтобы взяться за мытье рам.

— Я ещё не протерла окно, — сказала она, несколько удивившись его неожиданной просьбе.

— Завтра придешь, протрешь, — отозвался он, и, заплатив ей часть жалования, тотчас указал на дверь. Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы его оставили одного.

— Вы дали мне больше, чем надо, — проронила Чехова, пересчитав врученную ей сумму.

— Бери, сколько есть, — подмигнул ей Анкушев, и в его черных глаза сверкнуло что-то зловещее.

***

Расхаживая по комнате, Валерия в отчаянии заламывала руки. Подходил срок оплаты долга, а они с супругом за это время так и не смогли раздобыть достаточно средств, умудрившись ещё и потратить часть сбережений на его лечение от беспробудных запоев. Если к концу недели расплатиться с долгами не получится, то очень скоро им придется съехать в барак для белых бедняков.

Попав под влияние Вадика Левицкого, ещё того маститого шулера, Рудаковскому до такой степени полюбилась игра в покер, что проводя в его компании почти все свое свободное время, о последствиях такого общения для себя он даже не задумывался. Быть игроком — означало оставаться ребенком за пределами времени и пространства и, забавляясь деньгами, умирать от смеха.

«Повзрослеть» парню пришлось лишь однажды. Когда сделав под влиянием алкоголя свою последнюю ставку, чтобы отыграться за накопившийся долг, он выложил на стол последние деньги, пока Вадим, слегка нервничая, не сообщил ему дрогнувшим голосом, что тот проиграл десять тысяч долларов.

Не имея возможности заплатить их в срочном порядке, Рудаковский заложил дом и, не зная, как ещё выкрутиться из подобной передряги, однажды он признался жене в содеянном, спрашивая её совета.

Собственно говоря, именно по этой причине Чехова, покинув госпиталь, устроилась горничной к Анкушеву, понятия не имея о роде деятельности своего хозяина.

С той поры муж редко когда возвращался домой в трезвом состоянии. Добравшись до ворот, Рудаковский начинал колотить в ворота, и словно преследуя цель разбудить в округе всех соседей, он звал жену, чтобы та помогла ему подняться с земли и зайти в дом.

Спустя время он даже перестал за собой следить, и продолжая возмущаться из-за несносного поведения, Валерия упрашивала мужа сменить свою рубашку хотя бы перед ужином.

Проснувшись на заре, она спускалась во двор и, поднимая протрезвевшего супруга с земли, тащила его в дом, чтобы уложить на диване в прихожей. А ежели тот отказывался идти, тогда Чехова возвращалась обратно и, стащив из кухонного ящика скалку, принималась его лупить до тех пор, пока тот не оказывался перед ней на коленях, выпрашивая у неё извинение.

Пристрастие к виски очень скоро стало сказываться на его внешности. Лицо Рудаковского расплылось как луна, щеки нездорово опухли, а под вечно красными, как у голодной летучей мыши глазами образовались мешки. Но если бы вся беда было только в этом.

Однажды ночью Чехова поднялась с постели, (спали они теперь в разных спальных, что не желающей забеременеть от такой твари, Валерии было только на руку) и, услышав голос мужа, доносившейся из гостиной, оделась и вышла из своей комнаты. Картина, представшая её глазам, заставила молодую женщину слегка ужаснуться.

Стоя лицом к окну, Рудаковский разговаривал с воображаемым лицом на дереве в саду. Через два часа санитары под предводительством услужливого Фролова увозили его в госпиталь, диагностировав у пациента «Delirium tremens», иными словами «белую горячку». Сопровождая мужа в тот период времени чуть ли не по всем лечебницам Атланты, Чехова могла составить путеводитель по медицинским учреждениям этого города.

Как же она проклинала тогда свой брак! Если бы не последние остатки рассудка, она бы вовсе убила это ничтожество, пресмыкающееся теперь у её ног. Уж лучше тогда жить одной, чем с существом с насквозь пропитыми мозгами.

Хуже всего ей приходилось, когда возникала необходимость выслушивать слезливые упреки мужа в том, что она его никогда не любила, и вышла за него замуж, чтобы отомстить своему сводному брату. Однако как не пыталась Чехова убедить его в обратном, своих истинных чувств по этому поводу она почти никогда не скрывала, а он моментально считывал их с её лица, на котором все было написано.

В конце концов, никто не заставлял её выходить за него замуж, а теперь ей придется тащить на себе этот крест до конца своих дней. Так что если бы знала она заранее, что их брак закончится именно так, то вообще бы не стала выходить за него замуж.

«Если у кого и есть деньги, так это у нашего Глеба. Он теперь у нас «капиталист», —  вспомнился ей однажды насмешливый голос Анатолия Смертина, когда в очередной раз посетив подругу, не успевшей на тот момент переехать от своей тетки, они обсуждали втроем нынешний материальный статус своих коллег. И в чем-то Толик оказался прав.

Никому из их прежних знакомых не удалось достичь столь головокружительного успеха, пусть и не совсем честным путем, как её сводному брату. Но вспомнив о его существовании почему-то только сейчас, Чехова не переставала удивляться тому, как подобная мысль не посетила её раньше.

В принципе, ей было себе несложно представить, чем занимался Глеб в минуты досуга, чтобы застать его наедине. Как обычно, гульбища со всяком сбродом, которое не могли терпеть ни она, ни её знакомые.

Временами её бесило, что он водиться со всякой швалью, но указывать ему, как жить, она не могла.

В конце концов, он был взрослым человеком и вполне отдавал отчет своим поступкам; значит был способен самостоятельно разобраться с собственной жизнью.

Глава 6.6

http://proza.ru/2024/07/16/644