366 снов на Благуше. Часть 20

Сон 156
Яркий свет и запах свежесваренного кофе разбудил его.  Он лежал в мягкой очень удобной постели в просторной светлой комнате с белыми стенами, напротив окна, занавешенного голубыми шторами, сквозь которые светило солнце. Перед ним стояла белокурая статная девушка  в сером платье и белоснежном кружевом переднике. На ее длинной, немного пухлой лилейной шее, под подбородком, видна была маленькая, едва заметная запекшаяся ранка. Эмиль сразу узнал ее. «Сестра Луиза?» - спросил он, почему-то обрадовавшись. Сестра Луиза не изменилась в лице. «Завтрак в соседней комнате, синьор», - сказала она и вышла.
Эмиль встал, подошел к окну и отдернул штору. К его немалому удивлению, она закрывала искусно нарисованное окно, за которым были изображены озаренные солнцем цветущие вишни на фоне лазурного неба и темное кружево теней на светло-зеленой траве. Да, это была только картина, но откуда тогда взялся свет?
Размышляя о происхождении источника света, Эмиль умылся,  облачился в новый, как будто сшитый для него, камзол и вышел в соседнюю комнату, где был накрыт завтрак.
Никогда, кажется, Эмиль не ел с таким аппетитом. Свежеиспеченные, еще теплые булочки с румяной хрустящей корочкой, свежее масло, пекорино, душистый мед, великолепно сваренный кофе, густые желтоватые сливки – все это заставило Эмиля забыть на некоторое время об обстоятельствах, предшествующих его появлению здесь.
Когда он, неторопливо доедая предпоследнюю булочку,  дверь бесшумно отворилась, и в столовую вошел широкоплечий бухгалтер отдела по связям с общественностью  - тот самый, что намедни выдал ему гонорар за успешную миссионерскую деятельность в России.


Сон 157
«Простите, что опоздал к завтраку, - сказал бухгалтер, протягивая ему холодную желтоватую очень гладкую руку с идеально ухоженными ногтями. – Знаете ли, все дела, дела…Надо делать очередной отчет для Ватикана, а у нас оптимизация, вся работа на мне, я даже не спал этой ночью. Закончил отчет, встретил восход солнца на берегу лагуны и сразу к вам – поговорить о нашем совместном проекте. Судя по запаху, сестра Луиза сегодня особенно постаралась». Тут острый взгляд его черных глаз-буравчиков  упал на корзину, где лежала одинокая булочка.  Бухгалтер не изменился в лице и любезно спросил: «Вам налить кофе, мсье де Томон?» - «Нет, спасибо, что-то не хочется», - несколько принужденно ответил Эмиль. – «А вот я не откажусь, - сказал бухгалтер. – Хочется прийти в себя после бессонной ночи и прогулки по утренней прохладе».
Чуда, на которое надеялся Эмиль, не произошло. Кофейник оказался пустым.
Однако бухгалтер и тут сохранил присутствие духа. Выпив стакан воды, он пристально посмотрел на Эмиля, немигающими блестящими темными глазами, почти лишенными белков.
«Итак, вернемся к нашему совместному проекту, руководителем коего являюсь я. Не скрою, на мне лежит наиболее сложная и ответственная часть проекта. В мои обязанности входит продвижение русского языка и культуры в высших кругах Венеции, и первым этапом данного проекта должен стать курс по истории культуры Древней Руси, состоящий из 111 лекций, которые мне надлежит прочитать в салоне синьоры Гримальди. Что касается вас, - продолжал бухгалтер, - то вам поручено написать лекционный курс по истории культуры Древней Руси на 666 страницах – не больше и не меньше, - состоящий из 111 лекций по 6 страниц каждая. Как видите, задача несложная, лекции короткие, поскольку необходимо оставить время на вопросы, обсуждение и дегустацию блюд русской кухни, которые, естественно, не должны повторяться. Через 333 дня, в это же время, вы должны сдать мне аккуратно переписанный и тщательно вычитанный текст, написанный разборчивым, но убористым почерком. Подробные требования к оформлению текста вам передаст мой секретарь. Рукопись, оформленная без соблюдения соответствующих требований, принята не будет. Вы получите бумагу, чернила, источники  и литературу, равно как и полный пансион в течение 333 дней. Завтра я уезжаю в командировку по святым местам с целью установления плодотворных экуменических контактов, а потому со всеми вопросами и предложениями прошу обращаться к моему секретарю, который будет всегда к вашим услугам. Хорошего дня».
Бухгалтер встал, едва приметно поклонился и вышел, заперев за собой дверь.


Сон 158
Некоторое время Эмиль сидел, как завороженный, без всякого аппетита отщипывая кусочки последней остывшей и плохо пропеченной булочки. Потом замок щелкнул, и в столовую вошло весьма престранное существо,  облик которого показался Эмилю несколько знакомым.   
Существо с большой птичьей головой, увенчанной железной воронкой,  было одето в ярко-красный, расшитый разноцветным бисером, бархатный плащ в форме пелерины. Длинные, мягкие, висячие, словно у спаниэля, уши, покрытые нежной золотистой шерстью, доставали почти до самого пола. В руках, похожих то ли на крылья, то ли на ласты, существо держало большую стопку бумаги, а в желтом крепком клюве – корзинку с пером и чернильницей. Несмотря на курьезное телосложение, существо передвигалось очень быстро, так как к его худеньким ножкам в белых шелковых чулках были приделаны ролики.
«Следуйте за мной», - приказало существо неизвестно каким образом, ибо клюв его был занят корзинкой с чернильницей и пером.
Эмиль повиновался.
Одна из дверей столовой открылась, и Эмиль со своим провожатым оказался в просторном кабинете. Массивные книжные шкафы полностью скрывали его стены, а напротив открытого окна стоял большой письменный стол и деревянное черное, украшенное причудливой резьбой кресло с высокой спинкой и подлокотниками в форме сфинксов.
«Здесь ровно 666 листов, -  сказало существо, аккуратно кладя  на стол увесистую стопку. -  Бумагу для черновиков найдете в выдвижном ящике письменного стола. Там же – подробная инструкция по оформлению текста. Рукопись, оформленная с нарушением требований, с исправлениями, кляксами, помятыми или запачканными листами, принята не будет. Что касается чернил, то вам их хватит с избытком на весь период работы. Если вам понадобятся источники и литература, которых здесь нет, можете обращаться ко мне: все необходимое для работы вам будет предоставлено».
Закончив инструктаж, существо хлопнуло крыльями-ластами. Один из шкафов, оказавшийся потайной дверью, открылся, и  в комнату вкатились огромные, доходившие почти до потолка песочные часы, нижний сосуд которых был заполнен песком.
Существо снова хлопнуло ластами-крыльями, и часы перевернулись.
«Песочек посыпался. Через 333 дня вы должны сдать работу. Хорошего дня», - и существо стремительно выкатилось из комнаты.


Сон 159
Прежде чем сесть за работу, Эмиль решил еще раз осмотреть  новое свое жилище.
Столовая представляла собой октагон, посередине которого стоял квадратный стол  и четыре стула. Здесь было очень светло, хотя окон, даже нарисованных, не было. Казалось, сами белые стены излучали холодный равномерный несколько  мертвенный свет. У одной из стен он увидел фисгармонию, а напротив – огромные часы с маятником.  Рядом с ними висела  небольшая грифельная доска, на которой мелом, крупным ученическим почерком, было выведено: «Распорядок дня». Ниже, более мелкими, но такими же аккуратными буквами, было выведено само расписание.
«6.00 –подъем
6.00-7.00 – водные процедуры
7.00-7.30 – утренний кофе
7.30-12.00 – работа (написание текста)
12.00-12.30 – обед
12.30-13.00 – прогулка по оранжерее
13.00-18.00 – работа (13.00-15.00 – написание текста; 15.00-18.00 – изучение источников)
18.00-18.30 – ужин
18.30-20.45 – работа (изучение источников)
20.45-21.15 – исполнение духовных песнопений (концертмейстер – сестра Луиза)
21.15-21. 30 – молитва в капелле
21.30-21.45 – вино и фрукты
21.45-22.00 – вечерний туалет
22.00 – отход ко сну».
Эмиль вздохнул, вспомнив унылое детство…
Остальные шесть стен столовой занимали двери. Одна, слева от часов, вела в кабинет, другая, справа, - в спальню. Назначение помещений, находившихся за остальными запертыми дверями, оставалось неизвестным.
Дальнейшие изыскания были бесполезны, и Эмиль направился в кабинет.


Сон 160
Окно в кабинете, как и в спальне, оказалось нарисованным. Он уже был готов к этому, и потому не очень расстроился, тем более, что из нарисованного окна дул в меру прохладный свежий ветер, а солнце, скрытое облаками, давало необходимый свет, но не мешало работать. Из своего нарисованного окна он видел озеро, в серых водах которого искрились осколки невидимого солнца, темную полосу леса на горизонте, а вблизи деревянную церквушку, в маленьком окошке которой мерцала лампада. Черные кресты погоста окружали ее, словно безмолвные стражи, и, как будто устрашившись этих покосившихся полусгнивших надгробных памятников, темные свинцовые тяжелые тучи медленно уплывали прочь, а над храмом и кладбищем небо, озаренное лучами невидимого солнца,  было светлым и бездонным и казалось окном в Царство Божие.
«Святая Русь…» - заворожено прошептал Эмиль и задумался. Но ненадолго. Выдвинув один из ящиков письменного стола, он вытащил оттуда несколько листов бумаги для черновиков, на оборотной стороне которых  были финансовые отчеты отдела по связям с общественностью, и написал название   введения к лекционному курсу – «Космичгское и всемирно-историческое значение культуры Древней Руси». Далее все пошло, как по маслу, и через полчаса план  курса  из 111 лекций по 6 страниц каждая был готов.
Поскольку распорядок дня предписывал посвятить первую половину дня сочинению текста, Эмиль, вдохновленный новой и непривычной ролью историографа, с жаром взялся за самую трудную и ответственную часть – введение.
«Несомненно, в прошлой жизни я был русским», - думал Эмиль, ибо, словно из рога изобилия, полились на бумагу идеи, факты и образы, о существовании которых в своей памяти он даже не подозревал. Была тут и суровая дева-богатырша, в кармане которой свободно помещались Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович в полном вооружении и, конечно, с добрыми конями, одного из которых звали «Волчья Сыть», другого «Травяной Мешок», а третьего – «Конек-Горбунок», и некая Ефросинья (о времени и месте ее преславного жития Эмиль решил навести справки в летописи), читавшая в подлиннике  Платона и Овидия и открывшая в Ладоге первую в Европе школу для девочек.
Далее Эмиль уже не помнил себя. Его перо неслось быстрее лани по оборотной стороне финансовых отчетов отдела по связям с общественностью и едва поспевало за величественными и поучительными видениями, разворачивавшимися перед его духовными очами. Среди них была дева со светлой, толщиной в мужскую руку, косой до пят, в сарафане и кокошнике, неспешно вступающая в объятый пламенем город. Пожар стихал, и она, уже в образе райской птицы Алконост, кружила над ним, распевая божественные песни. А порой он видел ее же, среди половецкой степи, раскинувшую крестом руки и останавливавшую одним только взглядом  больших голубых глаз несущийся прямо на нее табун  черных жеребцов. И еще он поведал о той, о которой некий сентиментальный викинг писал, что «дева русская Гаральда презирает», и о той, что принесла спасительный свет в объятую  мраком Средневековья Францию, и еще о некоей великой княгине, носившей под шелками и бархатом власяницу, которую не снимала ровно тридцать лет и три года.
Излишне говорить, что в ослепительном свете этих видений померк, почти исчез образ Софи. Разве могла она остановить на скаку хотя бы одного коня или войти в горящую избу? Воистину, занятия историей освобождают от вллюзий...


Сон 161
Бой часов вывел Эмиля из задумчивости. Ровно полдень. Значит, пора обедать. Эмиль не заставил себя  ждать и вышел в столовую.
Обед состоял из солидного куска мяса с большим количеством овощей и кувшина воды. Он быстро справился со своей порцией и стал ждать продолжения, но его не последовало. Вошла сестра Луиза, чтобы убрать со стола, и строго сказала: «12.35. Вы опоздали на прогулку по оранжерее»
Оранжерея находилась рядом со спальней. Повинуясь едва приметному движению руки сестры Луизы, дверь бесшумно отворилась, впуская Эмиля, и так же бесшумно затворилась.
И он оказался в раю. Канарейки щебетали среди азалий и лилий, золотые рыбки резвились в прозрачной воде бассейна и о чем-то тихо журчал ручей среди шелковистой травы. Эмиль медленно прогуливался по узким тропинкам, блаженно созерцая диковинные растения и внимая пению птиц. Он чувствовал себя совершенно счастливым, забыв о страхах, треволнениях и заботах. В центре свода оранжереи находилось небольшое круглое отверстие, откуда лился такой ослепительный свет, что он сразу отвернулся. Вскоре дверь отворилась, и Эмиль покинул оранжерею.
На столе стояла маленькая чашечка кофе и стакан воды. Он оказался необыкновенно крепким, сладким и горячим, и покуда он пил сей животворящий напиток, сестра Луиза рассказала ему, что оранжерея освещается благодаря солнцу, лучи которого преломляются и усиливаются на своем пути посредством искусно обработанных линз.
Выпив кофе, Эмиль почувствовал невероятный прилив сил и принялся за работу.


Сон 162
После прогулки и кофе вдохновение Эмиля усилилось, однако его стиль стал строже. На этот раз Клио уже не резвилась по волшебному лесу фантазии, ненароком срывая вместе с причудливыми цветами риторических фигур запретные плоды потаенного знания. Теперь она легкой неспешной походкой шествовала среди сумрачных дебрей источников и литературы, время от времени аккуратно срезая острым ножичком то факт, то цитату. Фразы заполняли оборотные стороны  финансовых отчетов отдела по связям с общественностью  легко и быстро, как будто он уже где-то читал и знал их. Недаром один философ говаривал, что знание есть ни что иное как припоминание…
Пробило три часа. Пора было приниматься за изучение источников и литературы. Не без сожаления прервал Эмиль столь сладостный для него процесс письма и углубился в чтение.
Он всегда охотнее писал, нежели читал. Липкая паутина чужих мыслей, беспорядочное нагромождение фактов – все это утомляло его. Однако на этот раз читал он с удовольствием. То была «История государства Российского» Карамзина, прочитать которую ему некогда советовала госпожа Эссельман. Ее покойный муж был российским подданным, и потому она страстно любила все русское, хотя по-русски не знала ни слова.
«По словам одного нашего поэта, - говаривала она, - Карамзин открыл русскую историю, как Колумб Америку. Конечно, и до него были у нас историки, но все они писали скучно  и к тому же по-немецки. Карамзин был первым, кто интересно написал о русской истории. «Оказывается, у меня есть отечество», - прочитав «Историю» Карамзина, воскликнул…» - тут госпожа Эссельман покраснела, замялась и перевела разговор на особенности приготовления черничного ликера, и Эмиль так и не узнал, кого процитировала госпожа Эссельман и в чем была причина ее смущения.
«История Государства Российского», вызвавшая вначале у Эмиля немалый интерес, вскоре показалась ему весьма скучной, и он погрузился в воспоминания о жизни в П.

Сон 163
Однажды дождливым летним вечером после приготовленного Софи обильного вкусного ужина и пары рюмочек черничного ликера госпожа Эссельман разоткровенничалась. Софи ушла на кухню мыть посуду, Джонатан, лениво пожевав пару листиков салата, уполз в свою комнату, и они остались одни. Дождь шумел за окном, барабаня по тазам и корытам, заблаговременно выставленным на улицу (Софи экономила воду, чтобы лишний раз не беспокоить Кестутиса), и новой железной крыше, несколько нарушавшей архитектурный  облик видавшего виды  дома.
«Не нравится мне этот  человек, - вздохнула госпожа Эсселльман, - ведет себя здесь не как батрак, а как хозяин. Вот весной крышу поменял. Я ему говорю: «Платить мне тебе нечем, да и пан Велимирский тебя не похвалит за самоуправство», а он: «Старая крыша так прохудилась, что чинить бесполезно. Надо менять. Не беспокойтесь, пани, я хорошо сделаю: ваши внуки и правнуки будут жить под этой крышей». И правда, сделал на совесть, крыша пока не течет, но скажите на милость, мсье де Томон, откуда у батрака, у которого ни кола, ни двора, столько денег, что он может себе позволить подобные благодеяния?»
Эмиль тоже не знал, откуда у Кестутиса взялись деньги на крышу, а потому промолчал, но подумал о другом: «Откуда Кестутис знал о его приезде и намерении жениться на Софи? Ведь только в случае этого брака внуки и правнук госпожи Эссельман получат возможность жить под  этой крышей». Теперь-то он знал, что Кестутис старался не для госпожи Эссельман, а уж тем более не для него. Старался он для себя, ибо давно положил глаз и на имение, и на Софи, и, считая себя истинным хозяином здешних мест,  был уверен, что получит все рано или поздно.
«Ах, если бы знал мой бедный Карл, где и среди кого я буду жить», - госпожа Эссельман вздохнула, и глаза ее наполнились  слезами. Впрочем, так было всегда, когда она произносила имя покойного мужа.
«И как трагически он погиб во цвете лет: чистил ружье после охоты и случайно выстрелил. Прямо в сердце, - голос госпожи Эссельман пресекся. – И вы только подумайте, что злые люди говорили: дескать, не сошелся у него дебет с кредитом, и он покончил с собой, боясь позора. Вы не поверите, сколько денег я на взятки потратила, чтобы разрешили похоронить его в освященной земле. А люди все равно шушукались, словно гадюки ядовитые. Пришлось мне с малюткой Софи уехать в Страсбург, где нас никто не знал».


Cон 164
Неожиданно кто-то пребольно ущипнул его за ляжку. Эмиль очнулся от полузабытья, в которое незаметно увели его воспоминания о П.
«А песочек-то сыпется», - проговорил секретарь бухгалтера отдела по связям с общественностью, щелкнув крепким желтым клювом.
Железная воронка на его птичьей голове была начищена до блеска, а длинные висячие, покрытые золотистой нежной шерстью уши были озарены лучами заходящего солнца с картины Левитана, заменявшей окно кабинета.
Эмиль взглянул на часы. Они стояли в тени, и он не увидел струйку сыплющегося песка. Однако он заметил, что на дне уже появилась маленькая, едва заметная горка.
«Я принес вам бланки требований на отсутствующие здесь источники и литературу. Просьба заполнять их согласно  новейшим правилам библиографического описания, разборчиво и без помарок». Сказав это, секретарь бесшумно и стремительно выкатился из кабинета на роликах, привязанных к тоненьким ножкам в голубых атласных чулках.
Эмиль погрузился в чтение, которое стало ему порядком надоедать, и  несказанно обрадовался, когда пробило шесть часов и пора было идти ужинать.
Ужин его несколько разочаровал. Как и обед, он состоял всего из одного блюда да и то нелюбимого. Называлось оно «судак по-польски». Правда, в исполнении Софи он был довольно вкусен, заметно уступая, однако, судаку в кляре и уж тем более цепелинам. Поэтому, когда он намекнул Софи, что она способна достичь большего совершенства в других блюдах, судак по-польски исчез из его рациона.
И вот опять он, но в самом худшем варианте: пресный (а  солонки на столе не было), множество мелких косточек, остывшее картофельное пюре и увядшая веточка жесткой петрушки.
Выхода, однако, не было, и проголодавшийся Эмиль съел скудный ужин без остатка, а затем вновь принялся за работу.


Сон 165
Углубившись в русскую историю, Эмиль почувствовал настоятельную необходимость обратиться к первоисточникам и решил  начать с Повести временных лет.
Как только он заполнил требование, в комнату на роликах вкатился вислоухий секретарь. Мельком взглянув на  заполненный бланк требования, он посмотрел на Эмиля с нескрываемым презрением.
«Если вы, молодой человек, взялись писать текст по истории русской культуры, вам следовало бы помнить, что Повесть временных лет встречается только в составе летописей более позднего происхождения. Это знает каждый первокурсник. Итак, извольте переписать требование и указать, какая конкретно летопись вас интересует: Ипатьевская, Лаврентьевская или Радзивилловская. И впредь учтите: все произведения древнерусской литературы, которую вы всю должны проштудировать, находятся в составе летописей».
Эмиль был потрясен. Ничему подобному в Страсбургском университете  не учили, однако он попытался скрыть изъян своего образования.
«Все это мне хорошо известно, господин секретарь, - сказал он с достоинством, - однако неужели нет отдельного издания Повести временных лет?» – «Конечно, есть, - ответил секретарь, - но, простите, это несерьезно. Вам поручено написать не очередную компиляцию, а серьезный научный текст, основанный на доскональном и всестороннем изучении  первоисточников. Для начала необходимо сосредоточиться на изданных текстах, однако не из школьных хрестоматий, а из Полного собрания русских летописей, выпущенных Археографической комиссией».
Сказав это, секретарь исчез, а Эмиль стал исследовать полки в поисках книг по истории русского летописания. В конце концов он вновь заполнил требование, решив вначале прочесть Повесть временных лет в составе Радзивилловой летописи по той единственной причине, что Радзивиллы  вроде бы считались младшей ветвью рода Велимирских. Вскоре появился секретарь и обещал доставить летопись на следующий день.
До вечернего музицирования с сестрой Луизой оставалось около получаса, и Эмиль, утомленный работой, вновь незаметно погрузился в воспоминания о жизни в П.


Cон 166
Однажды душной июльской ночью Эмилю не спалось, и перед рассветом он решил прогуляться в парке. Проходя мимо комнаты госпожи Эссельман, он услышал за дверью голоса.
«Не смей так с ней обращаться, - донесся до него гневный голос Кестутиса. – Ты превратила ее в служанку, она не учится и невежественна, как крестьянка, даже по-французски говорит с ошибками». – «Какое тебе дело, как я воспитываю свою дочь?» - раздраженно спросила госпожа Эссельман. – «Да ты ее и не воспитываешь, - продолжал Кестутис. – Она работает с утра до ночи, а ты шпыняепшь ее по всякому поводу. Ты довела до самоубийства своего мужа и хочешь и от нее отделаться, когда она стала тебе мешать?» - «Ты лжешь! Это был несчастный случай!» - «Это было самоубийство, а  - спокойно возразил Кестутис. – Ты путалась с заезжим русским барином, который побил твоего мужа и отказался драться с ним на дуэли из-за его низкого происхождения, и тот, не снеся позора, застрелился. И не ври, что люди говорили, будто у господина Эссельмана не сошелся дебет с кредитом и оттого он застрелился. Никто ничего подобного и помыслить про него не мог. Он был аккуратным и честным человеком и всегда вовремя выдавал жалованье рабочим». – «Да ты откуда все это знаешь?» - «Я в ту пору работал в Лигатне и слышал, что люди говорили – и про тебя, и про заезжего русского барина, и про бедного господина Эссельмана, но ты меня, конечно, не помнишь, я был тогда еще мальчишкой». - «О, как я тебя ненавижу…» - прошептала госпожа Эсселльман. – «Не сомневаюсь», - невозмутимо ответил Кесутитс и вышел из комнаты.
Эмиль вжался в стену, надеясь, что он его не заметит, но было уже  слишком поздно.
Кестутис увидел его, улыбнулся и поклонился нарочито почтительно.
«Вот, чинил раму в комнате госпожи Эссельман, - сказал он благодушно и слегка нараспев, как обычно хитрые поселяне говорят с господами. – А вам, барин, не надобно ли чего починить?» - «Спасибо, ничего не надо, - пробормотал Эмиль и почти бегом направился в свою комнату.
Случай этот показался Эмилю настолько абсурдным, что он быстро забыл его, тем более, что, оказавшись  в своей комнате,  почувствовал такую усталость, что мгновенно заснул и проспал до полудня, и после пробуждения все услышанное показалось ему нелепым сном. В самом деле, что мог делать Кестутис перед рассветом в комнате госпожи Эссельман и какое ему было дело до ошибок Софи во французском языке? Действительно, Софи говорила по-французски не очень хорошо, однако ее грамматические ошибки не коробили слух Эмиля. В отличие от Кестутиса, который почему-то чрезвычайно интересовался ее воспитанием и образованием. Теперь-то Эмиль понимал, почему.


Сон 167
В 20.44 Эмиль, изрядно уставший от трудов праведных, стоял у фисгармонии. В 20.45  вошла сестра Луиза и заняла свое место. «Что будем петь?» - спросила она. Эмиль не знал, ибо не помнил ни одного церковного песнопения. Сестра Луиза вздохнула. «Придется вас научить, - сказала она. – Начнем с «Te Deum»».
Справедливости  ради надо заметить, что Эмиль не отличался музыкальностью. Про таких в России говорят: «Ему медведь на ухо наступил». Впрочем, сестра Луиза была терпелива. В результате Эмиль выучил одну строфу и громко спел ее в конце зянятия. Сестра Луиза улыбрнулась. «Вы делаете успехи, мсье де Томон. Правда, у вас совеем нет музыкального слуха, зато вы обладаете приятным тенором. Однако постарайтесь петь как можно тише».
Потом сестра Луиза нажала кнопку на маленькой черной дощечке, дверь отворилась, Эмиль вошел в  какое-то темное помещение, и железная дверь за ним  бесшумно закрылась.
Капелла, озаряемая мерцающим светом свечи у алтаря, представляла собой то ли грот, то ли руину. Эмиль ждал, когда глаза привыкнут к темноте, чтобы подойти к алтарю, и вдруг вздрогнул от леденящего ужаса: он был здесь не один.
Перед ним, в темно-синем одеянии, стоял Иисус Христос и, улыбаясь печально и кротко, смотрел на Эмиля карими влажными, немного раскосыми глазами и указывал  на свое собственное распятие.
Потрясенный Эмиль упал на колени и стал истово молиться.
Вдруг он услышал, что кто-то молится вместе с ним, и в голосе его было столько боли, отчаяния и в то же время страстной исступленной веры и  безответной, безнадежной любви к тому, кто, озаренный мерцающим светом свечи, указывал на свое собственное распятие, улыбаясь печально и кротко. Эмиль стал молиться тише и прислушался к словам невидимого соседа, но напрасно: тот молился на непонятном языке.
И тут Эмиль увидел его. Красивое благородное лицо, печальные большие светло-карие глаза, темные волосы с проседью и – крошечные тонкие ножки в красных сапожках. Ни тела, ни рук не было у несчастного калеки.
Внезапно свеча погасла, и Эмиль оказался в кромешной тьме. Через мгновение дверь отворилась: сестра Луиза стояла на пороге. Молитва закончилась.


Сон 168
На столе стояли два бокала вина и хрустальная вазочка с сухофруктами.
«А сейчас пора отметить нашу встречу», - сказала сестра Луиза, садясь и поднимая бокал. Эмиль последовал ее примеру.
«За жизнь!» - сказала сестра Луиза. – «За жизнь!» - повторил Эмиль, немного дивясь столь странному тосту в устах монахини.
Выпив  бокал вина и медленно съев  большой вяленый персик, сестра Луиза встала, внимательно глядя на него и улыбаясь полными алыми губами.
«Неужели монахиням можно так ярко красить губы?» - подумал Эмиль.
«Всегда к вашим услугам», - сказала она, не двигаясь с места.
Тут только Эмиль заметил, что серое монашеское одеяние  сестры Луизы, отливавшее перламутром, было соткано из тончайшего шелка и надето прямо на голое тело, не скрывая, а скорее подчеркивая его великолепные пышные формы.
Однако после всего увиденного и пережитого в капелле Эмиль не мог и не хотел размышлять о значении слов сестры Луизы. Кроме того, он безмерно устал  и хотел одного – спать.
«Спасибо, сестра, - сказал Эмиль, - буду иметь в виду».
«Как вам угодно», - сухо сказала сестра Луиза, - унося на подносе пустые бокалы и сухофрукты, которые он хотел, но не успел доесть.
Пробило десять часов. Пора было идти спать.
Первый день его заключения закончился. Впереди – еще 332 дня.