6. Очнулся
Вокруг палата. Запах формалина обдирал лёгкие. Трубка из руки, умеренный отсчёт капель в системе. Пузырчатая форма жизни, отображающая бренное тело, сонную фигуру девушки и светло-голубую палату с зашторенными окнами.
Степан поднял правую руку, болело в костяшках, обработанные ссадины. Понятно, зацепился с ментом. Положил руку, уткнулся мутным взглядом в потолок.
На Веру.
Девушка вдохнула воздуха, вытянула затёкшую ногу, заморгала, прогоняя сон.
Степан сомкнул глаза.
— Я знаю, что ты проснулся, — Вера поймала его взгляд, когда смотрел на неё.
— Можешь дальше делать вид, что находишься в коматозе, но меня не проведёшь.
— Марфа, пощади, — нутро всё, как пепел. И какого чёрта именно ей позвонил?
— Ммм, плохо тебе?
Он кивнул.
— Жалеть тебя не могу, как-то не хочется. Ты себя и так жалеешь каждую секунду, наверное чуть ли с ума не сходишь от того, как же тебе хреново живётся такому бедному и несчастному. Ай-яй, никто его не любит. С самого детства обделили любовью, передали только боль и страдания, которые передаёшь как эстафету всем, кто пытается любить тебя таким, какой ты есть, со всем твоим внутренним смрадом, у которого до сих пор, как безвольный раб!
Сколько бы вам жертвам — заботы, любви, искренности не подари, вам всё это не в счёт. Собственное эго настолько обременено ежесекундным состраданием, что откуда заметить давно образовавшееся здоровую реальность.
Вера столько всего хотела ему высказать, но замолчала. Посмотрела, с горечью усмехнулась.
— Пошли вы все на хрен — сильные надёжные плечи!
Степан остался в палате один. Бокал, что стоял на прикроватном столике, полетел в стену, разлетевшись вдребезги.
— Вы чего буяните? – сиюминутно ворвалась в приличных годах медсестра, словно стояла сторожевым у палаты.
— Где Любовь Дмитриевна? – зло выговорил Степан.
— На своём месте, она в этом крыле не работает, — медсестра окинула зорким взглядом систему, внешний вид очнувшегося. – Она к хирургии прикреплена.
— Зови её сюда!
— Знаете что, здесь вам не рюмочная, — оглянулась на разбитый бокал, — и у нас персонал — не официантки! – медсестра повела носом, и демонстративно ушла, будто её только что оскорбили.
— Ведьма…
***
Через пару часов, освободившись от прозрачного осьминога в виде трубок, Степан вышел во двор, тропкой уходя к парку хирургии. С намерениями войти в здание, мужчина остановился, заслышав знакомый смех.
Любовь сидела на скамье, в белом халате, напротив ей составлял компанию спасатель с костылями, которого уж больно часто замечал рядом с ней.
Степан самому себе кивнул, пошёл на выход, через заднюю калитку, направившись к дому Веры и Сони.
Свидетельство о публикации №224071601190