13

- До чего же хороша! - Глафира Никитична уже повторялась, но разве могут быть лишними слова в адрес девушки, вчерашней пансионерки, нынешней невесты.

Сонечка перебирала пальчиками на клавишах фортепиано и в разговор не вслушивалась, зато её мамаша забеспокоилась, как бы не сглазили дочку, поэтому перевела беседу в другое русло:

- А как Ваша крестница - Варвара Сергеевна?

- Уж больно чахлая, - пренебрежительно махнула рукой Глафира Никитична.

Себя считала она честным человеком, не боящимся сказать правду. И в глаза, и за глаза.

- Вот уж жаль, - промолвила Татьяна Владимировна. - Знавала я её родительницу. Очень добрая женщина. Были они с супругом, правда, небогаты, но вполне приличные люди.

- Её родительница, моя внучатая племянница, тоже была слаба характером. Но про покойных лучше никак, - тут Глафира Никитична сделала исключение в своих принципах. - А Варя совсем синий чулок. Сидит, целыми днями книжки читает. Я приучаю её к рукоделию. Вот она и чередует книги и шитьё с вязанием и вышиванием.

- Разумно. Но удастся ли ей выйти замуж?

- Не знаю. Польститься-то особо не на что. Может, вдовец какой-нибудь. В наших краях не вижу никого ей в мужья, а в других местах мы и не бываем.

- А она ведь училась с нашей Сонечкой. Соня, - позвала Татьяна Владимировна дочь. Та оставила клавиши и развернулась к женщинам. - Вот Глафира Никитична хвалит твою подружку, Вареньку Палетову, говорит, что рукодельница добрая.

- Ах, Глафира Никитична, - Соня подошла к женщинам, - как жаль, что сегодня она не приехала. Было бы так приятно увидеться.

- Действительно, Глафира Никитична, - вмешалась тут в разговор молчавшая до этого Ольга Павловна. В присутствии тётки мужа она всегда робела, - привозите к нам Варю, мы будем рады…

Татьяна Владимировна была согласна с дочерями:

- Девушкам вместе будет веселее. Сонечке надо теперь набраться сил и здоровья. А доброе старое знакомство только на пользу будет. Дорогая, - обратилась вновь Татьяна Владимировна к своей младшей дочери, - что же ты сегодня от фортепиано не отходишь? Погуляла бы в саду, посмотри, какое солнце. А возле беседки расцвёл розовый куст. Такая прелесть.

Сонечка, накинув лёгкую шаль, послушно вышла.

- Такая худенькая и бледная после пансиона. Уж не знаю, чем её и подбодрить. А как поживают ваши добрые соседи? - Татьяна Владимировна спросила одновременно и Глафиру Никитичну, и свою старшую дочь, надеясь, что кто-нибудь невзначай доберётся до интересующего её молодого человека.

- Афанасий Петрович, как всегда, весь в делах. Поместье процветает, задумал маслозавод поставить.

Татьяна Владимировна задумалась. Хорош, конечно, но для Сонечки староват. Перевела взгляд на старшую дочь.

- У Александры Васильевны Горобец... Маменька, помните её? Удар был, сейчас лежит, никого не узнаёт. Страшно-то как! На прошлой неделе к нам заезжала, ничто не предвещало, и вот такое.

- Помню её, конечно. Но она ведь в преклонном возрасте. Что ж делать?

- Да… съехались родственники... Маменька, а Николай Кузьмич всё же решил оставить службу.

- Думинский? - на всякий случай уточнила Татьяна Владимировна и подалась к дочери, приготовившись слушать.

- Ну там такое огромное поместье, - видя живой интерес, подхватила последнюю новость Глафира Никитична. - Где же тут совмещать со службой? Теперь ему нужно в хозяйстве разбираться, да управлять.

«И жена ему добрая нужна. А кто может быть лучше Сонечки?»

- Значит, он сюда окончательно переехал?

- Ну, окончательно или нет, про то неведомо, но так скоро в дела наследства не вникнешь, времени много понадобиться. - Глафира Никитична наклонилась к Татьяне Владимировне, понизила голос, - чем не жених для Сонечки?

- Маменька, - тут же уловила всеобщее настроение Ольга Павловна, - на следующей неделе у меня именины, думаю пригласить к нам на вечер соседей.

Татьяна Владимировна поняла, что пришло время действовать.