Неповторимость, или Энпэпэче...

     От простых читателей коллеги сочинителей, конечно, отличаются. Но есть внимательные читательницы и читатели.

    Внимательные читатели от сочинителей отличаются часто только тем, что сами пока не издают свои тесты.

     Прочитав какое-то литературно-художественное произведение, внимательный читатель может воскликнуть:
 
     Или "О, он написал так, как я хотел это сделать, но он опередил меня!",

     Или "О, я такое у него/неё уже встречал!",

     Или "О, я такое уже встречал у других, а не у него/неё!".

     Первое восклицание часто издаётся читательницами или читателями, когда ими прочитано так называемое оригинальное или даже уникальное эльхапэ. Литературно-художественное произведение.

      Сочинитель тогда оттачивает до совершенства свою авторскую манеру, когда старается, чтобы читатели, прочитав кажду строчку какого-то его произведения только и делали, что восклицали: "О, он написал так, как я хотел это сделать, но он/она  опередил/опередила  меня!".

     В отличие от читательниц и читателей, которые остаются только читателями, те читатели, которые вдруг захотели стать сочинителями, воскликнув, что их опередили, начинают разбирать какое-то произведение по косточкам.

     Желание разобрать по косточкам чужое произведение часто можно назвать творческой завистью.

     Творческая зависть - это, может быть, и не очень хорошо, но гораздо лучше даже белой материальной зависти, а, тем более, - чёрной материальной зависти.

     Чёрная материальная зависть - это объект изучения не в литературоведении, а в криминологии. Данный текст криминологическим не является, рассматривать чёрную материальную зависть мы в нём не будем.

     А белая материальная зависть от чёрной отличается признанием того, что какой-то сочинитель по праву обладает какими-то материальными благами, то есть его эльхапэ настолько хороши, что ими он вполне заслужил своё материальное благополучие.

      От прежних, бумажно-печатных сочинителей, сочинители электронные отличаются тем, что у них очень мало оснований  для возникновения как белой, так и чёрной материальной  зависти к коллегам. 

      Другое дело: творческая зависть. Она может возникнуть не только в бумажно-печатном, но и в электронном живом сочинителе.

     И бумажно-печатные, и электронные живые сочинители творчески завидуют тому своему коллеге-сочинителю, в каком-то произведении которого нет никаких самоповторов и заимствований чужого.

     Самоповтор - это использование в конкретном своём произведении каких-то мыслей и образов, которые уже встречались в прежних своих произведениях.

     Часто заимствуют чужое такие срюочнители, как цитатчики.  Встречаются также и плагиаторы, но их  сочинителями называть нельзя, потому что они совсем ничего не сочиняют, а воруют чужое не только кусками, а целиком.

     Цитатчики бывают горячие и холодные.

     Холодные цитатчики переводят как чужие мысли, так и чужие литературно-художественные образы на язык своих мыслей. Их ещё можно называть интеллектуальными или умственными цитатчиками.

      Горячие цитатчики даже чужие мысли переводят  на язык исключительно своих художественных образов, а те их образы, которые являются переводом на свой язык заимствуемых чужих образов, гораздо горячее последних!

       Очень часто горячих цитатчиков принимают за оригинальных авторов-сочинителей те читательницы и читатели, у которых пэпэ. Плохая память.

    И тут возникает проблема, необходимость ответа на вопрос: энпэпэче, надежда на плохую память читателей, возникающая, естественно, у авторов-сочинителей, является моральной или аморальной?

     Так называемые постмодернисты-энциклопедисты, такие, как М.Павич, являются честными, то есть почти всегда указывают тех, у кого заимствуют или мысли, или художественные образы.

     Но эльхапэ, литературно-художественное произведение - это не научная статья, не научная монография, не учебник.

     Многим читателям художественной литературы скучно читать литературно-художественные произведения, в которых указания на тех, чья мысль или образ позаимствованы, являются слишком многочисленными.

     Дело литературоведов: толковать чужие литературно-художественные произведения, выискивая в них самоповторы или заимствования у других авторов как мыслей, так и художественных образов.

     Другое дело, - рядовые читательницы и читатели. Они читают не для того, чтобы нечто найти в литературно-художественном произведении, а для того, чтобы получить удовольствие.

     Читательниц и читателей нельзя  обвинять за то, что они получили удовольствие от чтения произведения, полного самоповторами и заимствованиями у других авторов-сочинителей!

     Можно ли осуждать автора-сочинителя за то, что он, создавая какое-то своё литературно-художественное произведение, проявлял  энпэпэче, надежду на плохую память читателей? Наверное, нельзя, если он и сам не помнит, откуда он взял какую-то мысль или образ: из своего прежнего произведения или из произведения чужого.

     А вот искусственный интеллект можно настроить так, что он всегда будет морален, то есть постоянно будет указывать на те произведения и на тех авторов, у которых он позаимствовал или мысль, или образ.

     Таким образом, живой, пусть и электронный сочинитель, стремится, даже надеясь на плохую память читателей, создавать неповторимые литературно-художественные произведения.

     Искусственный интеллект айтишники могут сделать и постомодернистским, и энциклопедически "образованным".

     И всё ещё остаются читательницы и читатели, для которых постмодернизм и энциклопедизм искусственного интеллекта не являются достаточными условиями для присуждения ему победы над живыми сочинителями, как бумажно-печатными, так и электронными.   

     Те читатели, которые читают для удовольствия, а не для определения тех, у которых конкретный автор-сочинитель позаимствовал мысли и образы, к сожалению, могут не отличать произведения, созданные живыми авторов, от текстов, выработанных искусственным интеллектом.

     Ничего не поделать! Пусть некоторые активные читательницы и читатели не отличают произведений живых  авторов от текстов, "сочинённых" искусственным интеллектом.

     Но сами живые, даже электронные, не только бумажно-печатные сочинители могут стремиться вкладывать в свои произведения так называемую искру жизни.

     Айтишники ещё долго не научат искусственный интеллект вкладывать в свои тексты данную искру жизни.

     Что она такое есть? Никто не знает!

     Но много ещё тех читателей, которые ставят знак равенства между неповторимостью литературно-художественного произведения, даже того, которое создано с надеждой на плохую память читателей, и искрой жизни.

     Если говорить не очень научно, то искра жизни - это то, что заставляет читательниц и читателей считать какое-то произведение неповторимым.

     Наличие искры жизни в литературно-художественном произведении позволяет читателям получать от его чтения удовольствие.

     Читая произведение с искрой жизни, читательницы и  читатели  не подсчитывают, чего в нём больше: самоповторов, заимствований у других авторов  или оригинальных, собственных мыслей и образов автора-сочинителя.