de omnibus dubitandum 31. 448

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ (1662-1664)

    Глава 31.448. УБЕРИ РУКУ, СЛОВОМ, ВСЕ, КАК ОБЫЧНО…

    Какая я? Смотрю на себя в зеркало. Никакая. Самая обычная. Глаза гранатового цвета. Челка, волосы прямые и черные, совсем не вьются. Навивай, не навивай, все равно через день, как палки. Нос немаленький, рот выразительный. Зубы, я раздвигаю губы, ну, зубы, вроде, ничего. Шея, шею хотелось бы подлиннее…
   
    Осматриваю себя в зеркало, на мне короткая нижняя рубаха, исподница.

    Исподницу я сменила утром, вчера вечером искупалась в мыльне, так что все чин-чинарем, я делаю себе рожицу, вот тебе, девонька-конфеточка, я приподнимаю подол исподницы, красивые ножки, спрашиваю я себя, можно бы и лучше, отвечаю сама себе, я лохмачу волосы на голове, держись, Алеша, я вылетаю из светлицы.
   
    Алексей захотел идти на наше место в конце сада. Честно сказать, мне тоже туда хочется, но для приличия я пробормотала что-то вроде, лучше давай здесь.
   
    Он не стал меня слушать. Просто взял за руку, и мы пошли в конец сада.

    Мы сразу начинаем целоваться. Я тебя люблю, шепчет он мне, я молчу, а ты, спрашивает он, что я, ты меня любишь, разве можно об этом так часто говорить, спрашиваю я, о чем же еще говорить, ну не знаю, так ты меня любишь, люблю, отвечаю я. Алексей после этих моих слов целует меня взасос, я чувствую, что он уже ухитрился распахнуть мою рубаху. Не надо, я чуть-чуть, ну что ты делаешь, убери руку, словом, все, как обычно.
   
    И потекли часы, как минуты, всегда поражаюсь, как быстро бежит время, когда мы с Алексеем целуемся и ласкаемся.
    
    Я украдкой смотрю на Алексея, его лицо раскраснелось, видимо, и у меня такое же.
    Там, за оградой, в соседнем саду слышится тихая возня, затем вдруг девушка почти в голос вскрикивает, что она боится, и тут же издает тихий возглас, как будто она вошла в холодную воду.
   
    Мы сидим тихо. Если уходить, то нужно, видимо, было раньше.

    — Никита, Никита, — слышится снизу.
   
    — Вот так, миленькая, вот так, моя девочка, — парубок дышит тяжело и ритмично.
   
    И я вдруг понимаю, что он уже в ней. Алексей осторожно обнимает меня, и мы опускаемся на кафтан, брошенный Алексеем в траву.

    Невыразимое чувство охватывает меня. Я хочу того же, что происходит между парубком и девушкой рядом с нами. Алексей кладет мне на грудь свою голову, и мы замираем. Любовные звуки за оградой не слышать невозможно.
   
    Девушка стонет, иногда почти в голос, парубок действует молча, слышно только, как он тяжело дышит.
   
    — Девочка моя, мне можно? — спрашивает он.
   
    — Я не знаю, — отвечает она, всхлипывая.
   
    Парубок издает какой-то звериный рык, и звуковая картина совсем изменяется. Они по-прежнему дышат шумно, громко, но уже не так как прежде.
   
    — Тебе было хорошо? — спрашивает парубок.
   
    — Да, — отвечает она.
   
    Тягучая, долгая тишина.
   
    — Никита, ты же обещал быть осторожным.
   
    — Я и был осторожным.
   
    — А это что?
   
    — А это?
   
    — А это.
   
    — Зато прыщей не будет — парубок смеется.
   
    — Это у кого прыщи?
   
    — Ну, раньше ведь были. До того как мы…
   
    — Ты бессовестный, вот залечу, будешь знать.
   
    Слышны звуки поцелуев.
   
    — Тебе помочь?
   
    — Уже помог.
   
    — Что-то ничего в тебе не держится.
   
    — Боже, как сегодня много, пойдем к речке, я хоть подмоюсь, — говорит она.
   
    — Будет много — две недели на голодном пайке. Ну, пошли, обкупнемся.
   
    Снова звуки поцелуев. Через некоторое время они встают и идут к реке, теперь нам видны их спины, девушка совсем юная, может чуть младше меня, а парубок, такой молодой, не как Алексей. Они уходят, неся с собой свои сумки.
   
    Я смотрю на Алексея. Я понимаю, что сейчас произойдет. Противиться я больше не смогу. Я чувствую, как мелко дрожат мои губы, дрожат руки, я впервые стала невольным свидетелем чужой близости, боже, я ни в чем не виновата.
   
    Но у меня есть любимый, я хочу любви и, пусть будет, что будет, пусть это животная страсть, пусть, но я, похоже, хочу этого.
   
    Алексей обнимает меня, и мы…
   
    Через минуту на мне ничего нет, но если прежде я никогда не позволяла ему снять с себя рубаху, то теперь все происходит легко и просто, я даже приподнимаю попку помогая ему, полностью освободить мои ноги.
   
    И вот Алексей на мне, он жарко целует меня, его рука там, внизу, он изумленно смотрит на меня, Наташенька, какая ты влажная, ты хочешь? Да, наверно, шепчу я в ответ. Он делает какое-то движение, ах, это он раздвигает мои колени, и вот он снова на мне, я чувствую животом его разгоряченный орган, он, орган, сдвигается пониже, он уже там, внизу живота, между моими ногами, он тычется в меня, я закрываю глаза, вот сейчас, вот сейчас…
   
    Но у него что-то не получается, он почти попал и вот опять мостится, как мне ему помочь, он вдруг начинает двигаться толчками, его член толкает меня там, внизу, но он не во мне, попал в просак, иначе было бы больно, я ведь еще ни с кем…
   
    — Наташа, любимая, — вскрикивает вдруг Алексей и дергается, как в припадке.
   
    И я чувствую, как он выплескивается на мой живот, на бедра, на лоно…
   
    Я обнимаю его изо всех сил, я люблю его, он мой, ничего, что у нас не получилось, мы все равно стали еще ближе, я целую его горячие губы, все хорошо, миленький, все хорошо, я подспудно радуюсь и за себя, я осталась девушкой, хотя пережила такое… Случилось почти, но не совсем.
   
    — Погладь меня еще, — тихо прошу я через некоторое время.
   
    И мой Алексей делает своими чудными пальцами то, что нами хорошо освоено, это совсем безопасно, но так сладко, я возбуждена и достигаю вершины почти мгновенно, после того, как он находит мою заветную струну, я кусаю его в плечо, я кричу в голос, я чуть не плачу… И, проваливаюсь...
 
    — Пусти, я закричу.
   
    — Кричи.
   
    — Алеша, пусти.
   
    — Раздвинь ноги.
   
    — Нет.
   
    — Раздвинь.
   
    — Алешка, я обижусь и уйду.
   
    — А я не отдам тебе твою рубаху.
   
    — Сам носить будешь, да?
   
    — Смотрите, да она еще надсмехается.
   
    — Алешка, убери лапу.
   
    — Наташенька, лебедушка моя, люблю тебя.
   
    — Ну, не надо.
   
    — Тебе не нравится, когда я так делаю?
   
    — Не нравится.
   
    — Значит, ты меня совсем не уважаешь.
   
    — Уважаю.
   
    — Тогда почему?
   
    — Ну, не кусай мне губы.
   
    — А тут можно?
   
    — Ой, мне щекотно.
   
    — Значит, нравится, что молчишь?
   
    — Ты чокнулся, что ли? Убери руку.
   
    — Ну, раздвинь ноги, что ты их так сжимаешь.
   
    — Алеш, ну, не надо, ну, отпусти.
   
    — Ну, тебе ведь самой нравится, ну, не сжимай мою ладонь.
   
    — Не дави так коленом, больно.
   
    — Ну, пожалуйста.
   
    — Ты с ума сошел, мамочка, что ты делаешь.
   
    — Я только поглажу тебя.
   
    — Алешка…
   
    — Все, все, клянусь, больше пальцем не шевельну.
   
    — Ты бессовестный, сейчас же убери оттуда руку.
   
    — Ни за что.
   
    — Больше не пойду с тобой?
   
    — Пойдешь.
   
    — Алешка, ты с ума сошел, вдруг кто-нибудь подойдёт к беседке.
   
    — Никто не подойдет.
   
    — Алеша не надо, пожалуйста.
   
    — Наташенька, ну я чуть-чуть, ну можно?
   
    — Мне щекотно.
   
    — Теперь потрогай ты меня.
   
    — Где?
   
    — Вот здесь.
   
    — Ты, нахал.
   
    — Ну, слегка, ну, пожалуйста.
   
    — Ну, потрогала.
   
    — Не так.
   
    — А как?
   
    — Всей ладонью. Сильнее. Тебе нравится?
   
    — Кошмар.
   
    — Что — "кошмар"?
   
    — Какой он.
   
    — Какой?
   
    — Твердый.
   
    — А знаешь, почему?
   
    — Не знаю.
   
    — Потому что я люблю тебя.
   
    — У меня спина затекла так лежать.
   
    — Давай, я лягу, а ты на меня.
   
    — Давай.
   
    — Садись верхом.
   
    — Еще чего захотел. Слушай, а который час?
   
    — Полдвенадцатого.
   
    — Да меня убьют дома! Я в десять обещала вернуться.
   
    — Ну, побудем еще.
   
    — Да ты что, совсем что ли?
   
    — Ну, побудем.
   
    — Нужно бегом домой. Давай сюда, быстро.
   
    — Что давать?
   
    — Кончай, придуриваться.
   
    — Не язви. Побежали, побежали.
   
    — Ну, подожди, дай хоть портки поправить.
   
    — Ой, ужас, рубаху помял, волосы растрепал.
   
    — Давай поцелуемся.
   
    — Ну, только разочек.
   
    — Когда мы увидимся?
   
    — А когда хочешь. Пошли. Пошли.