Человек-легенда В. Ершов. Битва страшная, жестокая

 
           Редактор  14 ноя. 24   г.

Я открываю свои многочисленные папки с заметками, очерками, фотографиями и воспоминаниями  старших коллег — прокуроров и следователей, которые были на передовой во время войны. Эти документы, собранные в моём кабинете, больше похожи на архивы краеведческого музея или хранилище рукописей библиотеки.

Как же непросты и тяжелы были их судьбы! Сколько горя, мук и испытаний пережили эти люди! Они выстояли против немецкой армады, победили и буквально из руин подняли страну. Они терпеливо растили нас и наших внуков. А потом ушли…

Лишь наша память бережно хранит их суровые и добрые лица. А строки воспоминаний, написанные их аккуратным и четким почерком, словно оживают на страницах.

…Виктор Ершов, выходец из крестьянской семьи, родился в селе Анютино Саратовской области. С семнадцати лет он на войне, прошёл через множество испытаний:   дважды ранен, терял друзей, стал командиром орудия. В боях  прошёл по землям Польши, Чехословакии, Венгрии и Германии.

 Человек,  после  отдавший 35 лет служению закону, — кто он? Какими качествами обладали наши наставники и учителя, чтобы с такой силой духа служить своему делу?

Именно под руководством В.И. Ершова, Михайловского межрайонного прокурора, начинал свой путь в следственной практике Вячеслав Федотович Шестопалов. Впоследствии он стал достойным прокурором области, отдав ей десятки лет своей напряжённой работы. В отличие от некоторых «варягов», которые на этом посту не оставили ни глубокого следа, ни большого доброго слова.

Леонид Петрович Кондраев, первый заместитель прокурора области,  высоко эрудированный, оптимист  с хорошим чувством юмора, более десяти лет руководил Михайловской межрайпрокуратурой. Он постоянно совершенствовал формы и методы работы, которые были заложены его предшественником Виктором Ивановичем, которого он очень уважал и ценил.

Помню, как в 1999 году я передал в печать сборник «Во имя закона», который   подготовил о прокурорско-следственных работниках. В этом сборнике была и небольшая статья о В.И. Ершове. Леонид Петрович задумался и сказал, что мог бы написать о таком замечательном человеке много тёплых и интересных слов.

Возможно, читатель, понять душу и судьбу Виктора Ершова, солдата Победы и офицера прокурорского корпуса, помогут его откровенные воспоминания и раздумья. Знал я его не один год и встречаясь в прокуратуре области,  мы много  говорили о работе.  Иногда затрагивали и тему войны. 

Сегодня я сожалею о том, что не успел достаточно поговорить и пообщаться с ним, этим мудрым и опытным человеком, а также с другими ветеранами войны. Я  понимал, что многое осталось недосказанным, и это вызывало у меня  чувство  потерять то, что не было запечатлено вовремя,   ведь люди уходили навсегда.

Позднее это вылилось в просьбу, адресованную им, и, конечно, Виктору Ивановичу.

Вот его ответное письмо.

«Уважаемый Николай Федорович, выполняя вашу просьбу, высылаю свои воспоминания о военной службе и работе в органах прокуратуры.

Не обладая писательским даром, я не уверен, что получилось как надо, но надеюсь, что если мои воспоминания понадобятся, Вы и отредактируете и откорректируете их.
Одновременно высылая 3 фронтовые фотокарточки. По минованию надобности в них прошу их возвратить мне. С уважением к Вам
Подпись 26. 03. 2000 г.»

Перед нами воспоминания Виктора Ивановича, строки которых порою  обжигают, словно с пылающего поля боя…

«Мне тогда не исполнилось ещё восемнадцати лет. Но шла война и 27 августа 1942 года в Балашове Саратовской области я был призван в Советскую Армию.
В составе большой группы мобилизованных направлен на учебу в 66-й стрелковый полк 9 запасной стрелковой бригады в г. Пугачев Саратовской области.

Вместе со мной из Балашова были четверо ребят: Толя Скачков, Коля Житков, Коля Кабанин и Коля Тришин - мои друзья.

В 9-й запасной бригаде прослужил я до февраля 1943 года. Был командиром отделения, помкомвзвода, а потом помощником политрука 2-й учебной роты. Служба в Пугачёве была очень трудной: мы были плохо одеты, питание было очень плохим, сильно голодали».

Действительно ли так было? И не преувеличивает ли чего  новобранец Виктор Ершов? Вспоминает призывник из Днепропетровской области Евгений Гаврилов, как   они попали в тот полк в городе Пугачев.

«Трудно было привыкнуть к армейской жизни, строгой дисциплине, безукоризненному выполнению распорядка дня, а главное – очень низкий уровень питания этих молодых, растущих организмов человека. Но привыкали, втягивались в армейскую жизнь и к ее тяготам и лишениям... Были подготовлены к отправке на фронт две маршевые роты по 124 человека».

Виктор Ершов рассказывает о своём пути на фронт, который был непростым из-за его небольшого роста и хрупкого телосложения, как у мальчика.

«Фронту нужны были люди и пришел приказ формировать маршевые роты для отправки в действующую армию. Всех моих товарищей зачислили в маршевую роту, а меня оставили, объясняя тем, что кому-то надо оставаться в тылу, чтобы обучать молодое пополнение. Но я решил добровольно идти на фронт.

Я много слышал и читал, что многие люди из патриотических побуждений, из любви к Родине шли добровольно на фронт. У меня же не было таких высоких стремлений. Я всей душой стремился на фронт, только бы не отстать от своих товарищей, быть с ними вместе.

И я, получив отказ в роте и в штабе батальона, все же добился через штаб полка зачисления меня в маршевую роту, которая была направлена в г. Петровск Саратовской области. Как раз на формирование пришедшей из Сталинграда 42-й Отдельной Краснознаменной стрелковой бригады. Там всех моих товарищей зачислили в состав батареи 45 мм орудий.

Однако меня командир батареи старший лейтенант Коротков, на все мои просьбы не отрывать меня от товарищей, просто прогнал.
«Куда ты лезешь такой, - заявил он. – Ведь нам придется на себе катать орудия. Что ж, я сам за тебя буду таскать орудие?».

Меня послали в ПТРовцы, ( задача которых выбивать танки в бою- Н.Б.). Но мне повезло. Один из моих товарищей Коля Кабанин был назначен в батарее писарем, а когда командир батареи уехал получать орудия, записал меня в список личного состава батареи. Когда же комбат приехал и приказал прогнать меня, то за меня вступился командир взвода лейтенант Сухарев: «Разрешите оставить Ершова в моем взводе. Он лучше всех знает орудие и я назначил уже его наводчиком».

Комбат только сказал: «Ну будешь сам за него таскать орудие. Пусть остается».

Комбат в какой-то степени был прав. Действительно, я хотя и был подготовлен физически, но мой небольшой рост создавал впечатление, будто я слабосильный.

В начале марта 1943 года 43-я бригада прибыла на фронт под город Елец и началось наступление. Наши войска так успешно продвинули немцев на Запад, что получилась Курская дуга, в самой глубине которой мы остановились и заняли оборону. Это было трудное наступление. Глубокие снега, бездорожье, сильные холода, лошади падали от перенапряжения, а люди были измучены до предела.

В результате боев на флангах Курской дуги у Прохоровки и Понырей немецкие войска были отброшены и начали отступать. А 26 августа 1943 года перешел в наступление и наш участок фронта.
До этого мы вели бои, лишь бы не дать немцам снять с нашего направления свои войска и перебросить на опасные для них участки фронта.

К этому времени 42-я бригада была расформирована и на ее базе создана 226-я стрелковая дивизия. В ее составе, в 987 стрелковом полку была   наша батарея 45 мм противотанковых орудий. Но эти орудия были не столько противотанковыми, сколько орудиями сопровождения пехоты. Для нас был основной принцип: «Огнем и колесами с пехотой».

Мы всегда шли следом, метрах в 150-200 за пехотой, а точнее в бою орудия катили на себе и били по видимым целям врага.

Я участвовал в очень многих боях. Там, где с боем шла пехота, там были и мы. Наступали, а порою и отступали, но шли вперед, на запад. Я лично не совершал никаких подвигов, но приходилось находится в тяжелейших и опаснейших ситуациях, терять товарищей.

В то время я уже был командиром орудия, а командир батареи старший лейтенант Коротков Василий Фёдорович стал моим другом.

Вот я и хочу рассказать о самых для меня тяжелых днях, когда я потерял дорогих моих товарищей.
Пусть этот рассказ будет памятью о них.

Мы подошли к Днепру и начали форсировать вместе с пехотой. Под бешенным огнем, когда вода в Днепре кипела от разрывов мин, снарядов и бомб, мы переправляли свои легкие орудия на плотах и резиновых лодках.

Перед нами на противоположенном берегу Днепра находилось село Ясногородка и сильные укрепления немцев.
Мы переправились через основное русло реки на большой песчаный остров, покрытый редкими кустами, но пехота никак не могла форсировать глубокую протоку Моховую. Неоднократные ее попытки переправиться и закрепиться на правом берегу у Ясногородки были безуспешными. Потери были страшные.

А мы на острове, зарывшись в песок, под постоянным обстрелом и бомбежками не могли никуда сдвинуться. Тут на острове погиб мой друг Толя Сачков и теперь над его могилой колышутся волны Киевского водохранилища. Тут и я был легко ранен осколками мины в голову, спину и левую руку, но мне только сделали перевязку и я остался в батарее.

Наконец в одну из ночей пехота захватила участок земли у Ясногородки, следом переправились и мы.
Битва за плацдарм и Ясногородку длилась много дней и ночей. Беспрерывно, а что это была за битва, я просто не умею рассказать.
 Битва страшная, жестокая.
Вот в сборнике «Венок славы», том 6, стр. 119 журналисты Гусев и Студеникин в рассказе «Плацдарм» писали о боях за село Ясногородку «Тогда, в 43-м, ее освобождали три наших дивизии, 121-я, 112-я и 226-я. Двадцать семь раз переходило село из рук в руки».

Бои были страшные. Потери у нас в батарее были очень большие. Здесь мы потеряли половину состава батареи. Здесь погибли Коля Тришин, узбек из Ташкента Муминов, а Коля Житков сильно, тяжело ранен. Из моих друзей-балашовцев оставался один Коля Кабанин, но и его ждала самая жестокая судьба».

Читатель, я прокручиваю в голове те давние события - и горько и очень больно.
В ту войну в районе Ясногородки наши части форсировали Днепр и захватили плацдарм для наступление на Киев. После чего в селе, в четырех братских могилах были похоронены сотни воинов,погибшие при освобождении Ясногородки. в т.ч. 226-й стрелковой дивизии. Среди павших Герои Советского Союза и однополчане-друзья Виктора Ершова.
         
Спустя десятилетия после  того, как   немецкая  армия была изгнана, на земли Ясногородки и на берега Днепра вернулся дух неонацизма и хорошо подготовленные  боевые формирования.

 Сегодня на передовой специальной военной операции против агрессивной   военной силы Европы сражаются внуки тех, кто  бился на фронтах прошлой войны. Они готовы идти до конца, как их отцы и деды, чтобы добиться полной победы.

Продолжаем читать суровые и кровавые описания боёв, которые остались в обугленной памяти артиллериста Виктора Ершова.

«Мы заняли село Ровы, что примерно в пяти километрах от Ясногородки и от Днепра. Непонятно почему, но с нами не оказалось пехоты, а мы вошли в большой лес и беспрепятственно прошли его. На опушке мы даже еще не успели разобраться в обстановке, как из находившихся метрах в 150-и кустов на нас поперли немцы.

Их было много, видимо около 200, а на всего-то человек 30-40. Мы успели привести в боевую готовность лишь одно орудие и наводчик Бабинич стал бить по немцам. Тогда они стали обходить нас на флангах. У нас началась паника.

Люди, бросая все, стали бежать назад в лес.
Командир батареи Коротков Василий стоял за сосной и стрелял из пистолета, а я стоял за соседней сосной, отстреливаясь из автомата. Бабинич, разбив автоматом прицел орудия, бежал в лес.

В этот момент комбат закричал: «Витька, я погиб…» и упал. Я бросился к нему, поднял его, взял к себе на спину и понес в лес. Комбат был небольшого роста, очень худой, так что я мог тащить его на себе.

В это время мой друг Коля Кабанин закричал: «Помогите!..» и упал. Но вокруг уже никого не было, а я не мог бросить комбата и помочь другу. Да и я долго не мог нести комбата, иссякли мои силы и я положил комбата на землю, а сам бросился вперед.

Догнал передки одного из орудий ( двухколёсная, обычно конская повозка для перевозки орудий и снарядов - Н.Б.) и потребовал, чтобы ездовой Ломидзе повернул назад за комбатом. Испуганный Ломидзе отказался возвращаться, но я, наставив на него автомат, пригрозил, что я расстреляю его, если он не подчинится.
По моему виду он понял, что я вполне могу осуществить свою угрозу и повернул назад. Мы положили комбата на передки и поехали в лес.

До того места, где упал Коля Кабанин, доехать мы уже не могли, так как там уже были немцы.

В этот день отступая, мы вынуждены были оставить весь лес, а комбата Ломидзе повез а медсанбат, но по дороге он умер. Слишком уж тяжелым было ранение: раздроблена левая нога и вспорот живот.

А на следующий день мы с пехотой выбили немцев из леса, но мой друг Коля Кабанин был мертв, весь прострелен автоматной очередью. Какой-то зверь-фашист добил раненого Колю.

И теперь, когда прошло много лет, я вижу моего добитого друга и все кипит во мне от ненависти к немцам фашистам. Этого я до конца своих дней немцам простить не могу. Такая смерть Коли вечным укором таится во мне.

Понимаю, что тогда я никак не мог помочь ему, но почему-то так получилось и боль в сердце осталась навсегда, будто бы и я виновен в его гибели.
Это был, пожалуй, если не самый трудный, но во всяком случае самый несчастный день в моей фронтовой жизни". 

         Читайте дальше окончание  судьбы Виктора Ершова и его юных друзей... http://proza.ru/2024/07/19/1291