О трагедиях в воздухе!

Друзья!

Из Сети
"Бегма А.В. выполнял прыжок в группе из семи человек, по упражнению #37 СПП-2010. После выполнения задания в свободном падении и выполнении "разбежки" Бегма А.В. на заданной высоте произвёл открытие основного парашюта. Открытие парашюта произошло с частичным отказом, выразившемся в закрутке строп и начавшемся прогрессирующим вращением вправо. Предпринятые действия по устранению данного отказа результата не принесли. Вместе с тем было потеряно время и высота для безопасного ввода в действие запасного парашюта. Запасной парашют был введён в действие без отцепки отказавшего основного парашюта, на критически низкой высоте. В результате чего Бегма А.В. столкнулся на повышенной вертикальной скорости с землёй. От полученных травм скончался на месте".https://vk.com/dz_putilovo.
И ещё.
"В Ленинградской области мужчина погиб при прыжке с парашютом из-за перекрутившихся строп.
На кадрах, снятых камерой погибшего, видно, что стропы парашюта закрутились, и это не позволило куполу раскрыться полностью и замедлить падение. Также заметно, что парашют, наклоненный на бок, вращается с большой скоростью. Мужчина пытается вернуть перекрученные стропы в правильное положение, но ему это не удается, и спортсмен падает на землю.
 Мужчина прыгал с парашютом в составе группы из семи человек из самолета Ан-28. При ударе о землю спортсмен получил смертельные травмы".https://iz.ru/tag/parashiutisty.
...Други!
Вот ведь как бывает- все  друзья благополучно приземлились,но, видимо,плохая карма не позволила спастись этому парашютисту-неудачнику.
Как пишет Е.И.Рерих, все несчастные случаи в большинстве своём  имеют кармическое происхождение.
Вл.Назаров
********
Чернышенко Олег Валентинович
Сон-вещун

Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Мой друг и я падали вместе. Ни один из наших
парашютов не работал нормально. Мы сделали всё, что могли (тогда мы так думали). Нам
оставалось ждать встречи с землёй. Описанный случай произошёл со мной и моим другом
более 20 лет назад.

СОН-ВЕЩУН
Дверь "парашютного" самолёта всегда разделяет мир на две неравные части. Одна из них, меньшая,
рядом. Ты можешь её потрогать, убедиться в реальности её существования. Это порог, двери, тонкие, но
осязаемые стенки фюзеляжа, шум мотора, вибрация, в конце концов - ты сам и твои товарищи рядом. Они
стоят и ждут твоего сигнала.
"Они" - "московская" четвёрка: Юрий Грязнов - "Юрик", Владимир Какичев - "Вовочка", Владимир
Царёв - "Царь". Ну, а я - "Алик". Мы собираемся попробовать построить фигуру из парашютных куполов.
К тому времени парашюты уже имели форму крыла, поэтому стал возможен "групповой пилотаж", как на
самолётах. Если смотреть на фигуру спереди или сзади, то она будет напоминать ромб. Но "алмаз" звучит
поэтичнее.
Вообще-то мы собираемся на большую авантюру. Таких фигур мы ещё не строили. Мы только думаем,
что уже "держим бога за бороду".
Под нами наш родной подмосковный аэродром - "Волосово". Здесь наш родной 3-й Московский
Городской аэроклуб, здесь корни наших успехов, здесь нами восхищаются, здесь нас любят.
Выражаясь по-боксёрски, "в синем углу" - с другой стороны двери - воздушное пространство, пропасть в
1000 метров. Как и все страшные вещи в нашей жизни, оно с виду приветливо. Вмещает в себя голубое
небо, солнце, собирающееся уже на ночлег, и демонстрирует свою дружелюбность, подменяя цифру 1000
совершенно неестественным макетом окружающего пейжаза. Так и кажется, что шагни из двери и кто-
нибудь недовольным голосом окликнет тебя: "Куда прёшь? Под нoги смотреть надо!".
Однако, мы всё ближе к точке пространства, где нам лучше всего покинуть эту призрачную твердь.
Лётчики удивляются на парашютистов - почему те без явной нужды покидают "совершенно нормальный
самолёт". (Ну, это ещё вопрос, что нормально, а что нет. Допустим, во времена братьев Райт, такая
киргудовина в небе была бы сенсацией. А уж во времена И. Крякутного могли бы и вообще взять "под
белы рученьки").
Мы приближаемся к заветной точке со скоростью 40 метров в секунду и рефлексировать на эту тему
недосуг. Отработаный сотнями прыжков ритуал смущает одна маленькая деталь. Утром, во время
предпрыжковой подготовки, Юрик сказал: "Мужики, мне сегодня сон-вещун снился. Что-то такое, то ли
отказ, то ли что, основной раскрыт, а я падаю. Может, мы сачканём сегодня?"
Если бы мы маялись с похмелья, если бы был любой другой предлог, мы могли бы и правду сачкануть. В
конце концов, мы приехали с одного сбора сборной команды СССР и скоро должны ехать на следующий.
Но не прыгать по такому смешному поводу - это просто-таки смешно.
- Да ты чё, с ума съехал? - дружно ответили мы, - Давай, давай, пошли.
И вот мы идём. Это последний подъём этого дня. И всё нормально.
Посмотрел на мужиков. Говорить ничего не надо. Мы понимали друг друга с одного взгляда.
- Погнали ... наши городских.
Дёргаю вытяжной тросик, как только чувствую себя свободным от самолёта. Тут же начинается
раскрытие и торможение. Мужики прямо следом за мной. Их купола рядом. Стыкуюсь с Вовочкой. Мы
образовали пеленг. Справа к нам пристраивается Юрик. Его купол образует правое плечо ромба. Остаётся
замкнуть формацию снизу куполом Царя и - вуаля. Но как сказал поэт, "гладко было на бумаге"...
Отрабатывая пеленги, мы имели возможность контролировать купола уже на подсознательном уровне. Мой
купол имел тенденцию к развороту вправо. Я всё время компенсировал доворот. Для меня это стало
привычным. Однако, чтобы состыковаться с куполом Юрика и захватить его стропы ногами, мне пришлось
отпустить стропы управления. Мой купол начал свой обычный доворот. Мой и Вовочкин купола начали
лететь в разных направлениях. Левые секции его купола начали "играть", складываться, потому, что я стал
тянуть его за угол в сторону. Я пытался удержать купола слева и справа от меня. Кричу Вовочке: "Прокачай
свой купол".
Да куда там. Его купол начинает играть всё больше и больше. Вовочка начинает раскачиваться как на
качелях. Снизу уже подходит купол Царя. Вовочка настойчивым голосом:
- Отпусти.
Я ему:
- Прокачай.
Всё это время я продолжаю ездить по стропам куполов Юрика и Вовочки. Наконец, Вовочка попросил
очень душевно и я отпустил...
- А-а-а! ... - как из пращи лечу вправо. ( Конечно, за эти секунды мой купол уже довернул прилично. Мне
только казалось, что я летел прямо. Но это Вовочкин купол удерживал моё направление. И вот теперь -
"летун отпущен на свободу").
Это был даже не полёт. В одно мгновение красный купол Юрика затмил для меня весь свет. Х-х-а-а-м-п -
хруст ткани. И я оказался в темноте. Нет, не в темноте, а в тёмно-красном мешке. Ткань туго обхватила
меня. Мгновенно стало душно. Запах парашюта ударил в нос. Этот запах никогда не выветривается из
укладочных комнат и парашютных хранилищ. В это мговение мне он казался запахом смерти. Я знал, чем
это всё должно было кончиться. Я был замотан в юриков купол. Если сейчас он отцепится, то его парашют
станет моим саваном. Всё, что я мог видеть, - уходящие вниз стропы. Борюсь со спазмами паники и
выдавливаю из себя:
- Юрик, не отцепляйся, я попробую выбраться.
Всё-таки в голове что-то осталось. Разбирая возможные ситуации, мы договорились, что перед любыми
действиями должен быть установлен голосовой контакт.
В этот момент какая-то сила рванула меня. Бам-хам-ж-ж-ик.
И я снова увидел белый свет!
- О-о-о!
Так, наверное, радуются шахтёры, выбравшиеся на поверхность из завала.
Однако радость оказалась преждевременной. Видимо там, наверху, кто-посчитал, что не всё ещё испито
из чаши оной.
"П-о-г-о-одьте", - сказал тот кто-то и невидимая рука швырнула меня вправо-вниз. Это было идиотское
чувство бесконтрольного падения. Чтобы сделать что-то, нам всегда нужна опора. А вот её-то я и не
чувствовал.
Осмотрелся. Вытяжной парашют юриковoй системы застрял в моих стропах. Решение на такой случай в
голове у любого парашютиста - обрезать. И нож - вот он, на запаске. Одна беда - вытяжник далеко.
Распашной слайдер, такая штуковина, позволяющая снизить динамический удар при наполнении купола,
удерживал его дальше длины моей руки. На несколько секунд вращение прекращается. Пытаюсь рывком
вверх дотянуться до застрявшего вытяжника. В это время начинается новый раунд кувырканий. Так
повторяется два или три раза. Идиотизм ситуации в том, что, чтобы обрезать вытяжник, мне надо потянуть
свободный конец к себе. Пока я это пытаюсь сделать, наши купола разлетаются в разные стороны. Мой
купол вытягивает рифовку Юриковой системы и гасит его купол. Он повисает на моей передней группе и
мы начинаем бешеную спираль. Во вращении я догоняю Юрика. Купола снова надуваются. И всё
повторяется сначаля. Ясно, что так ничего не выйдет . Хорошо. Отцеплюсь. Смотрю на высотомер - мы уже
ниже 300 метров. Низко. В это время рывок прекращает вращение. Оглядываюсь назад. Юрик открыл
запасной парашют. Вращения нет. Но теперь мой купол - "крыло" и Юриков круглый запасной образовали
связку. В одной упряжке оказались "конь и трепетная лань". Ни один из наших куполов не работает
нормально. Я в пикировании лицом вниз. Юрик растянут между мной и своей запаской спиной к земле.
"Отцепиться? А Юрик?"
Высоты - около 100 метров. "Нет, уже проехали". Надо думать о приземлении. Смотрю вниз. Под нами
густой лес. Самое оно. Хороший шанс, что мы повиснем на ветках. В это время наша система начинает
вращение. Мы падаем, вращаясь неравномерно, как брошенный молоток. Инерция вращения и ветер
стаскивают нас на большую поляну. Это всё! Там нам ничего не светит. Стало так тоскливо. Я вижу, как
моё спасение проезжает мимо на расстоянии вытянутой руки. Господи! Ну почему?! Дышу прерывисто. До
земли секунды. Теперь остаётся только ждать. Где-то на заднем плане мысль: "Мне же конец наступает,
почему же жизнь не проходит перед моими глазами?" На поляне растёт высокая берёза. Гаснущий уголёк
надежды вспыхивает опять. "Если попаду на эту берёзу, то выживу". Кажется, несёт на неё. Нет.
Промахиваюсь. Самую малость. Ага, рядом большая яма, наполненная водой. Не мёд, но всё лучше, чем
просто на землю. Вижу, что не попадаю и в неё. "Почему?!" До удара секунды три. Земля несётся в лицо.
Две. Сейчас...
Впечатление, что меня подключили к высоковольтному кабелю. Ток проходит от пяток до затылка. Мне
показалось, что от удара я подпрыгнул. Теперь ток побежал от затылка в обратную сторону. Это уже от
удара головой об землю. Боль захлестнула сознание. В ушах гул и звон. Но! Я всё ещё жив! Боль стала
переходить в зуд по всему телу. Гул в ушах отступил. Я лежал на спине. Не было никакого желания
двигаться. Надо мной было небо такого приятного голубого цвета. Тёплое и доброе солнце. А трава! Вот
уж точно "травушка-муравушка". В небе над головой два купола в бешеном вращении теряют высоту. А,
это Вовочка и Царь. Я и забыл, что нас было четверо... Слабый голос, скорее стон, откуда-то сверху:
- А-а-л-и-и-к.
- Ю-ю-ри-и-к, это ты? - оказывается, мой голос звучит не лучше.
- Ты где?
- Я на дереве.
Поворачиваю голову. Картина в точности повторяет сцену из к\ф "Небесный тихоход". Та самая берёза,
мимо которой я промазал, опутана куполом и стропами, а Юрик висит на большом сучке метрах в трёх о
земли.
- Юрик, спасибо, что открыл запаску. С меня ведро водки.
- Смотри, не забудь.
- Ты что! Ты мне жизнь спас.
Мы лежим. Вернее я лежу, а Юрик висит. Переговариваемся. Балдеем от солнца, хорошего яркого дня,
зелёной травы. Обсуждаем юрикову удачу - одно дерево на сотню метров вокруг и он нашёл его.
Cлышу шорох приземляющегося рядом парашюта и торопливые шаги. Надо мной появляется лицо Царя
в шлеме и в очках. Он лихорадочно ощупывает меня, расстёгивает карабины подвесной системы:
- Алик, ты как? Где болит? Не двигайся.
- Отвали.
- Не двигайся, где больно? Здесь чувствуешь?
- Царь, отвали. У меня ничего не поломано. Я просто балдею. Отхожу.
Царь в изнеможении садится рядом.
- Ты что?! Помахать не мог, что всё нормально? Я уж думал придётся трупы ворочать. Ты бы хоть о нас
подумал.
Царя потрясывает. Рядом приземляется Вовочка.
Мы начинаем переругиваться и пересмеиваться. Наконец, встаю. Начинаю медленно ходить вокруг. Всё
тело ноет, как после хорошего спарринга.
Подкатил "Запорожец". Из него выходит медсестра, тётя Катя.
Она смотрит на нас и говорит:
- Встань.
- Зачем? - ворчит Царь.
- Встань, я тебе сказала! Ты чего, не понимешь? - в голосе тёти Кати проскальзывают истерические
нотки. Царь - ветеран всяких происшествий и переломов, знает, что тетя Катя оценивает, цел ли его
позвоночник.
- Да это не я упал, - указывает рукой на меня, - это он упал.
Наконец до тёти Кати доходит, что всё нормально, обойдёмся без труповозки. Она обессиленно садится
на землю.
- Да ну вас. Дураки. Я уж боялась, что здесь дело серьёзное.
Теперь мы все сидим на земле и смеёмся.
Тетя Катя укатила сказать, что всё нормально. А мы начинаем снимать юриков купол, собирать свои
причиндалы. До городка аэроклуба от того места было километра два. Нас подхватил посланный за нами
ГАЗ-66.
Когда мы вошли в столовую, сборная Москвы заканчивала ужин.
- А где наши порции? - спросили мы Ольгу Медведеву, отвечавшую за питание в сборной.
Глаза Ольги расширяются. Видимо она уже не ожидала увидеть нас живыми.
- А вы что, пришли?
Тут до нас дошло - нас уже списали! Видимо, в тот момент, когда купола скрылись за деревьями. На нас
даже ужин не заготовили. Вот это да! С ужином мы пролетели. Раздача уже закрыта. К нам подходит
Серёга Перерва:
- Мужики, если вы с ужином не выгорает, у меня есть сало и самогон.
!!!
- Так чего стоим? Пошли.
Под действием самогона и сала языки заработали. Стресс начал отпускать. Каждый начал рассказывать
то, что видел со своего места. Очередной заход опять разлит, стаканы подняты.
- Ну, за что?
- Подождите, подождите, - встревает Юрик. - А помните, я говорил вам, что у меня сегодня был сон-
вещун?
о. Сайпан июнь 2004 г.
http://samlib.ru/c/chernyshenko_o_w/

******************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
16 июля 2024 года
************
ПРИЛОЖЕНИЕ

Генерал-лейтенант Н.С.Демин. Десантники (фрагмент мемуаров)
Фрагмент 1-й главы из неопубликованной книги воспоминаний
о войне "Огненные версты" (1976 г.)


...История советских воздушнодесантных войск началась 29
июля 1930 года. В тот день под Воронежем были проведены первые
в нашей стране парашютно-десантные операции с выполнением
прыжков с самолета. Добровольцы, совершившие тренировочные
прыжки, были участниками первого в мире парашютного десанта.
Тогда же в нашей стране началось создание парашютной
промышленности.
Большую роль в организации советских воздушно-десантных
войск, в разработке теории их боевого применения сыграл Маршал
Советского Союза М. Н. Тухачевский. В труде "Новые вопросы
войны" он отмечал важность воздушных десантов в будущей борьбе
против агрессора.
Внимание к боевому применению воздушных десантов позволило
уже в начале 30-х годов обеспечить Красную Армию десантной
авиацией. парашютной и другой техникой и в короткие сроки
сформировать соединения и части воздушнодесантных войск.
К началу Великой Отечественной войны Советский Союз имел
уже обученные воздушиодесантные соединения. К сожалению,
применить эти войска в массовом масштабе в начале войны не
позволила стратегическая обстановка. Красная Армия, активно
обороняясь, отходила на восток. В силу этого и ряда других
причин наша армия, имея хорошо обученные и достаточно
оснащенные боевой техникой воздушнодесантные войска,
использовала их в ограниченных размерах.
В последних числах января 1941 г. командира корпуса и
меня, комиссара корпуса, вызвали в штаб воздушнодесантных войск
(ВДВ). Командующим ВДВ тогда был назначен генерал-майор В. А.
Глазунов, членами Военного совета т. т. В. Я. Клоков и Г. П.
Громов.
x x x
Первый прыжок десантника является как бы концентрированным
выражением всех человеческих качеств -- смелости, отваги,
бесстрашия, расчета, уверенности в себе, готовности идти на
известный риск, он связан с романтикой подвига в жизни
человека.
Когда, отделившись от самолета, увидишь над собой
раскрытый купол парашюта, эта минута кажется самой светлой и
радостной в жизни, хочется громко запеть от счастья. Это
мгновение наполняет человека гордостью, чувством собственного
достоинства, смелостью и отвагой.
В моем сердце и сознании десантники до конца жизни
сохранятся как смелое крылатое племя, воспитанное в самое
трудное время войны. Десантники на войне -- это дружная и
монолитная семья, спаянная единой целью -- готовностью и
умением драться в тылу врага. Все мы, командиры и
политработники, вместе с десантниками тщательно готовились к
этому. Много прыгали, лично сами укладывали парашюты, каждый
день напряженно учились подрывному и саперному делу, стрельбе,
выносливости, разведке, изучали противника, его сильные и
слабые стороны, готовились быть смелыми и дерзкими для действий
в тылу врага. И мы хорошо понимали, что воспитать мужественного
и дерзкого десантника -- это дело очень сложное, оно требует
большого умения и личного примера.
На прыжках, при тренировках на физическую выносливость, в
изучении подрывного дела наши политработники чаще всего
воздействовали на подчиненных личным примером, они первыми
совершали прыжки, показывали, как надо поджигать запалы
взрывчатки и бросать боевые гранаты, оказывать первую помощь
раненому или попавшему в беду товарищу. У комиссаров наших
десантных бригад тов. Евдана, Голофаста, Вырвича прыжков было
значительно больше, чем у рядовых и сержантов.
Из командного состава соединения опытными десантниками
были лишь командир корпуса генерал И. И. Губаревич и еще
несколько начальников парашютной службы. Многие офицеры
управления корпуса прибыли из пехоты и других родов войск и к
парашютным прыжкам особого пристрастия не имели. Комкор однажды
вызвал меня, улыбнулся:
-- Я командир, могу приказать людям прыгать. А ты --
комиссар. Сумей убедить их--спасибо скажу. Если надо, личным
примером убеди. У тебя ведь уже немало прыжков.
Я пригласил штабных работников для беседы.
-- Товарищ полковой комиссар,-- сказал мне начальник
оперативного отдела,-- а почему вы так настойчиво требуете,
чтобы все освоили парашют? Мы из пехоты, дело свое знаем. Но мы
-- люди в годах. Когда нужно, пойдем в бой. А парашют... Почему
бы наш корпус не выбросить посадочным десантом?
Беседа не очень удалась. Но кое-что все же запало людям в
души. Например, я объяснил, что после неудачного для нас начала
войны не хватает транспортных самолетов для посадочных
десантов. А вообще-то десантники должны владеть парашютом!
Однажды, присутствуя на заседании Военного совета ВДВ, я
поделился с командующим и членами Военного совета мыслью о
парашютной подготовке штабных работников корпуса. Генерал В. А.
Глазунов поддержал меня:
-- Правильно, комиссар. Всех, всех надо научить прыгать,
вплоть до музыкантов и поваров.
Забегая вперед, скажу об этом замечательном полководце. За
форсирование Днепра в сложных условиях и блестящий маневр
соединениями 4-го гвардейского стрелкового корпуса в обход
никопольской группировки противника Василию Афанасьевичу
Глазунову было присвоено звание Героя Советского Союза. Войска
корпуса, которым он командовал, во взаимодействии с другими
соединениями освободили Одессу.
Василий Афанасьевич проявил высокое мастерство в
руководстве десантными войсками при наступлении в
лесисто-болотистой местности, особенно при форсировании
Западного Буга и Вислы. За эту операцию Президиум Верховного
Совета СССР наградил командира корпуса генерал-лейтенанта В. А.
Глазунова второй медалью "Золотая Звезда".
Василий Афанасьевич был простым, скромным и трудолюбивым
военачальником. Все мы, десантники, любили своего командующего,
При первой же встрече В. А. Глазунов подробно расспросил о
настроении личного состава, о том, как обучаются десантники. Он
присутствовал на первых тренировочных прыжках. Вызвав
адъютанта, распоряжался:
-- Комиссару корпуса принеси маузер в деревянной колодке и
маленький "Вальтер". Мне же генерал пояснил:
-- Время тяжелое. Я тебя знаю еще по Дальнему Востоку,
нем-цам в бою живым не дашься. Если худо придется, вот этот
маленький пистолет тебе пригодится. А маузер... сам понимаешь!
Бей их до последнего.
Позднее, участвуя в боях, я не раз вспоминал этот
разговор. Десантникам приходилось драться в тылу, попадать в
самые невероятные переделки. Всякое случалось, но в плен они не
сдавались.
Особенно нас волновали вопросы, как воспитать в десантнике
волю, стойкость и выносливость, готовность переносить любые
трудности во время боя в тылу врага. Эти качества не даются от
природы. Они формируются в процессе обучения, на практике.
Стойкость и мужество для десантника -- норма его
поведения. Он не может даже и предположить, в какой момент
придется пережить критическое состояние. Кажется, что все идет
хорошо, парашют надежный и безотказный, прыжок, и вдруг...
Десантировались воины. Смело шагнул в проем самолетного
люка и рядовой Николай Козак. В воздухе, однако, случилось
непредвиденное. Какая-то сила вдруг быстро потянула младшего
сержанта Владимира Яриша вниз, относя его на парашют Козака.
Перехлест строп с неполным раскрытием купола!
-- Николай! Скользи!--тревожно прокричал Яриш. Рядовой
Козак схватил несколько строп, потянул вниз, чтобы уклониться
от летевшего на него Владимира Яриша. Но было уже поздно. Ноги
младшего сержанта коснулись купола, соскользнули с него... В
следующую секунду Владимир зацепился за стропы парашюта
товарища своим ранцем. Парашют Яриша "погас", ему не хватало
воздуха. С каждой секундой неумолимо сокращалось расстояние до
земли. Но десантники не растерялись.
Николай Козак решил ввести в действие запасной парашют.
Рывок за кольцо, и... шелковый купол падает вниз. Сказалось
нервное напряжение. "ЗП" (запасной парашют) надо было открывать
не рывком за вытяжное кольцо. Следовало осторожно, придерживая
левой рукой клапаны ранца, вытянуть кольцо, затем вытравить
пять-шесть метров строп и откинуть парашют в сторону. Но об
этом хорошо на земле рассуждать. А когда вместе с "пассажиром"
летишь на "жесткую планету"...
Младший сержант Яриш спокойно, словно это было не в
аварийной обстановке, а на предпрыжковой подготовке в
парашютном городке, по всем правилам вытянул кольцо своего
запасного парашюта, взял купол двумя руками и с силой бросил в
сторону и вверх под углом в 45 градусов. Купол стал тотчас
наполняться упругим воздухом. Приземление произошло
благополучно.
Опыт товарищей, настойчивая тренировка вселяют уверенность
в свои силы, в успех нового дела. Это и есть воспитание
психологической устойчивости, умение взять себя в руки,
побороть робость в любой, самой сложной обстановке. Каждый
человек может преодолеть чувство страха, робости или
неуверенности. Для этого надо в совершенстве знать свое дело,
постоянно закалять волю, учиться держать себя в руках.
Подолгу мы, политработники, горячо обсуждали, как лучше
воспитывать десантников волевыми, стойкими, мужественными и
самоотверженными, храбрыми и отважными, чтобы легче было с ними
воевать в тылу врага. Основой в этом важном деле было
воспитание любви и преданности нашей Родине, своему народу,
Коммунистической партии.
Каждый десантник воспитывался так, чтобы он смог без
колебаний, в любую минуту пойти в бой в тылу врага, сражаться и
побеждать там даже один, а если потребуется и умереть за
Родину, за наш народ. Эти качества прививали воинам
политработники. Убеждением, словом, личным примером.
Ставка Верховного Главнокомандующего приняла решение -- к
середине февраля 1943 года подготовить крупную наступательную
операцию с целью уничтожения в районе города Демянска
группировки противника, где находилась в полуокружении 16-я
фашистская армия.
В конце февраля 1943 года наша дивизия в составе Первой
ударной армии сосредоточилась у переднего края за Ловатью.
Боевой приказ командарма генерала Короткова обязал нас, не
теряя ни секунды, приступить к подготовке операции. Огромная
работа проводилась со всеми воинами по разъяснению значимости
предстоящей задачи.
Бой -- строгий судья. Постоянно кто-нибудь выбывает из
строя временно, а то уходит и навсегда, отдав жизнь за Родину.
Поэтому работа с активом приобретает здесь особое значение. Все
командиры и политработники уделяли много повседневного внимания
подбору и воспитанию партийного актива, особенно парторгов рот
и их заместителей. Основные усилия были сосредоточены на
индивидуальной работе с отличившимися в бою воинами, ибо это
был главный резерв пополнения непрерывно выбывающего из строя
актива. Работа с молодыми коммунистами начиналась буквально с
выдачи им партийного билета. Часто тут же они получали и
партийные задания, а в бою сразу становились активистами,
вожаками масс.
В бою часто нет времени и возможности собирать собрания
партактива, даже проводить короткие семинары или инструктажи.
Работа с активом велась главным образом индивидуально. Каждого
в отдельности инструктировали через звенья политработников, как
надо поднимать роту в атаку, что следует предпринимать, чтобы
неопытные бойцы не обморозились, особенно ночью.
С наступлением распутицы наше положение резко ухудшилось.
Продовольствие не подвозилось, его не было даже за Ловатью.
Люди голодали, пухли от недоедания. Оставшиеся лошади, на
которых надо было возить пушки, совершенно отощали, они ели
побеги, кору с деревьев и даже хвою с молодых сосен и елей.
Многие десантники болели цингой.
Мы постоянно находились на переднем крае, разъясняли
бойцам реально создавшуюся обстановку, поднимали их на
выполнение поставленной боевой задачи. Работа велась
непосредственно в окопах и блиндажах, но в большинстве мест
невозможно было даже вырыть эти окопы и не из чего сделать
блиндажи, так как во всей округе, кроме низкорослой болотистой
осины и кустарников, ничего не росло. А враг не давал поднять
головы: с утра до вечера буквально засыпал минами и снарядами,
с воздуха непрерывно утюжила боевые порядки и тылы вражеская
авиация. Она волнами налетала на районы сосредоточения войск и
на дороги, сделанные из бревен, и бомбила нас. Ночью негде было
обогреть и обсушить людей, нельзя было разжечь костра, а
палаток и печек и в помине не было. И, несмотря ни на что, мы
все время поддерживали боевой дух бойцов, вели их за собой в
бой.
Десантники дрались как герои, помогая Ленинграду прорвать
блокаду.
< ... >
Много прожито и много пережито. Есть о чем вспомнить. И
когда я задумываюсь над этим, в памяти моей неизбежно всплывают
огненные версты Великой Отечественной войны и героическое племя
бесстрашных солдат Отчизны.
http://lib.ru/PARACHUTE/