de omnibus dubitandum 31. 512

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ (1662-1664)

    Глава 31.512. КТО Я ТЕПЕРЬ?..

   [2 марта 1669 (1664 – Л.С.) — 22 января 1671 (1666 – Л.С.)]

    Я и сам почувствовал, что ухожу в сон, как вдруг легкое, почти невесомое прикосновение чьей-то руки словно ошпарило меня. Это могла быть только она. Я осторожно двинул рукой и наткнулся на ее ладошку, она была теплой и совсем маленькой. Я стал нежно перебирать ее пальцы, они были нежными и такими послушными.
   
    И вдруг ее рука исчезла. Была и нету.
   
    Что делать? Точнее, что можно делать? Я был в растерянности.
   
    Осторожно и аккуратно я подвинул руку вперед, туда, где, по моим соображениям, должна была быть ее талия, но ничего не было, я замер, где же она, и вдруг на мою ладонь снова легла ее ладошка, нет, теперь я ее не отпущу. Я крепко схватил ее руку и потянул к себе. Она поддалась, еще, еще.
   
    Черт, да она противится! Я, наконец, ухватил Наталью за талию и замер в недоумении — она лежала ко мне спиной.
   
    Спиной, так спиной, я провел рукой дальше, обхватил ее под живот и одним движением плотно притянул к себе. Я был поражен своей наглостью.
   
    Долгожданная добыча была рядом.
   
    Почему-то вспомнилась книжка про ос или шмелей. Там описывался опыт, когда самку расчленяли пополам и самцу подсовывали верхнюю часть ее тела, но он на нее не реагировал, когда же ему предлагали нижнюю часть, то есть, по нашему, попу и ноги, то он начинал шустро исполнять мужские обязанности.
   
    Верхняя и нижняя часть, видите ли, по-разному пахнут.
   
    Я чуть не рассмеялся. Дикая природа мудра, подумал я.
   
    Сейчас в моем распоряжении были и нижняя, и верхняя части. Но почему-то сзади.
   
    Нет, все же, скорее, нижняя.
   
    В дикой природе я должен был бы издать удовлетворенный рык.
   
    Но сейчас я молчал, как мышка.
   
    Я лежал на боку, она тоже, носом я чувствовал ее волосы, ее попка уперлась в нижнюю часть моего живота, грудью я ощущал ее спину, ногами — ее ноги.
   
    "Словно две ложки в столовом наборе", — подумал я.
   
    Теперь нужно было перевести дух. Что делать дальше я совсем не представлял.

    Я прислушался, похоже, никого не побеспокоила наша бесшумная возня. В тереме было тихо, если не считать сопение спящих и, бормотание засыпающих.
   
    Я легонько погладил ее живот сквозь тонкую ткань исподницы. Никакой реакции. Я передвинул руку повыше и с неописуемым восторгом ощутил крепкую дыньку ее груди. Я потрогал другую грудь, божественно! Сначала мягкая, потом ставшая упругой.
   
    Бережно и аккуратно я стал тянуть ее исподницу кверху, это оказалось совсем просто, рубаха была такая короткая, и вот под моей ладонью ее гладкий теплый живот, ее талия. Я нежно погладил, завоеванное. Этого так мало и так много.

    Пальцы мои, словно управляемые кем-то более опытным, отправились в путешествие по ее спине, а вот и шея…   Накрыть грудки  одной рукой не удается. Призываю на помощь вторую руку, где ты бездельница. Я целую ее в шею, хочу ей что-то сказать, но как? Только руками, только руками. Вот чего добьюсь своими шаловливыми ручками, то и будет мое. Классическое "женщина любит ушами" в этом приключении не срабатывает.
   
    На миг я замер. А если Артамон зажжет свет и обнаружит Наталью с задранной исподницей, что тогда? Не жить мне на белом свете, решил я про себя. Но лучше умереть с девичьей грудью в руках, чем прослыть первым лопухом Московской Руси.
   
    Бережно я провел ладонь вперед, милая, что ж ты прикрываешь свои аппетитные дыньки? Дай их мне, дай, я знаю, что нужно делать, ты их трогаешь каждый день, а я? И вот девочка поддалась, я отвел в сторону ее ладошки и ощутил под пальцами божественные, чудные полушария.
   
    Удивило, какими твердыми оказались ее соски. Я просунул под нее вторую руку и завладел второй грудью. Правильно, сказал я себе, если ласкать, то обе, иначе одной будет обидно. Я по-прежнему легонько целовал ее в шею, сзади, сбоку, я сделал движение, чтоб развернуть ее к себе лицом и почувствовал ее напряженное сопротивление.
   
    Нет, так нет. Оставив пассивную руку сторожить завоеванное, я разрешил своей левой руке новый, дерзкий маневр.
   
    Если бы я был суеверным, то должен был бы сначала помолиться.
   
    Я провел ладонью вниз по ее животу, вплоть до талии. Я слегка запустил пальцы в гузно и был также слегка наказан. Моя рука была поймана прямо на месте преступления, на границе двух эпох. Поймана и остановлена. Однако мои пальчики-шалунчики уже были в промежности и, покидать освоенную территорию не желали. Короткое время между нашими руками шла тихая, но принципиальная борьба, мою лапу изгоняли, но она, упрямая, не отступала.
   
    И тут на помощь пришла моя другая ладонь, мои пальцы стали нежно и бережно трогать сосок груди, на которой они находились. Я снова стал целовать ее шею, и результат не заставил себя ждать — мою основную, ударную силу больше не сдерживали. Мои пальцы-самоучки двинулись вперед и, словно огненную магму, я ощутил нежную кожу ее затвора, мясных ворот.

    Мой герой, колом торчавший с той минуты, когда она коснулась меня своей рукой, окончательно восстал и дерзко уперся в затвор ее плотно прижатой ко мне объемного гузна. Хотелось так сильно, что я боялся только одного — как бы не лопнуть.
   
    Дальнейший процесс трудно поддается описанию, так как, мне кажется, ни она, ни я уже ничего не контролировали. Я был то дерзким и грубым, то послушным и нежным. Она пыталась перехватывать мою руку, но получалось так, словно она сама показывает мне, какую новую ласку ей хотелось бы получить.
   
    С диким восторгом я наконец проскользнул пальцами к ее лону, ощутил курчавый лобок и нежную, увлажненную щелку. Вдоль нее некоторое время робко гулял мой средний палец, сердце мое за малым едва не выскакивало из груди, к моему невероятному удивлению ее мясные ворота были переполнены всклень, типа "гладь пока не станет мокрой, потом можно совать свой елдак, сопротивления не будет". Я последовал великому опыту и начал подвигаться в указанном направлении почувствовав, что Наталья слегка придвинула гузно в мою сторону, чтобы облегчить мои поползновения.
   
    Лишь мгновение я лежал неподвижно. Я снова попытался развернуть ее к себе лицом, она воспротивилась. Хорошо, пусть будет так, подумал я про себя.
   
    Одним движением я сдвинул вниз порты. Кромешная тьма в тереме была моим союзником. И хотя мы оба оставались спеленатыми в коленях не снятой до конца одеждой, свобода действий была невероятной. Я слегка нажал пальцем, прикрывавшим вход в мясные ворота и, о чудо, он проскользнул в ее мокрую щелку. Я задвигал пальцем, имитируя возвратно-поступательную ласку, я почувствовал, как навстречу моему пальцу попался совсем маленький шустрячок, я знал о его существовании, я тронул его и тут, произошло непредвиденное, Наталья громко застонала. Это был какой-то особый, страстный и сладостный стон.
   
    Я попытался зажать рукой ее губы, но лишь накрыл сверху ее ладонь, видимо, она уже давно сама зажимала себе рот.
   
    Я стал толкаться между ее бедрами своим нетерпеливым елдаком, но она крепко сжимала ноги, я совсем не сильно нажал коленом и получил пропуск в неведомое.
   
    Первым, на кого наткнулся мой разгоряченный елдак, был мой собственный палец, который уже вполне освоился в новой обстановке. Девочка дышала резко, громко, наверное, так же дышал и я, но уже ничто не могло меня остановить.
   
    Я попытался направить своего дружка туда же, где продолжал свои возвратно-поступательные движения мой палец-победитель, но у меня ничего не получилось.
   Выгнувшись, насколько было возможно, я отодвинулся от ее спины, природа подсказывала, что так будет лучше и, действительно, кончик моего елдака погрузился в нежную пещерку и теперь находился вплотную с моим пальцем.
   
    Дикая, неописуемая страсть охватила меня, я старался задвинуться глубже, но почему-то не получалось. И вдруг я почувствовал, что Наталья совершает гузном поступательное движение навстречу моему елдаку.
   
    И это ее движение стало последней каплей переполнившей сосуд моего желания.
   
    Я дернулся и почувствовал, что кончаю, струи моей спермы устремились в ее тело. Еще! Еще. Еще… И еще чуть-чуть. И еще. Я содрогался, я не управлял собой.
   
    Кажется, я стонал каким-то плачущим стоном. Кажется, она — тоже.
   
    Помню, что хватал ртом воздух и не мог надышаться. Жутко хотелось пить.
   
    Помню, что груди ее стали на мгновение твердыми, как дыньки.
   
    Помню, что целовал ее спину, шею, щеки. Помню, что она так и не повернулась.
   
    Помню, что прислушался, стараясь понять, нет ли в тереме проснувшихся от наших стонов. К какому выводу пришел — не помню.
   
    Как привел в порядок свою одежду, как оделась она — не помню.
   
    Но я хорошо помню другое. С первого мгновения после того, как мы разжали наши объятия, закрался в мою несчастную голову червячок сомнения.
   
    Все ли я сделал так, как надо?
   
    То, что произошло, это и есть то, после чего я могу считать себя мужем?
   
    Я овладел девушкой или нет?
   
    Может это и глупо, но беспокоило только одно, то, что я не ввел ей полностью.
   
    Контакт вроде и был, но такой поверхностный. Да, я выплеснулся в нее, но где-то тут, почти на отмели.  Помню, что гладил ее везде. Груди — стали снова мягкими и упругими. Живот и ниже. Там везде было жутко мокро. Она даже сердито  оттолкнула мою руку.
   
    Помню, что шепнул ей, что люблю ее. Помню, что она не ответила.
   
    Как она отодвинулась, и как я заснул — не помню.
   
    Я дико проспал. Я был в тереме один. Сначала я сел, а затем снова упал на подушку. События минувшей ночи всколыхнули мой разум. Что это было?
   
    Любовь? Какая тут любовь! Вожделение, похоть, разврат! Прости, господи.
   
    Но все равно, в моей жизни такого еще не было. Спасибо тебе, Наташенька.
   
    Я вышел из терема, незаметно прошел в мыльню, умылся.
   
    Я поискал глазами свою ночную подружку и был чрезвычайно удивлен, даже обижен, увидев ее в компании Артамона Матвеева и его жены. Все трое сидели поодаль и о чем-то разговаривали.
   
    Я подошел к ним. Я неотрывно смотрел на ее лицо. Она же мельком взглянула на меня и все. Они притихли. Нужно было что-то сказать, но что?
   
    — Ну, как прошла ночь? — наконец, выдавил я из себя гениальную мысль.
   
    — Нормально, — ответил Артамон.
   
    — Как спалось? — продолжал я, чувствуя, как земля потихоньку уходит из-под моих ног.
   
    — Нормально, — ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.
   
    Наташа, пойдем со мной, захотелось сказать мне ей, что ты тут делаешь, ведь мы с тобой вон что, делали ночью, значит, ты теперь моя, а я твой, зачем тебе эта компания, пойдем, я буду любить тебя всегда, только пойдем, я так давно мечтал о девушке, чтоб была моя, совсем моя, как ты…
   
    — Ладно, пошли на завтрак, — сказал Артамон и поднялся.
   
    И Наташа, моя Наташа, вдруг протянула ему руку и капризно пропела:
   
    — Ну, тогда помоги встать, тоже мне, кавалер.
   
    Они ушли, а я стоял, как оплеванный. Наверное, ночи не было. Вероятно, мне все почудилось. Иначе, как это можно было объяснить? Или я все сделал так плохо? Но почему она мне все это позволила? Ведь я ничего не делал насильно.
   
    Так и стоял я китайским болванчиком. Кто я теперь?

    С этого раза Наталья понесла…