Если оглянуьться на себя в прошлом

Если оглянуться назад
В Глоднево было два здания школы. Одно, бывшая церковь, было для начальных классов. В ней было пять классных комнат и учительская. Располагалась она, как все церкви, в самом центре села. Перед входом в школу магазин на высоком фундаменте и с высоким крылечком. Под этим крылечком мы, пяти - шестилетние ребятня, насобирав окурков, курили как умели. Иногда едва ли не до потери сознания. С обратной стороны магазина, т.е. со стороны школы в нам был заготларек, или синдикат, в котором заведовал мужичок средних лет- Никишок. Он принимали яйца, шкурки разных зверьков и животных, лапки от хищных птиц, за которые платили потому, что это считалось это борьбой с вредителями. Никишок для выполнения плана принимал и свежесодранные шкурки любого животного. Это побуждало наиболее отъявленных подростков живодеров к самым жутким поступкам. Они отлавливали какую-нибудь собаку или кота, запихивали в мешок и забивали их прямо перед школой с помощью железок из кучи сданного металлолома, не обращая внимания на истошный крик умирающего в мешке животного, и тут же сдирали с них шкуру. Ученики все это наблюдали. А в котловане под камнями после этого валялись протухшие туши убитых собак, котов, хорей. Живодерство как-то не считалось чем-то зазорным. Можно было часто наблюдать, как где-нибудь в колхозном саду мальчишка поймает молодого воробышка, который еще не умеет хорошо летать. Тут же появлялся небольшой костер, воробья быстро обезглавливали, отрывая ему голову, общипывали, обжаривали и аппетитно съедали. Дома-то мяса уже давно нет.А весной, когда в гнездах грачей, которых было великое множество на высоченных липах в верхнем саду, на улице Коммуна возле колхозной кладовой собирались уже взрослые мужики. Главным героем тут был подросток Федорец, который обладал исключительной способностью лазить по деревьям. В его задачу входило забраться на липу, на самую вершину и сбросить оттуда еще не оперившихся грачат. Сбрасывал он столько, сколько гнезд смог достать. Это были десятки голых птенцов. Внизу мужики брали грачонка за голову и, взмахнув рукой, отделял туловище от головы, отрывали голову. Потом птенцов потрошили, клали в большой чугун и варили. На пиршество сходилась вся улица.
    А вот сусликов мы уже ловили и сами. Для этого брали ведерко или старую солдатскую каску и шли в лог на окраине Матенино. Там находили норку и заливали ее водой. Суслик выскакивал из норы и тут его надо было изловить. Получалось не всегда. Обычно суслики делали запасные выходы. Пока мы льем воду в норку, суслик уже выскочил через черный ход и скачет в десятках метров от нас.
     Слева от школы располагался бывший поповский дом, крытый железом, в котором размещались с одной стороны сельский совет, с другой почта, а с третьей стороны была школьная квартира, где жила семья учителей. Возле этого дома всегда было много повозок. Это приезжали почтальоны из всех окружающих деревень, и они стояли в ожидании почты из района. Ее тоже привозили на лошади.  Помещение сельсовета было довольно просторным и там по вечерам собирались любители домино и шахмат. Там же раз в месяц, а иногда и два раза, крутили кино. Киномеханик приезжал на лошади вместе со всей кинопередвижкой. Разгружали ящики с проекторами, звуковой аппаратурой, снимали движок с генератором. Экран был в длинном черном пенале. Киномеханик в селе был важнее любого президента. Ему старались услужить, помочь, надеясь на бесплатный проход в кино. Это было очень престижно - в кино без билета. Пацаны проникали в зал частенько и без «блата» с киномехаником. Для этого были окна. Погаснет свет в зале и видишь, как с поддонника под скамейки одна за другой нырнули тени. Лазить под скамейками, искать зайцев было уже поздно. Да киномеханик не очень-то и стремился. Хотя наиболее наглых мог и поколотить, что периодически и происходило. Бывало, что во время кино зайцы сыпались в зал с чердака через щель в потолке. В кино приходили со своими скамейками, табуретками, скамеек всем не хватало. Ведь это был не клуб, а сельсовет. Пацаны обходились без табуреток, они плотными рядами седели и полулежали на полу перед самым экраном. Смотреть приходилось где-то вверху. Помещение набивалось как бочка с сельдью. Скоро становилось душно, жарко, как в бане. Воздух становился спертым, иногда подпорченный увлекшимися зрителями. Фильмы были длинными, порой 12-15 частей и это был главный вопрос - сколько частей?  Это на два часа. После каждой части киномеханик включал свет в зале, вынимал ленту и заправлял следующую часть. Обычно мужики не выдерживали долгого сидения и тогда в луче проектора появлялись клубы табачного дыма. Киномеханик призывал к совести, курцы на время гасили цигарку, когда фильм заканчивался, народ поспешно вываливал на улицу весь мокрый, потный.  Фильм бурно обсуждался, пересказывали друг другу содержание отдельных сцен, восхищались, возмущались. В общем, проникались увиденной историей. Фильмы имели очень сильное влияние на умы людей. Ведь другой информации у них не было. Радиотрансляции в селе еще не было, газеты люди не выписывали из-за отсутствия средств, а только некоторые приходили в сельсовет и просматривали подшивки газет. Иногда, в теплую летнюю погоду экран вывешивали на здании сельсовета прямо на улице. Аппаратура стояла на столе и кино крутили бесплатно для всего села. Тут уже дома никто не сидел, все возле сельсовета.
    Через дорогу от сельсовета была больница - одноэтажное деревянное здание с железной крышей, где в одной половине принимал фельдшер, была палата с койками, а в другой была квартирка врача или фельдшера и небольшое родильное отделение. Там родились обе наши сестры, Галя и Зина. Там же была и аптека.
     А второе здание школы предназначалось для старших классов. Это было двухэтажное кирпичное здание на самом высоком месте села, на улице Коммуна - бывший дом помещика графа Орлова-Давыдова, а еще раньше он принадлежал дедушке Льва Толстого. У помещика было три огромных сада, окружавшие его дом и назывались они Верхний, Нижний и Магазейский. Поскольку у народа садов практически не было, потому что за них надо было платить налог, то сады эти были местом постоянного притяжения подростков. Краснобокие наливные яблоки среди зеленой листвы почти у самой ограды, пузатые сочные груши величиной с кулак не могли не привлекать внимания. А ограда была - плетень. Обычный плетень из орешника. Перелезать его было совсем не сложно. Когда лезешь туда. А вот когда приходилось удирать от сторожа, то через плетень уже не перелезали, а перелетали. Сторожа обычно были лютые. Но еще больше боялись садовода, Колю Белого, хотя сам он никогда не занимался рукоприкладством. Но бывало, что нерасторопного воришку ловили, Белый привязывал его к яблоне и воришка сидел на солнцепеке несколько часов. Для острастки.
   В первые послевоенные годы у школьников не было даже бумаги и чернил. Тетрадки делали из разных бумажных мешков из-под цемента, гипса, разных оберток и упаковок. Чернила заваривали из растительности, из красной свеклы. Были они или бледно розовые или грязно-синие. Позже стали продаваться порошки и таблетки фиолетовых чернил, которые надо было развести водой. Продавались деревянные ручки, но особым спросом пользовались железные с двумя колпачками. В одном колпачке перо, а во втором карандаш. Перья были самых разных конструкций - «лягушечка», «рондо», «с шишечкой» и другие. В школу шли босиком, так как обуви в магазине не было, как и денег у людей. Зимой некоторые обувались в лапти, которые плели из липового лыка. По улицам часто ходили мужики, обвешанные связками лаптей разных размеров. Они продавали эту обувь или обменивали ее на продукты. Но к лаптям нужны еще и онучи, своеобразные портянки, закрывающие ноги до самых колен. Для утепления на дно лаптей клали сололму. Лапти, чтобы они не набивались снегом через подошву, подшивали кусками резины. Это делало их скользкими, они хорошо катились по снегу и льду, на них катались с горок. Хотя лучшим и самым приятным способом катания была «гамнушка». Это обычная плетеная корзина, которую обмазывали свежим коровьим пометом, замораживали и обливали водой. Получалась большая круглая ледяная глыба с мягкой соломенной серединой. Она одинаково хорошо скользила и по снегу, и по льду. При этом издавала глухое гудение. Одевался народ в штаны и рубахи из домотканого полотна -холстины. Холщевые штаны и рубахи красили чаще всего в синий цвет. У ребят холщевые штаны быстро собирались в гармошку и штанины выглядели, как шланг от противогаза. При ходьбе эта гармошка сжималась и растягивалась, как пружина. На трудодни колхозники получали коноплю. Ее вымачивали, сушили, ломали в специальных станках, а потом вычесывали волокно. Мы делали из этих нитей веревки, вили кнуты. Кнут пропитывался колесным дегтем, и он становился, как кожаный. Из волокна на прялках делали суровые нитки, а на ткацких станках из ниток делали полотно. Заходишь зимой к друзьям, а там посредине хаты стоит большой стан, за станом сидит хозяйка, сует из стороны в сторону челноком и щелкает педалями. Она ткет холщевое полотно. Потом холстину вымачивали в щелоке из золы и долго выжигали на солнце. Полотно становилось светлым, мягким. По улицам вдоль домов на траве длинными узкими лентами высвечивались полотнища холста. Здесь же из старого тряпья ткали «постелки». Это цветастые коврики, которые использовались для дорожек, ковриков и различных подстилок на печь, кровать.  Одежду для зимы, кто побогаче шили из овечьих шкурок. Все полушубки были однотипные, приталенные. Цвет тоже был один – красно-коричневый. Это оттого, что красителем была древесная кора. Других не имелось. Народ победнее носил «демисезонные» одежки-зипуны. Это приталенные длиннополые пальтишки коричневого цвета из толстого сукна домашней выработки. Никаких пуговиц. Петелька и деревянная палочка, перевязанная посредине. Но и такое позволить себе могли не все. Многодетные семьи без мужчин или одинокая женщина с парой ребятишек были не в состоянии обеспечить детям и этот минимум. И тогда с наступлением морозов часть детей оставалась дома - нечего обуть. Обувь или одежка была не у всех, поэтому одевали ее по очереди. Но это продолжалось не долго. Колхозы, которыми была каждая улица, объединили в один- «имени Сталина», благодаря чему появилась техника. Работать стало легче, а зарабатывать больше. Быки, на которых выполнялись все сельхозработы, быстро исчезли и на их место пришли кони. Появились сенокосилки, сеялки и даже для конопли в МТС поступил комбайн, который подкашивал стебли конопли и складывал их в снопы. На поля вместо быков и коней вышли трактора и комбайны из местного МТС. Уже в моем первом классе в 1950 году нам выдавали бесплатные учебники, тетрадки. В 1953-54 годах ребятам, у которых не было родителей, которые жили, кто с бабушкой, кто с тетей или сестрой, стали выдавать полный комплект одежды-ботинки, валенки, куртки зимние, шапки. Если положение у парнишки было неважное, его устраивали в детдом.
    Чернила сначала носили с собой, потом в школьных партах сделали отверстия и туда установили чернильницы. Правда, иногда зимой чернила замерзали и мы, сидя в пальто и полушубках, слушали учительницу или по очереди читали вслух «Родную речь», пуская изо рта клубы пара. Потом в классах установили железные буржуйки. Мы топили их сами весь день, подбрасывая в них дровишки на переменке. Правда, иногда хулиганы использовали эти печки в корыстных целях. Закрывали дымоход и класс заполнялся дымом за одну переменку. Урок сорван, мы отдыхаем, а хулигана выгоняли из класса. Но всего на один день. Ученики были самого разного калибра, но рожденных в военные годы, естественно, было мало. Моих ровесников было три четыре человека. Иногда доходило до смешного. В четвертом классе вдруг перестал приходить один ученик. Илья Панкратов. Учительница спрашивает у его брата, «Леша, а что с Ильёй, почему он не ходит». Лешка отвечает: «Он не будет ходить. Он женился».