Вендетта в пустыне

Уильяма Чарльза Скалли
Опубликовано издательством "Метуэн и Ко", Лондон.
Это издание датировано 1898 годом.
*********
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

КАК СТЕФАН ПРЕСЛЕДОВАЛ ГЕДЕОНА.

Ранним утром после прибытия Стефана толпа крупного рогатого скота
был изгнан и с помощью некоторых из готтентотов достаточно
хороший объем волов разобрались. Затем повозка была загружена
провизией и водой, и Стефанус пустился в погоню за братом
, который убежал перед его обвиняющим лицом. Эльза настояла на том, чтобы сопровождать
ее отец, Стефанус, полный положиться на провидение, которое он
достиг через страдания,--прониклись, что полное доверие
которые пришли к нему в его девять лет покаяния, молитвы и
смотрите,--сделал никаких возражений.

Огромное счастье наполнило сердце Алетты и, казалось, преобразило ее
она, тело и душа. Она чувствовала, что ее темный час действительно был
прелюдией к дню, более светлому, чем ее изголодавшаяся душа знала за многие
годы. С лихорадочной поспешностью она завершила приготовления к
отъезду, и когда фургон покатил вверх по крутой тропе, его
свежая упряжка из шестнадцати человек тащила его без особых усилий, она наблюдала за этим
пока ее зрение не затуманилось от счастливых слез. Затем она опустилась на колени и Стефанус
и он дышал далее молитвы, как смиренно радуясь, как никогда сосредоточенным выражением
певица из Израиля произнес, как сигнал трубы, на которой звук по-прежнему наполняет
веков.

После этого Стефанус верхом последовал за повозкой, а Алетта вернулась к
радостному занятию - украшению мрачного, неухоженного дома в рамках
подготовки к возвращению мужа.

На вершине седловины быков распрягали и гнали к источнику
напиться в последний раз, прежде чем войти в область жажды.
Стефан, как и Гидеон, но с совершенно иными чувствами, оглянулся назад
и позволил своему взору насладиться плодородной долиной. Каким милым и
мирным все это выглядело.--Как хмурые кранцы закрывают его с каждой стороны
их строгие формы подчеркивают мягкие склоны, которые вздымаются
от их основания. Он мог видеть участок кустарника, скрывавший
источник, - и серебристую воду, вытекающую из него, - похожую на украшенный драгоценными камнями
кулон. Предутреннее солнце освещало листву под углом, который изменил ее
обычный оттенок на насыщенный, насыщенный оттенок. Это место было стержнем, на котором повернулась его жизнь
и жизнь его брата, и от которого их отбросило
в такие странные края.

Он перевел взгляд на почерневшую пустыню, через которую пролегал его путь
, но перспектива его не смутила. Он знал, что по
опыт опасностях, которые лежали перед ним, но его вера была для него, как
крепкий щит и щит могущества против всего зла. Элси стояла рядом с
ним и держала его грубую, измученную трудом руку в своих руках, которые были такими
мягкими и белыми. Отец и дочь обменялись несколькими словами; они
были довольны тем, что просто были вместе. Она, счастливая от осуществления своей
давно отложенной надежды, - он, ликующий от чувства, что борется
Сатана за душу своего брата и уверен в победе.

Мысли Стефануса поднялись на уровень выше, чем Элси могла себе представить
. Стефанусу было достаточно присутствия его любимого ребенка, чтобы
наполнить его сердце радостью. Она казалась воплощением покоя, - в
голубь, который вернулся в мутной воде жизни. Но
над всем этим возвышалось осознание задачи, возложенной на
него, - вытащить жизнь своего брата из трясины, в которой она была
так долго погружена. Для Элси счастье и долг были одним целым; для ее отца
его огромное счастье и его жгучая ответственность были разными и,
так сказать, занимали отдельные уголки его сознания.

Был полдень, когда волы снова встали в ярмо. След от
Фургон Гидеона был четко обозначен на песке далеко внизу. Стефания
мог видеть между камнями--близко к месту, где он стоял, ясно печать
большой _veldschoen_ брата; Гидеон здесь без устали мерил шагами комнату, чтобы
взад и вперед. Вон то место, где он стоял, оглядываясь назад, на
долину, которую, как он думал, он покинул навсегда; там он остановился, чтобы окинуть
своим измученным взглядом пустыню, которая, по его мнению, должна была принадлежать ему
место жительства отныне. Стефану казалось, что он может
проникнуть во все фазы сознания своего брата в этом месте, где
физические условия, казалось, предполагали оценку вероятностей
будущего, а также результатов прошлого. Он чувствовал себя так, словно
стоял на границе между двумя мирами.

Затем, с прикрепленной к колесу тормозной колодкой, фургон тяжело покатился вниз
по склону горы, пока не достиг красной и раскаленной песчаной пустоши, которая
казалось, простиралась на север до бесконечности.

На каждом выступе виднелись остатки костров, зажженных беглецом
. Эти места были далеко друг от друга; было ясно, что Гидеон
прилагал отчаянные усилия, чтобы преодолеть как можно больше миль между собой
и оскорбленного им брата.

Пустыни был в ужасном состоянии сухости, поэтому несчастны
скот сильно страдает от жажды. Стефан всегда давал им отдохнуть в
дневную жару; вечером он дышал, а затем продвигался дальше через
прохладные ночные часы. При
рассеянном свете звезд ведущему не составило труда следовать по следам колес.

Элси спала в фургоне, не потревоженная ни малейшим толчком,
потому что поверхность равнины была мягкой, как пух. Ее отец будет ходить
впереди под жидкие звезды, которые, казалось, смотрели на него с
больше, чем человеческое сочувствие и понимание. Во время своего пленения
Стефанус никогда не видел ночного неба; таким образом, воспоминание о том, что
всегда сильно влияло на него, стало идеализированным в его пробужденной и
бдительной душе. Теперь необъятность и волнующая тайна ночи
небеса, казалось, слились с его целью, и его дух обитал в
бесконечности.

Путешественники привезли достаточное количество воды в кегах по своим личным
должен, но с каждым днем мучения несчастных скота увеличилось. В
Водитель-готтентот и лидер становились все более и более встревоженными, чувствуя
себя в опасности, что худшая из всех смертей, - длинный-нарисованная смерть
жажда в пустыне. Но Стефана поддерживало его высокое доверие,
и он никогда не сомневался, что они благополучно преодолеют свои трудности.

Каждое утро, когда насмешливый мираж рисовался поперек северного неба
чистый, широкий поток Гариепа с далеким источником, с его
бахрома ярко-зеленого боскажа, казалось, поднялась из глубин
ужасного ущелья и повисла в небесах для их мучений.

Однажды утром они увидели покрытые красными холмами дюны, трепетавшие далеко впереди в
сжатый воздух, чуть правее от них. Стефан и готтентоты
знали этот регион понаслышке и, соответственно, осознавали тот факт, что
их последнее и самое ужасное усилие было уже близко, - что теперь они
им пришлось бы прокладывать себе путь примерно через десять миль песка, такого легкого
и рыхлого, что колеса фургона увязли бы в нем по самые оси.
Миновав песчаные холмы, они окажутся в пределах дня пути от
той расселины в черных горах, через которую можно было перегнать скот
к реке.

День поразил их яростью. Песок стал таким горячим , что покрылся волдырями
подошвы их ног через _veldschoens_. Ветер, сильно
снята с мелким красным песком, стонала и вскрикивала через пустырь.
Их единственный шанс заключался в том, чтобы продолжать двигаться, поскольку занесенный песком фургон, будь он неподвижен, за несколько часов был бы
погребен под землей. Но настал момент
, когда несчастный скот не смог продвинуться с повозкой дальше
еще на шаг, поэтому пришлось распрямиться.

Волы, шатаясь, несколько шагов и опустился в Мадриде
землю. Было ясно, что без воды ни один из них никогда не
снова подъем. Шел уже восьмой день с тех пор, как они в последний раз пили свой
заполните. Готтентоты предались отчаянию. Стефанус
опустился на колени в песок и вознес сердце и голос в мольбе к своему Богу.



ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ.

КОНЕЦ ВРАЖДЕ.

Однажды утром Кану и его люди, незадолго до этого покинувшие место своего
обитания в охотничьей экспедиции, были поражены, увидев белую палатку
фургона, замедляющего движение среди песчаных дюн на небольшом расстоянии
от них. Они сразу же бросились наутек, а затем поползли в укрытие
с целью обсуждения ситуации. Бушмены,
хотя различные кланы часто ссорились между собою, имели одного
настроения, в общем,--ненависть к Европейской. После того, как они вернулись в
пещеру, была проведена общая чистка лучших стрел, испытание
и натягивание тетивы, а также представление военного
жертвоприношения. Последнее заключалось в том, что из правого колена каждого воина брали небольшое количество крови
, смешивали ее в глиняной чаше с
небольшим количеством яда для стрел и выливали смесь на
пепел от вчерашнего костра. Затем со стрелками, расположенными вокруг
их головы, они с нетерпением смотрели в сторону их лидера сигнала
в атаку.

Вагон был только пару км; белая палатка
периодически поблескивая между гонит тучи песка. Среди
неровных холмов незнакомцы были полностью во власти атакующих
сил, какими бы малыми они ни были. Таким образом, пигмеи могли незаметно подкрасться вплотную
к фургону и выпустить свои смертоносные стрелы
в упор, уладив дело одним бесшумным
залпом. Но Кану не подал сигнала; он сидел, склонив голову в
подумал, и его воины изумленно посмотрели на него и друг на друга.

Кану задумался. Он был осведомлен о многих вещах, недоступных пониманию
его последователей. Одна вещь особенно впечатлила его во время пребывания в
плену - неумолимая месть, с которой буры преследовали
мародеров, убивавших их друзей и угонявших их скот. Этот фургон
определенно проехал гораздо дальше, чем любой другой фургон когда-либо проезжал раньше, и
маловероятно, что за ним последуют другие. Лучше не мешать
ему. Пещера не была обнаружена; было невозможно, чтобы какой-нибудь белый
люди приходили и селились в безводном районе. Как ни заманчива была
возможность отомстить за многие обиды, политика
требовала, чтобы они отказались от нее, поэтому Кану бросил свой лук, сорвал
он вытащил стрелы из своей головы и сказал, что духи сказали ему
не нападать на этих людей.

Это был критический момент, и, если бы авторитет Кану не был намного более
сильным, чем тот, который лидер бушменов обычно имел над своими
последователями, его приказы были бы проигнорированы. Однако никакой атаки
предпринято не было, и фургону было разрешено продолжить движение по своему проторенному маршруту
никто не пострадал - люди, у которых это есть, мало думают о том, что им едва удалось спастись.

Через два дня поступило сообщение о том, что другая повозка движется тем же курсом
и Кану понял по поведению своих последователей, что он
вероятно, не сможет удержать их от нападения, поэтому он повел их
вперед, и маленький отряд занял позицию в зарослях кустарника
который венчал небольшой песчаный холм, возвышающийся над следом двухдневной давности.

Путешественники, очевидно, были в ужасном положении, и, прежде чем они
достигли засады волов рухнула. Оставив своих воинов со строгим
получив указание не двигаться до его возвращения, Кану направился к фургону
с целью разведки. Извилисто пробираясь между впадинами
между холмами, по которым струился песок, словно
брызги с гребней волн, он подобрался на расстояние нескольких ярдов к
повозка так и лежала, скрытая кустом, пристально наблюдая за ним.

В этот момент Элси вышла из палатки и встала, защищая лицо от
жгучего песка руками, и ее волосы развевались на ветру
.

Кану вздрогнул. Фигура и волосы наводили на мысль об Элси, но он не мог
взглянув на лицо, девушка выросла почти до неузнаваемости. Затем
Стефанус поднялся с того места, где он стоял на коленях с другой стороны
фургона, и встал рядом со своей дочерью. Кану мгновенно узнал своего бывшего хозяина
и теперь у него не было сомнений относительно личности Элси.
Бросив лук и стрелы, он шагнул вперед и позвал:--

"Баас Стефанус, мисс Элси, это Кану".

Стефанус повернулся и с удивлением посмотрел на Бушмена. Элси
шагнула вперед, протягивая руки, чтобы поприветствовать своего старого проводника и
хранителя.

"Кану", - крикнула она, - "ты можешь принести нам воды?"

"Да, вода находится на расстоянии вытянутой руки".

"Бог, Который послал эту тварь, чтобы поддержать нас, благодарю тебя", - сказал
Стефанус, торжественно.

"Баас должны дать мне небольшой подарок табака, так что я могу успокоить
очаг мой народ", - сказал Кану.

С полными руками на вожделенном сокровище Кану умчался обратно в свою
нетерпеливый группы. Никто не знает, как, когда или где бушмены учили
употребление табака. Когда европейцы впервые вступили с ними в контакт, они
очевидно, привыкли к его использованию. В одно мгновение злоба
воинов превратилась в экстравагантный восторг. С этими детьми
дикая местность переход от свирепости к дружелюбию был
мгновенным, и одно чувство возникло так же необоснованно и вдохновило
их так же полностью, как и другое.

Они сразу же сгрудились вокруг фургона, готовы помочь с
их сила тех, кто несколько минут раньше, они бы рады,
чтобы преданы жестокой казни.

Вскоре каждый бочонок и другая посуда в повозке, способная вместить воду,
были перенесены к источнику, а затем вода была разлита умелыми руками
так быстро, как только позволяли обстоятельства. Сосуды были
потом несет от одного к другому из голодали волов и каждого
животное было разрешено взять с собой суп на один раз. Весь день
так продолжалось, пока скот были способны возникнуть.

Кану рассказал Стефану о другом источнике, который он обнаружил среди
гор на северо-западе, примерно в половине дня пути отсюда, и
туда ночью отвели быков и дали им напиться.
заполнять. Затем, после дневного отдыха, их загнали обратно в фургон.

Тем временем бушмены и их сородичи были довольны
либеральная представлена табака, кофе и сахара. Табак был самый
любопытный эффект на них. Они курили его через грубое подобие а
кальяна, сделанного из рога хартебиста, каменной чаши и куска
тростника длиной в несколько дюймов. Мундштука не было, поэтому курильщик
прижимался ртом к естественному отверстию в основании рожка и
вдыхал дым. Именно так они привыкли курить
"дагга", или дикую коноплю. После того, как каждый курильщик наполнил легкие и снова
опорожнил их примерно дюжину раз, он передавал трубку товарищу.,
а затем лег на землю, где после легкого приступа
эпилепсии он окоченел с головы до ног и несколько минут лежал без сознания,
едва дыша.

Женщины с большим аппетитом наслаждались кофе и сахаром, которые были деликатесами, о которых они знали
только по рассказам. Они не удовлетворились просто
выпитым напитком, но настояли на том, чтобы съесть и гущу.

Эти бесхитростные, жестокие, невинные и кровожадные дикари принимали своих гостей
по-королевски радушно, когда последние посещали лагерь. Они развлекали
чужеземцев песнями, танцами и драматическими представлениями, а также представляли
они снабдили их запасом съедобных кореньев, некоторые из которых оказались чрезвычайно вкусными
в пищу.

Вскоре Стефанус узнал от Кану, что фургон Гидеона проехал мимо, но
несколькими днями ранее. Было очевидно, что Гидеон намеревался пересечь
дюнный массив на его стыке с горным хребтом, который огибает реку
ущелье, а затем направиться на восток.

Кану сопровождал их, когда они вернулись к повозке, и тогда он и
Элси долго беседовали, связанных друг с другом, их
приключения пор, как они виделись в последний раз. Элси был поражен идеей.

- Кану, ты не сделаешь кое-что для меня?

"Все, о чем попросит меня юная госпожа".

"Хорошо, я хочу, чтобы ты отправился за другим фургоном, украл всех волов и
лошадей и привел их ко мне".

"Да, это легко сделать".

"Имейте в виду, вы не должны никого убивать или причинять вред, а просто приведите ко мне скот
и лошадей".

"Да, я понимаю".

В вечерней прохладе тронулись в путь. Быки, освеженные
выпитым напитком, бодро зашагали дальше. Таким образом, задолго до того, как снова наступил рассвет,
им удалось пройти по тяжелому песку. Теперь по земле
прямо перед ними было легко передвигаться.

Когда они вышли на завтрак, они увидели много крупного рогатого скота и несколько лошадей.
Их гнали к ним. Это были вещи Гидеона, украденные бушменами.
по наущению Элси. Стефанус, которому не сказали о заговоре,
громко и долго смеялся над уловкой Элси, призванной остановить бегство Гидеона.

Путешествие Гидеона по пустыне было не так уж и сложно, как это было
своего преследователя. Его команда состояла из взял волов, которые были хорошо
приучены к такой работе, и день, в который упал в кризис
путешествие,--пересечении Дюна-пояс, - было сравнительно прохладно.
Тем не менее, скот был почти измотан, когда он поднялся на
пропитанный солью гребень, на котором сейчас находится Миссионерская станция Пелла
- прямо напротив начала глубокого ущелья, которое прорывается через
в остальном непроходимые горы, открывающие таким образом путь к Оранжевому
Реки. Этот Дурбан составляет около восьми миль в длину, и скот вряд ли были
может шататься туда на водопой. Когда животные издалека почуяли воду,
они жалобно замычали, а те, что были
менее истощены, бросились бежать, спотыкаясь. Оказалось невозможным
увеличения ожидаемой продолжительности обратно в вагон, пока они не отдохнули за пару
дн.

Гидеон, потертостей с нетерпением, остался с повозкой. Слуги
наполнили бочонки водой, а затем вернулись на берег реки,
где они остались со скотом.

Гидеон в своем одиночестве стал жертвой самых злонамеренныхподдающийся стиранию
опасения. Оценивая возможности, он всегда старался
поставить себя на место своего брата и таким образом изгнал
из головы мысль о том, что Стефан может быть иным, чем
абсолютно неумолимым. Он представил себе раненого человека, спешащего
сразу после освобождения на ферму, весь его разум сосредоточен на том, чтобы
осуществить свою долгожданную месть. Тогда, как бы он вспенился
от ярости, обнаружив, что тот, чьей кровью он так жаждал
напитать свои пальцы, сбежал. Конечно, погоня по горячим следам была бы
незамедлительно, и было бы как острый и безжалостный, как
крови-гончая. Мысль об этом человеке, глаза которого он боялся более
чем он страшен лицом смерти, нажав яростно за ним по
почерневшие отходов был когда-либо прежде, его видения, сна или пробуждения.

У него не было ни малейшего сомнения, что Стефанус следил за ним, потому что это
было именно то, что, как он чувствовал, он сам поступил бы со Стефаном при
подобных обстоятельствах, но он немного утешился таким выводом
что его преследователь не мог пересечь выжженную пустыню .
так же быстро, как и он сам. Невыносимая жара последних нескольких дней
была бальзамом для его страдающего духа. Другие погибли в Бушменланде
даже когда она не была такой засушливой, как сейчас; почему бы и нет
Stephanus? Но, размышлял он, он никогда не ожидал, что его вспыльчивый
брат, беспокойный, страстный человек, который никогда не выносил сдержанности
в любой форме, переживет свой длительный срок заключения; его сердце должно
сломались много лет назад.

Ну,--здесь, в пустыне, это был случай как мужчина с мужчиной, и каждый из них был
сам себе хозяин. Одно было ясно: если его мстительный брат сохраняется
следуя за ним сейчас, - если Стефан даже не оставил ему умирающего от голода
пустыню в качестве его одинокой доли, - тогда широкая земля была недостаточно просторной,
чтобы вместить их обоих. Он делал все возможное, чтобы увеличить расстояние
между ними; если Стефанус последовал за ним, он сделал это на свой страх и риск и должен был
отвечать за последствия.

Если бы не страх адского пламени, Гидеон покончил бы со всем этим много лет назад,
пустив пулю в собственный мозг. Это было бы пустяком -
пуля, - но Гидеон сразу же после этого представил, как его душа стоит
обнаженная перед входом в Яму, слушая рев
пламя и вопли проклятых, ожидающих своего собственного призыва
войти.

После того, как скот и лошадей пригнали обратно к фургону от реки
, им было необходимо разрешить выпасаться ночью на краю равнины
, поскольку на берегу реки не было травы. Итак,
лошадей стреножили и отправили пастись вместе с волами.
Вожаку было строго предписано встать на следующее утро до рассвета и
вернуть животных в фургон вовремя, чтобы сообщить о раннем отправлении
в путь. Тут и там были видны следы львов, но
приходилось рисковать, натыкаясь на хищных зверей. Гидеон теперь намеревался повернуть направо
на восток, пересечь "перешеек", соединяющий дюнный тракт с рекой
горы, и погрузиться в неизвестную страну за ними.

На следующее утро, вскоре после рассвета, стадо вернулось, перепуганное, и
сообщили, что быков и лошадей угнали бушмены.
Сердце Гидеона замерло. Это, по-видимому, было доказательством того, что он имел.
часто подозревал, что Господь избрал его для безжалостных преследований.
потому что он совершил Свою работу отмщения. Однако там
теперь оставалось только одно: преследовать мародеров и атаковать
их во что бы то ни стало. Вооружив главаря и возницу и взяв свой собственный
пистолет, он оставил фургон и его содержимое на произвол судьбы и отправился по
следу.

К своему удивлению, он обнаружил, что след, вместо того чтобы вести в
пересеченную местность, как это неизменно случалось, когда животных крали
Мародеры-бушмены, вел обратно по следу, оставленному его собственным фургоном.
После прогулки около часа он достиг вершины невысокого хребта от
которых глаз может варьироваться на неизмеримое расстояние по равнинам.
Затем Гидеон увидел то, что заставило кровь застыть в его жилах от ужаса. А
вагон, который он знал, должно быть, что Стефания была на подходе, и за
он был гонят толпу свободный крупного рогатого скота и лошадей, которые он не мог
сомнения были его собственными. Готтентоты подняли радостный крик; их
удивлению, Гидеон повернулся и побежал назад по равнине в направлении его
вагон.

Несчастный человек теперь стал безумным в своем ужасе. Его единственной мыслью было
сбежать, спрятаться от лица человека, которому он причинил столько зла.
Страх окрылил его, и к тому времени, когда Стефанус добрался до
на гребне холма, где два готтентоты ждали их
недоумение, Гидеон уже почти добрался до своего вагона. Стефан, вне себя от радости
услышав, что его брат так близко, сразу же вскочил на своего
коня и поскакал вперед.

Гидеон залез в вагон и лег со своей загружается
пистолет в его руке. Он принял решение относительно того, что он будет делать в этой
последней чрезвычайной ситуации: - он позволит своему брату приблизиться и, когда тот
окажется на расстоянии выстрела в упор, прикроет его пистолетом и
прикажи ему встать. Затем он торжественно предупредит Стефана , чтобы тот не приближался,
держа его на переговоры, где он стоял. Если предупреждение должно быть
пренебречь Гидеон решил снимать его брат умер, но он надеется,
не за то, чтобы сделать это. Он заставит Стефана под дулом
пистолета поклясться вернуться и больше не беспокоить его. Он
говорю:--"жизнь моя, здесь, в этой беззаконной земле, уничтожить по
просто легким надавливанием пальца на спусковой крючок, в отношении которых это
отдыхает.-- Это мое, - конфисковано, потому что ты преследовал меня, когда я изо всех сил старался избежать встречи с тобой.
-Я отдаю это тебе взамен.-- Я отдаю это тебе.
за все зло, которое я тебе причинил. Возьми это и иди с миром, и я никогда больше не встану у тебя на пути.
но подойди еще на шаг ближе, и ты покойник.
твоя кровь на твоей собственной мстительной душе ".

А последние говорят, что толпы на сознание утопающего так
эти мысли, дикие, а половина-необъявленный, мчались против
отвлекают сознание Гидеона ван дер Уолта, когда он лежал тряски в
вагон, держа в руках заряженное ружье с дула проектирования по
щели в полотне, которое он заключил с ножом для этой цели.
Каждые несколько секунд он поднимал голову и выглядывал воспаленными глазами наружу
посмотреть, не приближается ли его враг. Наконец он увидел то, чего его
глаза искали со страхом ожидания; по длинному склону быстро спускался
на крепком пони мужчина с длинной, белоснежной бородой, которого он
опознан как Стефанус.--Но что это значило? его брат был
безоружен.--Но, возможно, ружье было спрятано - висело на ремне у седла
сзади, как ружья иногда носили на охоте.-Нет, - ружье
пони свернул, чтобы не врезаться в кустарник, - Стефанус, конечно, был безоружен.

Он ехал в рубашке с короткими рукавами, и у него не было даже хлыста в руке
. Конечно, подумал Гидеон, человек, который был вовлечен в это
неумолимое преследование, не мог ожидать, что его враг позволит ему приблизиться
на расстояние захвата. Неважно, Гидеон бросит вызов своему брату
когда тот подойдет близко, и прикажет ему встать, если он ценит свою жизнь.--
Но будет ли человек, который упорно держался тропы через Бушменландию
в страшную засуху, стоять спокойно, когда ему прикажут? Гидеон был уверен, что он
не будет. Что ж, - он должен был стрелять, - ничего другого ему не оставалось.

Когда Стефанус подошел ближе, Гидеон ясно увидел серебристую белизну
его бороды. Он подумал о том, что в последний раз его взгляд останавливался на лице его
брата, когда был вынесен приговор, и что тогда его
борода была черной, как вороново крыло. И тут внезапный ужас пронзил
его до глубины души.--Он не мог - не мог- запятнать свои и без того виновные
руки кровью этого человека после того, как тот разрушил его жизнь.
Грозное проклятие Каина гремело в его ушах. С диким воплем он
выскочил из повозки и побежал среди голых нагромождений камней, которые
образовали основание отвратительной горы, у подножия которой стоял его фургон
.

Опасаясь кричать, Стефанус, Гидеон неслась все дальше, прыгая с валуна
в Boulder в его бешеные усилия, чтобы избежать присутствия человека в отношении
которого он так ужасно согрешил. По какой-то странной уловке мысли его
брат, таким образом, безоружный, был более страшен для его обезумевшей и виноватой
души, чем если бы он пришел с заряженным ружьем. Страх перед кем-то
такое очарование, какое змея, как говорят, проявляет к своей жертве
овладело им; он чувствовал, что, оказавшись под взглядом своего брата, он будет
связанный и беспомощный. Это была ужасная иллюстрация страха, который
злоумышленник иногда испытывает по отношению к тому, кому он причинил зло.

Стефан неуклонно следовал за ним, его сердце было полно высокой цели. Он
знал, что теперь его брат не сможет сбежать от него, что момент, которого он
жаждал все эти долгие годы, близок. Безмятежный в своем доверии,
уверенный в своей вере в то, что Провидение направляет его шаги и шаги Гидеона
и что ни один из них не сможет оступиться, пока Божий замысел не будет осуществлен
удовлетворенный, он преодолел крутой, неровный склон, тщательно и
методично расходуя энергию.

Вскоре гора сузилась до клиновидного склона с более легким уклоном
, кульминацией которого были голые вершины, по обе стороны от которых зияла черная
пропасть. Под этим, на огромной глубине, от созерцания которой кружилась голова
, могучая река, теперь мутная до краев из-за
сильных грозовых дождей, обрушившихся на ее русло, катилась вниз
между полосами высокого зеленого леса.

Когда Гидеон увидел, что он оказался в ловушке, - что перед ним и по обе
силы были отвесные скалы, а за ним брат, чье лицо он
боялся больше, чем смерти, такой могучий крик боли и
отчаяние исходило из его глубокой груди, и казалось, что мертвые, черные пропасти
на мгновение стали населены потерянными душами. Затем, воодушевленный
мужеством отчаяния, он повернулся и встретился лицом к лицу со своим преследователем.

- Отойди, отойди, - хрипло крикнул он, - или я застрелю тебя насмерть
и последую за тобой в Ад через кранц.

"Ты не сможешь этого сделать, брат мой, - крикнул Стефанус. - щит
Господа отразил бы пулю в сторону, и Его рука подняла бы тебя из
глубин".

"Стой, я тебе говорю. - Стой.-- Еще шаг, и ты покойник".

Стефанус продолжал приближаться, поэтому Гидеон поднял пистолет и нажал на курок
, но порох в поддоне вспыхнул. Стефанус ни разу не дрогнул,
но спокойно направился туда, где был отчаявшийся человек.
он торопливо пытался зарядить пистолет порохом из своего кармана.
Стефанус положил руку на плечо брата, и Гидеон сразу же прекратил свои попытки.
пистолет выскользнул из его нервных пальцев и
разбившись о камни, он рухнул на землю, теряя сознание.

Придя в сознание, Гидеон обнаружил, что его поддерживает
объятия его брата, чьи глаза, полные любви и затуманенные жалостью,
пристально смотрели в его собственные. Тогда его грех, его мука и его ужас
соскользнули с него, как сброшенная одежда, и впервые за все время своей
взрослости он заплакал.

Не нужно было много говорить с обеих сторон, чтобы понимание,
полное и завершенное, сразу установилось. Это было так, как если бы
раскрытые души смотрели друг на друга, раскрывая все и полностью.

Прежде чем повернуться и вернуться по своим следам, братья немного постояли
и посмотрели вперед, на ужасный, Титанический хаос, в
извилистые глубины, по которым неосмотрительно неслась усталая река.
с потраченным впустую грузом плодородия. Солнце почти село.;
темные пропасти уже были полны почти непроницаемого мрака, над которым
разреженный воздух дрожал вокруг каждой опаленной солнцем вершины горы,
казалось, что они покрыты тонким бесцветным пламенем.

На северо-востоке великое облако crudded поднял его высокими башнями в
голубое сердце ужасно эфир. Чисто белый с той стороны, что освещена
солнцем, с другой - темно-фиолетовый, и сквозь него пробиваются столбы молний
мы беспрестанно играли. Он возвышался все выше и выше, проносясь мимо
на расстоянии нескольких миль. Время от времени во время пауз между раскатами грома
был слышен низкий рев дождя, который падал, как
бахрома пелены, с нижнего края огромной массы. Затем они
знал, что черный, два года засуха кончилась,--что вдоль дорожки
за которые они так старательно боролся несколько дней с тех пор,
цветы бы прорываясь через несколько часов, и скалистые впадины
наполняется silvern воды.

Повозка Стефана тем временем прибыла и стояла,
вытянутый, близкий к тому, что было у Гидеона. Элси стояла рядом с ним, ее лицо
было обращено к могучей громовой колеснице, от которой дул освежающий ветер, наполненный
ихором прошедшего дождя, шевеливший пышные волосы.
Она обернулась, когда ее чуткий слух уловил звук их приближающихся шагов.
им показалось, что Дух Мира поселился в ней.
она смотрела из непостижимых глубин ее незрячих глаз.