3. Алиса. Пропавшим без вести

Мария Шпинель
Автор:    Алиса


Для большинства взрослых исчезнуть неимоверно сложно, потому что чем старше жизнь, тем короче время. Я старалась запомнить рецепт исчезновений, даже когда все говорили, что его не существует. Моя мама, достаточно упитанная особа, легко исчезала на целый день, оставляя меня в детском саду. Папа же свободно мог написать диссертацию на тему пропаж. Он утверждал, что можно исчезнуть из жизни без вреда и это совсем не то же, что отказаться от нее.

Впервые я и папа исчезли туда, где обитали высушенные крылья бабочки в шаре потолочной лампы. Я запомнила именно это, и еще гитару. Отец наполнял наши дни музыкой, состоящей больше из пауз, чем из нот, музыкой, похожей на лилии. С ней я засыпала и просыпалась

Мне только исполнилось шесть, когда мы исчезли во второй раз.
Это была древняя избушка. Па сообщил, что нашел ее случайно в лесном тупике. Я дремала на заднем сидении, он же  всю дорогу убеждал меня, что никто не сунет нос в наш временный мирок.

На самом деле все самые прекрасные бунты случаются вовсе не в подростковом возрасте, а в сердце детства, когда родители воспринимают озорство, как шутку, а совсем не плоды дурного воспитания. Тайна дарит детям крылья. То, что папа совершил преступление во имя меня, не так пугало, как вызывало сладкое восхищение, на которое способны лишь маленькие девочки. Как не любить (совершенно безумно) человека, готового пожертвовать собственной гражданской совестью ради мгновения поэзии? Исчезновение того стоило.
Возле избушки зеленел огородик, где папа похитил единственный помидор совсем не для того, чтобы его съесть. Он растер мякоть, а затем измазал ею мою подушку перед сном. Запах совершенно успокоил мое сердце на всю ночь. Всегда хорошо спится, когда для приключения в компании с преступником слишком мало времени.

***

Тихий и музыкальный, легкий и сложный, волшебный и настоящий. Безмерно одинокий. Это все о нем. Прилагательные его граней. А если прилагательные собрать все вместе – он был учителем. Я нашла определение лишь спустя пятьдесят лет. Наблюдение за ним было школой для души. Или храмом?

***

Когда я стала чуть старше, обнаружилось, что исчезновение - это искусство. Способ все опередить, исчезнув из повседневности, привычки, похожей на удушливую лучшую подругу, от которой сбегаешь, но не перестаешь ей писать. Отойти ровно настолько, чтобы подарить себе возможность быть собой, полностью самим собой - к лучшему или худшему.

Оказалось, что исчезновение – прекрасное лекарство от ханжества. Да. И от первых безымянных слез. И от первого разочарования в любви. Отец не изменил нашим привычкам ни на грамм. В миг моего отчаяния он подарил мне полночное море. Огромная ванна звезд опрокинулась в воду, которую я попыталась рассечь тремя бросками баттерфляя – на большее не хватило сил.

Обнаружилось странное: счастье – вещь болезненная. Оно болит так, что человек забывает, как его получить в момент, когда несчастье становится нормальностью. Вырваться же из нормальности, значит погрузиться в нее: в нормальность неба, людей, камней или занавесок. Лишь в сублимированных нормальностях можно осязать стирание мира.

У папы не было сопротивления нормальности или обледенению. Если в течение года не получалось исчезнуть хоть раз, он превращался во льва посреди клетки, отчаянно тоскующего по своей саванне. Он переставал замечать меня, а я переставала существовать без его глаз, рук, голоса.

В последнее наше исчезновение мне исполнилось семнадцать. Позже мне пришлось переехать. На прощание он признался:

«Я изменял тебе с того самого момента, когда ты родилась. Все, кто умеет исчезать изменяют своим детям, потому что только так можно улучшить свою жизнь. Когда-нибудь и мне и тебе придется исчезнуть, унося с собой каждый кусочек своей плоти. Но, ни одному ребенку необязательно брать с собой родителей. Ни один ребенок не знает, что значит исчезнуть, ни один ребенок не поймет, кто он такой, если не оставит своих родителей на краю дороги, чтобы исчезнуть друг без друга. Дело не в том, что дети не любят своих родителей. Как раз наоборот – родители слишком любят своих детей, чтобы предоставить им полную свободу в жизни. Любовь прекрасна, малышка, она служит для защиты, для возвышения, для открытий, но никогда не полагайся в любви на того, кто предлагает отдать тебе свою жизнь. Не доверяй даже мне. Не верь тому, кто обещает жить тобой, для тебя.
Живи тем, что видишь в себе. Тот, кто полюбит тебя, сможет открыть тебя миру, но не мир для тебя. Даже, если захочет. Любовь – искусство созерцательное. Это спектакль, а не стройка. Ты останешься самым прекрасным зрелищем в моей жизни, малышка. Но я должен перестать позволять своей слишком большой любви брать тебя в свой багаж и обращаться с тобой, как с частью себя. У меня же есть место только в твоем сердце. Это последнее наше исчезновение и я не хочу, чтобы ты грустила».

Не помню, чтобы когда-нибудь потом я грустила. Растрогана, расстроена, теряла ориентацию – да, так бывало. Папа научил понимать и принимать события и слова так, чтобы они не причиняли мне вреда. Наше прощание длилось несколько месяцев. В тот момент, когда были собраны вещи, в душу вселилась ностальгия.

Я обосновалась в небольшой комнатушке. Появились приятели, которых неизменно отталкивали мои исчезновения, но мне это было безразлично. По ночам я писала слова на груди случайных любовников. В течение дня руководствовалась собственным светом, буквально следуя совету отца: ценить любовь и отвечать любовью, но никогда не принимать ее за компас. Только родители имеют право на сверхчеловеческую форму любви, только она одна может выбирать между дарованием жизни и смерти. Родители обладают таким правом и используют его примерно один раз – дарят жизнь своему ребенку или убивают его своим выбором.

Живу. Жива.  Плету свой сюжет. Руки распахнуты. В голове трепещут бабочки. Я была счастлива. Как будто ничего не произошло.

В моей ликующей любви к миру и людям только одно было неприемлемо, но неизбежно повторялось: у моих приятелей возникала иллюзия открытых дверей и они пытались проникнуть в мои исчезновения. Когда я уходила, меня обвиняли в неумении любить, как будто знали рецепт. Умоляя, они повторяли, что всего лишь стремились «разделить мою жизнь». Идиотская фраза. Жизнь разделить нельзя! Разделять можно только моменты. Вместе восхищаться красотой, наслаждаться звуками, радоваться присутствию друг друга. Но не растворяться.

Мама сделала именно так и пропала, позволив любимому проглотить себя, словно начинив специями и овощами.

***

Мне исполнилось пятьдесят шесть. Папа заболел. Альцгеймер. Поразительная ирония: человеку, который всю жизнь обновлял воспоминания, суждено было их потерять.

Ему потребовалось совсем мало времени, чтобы снова превратиться во льва.

Постепенное забывание зажгло в его глазах постоянную искру возмущения, и это меня успокаивало. Но я понимала, что вслед за горячими следами страсти всегда крадется уныние. Я знала – вместе с памятью что-то в нем бесславно сдастся.

Он стал опасен для окружающих, но я не теряла надежду на чудо. Позже он стал опасен для себя. Не было сил смотреть, как он уничтожает свои любимые книги, под шум воды из вечно открытых кранов, теряется между зеркалом в ванной и зеркалом в гостиной. Папа навсегда забыл рецепт своего пряного хлеба и исчезновений.
В конце концов, я смирилась. Не в силах самостоятельно засунуть его в клетку, позвонила своей тете и позволила ей самой отвезти папу к специалистам.

Еда в тот день необычно горчила. Трусость имеет сильный вкус.

Месяц спустя я решилась навестить его.

Молчаливый устаревший телевизор пялился на продезинфицированные простыни кровати и инвалидную коляску. Декор покойницкой.
Собственное тело покинуло отца, как будто история забыла его так же, как он забыл свою историю.
Голова, склоненная набок, слюни из уголка рта.

Кто-нибудь объяснит мне, почему самые красивые вещи в мире, от смеха до ванильного мороженого, включая потрясающее человеческое существо, всегда в конечном итоге кажутся нелепыми?

Я преклонила колени перед его телом и смятой душой. Шаткая надежда  и никакого ответа. Линялый воздушный шарик без воздуха.

По моим щекам текли детские слезы. Может быть получится?

- Давай, папочка, давай. Мы сегодня исчезаем!


© Copyright: Мария Шпинель, 2023
Свидетельство о публикации №223121101283
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить
Другие произведения автора Мария Шпинель
Рецензии
http://proza.ru/comments.html?2023/12/11/1283