Штурман Йорика

      Холодный ветер от лагуны; грязные, грубые и корявые камни под ногами. Ступни - все в царапинах. Платье, когда-то бывшее светло-серым, теперь заслуживает другого названия. Например, "серо-буро-малиновое".
      Нис вот-вот перейдёт грань между явью и миром своих фантазий. Пока она бродит в окрестностях залива туда и сюда, фантазии эти становятся всё более мрачны и кровавы. Девчонке мерещатся пауки с большущими членистыми лапами; каждая фаланга ноги такого прожоры наполнена изнутри чем-то багряным, полупрозрачным.
      Пауки набиваются в узкую пещеру (которой нет на самом деле - это лишь видение. Но временами нашей героине кажется, что и она сама в той пещере. Что монстры ползут по её рукам, по телу, по обноскам платья...)
      Дочь полоумной бродяжки из Каймании унаследовала от матери склонность жить плохо - и мечтать о чём-то "нездешнем". Вот только мечты эти были много страшней. Нищенка Соль, по крайней мере, надеялась на лучшее. Искренне верила, что прилетит бесхозный ву-джет, и она станет его пилотом...
      Нис знала - подобные грёзы сбываются; это самое страшное в них.
      ...Над мрачным городом, где льёт мутный серый дождь. Над тучей, оглядывая с высоты её изогнутый мягкий хребет - как будто перед тобой жирная гусеница. Над портом, где голые матросы-кайманы, блестя чешуёй, ползают туда-сюда по железным бокам нобль-джетов. Возятся сотый час, стирая водоросли, а подчас - и кал морских собак, с бортов, днища...
      Да, тогда она умела летать. Но - никакой тебе романтики. Жизнь "сверху" была не менее унылой (да и вовсе - тошной), чем жизнь в Каймании.
      ...а потом - снова в город, туда, где разлилось целое море огней. Где ты -- одна со своими болью и тоской; там -- пунцово-жгучие вывески пополам с противной желтизной; театры открыты всем взыскующим кордебалета или канкана; на рваных простынях в "синема" жирногубые тётки взасос целуют тощих лысых клерков, одетых почему-то в чиновничьи мундиры с фальшивыми орденами и звё...
      Так, проехали. "Надо же когда-то успокоиться, Нис. Не всё накручивать себя. Будь смелей".
      ...а потом - снова в город, к окраинам, где из-за редких домов вылазят стаи диких псов, с рычаньем преследуют тебя - и твой "Йорик", - а ты летишь над полосой жухлого песка, минуешь кабинки для купальщиков, постепенно вылетаешь обратно к морю... но прожорливые псы ещё гонятся за тобой. Вот они уже вбежали в воду, вот - отхватили планку от днища твоего аэростата... "Ну же, ну же", - молишься ты про себя, - "наддай, миленький! Не погуби. Ведь у тебя одна хозяйка - я..."
      Тут молнией в уме вспыхивает жуткое осознание (Боже мой, как не ко времени - уж хотя бы дождался, пока погоня кончится, а тогда и семафорил бы!) "Если джет выбрал тебя, и не за душевные качества, самой тебе пока неведомые, а просто так, - кто сказал, что завтра он не изберёт другую? Так же точно: по прихоти. Неожиданно".
      ...Ву-джет набирает высоту. Собаки скулят, воют, чувствуя, что жертва ускользнула от них. Тем временем наша героиня, опершись ногой о жёсткую доску, меланхолично выковыривает грязь между пальцами, давит на щиколотке какую-то дрянь - то ли паучка, то ли...
      ("А. Вот почему они тебе снятся, моё сокровище!"
      Её пленяла эта возможность - смотреть на людей свысока. Быть подругой джета, и больше ничьей. Так же точно пленяет её теперь меррзкое, ррычащее самоназвание, которое хочется упоённо повторять: "сокровищ-ще". И то, что она говорит сама с собой, бедную Нис не беспокоит. Вот уж года три как не беспокоит... наверное).
      Пока у неё был "Йорик", жизнь тоже не имела цели. Но, по крайней мере, какое-то подобие цели существовало. Все эти полёты - во сне ли, наяву... Желание обогнать злую стаю с окраин. А теперь псы её не трогают. Было дело - рвали, и довольно-таки жестоко, первый раз, когда она сюда забрела без сопровождения корабля. Но потом всё поняли, и отнеслись презрительно. Бывшая девчонка-штурман им не нужна. "Гау, гау", - рявкнул в лицо нашей героине вожак стаи; должно быть, это значило что-то вроде: "Ты и так уже в дерьме с головы до ног. Куда ещё нам тебя трогать!"
      Как ни смешно, Нис угадала. Ву-джет оказался таким же неблагородным (в известном смысле - подлым), как любой захудалый нобль-джет. То, что он сделал... "Ой-й, ладно!" Теперь "Бедный Йорик" был для неё мёртв. Окончательно; навсегда. И нечему тут удивляться: джеты выбирают штурманов по своему желанию, а, поскольку у них не только (хе-хе!) ума нет, но и сердца, то... чем они движимы, когда решаются сделать такой выбор - темна вода во облацех.
      "Ах, нет", - одёрнула она себя, - "ведь желёзки в его нутре какие-то имеются". Как любая лётчица в этом краю (пусть даже - бывшая!), наша героиня хорошо знала: некогда, до того, как ушли в Ледовый предел, мастера-резчики из лиги Томаса Крафта заложили во все шесть аэростатов по "саквояжу с секретами". Среди магических элементов, помещённых туда, была то ли жидкость, то ли взвесь, позволявшая деревянной "шкуре" чувствовать (горячая, навроде человеческой крови - хоть, конечно, сходство тут больше внешнее). Танис в сто двадцать пятый раз ощутила: к горлу подкатывает комок. Ей живо представился кожистый "саквояж" под шершавыми досками, и вся та полужидкая грязь, что в нём бурлит... Видок не для рафинированных натур, конечно... а сама она полагала себя женщиной утончённой, может быть, даже слишком. Жизнь на задворках не смогла изменить её... Ну, или скажем проще - не до конца.
      "Тьфу, как же тянет вырвать!" Не потому, что картина, представшая перед мысленным взором девушки, родила в ней какую-то неприязнь к "Йорику", или ещё что; просто сама по себе была до ужаса неприятной...
      
      ---
      
      Как нетрудно догадаться, "Бедный Йорик" имел форму головы. Точнее, каркас не имел - доски, из коих он строился, мастера прибивали в хаотичном порядке (хе-хе, ну и выражение!.. А впрочем... Что-то в нём таки есть. "Полная пустота", "счастливый тры ...", - ну ты понял; и прочая "квадратура круга"). А на этих досках была натянута странная кожа. По-видимому, снятая с большого морского животного - может быть, тюленя-исполина, может быть, гиппокампа. И это явно была высушенная (а то и выдолбленная!) кожа с головы...
       - "Черепушка", в общем, - сказал ей Мэйв. - Только вот ума, хотя бы капельку, не завезли.
       - А в твоём "Джонатане", надо думать, ум есть?
      Вместо ответа Мэйв распахнул люк, ведущий внутрь ву-джета. Чтобы Нис полюбовалась на обилие вещей, расставленных в кабине - там была и гитара, и нотный пюпитр, и какое-то странное, чахлое растение в горшке, и много-много курительных смесей, от коих шёл густой пряный аромат...
       - Ясно, - хмыкнула девчонка. - Что в голове у капитана - то и у "Джонатана!" Не-ет, я в этом смысле попроще буду. Если мой "Йорик" хочет быть абсолютно безмозглым, то... не стану спорить. Единственное, что есть у него под лобной костью...
       - Доской! - хохотнул юноша.
       - Да, прости, доской... это я.
      И, забравшись внутрь "черепа", она затеплила в крайнем правом окне масляную старую лампу. Встала так, чтобы Мэйв, взлетая, увидел её; кокетливо подбоченилась...
      А потом подняла своё судно ввысь. "Я тогда была столь наивна, что гордилась этим: надо же - пилотирую. Самолично... Ка-ак звучит! Но вообще, если подумать всерьёз, тут есть чем гордиться..."
      Было лишь одно "но". Тот факт, что "Йорик" ей грубо отомстил...
      
      ---
      
      Вдруг кто-то вышел из круга света, лежавшего от неё в пяти шагах и тускло озарявшего пляж. Девчонка на миг вернулась в "здешнюю" реальность; поняла, что сбилась с дороги, и неплохо бы попросить о помощи. Если, конечно, не получит сапогом по заду (а если получит - так и что?!)
      От нечего делать она стала любопытственно изучать мужчину. Высокий; плотный. Чернокудрый, одет в нелюбимые её цвета - пунцово-жгучее с жёлтым пополам. Изо лба у него торчали серо-зелёные антенны в добрый локоть длиной. "Наверно, один из Мантидов... по отцовской линии. А вот матушка вполне могла быть человеком - и, кстати, это объясняет, почему он до сих пор не съеден!" Куцый плащ с меховым подбоем, пышный и противный. Грузноватое сложение (в любой другой период своей жизни она бы сказала, что такая мощная туша "придаёт ему важность". Сейчас - просто думала "чего он та-акой толстый").
       - Меня зовут Нис, - она протянула руку. (Правда, мужчина её не принял, и девушка, смутившись, отдёрнула свою ладонь. Но он и это предпочёл проигнорировать). - Вернее, Танис. Танис Смуглоличка...
       - "Грязноличка", сказал бы я, - пробормотал мужчина, и смешно пошевелил антеннами, будто сомневаясь, стоит ли доверять бездомной нищенке. - Мы и сами тут... кхе-кхе... не слишком в чистоте себя блюдём. Но всё-таки держимся, не пропали ещё. Даже - тусуемся, здесь вот, неподалёку. Хочешь к нам? Сегодня как раз вечеринка...
      Она не ответила ни "да", ни "нет". Как-то уж очень всё равно было. Ну, тусовка. Так и что?.. По-любому, это - чужие люди, не слишком нужные ей. Да и Король (про себя она обозвала этого лидера прибрежной банды бомжей, почему-то, Королём) - в общем, Король вёл себя не совсем как надо. Усердно трещал антеннами, словно выискивал в окружающем воздухе что-то, способное скомпрометировать Нис. Какие-нибудь доказательства, что она - не та, кем кажется. ("И то: я ведь не сказала ему всей правды"), - думал девушка, идя за бомжом. - ("Не призналась, что лётчица!")
      Песочный пляж понемногу переходил в галечный; а вот и отвесные утёсы, которые Танис хорошо помнила - часто, во время оно, летала над ними. В нише между двумя скалами горел костёр; низкорослый урод-мутант, чем-то напоминавший большого облезлого кота, прыгал с одной лапы на другую, чтоб согреться.
       - Коро-оль, - позвал другой бомж, чьи уши отвисли до земли, как у собаки. ("А, значит, его и вправду зовут Король! Интересно получается!")
       - Ну, чего тебе, Худой?
       - У нашей принцессы успех на Ютубе, - вступил в разговор третий житель побережья, с громадным багровым зобом и таким же багровым пятном на голове. - Сняла пару клипов, где засветилась с твоим... э... ребёнышем. Под бодрое "пам-парам-пам-пам".
       - Я про неё не хочу даже слышать, - сказал Король. - А про ребёнка - тем паче, - но по его лицу было видно, что он доволен.
       - Какой... э... спектакль сегодня замутим, ваше величество?
       - Для красавицы ле-э-эди, - Король, издевательски растягивая слова, ткнул грязным суковатым пальцем в сторону офонаревшей Танис, - предлагаю поставить "Отелло"!
       - "О! Тело!" - рассмеялся и поправил его урод.
      Они начали суетиться, деля между собой роли ("Ты будешь Маврой, а я Дезде... Ну этой, которую придушили!") Потом - запестрели костюмы, замелькали маски, доставаемые из пыльных старых чемоданов. Зобастый, сам тоже довольно-таки мощный плотью, в облачении ренессансной мадонны орал на весь закуток между скалами: "Кто зде-есь? О! Тело! ТЫ!!" - и кидался в объятия Королю, чья рожа была, за неимением морилки, смазана прибрежной грязью.
      Худой и Большой, не обращая никакого внимания на актёров, трындели о своём ("А гетры-то, гетры-то у принцессы в клипе - видал?! Знаешь, где достала? В цыганском таборе, с год назад, выменяла").
      Нис, как положено, прикидывалась, что находит во всём этом удовольствие. Улыбалась, даже смеялась, следя за комикованием Зобастого. Била в ладоши...
      Но внутри - вся тряслась. То ли от бесслёзных рыданий, то ли просто - начинался очередной спазм. С тошнотой, с тяжёлой головой, с давлением в венах... "Откуда эти спазмы, чёрт их побери?" Ну да, шатаясь в хлипкой одежонке по окрестностям зимнего моря, нетрудно всякую вирусню подхватить... Может, даже не одну.
      "Ёлки-палки, когда всё это кончится? Когда я смогу уйти?!"
      Наша героиня не стала обращаться к мысли, вправду ли сможет . Реально; своими ногами. Главное - чтоб её отпустили. Чтоб, так сказать, разрешение было дано... "А там, дальше - неважно! Ежели грохнусь без чувств, значит, быть по сему. Полежу тушкой под утёсами пару дней; большое дело..."
      Тем временем Король уже облапил своего дружка за шею. Со знанием дела (или даже - со вкусом ) давил его сонную артерию, приговаривая: "Так, так". Багровомордый стенал, выкрикивал что-то нечленораздельное и, в минуты, когда напарник всё же отпускал его, орал надтреснутым козлетоном: "Вы по-ойте мне иву, зелё-ёную иву!" Танис снова улыбнулась и фыркнула, прекрасно понимая, что в её теперешнем состоянии... ну и т. д. Король, очевидно, тоже всё это знал, но притворялся, забавлял девушку (просто - по инерции).
      Потом Дедздемона резко - бедром - оттеснила протагониста за кулисы. Сняла парик; сама приняла облик Отелло. Пафосно произнесла: "Я с поцелуем отнял жизнь твою и сам умру, пав, поражённый, к твоему одру!" И - навсегда уже, кажется, стала Зобастым.
      Нис вспомнила драмкружок в столице архипелага. Как-то мама Ассоль притащила её туда. Они видели матросиков, танцующих чечётку вопреки всем замыслам Шекспира. Видели доктора Фройнда, колющего Отелле транвилизатор. Нис подивилась, насколько у Зобастого, чёрт-те дери, лучше получается. Сегодня она даже готова на ночь с ним остаться, не за что-то, за просто так...
      Но тут появился выгнаннный (уже, вроде) Король.
       - Пойдём-пойдём, лапонька, - буркнул вождь бродяг. - Разговор интересный есть.
      Тощий и Зобастый прыснули от смеха. Чуть не взвизгнули, восторгаясь, как их обдало крепкой, нажористой волной девичьего страха. Впрочем, Танис давно уже не обращала внимания, если кто-то питался её испугом. Она спокойно отдалась в руки бандита, ибо сопротивляться могла плохо - голод, холод и недуг (а также сонливость) сделали своё. Король потащил апатичную, почти дохлую, но такую желанную девчонку за уступы скал...
      
      В городе было пестро от вывесок, холодно, ибо шёл дождь, и (как нелепо это ни звучало) душно. Не от жары - от человеческого пота. Лесса прокладывала головоломные виражи с одних неоновых авеню к другим; аэростат отталкивался от балконов и террас, будто от трамплинов, и взмывал к тёмным, набухшим страшной тучею небесам; горб тучи высился у Лессы над макушкой, и грозил холодом. Девица чуть не орала в голос от восторга. Её радовал этот полёт - долгий, мятежный и дерзкий, одинокий (не считая любимого джета!) И её радовало, что мало кто на земле видит "Шута". Ну так - пятно тёмное, разве что... А значит, ей пока дана свобода, и на глупых, грязных простолюдинов она способна плевать с вышины!..
      В дальнейшем - мало ли что будет, но верный джет её не покинет; тут Олеся была стопудово
      убеждена. А стало быть, ей выпала хорошая жизнь, полная издевательств над другими, блистательной борьбы, саморекламы - в этом довольно-таки грязном, захудалом мирке... Как минимум ещё лет десять. Там - посмотрим, ибо всё когда-нибудь приходит к ко...
      
      Всё когда-нибудь кончается, кончилось и путешествие Нис. Король привёл её в комнату ...точнее, Нис думала, что это - комната... которая была, по-видимому, частью пещеры в скале. Увидев (и ощутив ступнёй) настеленные на полу зверячьи шкуры, тряпки, а также выброшенные кем-то за ненадобностью грязные газеты, девчонка, как говорится, сто пудов уверилась, что за судьба её ждёт - и в тихой ярости закатила глаза. Нельзя сказать "она не привыкла" - за последние года три нашу героиню пользовали все, кому не лень. "Но - опять всё то же самое, с начала до конца? Чёрт подери, опять?.. Даже без самого что ни есть захудалого "спасиба"..."
       - Ну вот и умница, - хмыкнул грузный бомж. - Правильно делаешь, что не психуешь понапрасну... гы-гы. - Он коснулся жёсткими усиками её лба; видимо, на языке Мантидов это что-то обозначает, она только не знала - что. И выпустил из объятий, давая упасть в не столь уж тёплые (потому что - мокрые) шкуры. "Господи, они что, писают на них?!"
      Пока Король разоблачался, Нис не глядела на него. Она тупо уставилась в потолок, не думая вообще ни о чём. И, когда почувствовала его объятия,- тоже не думала. Её тут как будто не было. Вовсе.
       - Здорово, - хмыкнул Король. - Слушай, просто здорово! Давно я не встречал такой... э-э-э... нормальной реакции у своих подружек.
      Нис молчала.
      Потом был сон. Вязкий, мутный (чтоб не сказать - "смутный"), прерывистый и не давший на самом деле отдыха. Открыв глаза среди ночи, она увидела рядом с собой храпевшего во всю глотку Короля. И предпочла снова погрузиться в дрёму.
      Зыбкую. Страшную.
      
      "Что лучше - жить, зная, что бывший симбионт к тебе жесток - или жить, забывшись в смутных грёзах... и не знать вообще ничего?"
      
      А потом очнулась от пинка под зад.
      "Ну вот. Я так и думала, что это в итоге воспоследует!"
       - Иди от нас, - ухмылялись актёры (да, и смешной Петух тоже!) - Обратно, где песчаная гряда. Авось ещё какой-нибудь джет за тобою да прилетит; но мы в роли его выступить - пардон за каламбур! - не можем.
       - Я те говорил, - прошептал Тощий в ухо Королю, - штурманша, пусть когдатошняя, нам всё равно не пара! Не-ежненькая слишком.
      Танис вспыхнула:
       - Это как, пардон мон ф... франсе? Я порядком огрубела, тут бродя.
       - Вот и хорошо. Бродяжничай дальше. Будь ближе к жизни. Когда загрубеешь окончательно - приходи. Мы и примем тебя, гы-гы, в уборщицы! Чтоб мыть нужник, нам персонал, - это слово он произнёс, чересчур грассируя, - ой как требуется!
      Сплюнув со зла, девушка поплелась прочь. "Да у вас персонала и нет на деле", - вертелось в её мозгу. - "Все вы - мойщики отхожих мест. Чужих, смердючих притом".
      Труппа (или, вернее сказать, тусовка) громко орала, провожая навигаторшу....
      Слушая шум ветра на берегу, Нис больше не чувствовала, что это - её верный, хоть и молчаливый, товарищ. Она представляла себе равнодушное существо, которое при всём желании не станет ей помогать. И - наглухо закрыла от него сознание.
      Неподалёку от скал, где шумела компания придурковатых "нефов", на песке сидели какие-то гря...
      
      ---
      
      Когда "Йорик" стоял в доке, на ремонте, были страшные ливни. Но, несмотря на это, Нис всё равно к нему приходила. Промокнув, как мышь. Припадала к жёсткой коже, обнимала свой аэростат, ныла - почти сладострастно (благо никто всё равно не видел). И разговаривала с ним. Долго, не заботясь, услышит ли ответ.
      "Шут" был для неё как ребёнок. Глупый, эгоистичный, не любящий маму. Но всё равно - её детище. В какой-то мере он и сейчас оставался таким, просто наша героиня стала умнее.
      Умнее и пессимистичнее. "Ох, Танис", - говорила она себе временами, - "это всё понты! На деле-то - давай уж правду - ты б хотела прошлое вернуть. Ыгымс?"
      Ну а кто не хочет. Вот только жизнь - вечное настоящее. И её жизнь теперь - отнюдь не будни навигатора, а...
      
      ---
      
      
      ...грязные люди. С загорелой кожей. Один выкладывал вокруг себя непонятный символ - кольцо водорослей. Другие усердно собирали эти водоросли, наклоняясь над морскими волнами. Старухи (босые, как и она сама) по водорослям плясали, уныло напевая "Нэшка, нэшка, Нинимуша!" Первое слово означало -- смотри, второе -- кажется, милый друг; уж настолько-то Нис их язык знала... Старухи выглаживали мокрую, спутанную массу, превращая её в блестящие щитки.
      Главный краснокожий позволил Нис подойти поближе. Коснуться его туго сплетённых волос, покрытых белыми клочьями перхоти. Нис улыбнулась - ей нравилось такое псевдо-доверие. После всего, что было раньше, это уже милость. И она принялась расчёсывать главного краснокожего...
      Он урчал от кайфа. Сладостно ныл, как будто - величайшее удовлетворение в его жизни. Многочисленные молодухи - стройнушки, в основном - толпились за спиной у начальника вместе со своими малышами, тоже чумазыми и невероятно курчавыми. Девчонке пришлось (разделавшись с главным) заняться ими всеми. Пестрели белозубые улыбки на гладкой бурой коже - словно не в меру зрелые дыни полопались, демонстрируя хищные ряды своих семечек. Под эти непрекращающиеся оскалы, млечно-чеширские лыбы и буйный поток басовитого подддакиванья с угыгыкиваньем, Нис работала; потом - подошла какая-то грузная старушенция, молвила "мэд-вэй-ошха!" (чё ешё такое?!) и протянула жёсткий кусок лепёшки. С маисом. "Ты теперь у них своя, Нис. Не отказывайся от угощенья!"
       ...Дочки главаря - будущие воительницы-амазонки - демонстрировали ей лук и стрелы. Содержимое горшка. ("Вот она, главная гордость трёхлетки!") Мальчики показывали, как они стоя могут облить прибрежный камень. ("И ни одна девка, понимаешь...")
      Потом Танис увидела высокого красивого парня - лет пятнадцать ему, кажется, было - который стоял, нагишом и абсолютно не стесняясь своей более бледной кожи, а рядом с ним привален к камню был панцирь крупного омара. Девушка подумала: такому нежному отроку ( и глаза-то, ма-амочки, - в пол-лица!.. ) напяливать на себя страшный доспех, не обсохший ещё как следует, поистине - испытание. Но тут подошла одна из амазонок; бледный воин заулыбался, зарумянился, и плоть его... Короче, вы поняли. Юноша почти совсем утратил контроль над злосчастной плотью. Дочка же главаря равнодушно взирала на большеглазого; она ждала. Кого (или чего), Нис не знала... Чуть позже, правда, сие стало очевидно. Явился ещё один пятнадцатилетка, более простой на вид, крепко сложенный, белобрысый (невзирая, что сам - красней орехового дерева!) Он тронул голое плечо большеглазого, и парень робко, отчасти даже покорно, подвинулся в сторону. Блондин, видимо, гордясь тем, что выиграл, с торжеством сжал локоть своей дамы. Она равнодушно ковыряла в носу, пускала ветры сквозь мочальную юбочку и вообще бравировала тем, до чего презирает приличия. "Самое оно для княжны-воина..." Бросив взгляд на место, где стоял голыш, наша героиня увидела - его там уже нет. Поискала глазами начальника племени; он заметил, виновато развёл руками... а потом заржал!! Типа, "ну чё делать". Гос-спади, какие драмы... даже у этих ничтожных людишек.
      Той ночью наша героиня спала в углу их маленького приморского лагеря, возле палатки Главного. Честно сказать, Нис теперь жалела, что безмозглым был "Йорик", а не она сама - ибо её рассудок (даже во сне) был занят всеми этими навороченными причёсками! Пополам с перхотью, клещами, вшами...
      Ночью девушка встала. Неслышно прошла по чёрной гальке и песку. Откинула полог шатра
      Большого босса. Нет, наверное, это всё-таки индейцы, не жители южных островов, случайно попавшие сюда. Вон он спит, Журавль, как его Нис обозвала. Мирно храпит, обработанный с вечера; жёны и ребятня - тут же.
      "Спасибо, вы были о-очень любезны. Но я не для того носилась в удалом джете по небесам, чтоб пробавляться обычной головомойкой". А признаваться самой себе, мол, пожалела брюнета... "Ну что за детство, tali?!"
      Прим. автора: "tali" - лапочка (южнокайманск.)
      Словом - ушла в ночь. Пока она брела по дюнам (стылым и противным, однако ж ногам не привыкать было. "Сахарная, да? Авось не растаешь!"), так вот - покуда шла, серое небо уже стало понемногу окрашиваться в цвет желтка.
      Cолнце всходило... и в его свете Нис углядела странную тень. По форме, да и по тому, как тень двигалась, легко было понять, что...
      Перед нею - "Бедный Йорик"!
      "Вернулся!" Она даже не успела по-настоящему обрадоваться, так быстро всё произошло.
      И тут же увидала: аэростат нагло продолжает свои штучки. Он по-прежнему мстит ей - на борту была уже другая.
      В просторной рубашке навыпуск, в штанах защитного цвета и до невозможности начищенных сапогах. Ветер развевал чёрные кудри.
      "Явились, чтоб помучить. Мать-прамать!.."
      Новая лётчица, усмехаясь, взирала с небес на прежнюю. У Нис, конечно, был сейчас самый затрапезный вид, но эта с... пардон, вертихвостка , всё же как-то докумекала, кто перед нею - то ли по глазам, то ли... В общем, не суть.
       - Я Лесса, - крикнула она, так, что было слышно, наверное, аж за дюнами. - По-простому Олеся!
      Она была счастлива...
      Не знала. Не понимала, что среди ву-джетов просто не бывает верных. "В наш грязный век рассчитывать на дружбу летучего корабля - значит позволять себе о-очень большую наивность. С одной стороны, так легче жить. Не замечая всех реальных ужасов вокруг. С другой же...
      Ты мёртв для меня, безмозглый. Давно мёртв".
      
      ...Нис какое-то время провожала взглядом свой бывший аэростат. Потом опустила глаза и пошла прочь.