Сошедшая с небес

          (История одной необыкновенно зарождающейся любви).
   Эта история есть продолжение новелл "Бусидо" энд "Сигарета. Испанец. Меч"...

   Он шёл по набережной приморского города, явно выделяясь на фоне однороднообразной толпы прохожих, не обращая внимания на то удивление, которое вызывал обычно всякий раз: своим видом, уверенной походкой, своей непохожестью на кого бы то ни было и неподдельной отстранённостью. Он был глубоко погружён в свои мысли. Это был просто, на взгляд обычного обывателя, необыкновенный, поразительный человек, своего рода современная легенда или, если быть точнее, своеобразная достопримечательность этого старинного провинциального города.
К тому, что он из себя всякий раз являл, невозможно было привыкнуть. Люди, выходившие на вечернюю набережную, обычно спорили, гадали, в каком же образе появится сегодня этот неординарный, с утончённым вкусом человек. Так о нём говорили жители самого древнего города на этом побережье, вековой старой крепости, которую нельзя было уже хоть как-то и чем-то удивить.
Город, переживший в своей истории нашествие варваров, гуннов, набеги ещё множества других воинственных кочевых племён, владычество генуэзцев, монголо-татар и турок.

   Но этот человек, какое-то время назад поселившийся в нём, как казалось, считал, что лучше этого местечка нет в мире ничего. Они оба видели и пережили за свою жизнь много баталий. И вот они встретились: человек и город, его город.
Однако в этом городе никто толком не знал, кто же был этот человек?! О, если бы они знали!!!
   Были лишь одни предположения, не имевшие ничего общего с объективной действительностью.

   Стояла осень, в которой уже преобладала комфортная прохлада наступившей поры так называемого «бархатного» бабьего лета.
Он шёл в зелёном, травного цвета, элегантном пальто в тон его зелёным туфлям, в канотье того же созвучного цвета, но другого оттенка и с резной, инкрустированной золотом костяной тростью заплесневелого цвета в унисон всему его гармоничному образу. Всё было красиво и утончённо-элегантно, мернопристойно. И даже одинаковый изумрудный цвет не создавал впечатления монохромности, так как во всём его внешнем виде присутствовали разные интонации зелёного цвета.
Однако среди праздно гуляющей толпы, как это теперь принято, кто-то, не думая о последствиях, всякий раз, беспардонно, в обход его желанию, фотографировал его и тут же бесцеремонно выкладывал отснятое в интернет. Так люди делились своими впечатлениями с такими же, как они сами, любопытными зеваками.
Под необычными фото, независимо от того, где бы это ни происходило, как правило, сразу же появлялось множество комментариев примерно такого содержания:

«Я много видел на свете: Москву да и другие города мира разного уровня, являющиеся центрами эталонов эстетической изысканности вкуса. Своим выделяющимся поразительным видом никого не удивишь, но то, что вот этот «мужик», то ли щёголь, то ли аристократ, либо денди, так одевается, бросая вызов всему на свете, – это дорогого стоит».

«Ну и правильно! Такому человеку, не с общим выражением лица всё равно, что о нём думают другие. Он «большой болт» на всех положил и этим самым указал нам всем, незатейливым и незамысловатым, безразличным самим к себе, наше истинное место».

«Такого мужчину я как-то наблюдала в течение нескольких дней на набережной в Феодосии. Это было незабываемое, экзотическое, театральное представление одного исполнителя на фоне повседневной серости, который мог каждый день, а иной раз дважды на дню появиться и поразить всех своей ежедневно меняющейся, обескураживающей внешностью».

Бывали и детские восторги: «Это очень круто! Ты - крутой!»

   Этого человека знали в городе условно под именем «Эмиль».

   Некий писатель, дай Бог ему здоровья и долгих лет жизни, неравнодушный к необычному и неординарному, подобрался близко к житию Эмиля и опубликовал в интернете очерк о нём, своё видение и понимание этого феномена.
Жизнь каждого из нас, участвующего в ней, кто бы он ни был, течёт бурной рекой: с порогами, с отмелью и глубинным фарватером.

   Бывает так, что живёшь и не ведаешь, не догадываешься, что где-то совсем рядом, а может быть, на краю света, живёт какая-то впечатлительная, романтическая и по своему необычайная, прехорошенькая женщина, которая заочно очарована тобой, полюбила тебя по выставленным кем-то в интернете фотографиям, по описаниям и пересудам людей, не всегда лестным, а порой даже едким и злым.
Эта кто-то, вопреки всем законам логики и здравомыслия, страстно стремится войти, ещё не зная как, ворваться в твою жизнь. Как правило, такая барышня, задавшись целью, не отступится, не остановится, а будет упорно продолжать действовать до достижения какого-то важного результата. Так отчаянно и так отважно способна поступать только женщина, задавшаяся целью заполучить что-то очень ценное для неё.

   Как-то в конце июня кто-то постучался в двери квартиры Эмиля, и этим кем-то
оказалась незнакомая прелестная женщина, с виду вполне благополучная. По возрасту лет сорока. Эмиль, живущий в жёстком, связанном со спецификой его профессии и с особенностями его характера, добровольном затворе, конечно, вначале от неожиданности обомлел. При виде её на ум сразу же пришли слова из поэзии Окуджавы: «О, ваш приход, как пожарище, дымно и трудно дышать. Ну, проходите, пожалуйста, что ж на пороге стоять!» Но, спешно собравшись с мыслями и преодолев минутное замешательство, сказал, как полагается в таких случаях интеллигентному и воспитанному человеку:
– Если Вы не ошиблись адресом и Вы именно ко мне, то проходите, добро пожаловать, в мою холостяцкую обитель!
На это незнакомка, представившись Анной, с признательностью отреагировала словами, что очень мило услышать это от столь загадочного человека, ведущего замкнутый образ жизни.
 
   Заметно волнуясь и с благодарностью принимая предложение, она вкрадчиво вошла и, пройдя небольшую прихожую, оказалась в комнате, служившей залом, которую внимательно, с неподдельным интересом стала осматривать. Всё, что она увидела, поразило, ошеломило её, вызвав немой восторг. Всё пространство комнаты, высотой метров пять, было заставлено от пола до самого потолка, необыкновенной красотой, хранившейся на полках, в шкафах, на стеллажах: различными антикварными скульптурами обнажённых и стильно одетых женщин, винтажными редкостями, невиданной раскопочной экзотикой, дорогими картинами, висевшими на стенах. Продолжением этого была и вторая комната, просматривавшаяся через открытую в неё дверь.

«Вот, оказывается, – подумала она, – что делает мир, находящийся за окнами его квартиры, для него малоинтересным, в сравнении с тем, чем он себя окружил. Да, это веский аргумент в оправдание его нелюдимости и пренебрежительности к происходящей вокруг него действительности».
Она отметила утончённость его вкуса и способность к систематизации собранного им сказочного материала глубокой древности. Ей понравились все его предпочтения и, будучи сама искушённой в этой теме и имея подобную же страсть к собирательству всего утончённого и прекрасного, она почувствовала родственность их душ и испытала глубокое удовлетворение от сделанного ею неожиданного открытия.
Однако становилось неловко от слишком затянувшейся паузы, и было нужно о чём-то говорить. И она, в поддержание диалога, вдруг неожиданно выдала следующую тираду:
– Да. Всё, как в рассказе, – и, как бы объясняя причину своего прихода, словно отвечая на его немой вопрос, продолжила. – Я увидела Вас в интернете, а потом прочла о вас там же скупую повесть и сказала себе, что я найду этого достойного, неординарного человека, не похожего ни на кого из знакомых мне в моём окружении, да и вообще похожего только на самого себя. Я всегда сама себе первая бросаю вызов наперекор подстерегающему нас случаю, пока в это не вмешается слепая судьба-злодейка, потому что у этого мира совсем другие планы на нас, которые диаметрально разнятся с нашими задачами.

   Эмиль, пребывающий в лёгком недоумении и удивлении, с нескрываемым любопытством рассматривавший гостью, отметив про себя понравившуюся ему решимость посетительницы, вдруг, прерывая её рассуждения, предложил:
– Извините, Аннушка, за фамильярность, может, Вас чаем угостить?
– Я вообще-то не хочу пить. Но не откажу себе в любезности заполучить таким образом замечательную для меня жизненно важную возможность найти ответы на волнующие меня вопросы и продлить подольше своё общение с вами.
Она прошла мимо зеркала, мимоходом, помимо всего прочего, отметив идеальную чистоту, царившую в квартире, поправила роскошные светлые волосы и присела на барный стул, который ей услужливо-элегантно подставил галантный хозяин.
«Интересно, – подумала она, поймав себя на ревности к неизвестной, – кто та особа, которая наводит в ней такой стерильный порядок?»
Но, внимательно присмотревшись опытным взглядом, поняла, что ничто не свидетельствует о присутствии женщины в этом пространстве. И вообще, женщинам несвойственна подобная щепетильная тщательность в наведении такого порядка. Такое характерно только для отпетых и безнадёжных холостяков, не доверяющих обязанности наведения чистоты кому-либо, кроме самих себя. Удовлетворённая этим выводом, она заставила себя успокоиться.

   После преодоления первой обоюдной неловкости, постепенно между ними заладился неспешный разговор. Они сидели за барной стойкой и долго говорили обо всём, что могло бы их приблизить к объяснению причины её столь неожиданного визита. А ещё она вдруг внезапно спросила, прервав и так уже скупой и натянутый разговор, что, видимо, было присуще её импульсивному и не терпящему возражений характеру:
– Я вспомнила о том, что автор истории о Вас в своём повествовании упоминает об очень трепетном Вашем отношении к своей безвременно ушедшей супруге, которая изображена на картине. Мне хотелось бы увидеть её и удостовериться самой в правдивости и компетентности автора в описании этого эпизода. Можно мне взглянуть на эту картину?
Понимая тайную причину этого желания и бесполезность отказа её любопытству, принимая во внимание её небеспочвенный женский интерес, хозяин предложил ей пройти в следующую комнату, которая оказалась спальней. По всем признакам она была сакральной для него. Анна стояла минут десять в онемении и молча разглядывала портрет покойной жены Эмиля, висевший на стене напротив спального ложа.

– Не прав тот автор, принизивший столь явно, незаслуженно её достоинства. Да она – просто необыкновенная красотка. В ней столько чувственности, утончённости и скрытого благородства, что я бы, будь даже самым взыскательным и привередливым мужчиной, обязательно бы влюбилась в эту женщину с первого взгляда.
Эмиль почувствовал, что, будучи по-детски пылкой и непосредственной, она не пыталась таким образом польстить или понравиться ему, вызвать симпатию и расположение к себе. И поэтому доверительно вымолвил:
– Я подтверждаю приятные моему слуху Ваши тёплые слова. Эту изумительную женщину я любил безумно!

   Они снова присели, теперь уже на диван, и беседа обрела новый дружеский смысл. Он чувствовал, что её горящие глаза и возбуждённое настроение были созвучны её сердцу, и поэтому последовавшее за этим её откровение не показалось ему заранее спланированным и специально заготовленным.
– Я покажу Вам, как записан Ваш номер телефона в моём. И я, теперь, узнав Вас поближе, сделаю всё, чтобы Вы, Эмиль, человек из моих самых светлых снов, грёз и мечтаний, никогда не ушли из моей жизни, в каком бы качестве Вы это для себя ни посчитали нужным.
   В телефоне под его номером было написано: «Подарок судьбы». Это его несколько смутило, и он, после последовавшей за этим некоторой неловкой паузы, тихо произнёс, не для того, чтобы её обидеть, а для того, чтобы ещё лучше понять её чувственную одержимость:
– Вы всегда так самоуверенны?
– Только тогда, когда я чувствую, что это моё и только моё! Влюбившись во что-то или в кого-то, я всегда добиваюсь своего, уверенно и напролом идя к цели. У меня четыре фабрики, один завод и ещё много всякого добра, которыми я владею только благодаря самой себе, своему характеру, настойчивости и трудолюбию. Но главное – своему жизнелюбию, особенно когда на кону такой драгоценный приз, доставшийся мне неожиданно по странному капризу судьбы теперь, который я добросовестно выстрадала и горячо вымолила у неё. Отправляясь в свободный полёт за новыми чувственными открытиями, я, перед тем как явиться к Вам, оставила мужу всё, что у меня есть. И в придачу пансионат и два бывших пионерлагеря, перестроенных в роскошные места отдыха. Я сказала ему, что это мои отступные, но он отказался, заявив, что ему ничего не надо, кроме меня самой, которую он безумно любит, что есть чистая правда.
– Да, это, наверное, взбалмошно – оставить всё, расставшись с привычными и милыми твоему сердцу привязанностями. Но я такая и ничего с этим поделать не могу. Только не считайте меня, пожалуйста, сумасшедшей. Я долго шла к Вам через всю свою непростую жизнь не для того, чтобы теперь, когда нашла, отступиться, струсить, смалодушничать.

– Я обычная девушка из российской глубинки, довольствовавшаяся любовью своих простых родителей, трудившихся в поте лица, чтобы вырастить меня в православных и даже в домостроевских традициях. Эти честные и богобоязненные люди привили мне любовь к труду и стремление к совершенствованию. Неброская, угловатая, детская внешность на первых порах не мешала мне и даже в какой-то мере способствовала развитию моих природных способностей, позволив полностью сосредоточиться на учёбе.
Меня не отвлекали возрастные желания понравиться мальчикам, чем были заняты и озабочены другие девочки, мои сверстницы. Я слишком хорошо и реально оценивала свои непривлекательные визуальные возможности и не испытывала иллюзий, чтобы тратить своё драгоценное время на пустые переживания и стремление кому-то нравиться.
Я не желала огорчать своих достойных родителей вздорным поведением. В постижении наук мне особенно удавалась математика, что позволило мне по окончании школы поступить на математический факультет. Развал страны в 90-х годах надломил многих людей, разорив их представление о счастье и должном. Я была не из них. Время и мои успехи в учёбе позволили переплавить мои интеллектуальные преимущества в профессиональные результаты, не только сформировав моё мировоззрение, но и преобразив мою внешность, как это иной раз бывает, когда умственные способности, воплощённые в успехи, позитивно и благостно отражаются на облике людей. Это превратило меня в то, что я из себя теперь представляю: в привлекательную девушку вначале, а затем в обворожительную женщину, на которой невозможно не сосредоточить взгляд каждому десятому из девяти мужчин.
Как Вы думаете? – спросила она его лукаво. – Я не слишком преувеличиваю свои достоинства?

На это Эмиль дружелюбно улыбнулся, оценив её самоиронию.
 
– Я обращала на себе внимание многих юношей и мужчин, ибо таковы правила привлекательности, замешанной на трезвости, светлости ума и женской необычности, доставшихся от щедрот господних. Многие и даже самые невероятно заманчивые предложения были мной отвергнуты, и я предпочла обычного, преуспевающего в науках «ботаника», неприспособленного к суровым условиям тогдашней жизни. Успешно складывавшаяся моя карьера, позволила мне помочь ему стать доктором наук, что сделало его абсолютно счастливым и стало пределом его мечтаний. Мне многое удавалось легко. Моя врождённая отмеченность и нещадное трудолюбие открывали мне безграничные возможности в достижении успеха. Но со временем я всё больше и больше начинала задумываться о своём божественном предназначении. Я понимала, время беспощадно уходит, лишая нас сил и желаний духовного роста. Я стала задыхаться в том, что могло бы радовать и удовлетворять многих и даже очень успешных из моего окружения. Для меня стало невозможным только с этим идти в будущее. Я знала, что всё, что мне было положено познать по горизонтали, я для себя открыла. И, как метко сказала Ваша мама, чьи слова Вы приводили в пример: «Не ищи сынок стойбища, а ищи пастбища!» Имея в виду духовное постижение феномена своей природы, подразумевая под словом «стойбища» – сытость, а под словом «пастбище» – смыслы. И тогда я стала лихорадочно искать своё истинное место в этом мире. Теперь, когда я, имею возможность не думать о благополучии моих близких, сумев обеспечить их безоблачное существование, я хотела бы потратить отпущенное мне в будущем время на поиски той лестницы, которая ведёт странника в небо познания истины себя. Я когда-то услышала историю о том, как нашли способ борьбы с чумой, которая меня потрясла своей необычной простотой и оказалась тропой, приведшей меня к Вам. Вы спросите меня, каким образом? А я Вам отвечу! Когда в мире разразилась и злобствовала эта беда и мир потерял несколько сотен миллионов людей, и не было конца этому кошмару, в один из вечеров где-то в окрестностях Тулузы, на фоне дымящихся костров, сжигаемых трупов, появился словно ниоткуда, как бы из-под земли, глубокий старик. Он подсел к группе людей, которые молчаливо в двух котелках готовили какое-то варево. На его вопрос: «Что, служивые, делаете?» Один из этих мрачных и угрюмых людей отстранённо ответил, как будто в быстро наступающую темноту ночи: «Готовим похлёбку на ужин и, если немного подождёшь, сможешь присоединиться к тому, что Бог послал».
– А что во втором котелке? – не унимаясь, спросил старичок.
Человек, помешивавший веткой в нём содержимое, также нехотя ответил:
– Да вот, делаем отвар из разных трав и кореньев, пытаемся изготовить снадобье от этой проклятой напасти.
И когда он лениво перечислил состав трав, из которых он изготавливался, отвечая на вопрос старика, тот как бы невзначай вдруг несколько раз повторил:
– А вы чабреца подбросьте к этому. Ещё Чабреца!!!
И сразу же после этих слов он вдруг засуетился и пропал в темноте так же неожиданно, как и возник. Кто-то и не придал бы словам старика, сказанным невзначай, значения. Но тот, к кому он обращался с вопросами, внял его совету. А так бы и непонятно было, что могло случиться с человечеством и вообще с этим миром.

– Во все времена, Эмиль, когда этот мир оказывался на грани выживания, Господь всегда посылал ему на помощь тех, кто мог спасти его. Это же правило срабатывает и даже тогда, когда в спасении нуждается не то что человек, но даже насекомое или былинка. Вы для меня именно такой случай, который выведет меня из темницы мрака на орбиту света. Вы для меня словно гуманоид, явившийся спасти мою слепую душу из бесплодных и никчемных блужданий по миру вещей, помочь мне преодолеть гравитацию ничего не значащих в глазах Всевышнего экспериментов со своей сумасшедшей плотью. Вы и Вам подобные, возлюбленные Богом, просветлённые беспощадным опытом пережитого и теперь уже при жизни ставшие инопланетными сущностями других измерений, в состоянии дать ответы на многие вопросы, имеющие для меня жизненно важное значение. Вы можете стать спасением от ждущей меня безысходности прозябания и пустоты вечности. Возьмите меня в путешествие с собой в иные бесконечные миры глубоких смыслов. Ведь разве не для этого Вам пришлось так много претерпеть, чтобы не стать сподвижником созидающему началу мира? Я читала о Вас разные истории, свидетельствующие о Ваших необычайных способностях и возможностях, и прошу Вас не отрицать этого. Ведь и даже в миру Вы пребываете в затворничестве, так как владеете этими редкими оккультными практиками вечно бдящих мудрецов. Дайте же мне шанс выйти из замкнутого круга материальности этого мира, а я создам все возможности для облегчения Ваших поисков. Я читала, что ничьи страдания не ценятся этим миром так, как страдания таких бесстрашных людей как Вы, истории, жизни которых становятся лекарством от страхов для других, менее способных противостоять мукам, выпадающим им в виде испытаний, которым подверглись Вы.

– Мир растёт благодаря таким людям, их знаниям, их опыту и подвигу, незаметно делающим своё доброе дело в копилку мира. Я стану Вашим вознаграждением за всё, что Вам пришлось пережить, а Вы моим, за всё, что мне ещё предстоит рядом с Вами. Быть неудачником для меня значит не понять про что я в этом мире, а не как для многих – не достичь определённого материального благополучия. У меня с этим никогда не было никаких проблем. 

   Всё, что нам потребуется, у нас будет, я знаю, как это сделать. Я начну с чистого листа, и всё, что между нами в дальнейшем произойдёт, – в пылу своего спича, переходя на «ты», – будет только имени тебя, как и мои чувства, и каждый теперь мой вздох и стенания, которые ты извергнешь из меня, будут посвящены только тебе. Ты только позволь этому случиться!

«Да, – подумал Эмиль. – Её невозможно не полюбить: красавица, умница, огонь и страсть – просто какое-то стихийное наваждение! Однако нельзя быть такой самоуверенной, когда это касается не только тебя самой». Но сказал следующее:
– А как Вы всё это себе представляете?
– Как Вы представите, так я себе и представляю. Мы ни в чём не будем с вами нуждаться, Эмиль. Вы просто вообразите себе свою жизнь, в которой есть место и мне, – и она обязательно для вас сбудется, любая, и даже самая фантастическая, с помощью наших совместных усилий, двух неординарных и талантливых личностей. Несколько смущаясь, он сказал:
– Но я ни в чём не нуждаюсь. У меня всё необходимое есть. И мне всё в моей жизни нравится, как, видимо, и вы и всё то, что нас, возможно, ожидает впереди.
  Опять возникла небольшая пауза.
– А как вы меня нашли? – вдруг, чтобы прервать неловкость, вызванную её откровенностью, спросил он.
– Я остановилась в одном Вашем комфортабельном отеле и терпеливо ждала Вас на набережной, где, как мне объяснили, вы иной раз по вечерам прогуливаетесь, но вы несколько дней не появлялись. Потеряв всякую надежду на якобы неожиданную для Вас встречу со мной, как я её для себя планировала, преодолев присущую природную мне робость, я, набравшись смелости, явилась к Вам домой.
– И ради этого вы приехали сюда, в эту замшелую провинцию?
– Теперь, когда Вы нашлись, это уже не имеет никакого значения. Всё случилась так, как я себе это представляла много-много раз. Какая разница, где нас поджидает счастье. Да, Крым – это не мой формат, обычно я отдыхаю в более благоустроенных, престижных местах, приличествующих моему статусу. Я не снобка, но не могу себе позволить недооценивать мои заслуги перед собой. Тем более что я себе это могу позволить легко.

   Анна с детства представляла себя в каких-то космических далях и поэтому, обладая математическими способностями, обольстительной женской красотой, она смело навёрстывала земные, исхоженные орбиты: университет, удачное замужество и умение общаться с людьми.
   А теперь в этом необычном человеке Анна увидела сильного лидера, наделённого харизмой, обладающего теми талантами, к которым она стремилась всю свою жизнь, выходя за рамки общепринятых, скучных правил. Она почувствовала, что Эмиль легко может подменить реальность своим собственным видением ситуации, уходящей далеко за облака. И ей, казалось, что перед её фантазиями могли открыться дали, предначертанные Богом...

   Она заметила в углу гитару. И, чтобы вывести Эмиля из естественного для этой ситуации замешательства, вызванного её обескураживающим появлением, шокирующей прямотой и откровенностью, осторожно спросила:
– Это вы играете на ней? – и, не дожидаясь ответа, переходя на шёпот, вкрадчиво попросила. – Сыграйте, пожалуйста, что-нибудь?!
Эмиль перехватил её взгляд, направленный на гитару, и, выходя из задумчивости, в которую был погружён, после некоторых колебаний взял спасительный инструмент и негромко запел. Его бархатный баритон заполнил уже возбуждённое и наэлектризованное до предела пространство комнаты. Она молча слушала его с чуть загадочной, таинственной улыбкой, наверное, неплохо разбиралась в музыке. Он и не догадывался, что именно музыка и его чарующий баритон помогли его гостье до конца осознать и ясно осмыслить произошедшее и происходящее с ней сейчас. Это позволило ей уверенно, без малейших сомнений утвердиться в мысли о правильности совершённого ею теперешнего поступка. Эмиль пел и чувствовал по её молчаливой реакции её тонкую ранимую душу, нежное отношение к нему и состояние счастья, разделённого на двоих. Она тоже считывала творимое с ним, но не подавала виду, лишь продолжая мило и нежно улыбаться.
Пребывая в относительной неопределённости, Анна, конечно, нервничала, чувствовала и понимала, что не всё так просто, но гнала от себя прочь мысли о возможном отказе Эмилем её желанию связать свою дальнейшую жизнь с этим полюбившимся ей, сначала в своих фантазиях, а теперь наяву, человеком, очень сложным и непростым.

   Она привыкла побеждать, а сейчас это было особенно для неё важно. Она не желала упускать свой счастливый шанс стать спутницей Эмиля на всю оставшуюся жизнь, до самого её конца.
Она понимала всю щепетильность и зыбкость своего положения и, как бы опережая все вопросы, которые могли бы не без веских оснований последовать, как только смолкли последние аккорды, взволнованно вымолвила:
– Возможно, я Вам показалась напористой и легкомысленной, несколько авантюрной? Но это не так.
Дрожащим от волнения голосом она произнесла:
– Мне хотелось бы быть правильно понятой и получить какой-то, не лишённый для меня надежды, ответ, – в её живых карих глазах заблестели то ли предвестники слёз, то ли чёртики.
С каким трудом давались ей, сильной, но вдруг оробевшей, признания в своих чувствах, несмелые от стеснительности, с такой тщательностью подобранное каждое слово, слетавшее с её уст, вернее, с кровоточащего сердца.
Эмиль в один момент почувствовал, как она, встав со стула, на котором сидела, резко сократив дистанцию и приблизившись к нему вплотную, нежно трепетной рукой провела по его щеке, погладила волосы.

В помутившейся от её прикосновений голове зазвучала музыка! «Бетховен?» – подумал он.
«Нет, – сказала она, – Шостакович!»
«Откуда она знает?» – мысленно удивился он.
Эмиль понял, что они уже пребывали в одном измерении и общались на единой волне. Все их перстни, ожерелья, украшения, бывшие на них, слились в нежном звуке, в гармонии света, в настроении.

   И казалось, что вот-вот произойдёт то, чего они тайно, страстно желали, два взрослых и отчаянно влюбившихся друг в друга человека.
Но вдруг, как это бывает, в самый ответственный момент, когда обстановка требует трезвости и взвешенности, в их сумасшествие вновь вмешалась суровая реальность в лице Эмиля, который, прервав идиллию, как более умудрённый, тихо промолвил:
– Необходимо время, достаточное, чтобы всё правильно оценить и не допустить катастрофы, которой никто из нас не заслуживает. Мы достойны лучшего, самого лучшего, что только может произойти в жизни двух безумно влюблённых в жизнь.
Я считаю, что Вы обязаны будете уехать теперь ради нашего общего блага, этого требует серьёзность создавшейся ситуации, в которой мы вдруг оказались. Нам надо время, чтобы глубоко осознать всё то, чтобы ставшее очень важным для вас и меня не превратилось в разочарованность. Вам необходимо вернуться в привычную для вас жизнь. А я, понимая всю неожиданность и важность сложившихся обстоятельств, должен буду всё хорошо обдумать и принять взвешенное для нас обоих решение. Но в любом случае – мы с Вами уже больше, чем просто друзья.
– Хорошо, – легко согласившись с этим, облегчённо выдохнула она, ведомая забрезжившей надеждой. – Я сейчас уйду, но позвольте мне вас хотя бы обнять.
 
   Отложив гитару, он поднялся. Они обнялись. Эмиль почувствовал пьянящий аромат её волос, томный запах тела и немного напрягся. И страсть, и опыт, и плоть, и мужское начало – всё подсказывало, что перед ним была редкая и необычная женщина – роковая королева.

   Красота, добро и любовь не падают с неба одновременно, а здесь уж явно как-то неправдоподобно свалились на голову. Да ещё в одном флаконе. Это уж слишком!!!

   Ещё он отчётливо почувствовал своё СОСТОЯНИЕ рядом с этой необычной дамой, когда женщина дарит мужчине не ум, не красоту, не тело и не достигнутые успехи, а особенное эфемерное состояние, постоянной нескончаемой эйфории. Ты можешь ещё не понимать, любишь ли ты её, но своё незабываемое, искушающее состояние, которое испытал рядом с ней, ты обожаешь, купаешься в нём и хочешь без устали повторять и повторять его вновь и вновь, до беспамятства, до обморочности, до смерти. Возникает какой-то сладостный, наркотический процесс губительной зависимости. И к нему каждый мужчина, как всякий беспомощно зависимый, будет всегда тянуться, как к магниту.

   Объятия чуть затянулись, и оба понимали, что несмотря ни на что, на желание слиться в объятиях вечно, это безумие следует остановить. Нельзя было преждевременностью и опрометчивостью своих скороспелых чувств принизить достоинства этого открывшегося им светлого состояния души.
Когда возобладало благоразумие и они разомкнули объятия, Анна, ещё находясь под воздействием случившегося, прошептала, переходя на «ты»:
– Я хотела бы передать тебе некоторые подарки, которые, я теперь уверена, узнав о твоих предпочтениях, наверняка смогут тебе понравиться. Я как будто предчувствовала, какой ты по-настоящему эстет, и предугадала то, что тебя может порадовать.

   Взяв его за руку, она подвела Эмиля к окну. Внизу стоял лимузин, из которого два телохранителя по её сигналу вынесли какие-то коробки.
Эмиль подумал, что если он согласится сейчас их принять, то это будет выглядеть со стороны по смыслу на уж слишком явный неприкрытый подкуп. И, чтобы не обидеть её своими подозрениями, вежливо отказался от них. Она без обиды, не проявляя настойчивости, уступая своему желанию сделать ему приятное, правильно и понимающе расценив его решение, быстренько собралась и, несколько смущённо опустив голову, ушла. Он слышал, как захлопнулась дверь и постепенно смолкли на лестничной площадке её лёгкие удаляющиеся шаги.

   Эмиль лихорадочно размышлял, понимая, что эта прелестная женщина увлекла его, наполнила чувства каким-то космическим эликсиром. Он ясно осознавал, что безумно желает эту женщину, что она вызывала в нём бурю страсти, нежности, и от этих мыслей тёплая волна чувств разлилась по всему телу. Обычно женщины – сплошь тело, а здесь и утончённость души, и природная, врождённая совершенность тела, и светлый мозг. Неправдоподобно! Какая добыча сама идёт в руки, и он ужаснулся от несвойственной ему циничности, которой резко устыдился при этой мысли.
   Но с другой стороны: она была значительно моложе. Да, она из другого поколения, и он об этом ей откровенно сказал. На что Анна, мило улыбнувшись, успокоила его:
– Какая разница, сколько нам лет, главное, чтобы были равнозначные чувства. Лично я не вижу в тебе старика, как ты возмутительно о себе выразился. Я вижу понравившегося мне мужчину – смелого, умного, красивого (с чем он, имея в виду последнее, не совсем согласился, зная всю правду о своих внешних данных).
А во всём остальном она снова была права, ибо без любви мы умираем или в лучшем случае живем несчастными и жалкими инвалидами. Внутри было смешанное состояние рая с адом, но даже этот ад для него был прекрасен.

   Прошло какое-то время, наступили сумерки, а она всё не выходила из его головы. Может быть, она та самая женщина, которая способна отмыть ржавчину с его одичалой души, заждавшейся чувств. Находясь в этом душераздирающем состоянии её отсутствия, под впечатлением всего пережитого в этот день, он потерял счёт времени. При погружении в сон, ему казалось, что время длится бесконечно медленно, без этого милого, сумасбродного существа, так резко и дерзко ворвавшегося в его размеренную, спокойную жизнь. Непонятно, сколько длилось забытьё, но в один момент, как бы выходя из небытия или летаргического сна, он вдруг почувствовал всеми клеточками напряжённого тела и остро ощутил её незримое присутствие рядом. Ведомый каким-то внутренним, звериным чутьём, он подошёл к входной двери и распахнул её. За дверью стояла ОНА. Её выразительные глаза говорили, умоляли, просили:
– Я не смогу пережить эту ночь без тебя! – от неё исходило настоящее, неподдельное искусительное чувство, настоянное на каких-то пронзительных необъяснимых феромонах. И это чувство нельзя было не принять, обидеть, смять, раздавить, тем более что он и сам был таким же разрядом этой ядерной молнии чувств и страсти.

   Эти мольбы её глаз, как пули, легли в самое сердце Эмиля. Её губы раскрылись, как белые уста весенней яблони, навстречу его губам, и он жадно поцеловал, долго не отрываясь от сладости текущего в вечность нектара.
Он взял её бережно на руки и понёс дрожащее, почти бездыханное тело туда, где они оба предались безумству своих неукротимых и ненасытных чувств, вверив себя во власть первобытных инстинктов и изощрённых фантазий страстных желаний. Он по капельке, продлевая удовольствие, пил такой сладкий её берёзовый сок, наслаждаясь ароматом лесов, полей, рек, гор – загадочной природы русской женщины, олицетворяющей всю гамму божественных начал этого мира.

   В своём страстном желании кануть друг в друга они, как это происходит со всеми влюблёнными, словно бабочки, накинулись на пламя любви, чтобы сгореть в нём дотла и превратиться в огонь, в котором исчезнут и бабочки, и сама свеча любви. Уносясь на крыльях своих страстных порывов в страну вседозволенных безумств и умопомрачительных искушений, они потеряли ощущение земной реальности. Изредка до оглушённого сознания Эмиля доносились словно издалека обрывки её приглушённых стенаний вперемешку с её напоминавшими бред путаными откровениями, похожими на мольбы или слёзную исповедь измученной души. Они были обращены то ли к нему, то ли Всевышнему.
   Из того, что он впоследствии мог вспомнить, осталось совсем немногое, но такое, что невозможно забыть никогда… как то, что:

– Я заточу тебя в своём сердце, – жарко шептала она, – и привяжу тебя к своим глазам. Я приучу тебя есть и пить только с ладоней моих чувств. Я стану единственным источником пропитания для твоих чувств и мыслей, твоих надежд и планов. Разве, что-то может быть достойнее и ценнее для мужчины, чем искренняя любовь благородного сердца женщины, готовой отдать за ночь с ним свою жизнь? Какие тебе привести доказательства, в подтверждение этого ты только скажи, и я это без раздумий и сожалений совершу, словно делаю это для самой себя. Теперь, когда ты превратился в смысл моей жизни, а смерть является частью её, она перестала меня страшить, она тоже стала частью моей любви к тебе, как и всё остальное на свете без исключения. Скажи, как ты хочешь, чтобы выглядело моё сгорание. Это не будет для меня ни пыткой, ни жертвой, она станет моим вознаграждением и платой благодарности за доверенные мне сокровища любви, одарившей меня собой. Только с тобой я поняла, что то, что я принимала до этого за любовь, было чем-то иным, но и даже не близко ею, потому что теперь я больше желаю смерти, чем жизни, которая заставляет меня страдать и мучиться любовью. Какое же это невыносимое испытание – не мочь утолить её жажду, потому что чем больше позволяешь себе её иметь, тем ещё больше её хочешь.
Сердце требует всё большего, а это большее недоступно, не наступает и не наступает. Невозможно терпеть такую пытку, не дать тебе и себе того, что мы заслуживаем, открыв для себя это божественное чудо. Я ненавижу себя за то, что буду вынуждена жить с этим, так и не поняв до конца, какая же она на самом деле, эта сердце останавливающая любовь. Господи, помоги моему сердцу внезапно остановиться этой ночью, чтобы не испытывать стыда и позора, не сумев отдать за неё свою жизнь и проснувшись, продолжать жить, не заплатив за своё открывшееся мне счастье, положенную высокую плату, достойную господней щедрости. Так слей же, господи, наши сердца так, чтобы они превратились в единое целое. И если для этого потребуется моя жизнь, возьми её. Пусть лучше так, чем как-то иначе.

«Зачем она, эта несчастная, обезумевшая от переполненности чувств, всё это желает себе?» – вдруг сочувственно подумал Эмиль.
Эмиль, чьё реальное состояние было где-то далеко от этого места, слышал её отрывочные откровения еле-еле, словно они доносились до его слуха откуда-то с небес. Они и ласкали, и рвали его бешено стучащее сердце, чего он никогда до этого не испытывал, ни с кем. Это было что-то новое, невероятное, и в отличие от неё, желавшей быть призванной небесами, ему не хотелось, чтобы оно, – его сердце – от этого внезапно остановилось. Он хотел, чтобы это продолжалось вечно, до обмеления чувств и до испепеления души. Он хотел, как никогда, жить.
– Почему ты плачешь? – спросил Эмиль у неё, почувствовав на себе капающие её слёзы.
– От счастья, моя любовь, мой возлюбленный, и невозможности дать тебе то, чего я хочу, то, чем переполнено моё сердце, чтобы оглушить тебя им и забрать тебя, беспомощного, но в конец только моего, с собой в мой мир неземного безоблачного счастья.
 
   В какое-то мгновение Эмиль понял, что, утомлённый усталостью и сломленный Морфеем, он начинает впадать в спасительный сон. Последнее, что пришло ему на ум, были слова его мамы, сказанные ему когда-то, в пору его юности:
– Если что-то никогда не кончается, сынок, то это чудо, но чудес на свете не бывает. Ибо всё в этом временном подлунном мире имеет своё начало и конец.
Они узнали друг друга ближе, открыв, словно впервые, истину, что и без помощи искусственных носителей и лишь на крыльях божественных чувств можно вознестись в космос и остаться там навсегда.

   Первое, что он услышал, придя в один момент в сознание, после, как ему казалось, вечного сна, были её слова:
– Теперь ты не сможете забыть меня, так же, как первый любимый мой парень из моей юности.
Анна ждала его вопроса, напрашивающегося в такой ситуации. Он понимал это. И тогда, чтобы прервать возникшую неловкость, он, как бы извиняясь, спросил, нарушая интимную тишину:
– Что же с ним случилось?
– Он просто хотел уйти из жизни, но не смог, и тайно живёт где-то рядом,  продолжает по-своему любить, присылает цветы на день рождения и не только, – неожиданно с грустью промолвила она. – Он не смог подняться до уровня нашей любви, он был безвольным и слабым, а ты – сильный мужчина. Ты – и сын, и муж, и отец, и возлюбленный… А я стану для тебя матерью, женой, дочерью и любимой женщиной… Ты только этого пожелай, любимый мой.
Эмиль подумал, что вот сейчас их короткие отношения достигли апогея, дальше, что бы он ни делал, всё будет развиваться по нисходящей. Нужна пауза, возможно, очень продолжительная, чтобы глубоко осознать произошедшее и дать начавшемуся новое вдохновляющее продолжение.
– Вот теперь, милый мой, замечательный Эмиль, я со спокойной душой смогу уехать и буду терпеливо ждать твоего решения: либо как приговора, либо как драгоценного подарка судьбы. Умоляю тебя, не разбивай моё сердце вдребезги.

   Неосознаваемо для себя, под воздействием опьянённости чувств, она не придавая этому значения, незаметно переходила то на «ты», то на «вы», признаваясь, что тавро его божественности, которым он прижёг её влюблённое сердце, будет всегда свидетельствовать о её принадлежности только её хозяину, её господину, являясь обязательным запретом для всех мужчин в этом мире их желаниям владеть ею.
В ней сочеталось всё: обворожительная интеллигентность, деликатность в словах и в проявлении чувств, утончённая стать, светские манеры и какая-то бешеная, неуёмная женская страсть. Она вновь предстала перед ним сдавшейся на милость победителю, королевой.

   Когда перед мужчинами стоит ребром вопрос женитьбы, ограничивающей, по их мнению, их свободу, они в отличие от женщин, отчаянных и более решительных до самоотверженности, не любят принимать эмоциональных и неосторожных решений. Они хотят, чтобы за них это сделал сам господь Бог или женщины, набравшись смелости, взяв ответственность за это на себя. А с нею всё было гораздо интереснее. Эмиль знал, что никогда не сможет вынести рядом с собой присутствия ординарной, пусть даже с несметным набором удивительных качеств, но не обладающей харизматичностью женщины. И Анна была такова: умная и утончённая настойчивость женщины всегда рождает решительные действия мужчины. Пытаться превратить их отношения в дружбу, в секс… нет, здесь это не пройдёт, да и не этого он бы хотел, не его это стиль – устраивать таким образом отношение с женщинами и тем более с такой, как она. Однако от усталости сближений и сгораний, от пережитого потрясения и утомлённости чувств, смыкались глаза, но он вновь, пересилив который раз усталость и преодолевая назойливость сна, словно впервые, так же страстно, заключил её в свои объятия, выдохнувшуюся, покорную, но всё так же неутомимую в своих страстях, чтобы опять и опять до потери пульса подвергнуть себя этим сладостным истязаниям наслаждения ею.

   Уже ближе к утру, обессиленные, они, с трудом разорвав свои объятья, заснули, напившись всласть кровью своих ненасытных желаний друг друга.
 
   Проснувшись к полудню, Эмиль, открыв глаза, никого не обнаружил ни в постели, ни в квартире. Лишь в щель от входной двери было просунуто почтовое извещение. Оно было от неё. Анна сделала свой ход конём, предприняв попытку через почту вручить ему приготовленные для него подарки, от которых он, чтобы не обидеть её болезненное самолюбие, деликатно отказался. Эмиль почувствовал, что снова оказался на тонком крючке интимных соблазнов, а также перед какой-то опасной для своей свободолюбивой натуры разного рода зависимостью. Это двоякое, непонятное до конца чувство ему было незнакомо прежде. Его раздирали противоречивые переживания от невозможности жить без этой незаурядной, застенчивой и одновременно отважной женщины. Он вдруг вспомнил о цугцванге – положении в шахматах, при котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции. Что делать? Не есть ли создавшаяся ситуация этим цугцвангом?
Продолжать или, пролив драгоценную винную или безвинную кровь её и своих чувств, тактично разорвать отношения?! И можно ли вообще как-то безболезненно, не породив страдания и муки, разрешить эту сложную ситуацию?!
Да, Анна стала его новым заданием судьбы, не менее сложным, чем те, которые ему приходилось выполнять с риском для жизни, по зову сердца и долга перед своей страной.

   В голову лезли разные, возможно, не имеющие ничего общего с реальностью сомнения и тревожные мысли, присущие профессиональному чутью человека, имеющего богатый опыт ходьбы по раскалённым углям.
Нет ли здесь какого-то тайного, злого умысла неизвестных ему недоброжелателей или запоздалой мести старых, притаившихся врагов?
   Кто и что может стоять за всем этим? Кто задумал принести этого ангела в жертву своим коварным замыслам, либо используя её втёмную, либо убедив её совершить это во имя какого-то эфемерного блага? Кто является истинным заказчиком этой ситуации – бездушный рок или какие-то конкретные лиходеи? И вообще, кто она на самом деле: демон или херувим? Если представить самое худшее, то что может быть в основе всего этого? Имущество, положение, статус, безопасность? Но не внешность же в конце концов? А может быть, общие интересы судеб? Но их же пока нет.

   Эмиль, сколько он себя помнит, независимо от времени, и даже будучи свободным, что бывало очень редко, от необходимости своего профессионального гражданского долга, был всегда обязан вести малозаметный образ жизни, скрывать своё истинное призвание и предназначение и вести жизнь просвещённого отшельника.

   Выработанный за долгие годы такой образ существования предписывал ему тщательно и скрупулёзно просчитывать и анализировать все возникающие варианты жизненных ситуаций, предлагаемых жестокими обстоятельствами беспощадной действительности.

   Этот образ жизни помогал ему и близким ему людям, к которым он приходил на помощь, чтобы находить выходы из затруднительных положений, в которых он и они иногда оказывались. Он знал, что и для этой конкретной ситуации, как всегда, понадобятся соответствующие условия: покой и уединение. И то, что в этой ситуации было над чем задуматься, – несомненно. Он не мог позволить себе расслабиться и проявить несвойственную ему беспечность.
   А для это, как ни крути, потребуется немало усилий и времени, которые, как подсказывает его бесценный опыт, беспристрастно подскажут разумные шаги, устремлённые в будущее…

Продолжение будет следовать...

#счастье#желание#любовь #друзья #инста#красота #фото #жизнь #семья #день #ночь #небо #мода #лайки #природа#дети#дружба#селфи #улыбка#еда #путешествие #москва #инста #россия #супер #конкурс #дорога #солнце#танцы#россия