Лошади тоже плачут

Когда мне стукнуло шесть лет, деревенские старожилы и местная детвора нарекли меня «кавалеристом». Тогда, по младости лет, я вначале подумал, что это связано с фактом моей тайной симпатии к пятилетней соседской девчушке Люське. Когда я Люську конфетами и шоколадками угощал, то сам от её бабы Шуры слышал весёлую присказку, мне адресованную: «Вишь, какой кавалер внучке выискался!» Эта бабкина прибаутка меня смущала изрядно. Ну, какие могут быть между нами серьёзные отношения, если мне шесть лет исполнилось уже, а красавице-Люське нет ещё хотя бы и пяти годков? Пяток свечей на своём именинном торте она увидит только поздней осенью, а сейчас ещё лето… Сто дней до её дня рождения. Это ж целая вечность! «Увы, но ах – мала ещё» – с грустью думал я, сидя на крыльце дедова дома…
К тому же, вскоре дед Ликандра – колхозный конюх и брат моего деда Васи, – объяснил мне-незнайке, что кавалерист – это вовсе не кавалер при жеманной даме, а бесстрашный воин-всадник, который умел лихо воевать, устремляясь в атаку на лихом коне.
– Кстати, внучок, пора бы и тебе к коням привыкать, держаться в седле научиться! – подытожил дед Вася тот разговор. Эта дедова мысль мне определённо пришлась по душе, но…
…Увы, при всей моей любви к лошадям, – этим добрым и умным животным с большими, карими, всё понимающими глазами, – осуществление данной идеи казалось мне тогда мечтою несбыточной. Из-за больных ног я и через низенький плетень перелезть не мог...  В детских играх мне всегда приходилось или дырку в тыне искать, или кругалём бежать… А тут – надобно резаого скакуна оседлать и скакать верхом от других не отставая… Да любая лошадь меня вдвое выше будет: как я с больными ногами на неё заберусь? Не деда же просить подсаживать всякий раз: люди засмеют... Нет, эта мечта неосуществима в принципе – думал я, с завистью наблюдая, как мальчишки постарше гарцевали на конях, отправляясь в ночное…
– Так ты будешь с ребятнёй в ночное гонять  или сдался уже? – пытали меня в два голоса мой дед Вася –председатель колхоза и его брат-конюх, дед Никанор (Ликандра по-деревенски). Во время войны дед Ликандра в артполку бесстрашным ездовым был и как никто другой умел к лошадям подход находить. Без лишних понуканий его слушались даже самые строптивые кони. 
Со слезами на глазах я тогда что-то мямлил о том, что на коня сам сесть не могу, а просить кого-то подсаживать меня просто стыдно… 
– Ты, парень, только для себя сам реши: хочешь ли добиться успеха или уже и «крылья сложил»? – продолжали допытываться братья-старики. Мы, чем можем, – поможем. А дальше ты уж сам, по-мужски, действуй!
Конечно же, я был за участие в ночном обеими руками. Да и подвести своим малодушием дедов-фронтовиков я просто не мог: кто из ребячьей компании с тщедушным трусом дело иметь хотел бы? С этого памятного дня и в жару, и в дождь для меня начались напряжённые занятия по выездке, то есть – по умению держаться в седле и без оного. 
Тогда, шестьдесят лет тому назад, и самого термина «иппотерапия» в советской медицине, наверное, ещё не было, не говоря уже о применении лечебно-оздоровительного эффекта от верховой езды для детей-ДЦПэшников. Но дед Вася с братом каким-то своим «шестым» крестьянским чувством, идущим от души, осознали, в чём я тогда нуждался более всего. 
– Вы мне внука не разбейте, всадники безголовые! – ворчала милая баба Катя, хлопоча у русской печи. Но деды, пусть и мягко, но непреклонно, гнули свою линию. Как же я им благодарен за это! 
С той летней поры мой день начинался с лошадиного «цирка», как с улыбкою называла баба Катя мои занятия под присмотром деда Ликандры. Каждое утро под окном, где стояла моя кровать, раздавалось призывное негромкое лошадиное ржание. И после этого «И-го-го»! по ту сторону стекла возникали добрейшие лошадиные морды кобылы Майки или жеребца Мальчика – смотря кого из них конюх к занятиям со мною готовил. После завтрака-«похватка», уже согретого заботливой бабой Катей, прихватив для гостинца лошади посоленную краюху хлеба, морковку или свеклу, я пулей вылетал на крыльцо.
Разве передашь простыми словами состояние счастья, когда ощущаешь на ладошке прикосновение мягких, чуть влажных конских губ, а потом и лёгкий тычок носом в мою вихрастую макушку! Лошади тоже умеют говорить: «Спасибо!» Только по-своему. После короткой трапезы лошадь, будь то Мальчик или Майка – тот, кого из них дед Ликандра ко мне направлял-делегировал в день выездки, намного охотнее ложилась на боковую. С высокого крыльца дедова дома мне только и оставалось-то, что аккуратно ногу через брюхо четвероногого друга переставить, а дальше кони сами знали, что делать.
Осторожно вставая на ноги, чтобы не уронить меня-седока неумелого – Мальчик или Майка чуть взбрыкивали задними ногами. Так умело они перемещали мою «пятую точку» на нужное место своей спины.
Дед Ликандра не уставал повторять, что умный и добрый всадник всегда найдёт общий язык с понятливой лошадью. Мои же четвероногие друзья оказались не просто умными – более чем!.. Может быть, видя мой недуг, они проявляли ко мне ещё и немалое сострадание? Чтобы не отбить себе копчик, при быстром аллюре меня научили ритмично привставать с хребта: важно было войти в темп бега верного друга.
Особую радость я испытал пару лет спустя, когда по ранней весне у Майки явился на свет сынок-стригунок, не без моего участия названный Моментом. По правилам лошадиного имя наречения кличка жеребёнка должна начинаться с первой буквы клички матери, то есть с «М», а внутри кличка стригунка должна иметь так же первую букву от клички отца – тоже «М». Вот деды и пришли ко мне, пацану за советом по непустяковому вопросу. У них на языке вертелись Мамай и Мармелад, Мурман и Мукомол, Мамонт и Миллиметр… Но мы же понимали, что всё это – не то. А ведь, чуть перефразируя известный афоризм: «Как коня вы назовёте, так тот конь и побежит»…
И тут меня осенило: «А что, если назвать жеребёнка Моментом? Ведь едва его позовёшь – он в момент прибегает. И горбушку моментально съедает, только дай!» На том все с улыбкою и порешили. А мне за сообразительность от деда Васи – кузнеца по совместительству досталась в подарок подкова «на счастье»… Он эту подкову при себе носил ещё с войны. Может и она его оберегала в ту пору?
Одним словом, не отставая от мамы-Майки ни на шаг, и Момент приноровился прибегать «на дежурство» с нею к дедову дому, получая за верность от меня дополнительный посоленный ломоть свежеиспечённого бабушкиного каравая. Так у меня появился новый компаньон для безобидных мальчишеских забав, когда мы отправлялись в ночное.
– Ты понять и полюбить лошадь должен. И тогда она тебе тем же ответит», – приговаривал мне дед Ликандра – подлинный знаток лошадиных душ. Добрая лошадь, что человек, – её, сердешную, бить – грех сущий! – поучал меня колхозный конюх. Ты левой или правой пяткой по крупу надави чуть – туда лошадка и повернёт. Чуть вперёд подашься, – лошадь быстрее припустит, а назад, к спине приляжешь, – и конь медленнее пойдёт.
Эта наука мне впрок пошла: в отличие от друзей-мальчишек, я без хворостины к коням подходил, и они слушались меня беспрекословно! Даже с радостью! А зачем эти хворостины, когда при помощи подсоленной горбушки или той же хрустящей морковки с лошадью быстрее поладить можно?..
Не раз четвероногие друзья выручали меня, городского мальчишку, и в ночном. Ведь в городе, при маминой любви, на досуге я привык «поесть побольше, да поспать подольше». А тут на зорьке, когда спать сильно хочется, не очень-то забалуешь – кони присмотра и ухода требуют. Едва я сверх меры «клевать» носом начинал, как Мальчик оказывался рядом… Пары лёгких тычков его морды о мою вихрастую макушку вполне хватало для моего предрассветного пробуждения. Я снова был в «форме» как ни в чём не бывало...
И в нередких местных деревенских дерби, под посвист мужиков и одобрительные возгласы односельчанок, именно мои лошадки нередко финишировали первыми! Мне и делать что-то особо не приходилось: моя лошадь сама мчалась к победе, а мне только и оставалось, чтобы в седле усидеть, да не мешать четвероногому другу нести меня к победному финишу. В те минуты я по традиции получал очередную шоколадную медаль в золотистой обёртке, а моей щедрости и благодарности в адрес резвого чемпиона местного масштаба предела не было!..
Так продолжалась наша дружба с Мальчиком, Майкой, а потом и с Моментом на протяжении целых шести лет – целую половину моей мальчишеской бесшабашной жизни…
А когда мне исполнилось тринадцать лет, наступило лето, оставившее в моей детской душе ощущение большой, просто невосполнимой потери...
В час того предосеннего прощания со своими лошадьми я заметил, как из их погрустневших глаз вдруг… показались слезинки. Да и у меня некстати повлажнели глаза и запершило в горле. В тот момент я и думать не мог, что больше никогда не увижу ни Мальчика, ни Майку… А тогда, в июне 1968-го года, приехав, как всегда, на летние каникулы в гостеприимный дедов дом, и прибежав на конюшню, я не обнаружил на месте ни Мальчика, ни Майки. В их стойлах меланхолично жевали овёс не мои старые друзья, а другие кони. И таблички на дверях этих привычных мне «конемест» были иные, мне незнакомые… Приветственным, но каким-то грустным «И-го-го!» из старых друзей меня встретил лишь верный Момент...
Когда я, погрустневший и растерянный от потери верных друзей, вышел на свежий воздух, отводя глаза в сторону, как бы извиняясь и оправдываясь, дед Ликандра пробормотал негромко:
– Внучок, нет теперь у нас ни Мальчика, ни Майки… Пришла и их пора… Из райсельхозотдела приказали наших лошадей-ветеранов на мясо сдать. Кому-то в городе конской колбасы до чёртиков захотелось… Жизнь такая, понимаешь?.. Списали мы их по старости… Но ты, парень, не очень сокрушайся: Момент-то в строю! Он тебя в стойле заждался, поди. Так что есть кому жизнь продолжать! Лошади, что люди: на место стариков молодые приходят, чтобы было кому традиции сохранять! Вернись к коню верному, садись в седло и вперёд! Отставить слёзы!
О том, что на деле означают эти слова, я осознал позже… Но с тех пор я ненавижу разговоры о немощи и ненужности стариков…
…И не ем колбасу из конины…