Всё путём

     Навстречу потянулись группы празднично-одетых стариков, нарядных бабулек с флагами, портретами вождей, цветами.
      Поняв, что не успел проскочить до начала гуляний, Виктор чертыхнулся.
      Он был уже и не рад, что поехал на машине. Дела заставили.
     А лучше бы вообще никуда сегодня не ездить. Лежал бы в гостиничном номере на диване, потягивал бы пивко, да смотрел бы праздничные передачи по телевизору.
     До предела снизив скорость, деликатно сигналя, поминутно притормаживая. Он осторожно объезжал расходившихся престарелых гуляк, которые словно вспомнили былые времена, когда они были хозяевами своей страны.
      Прекрасный день был в полном разгаре. Погода словно расщедрилась после недельного ненастья. По-летнему сверкало солнце. Ласковый ветерок развевал флаги, ленты, седые волосы стариков.

     Виктор уже и не досадовал. Он поневоле залюбовался этим горделивым зрелищем. По тротуару и проезжей части шли седые, нарядные, с орденскими планками и медалями; пели, плясали под гармошку.
     - Хорошо, что поняли наконец-то все, кому следует: не надо отнимать у людей праздник.  Не их вина, что времена переменились. У них была своя жизнь. Принять нынешние порядки им тяжело. Так что ж, их за это – дубинками?
    Он был в Москве в мае девяносто третьего. И видел, как озверевшие лужковские омоновцы гонялись за демонстрантами по всему Александровскому парку. И хотя его совесть была почти чиста (он стоял в оцеплении), он не мог забыть того позорного кошмара.
      И вот сегодня так хотелось быть не чужим на этом их празднике.
      Но словно исчужа воспринимал он теперь это не своё веселье. Он чувствовал это как чувствуют тлеющую в своём теле немочь, хворь, болезнь, тяготу.
    А теперь он с умилением смотрел на двух  старушек, которые – «шерочка с машерочкой»- танцевали под звуки гармошки, что крепко пьяненький гармонист лихо раздёргивал нараспашку, а потом с показной яростью сжимал. На кургузом, ношенном его пиджачке отчаянно - задорно бились три медальки. Смехом и шутками поддерживали танцующих бабулек окружающие.



    Вдруг забежавший откуда-то сбоку беспризорного вида мальчишка выхватил у грузной старухи-зрительницы сумку с замотанными синей изолентой ручками и кинулся в сторону через дорогу – прямо перед машиной Виктора. Тот, как ни осторожно и медленно ехал,- едва успел затормозить. Кинувшаяся за «мазуриком» бабка, потеряв равновесие, чуть не распласталась на капоте внедорожника, потом осела на колени.
     Раздался пронзительный визг тормозов, испуганные крики пострадавшей и её товарок. Ахнув, замолкла  гармонь.
     Собиралась толпа.
     Виктор вышел из машины. Помог подняться  старухе.
    - Господи, да там же ничего не было, в сумке-то! Пустые бутылки, и всё,- потирая ушибленное колено, ворчала старая.
    - А ключи, ключи-то, Петровна, в сумке, что-ль, были?- сочувственно спрашивали её.
    - Не-а!- с хитрой и довольной улыбкой отвечала та.- Я учёная, не впервой, поди, меня грабют!
    - Ключи – вот они где, она похлопала себя по боку.- В кофте, в нутряном кармане. Вместе с пенсионным удостоверением.

    - Смотри-ка!- одобрительно загудели все вокруг. – Молодец, Петровна! Знай наших!
   Опять заиграла гармошка. Весёлая компания двинулась дальше.
  На Лаптева никто и внимания не обращал.
  - Обошлось, - подумал он с облегчением. Проблемы с гаишниками были ему сегодня ни к чему. Он подошёл к киоску, купил бутылку минеральной воды. Отвернул пробку, жадно сделал несколько глотков. Перевёл дух. Огляделся.
   Вдруг внимание его приковала такая неожиданная жуть, что впору было протереть глаза.
   Невдалеке, у газетного ларька сидел в инвалидной коляске Сергей Михайлов, давний знакомец Виктора. Ещё недавно они были соседями, друзьями по молодым похождениям. Сергей был гренадёрского роста красавцем и успех его у подружек был неописуем.
    И вот этот красавец сидел  безногий в потёрханной инвалидной коляске, выставив напоказ культи.
    Поределые, но ещё вьющиеся белокурые кудри рвались из-под голубого берета. Тельняшка обтягивала всё ещё могучие плечи и грудь атлета. На расстёгнутом кителе гвардейский знак десантника, две медали, орден Красной Звезды.


    На шее висела увеличенная ксерокопия удостоверения участника чеченской войны. В руках Сергей держал картонную коробку, в которую сыпались монеты подаяния.
     С трудом сдерживаясь, чтоб не подбежать сразу, Виктор выждал, пока возле Сергея не стало никого из сердобольных прохожих, и подошёл к другу.
    - Cерый, здорово!
    - Витяня! Братушка!- закричал Сергей обрадовано; он неловко попытался привстать, опираясь о подлокотники своими ручищами. Хлипкая расшатанная конструкция коляски жалобно застонала под ним.
    - Сиди ты,- сдержал его Виктор, склонившись над ним.
     Они обнялись как-то неловко.
      Виктор показал на культи: - Как это ты, Серый? Где угораздило?
     -А, не обращай внимания,- отмахнулся тот.- Братка, я так рад тебя видеть!
     Недолго они проговорили, перебивая один другого: - А помнишь? А помнишь?
     И будто не было трёх лет разлуки.
     - Но всё-таки, Сергей, что с тобой случилось? Расскажи,- мягко настоял Виктор.


     - Ну, что ты всё об этой ерунде! Когда на фирме дела разладились, помнишь, когда шефа грохнули, вкладчики взбеленились. Милиция с наших офисов охрану сняла. Ужас, что творилось тогда. Вот и я в ту пору попал в переделку. Было нападение на нашу инкассаторскую группу. Как на войне: стрельба, гранаты. Я кассирку собой закрыл. Александр Матросов нашёлся… Да вот самому- то ноги – того… тю-тю…
      - Что за кассирка?
      - Да ты её знаешь – Ниночка. Теперь она моя жена. Живём, слава богу, не пожалуюсь. Душа в душу, как говорится. Она и выпьет со мной всегда. На этот счёт мне обижаться нельзя… Да, не приходится обижаться…
      - В общем, братка, я исключительно доволен. Всё у меня хорошо!- он достал из сумки большую бутылку вермута, уже полупустую, отхлебнул, и, протянул Виктору:
     -Выпей, если хочешь.
     - Да я за рулём,- кивнув головой в сторону джипа, отказался тот.
     Сергей глянул на машину, восхищённо воскликнул:- Ого!
    Потом узнал её и спросил, посерьёзнев:
    - Шефовская, что-ли?
    - Шефовская… Была…
    - Да, жалко Юрия Владимировича. Человек был! Я вот, как подумаю о нём, так и моя беда,- он похлопал по своим обрубкам,- и моя беда не так страшна. Я-то живой, а вот он…
    Он пьяно растёр искренние слёзы.
   Виктор поглядел на друга, помолчал, думая о том, говорить или не говорить правду. И с угрюмой суровостью резанул:
     - Живой он! Не волнуйся ты за него, Серый!
     - Иди ты!- изумился Сергей.
     - Отвечаю! Живой. В Испании он теперь. На Майорке обитает. И семья его там. И безопасник наш там. Помнишь Плахова?
      - Помню, как же,- растерянно размышлял Сергей. - А в газетах писали: - Убит Лазарев. С особой жестокостью. Лужа крови. Тело не найдено.
       Виктор махнул рукой: туфта всё.
      - Ну, орлы-орёлики! Слиняли, значит…  С денежками, поди. А вкладчики нас громили!- Сергей вытер взопревший лоб.- Ну, да хрен с ними. Ты вот что, Витяня, подтягивайся сюда к вечеру, часам к семи, поедем к нам. Побалакаем. А сейчас езжай по своим делам. Ты мне клиентов отпугиваешь. Я ещё посижу, попобираюсь маленько. А то и за прокат этой «колесницы»  не набрал  пока.

     И  на недоумённый взгляд Виктора пояснил: - Я ведь коляску у соседа заимствую, вообще-то у меня хорошие протезы. Заграничные. Выправил через госпиталь ветеранов. Дорогущие, но классные! Хоть вальс танцевать.
     Лаптев поехал. Весь день невесёлые мысли не выходили из головы: - Вот человек, побывавший в чеченской мясорубке, там уцелевший, уже здесь, на защите чужих, хозяйских денег,- чуть не погиб. Да что там  «чуть не погиб», если прямо и откровенно говорить, то погиб уже в этой, мирной вроде бы, жизни.
     Управившись с делами, ближе к вечеру, Виктор подъехал к месту утренней встречи .
    Сергей, совсем уже пьяный, сидел как-то боком в своей взятой напрокат коляске, прижимал к себе коробку с подаяниями и кричал:
     - Нинка, паскуда, уйди! Зараза!
     Рядом громко скандалила  тоже очень пьяная женщина, в которой Виктор не без труда узнал бывшую красотку кассирку Ниночку. Теперь это была точно Нинка- зараза, разъярённая мегера, готовая на всё.
      Под пьяный хохот собравшихся  бомжей- собутыльников она хрипло материла Сергея, пытаясь отнять у него коробку с милостыней.
     - Да отдай же ты, дурак! Я же  в семью! А ты этим  уродам- пропойцам раздашь.
     - Уйди, ****ища!- буянил Серёга.- Сучара!
    Бомжи гоготали над бесплатным спектаклем. Виктор разогнал их, перенёс Сергея на руках в машину, помог виновато  притихшей Нине  сложить коляску, погрузил в багажник.
      В просторном салоне автомобиля Сергей угомонился, затих, и на плече у жены забылся пьяным сном.
     По дороге Виктор слушал, как Нина сквозь слёзы рассказывала об их житье-бытье, что она тоже стала пить, но пока меру знает; плохо, что сынишку забрала к себе  бабушка, Нинина мать. Теперь тормозов и вовсе нет. Рядом с этим алкашом – она толкнула в бок мужа - и она пьёт. А что делать?
      -Кодируйтесь, Нина!- с поспешной убеждённостью сказал Виктор.
      - Надо бы,- согласилась Нина.- Не насмелимся только никак.
     Он довёз их до дома, выгрузил большую сумку с гостинцами, купленными днём, отдал Нине сколько было с собой денег, разобрал коляску, помог добраться до лифта.
       -Извините, ребята, спешу: дела. Надо ехать.
       - Братка!- встрепенулся Сергей.- Я исключительно рад был тебя видеть. Заезжай к нам. Без обиды!

       - Всё путём, брат,- ответил Виктор, поцеловал Нину, виновато улыбнувшуюся растерянной пьяной улыбкой.- Кодируйтесь, Нина, а то пропадёте.
        Он  почти выбежал из подъезда, чувствуя, что вот-вот слёзы брызнут из его глаз.
        - Всё путём, всё путём, брат,- словно уговаривая себя, словно заклиная кого-то, повторял Виктор, закрывая багажник.- Всё путём. Бог даст, всё образуется.
        Впрочем, ему и самому не очень-то верилось, что  что-то образуется.