4. Пешка. Раб страсти
Автор: Пешка
Раб страсти
Вера смотрела на меня долгим скорбным взглядом обиженной женщины.
Сейчас спросит? Или сейчас скажет? Она уже все знает и все решила? Хорошо это или плохо? Плохо для кого? Хорошо для кого? Не о том, не о том! Так-так-так, вот сейчас она скажет: «Митя, нам давно пора поговорить».
Вера отодвинула тарелку, вздохнула и вымолвила, глядя мне прямо в глаза:
– Митя, нам давно пора поговорить.
У меня из рук выпала вилка. Я судорожно заработал челюстями, дожевывая бутерброд. Вера опустила глаза и тяжело вздохнула. Большая горькая слеза медленно сползала вниз, оставляя серый след на розовой напудренной щеке. Внезапно длинный розовый язык метнулся и слизал слезу со щеки, словно ящерица муху.
Что она знает? Всё? Доложили? Нет? Знает или только догадывается? Сейчас она скажет: «Митя, ты ничего не хочешь мне сказать?»
Пытаясь взять себя в руки, супруга нервно катала по столу хлебный шарик. Я затаил дыхание – сейчас мелькнет ее язык и шарик улетит вслед за слезой. Нет - Вера сплющила катышек в лепешку и оттолкнула его от себя. Решилась:
– Митя, ты ничего не хочешь мне сказать? – снова этот невыносимый синий взгляд!
Я взял чашку, в которой оставался только черный кофейный осадок, стал его цедить сквозь зубы, закрываясь чашкой словно щитом от сверлящего Вериного взгляда.
– Митя, будет лучше, если ты всё скажешь мне сам.
Ну уж нет! Чистосердечное признание облегчает душу и увеличивает срок. Ну уж нет, не дождетесь!
Представляю – я ей говорю: «Вера, видишь ли, я увлекся - она так молода, так свежа. Это сильнее меня, пойми, это мне неподвластно. Я мужчина, я раб своей страсти! Ну как это можно объяснить? Знаешь, когда она меня целует, я задыхаюсь, мне страшно, темнеет в глазах, становится щекотно в ладонях, даже мурашки по позвоночнику бегут. Это зов плоти!» Тут Вера зарыдает, подскочит, опрокинет стул…
А если я скажу, что ничего не было, что это все сплетни, что я по-прежнему люблю только ее, ладошки с другими не чешутся, мурашки не бегут. Тогда Вера всё равно зарыдает: «Опять ты врешь, опять ты выкручиваешься, изворачиваешься». Она подскочит, опрокинет стул…
Я опустил чашку. Вера покачала головой:
– Ты молчишь, опять молчишь. Ты думаешь отмолчаться, отсидеться, сохранить свои нервы. А то, что я вымотана до предела твоим молчанием, всеми этими недомолвками, недосказками, всеми этими подозрениями…
Она говорила и говорила, разгоняясь, все быстрее и громче, но я вдруг перестал ее слышать.
Я увидел, что ровно над ее макушкой завис огромный паук с крестом на вспученной спине. Длинная паутина, посверкивая на солнце, спускалась с потолочных перекрытий, и паук, словно примериваясь к Вериной макушке, медленно вращался вокруг своей оси. Надо сказать, Вера страшно боится пауков, просто панически. Стоит этой невинной букашке появиться в поле ее видимости, она верещит, трясется и мечется, словно муха. Поэтому я каждый вечер здесь, на даче, опрыскиваю дезинсектором туалет, чердак и кладовку, где пауки обычно плетут свои сети. Но, как говорится, всех не передушите.
Наконец паук замер на своей длинной паутине, завороженный барабанной ритмикой обличительной речи жены.
Я тоже замер.
Как долго тянулось это мгновенье! Неустойчивое равновесие времени, когда судьба еще не определилась куда её качнет, по какому сценарию пойдет дальше жизнь. Всё замерло, все ждали – и настороженный паук, и золотая нить паутины, и застывшие в солнечном луче пылинки, и я, растерянный и грешный.
Только Вера все говорила, говорила, говорила, не догадываясь о дамокловом мече, нависшем над ее головой.
Что делать, что делать? Судьба ждет, судьба дает мне шанс! Этот паук – это же неспроста, это подсказка. Если я сейчас скажу – у тебя над головой висит паук – что будет? Она закричит, подскочит, опрокинет стул…
Если я не скажу – паук продолжит спуск, сядет ей на голову, побежит по волосам, по лбу, по носу. Вера уставится на него окосевшими глазами, заорет, подскочит, опрокинет стул…
А если просто встать, подойти, схватить паука в кулак и выбросить в окно? Может, тогда всего этого ора и стульев не случится?
Сквозь пелену тумана в моей голове прорвался Верин голос:
– … постоянно молчишь. Я не понимаю тебя, и это самое мучительное. Вот о чем ты сейчас думаешь, почему опять молчишь, почему не говоришь мне правду? Я же вижу, ты хочешь что-то сказать. Ну же!
Я осторожно поднялся из-за стола. Медленно, стараясь не шелохнуть воздух, сделал шаг к жене. Паук все же почуял движение и ринулся вниз. Я успел схватить его, скользнув ладонью по Вериным волосам. Жена поняла мой жест по-своему.
– Митенька, – всхлипнула она, вскочила, опрокинув стул. Обхватила мою шею руками, прильнула жадными губами к моим. Поцелуй получился долгим и страстным. От прикосновения плотоядного Вериного языка стало страшно, потемнело в глазах, что-то защекотало в ладони. Задыхаясь, я с трудом оторвался от Веры, осторожно разжал ее руки на моей шее и вдруг почувствовал, как, скользнув за шиворот, вдоль позвоночника побежали мурашки….
Зов плоти!
О, это сильнее меня!
Я мужчина! Я раб своей страсти…
© Copyright: Мария Шпинель, 2024
Свидетельство о публикации №224021101101
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить
Другие произведения автора Мария Шпинель
Рецензии
http://proza.ru/comments.html?2024/02/11/1101
Свидетельство о публикации №224071700499