Потолок реальности

Почему в сутках всего двадцать три с половиной часа? Как здорово было бы лишние пол часика ещё поспать перед первой парой или на пол часа больше успеть в последнюю ночь перед сдачей. Как красиво и симметрично было увидеть на часах 23:59:59 перед заветными нулями, измерители дня же упорно обнуляются после 23:29:59.

Никому не хочется слушать жалобы вечно отстающего студента. Для всех двадцать три с половиной часа также естественны, как тринадцать месяцев в году. А я бы лучше забрал какой-нибудь месяц, только бы не чувствовать каждый день немножко обделённым.

Что ж, пора ложиться. На кухне призывно заурчал холодильник, требуя кормёжки. Нет-нет, всё завтра. Хотелось бы "завтра", уже сегодня. Не буду думать о ... о календарях буду. Интересно, какой месяц лучше всего пустить под нож? Нарезать тонкими ломтиками, и-и-и, нет. Нет на это времени, купить готовеньким и запихать в микроволновку.

Так, ладно, месяц. Я бы выкинул июль — самый жаркий, плюс вечно отключают горячую воду. За вычетом же июля лето будет всего из двух месяцев? Зиме и так четыре досталось. Может, тогда мерцедооний? А что, по временам года будет всё симметрично, мне нравится. Но лучше сентябрь, ненавижу сентябри. Правда некоторые, напротив, их очень-очень любят.

Холодильник перешёл на вторую передачу. Очень тяжело о нём не думать, когда он так жалобно просит в себя заглянуть. Потянуло холодом. Я его неплотно прикрыл что ли?

Тёмный коридор освещается мигающим зелёным свечением из кухни. По полу тянется какой-то прохладный, эм, туман? Явно что-то всё же вышло из строя, говорили мне не брать с рук.

Распахиваю до конца дверь на кухню, привычным движением, не глядя, хлопаю по выключателю, инстинктивно прикрываю глаза и, проморгавшись сильно больше, чем требовалось, ловлю лёгкий шок-контент. Меня не столько беспокоит непривычное расположение холодильника в центре кухоньки, это как раз норма, ведь он в ней и так занимал центральное место, но почему у него три, четыре, нет, пять дверей — сверху ещё одна! Не спорю, удобно отовсюду, даже с потолка получать доступ к пище, но как же теплоизоляция, где расположить радиатор. Это чья-то шутка? Настораживающая своим сюрреализмом шуточка.

Вспыхнула, перегорев с характерным хлопком лампочка. Меня передёрнуло, вырвав из остолбенения, а холодильник, чем бы он ни был, перешёл на третью скорость, завизжав ещё громче. Теперь кухню озаряет по три стабильно горящие зелёные лампочки с каждой стороны.

Решив сделать хоть что-нибудь, я открываю наугад выбранную дверцу и, как бы это сказать помягче, вхожу внутрь. Не давая мне передумать, дверца захлопывается, и "стенки" растворяются. Я стою в центре тёмной и немножко прохладной кухни в одних тапочках. И ничего нет в этой кухне примечательного кроме ярко-зелёной цифры 3, проецирующейся откуда-то из-за стены.

Взмахнув руками и запоздало отметив, что не ударился о стено-дверки моего просторного вместилища, я негодующе вопрошаю в пустоту: "И это всё? Что три? Это всё, что ты хотел мне показать?"

Вспышка, в глазах зарябило от обилия зелёной информации. Особо крупными и отчётливыми выделялись фразы "третья компонента тензорного расслоения" и "95% от нормы".

Сегодня ночью я установил дружеский контакт с непонятно чем, успех надо было развить. Уже без размахивания руками (надеясь, что это не было кодовым жестом) прошу мне показать четвёртую компоненту. Едва заметный толчок снизу начинает медленно подтягивать меня ближе к потолку. Я не из пугливых, пусть так эта техника и знает, человека можно удивить, но не запугать!

И в самом деле бояться было нечего. Меня начало мягко вжимать в потолок, он постепенно растягивался, поддавался, после чего я нырнул в "четвёртую компоненту".

***

Всплыли мы, к счастью, незамеченные из пола колоссальных размеров супермаркета. Всё, до чего мог дотянуться глаз, а его перспективы при подъёме лифта угрожающе росли, было испещрено улочками из продуктовых полок, всевозможными товарами от первой до последней необходимости, теснящимися в суете покупок обывателями.

Я не мог прикинуть, сколько их уместилось в этом "магазинчике", десяток тысяч, миллион? Зелёные буквы откликнулись на мои оценки и выдали внушающую цифру, после просьб округлить которую, я заметил красноречивое 1,4*10^10.

Четырнадцать миллиардов человек. Да они живут в этом супермаркете! Интересно было узнать, расплачиваются ли жители чем за товар, и можно ли вообще отсюда выйти.

Мне ответили и на этот вопрос, заметив, что здесь (право, не разглядеть, где) есть кассы самообслуживания, и если я захочу обжиться приобретеньицем, самая короткая очередь заставит прождать всего три поколения до завершения покупки. Надпись саркастически подмигнула и добавила, что покупатели настолько свыкаются с жизнью внутри гипермаркета, что снаружи им и делать нечего, а потому остаток жизни немногие выбравшиеся бродят в попытках найти вход в другой гипермаркет или хотя бы открыть свой собственный ларёк.

— Поехали отсюда куда угодно, не по себе мне от такой жизни.

***

Электронный ассистент выбросил меня на слое, как мы договорились сокращать, сорок семь и окрестил его "Вечная стройка".

На первый взгляд ничего примечательного, стройка как стройка, только огромная, как, кажись, заведено в каждом из слоёв. (Ленивы мировые архитекторы — задали алгоритм, свойство, пару законов физики и бытийствуйте.) Из примечательных фактов стройка вечная не только из-за своей протяжённости: шутники-крановщики завели моду "удить" строительные блоки, потому прошло немало поколений, пока строительные блоки эволюционно развились до созданий, способных к самоорганизации.

Терпения у цивилизации блоков было явно меньше, чем у валяющих дурака строителей, не претерпевших за время блочной эволюции существенных изменений, потому стройка в самом деле начала движение. Но только-только строительные блоки возвышались достаточно, чтобы сесть на крючок, объявлялся обеденный перерыв, после которого утверждался новый план стройки, и все старания полчищ поколений единственной разумной формы жизни на планете шли насмарку.

***

Из спортивного интереса я просил наугад прыгать всё выше и выше, мы миновали мир растений, мир цветов (и красок), свалку, тысячный слой явил нам просто пустой океан (по заверениям лифтёра, семимерный, "хотя ваше зрение, читатель, способно видеть только трёхмерные проекции, да и то лишь с одной стороны").

Начал замечать пустые комнаты. Не без иронии поинтересовался:
— Тоже не достроил их?
— Ваше воображение ещё не готово к восприятию мандельбротовых слоёв . — бесстрастно отчеканил зелёный текст.
— Ладно-ладно, не оправдывайся, будет тебе домашним заданием восполнить пробелы.
Ответом мне был решительный нырок в незримый потолок.

***

Всё чаще стали попадаться какие-то ограниченные слои, сильнее и сильнее стягиваемые к центру. В одном из таких в мире гиперболизированной пневмопочты, гоняющей по замысловатым траекториям вечно спешащие автомобили, и даже этот хаос из ветвей и капсул имел магистральное направление, к слову, вертикальное, совпадающее с нашим. На горизонте отчётливо проглядывались аналогичные волокна, переплетённые в неохватно высокую трубу, окольцовывающую собой "весь? — да, весь" слой.

Трубки, трубочки, трубищи, трубопроводы (в одном месте даже трубозавры — изогнутые трубы в форме голов древних ящеров) — все они так или иначе присутствовали в каждом из следующих слоёв. И всё это сопровождалось настойчивым стягиванием горизонта, я даже начал потихоньку испытывать подкрадывающийся укол клаустрофобии.

Путешествие явно затягивалось, и я задал напрашивающийся с самого начала вопрос:
— А сколько вообще этих слоёв, мы можем все пересмотреть?
— Сколько угодно. Угодно людям, как правило, конечное количество, так что да, сможем.
— Ловлю на слове. Мне угодно бесконечное количество, скажи, где на этом лифте кнопка с номером бесконечность?
— Вы уверены?
— Да ты гонишь, и она есть?! Конечно уверен, давай отправимся на бесконечный слой!
— Волшебное слово?
— Ну пажаласта!
— Не то.
— Стоп будильник, стоп холодильник

И мы остановились. Я заметил, как стало тихо — я уже и привык к ровно и ритмично работающему гулу "холодильника" во время полёта, только при его исчезновении замечаешь: что-то в самом деле было, назойливое и незаметно. Зелёные огонёчки по разные стороны в пространстве стали змейкой прорисовывать положенную на бок восьмёрку, и больше ничего не происходило.

***

Больше не сменялись никакие миры, лишь горизонт ещё активнее надвигался к центру восприятия. Вскоре меня самого стало активно выдувать и выдавливать из холодильника наружу. Я заполнял собою всё отведённое пространство неясной природы, вдавливаясь в стены становящегося слишком тесным горизонта. Он тоже оказался многослойным, видать, нам нужно пробежать целый ряд счётных бесконечностей.

Горизонты всё схлопывались и схлопывались на мне, пока не стали единообразным коричневым мерцанием. Я прикрыл глаза в ожидании достижения неподвижной точки, как меня окончательно выбросило за пределы чего-то твёрдого. Я руками обхватил одну из трубок, большую, твёрдую и едва тёплую. Она продолжила уменьшаться, заставив меня соскальзывать и хватать в охапку сразу несколько трубочек.

В конечном итоге я вырос достаточно и стал пробуждаться, осознавать происходящее. Вытерев носовым платком испуг со лба, я уселся поудобнее на уменьшающемся коричневом трубчатом чемоданчике, продолжающем вести меня наверх.

Окончательно приходя в себя, я помахал летящим и тоже врастающим в норму друзьям: Гришка Глубинов, как всегда, гнался, стараясь уцепить за длинную, развевающуюся на ветру косу тихони Мышковой Вари. Странное ребячество, впрочем, он никогда не дёргал её и не причинял боли, он скорее изображал своими действиями игривого котика, что "добычу" на удивление умиляло.

И мы летели среди сотен таких же трубчатых чемоданчиков, сумок, портфелей, бесформенных и каплевидных образований, на каждом из которых располагался человечек.

Никакого потолка больше не существовало, да и окружающая нас труба теперь точно была финальной, хотя и мультисоставной с массой углублений и комнат. В один из прямоугольных свежеоткрывшихся проёмчиков наша троица и сквозанула, высыпавшись из вентиляции на семинар по управлению вселенными, куда мы едва не проспали.

Штормовой Г. А., характерно грозный по утрам, пересчитывал присутствующих. Именно пересчитывал для какого-то своего чутья внимания аудитории. Запомнить он нас решительно не мог и по всем вопросам обращался к товарищу Громовой, которую для удобства назначил старостой.

Прозвенел звонок, все разбредались по местам. Я положил свой чемоданчик на край стола, вытягивая спинку и разминаясь перед довольно долгим стоянием про отчёт о практических занятиях. И надо же такому случиться, как в известной сказке: мимо наша Мышка бежала, хвостиком махнула, моя вселенная упала и раскрылась.

Технику безопасности вызубрили все. Зазвучала тревога, ребята моментально надели противогазы, пристегнулись к партам и подключили защитные поля. Галактион Александрович по рации вызвал группу поддержки, стал раздавать указания. Сработала автоматика, запечатав двери и окна. Все бумаги, всё, что не было прикручено или изолировано, посыпалось в мой болезненно искрящийся жёлтым чемоданчик.

К сожалению, находящуюся в эпицентре Варю затягивало слишком резко, не последнюю роль в этом сыграла близость её расчудесной косы к разлому. Гриша вообще думать не стал, прыгнул за ней (так и не понял, за косой или Варей), не успели мы с Г.А. и рта раскрыть.

Лишь спустя три секунды от падения мне удалось самому зафиксироваться, дотянуться и захлопнуть чемоданчик, но даже за столь короткое время мы потеряли двоих.

Пока только потеряли. Чемоданчик дымился. По одному взгляду на Шторма я осознал, что искать ребят предстоит, конечно, мне. Страшно, никогда такого не делал, но это моя вселенная, я за неё отвечаю. К тому же она сейчас дико нестабильна.

Группа поддержки передала мне световой трос, капкан и резервный ключ. Урок обещал принести столько интересного: поддержание стабильности чужой вселенной, общение с её обитателем, спасение и извлечение потеряшек, и как вишенка на торте — выговор проштрафившихся. И я всё это пропущу, потому что буду бороться с неизвестными опасностями внутри, а снаружи попаду лишь под последний пункт и то не в самой желаемой роли.

— Товарищ Громова, запишите мне имена пострадавших и ответственного, которому я желаю удачи и отвожу на спасательную операцию ровно полтора часа, дальше действовать будем по ситуации.

***

Интуиция подсказывала мне пройтись тем слоям, воспоминания, о которых, ещё максимально свежи. К тому же и теория гласила схожую идею: свежерасходованные каналы намного шире, провалиться по ним в недавно посещённые слои вероятность куда выше, чем в нетронутые и потенциалы. Однако вероятность вероятностью, а количества исследованных и свободных ярусов несоизмеримы.

Да-а, убираться мне придётся долго. Даже в лифте обнаружилась бумага с рецептом сливового пирога да списком посещения на обратной стороне, надо будет вернуть старосте.

Хищные и травоядные динозавры из трубок поменялись местами, магистральное направление в слое с пневмопочтой распалось на три, что привело к многочисленным пробкам, а океан, по заверениям лифтёра, стал всего лишь четырёхмерным (также поменял цвет и структуру молекул воды, но об этом не будем).

Больше всего обрадовал слой с вечной стройкой: рабочие, как и зацикленная на стройке разумная жизнь, вообще не заметили каких-либо вселенских катаклизмов. Там, повиснув на одном из кранов, отчаянно привлекал к себе внимание Гришка. Подобрав пострадавшего, чихающего и отряхивающегося приятеля я накинулся с расспросами:

— Ты зачем жизнью рискуешь? Нам же теперь двоих вылавливать, повезло хоть тебя тут встретить, глубоко же вас закинуло. Удалось чего-нибудь выяснить?
— Так ведь она это из-за меня, Варька. Могла спокойно возвращаться к себе на место и не вертеть своей очаровательной...
— Не отвлекайся, — стал я в позу, — что ты выяснил, пока проваливался?
— Трещина очень глубокая. Хоть вселенная и почти моментально регенерировала, ей-богу, она и без того у тебя странная была, вряд ли что-то изменилось, и всё же Варю откинуло куда глубже, чем меня. Ты номер-то видел? — резко перестал отряхиваться, испытующе и с ехидством посмотрел на меня Григорий Олегович.
— Сорок седьмой, — меня такими играми не проведёшь.
— А-а-а, вот тут-то ты и не прав, — наставнически помахал пальцем Григорий Олегович, — посмотри ещё раз.

Ассистент, бесстыдно подслушивающий наш трёп, неумолимо выпалил зелёную надпись, которую я скептически протянул:
— Сорок два.
— Вот именно, так я и думал! — Восторжествовал и тут же погрустнел Гриша.
— То есть? Так вообще бывает?
— Хуже того. Она могла провалиться на, скажем, самый первый или даже нулевой, базовый слой. Как правило, ничего страшного, там бы мы её и подобрали, но теперь этот нулевой слой будет на уровне...
— Не говори этого!
— Минус пять. И проваливаться она так может до чёрта лысого, до самой минус бесконечности. Если там вообще хоть что-то есть. Если мы поспешим, сможем проскользнуть за ней, — глаза Гришки вновь загорелись.
— А назад как? — внутри у меня похолодело.
— Очнись, Варька там, совсем одна, и даже Громовой, наверное, не знает, что с ней там происходит в отрицательных пространствах. Не хочешь, дай мне свою машинку и оставайся здесь удить.

Он протянул руку за резервным ключом, некоторое время мы так и стояли, молча о предстоящем.
— Нет, Гришка, об этом не может быть и речи. Тебя я отправляю наверх, а сам...
— Никаких сам. Со мной или я без тебя, — отрезал Гриша.
— Давай хотя бы проконсультируемся?
— Нет времени, — машет головой, будто всё ещё отряхиваясь от строительной пыли, — трещина вот-вот заделается. Может быть нырять глубоко и не придётся.

Резвость и решительность Гришки всегда была заразительна, приятно было рассуждать с ним в унисон. И Варю выручать надо, и любопытство брало верх. Протягиваю ему руку без ключа в знак согласия:
— Давай захватим пару строительных блоков. Должен же быть хоть кто-либо разумным в этой операции.