Угль, пылающий огнём

13 июля исполнилось 150 лет со дня рождения одного из первых советских академиков в области горного дела Александра Александровича Скочинского – основателя научной школы, изучающей движение воздуха и пыли в подземных выработках, Героя Социалистического Труда.

Более двадцати лет Скочинский возглавлял Институт горного дела Академии наук СССР, названный впоследствии его именем. Основные труды ученого имеют практическое значение, посвящены вопросам предотвращения пожаров и взрывов в рудниках, проблемам безопасности труда шахтеров.

Годы жизни Александра Скочинского – 1874-1960 – пришлись на очередную переломную эпоху в истории (и даже не одну), вехи личной биографии наложились на вехи в жизни страны. Польский дворянин, фигурант «Шахтинского дела», заведующий кафедрой Московского горного института, консультант по вопросам строительства Московского метрополитена, организатор Западносибирского филиала АН СССР… В его биографии сходятся многие линии, его руку пожимали многие исторические личности, а сам он не единожды оказывался на «лезвии бритвы».

 
ВЕТРЕНАЯ СУБСТАНЦИЯ

Александр Александрович Скочинский родился в Якутии, в семье польских политических ссыльных, гимназию окончил в Красноярске, а высшее образование получил в Санкт-Петербурге – в Горном институте Императрицы Екатерины Второй.
               
Уже в студенческие годы он стал "своим человеком" на кафедре горного искусства, к работе на которой его привлек профессор Николай Дмитриевич Коцовский. Другим учителем Скочинского был Иван Августович Тиме. Если Коцовский занимался вопросами общей безопасности ведения горных работ, обследованиями шахт с упором на рудничный газ и пыль, то Тиме шел даже дальше и считал крайне необходимым организацию горноспасательных станций на рудниках. 
 
Преддипломная практика Скочинского проходила в Донецком угольном бассейне, на Корсуньской копи – шахте "Кочегарка", основанной в 1867 году и проработавшей 130 лет, вплоть до конца двадцатого века.

В своем отчете о практике Скочинский написал, что при употребляющемся на руднике способе работ он буквально минирован гремучим газом - метаном, а "единственным средством, могущим ослабить эту постоянную опасность, является сильная и всегда исправная вентиляция и надзор за количеством выделяющегося газа".

Пройдет еще несколько лет – и горный инженер Скочинский станет основателем научной школы в области рудничной аэрологии - отрасли горной науки, изучающей атмосферу в шахтах, законы движения воздуха, газообразных примесей, тепла и пыли в подземных выработках.

Печальный прогноз студента Скочинского о шахте «Кочегарка» сбылся в феврале 1917 года, когда взрыв метана и угольной пыли унес жизни 28 горняков и 5 горноспасателей – сотрудников Центральной спасательной станции (в будущем – Государственный Макеевский научно-исследовательский институт по безопасности работ в горной промышленности). Среди погибших спасателей был и заведующий станцией – 33-летний Николай Николаевич Черницын. За несколько дней до гибели Черницына в Петрограде был опубликован его труд "Рудничный газ. Условия его выделения, его свойства и меры борьбы". В частности, в книге был представлен проект спасательного аппарата. По поводу своей работы Черницын советовался с более старшим и опытным горным инженером, профессором Горного института Скочинским.   


СНАЧАЛА - БЕЗОПАСНОСТЬ

Рудничная атмосфера – вечно меняющаяся субстанция, чьи параметры зависят от множества условий. Чем дольше разрабатывается рудник, тем сложнее в нем работать – накапливаются вредные вещества, ухудшаются условия труда, а вот количество полезных компонентов руды, напротив, снижается.
 
"Риск погибнуть для горнорабочего был в 3-4 раза больше, чем для заводского рабочего", – описывал ситуацию с безопасностью на рудниках в 1915 году А.А. Скочинский.

А через десять лет, выступая на Первом Донецком съезде по безопасности горных работ в Горловке, он апеллирует к благоразумию уже Советского государства:
"Горные работы должны быть дешевы, правильны и безопасны. Этому наше поколение учили в школе. Однако по мере того, как ширилось и углублялось изучение несчастных случаев, происходивших в горной промышленности, и множились научные достижения в области борьбы с этими последними, возникло сомнение в правильности того, что требование безопасности ставят на третьем месте, а дешевизны на первом. Выяснилось гораздо большее, что мы думали раньше, влияние безопасности производства на стоимость его, даже более того – на баланс основного капитала страны, ибо главное богатство каждой страны – ее трудящееся население. Выяснилось, что борьба с несчастными случаями выгодна и должна вестись не только во имя культуры и гуманности, но и во имя материальной выгоды государства в целом… Требуется, чтобы горные работы велись: 1) безопасно, 2) правильно и 3) дешево". 


ШАХТИНСКОЕ ДЕЛО

Современники говорили о Скочинском, как о мудром и большой осторожности человеке, каждый шаг которого продуман и строго выверен. Лояльный к Советской власти, А. А. Скочинский, тем не менее, оставался беспартийным. Он был "закрытым" человеком, не особо интересующимся политикой, или же не считающий возможным, либо правильным, публично выражать свои общественные взгляды, стремился обуздывать обуревающие его чувства.
 
Но шахты и горные инженеры не могут оставаться совсем «вне политики». 

Большая часть жизни Скочинского связана с Донецким угольным бассейном – Донбассом. Так, например, он участвовал в проектировании рудников известных на Дону промышленников Парамоновых, располагавшихся в Александровске-Грушевском, позже переименованном в поселок Шахты.
               
В 1928 году эти места стали сценой для громкого политического процесса – "Дела об экономической контрреволюции в Донбассе", или, как его называли коротко, "Шахтинского дела". Сами слушания проходили в Москве, в Колонном зале Дома Союзов, в течение полутора месяцев, с мая по июль.

Скочинского не было в числе 53 обвиняемых, он отделался месяцем ареста и вышел из тюрьмы в день начала судебных слушаний.

Говорят, решающими аргументами в пользу Скочинского явились показания главных обвиняемых "Шахтинского дела", которые в один голос твердили о его невиновности.

Судя по всему, Скочинский пользовался уважением, и его моральный, нравственный авторитет не уступал профессиональным качествам.

А кроме того, вполне можно допустить, что к освобождению Скочинского имеет непосредственное отношение его старый гимназический приятель – прокурор Верховного Суда СССР Петр Красиков, сыгравший в "Шахтинском деле" свою роль.


ОТ ИСКУССТВА - К НАУКЕ

С 1930 года жизнь Скочинского связана с Московским горным институтом, ныне входящим в состав Национального исследовательского технологического университета МИСиС. Претерпев многообразные преобразования, теперь некогда возглавляемая Скочинским кафедра называется "Безопасность и экология горного производства» Горного института.
 
Одна из крупнейших в НИТУ, она состоит большей частью из продолжателей научной школы Cкочинского.
Точкой отчёта этой школы принято считать 1904 год, когда была опубликована диссертация Скочинского "Рудничный воздух и основной закон движения его по выработкам".

– Это базовая книга, самый главный труд для вентиляционщиков, для аэрологов, – объясняет профессор кафедры "Безопасность и экология горного производства", доктор технических наук Сергей Сергеевич Кобылкин. – Скочинский поднял учение о проветривании рудников на принципиально новый качественный уровень. Процессы вентиляции были не только скрупулёзно описаны, но и научно объяснены. Иными словами, то, что ранее считалось "искусством", то есть непонятным, с оглядкой на интуицию, эмпирику, личные знания, в диссертации Скочинского преобразовалось в полноценную науку, основанную на математических расчётах, физических законах.
 

КОЭФФИЦИЕНТ АЛЬФА

Кроме того, в диссертации Скочинского содержатся гораздо более тонкие значения коэффициента альфа (коэффициента вентиляционного сопротивления выработок), чем они выводились в те времена, определенные автором практическим путем – с помощью лабораторных и натурных, то есть происходящих непосредственно в шахтах, исследований.

"Дайте нам хотя бы альфочку!" – любил повторять А.А. Скочинский. И эти слова стали своеобразным лозунгом его работы.

В работе над диссертацией для измерения давления воздуха Скочинский использовал купленный в Германии микроманометр фирмы Fusse 1903 года выпуска. Сегодня этот личный прибор академика хранится на организованной им кафедре. И отнюдь не только в качестве музейного экспоната. Исторический микроманометр тяжелее по весу и меньше по размеру, чем современные, что же касается надежности и точности измерений, то в этом отношении ему и теперь нет равных.


ФЕНОМЕН ГОРНОЙ ШКОЛЫ СКОЧИНСКОГО

По монографиям Скочинского студенты горных вузов учатся до сих пор. Да, конечно, есть более новые учебные пособия. Например, «Рудничная аэрология» Кима Захаровича Ушакова. Однако этот труд конца семидесятых годов двадцатого века рассчитан, скорее, на просвещенного инженера с хорошим знанием математики и физики, чем на неопытного студента, недавно покинувшего школьную скамью. Такому студенту требуется более понятное изложение. И здесь на помощь преподавателю приходит «Рудничная вентиляция» Скочинского, написанная простым и по-старомодному изящным языком.

Однако рудничная вентиляция, то есть проветривание горных предприятий, является хотя и базовым, но далеко не единственным направлением школы Скочинского. Последователи академика развивают и другие обозначенные им линии горного дела. Среди них борьба с пылью на горных предприятиях, рудничные пожары, газообразование в шахтах, горноспасательное дело… И работа ведется не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге, Перми, Туле, Магнитогорске, Донецке… Ученые поддерживают друг друга, общаются, дружат, спорят, встречаются на конференциях, на защитах диссертаций…

– Существует настоящий "феномен школы академика Скочинского", – утверждает Сергей Кобылкин. – Она сама себя развивает, формирует и подпитывает кадрами. От учителя к ученикам тянется не только научная, но и эмоциональная связь.

В кафедральной библиотеке на столе лежит огромный лист бумаги, где вычерчен хронотоп школы Скочинского. На нем обозначены основные направления и занимающиеся ими ученые: так, что сразу видно, кто в каком поколении приходится Александру Александровичу научным родственником.
 
Уже три года, как Сергей Сергеевич вплотную занимается историей своей кафедры. Он говорит, что ему несказанно повезло – и он успел заскочить "в последний вагон последнего поезда": имел честь быть знакомым и даже другом горных инженеров старой выучки – тех, кто лично знал Скочинского и пожимал ему руку.

Вот эти имена – Ким Захарович Ушаков, Феликс Семенович Клебанов, Валерий Викторович Кудряшов, Александр Александрович Форсюк…

Частные человеческие истории делают ближе и понятнее общую хисторию горного дела. В коридорах Горного института НИТУ МИСиС висят парадные портреты и даже барельефы с изображением легендарных профессоров-горняков. И почти о каждом из этих титанов горного дела имеются свои "апокрифические" предания. Кружевной платочек Анны Ивановны Ксенофонтовой, взрывной характер Николая Васильевича Ножкина, лихо закрученные усы Александра Митрофановича Терпигорева, легкий тремор правой руки Александра Александровича Скочинского… Эти, может, и незначительные для общего развития горной науки детали, тем не менее, придают ей своеобразный колорит, обаяние. Чем больше и подробнее мы помним, тем насыщеннее и осознаннее наша жизнь.
 

ПОЧЕМУ ПОСЕДЕЛИ ВОЛОСЫ

Рассказывают, что Скочинского очень любили и студенты и преподаватели Московского горного института. Каждая его лекция была целым культурным событием. Рано утром приезжала черная "Волга", из нее выходил Скочинский, а потом неторопливо шагал по институтским коридорам, элегантно опираясь на свою трость. Его сопровождала целая свита студентов. Сами же лекции собирали огромное количество народа, проходили в большом актовом зале и неизменно заканчивались бурными овациями слушателей.

Скочинский был невысоким и худощавым, с благородной седой головой и его руки едва заметно дрожали. И вот о том, почему Скочинский поседел и отчего у него начали дрожать руки, тоже есть истории.

Работая в Донбассе, тридцатилетний Скочинский попал в аварию на одной из шахт. Его засыпало породой и он оказался заблокированным на большой глубине. Шансов спастись было столько же, сколько и погибнуть: пятьдесят на пятьдесят. Пока он находился под землёй, переходя от надежды к отчаянию и от отчаяния к надежде, передумал многое и собственной кожей ощутил, насколько важны для шахтера вопросы безопасности. Когда же Скочинского откопали, вытащили из-под земли, то увидели, что за несколько часов он стал совершенно седым.

А про дрожание рук легенда такая. В 1949, кажется, году, Скочинского вызвал к себе Сталин. На кафедре поднялся переполох, страшное волнение. Что, зачем, почему? Тут два варианта: либо похвалят, либо что-то произойдет нехорошее. Скочинский поехал, вернулся: всё в порядке, Сталин поблагодарил за работу по восстановлению шахт Донбасса, пожал руку. Но эмоциональное напряжение было настолько велико, что после сталинского рукопожатия у Скочинского начали трястись руки.