3

По внутреннему двору крепости шагали воины в красных кафтанах. Длинные волосы юноши завязали в хвосты, редкие девушки, называемые поляницами, носили туго заплетенные косы. Дара помахала им и продолжила высматривать Эирика. Братья сидела подле на траве.

— Медаль за отвагу… — обреченно напомнил Варди. — Он же теперь еще больше возгордится. А больше, казалось бы, нельзя!

— Ты же его знаешь, — махнул рукой Скегги, — он и так, и так важничал бы. Главный же.

— Вы просто завидуете, — осадила их Дара и оперлась спиной о стену. Сбор уже закончен, всех отличенных за подавление бунта в крупном портовом городе Речица наградили. Но брата никто не видел.

— Конечно завидуем! — Воскликнул Варди. — Нам даже не дали возможности. Заставили письма возить туда-сюда. Тебе понравилось разве?

Дара покачала головой.

— Ну, вот. А ведь месяц назад я срубил голову какой-то нечисти в захолустье! И заметь — ни разу нос не задрал.

— Да ладно! — Не согласился Скегги. — Ты каждый день, едва случай представился, напоминал об этом. Дара не скажет — она тебя любит. Но я скажу тебе как есть — гордость твоя заела, как собаку блохи.

Хралф неопределенно покачал головой, но явно был не против таких речей. Варди надулся и перестал обращать на них внимание, вместо этого решив наблюдать за толпой.

— А вообще, жаль, что вам не разрешили написать в казну, как все было на самом деле, — продолжил Скегги, иногда пиная вытянутой ногой брата. — Посмотрел бы я на лицо какого-нибудь советника императорского, решившего проверить наши бумаги.
«Увлекательное чтиво, — закатил глаза Хралф, — хорошо, что Совет нам поверил и поддержал, а если дьяк какой бы увидел — тут же мог повесить».

— За что повесить?

«Ты бы мог поверить, что за пропажей людей стояла женщина, поедающая их, а крал их ее переросток-сын?».

— Да, я же видел.

«Ну, а если бы не видел?».

— Но я же видел.

Хралф устало потер глаза.

— Да он издевается, не обращай внимания, — устало сказала Дара и отвернулась к снующей толпе. И вовремя — к ним направлялась ее близкая подруга Иста. Длинные светлые волосы она заплела в изящную сложную косу — такие называли по-простому «колосок». Их Дара плести не умела.

Иста обняла подругу и поздоровалась с ее братьями. От обычных разговоров о делах и здоровье быстро перешли к насущным.

— Мои вот вернулись, — грустно хмыкнула она. — Хорошо, что у вас только Эирика послали. В ваших руках оказалась удача.

— Мне жаль, что так получилось с Воданом, — перед глазами предстал осунувшийся юноша с темными кругами под глазами, обожженным лицом и культей. — Что теперь его ждет?

Иста посмотрела в небо, поджала губы.

— Отправят в казну работать. Читает он неплохо. Может, как привыкнет, сделают гонцом.

— Уж лучше так, — сказал Скегги. Иста кивнула. Глаза ее заблестели, но волю слезам она не давала. Дара обняла ее.

— Лучше быть калекой? Да уж, особенно для такого, как Водан, — выплюнул Варди. Дара бросила на него суровый взгляд, но он делал вид, что высматривает в толпе Эирика.

— Жизнь лучше в любом случае, — возразил Скегги.

— Для князей, может быть. Но что делать обычному воину? Всю жизнь провести среди пыльных шкафов и пергамента? Может быть, отправлять куда-нибудь недалеко письма, хотя никто в своем уме не пустит с серьезным посланием такого человека, если при деле есть здоровые. Скорее всего будет по крепости бегать с мелкими поручениями и…

— Варди!

Он резко перевел взгляд на сестру. Иста сжала ладонь Дары с такой силой, что та посинела. Но слез в глазах не было. Нет, в них была ярость.

— Скажи, я лгу, Иста? Молчишь? Потому что знаешь, что это правда. Вам могут обещать что угодно, но вы не дураки, я знаю. Вы все понимаете, а самое главное, что это понимает Водан. В наших краях нет места слабому воину.

Иста отвернулась.

— Работа найдется для всех, — нахмурился Скегги. — Зачем ты говоришь какие-то злобные глупости?

— Работа? Да, она всегда есть. Каждому возрасту своя. В одиннадцать мы скребли полы, в двенадцать пасли коз и работали в конюшне, в пятнадцать начали дежурить на кухне, а теперь представь там Водана. Всю жизнь провести вот так. Ты бы смог?
 
— Конечно! — Казалось, Скегги искренне не понимал мысли Варди. — Жизнь всегда дарит удивительные возможности, и мы даже не представляем, какие. Нам неведомы пути жизни…

— Скажи это Водану, — отрезал Варди. — Только вот ты не говорил с ним.

— А ты говорил? — Скривилась Иста.

— Да.

Она отвела взгляд и снова обратила его к небу.

— Пойдем, пройдемся, — предложила Дара, неловко улыбаясь. Она взяла подругу под руку и повела подальше от Варди. Но тот все равно крикнула следом:

— Я боюсь худшего, Иста. Говорю тебе не для того, чтобы обидеть, но, чтобы ты поняла его мысли и сумела помочь.

***

Дара крепко держала подругу за руку. Молчание не казалось напряженным, скорее, целительным. Они поднялись на стену. Послеполуденное солнце все еще припекало. Зато на стене хозяйничал буйный ветер, развивая знамена и выбившиеся из причесок пряди.

— Ты не слушай его, — советовала Дара, подставляя ветру лицо, — Варди постоянно несет глупости.

— Но он прав.

Дара прикрыла глаза, а после устало поинтересовалась, что она имеет в виду.

— Брат как будто тает. Ты же видела его, хотя и не полностью. Часть кожи на бедре и животе покрыта страшными шрамами, даже сейчас он ощущает боль. Еще говорил, как больно просыпаться по ночам, ощущая руку, даже тянуться за водой, а после понимать… Понимать, что ты уже поломан.

— Но он воин, который пострадал во время выполнения долга. Ему должны же платить за это!

— Дара, это ты несешь глупости. Даже если и будут — этого едва ли хватит на жизнь. Варди прав, он понимает его.

Над ними пронеслась птица. Дара проводила ее взглядом, любуясь быстрому полету. Бурые перья и полоски на хвосте указывали на то, что это был лунь, но в горах они появиться не могли. Луни предпочитали луга или поля, оттуда и пошло названия для разных видов, но Дара вряд ли бы отличила одного от другого.

— А если вернуться домой? — Спросила она, представив, как эта заблудившаяся птица возвращается к равнинам.

— Ты бы вернулась?

Дара хмыкнула.

— Он и так все отправлял домой. Все жалование. И все равно отец посылал письма, что этого мало. Их восемь в семье, он второй сын. Навряд ли о нем будут заботиться и прощать бессилие. Никто о нем не позаботится. Никому мы не нужны.
Не зная, что ответить, Дара предпочла молчать. Пусть уж подруга выговорится и скинет с сердца печаль. У нее никогда не было таланта матери — найти каждому утешительное слово.

— Я вот стала задумывать и о нас. Нам-то, поляницам, что делать, если что-то такое случится? Мы ведь даже замуж выйти не сможем, понимаешь? Что делать? Поляница— только на словах гордое звание, а на деле — только выкинешь из рук саблю, то тут же станешь никем. Что останется? Работать на кухне, как нашим поварихам, или какую еще грязную работу выполнять?

Иста всегда казалась по-особенному красивой: маленький аккуратный нос, большие округлые голубые глаза, приятные щечки и ни единого волоска на лице. Разве не идеал? Но Дара все же понимала, что та имеет в виду — женщины, столько времени проведшие с мужчинами, все равно будут порицаться.

— Ну, можно уехать в город. Выдумать иную жизнь, познакомиться с новыми людьми…
Подруга снисходительно взглянула на нее, будто на нашкодившего ребенка.

— Эх, Дара-Дара, иногда я тебе поражаюсь. Тебе и Скегги. Как девушка, пережившая столкновение с кикиморой, может продолжать так красочно рассуждать о мире? Я еще понимаю Скегги — этот даже табак не нюхал, но ты?.. Что нам делать в городе? Чем там заниматься? Всю жизнь нас учили только выполнять приказанное, обращаться с оружием, да лишать других жизни. Для поляниц тоже может найтись занятие, но сомневаюсь, что оно придется тебе по вкусу.

Иста издевательски улыбнулась, но Дара никак не могла понять, о чем она. Честно признавшись в этом подруге, Дара получила в ответ усталое покачивание головой и тихий ответ на ушко. Проходящий рядом дозорный глянул на них в этот момент и чуть не отпрянул — так рассмеялась Иста, глядя, как меняется лицо Дары.

— Какое же ты еще дитя! Я понимаю, ты помладше, но разница-то всего год. Неужели твои братья не рассказывали тебе всякие… ну, похабщину всякую? — Хмыкнула Иста. Дара была рада отвлечь ее, хотя подобные разговоры не радовали ее.

Дара покачала головой.

— Ни разу? — Искренне удивилась Иста.

— Ну, не то чтобы ни разу… Вдруг, я просто вспомнить не могу?

— Дара, храни своих братьев, как зеницу ока. Даже Варди, как бы он ни раздражал.
Ветер поднялся сильнее и принес за собой запах моря и хвои.

— Это ведь он меня спас, — губы Дары растянулись в смущенной улыбке. — А ведь я обещала ему не подставляться.

— Ну, об этом он уже всем красочно протрындел. Жаль только, не все в это верят.

— В такое и мне было бы сложно поверить. Хотя остальным жителям кажется невероятной наша способность видеть мир глазами духа, что для нас — это дело обычное. Мы можем еще о многом не знать, что для других не так уж странно.
Иста задумалась, пропустила мимо проходящего воина, слегка кивнув знакомому, и оперлась на зубцы.

— Ты знаешь, Эирик тоже масла в огонь подливает.

— Как? — Даре было трудно поверить, что ее старший брат может делать что-то не так.

— Говорит, что не видел ничего, но доверяет вам. А было ли так на самом деле — не знает. Как бы и доверяет, но утверждать не берется. Многие потому и говорят, что странно это.

Дара не удивилась. «Похоже на него», — хотела было сказать, но вовремя себя остановила. Нечего распаляться на братьев.

— Вы так и не… помирились? — Поинтересовалась Иста и зашагала вперед, таща Дару за собой.

— Нет.

— Прошло столько лет… Неужели он дуется?

— Нечто такое точно есть. По словам Скегги. Я же ничего уже не понимаю.
Они неспеша шагали по стене, пропуская проходящих дежурных. Где-то внизу кто-то жутко громко сплюнул. Девочки переглянулись и одновременно скривились.

— Все-таки они противные, — подвела итог Иста и хотела сказать что-то еще, но один из дежурных остановил их:

— Веледара! — Ничего хорошего от приказного тона ожидать не стоило. Девушки остановились и приложили правую руку к сердцу — на кафтане дежурного они заметили три золотые броши, он был на два звания старше них. — Братья просили передать, чтобы ты шла к сотнику своему. Дело, говорят, есть.

Дара слегка склонилась и поблагодарила его. Попрощавшись с подругой, она со всех ног побежала к сотнику, надеясь, что дело не подразумевает под собой нового похода.

***

Повсюду пылал огонь. Пещера наполнилась жаром, будто горел сам камень. Позади кто-то бил по прутьям клетки. Краем уха слышались стоны Варди. Но глаза ее следили за сгорбленным существом в углу, которого огонь не трогал. Она знала, что как только развернется к клетке — Сопля тут же бросится на нее. Но хрипы брата становились все отчаяние, и, переборов свою трусость, Дара обернулась. В клетке сидел огромный черный волк.

Дара открыла глаза. Маленькая комнатушка в придорожной таверенке освещалась ярким месяцем. На одной большой соломенной подстилке на полу разместились Варди и Эирик, уступив ей кровать. Покосившаяся крыша и так не внушала ей особого доверия, да еще начала поскрипывать. Но так как выбора не было, пришлось ночевать здесь.

Скрип продуваемого ветром дерева мешал ей вновь уснуть. А может, не только он. Оба брата тихо посапывали, и обычно Дара легко засыпала под такие звуки. Даже храп ей нравился — это будто знак, что с человеком все хорошо. Но сейчас все это отвлекало, настораживало и заставляло нервничать. Рваные мысли скакали от одного к другому, не задерживаясь надолго.

«Интересно, почему опять приснился волк? И почему такой большой и черный? — Размышляла она о своем сне. — Да и Сопля уже надоел. Нет покоя ни днем, ни ночью. Хоть бы больше ничего не снилось! — Дара зевнула, но все же уснуть никак не смогла. Мысли заняли размышления о человеке, которого им требуется отыскать, о старших, отправленных на это же задание — их тоже требовалось найти и помочь. И все же раз за разом в голову непрошено лезли воспоминания, перемешанные со снами. Почему волк? Почему Сопля? Когда уже это прекратится? Она уснула, размышляя, почему ей не снится мёд, раз уж он тоже имел место быть в той истории.
С утра пришлось сразу браться за работу. Корчмарь рассказал о мужчине, похожего на того, кто был им нужен. Но было это несколько дней назад, и он не был уверен. Русая копна волос, русая борода, да шрам на полщеки — все, что он смог рассказать.

— Нам велено было ждать здесь, — сказал после Эирик. Длинные волосы он завязал в тугой хвост, тогда как Варди как будто назло ему оставил их, как есть.

— Глупо, — перебил он его, — теряем время.

— Я хотел предложить поспрашивать кого-нибудь из работников, а, может, и из путников.

— Отлично, разделимся.

— Такого я не говорил.

— Зато я сказал.

— Варди… Не нарывайся.

Эирик был выше и шире в плечах, зато Варди быстрее и ловчее. Они раньше часто тренировались вместе, но со времен первого задания между ними будто черная кошка пробежала. Дара коснулась их плеч. От неожиданности Эирик чуть отшатнулся.

— Ребята, давайте действительно разделимся. Снаружи я видела дочь корчмаря, так что я поговорю с ней, а вы тут… — Дара запнулась, ведь в этот момент за одним из столов кто-то громко стукнул по столу и заорал на весь главный зал, что полюдье стало крайне велико. На них тут же перевели взгляд немногочисленные посетители. — Вы тут сами разбирайтесь.

В дверях она столкнулась с высоким мужчиной, чья темная густая борода закрывала едва ли не все лицо. Дара было схватилась за рукоять сабли, но тут же успокоилась — шрама не было. Да и заметить его было бы сложно в такой-то косматости. Мужчина не заметил ее испуга, и они мирно разошлись.

Пустынная округа в ранее утро навевала какую-то тоску. Вдали, у самого горизонта, начинался лес. К нему вел холмистый склон, усеянный пожухлой травой. Пересохший ручей пересекал эту безжизненную картину, будто шрам. Большой двор при таверне был надежно укрыт деревянной крышей. Дара прошлась в тени до самой конюшни, в которой дочь хозяина приводила в порядок стойла.

— Ну, и жара тут у вас, — непринужденно начала она, и девушка охотно согласилась. Хозяйская дочка сначала неохотно, потом все свободнее отвечала на вопросы Дары о краях и о людях, что посещают их гостевой дом.

— Из ближайших деревень многие приходят. Чтобы жены не видели. Отец хорошо выбрал место. Пусть отсюда и не видно, но на коне меньше часа до одной деревни и чуть больше до другой. А до ближайшей таверны на дороге — полдня. Вот так и держимся, не жалуемся. Работы всегда хватает. Отец хочет начать чинить второй этаж — там крыша прохудилась.

Было ощущение, будто девушка молчала несколько недель, а теперь, наконец, смогла с кем-то поговорить. Пытаясь найти лазейку в ее последующих жалобах на старые деревянные дома, Дара свела разговор к посетителям:

— Ну, несмотря на это, людей у вас много. И все разные. А кого больше — приезжих или деревенских?

— Много приезжих, но деревенские чаще заходят. Сейчас по дорогам особо не погуляешь — много бандитов. Если без охраны едешь, считай, все потеряешь.

Во дворе показалась мать девушки. Она принялась отчитывать дочь, и у Дары даже зубы заскрипели от злости, так это было невовремя. Пришлось отбивать девушку рассказом о том, что Дара просила помощь с конем — мол, нога вроде как прихрамывала.

— Мы вам не кузнецы. Нужно что — езжайте в деревню. А ты, Малуша, давай дуй к свиньям.

Когда она ушла, Дара остановила девушку за руку.

— Мне нужна еще всего минута. Можешь помочь?

— Мне пора, госпожа. А то мамка ругаться будет.

— Только минута. Я кое-кого ищу.

Дара описала человека, но девушка долго не отвечала. Казалось, она вот-вот уйдет, но тут Малуша развернулась и, будто перебарывая себя, шепнула:

— Папенька будет недоволен. Он боится этого человека.

— Боится? Почему?

— Это очень плохой человек. Когда он был здесь… он… Знаете, он такие вещи говорил мне…

— Не бойся. Видишь, — Дара указала на саблю, — я поляница, и собираюсь наказать его. Просто скажи все, что о нем знаешь.

Девушка обвела глазами двор, и тихо-тихо рассказала:

— У него что-то вроде банды. Иногда появляются тут, просят выпить за его счет, мол, он разрешил и после оплатит. И он платит, госпожа, даже больше нужного. Отец то ли боится, то ли деньги терять не хочет, но всегда выгоняет нас с мамкой, когда он или его бандюки приходют. В Торческ отправился, это город недалеко от седова. Там он вроде как и обитает чаще всего. Вроде купца он, но товаров не имеет. Но в этот раз один был, скакал откуда-то, аж конь вспенился. Купил у отца нового, даже не ночевал — сразу в город помчал.

— Откуда знаешь, что в город поехал?

— Так ведь он отцу говорил: «Дай мне коня своего, двойную цену плачу! Чтоб в Торческ мог довезти до утра!». Я тогда прибиралась на втором этаже, все слышала.

— И когда это было?

— Два дня назад, госпожа. Потом люди следом пришли, вроде как стражники, расспрашивали про него, но отец не сказал ничего. Все же думаю, боится он их.
Дара достала из кошеля три серебряные монеты и вложила их в руку девушки.

— Ты очень помогла нам. Я в бесконечном долгу перед тобой.

— Госпожа, что вы…

Времени было мало. Хоть это было не так далеко от крепости, все же прибыть к таверне они смогли только к ночи, на расспросы особо не отвечали. Корчмаря решили задобрить хоть как-то и остались на ночлег, хоть осталась одна комната. Остальные стражники, как поняла Дара, взяли путь в разные деревни и ближайший город. Остается только надеяться, что поехали они в Торческ.

Едва она открыла дверь, рядом с ее головой пролетела кружка.

— ДА Я ТЕБЕ ГОВОРЮ, ЩЕНОК, ЧТО НИКОГДА НЕ БЫВАЛО ТАКОГО! ПОЛОВИНУ СТАДА ЗАБРАЛИ! — Ударил по ушам громкий возглас мужчины. С ужасом Дара поняла, что кричал он на Варди. Она ударила себя по лбу и направилась к нему. На полпути ее остановил за плечо Эирик.

Еще несколько собутыльников неизвестного крикуна стали яро поддерживать его мысли.

— Эти счетуны совсем заврались, — кивал один, постарше, — обирают до гола. А ведь как зерно собирать будем, что сделается? Все, до последней крошки захапают?

— Ну, полно будет, — попытался успокоить их Варди, но потом так икнул, что едва не разлил пиво в кружке. Кто-то позвал корчмаря, чтобы тот принес еще.

— Забери его оттуда, — сказала Дара Эирику. — Мне пять минут не было, а он уже запил!

— Тебя не было полчаса, и, между прочим, он с трудом узнал, куда поехала эта скотина. Его тут, похоже, все боятся.

— Я тоже узнала — в Торческ.

— Какая молодец! — Закатил глаза Эирик. — Пришла бы пораньше, не пришлось бы Варди пить.

Тут из угла поднялся мужчина, с которым Дара встретилась в дверях. Он быстро пересек комнату, и забрал из рук Варди кружку.
 
— Господа, боюсь, я дал много воли сыну, — сказал странно неподходящий внешнему виду мелодичный томный голос. Казалось, он должен был принадлежать кобзарю, а не такому мохнатому деревенщине. — Разрешите, я заберу его.

— Ты хто будешь? — Один из выпивох еле держал глаза открытыми и явно не понимал, что происходит. Но Дара тоже ничего не понимала, взглянула на Эирика, но тот тоже явно выражал недоумение.

— Я его отец. Пришел забрать непутевого сынишку. Видите ли, сбежал от меня, подлец.

— Сын? Я не сын… не его сын! — Варди попытался развернуться, и мужчина воспользовался этим, чтобы взять его под руки и поднять. Это у него успешно получилось, и даже удалось спасти Варди от едва не прилетевшего в голову кусочка редьки.

— Ишь ты! От отца бегать вздумал! — Кричали ему вслед.

— Будет знать! Задай там ему!

Дара тяжело вздохнула. Находится здесь стало невыносимо, и она первой вышла на улицу. Здесь, правда, стало еще жарче, но лучше уж так. Едва мужчина с Варди оказались на улице, Эирик грубым голосом спросил:

— Кто таков и что тебе от нас нужно?

Мужчина не ответил. Вместо этого он потянулся к волосам и бороде, и несколько секунд спустя сбросил с себя маскировку. Это оказался красивый мужчина под пятьдесят, с вытянутым покрытым мелкими шрамами лицом, темно-русыми густыми волосами до плеч и без бороды. Это насторожило Дару — на этой земле мужчина без бороды — не мужчина, так, юноша. Даже братья начали отращивать бороду как вернулись с первого задания.

Варди покачнулся, и Дара положила его руку себе на плечо. Незнакомец поклонился. В его голубых глазах яркими бликами играло озорство.

— Прошу простить это представление, но вы уже получили нужную информацию. Тянуть было нечего. А ты не так прост, — обратился он к Варди, — обычно твои соплеменники любят пытать тех, от кого нужно что-то узнать. Пока что ты заслужил мое уважение.

— Уважение? — Скривился Эирик. Он-то, конечно, предложил бы попытать корчмаря или угрожать ему, в этом Дара не сомневалась. — Кто ты такой?

— Я-то надеялся, эрусов стали учить вежливости… Мое имя — Даромир, если тебе это о чем-то говорит.

Дара заметила, что у него очень длинные изящные пальцы. Она взглянула на свои — короткие и пухленькие — и в который раз позавидовала. До этого она завидовала только другим девушкам, или пальцам Эирика и Скегги. Но ни у кого до этого она видела такой странной легкости и красоты в движениях.

— Не говорит, — отрезал Эирик и скрестил руки на груди.

— Вы один из старших, которые должны были нас встретить? — Спросила Дара и тут же получила гневный взгляд Эирика. Она взглянула на него лишь мельком, и вновь посмотрела на Даромира, сделав самый уверенный вид, какой только могла изобразить. На самом деле внутри все сжалось от этого взгляда.

— Когда наступят алые ночи…

«В мире перевернутся короли», — мысленно закончила она вместе с мужчиной известную среди Совета поговорку. В крепости даже находился гобелен, изображающий это странное событие.

— Может быть я поверю, только зачем все это было сделано? — Все также продолжая делать голос грубее, спросил Эирик.

— Неужели ваш учитель не рассказывал о том, как важно не показывать порой своего лица? Странно, наверное, вы — дети Гимана, я прав? На редкость интересный человек, — по его тону можно было понять, насколько плохо он относится к нему, и Дара даже была отчасти согласна. Это был один из самых неприятных учителей и наставников.

— Вам до этого дела быть не должно.

— Славно, — мужчина направился к своему привязанному к коновязи коню и бросил через плечо: — Здесь жарко, пришлось снять маску раньше — меня могут увидеть. Берите коней — и едем.

Так они и сделали. Варди стало хуже от тряски. Он весь аж позеленел. Мужчина достал из сумки какой-то сухой корень и дал ему пожевать. Через некоторое время ему стало чуть лучше. Они скакали до самого леса, после чего мужчина приказал идти медленнее. Пусть каменная дорога все также была широка и пряма, он отчего-то не решился нестись галопом.

Эирик упрашивал его ехать быстрее, но тот не давал согласия. Дара видела, как изо всех сил Эирик старался держать себя в руках. В глазах горел такой огонь, что говорить с ним было бы очень опасно. Зато Варди так нравилось куда больше. Он допил уже всю воду в бурдюке, когда Даромир остановился и спешился недалеко от поваленного дерева.

— Наконец-то, привал, — сказал Варди и последовал его примеру. Однако мужчина приложил палец к губам и осмотрелся. Эирик тут же прикрыл глаза.

— Их больше дюжины, — шепнул он, и Даромир в ответ кивнул. Варди, слегка пошатываясь, тихо достал саблю.

Дара хотела спешиться, но Эирик схватил ее коня под узды.

— Ты остаешься верхом, — еле слышно сказал он, — кто-то должен будет рассказать про город.

Дара скривилась, но он был непоколебим. Хотелось сказать: «Вот и будь тем самым рассказчиком», но она не решилась бы. Все же Эирика неспроста назначили главным. За все решения только он несет ответственность.

Даромир неспеша приближался к дереву. Вдруг округу огласил его громкий звучный голос:

— Господа! Прошу не направлять на нас оружие, и решить проблему мирно!
Сначала казалось, что ничего не происходит. Дара, правда, скорее всего побледнела. Ведь это надо же — выйти вот так к врагам. Ведь сам мужчина был безоружен, одетый в рубаху, да в портки — куда ему сражаться!

Из кустов до нее донесся какой-то шорох. Из-за дерева показался мужчина со странным тонким кривым луком. Он постарался негромко спросить:

— Ну, Ворон, нападаем?

И все равно это было слышно всем.

— Да молчи ты, старый пентюх, до моей команды!

— А когда ты дашь эту команду? — Спросили из-за камня. — Они ж стоят просто, ждут.

— Да! — Согласились из кустов на другой стороне. — Негоже людей задерживать.
— Может, их еще и отпустить?

— Ежели вы ничего не думаете, нечего и держать.

Даромир уперся кулаками в бока. Варди недоуменно смотрел на это и чесал затылок.
 
— Вот куелда! — Чмокнул он и встал между конями брата и сестры. — А я хотел хоть саблей помахать.

Эирик ткнул ему сапогом по затылку.

Если бы он обратил взгляд вниз, то увидел бы, как рассвирепел Варди, но от необдуманного поступка его остановил внезапно вылезший из кустов мужчина.
Уже немолодой, в обтрепанной старой рубахе, подпоясанной темным шнуром, босой, он держал наготове колун.

— А ну, давайте свое богатство! — Он свистнул, и из-за укрытий показались остальные. Дара насчитала пятнадцать человек — все выглядели не лучше. — Не то вот, мои молодцы покажут вам!

Несколько усталых стариков действительно выглядели угрожающе, но вот юноши, у которых и бороды-то не было, да совсем мальчишки страху не вызывали.

— О, я вижу, — все в такой же веселой манере ответил Даромир. — Вас много, вы превосходите нас числом. Нас, кого учили сражаться всю жизнь и кого называют ратарями.

Мужчины переглянулись. Многие опустили оружие.

— А ну! — Крикнул тот, кто вышел первым. Наверное, он был главным у них. — Не надо мужиков моих пугать. Жухлый, давай, стрельни-ка в него!

Дара потянулась к ножам, но Даромир стоял смирно, сложив руки за спиной. Один из бандитов натянул свой кривой лук и, кое-как наложив наточенную стрелу, выстрелил. Стрела упала мимо Даромира, и тот даже ухом не повел.

— А ну, покажите ему!

Тут мужчина бросился на него с топором, и несколько его бандитов последовали за ним. Эирик достал саблю, Варди приготовился бежать в бой, но Даромир крикнул, чтобы они не подходили.

Эирик схватил коня Дары за уздечку. «Боится, что я кинусь?», — подумала она.
Никогда прежде она не видела такого мастерства. Даромир ловко уклонился от топора, схватился за руку бандита, вывернул ее, выхватил топор и повалил мужчину на землю. У следующего был длинный кинжал. Даромир так ударил топором по лезвию, что незадачливый бандит выронил кинжал и попытался отбиться кулаком, но так замахнулся, что Даромир успел наклониться, и удар пришелся по другому бандиту. Следующего он все же ранил топором — стукнул деревянной частью по лбу. Кто-то еще попытался выпустить несколько стрел, но остальные вроде как потупились.

— Я не хочу с вами драться. Это пустая трата времени, — отдышавшись, обратился к ним Даромир. — Опустите оружие, или то, что вы так называете, и скажите, что заставило вас уйти с полей в леса?

Люди как будто боялись отвечать. Несмело глядя на лежащего главаря, они держали оружие наготове и не решались быть первыми.

— А тебе какое дело? — Поднявшись, спросил главарь. — До нас не было никому дела. Что ж теперь-то воду лить?

— Дело в том, что сегодня здесь еду я. А эта дорога единственная к нужному мне городу. Вы мешаете мне исполнить важное задание, и по закону, я имею право остановить вас силой и казнить.

— Ох, какой! — Возмутился кто-то из толпы. Теперь все вокруг как будто вспомнили о чем-то важном, и страх перед Даромиром прошел. — Все вы помните закон, но почему-то только когда он на руку вам!

Люди согласно закивали.

— Вы забываете, что я к вашим горестям отношения не имею! — Уже начинал злиться Даромир. — Я предложил помощь, так либо соглашайтесь, либо будем действовать по закону, который мне на руку!

Переглянувшись с остальными, главный среди них приказал бросить оружие. Он присел на то самое поваленное дерево и предложил присесть Даромиру. Остальные отошли, чтобы дать проехать коням. Варди вел под узды двоих без седоков.

— Ну, слушайте, коли так хотите знать. Мы обычные крестьяне, живем тут недалеко. Жили как все: полями занимались, пшеницу выращивали, коров да коз пасли, кузнец у нас был. Недалече как случилось несчастье: паводок заставил озеро разрастись, так мы и это приняли, хоть сколько скота затопило — жуть. Но теперь… Что ни день, то новая напасть. Шестеро парнишек наших поначалу выловили — вой страшный стоял. Так еще и потом по одному, чуть ли не каждый день находили. Шли к стражникам — те не в ответе за нас. Шли к начальнику — к тому даже не пустили. Пороги городнические оббивали — говорит нечего было пить, а потом в воду лезть. Думали к князю сходить, да тут за полюдней пришли — мы и так и этак, нам и обещали: расскажем, доложим лично князю. И что вы думаете? До нитки последней обобрали, ничего не сказали князю, да нас еще в город запретили пускать! И что нам делать? Сыновей оставлять там нельзя — что ни день, то новая напасть. Бабы с полями не справляются — мы им землянки стали готовить, пусть тоже перебираются от этих нелюдей. На что жить, добрый человек? От стада осталось хрен да редька после водополья, да еще и последнее отобрали.

Даромир слушал молча и внимательно. Затем задумался, и сказал:

— Будет сложно, но, думаю, я разберусь. Во всяком случае с князем.

Эирик хмыкнул. Таких, как они, ни за что не допустили бы до таких особ. С городничего еще могли бы чего-нибудь спросить, но так, если он уважает их дело. Власть Совета редеет, и ею уже не запугать.

— Эх, что ты сделаешь? — Грустно спросил мужчина, подумав о том же. — Ты человек простой, служивый. Вижу и уважаю. Но что мы можем против ихней власти поделать?

— Все.

От этого быстрого и строгого ответа Дара опешила. В глазах Эирика все также читалась насмешка, но саму Дару этот простой ответ тронул. Было видно, что Даромир уверен в своих словах.

— Ну, будем благодарны, конечно…

— Слушай, а позволь тебя в ответ кое о чем попросить, добрый человек.

— Чем смогу, как грится, — развел руками мужчина.

— Тут вчера проезжал один человек. Вечером. Мчался быстро, но, может, вы его заметили: крупный такой, с жутким шрамом на щеке.

Тут толпа разразилась хохотом, и Даромир аж расправил плечи. Дара и не заметила, как он был напряжен до этого.

— Видели, как не видели! — Засмеялся самый молодой среди них — на вид лет пятнадцати. — Лошадь не захотела прыгать через дерево и как скинула его — задом, представляете, поднялась, и он как носом в это самое бревно вмазался!

— И где же он сейчас?

— В деревеньке у нас, — ответил главарь, потирая бороду. — Бабам отвезли, чтобы хоть так узнали, что за напасть там происходит.

Даромир криво улыбнулся.

— Жестоко.

— А как иначе-то? Угрожал нам, видите ли! «Вы знаете, кто я такой? Мои ребята вам всем головы снесут!». А коняку как испещрил — жуть! Кнутом всю избил. А нам в хозяйстве добрый конь пригодится, все раны ему протерли, оставили также в деревне.

— Не боитесь, что действительно позовет ребят? — Спросил Даромир.

— Ну, коли ночь пережил, то не боимся. Или вы, раз уж он вам нужен, заберете, или мы сами разберемся. Нам проблемы с городскими ни к чему. Знаем, что делать-то нужно.

***

Едва они подошли к дверям, как до них донесся звон цепей.

— Вы что, цепями от телеги его примотали? — Удивился староста деревеньки — тот самый главарь из леса — обращаясь к жене. Он вместе с несколькими односельчанами довел ребят до покосившегося деревянного сарая, недалеко от которого находилась озерная вода. Несколько домов затопило аж до самых окон, и вода уходила вглубь леса. Деревья скоро сгниют в такой воде, подумала Дара, но не могла не признать, что в лучах рыжего закатного солнца поглощенная водой опушка выглядела завораживающе.

— Дак, конечно. Веревки-то он как-то отвязал, — сказала раскрасневшаяся полная женщина. —Мы тогда с Мерькой-то заходили туда, воды хоть дать этому. Он растолкал нас, хватанул дверь, а мы со всей дури орем: «Бегить! Бегить!», а там Катька за дверью стояла, нас ждала. И как даст ему плугом, так он аж чуть не перевернулся в воздухе.

Мужчина залился смехом. Дара с Варди с трудом сдерживались, надув щеки. Даже Эирик чуть улыбнулся, что не могло не радовать. Но едва Даромир увидел пленника, так его сотряс громогласный хохот.

— Да, старый друг, ну, и потрепала тебя жизнь!

Когда он прошел внутрь, и Дара смогла мельком увидеть сидевшего на полу пленника с завязанными сзади руками. Длинные мокрые кудрявые патлы прилипли к лицу, но даже они не могли скрыть заметный шрам на щеке. Борода была маленькая и аккуратно подстриженная, будто не из этих краев совсем. Черный плащ лежал на полу, сам он был одет неплохо — дорогие сапоги, портки, правда, порванные в некоторых местах, рубаха и расписной жилет — такие она видела только на своем друге Родане, княжеском отпрыске.

Побратимы зашли внутрь, скрыв от нее мужчину.

— Старый лис… — Прохрипел он, с трудом поднимая голову. Даромир прошел ближе и встал с боку, вновь позволяя Даре рассмотреть его. Некоторые пряди упали с лица, открывая огромный сине-красный синяк на лбу. Нос также оказался разбит. Даре даже стало его жаль.

— Старый, зато какой целый, — все так же задорно продолжал Даромир. — Да уж, сколько лет тебя поймать не могли, а тебя нужно было к разозленным крестьянам отправить! Или же просто закинуть интересную удочку… Это же надо было подумать, что знаменитый Торговец новостями поведется на такую дурь.

Казалось, мужчина не хотел понимать смысл сказанных слов. Его лицо исказилось от боли, и он вновь опустил голову.

— Мерзкий, старый лис…

— Если я мерзкий, то представь, какой ты! — Даромиру явно нравилось издеваться над ним. Что-то внутри Дары неприятно сжалось от осознания этого. — Теперь твоего уважаемого патрона никто не спасет от гнева императора. Забавно, но почему-то я не удивлен. Предатель работал на предателя.

— Откуда ты знаешь, к кому я шел? — Раздался хриплый голос. Пленник так и не поднял головы. — Может, я хотел лишь передохнуть в том городе?

— Жаль, что ты это сказал, — Даромир достал из ножен странную прямую саблю, какую раньше возил на коне. — Какая польза теперь от тебя? Хотя, что тебя зря пугать — ее и до этого было немного. Ты мог сбежать от других, но я давно знал про ваш маленький союз. В любом случае добродушный князь Тарх достаточно насолил многим известным людям, уже не говорю, что я дал слово местным, что разберусь с ним. Свое слово я держу всегда, не забыл? — При этих словах он приказал Даре подать его сумку, привязанную к седлу. Покопавшись в ней, он вручил белые тряпки Варди, какой-то настой и флягу Эирику. Местным приказал отойти и не подслушивать. Как только Дара сказала, что все они ушли, Даромир вспомнил про какую-то баночку. Он открыл ее и поставил рядом с пленным. Глаза того резко округлились, но не успел он что-то предпринять, как одним легким взмахом руки Даромир отрубил ему ногу.

Дара тут же вырвала, едва не испачкав Эирика. Под истошные крики мужчины она отошла к ближайшему дому, в котором скрылись местные. Там, стараясь не подавать вида, она спросила про ночлег. Им разрешили остаться в этом доме, хоть оттуда почти все вынесли, когда пришла вода. Но все уверяли, что больше она не поднималась. Кто-то обещал принести старое одеяло, кто-то сказал за гусиные подушки. Дара поблагодарила их и попросила не подходить к сараю сегодня.
Люди вокруг негромко переговаривались, иногда заглядывая в окна. В этом краю дома были не из глины, соломы и камыша, как в родных краях Дары, но из хорошего дерева. Отсюда было бы хорошо видно сарай, но Дара сказала всем закрыть ставни. Вскоре мужчины ушли. Жена старосты пошла их провожать, но обещала вернуться и помочь.

Дара не решилась выходить. Все тело била дрожь. Она коснулась лба запястьем — горячий. Когда солнце почти опустилось, в дом вошел Даромир. От прежнего добродушного выражения лица не осталось ничего. Он подошел к столу и зажег лучину. В ее свете морщины на лице стали выделяться сильнее.

— Ты понимаешь, что опозорила себя? — Спросил он сурово. — Что поступила не так, как полагается полянице?

Дара кивнула. Но что она могла сказать? Перед глазами вновь оказался Сопля, на руках опять появилась его горячая кровь.

— Я не один из вас, хотя и многим помогаю Совету. Мне не хочется напоминать простые истины, но, если ты не можешь смотреть на такое — поляницей ты не станешь. Ты вступила в опасный мир, и должна следовать его правилам.
В углу заскреблись мыши. Дара поежилась.

— Но твоему учителю сказать должен. Думаю, ему решать, как тебе помогать и что делать. Я-то не знаю, что и как там у вас происходит. Чья ты будешь?

— Я сама ему скажу.

— Чья будешь? — Настойчивее попросил он, и Дара впервые за этот разговор посмотрела ему в глаза.

— Казимира. У своих зовут Колядой.

Казалось, он застыл. Выражение его лица приобрело схожесть с лицом пленника, когда ему сказали о ловушке. Даромир сделал неуверенный шаг назад, и взял себя в руки.

— Дежуришь первой, — сказал он спокойно и вышел, громко хлопнув дверью.

***

Братья объяснили, что дежурить нужно было у пленника. Дара следила за его температурой и должна была поменять тряпки, если будет сильно идти кровь. Но Даромир сделал все достаточно аккуратно, будто настоящий лекарь, поэтому первый час прошел спокойно.

Мужчина почти не приходил в себя. Даре приходилось следить за его дыханием, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Лучина несколько раз грозила потухнуть от резко задувающего в щели ветра.

Дара отвлеклась на то, чтобы заменить щепку в лучине, и вздрогнула от неожиданного голоса:

— Где этот хрен?

Едва не уронив единственный источник света, она успокоила колотящееся сердце и продолжила спокойно менять щепку.

— Ты слышишь, али глухая?

Все также же молча она прошлась к табурету и села напротив пленника. Его одежда до сих пор была мокрая от пота, волосы все также небрежно налипли на лицо и глаза.

— Он запретил со мной говорить? Какой предусмотрительный. А слушать он не запрещал?

Вдруг мужчина закрыл глаза. Дара сначала было кинулась к нему, чтобы проверить, не потерял ли он сознание, но он быстро пришел в себя.

— Никого вокруг нет, хорошо. Что, кошечка, я нужен Совету живым? Так перепугалась, аж подскочила.

Она начала догадываться о вине этого человека. Но сам он молчал. Лишь выжидающе смотрел с глупой ухмылкой. Дара боролась с собой изо всех сил, но все же нарушила запрет:

— Так ты ратарь.

— О, кошечка пошла против приказа. Жаль будет, если тебя за это повесят.
Дара нахмурилась. Мужчина застонал от боли и попытался сесть удобнее.
 
— Очень жаль, что ты не понимаешь, с чем связала судьбу. Кому служишь и что творишь ради них. Вот я скажу тебе, помнишь ли ты как князя Хамира обвинили в измене? Как казнили всех его сыновей? Пару лет назад это было, должна помнить.
Дара лишь покачала головой.

— Жаль, — поджал губы мужчина, медленно растягивая губы в улыбке, — вот только скажи, должен ли я был пощадить какого-то там Хамира, когда он всерьез намеревался вступить в союз весьма влиятельных семей, чтобы сместить с трона молодого императора? Да и за что они хотели это сделать? За то что он развязал войну с северным дикарями, поколениями вырезавшими наших братьев — эсту, мирный народ, богатый оленьими стадами, пушниной и мехами. Каждый год наши северные границы страдали от вылазок заморских дикарей, а нам запрещалось что-либо делать. Ведь торговать и вести мир с теми, кто, как и мы, всей душой ненавидит лирийцев, казалось бывшему императору более здравой идеей. Враг моего врага — мой друг. Но когда трон занял его сын, это не понравилось многим. Как же так, идти на тех, кто обирает лирийцев больше, чем нас? Ну, не глупо ли? Скажи мне, что лучше: служить тому, кто готов потерять богатство ради своих людей, или тем, кто готов забрать последнее ради своих желаний?

Дара поморщилась.

— Слова предателя и лжеца. Ты предал Совет, а, значит, предал и императора.

— Я думал, ты умнее.

— Очень жаль, что я не оправдала надежд предателя.

— Предатель, предатель… Заладила, как и все они.

Раздался громкий волчий вой.

— Предатель… Разве так уж плохо использовать свой дар для своих нужд и нужд государства?

— Ты только что говорил мне, как плохи те, кто потакает своим желаниям! — Возмутилась Дара и прислушалась. Ей показалось, что она слышала шаги.

— Но я не обираю других людей. Лишь использую то, что дано мне природой.

— Подслушиваешь, воруешь и мараешь руки в крови — это тебе дала природа?

— Это весьма успешные средства. Именно…

Тут он резко прервался, глаза его расширились, сам он как будто обмяк. Дара бросилась к нему и коснулась лба. Он как будто становился все горячее. Дыхание из рваного стало спокойным. Руки обмякли и упали на пол.

— Эй, что с тобой? — Тревожно спросила Дара, приподняв ладонями его голову. Зрачки неестественно расширились, губы сами по себе расплылись во всю ту же мерзкую ухмылочку.

Она встряхнула его.

— Говори! Ты что-то выпил?

Он не отвечал. Тогда Дара встряхнула его еще раз и повторила вопрос громче. Пленник как будто взбесился, попытался укусить ее и затрясся, как в лихорадке.

— Молчи! Не слышишь, что ли? Они поют, а твой гадкий голос все портит! Они поют… Но я им не нужен. Они зовут не меня…

Раздался громкий всплеск. Все внутри Дары похолодело. Мужчина рассмеялся.

— Госпожи рады! Госпожи довольны!

Дара выбежала на улицу. Все было тихо. Может, этот всплеск ей только показался? Может, это уловка предателя, чтобы сбежать?

Но какое-то странное волнение на воде заставило ее остановиться. Тучи закрывали луну — почти ничего не было видно. Дара присела и закрыла глаза. Только сосредоточиться было трудно — сердце бешено колотилось, а голову занимали тревожные мысли. Ничего не вышло. И только еще один всплеск заставил ее ринуться вперед. Кто-то громко втянул ртом воздух и вновь скрылся под водой.

Дара не умела плавать. Сколько бы ее ни учили, держалась на воде она с трудом. Но сейчас выбора не было. Она бежала на звук, несколько раз больно ударившись о стволы деревьев. Ноги быстро промокли, а вскоре из-под них и вовсе резко ушла земля. Дара с головой окунулась в воду, руками неуклюже пытаясь выбраться на поверхность. Поднявшись, помимо ее барахтаний она услышала плеск совсем рядом. Рука зацепилась за большой и толстый корень, и Дара попыталась оттолкнуться от него ногами в сторону чужого звука.

Страх проник в сердце. Вдруг ее тоже затянет? Зачем она побежала невесть куда? Что если здесь была огромная змея?

Дара зацепилась за чью-то рубаху. Это был человек! И его как будто что-то тянуло вниз. Вода сомкнулась над головой, что-то все продолжало тянуть человека вниз. Дара коснулась ногами дна, и едва не замерла от страха. Человек уже не шевелился, но кто-то дернул его так, что рубаха едва не вырвалась из рук Дары. Тогда она попыталась потянуть его на себя изо всех сил. Она обняла человека руками, потянула в сторону и из последних сил оторвалась ногами от дна.

Головой она ударилась об корягу. Одной рукой Дара схватилась за нее, другой продолжала держать человека. Ничего не видно. Паника захватила ее. Дара глотала ртом воздух, борясь со страхом, что нечто утащит под воду и ее. Нужно было выбираться. Вскоре глаз привык к темноте, луна вышла из-за туч, и удалось различить нечто похожее на берег. Но она не была уверена в том, что доберется туда. Что-то коснулось ее ноги. Выбора не было.

«Я не останусь здесь! Я не останусь здесь!», — повторяла она про себя, оторвавшись от коряги и пытаясь проплыть на спине, чтобы хоть как-то дотащить человека. Она то и дело с головой окуналась в воду, на зубах скрипели какие-то песчинки. Периодически поднимая лицо вверх, она плыла не пойми как, пока не ударилась головой о берег. Дара постаралась боком упереться в него, и изо всех сил потянула человека вверх. Удалось это не с первого раза. Ногами она нашла землю. Видимо здесь когда-то был глубокий овраг. Ногами она уперлась в покатый склон, закинула человека, и вновь ушла с головой под воду. Страх вновь подтолкнул ее вперед, и она быстро вынырнула. Подтолкнув за ноги человека вперед, она подтянулась на руках и выползла следом.

Горло жгло от холодной мерзкой воды. Казалось, будто дышать было нечем. Дара подошла к человеку, обняла за талию, и несколько раз сильно надавила на живот. Едва он закашлялся, как тяжесть отпустила ее, руки сами собой опустились. Она почувствовала такую усталость, что не смогла даже стоять на коленях. Дара повалилась на землю и, оставшись без физических сил, решила воспользоваться силами душевными. Она прикрыла глаза, чтобы посмотреть, есть ли где-то опасность.

Перед ней сидела девочка. Глаза ее горели желтым огнем. Она с любопытством разглядывала Дару, и куда бы дух не смещался, глаза девочки следовали за ним. Огромное пространство, заполненное водой, не пустовало. То там, то здесь стали появляться странные силуэты с горящими желтыми глазами. Дара обомлела. Повсюду оказывались расплывчатые силуэты женщин — их плач и крики раздавались ото всюду, горящим глазам не было числа, и их печаль накрыла с головой. Все вместе они, точно духи, подлетели к ней, и Дара провалилась в темноту.