От ворот поворот

Ура! Они вернулись! Вестники удачи и благополучия! И мир наполнился переливами новых разнообразных звуков.

Раньше для гнездования они выбирали старую акацию. Но однажды дерево сгнило и развалилось. На его месте Харитон установил металлический столб с плоской формой, на которую положил остатки упавшего гнезда. Птицы оценили старания и стали прилетать на полюбившееся место.

Первым прилетал он. Самец. Чистил гнездо, выбрасывал собравшийся за зиму мусор. А через несколько дней прилетала она. Потомство высиживали вдвоём. Один улетал, другой сидел над яйцом. Потом менялись, не давая яйцу замёрзнуть.

— При встрече аист щёлкает клювом и кричит, подзывая самочку. — Уля поправила на голове косынку и с нежностью посмотрела на Тихона. — Птенцы появляются аккурат на Сорок Святых. Они так смешно пищат и кричат голосами, похожими на мяуканье котят.

— Послушай, я не хотел этого… — Тихон нервно хлестанул ивовым прутом о землю.

— Не хотел, а случилось.

— Случилось… случилось… Я один, что ли, виноват?

— Да я разве виню тебя? — Уля печально опустила глаза. Начищенные до блеска ботинки Тихона вызвали раздражение. — Ты им сказал? Сказал?

— Нет. Не могу я такое сказать.

— Так надо.

— Всё равно не позволят.

Тихон нервно переступил с ноги на ногу. Лощёные носки ботинок сверкнули глянцем.

— Пошли. — Уля схватила его за руку и потащила.

— Куда ты, ненормальная? — Сопротивляться было бессмысленно, и он поддался. — Куда ты меня тащишь?

— К тебе. К родителям твоим. Знакомиться. Скажешь им, что хочешь жениться.

Ей было страшно, но она почти бежала, крепко сжимая в ладони его руку. Страшно. Потому и бежала, не давая страху её остановить.

Птицей взлетела на крыльцо, дёрнула дверь… На исходе сил перешагнула порог, остановилась.

Ярый свет из окошка заливал покрытый цветастой скатертью стол. Стол длинный, от стены до стены. В одном углу красивая женщина — прямая спина, умный взгляд — королева, не иначе, совсем не такая, как её маманя. Совсем. В противоположном — красавец-мужчина. Был когда-то, совсем ещё недавно. От него, того красавца, остались жгучий взгляд и залихватские усы. Взгляд хоть и жгучий, но уже придавленный усталостью от жизни. Будто жил-жил человек и надорвался. Гусар в отставке. Между ними чубатый парень — помесь гусара и королевы. Приятное симпатичное лицо, Тишкины глаза. Парень жевал пирог, но появление незнакомой дивчины отключило мозг. Щёки, до этого ходившие ходуном, затвердели и вытянулись. Не в силах проглотить ком, парень так и сидел с набитым ртом, не отрывая взгляд от девушки.

— Здрасти, — выдавила еле слышно из себя Уля и попятилась. Наткнулась спиной на Тихона и замерла.

— Здравствуй. — Красивая породистая женщина смотрела внимательно. Ни зла, ни добра, ни удивления в ней.

— Здрасти, — эхом повторил престарелый гусар. У этого во взгляде интерес и холод.

Дальше она не помнила. Как оказалась за столом. Пригласили? Сама ли прошла? Где был он? Говорил ли? Молчал? Только вопросы. Вопросы, которые задавала королева-мать. Кто такая, чем занимается, и про крестик, который вывалился в прорезь кофты. Всё в тумане. В холодном свете солнечной лавы. И глаза, глаза паренька, что сидел напротив, добрые, с лучистыми складочками в уголках глаз, и ещё ямочка на щеке, такая же, как у Тиши. Серёжа. Откуда она знает его имя? Ах да, мать, кажется, так его назвала. Что-то попросила. Что? «Серёжа, выйди, пожалуйста», — сказала королева. И потом, когда он вышел, уже обращаясь к ней:

— Молокане мы. Кресты не носим. В церковь не ходим. И Тихон молоканин. У нас семьи внутри общины создаются. С чужаками не роднимся.

Говорила вроде бы просто так, но Уля не дура, намёк поняла. Крестик, маменькин, золотой в руке зажала и бросилась к дверям. Не прощалась. Не оглядывалась.

Отрывок из книги Елены Касаткиной "Змея подколодная". Читайте на Литрес, Ридеро, Амазон.