Берегись мужика в кепке!
Наверняка 1998 год на Тихоокеанском флоте был самым урожайным на автопроисшествия с участием военнослужащих. Неспроста же распоряжения по флоту об устранении их последствий и изучении обстоятельств совершения, дабы впредь не допускать подобных, сыпались сверху одно за другим. Может, это была очередная кампания «по искоренению», волна коих ежегодно накрывала тихоокеанские просторы. Кто знает…
Как бы там ни было, командиры кораблей, частей и соединений в этот год только успевали писать доклады и донесения об инструктажах автовладельцев в погонах и без оных, проверке знаний ими ПДД, наложении взысканий на нерадивых и совместных рейдах с гаишниками. Как известно, соответствие командира занимаемой должности определяется своевременностью и полнотой поданных наверх отчётов и докладов о выполнении ценных указаний своих начальников, потому и высокоточные сведения об изучении ПДД и обстоятельств ДТП в наших донесениях подавались вовремя и подсвечивались интенсивным розовым цветом, не требующим никаких очков.
В очередной понедельник – день подведения итогов прошедшей недели – ехал я из Тихоокеанска в Большой Камень, в бухте которого базировалось несколько моих кораблей. Там, на борту флагмана – «Пинеги» – предстояло до обеда подвести с командирами кораблей, их замполитами и офицерами штаба означенные итоги, провести обучение офицеров по плану боевой подготовки, ознакомление с различными, регламентирующими все виды подготовки, службу и быт кораблей, документами, и много всякой иной бюрократической – и полезной, и бесполезной (её было гораздо больше), как принято говорить сейчас, движухи.
Радости от предстоящего мероприятия я не испытывал никакой, вся эта имитация кипучей деятельности - доклады, донесения, протоколы – опротивела до крайности. Хотелось в море от всего этого обрастания ракушками и тиной, но туда нас пускали редко - то топлива нет, то в кулуарах власти решали, что нечего там делать, а потому... Если кратко резюмировать, то старой флотской пословицей: «Ничто так не вырабатывает любовь к морю, как создание невыносимых условий на берегу». Но утром в понедельник хотелось верить в то, что наступившая неделя будет свободна от рутины, бюрократии, неопределённости в жизненных и служебных перспективах.
Низкооборотный дизель с тихим урчанием легко нёс тяжёлый внедорожник по недавно отремонтированному шоссе Находка-Владивосток. Умытая дорожная разметка блистала после ночного дождя. Воздух был свеж и чист. И ничто не предвещало беды и пресловутых ДТП. А они могли случиться, расслабься я под влиянием благодати раннего утра.
Перекрёсток с дорогой на Большой Камень, как и всё шоссе, имел чёткую и понятную разметку. – Со стороны Находки, с моей стороны, прерывистой линией обозначено место разрешённого поворота налево, а со стороны Владивостока, после раздвоения правой полосы, одна, ограниченная сплошными линиями, плавно поворачивала на ведущую в город дорогу. Аналогично была обозначена и встречная ей, из города. Треугольный участок между закруглениями въездной и выездной полос и шоссе был заштрихован, разделяя потоки едущих в Большой Камень и выезжающих из него. Никаких сложностей!
Я тоже так думал, когда, включив сигнал левого поворота, начал пересечение прерывистых, не упуская при этом из виду старый «Москвич» «танкового» цвета, неторопливо двигавшийся по полосе правого поворота. Кроме нас двоих никого на дороге не было, лишь в паре десятков метров от поворота стояли два скучающих гаишника: Большой Камень уже не был режимным городом, но пост ещё оставался. Обстановка была проста и понятна: «Москвич» для меня «помеха справа», к тому же, в отличие от меня, он не перестраивается, значит, я его пропускаю, он раньше меня сворачивает в город, а я еду за ним.
Притормаживая, пересёк встречную полосу, вот уже вкатываюсь в разрыв между заштрихованным треугольником и поворотной полосой… А «Москвич», не сбавляя скорости, не поворачивая вправо, через сплошную едет прямо! Прямо мне в правый бок! Или я в его левый!? Удар по тормозам! Визг резины! Холодный пот… Вздох облегчения – «Москвич», победно громыхая, ни на йоту не изменив ни скорости, ни курса, буквально в сантиметрах прокатился перед моим бампером и покатил дальше по прямой через презираемые им (или невидимые его водителю?) штриховки и сплошные на разгонную полосу выездной дороги.
Он разминулся со мной так близко, что, не напрягая зрения, я рассмотрел водителя. – Мужик лет семидесяти, в серой грязноватой кепке, из-под которой торчали пакли немытых седых волос, пожамканое годами и алкоголем тёмно-красное лицо, нос и щёки с синеватыми прожилками, дряблая шея, обвисшие мочки ушей, засаленный ворот клетчатой рубашки под мятой коричневой курткой. – Эти детали не утратили чёткости в моей памяти и спустя десятилетия.
Но что меня больше всего поразило – его полнейшая, абсолютнейшая невозмутимость. – Его немигающий взгляд был устремлён куда-то вперёд, ни один мускул на пропитом лице не дрогнул, заскорузлые руки с грязью под ногтями недвижно держали руль. А ведь он был в сантиметрах от смерти: моя машина была в два раза тяжелее, выше и многократно крепче его дряхлого «Москвича» и, случись, я въехал бы в него…
От резкого торможения мой дизель заглох, руки подрагивали, несколько секунд весь организм словно молнии пронзали, по лицу и голове прошла волна жара. Собравшись, запустил двигатель и завершил начатый маневр – въехал на дорогу к Большому Камню. Остановился возле гаишников.
Те были просто остолбеневши: дед из «Москвича» не только плевал на все разметки, но и на них – мы же знаем, какими дисциплинированными становятся водители при виде стражей порядка. А тут… - «Что же вы его не догоняли?» - моё возмущение пополам с удивлением было безгранично. Потрясение ментов, видно, было куда сильнее моего: они только оторопело развели руками. Разумных объяснений не находилось. «А номер-то хоть записали?!» – допытывался я. – Какое там. Два соляных столба… Содом и Гоморра…
Не прошло и часа, как началось наше понедельничное мероприятие. Всё было, как обычно: офицеры докладывали о событиях за неделю, задавали вопросы, что-то предлагали. Когда перешли к читке приказов, начальник штаба капитан 2 ранга Толстой быстро дошёл до главной на тот день повестки: ДТП, ПДД, происшествия на дорогах и прочие невесёлые события автомобильной жизни.
Информации с флотских просторов было немало: машины улетали с откосов и тонули в реках и море, пьяные и обкуренные водители подвергали опасности свои и пассажирские жизни, начальники отдавали дурацкие приказы и доверяли машины отчаянным самоубийцам, а офицеры и мичмана чихать хотели на все правила и мнили себя новыми шумахерами. - Жизнь на тихоокеанских дорогах не просто кипела, но и срывала все крыши.
После информации следовали приказы - контролировать, усилить ответственность, принять зачёты. В общем, как всегда. Новым было требование оформить на каждом корабле, в каждой части уголок безопасности дорожного движения. Каким он должен быть, что там следовало помещать, не уточнялось и потому сразу же возникла дискуссия. Предложений было много, но на флоте основополагающий принцип - единообразие, потому начальник штаба быстро пресёк демократическое брожение и объявил, какие разделы обязательны: собственно, ПДД, информация о ДТП на ТОФ, приказы командования, касающиеся безопасности дорожного движения. А дальше - ваше творчество. Но никаких «петухов» и дурацкого юмора! - Виктор Аркадьевич был суров в официальной обстановке.
По завершении обсуждения высказался и я - на душе всё ещё кипело возмущение от встречи с «мужиком в кепке». Подробно рассказав о чуть было не случившейся аварии (или катастрофе?), я рекомендовал собравшимся командирам и начальникам не просто ездить по незаменимому правилу трёх Д (Дай Дураку Дорогу), но и быть особо внимательными при встрече с водителями преклонного возраста, теми самыми «мужиками в кепке». – Молодёжь тогда за рулём ездила без головных уборов. Во всяком случае, мне молодые водители в них не встречались. «Короче, берегись мужика в кепке!» – завершил подведение итогов Толстой.
Неделю спустя мы проверяли спецтанкер, переведённый на гражданский экипаж. Гражданским его, конечно, в полной мере назвать было нельзя: от матроса до капитана все моряки ещё недавно служили офицерами и мичманами. Некоторые в недалёком прошлом в звании капитана 1 ранга были начальниками офицеров моего штаба. В общем, с такой ситуацией мы встретились впервые и штаб готовился к проверке всерьёз. Но и для проверяемых всё было делом новым и им не хотелось в глазах намного более молодых и менее опытных штабных офицеров выглядеть профанами и неумехами. И они постарались!
Корабль блестел медяшкой и сталью. Палубы и коридоры были поразительно чисты. На камбузе, в кают-компании и столовой не то что таракана, микроба нельзя было найти. Заправке коек и вообще внутреннему порядку в каютах и кубриках позавидовал бы самый строгий армейский старшина. О документации можно было сказать только одно: идеал. Инструкции и различные наставления экипаж знал на «отлично». Техника, как говорится, работала, как часы. Экипаж был здоров, бодр и весел. По тревогам и расписаниям действовал точно, правильно и опережая нормативы. Капитану и старпому я, честно говоря, восхищённый увиденным, в конце проверки сказал, что буду водить к ним на экскурсии командиров кораблей, чтобы поучились порядку и организации.
Несколько часов проверки пролетели незаметно, подошло время обеда. Кстати, организация приёма пищи экипажем – один из элементов проверки. Старпом с капитаном о чём-то пошушукались и капитан, расплывшись в улыбке от уха до уха своего круглого лица, подошёл с предложением, от которого кто откажется: «Товарищ комдив, во-первых, приглашаю вас и штаб в кают-компанию на обед, а во-вторых, прошу разрешения успешный итог проверки отметить традиционным корабельным напитком». Разумеется, я согласился. Да и как я мог отказать этому отличному капитану, который к тому же был моим одноклассником по Киевскому военно-морскому училищу и старинным верным другом. – Как он представлялся в состоянии лёгкого подпития, «Сашко Мадай, русский моряк з Винницщины».
Обед был, что надо. Особенно хороша была селёдка холодного копчения – моряки её сами поймали, сами и закоптили. Даже если бы она была в меню одна, этого хватило бы для отличной оценки. Другие закуски, борщ по-флотски, такие же макароны и компот из сухофруктов – именно таким и должен быть обед на корабле, если верить учебникам поварского искусства. «Традиционный корабельный напиток» тоже был превосходен: вкус спирта этилового ГОСТ 18300 совсем не ощущался, мягкий цитрусовый привкус и умеренное, на уровне коньяка, подслащение, благородный коньячный цвет – всё в нём выдавало руку мастера, много лет отдавшего Флоту.
После второй-третьей рюмки некоторая скованность и официальность прошли и началось обсуждение и неслужебных тем. Затронули, видно, автомобильную, потому что старпом вскоре обратился ко мне: «Товарищ комдив, а вы не видели наш уголок безопасности дорожного движения? – Он за вашей спиной. Своими руками изготовил.» Поворачиваюсь: действительно, чувствуется рука мастера (Виктор Александрович много лет служил в оперативном отделе флотилии, а там к документации подход особый). – Строгое, без «петухов», оформление, безукоризненный текст, цветовое разделение тем, схемы и рисунки словно из типографии... Хоть в Москву вези показывать!
Не успел я высказать всё, что думаю, как Мадай посоветовал почитать последний раздел – «Советы бывалых». Всматриваюсь: первым среди этих советов начертано: «Берегись мужика в кепке!» и подпись: «Комдив». Хохот за спиной дал понять, что моя реакция была ожидаемой. Посмеялся и я, хотя в душе были некоторое смущение и намерение позже высказать «русскому моряку з Винницщины», что думаю о таких нескромных цитатах.
Однако дело до того так и не дошло: служебные проблемы, семейные заботы, визиты командования и налёты вышестоящих штабов отодвинули на самый дальний план это намерение, а потом оно и позабылось. Не забылось моё обещание об экскурсиях: я настойчиво рекомендовал командирам кораблей посетить гражданский «пароход» и поучиться отношению к кораблю и службе. И своих старпомов туда же сводить. И вскоре Мадай стал докладывать, что командование кораблей согласует с ним время «экскурсий».
По мере продвижения по пути дикого капитализма и угробления лучшего из советского наследия, в том числе могучего Военно-Морского Флота СССР, наших кораблей находилось в море всё меньше, да и количество самих кораблей катастрофически уменьшалось. Боевая подготовка, техническая готовность, тактические приёмы–всё это уходило в прошлое, зато всё выше поднималась волна имитации деятельности, бодрых докладов, безумных инициатив и нескрываемой показухи. А уж бумажный вал... По молодости мы, корабельные офицеры, посмеивались: в бою наш корабль, может быть, и не утонет, но под грузом нашей документации он утонет точно. В 90-е стало понятно: тот груз мы явно переоценивали.
Вскоре после описанного смотра танкера нас настигла очередная бюрократическая беда: месячник безопасности дорожного движения. Эти месячники проводились ежегодно, но кораблей они, естественно, никогда не касались. Новый же был всеохватным и для плавсостава тоже обязательным. Понятно, если у корабельного соединения есть автопарк, он, хочешь-не хочешь, должен участвовать в месячнике, но у меня-то в подчинении были только корабли и их плавсредства, на берегу даже собачьей конуры никогда не водилось, тем более гаражей и автомобилей. Какой тут ещё месячник?!
Попытка объяснить это своему «командиру отделения» – заместителю командующего ТОФ вице-адмиралу Лысенко –с треском провалилась. Николай Иванович, и без того, уверен, считавший меня врагом всего передового, исходящего из высоких штабов, уставившись немигающим взглядом удава в мои, далеко не пышущие преданностью, глаза, процедил, как обычно: «Вы хотите не выполнить приказ командующего флотом? Я так должен доложить ему?» Осталось только плюнуть с досады и транслировать подчинённым: месячник в полной мере касается и нас. Проводите!
Легко сказать... А вот как его провести? – Мы-то безопасность кораблей привыкли поддерживать. Поразмыслив с Толстым, пришли к выводу, что для нас всё должно свестись к бумаготворчеству и работе с автовладельцами. К следующему подведению итогов помощник начальника штаба подполковник Рыбин разработал план месячника и критерии оценки кораблей в его участии. Изобретать ничего не стали, просто адаптировали план месячника электробезопасности, прибавив автовладельцев. И надо сказать, наверху он прошёл без замечаний–то ли на самом деле был нормален, то ли его попросту никто не читал. И это вероятнее всего.
Через месяц подводили итоги месячника. Что там было подводить-то? –Информация о ДТП автовладельцам доведена, уголки ПДД и безопасности дорожного движения у всех оформлены, автовладельцы под роспись проинструктированы о необходимости соблюдать ПДД, рапорта командиров кораблей об итогах месячника поданы. Осталось написать итоговый доклад. Игорь Рыбин тут же озвучил его предварительный текст с оценками выполнения разделов плана, из коего явствовало, что лучший по итогам месячника – танкер Мадая.
Я был уверен, что именно этот момент вызовет недовольство командиров кораблей: как же, одноклассник комдива. Но ошибся. – Они понимали разницу между своими экипажами, из которых лишь в одном, у капитана 2 ранга Орловцева, было более сорока офицеров, и весьма ещё молодых, а потому и «безлошадных», и экипажем Мадая, у которого их было полсотни. Пусть и отставных. Зато у каждого имелся автомобиль и в силу возраста он ПДД знал назубок и неукоснительно соблюдал. Тут уж не поспоришь.
После официальной части, уже в кают-компании, где все офицеры почти равны и есть место шутке, капитан 2 ранга Исмайлов объявил: «А я знаю, почему Александр Григорьевич занял первое место – он первым «мужика в кепке» в своём уголке ПДД записал». Последовал дружный хохот: все знали, о чём идёт речь, и оценили шутку. И только я не смеялся: что значит «первым»? Рыбин, сидевший напротив, видно, понял возникшее на моём лице недоумение и пояснил: «Они же все после вашего указания учиться порядку у пенсионеров в своих уголках ПДД тоже сделали раздел советов бывалых и добросовестно начали его с «Берегись мужика в кепке! Комдив.» «Порядок –он же в единообразии» – уточнил Толстой. Ну, тут не возразишь...
Спустя десять лет, когда детали лучшего времени жизни –службы на Флоте, юности и молодости – отодвигались всё дальше и дальше, теряя чёткость очертаний, а я всё больше погружался в гражданскую жизнь и горное производство, занесло меня впервые на сбор суворовцев и нахимовцев. Проходил он на Литейном проспекте Санкт-Петербурга в Доме офицеров. Большой зал, сотни людей разных возрастов, а знакомых лишь однокурсник по Свердловскому СВУ Ваня Макаров. Сидим мы с ним рядом, дивимся спорам за портфели в кадетском братстве. Вдруг сзади знакомый голос: «Друг мой Колька! Что же ты старинного друга-кадета не замечаешь? Я давно уже слежу за тобой, а ты...» Оборачиваюсь: Серёга Греков, минский суворовец, однокурсник по Киевскому военно-морскому. Впрочем, какой Серёга – солидный мужчина Сергей Андреевич, капитан 1 ранга.
Далее нам, понятно, было не до делёжки портфелей и лозунгов о братстве и единении, различий в программах кадетских движений и состава делегации на московский сбор. – Шутка ли – 32 года не виделись, с самого начала службы лейтенантами на ТОФ. Устав шептаться под неодобрительное шиканье окружающих, после перерыва, как после антракта в филармонии во время суворовского культпохода, остались мы втроём в буфете. Выбор напитков и закусок был скудноват и после одной-двух рюмашек за встречу по предложению Сергея мы двинулись на Васильевский остров, где он преподавал в Морской академии имени Макарова. Там, по его словам, есть очень приличное и недорогое кафе, где старым морским волкам найдётся уголок со всем подобающим случаю.
Водитель моей «Волги» не очень хорошо ориентировался в вечернем Питере, потому Греков сел впереди и ловко совмещал воспоминания о службе и однокашниках с подсказками о нашем маршруте. Давал и советы, среди которых неожиданно прозвучало: «Петро, помни и о том, что в Питере за рулём множество людей намного старше меня и твоего шефа, а от них всего можно ожидать. Так что, берегись мужика в кепке.» Надо же, и здесь об этом мужике не забывают. На мои расспросы Сергей ничего толком ответить не смог: это выражение бытовало на Северном флоте перед его увольнением в запас и он использует его при инструктажах курсантов Академии. Вопрос об авторе поставил Сергея в тупик: какой ещё автор, это ведь поговорка, присказка. Да, как говорится, фраза ушла в народ...
Минуло ещё полтора десятка лет. Я уже дважды пенсионер – военный и гражданский. Решил возвратиться наконец, после полувека скитаний, в родные места – на Дон. Еду по шикарной новой трассе М11 и где-то на полпути между Питером и Москвой на заправке Газпрома вижу: на заднем стекле впереди стоящей легковушки наклейка «Берегись мужика в кепке!» и фоном – та самая кепка. Подходить и узнавать, кто автор высказывания, не стал: объяснил же покойный Серёжа Греков, что это поговорка...
Но на этом история с «мужиком в кепке» не закончилась. – Теперь я почти каждый день его вижу. Нет, не перед бампером – в зеркале заднего вида. – Дабы на очки не попадали капли дождя, морось, снежинки, чтобы лицо было в тени и возрастные пятна на нём меньше получали ультрафиолета, постоянно ношу бейсболки с длинным козырьком. Одним словом, сам стал мужиком в кепке. Правда, лицо не пропитое и ещё внимателен к дорожной разметке. Но окружающие-то этого не знают...
А вот то, что вытворяют некоторые, куда более молодые, замечу, водители на улицах и проспектах Ростова-на-Дону... Так и хочется подчас, оседлав что-нибудь БТР-подобное, догнать очередного лихача, прижать его бронированным бортом к бордюру и выкрикнуть в бородатую наглую физиономию: «Берегись мужика в кепке!!!»
18.07.2024.
Свидетельство о публикации №224071801077