Кортик. отрывок из воспоминаний

    3 июля 2024 года в столице Белоруссии Минске прошёл военный парад в честь великого праздника – 80-летия освобождения Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков. Это мой родной город. Специально приехала на это торжество! Такое впечатление, что на парад пришёл весь город. Люди кричали ура и плакали. На трибунах сидели ветераны. Их было немного, но каждый из них гордо выдерживал на груди вес наград. Но своя ноша не тянет. Долгих им лет!  80 лет…, это много или мало? Думаю, что очень мало. Живы ещё ветераны, их дети, их внуки и правнуки. И они никогда не забудут годы войны и те правдивые рассказы об ужасах, которые свидетели и участники тех страшных лет испытали на себе и поведали о них своим потомкам. В каждой семье есть свои герои.  Их никто не забудет!

    Хочу рассказать историю, которая запала в душу ещё в детстве и помнится, как будто это было вчера, и которая связана с парадом партизан  80-ти летней давности в честь освобождения Минска  от фашистских захватчиков в 1944 году.

    Отец с мамой, участники этого парада, прошли в строю перед трибуной, на которой были руководители Белоруссии, командиры партизанских соединений, командующий 3-м белорусским фронтом генерал Черняховский. После парада к командующему были приглашены партизаны, в том числе и мои будущие родители. Говорили  речи, восхищались мужеством и отвагой красноармейцев и партизан. Черняховский разговаривал с партизанами, жал им руки, внимательно всматривался в лица. По окончании встречи папа подошел к Черняховскому и подарил ему карандашный рисунок генерала, который нарисовал во время беседы. Когда только отец успел его сделать. Но для него это было обычным делом. Всегда, на отдыхе после боёв, он рисовал своих товарищей. Огромное количество папиных рисунков хранятся в музее Великой отечественной войны в Минске. Что потом стало с этим портретом генерала, я не знаю. Может он хранится в его семье, а может, затерялся на дорогах войны, но самое главное – это реакция генерала на папин подарок. Черняховскому так понравился портрет, что он снял свой генеральский кортик и вручил отцу со словами благодарности за героизм и мужество во время оккупации. Так появился в нашей семье кортик – подарок легендарного и самого молодого генерала армии  Черняховского Ивана Даниловича.

    Во время встречи генерал, видимо, обратил внимание на довольно скудную одежду и обувь партизан (на отце были залатанные штаны, на маме - сапоги 45 размера вместо 36-го), что-то тихо сказал адъютанту. Когда всё закончилось, адъютант пригласил  присутствующих партизан на склад,  где им выдали кое какую одежду и обувь. Сапоги, что достались маме, были так хороши и крепки, что я ещё их донашивала и гордилась, какие они красивые, а отец ещё много лет носил доставшиеся ему ленд-лизовские брюки.

    Эта история и что произошло потом не даёт мне покоя. Я то забываю её надолго, потом, через годы, фантомная память снова возвращает меня к событиям нашего детства и не хочется верить, что всё это произошло. Становится жаль ушедших отца и маму, прошедших тяжелейшие годы войны. Как они пережили все тяготы и страдания, свалившиеся на них?! И я спрашиваю себя,  и не нахожу ответа….

    Всех нас детей воспитывали одинаково, мы читали одни и те же  книги, увлекались буквально всем, но главное для нас, детей, было искусство, рисование. У отца, художника, тогда ещё не было мастерской и в нашей двухкомнатной квартире на улице Захарова, в доме, который строили пленные немцы, была комната, где жили родители. У окна стоял большой стол, за которым работал отец. На стенах и полках было развешано разное оружие: советские и трофейные винтовки и автоматы, было даже американское. Висели ленты с бутафорскими патронами, гранаты, все они, конечно, были не в боевом состоянии. Папе всё это было необходимо для работы: он часто рисовал карикатуры на военную тематику, тогда ведь шла «холодная» война с США.  А  папины карикатуры часто печатались в газете  «Правда».

    Ну, а на самом видном месте висел тот самый кортик. Видимо он был для отца чем-то вроде талисмана, а возможно напоминанием о тяжелейших годах войны, освобождении Минска и Белоруссии, встрече с легендарным генералом Черняховским и его весёлом смехе, когда отец вручил ему портрет. Отец никому из нас, детей, не разрешал трогать оружие, а тем более кортик. Гостей папа в свой рабочий кабинет не приглашал. Кортик был отделан чёрной эмалью с интересным орнаментом и вензелями, мы всегда думали, что сделан он наполовину их бронзы. Но, на самом деле, это была позолота, мама потом об этом говорила.

    В квартире была довольно большая кухня, считай столовая, а между кухней и папиным кабинетом жили мы, дети: я, Тамара, Нина и Женя, правда он жил за шкафом, чтобы не подглядывал за нами девчонками.

    В тот памятный день родители ушли по делам, где была я и сёстры – не помню, возможно, в драмкружке. Дома оставался только Женя. Мне тогда было лет 12, значит брату – 10, совсем ещё дети. И вот Женя с друзьями зашли в папин кабинет, набрали автоматов и винтовок, надели портупеи, нацепили гранаты. Брат повесил себе на ремень кортик. Счастливые, они вышли на улицу и ушли довольно далеко от дома, распугивая по дороге прохожих. Кому пришло в голову совершить этот поход, отец выяснил позже. Шедший навстречу ребятам милиционер остановил их. Несколько нарушителей убежали, побросав оружие и боеприпасы, а остальных, в том числе и Женю, отвели в отделение милиции. И тут самое интересное, произошло вмешательство неизвестных лиц: у Жени кто-то незаметно снял с ремня кортик. Когда папа пришел в милицию за сыном и объяснил ситуацию, что всё это военное снаряжение находится в нерабочем состоянии и необходимо ему для работы, папе отдали весь арсенал, но кортика среди него не было, куда-то пропал. Отец поднял всех своих боевых друзей-партизан, нашёл свидетелей, которые подтвердили наличие кортика, которым наградил его Черняховский, но ничего не изменилось, кортик не вернули, он пропал. Тогда отец позвонил П.М. Машерову,  с которым часто пересекался в партизанские годы и лично дружил после войны, писал его портрет. Но даже вмешательство такого человека, как Машеров, не дало результата, никто не сознался, как и куда пропала эта реликвия. Папа очень переживал эту потерю. И уже тогда понял, что дети, даже свои, бывают разные. У меня со временем сложилось мнение, что тот случай с братом был каким-то определяющим в его отношениях с отцом. Женя взрослел, стал хорошим художником, рано обзавёлся семьёй, жил отдельно. Очень редко навещал родителей, поддерживал отношения только с нами, сёстрами. Он не был даже на творческой выставке, посвящённой 80-летию отца.

    Мы, дети, тогда  пытались как-то сгладить отцовскую потерю, по памяти рисовали  кортик и вешали свои рисунки на то место, где раньше он был.  Рисунки получались почти фотографические – мы же с малых лет видели его каждый день. Потом рисовали всё реже, рисунков тех к сожалению не сохранилось. Может быть, затерялись, когда переезжали на новую квартиру. У нас все антресоли были забиты рисунками и картинами.

    Когда мы с сёстрами подросли, уже студентами, стали подрабатывать, оформляли клубы, столовые, детские сады. На заработанные деньги пытались найти в антикварных магазинах  похожий кортик. Но так и не нашли.  Я почему-то до сих пор чувствую себя виноватой в этой истории, если бы я была дома, то такого  исхода не случилось бы.  Хотя умом понимаю,  что моей вины тут нет.
Отца не стало в 1980 году, он рано ушёл из жизни, видимо сказалось тяжёлое военное время, ведь сколько им с мамой пришлось пережить во время войны.

    Вот такая необычная история  хранится в нашей семье.