За хлебушком сходил

— Миша, ну ты хотя бы за хлебом сходил!
— А? — пробормотал я, не отрывая глаз от ноутбука.
— За хлебом, говорю, сходи, а я пока картошечки отварю...
— Картошечки?.. Это хорошо... — К тому, что говорила Анюта, я прислушивался рассеянно, на экран же я смотрел сосредоточенно. — Ведь было же тут это чёртово объявление, — бормотал я. — Ну ведь точно же было... Хм... Неужто уже работника нашли? Вчера же только висело... Эх, поленился вчера написать, а теперь уж нет ничего... Анюта, ты чего-то сказала?
Секунд пять спустя в дверях появилась Анюта — в опрятном фартучке и с поварёшкой в руке. Она остановилась в проёме и облокотилась о дверную коробку, укоризненно склонив голову набок.
— Ты чего это?.. Случилось что?
Анюта молчала. Я снова поглядел на экран.
— А вот у какого-то Ашота необходимость в дизайнере шашлыков есть... Каково, а? Дизайнер шашлыков... Как раз для такого, как я, — с двумя высшими образованиями... — Я хохотнул.
Анюта молчала.
— Ладно, — сказал я, со вздохом вставая с кресла. — Мелкий ещё не пришёл?
— Продлёнка у него сегодня.
Я взял под стеклом в серванте деньги и затопал в прихожую.
— Надо ещё на ЛатРабе посмотреть. Там вроде водители были нужны... Ну ты что, провожать меня не будешь, что ли?
Анюта стремительно чмокнула меня в щёку и рванулась назад, но я всё-таки успел ухватить её за халатик.
— Ага, попалась!
Анюта не выдержала и прыснула мне в плечо. Ну вот — девятый год мы уже живём вместе, а мне всё не надоело хватать её за разные места.
— Ну ладно, ладно! — смеялась Анюта, не очень-то, между прочим, вырываясь.
— А что если на Дубовского поехать, — размышлял я. — Там по утрам стихийная трудовая биржа...
— Ну если соскучился по лопате — то вперёд.
— Не, — сказал я, подумав. — По лопате я пока что не соскучился... Тем более, что запас кой-какой ещё есть... Будем, как говорится, подождать...
— Иди уж...
Я козырнул и, насупив брови, вышел за дверь.
— Сигарет ещё там купи. А то заканчиваются... — крикнула мне вслед Анюта.
До продуктового было не более пяти минут — сначала через двор, потом мимо детского садика, где за металлическим заборчиком резвились детишки. Совсем недавно там резвился и мой Мелкий, а ещё раньше — и я сам... Насчёт своего папаши (царствие ему небесное) я уже не помню — но вроде его детство тоже краешком там прошло, хотя большей частью всё-таки в деревне, наверное... Есть там, кстати — подле детского садика, местечко одно — это где металлический забор упирается в глухую тыльную кирпичную стену разнокалиберных сараев и гаражей. Место это глухое и обычно там никто не ошивается. Мусор там ещё всякий валяется — бутылки пластиковые, пакеты. В общем, все проходят мимо, не задерживаясь. Но в этот раз я задержался. И всё потому, что как раз в этом месте — посреди мусора и по колено в сухой прошлогодней траве — стоял странный человек. Он мне сразу показался странным — наверное, из-за тонкого фиолетового пальто и узкополой, как котелок, фиолетовой же шляпы. Такая однотонная расцветка делала его похожим на баклажан и, конечно, сразу же привлекала к себе внимание... Он стоял ко мне вполоборота, а к детскому садику лицом, неподвижный как изваяние, и, по всей видимости, наблюдал за резвящимися детишками.
Как известно, даже необычное не всегда достигает сознания мгновенно, чтобы запустить серию оценочных выводов. Потому-то я, хоть и слегка озадаченный, прошёл мимо. Обратно (с двумя буханками хлеба в прозрачном пакете) я шёл через десять минут. Странный баклажаноподобный господин по-прежнему стоял на своём месте и вроде бы за время моего отсутствия не сдвинулся ни на миллиметр. Честно говоря, я про него к тому времени полностью забыл, но когда я его увидел опять, то в сердце у меня неприятно ёкнуло — не маньяк ли какой? Ишь, как к детскому садику прилепился!
Тут я вспомнил, что забыл купить сигареты и помчался в обратную сторону.
Ещё через десять минут странный фиолетовый господин был всё ещё на своём месте. Я намеренно замедлил ход, чтобы разглядеть его повнимательнее, а когда поравнялся с ним, обратил внимание, что он, оказывается, смотрит не на детишек, а куда-то поверх них — и даже выше, куда-то в район второго этажа детского корпуса, а то, может, и на крышу. Я тоже поглядел на крышу, на второй этаж, но ничего особенного там не увидел — крыша как крыша, этаж как этаж... Может, человек просто задумался?
Я подошёл к нему ближе, чтобы разглядеть повнимательнее. Он по-прежнему не двигался и меня вроде не замечал.
— Эй, гражданин! — позвал я его негромко.
Он не шевельнулся.
— Гражданин, — сказал я громче. — Вы что-нибудь потеряли? Может, вам чем-нибудь помочь?
Краем глаза я заметил, что одна из воспитательниц, отделившись от группы детишек, подошла к забору.
— У вас всё в порядке? — спросила она меня.
— Не знаю, — сказал я. — Вот человек тут стоит.
— А, — махнула она рукой. — Это Конструктор...
Несколько секунд я стоял молча, осмысливая сказанное воспитательницей.
— Конструктор? — пробормотал наконец я.
— Ну да. Их тут много в последнее время бывает...
Снова воцарилось молчание. Признаться, я был в затруднении. Казалось, будто я вдруг соприкоснулся с какой-то неведомой мне ранее реальностью, о которой все всё знали, а я не знал ничего.
— И что же он конструирует? Новый корпус для детского сада?
Воспитательница не ответила. Вместо этого она окинула меня внимательным взглядом и вдруг спросила:
— А вы ведь папа Виталика, верно?
— Да, — сказал я, мгновенно вспомнив, что я уже почти девять лет не какой-нибудь там шалтай-болтай, а глава солидного семейства. Похоже, это была бывшая воспитательница моего сына.
— Как он там?
— Да ничего пока. Первый класс вот заканчивает.
— Это хорошо... Ну ладно, пойду, а то меня детишки заждались...
— Успехов вам, — пробормотал я машинально, а про себя добавил: "...в личной и общественной жизни!"
Воспитательница, которую, кстати, я никак не мог вспомнить, а по логике вещей вроде бы должен был знать (если она и впрямь воспитывала моего сына), пошла прочь, на ходу выкрикивая:
— А вот кто у нас сегодня будет берёзкой?
— Я, я, — раздалось со всех сторон.
Между тем становилось как-то зябко. Март хоть и был тёплым, но всё ж таки этот месяц был гораздо ближе к зиме, чем к лету... Я покосился на купленный хлеб — он так дразняще выглядывал из пакета. Такой у него был вкусный запах... А вот этот уголочек так и просится, чтобы его отломили. Эх, ну кто же не знает, как вкусен свежий хлеб на холодном воздухе. Нет-нет, подумал я тут, хлеб сегодня только с картошечкой. Анюта там меня уже заждалась. И только я собрался уходить, как со мною рядом раздался странный тихий размеренный голос — и даже не то чтобы тихий, а, скорее, покойный — да-да, именно так — покойный... Всегда ведь в человеческих голосах присутствует некое эмоциональное напряжение, создаваемое для большей убедительности смысловой нагрузки. А тут — нет, как будто его обладателю было абсолютно наплевать, будет от его высказываний толк, не будет...
— Вы что-то хотели? — поинтересовался этот голос совершенно спокойно.
Я оглянулся. Это, конечно, был давешний господин в фиолетовом пальто.
— Простите? — пробормотал я.
Внешность у этого человека была самая что ни на есть заурядная. Чистое, немного уставшее лицо, высокий лоб — возможно с залысинами, но утверждать это наверняка было нельзя из-за шляпы на голове, спокойные, немного запавшие глаза, словно бы обведённые тенями — тоже признак усталости. Или, может, это у него конституция внешности такая? Как, например, у актёра Пороховщикова, который вечно кажется усталым, а на самом деле он просто по жизни такой...
— Вы когда-нибудь стояли на этом месте? — поинтересовался вдруг этот господин.
— На каком месте?
— А вот на этом. На котором я сейчас стою.
Я поглядел ему под ноги. Место как место.
— Не знаю, — сказал я. — А что?
— А хотели бы постоять?
Я с недоумением пожал плечами.
— Но мне и на своём неплохо. В чём разница-то? Чем ваше место отличается от того, на котором стою я?
— А вы встаньте и узнаете. — Он сделал плавный, какой-то мягкий, словно бы кошачий, шаг в сторону. — Пожалуйста!
Я молча на него смотрел, не двигаясь с места. Что-то мне тут категорически не нравилось. Во-первых, этот непонятный баклажаноподобный господин со странным прозвищем "Конструктор". Во-вторых, его тихий, наполненный вселенским покоем голос. В третьих... А в третьих, Анюта там меня давно уже ждёт...
— Ладно, — согласился я неожиданно для самого себя.
Я встал на то самое место, на котором несколько секунд назад стоял загадочный господин в фиолетовом пальто. Ну, место как место, подумал я, поглядывая то вправо, то влево...
— А вы вон туда посмотрите, — вкрадчиво подсказал Конструктор.
Я поглядел в сторону детского садика — сначала в район второго этажа, затем на крышу.
— Представьте, что вы снайпер и выбираете ракурс для наблюдения — каждый миллиметр в вашей позиции имеет решающее значение. Понимаете?
Ничего я, конечно, не понимал, но уверенным голосом сказал:
— Ну?
— Двигайтесь как бы слегка из стороны в сторону, будто выбираете положение для стрельбы. Вправо, влево... Чуть-чуть, самую малость... Получается?
Я промолчал, честно стараясь выполнить то, что от меня требовалось.
— Движения должны быть почти неуловимыми, как биения сердца... Понимаете?
— Понимаю. Не говорите в самое ухо — это отвлекает...
— Простите. Ну как — видите?
— Вижу — что?
— Значит, пока нет. — Собеседник тихо вздохнул. — Попробуйте успокоиться. Ничто не должно вас отвлекать... Расслабьтесь... Видите точку над вторым окном слева? Круглую точку, похожую на шляпку гвоздя...
— Точку вижу, — сказал я. — И что?
— Смотрите как бы сквозь неё и, не отрывая от неё взгляда, одновременно с этим продолжайте как бы покачиваться всё теми же микродвижениями, словно бы они достигаются биением сердца...
— Ой, — пробормотал я вдруг.
— Вы увидели, увидели? — голос Конструктора впервые приобрёл некоторую эмоциональность.
— Пока нет. Вы мне на ногу наступили.
— Извините. Продолжайте в том же духе.
Признаться, происходящее мне стало нравиться. Это как в шахматах — вроде играть не хочется, но стоит только начать, как мгновенно втягиваешься в процесс...
Точка, на которую указал мне Конструктор, в какой-то момент словно бы надвинулась на меня — и в мгновение ока стало ясно, что это не точка, а некая дыра, отверстие, в котором возникло нагромождение каких-то странных непонятных образов — точнее, это вначале они показались нагромождением, а потом, когда прошла секунда-другая, стало ясно, что это просто нарисованная кем-то картина — странная, что и говорить, картина — ведь визуально она так контрастировала со всем прочим земным окружением — но в то же время цельная и по-своему гармоничная...
Я даже отшатнулся от неожиданности — так это было необычно...
— Ага! — закричал тут Конструктор. — Вы увидели.
— Да, — пробормотал я неуверенно. — Что это было? Какая-то картина?
Конструктор хихикнул.
— Картина, — передразнил он меня. — Может, и картина... Но теперь-то вы её потеряли... Давайте отыскивать её обратно.
— Давайте, — согласился я.
Я снова сосредоточил своё внимание на точке поверх окна на втором этаже. В этот раз результат достигнут был значительно быстрее. Я снова увидел картину — причём уже не как нечто неопределённое, а разглядел её во всех деталях — это было воистину нечто странное. Изображённая на ней земля, свободная до самого горизонта, по логике вещей должна была ограничиваться этим самым горизонтом на всём своём протяжении, но в том-то и дело, что так было не везде — справа и слева она и впрямь обрывалась горизонтом, но прямо по курсу широкой гигантской дорогой вздымалась плавно кверху, как ручка гигантской сковороды, и было непонятно — заканчивается ли она вообще где-нибудь, так как в какой-то момент она, вытягиваясь в линию, просто терялась в туманной сизой завесе. Это была какая-то жёлто-коричневая дорога, устремлённая во вселенские пространства. Как и прочая планетная суша, она была покрыта полями, лесами, реками и морями. Были там и горы, и города. Она выглядела даже не как дорога, а как отдельная земля, устроенная не шарообразно, а по каким-то иным, более подходящим для этого места законам. Такими, наверное, должны быть планеты в римановом пространстве — не шарообразные, а параболические...
— А теперь медленно, не отрывая глаз от этой картины, сделайте шаг вперёд, — раздался тут где-то в бесконечной бездне за моей спиной голос Конструктора.
Я послушно сделал шаг вперёд — потом ещё и ещё, как того требовал голос. Причём ни разу не задумался, что всего в двух шагах от нас прямо по курсу был металлический забор, детская площадка, а ещё дальше корпус детского сада. Всё это перестало в какой-то момент для меня существовать. Странный же мир на каждый мой шаг послушно двигался навстречу, становясь объёмней и реалистичней. И вот, наконец, наступил момент, когда он стал реалистичным полностью — то есть из картинного выражения перешёл в выражение, доступное всем моим чувствам — не только зрению, но и осязанию, слуху, обонянию — проще говоря, я перешёл из одного мира в другой. Я был теперь внутри совершенно другого мира — стоял на поверхности параболической планеты, по-прежнему глядя прямо перед собой — туда, где на недосягаемой высоте простирались её загадочные пределы...
Не знаю, сколько я так простоял, совершенно потрясённый происшедшим, но в какой-то момент я всё-таки очнулся и стал оглядываться по сторонам. То, что я увидел вокруг себя, я раньше даже и представить себе не смог бы. Во-первых, справа было абсолютно дневное небо — голубое, по которому лишь изредка проплывали золотистые облака, освещаемые огромным жёлтым солнцем, лучи которого странным образом походили не на прямые линии, как можно было бы ожидать, а на некие толстые щупальца — именно так дети часто изображают солнце в своих рисунках — щупальца эти медленно шевелились, и казалось, что это какое-то живое огромное существо, а не космическая звезда в безвоздушном пространстве. Во-вторых, слева небо было абсолютно ночное, усыпанное огромными яркими звёздами, поверхность неба казалась бархатной и была цвета индиго, почти в зените стояла янтарная Луна, а облака там были серебристые. Кроме того, если смотреть налево и вверх под углом, примерно, в 45 градусов, то можно было созерцать гигантскую спиральную галактику, представлявшую собой вихрь застывшей разноцветной материи — и зрелище это было так величественно, что оторваться от него не было никакой возможности...
За моей спиной, конечно, уже не было ничего привычного мне — то есть там теперь тоже была параболическая планета, уходившая от самых моих ног в неизмеримую бездну вселенной. Казалось, я стоял теперь не на горизонтальном круге, как у нас на Земле, а в нижней точке гигантского обруча, верхняя часть которого была совсем не видна. Там, где она могла бы быть, то есть вертикально над моей головой, два неба соединялись друг с другом, образуя чёткую границу — как это было возможно, я не имел ни малейшего представления, так как весь мой опыт свидетельствовал о противоположном — о том, что границы между днём и ночью должны быть размыты, пролагаясь совсем по другим законам, образуя рассвет, закат, сумерки. Привычной же мне Земли там не было вовсе, не было там, естественно, и Новочеркасска, а вместе с ним — и моего двора, моего дома, моей квартиры. Осознание этого вдруг болезненно кольнуло меня в сердце — как же мне теперь без семьи? Но тут же, словно бы откликаясь на это, я впереди себя увидел на красном камне странную тёмную точку, про которую вдруг подумал, что это и есть нужная мне точка сборки, если вдруг я задумаю вернуться назад. Это было удивительное великолепное знание, мгновенно возникшее вдруг во мне. Я вдруг мгновенно понял, что я теперь тоже Конструктор. Как тот странный господин в фиолетовом пальто — кстати, куда это он подевался? Я огляделся по сторонами, но своего наставника не увидел. Должно быть, миссия (заключавшаяся в моём посвящении) была для него закончена, и он не стал больше задерживаться подле меня...
Я о нём тут же забыл. Я снова стал с интересом осматриваться. Что касалось окрестностей ближнего прицела, то необычного тут было значительно меньше, чем на небесах. Земля под ногами ничем не отличалась от той, что была в моём дворе, — за исключением, наверное, того, что она была значительно плодороднее — на ней произрастало просто неисчислимое количество трав и прочих растений — под ногами у меня было безбрежное море цветов, а дальше — и справа, и слева — стояли стеной деревья, такие пышные, в такой полифонии оттенков зелёного цвета, что это просто ошеломляло. Позади меня имелось нагромождение красных камней, на одном из которых находилась нужная для возвращения точка сборки. Я теперь понимал, что таких точек в мире великое множество — их просто нужно уметь находить — тогда можно будет путешествовать в любую точку вселенной — не только физической, но и любой другой, которых в букете изначального творения неисчислимое количество...
Я решил, что возвратиться можно чуть погодя — после того, как я тут всё обсмотрю. Точнее, даже не всё тут обсмотрю, так как обсмотреть всё было просто физически невозможно, ведь эта загадочная параболическая планета превышала Землю в значительное количество раз — в тысячи, может быть, а может — и в миллионы, а просто составлю о ней хотя бы общее впечатление... Я долго бродил по окрестностям, знакомясь с местными флорой и фауной. Всё здесь функционировало на ином уровне, чем у нас на Земле. И животные, и растения казались мне значительно более умудрёнными, чем земные. Во всяком случае, животные были совершенно непуганые — и сразу же подходили ко мне, едва лишь у меня возникало желание разглядеть их поподробнее. Несколько раз я видел и людей — издали, но подходить постеснялся. Мне казалось, что люди здесь тоже должны быть обязательно совершенными, такими, к которым и приблизиться просто так нельзя, находясь в несовершенном состоянии — а я себя именно таким и считал — тяжеловесным, неуклюжим, несовершенным. В отличие от меня, они тут, наверное, были кем-то сродни богам. Города, устремлявшиеся в параболическую перспективу, выглядели, как совершенное творение господне — большей частью, белокаменные, со зданиями изящных архитектурных стилей, попадались, впрочем, и строения красного кирпича, цвет которого казался таким глубоким, будто слабо светился изнутри...
Наконец я решил вернуться.
Точка сборки находилась на прежнем своём месте. Я сосредоточился — и вот, наконец, снова увидел свой двор, металлическую оградку детского садика, прочие строения. Каким же убогим всё это показалось мне сейчас — особенно мусор вдоль тыльной шеренги сараев. Вместе с тем я не мог не заметить, что за время моего отсутствия вокруг стало значительно теплее. Да и деревья, и кустарник успели покрыться молодой листвой.
Немного озадаченный, я поднялся на свой этаж и открыл дверь своей квартиры. Мне навстречу из комнаты выбежала Анюта. Целую минуту, наверное, мы молча стояли друг против друга.
— И что сие означает? — спросила наконец она.
— В смысле? — пробормотал я. — Вот хлебушка тебе принёс...
— Хлебушка? — переспросила она. Взгляд у неё был какой-то странный.
— Ну да, — сказал я, — к картошечке... Картошечка-то готова, надеюсь?
И тут Анюта стала кричать — про то, что я полный дегенерат, скотина и вообще просто идиот. Я же смиренно стоял молча, постепенно из её отрывочных реплик осознавая, что, оказывается, отсутствовал больше двух месяцев — это был шок. Сходил, называется, за хлебушком. Как же это я не учёл того, что время в параллельном мире может течь совсем по-другому... Впредь будет наука.
— Ну ладно, — сказал я, — прости, пожалуйста... Я совсем не хотел. Вот если бы ты только знала, что со мной нынче приключилось...
— Да ну тебя! — закричала она. — Позвонить хотя бы можно было? Я все морги обзвонила, все больницы обежала... В розыск подала...
Она как-то разом обмякла, по щекам потекли слёзы.
— Ну прости, прости... Я тебе сейчас всё расскажу... Ты не поверишь, я был нынче в таком удивительном месте...
— На Марсе, что ли?
— Не, значительно дальше... А знаешь, — вдруг закричал я, — а ведь мы можем туда переселиться — всей семьёй: ты, я, Вита, конечно же, заберём. Там так классно... Тебе обязательно понравится. Там ты будешь созерцать бесконечность...
— Да ну тебя!
Мы замолчали и долго стояли, обнявшись, а потом из комнаты вышел заспанный Вит, заорал "Папка!" и тоже прилип к нам, всхлипывая и восклицая: "Папка, где же ты был? Я тебя так ждал, так ждал..."
 
                21.03.2017 г.