Пират

- ПИРАТ -

(Из жизни судового механика)


«Василий Головнин» загрузился в Ванино ГСМ (дизельное топливо и различные масл;) в бочках и уже месяц как развозил их по точкам ПВО.
Ему пришлось по тихоокеанскому побережью пройти на север вдоль всех Курил, Камчатки, Чукотки и выгрузить их на точках ПВО, расположенных там. На обратном пути он собрал пустые бочки, затем зашёл в Охотское море, обошёл Камчатку с западной стороны и всё Охотское побережье, выгружая полные бочки и загружая пустые.
Погрузка и выгрузка на берег производилась вертолётами, которые в огромных стальных сетках перевозили груз на берег. Грузил бочки в сетки экипаж. Вертолёт перевозил сетки с судна на берег, вываливал их, а там уже солдаты разносили груз. Полных бочек в сетке вертолёт перевозил по двадцать штук, а пустых — по пятьдесят.
На берегу от экипажа находилось два человека, задача которых состояла в том, чтобы оформить документы о приёмке и сдаче груза, а во время выгрузки — отцепить сетку с грузом от троса, прикреплённого к вертолёту, а потом подцепить её.
Первый месяц в состав береговой бригады входили третий помощник Коля и двадцать второй механик Андрей. Главный механик подменял Андрея в машине и стоял за него вахты, потому что машина постоянно находилась в готовности из-за близости берега.
Но страну захлестнул период разгула разнузданной демократии, в какой-то степени коснувшийся и флота. Поэтому группка недовольных, пропитанных этой идеологией и вседозволенностью, возглавляемая двадцать первым механиком, решила, что нечего деду сидеть в машине, а пусть-ка он побегает по бережку да поработает.

***

Отцепить и подцепить сетку — дело не такое простое, как кажется с первого взгляда.
Трудность и неудобство заключались в том, что когда вертолёт зависал над площадкой выгрузки, то потоками воздуха он поднимал тучи пыли и грязи. Стропальщики должны облачаться в плотные комбинезоны, соответствующую обувь и с мотоциклетными шлемами на головах.
Когда вертолёт зависал, то стропальщики, преодолевая потоки ветра, поднятого винтами вертолёта, кидались к сетке с опущенными забралами на шлемах и, не обращая внимания на пыль, грязь, летающие камни и прочую дрянь, отцепляли один коуш сетки.
Лётчик, увидев, что коуш сетки отцеплен, приподнимал вертолёт, и из сетки горохом на землю высыпались бочки с ГСМ. Задача стропальщиков состояла в том, чтобы не попасть в пыли под град бочек. Когда бочки высыпались, вертолёт улетал. Тут солдаты начинали кантовать бочки и оттаскивать их на места складирования, а стропальщики ждали следующего вертолёта.
Работа несложная и не утомительная, но грязная и приходилось постоянно находиться начеку, чтобы тебя или бочкой не привалило, или гаком по башке не ударило.
Пилоты на вертолётах имели достаточный опыт, поэтому ни на берегу, ни на борту судна, где грузились бочки, проблем при грузовых работах не возникало.

***

На деда вся машинная команда недовольно косилась — мол, сачкует дед, хотя в предыдущих рейсах именно дед и работал в береговой бригаде.
Но Федин недавно пришёл на судно, поэтому, не разобравшись в нюансах, он поставил себя на вахту, а Андрюху отправил на берег. Но когда обстановка дошла чуть ли не до взрыва, то уступил забастовщикам и пошёл работать с Колей на берег, о чём ни капельки не пожалел.
Конечно, после работы приходилось заниматься прежней бумажной волокитой, ведь его работу за него никто сделать бы не смог, но жизнь стала намного интересней. Пропала обстановка однообразия и замкнутости пространства.
Было лето, самое замечательное время на Камчатке и Чукотке. Если не было дождя, то вообще красота. Во время дождя и тумана вертолёт не летал.
Тепло, солнышко. Можно собирать ягоды, которых вокруг точек росло видимо-невидимо. Стоило отойти за точку метров на сто, как можно было совком грести бруснику и морошку, собирать черноплодную рябину и жимолость.
А тут ещё и рыбалка. Во все речки, возле которых находились точки охранников воздушных рубежей Родины, заходила красная рыба. Так что после возвращения с берега и поспать времени не оставалось — приходилось шкерить, солить, коптить рыбу, готовить икру.
А на Чукотке в августе пошли грибы, которых оказалось столько, что хоть косой коси. Федина вертолёт забрасывал в тундру на несколько часов. Этого вполне хватало, чтобы набрать несколько мешков грибов. А по возвращении их приходилось мыть, солить, мариновать, сушить.
Жизнь стала удивительной. Никогда Федин не чувствовал себя так хорошо за четверть века работы на флоте. Он не жалел, что поддался на требования забастовщиков, и не держал на них обиды. Порой он даже угощал их своей добычей.
Всю работу он свалил на главного забастовщика — двадцать первого механика и в полной мере, и с чистой совестью требовал от него беспрекословного выполнения работ и поддержания машины в полном порядке. Механики от такого отношения к себе взвыли, и до Федина даже дошли слухи, что пожалели о том, что отправили деда на берег.
Но Федин оказался непоколебимым: что хотели, то и получили, а теперь хода назад нет — и нечего нюни распускать.
Иногда проблемы, связанные с машиной и создавшейся обстановкой в ней, он обсуждал со старпомом или капитаном. Те, в его действиях, полностью поддерживали его.
В одну из таких бесед со старпомом, когда они под стопочку «разведёнки» с маринованными грибочками, с икоркой и свежезасоленной рыбкой коротали время, ожидая прекращения затяжного дождя, старпом выдал свою потаённую мечту:
— А ты знаешь, Викторыч, что я хочу? — с интересом поглядывая на Федина, сосредоточившегося на вылавливании маленьких грибочков, выскальзывающих из-под вилки.
Федин непроизвольно оторвался от столь важного занятия и поднял на старпома глаза:
— Ну и чего?
— Лайку хочу. Камчатскую лайку хочу. — Мечтательно протянул старпом. — Такую. — И он ладонями, как бы обнимая глобус, показал, какую именно лайку он хочет. — С ушами торчком, хвостом колечком. Примерно такую, — показал он на фотографию своего друга, у ног которого сидел красивый пёс.
Федин посмотрел на фотографию и перевёл взгляд на старпома.
— Так лайки во Владике не выживают. Жарко для них там летом. — Но увидев, что старпом хочет что-то сказать, опередил его: — У моего друга была такая. У чукчей взял щенком. Ездовую. Так сдохла она у него на второй год.
— Так то чукотская, — возразил старпом. — У них подшёрсток вот такой толщины, — показал он два сложенных пальца. — А у камчатских намного меньше.
— Да такой же, — настаивал на своём Федин. — Они точно так же зимой в снегу спят. Да кто её чесать будет, твою собаку? — И он привёл последний аргумент: — Тебя опять в рейс ушлют, а жене по дому дел и так невпроворот …
— Сын будет, — в запале отреагировал старпом на слова Федина.
— А, — махнул рукой на упрямца Федин. — Ладно, попробую поискать тебе какого-нибудь пса.
— Не пса, — тут же возразил старпом, — а лайку!
— Хорошо, — со вздохом согласился Федин, — будет тебе лайка, — и махнул рукой размечтавшемуся старпому: — Наливай.

Как-то за всей суетой Федин забыл о просьбе старпома, но когда на одной из точек недалеко от Озерновского он увидел лайку, то сразу же вспомнил об обещании.
Это оказалась самая настоящая лайка. Кобель-красавец сидел возле небольшого выводка щенят, валяющихся и играющих с ним на траве. Они то теребили его хвост, то подлезали под лапы, то устраивали свары между собой, на что кобель не обращал никакого внимания.
Федин невольно залюбовался этими пушистыми комочками, находящимися под неусыпным наблюдением отца.
Сам же глава семейства невозмутимо сидел, недоброжелательно уставившись на нежелательного зрителя. Это был настоящий красавец! Белая широкая грудь, мощные лапы, большая голова с небольшими торчащими ушками. Всё его стать подчёркивала породу.
Пёс спокойно смотрел на гостя голубыми глазами. Создавалось впечатление, что он полностью уверен в своей силе и готов дать отпор любому, кто покусится на его территорию, а тем более на щенят.
Встретившись с ним глазами, Федину и в самом деле стало как-то не по себе от всей мощи и уверенности, исходящей от хозяина здешних мест. Вопроса о том, чтобы прихватить щенка с собой и смыться с ним, даже не возникало.
Но Федину так понравились щенки, и он загорелся идеей, чтобы взять хотя бы одного, поэтому он обратился к Коле, показывая ему на щенков:
— Коля, а чиф хотел приобрести щенка… — исподволь начал он.
— Ну и что, что хотел, — как всегда невозмутимо, отреагировал на его слова Коля. — Таких щенков просто так не отдадут. Они здесь в цене. Тем более смотри, какой у них папаша, — показал он на стража семейства.
— А если сходить и спросить у кого? — не отставал Федин от Коли.
— А кого тут спросишь? – Коля в недоумении пожал плечами. - Солдат, что ли? А из начальства тут только один летёха. Начальник уехал на неделю в Питер. Я вот только что у него тут документы подписывал, — показал он на папку с накладными.
— Ну пойдём, спросим у него, — канючил Федин, надеясь на счастливый случай.
— Ладно, пошли, — безнадёжно махнул рукой Коля, — всё равно вертолёт прилетит только через полчаса. Заправиться ему надо, — пояснил он Федину, увидев его удивлённый взгляд.
Но с собакой не повезло. Лейтенант, услышав просьбу Коли, в ужасе замахал руками.
— Вы чё, парни? — чуть ли не закричал он, замахав на просителей руками. — Это же собаки начальника! Они для него дороже матери родной. Он, ещё уезжая, предупредил меня, что если что со щенками случится, то он меня вон к тому локатору привяжет, — махнул старлей рукой в сторону огромного крыла локатора, стоящего невдалеке от казармы, — и долго-долго будет на нём меня крутить — до такого состояния, что от меня не то, что детей, но и щенков не появится.
От такого сравнения Федин с Колей рассмеялись, поняв, что щенка им ни за какие коврижки не отдадут. Хотя на Камчатке коврижками никто ничего не измеряет, тут больше всё идёт на литры.
Федину очень сожалел, что бартер не состоялся и, тяжело вздохнув, вернулся к беззаботным щенкам, чтобы хоть издали полюбоваться на столь милые создания.

«Головнин» двигался на север вдоль Охотского побережья Камчатки. В середине октября он подошёл к Пенжинской губе и остановился на глубинах, позволявших ему безопасно стоять и не зависеть от приливно-отливных течений, достигающих в этом районе двенадцати-четырнадцати метров.
Одна из точек, посёлок Манилы, куда предстояло завезти партию ГСМ, находилась чуть ли не в сотне километров от устья реки Пенжины.
Выгрузку решили начать с утра. Груза оказалось на две ходки вертолётом.
Погрузочная бригада быстро загрузила первую сетку в трюме и ждала, когда вертолёт поднимется в воздух и заберёт её.
На палубе было холодно, дул небольшой ветерок, но и его хватало, чтобы выдуть из-под комбинезонов драгоценное тепло, поэтому, перекурив на грузовой палубе, Федин с Колей зашли в вертолётный ангар, чтобы подождать лётчиков.
Увидев входящих, старший техник пошутил:
— Что, не май месяц, ребятки? Колотун Петрович пришёл, говорят, — добродушно улыбался он.
— Как будто сам не видишь, что ли… — недовольно пробубнил Коля, усаживаясь в углу на свёрнутый брезент. — Сколько сегодня температура?
— Да минус пять было с утреца, — хохотнул техник. — Сразу чувствуется, что мы в Манилах.
— Во-во, — поддержал его шутку Федин, — я по этому поводу даже плавки прихватил, — похлопал он по небольшому рюкзачку, в котором обычно брал с собой на берег чай с бутербродами.
— На хрена они тебе там понадобились, в тех Манилах? — удивился техник.
— А ты чё, — иронично усмехнулся Федин, — ничего не знаешь, что ли?
— А чего знать-то надо? — удивился техник, принимая за чистую монету вопрос Федина.
— Да у них там новый бассейн построили, и в нём круглосуточно тёплая вода налита, — честно глядя в глаза технику, на ходу принялся сочинять Федин. — Вот мы с Колей, пока вертолёт туда-сюда летает, и решили искупаться. Точно я говорю, Колян? — обратился он к молчащему третьему помощнику, который копался в накладных.
В ответ тот только пробурчал что-то невнятное.
— Да ну? — недоверчиво усмехнулся техник. — Ты, дед, всегда чего-нибудь выдумываешь, — и с подозрением посмотрел на копающегося в бумагах Колю.
— Да ты чё? — От такого открытого недоверия Федин даже подскочил с брезента. — Не веришь, что ли? Пойди к начальнику рации и спроси. — Он протянул руку в сторону носовой части судна и энергично ткнул в ту сторону указательным пальцем. — Он мне сам вчера говорил об этом. По поводу нашего приезда они даже воду в бассейне поменяли и обещали нас с Колей накормить особым обедом, да ещё и капитана звали, но у того других дел невпроворот, поэтому он отказался, - Федин с сожалением развёл руками.
— Ну ты, дед, и заливаешь … — недоверчиво покачал головой техник. — Кто же вас там кормить будет, да ещё и в бассейне купать?
— О! — Федин посмотрел на окруживших его двух любопытных техников и в таком же духе продолжил: — Вот когда мы вернёмся, то ты сам в этом убедишься, но тогда уже поздно будет. Не видать тебе тёпленькой минеральной водички в бассейне, Константиныч. Будешь вечно плюхаться в нашем бассейне после сауны только в морской воде …
Но закончить рассказ обо всех преимуществах сегодняшнего полёта ему не удалось, потому что в ангар заглянул Воронов, лётчик сегодняшней смены, и прикрикнул на развесившего уши техника:
— Константиныч! Ты долго тут прохлаждаться собрался? Давай отсоединяй свои шланги! Работать надо, а не лясы точить!
Этого напоминания хватило, чтобы техники закончили свой трёп и пошли заниматься делами, а Федин с Колей последовали за ними.
Вскоре вертолёт прихватил нагруженную бочками сетку и взял курс на устье реки Пенжины.
Полёт длился больше часа. Так далеко от судна он ещё не летал.
Федин с интересом рассматривал реку, отошедшую в своё русло во время отлива, и берега, покрытые ледяной коркой. По обе стороны реки расходились пологие холмы, покрытые жухлой растительностью, в которой то тут, то там просматривались тёмно-зелёные поляны стлаников.
Вскоре ему надоело смотреть на однообразный пейзаж, и он сосредоточился на приборах в кабине вертолёта.
Воронов улыбнулся ему и прокричал:
— Что, дед, у тебя такого в машине нет? — кивнул он на панель, сплошь состоящую из лампочек и приборов.
— Такого нет! — крикнул ему в ответ Федин. — У нас всё монументальнее, солиднее. — Для наглядности он даже потряс ладонями над головой.
Поняв его, Воронов рассмеялся и продолжил наблюдать за курсом вертолёта, которым в это время управлял штурман.

Вскоре вертолёт долетел до посёлка и, покружив над ним, нашёл площадку для выгрузки и приземлился. Федин с Колей, надев шлемы и закрыв на них пластиковые забрала, выпрыгнули из вертолёта.
Тут их подхватили потоки воздуха с поднятой пылью, и они побежали к сетке, чтобы отцепить он неё грузовой гак. Это требовалось сделать как можно быстрее, чтобы поднятая пыль не попала в приёмники газовых турбин вертолёта.
Гак они отцепили, и вертолёт, взмыв вверх, быстро исчез из поля зрения. Только ещё долго слышался гул работы его двигателей.
Коля, подхватив под мышку папку с документами, пошёл искать вояку, принимавшего груз. Федин же остался стоял на небольшой площадке, огороженной какими-то деревянными строениями, и рассматривал развалины бараков и неказистых домишек.
Вокруг никого не было, только откуда-то из-под заброшенного здания вылезла свора собак и с подозрением смотрела на незнакомца.
Зная, что со сворой незнакомых собак лучше не шутить, Федин подобрал увесистую палку и пригрозил собакам:
— Пошли вон отсюда! Чего выперлись?
Собаки, видно, поняли, что с этим пришельцем в оранжевом замазученном комбинезоне и с непонятной ярко-красной каской на голове лучше дел не иметь, поэтому залезли под дом, откуда недавно появились.
Неожиданно из-за барака вышел мужичок, одетый в телогрейку, такие же ватные брюки и кирзовые сапоги.
— Чего привезли-то? — поинтересовался абориген, подходя к Федину.
— Соляру для вашей ПВО, — нехотя ответил ему Федин.
— Так это в контору идти надо, — махнул мужик куда-то рукой, — здесь никого нет. Здесь только моя котельная. — Кивнул он куда-то назад и протянул руку. — Василий, — назвав своё имя, он с интересом сквозь щёлки глаз разглядывая Федина.
— Виктор. — Федин в ответ пожал мужику его заскорузлую ладонь. — А мой командир пошёл искать ваше начальство. Может, найдёт, — предположил он, — а к тому времени и вертолёт прилетит со второй порцией бочек, да мы на пароход вернёмся.
— Пошли ко мне, — предложил Василий, — чего тебе тут торчать? Холодно здесь, а у меня тепло. Чайком тебя угощу. — Добродушное круглое лицо Василия внушало доверие.

Во время этого четырёхмесячного рейса Федин уже привык к доброжелательности местного населения. За всё время рейса ему не встретилось ни одного человека, который бы отказал ему в помощи и не оказал гостеприимства. Вначале его поражали доброта и открытость этих людей, но сейчас он уже привык к этому, поэтому от предложения Василия отказываться не стал.

В котельной оказалось тепло и очень чисто. Работало два небольших котла на жидком топливе, осмотрев которые Федин сразу понял принцип их работы, а когда Василий увидел, что гость с пониманием осматривает его заведование, то сразу поинтересовался его профессией. Узнав, что Федин самый главный механик на большой лодке, привёзшей им топливо, он вообще признал его лучшим другом.
Они мирно сидели и попивали наикрепчайший чаёк, скорее похожий на дёготь, но только подслащённый, рассуждая о жизни.
Василий рассказывал о местных проблемах, а Федин в ответ поведал ему о судне и тех местах, где они побывали. Больше всего Василия заинтересовало то, что Федин из Владивостока. Тут вопросы посыпались из него как из рога изобилия. И самое забавное для Федина оказалось то, что местный житель Василий за всю свою жизнь с Камчатки никуда не выезжал, поэтому даже паровоза не видел, зато хорошо разбирался в технике, а особенно является асом по управлению своими котлами.
Федин через окошко в котельной наблюдал за площадкой, на которой они оставили бочки, и, увидев на ней Колю, вышел позвать того погреться.
Коля выглядел невероятно злым, и из него вылетали только ёмкие идиоматические обороты. Причина оказалась в том, что он с трудом нашёл того, кому предназначались бочки. И этот некто заявил, что Коля сам обязан организовать доставку бочек и погрузку их на склад. Но когда Коля объяснил, что грузить бочки некому, потому что в его бригаде только два человека, этот некто, которого Коля наделил несравненными эпитетами, только подписал накладные и поставил на них печати.
— Так что, Викторыч, давай заканчивай распивать чаи и пойдём хоть уберём с площадки бочки, а то Ворону негде будет вертолёт посадить.
Надо так надо. Федин собрался, поблагодарил Василия за чай и пошёл кантовать бочки.
Пробки на всех бочках герметичны и из них ничего не вылилось, поэтому для их перекатки много сил не потребовалось. Оставалось ещё время до прилёта вертолёта, поэтому они совершили экскурсию по Маниле.
Конечно, небоскрёбов и отелей, как у одноимённого населённого пункта на тропических островах, тут они не увидели, но зато им попались на глаза обшарпанный клуб, деревянные домишки, широкая река, на берегу которой ржавела пара заброшенных барж, аптека и, конечно же, магазин, который по каким-то причинам в данный момент оказался закрытым.
Вскоре экскурсию пришлось прервать, потому что по Колиной рации их предупредили, что вертолёт уже на подлёте.
Вернувшись на площадку, они ждали вертолёт, вскоре появившийся с очередной сеткой с бочками.
Воронов завис над площадкой, положил на её край сетку, а Федин с Колей, подбежав к ней, отцепили гак. Пилот, осторожно поднимаясь, начал тянуть сетку, из которой посыпались горохом бочки.
Опорожнив сетку, Воронов посадил вертолёт на другой край площадки, чтобы стропальщики забрались в него.
Вокруг стояли вой и свист от работающих турбин вертолёта, а винты его подняли такую кучу пыли, как будто сюда пришла настоящая пыльная буря из несуществующей пустыни.
Федин с Колей, наклонившись и преодолевая поток воздуха, идущего от винтов вертолёта, двинулись к открытой двери, в которой виднелась фигура штурмана.
Краем глаза Федин заметил, что, несмотря на ветер, пыль и грязь, поднятую винтами вертолёта, посередине площади стоит какой-то пёс. Какой породы эта небольшая собачка и что она делала на площадке, которая в этот момент должна быть пустой, Федин понятия не имел, но тут он неожиданно вспомнил про обещание, данное старпому. Поэтому, развернувшись, он подбежал к собаке, подхватил её и заскочил в салон вертолёта.
Пёс, наверное, и сам не мог понять, где он и что с ним произошло, поэтому, к своему ужасу, Федин увидел, что из пленника потекла струя тёплой жидкости. На что Коля серьёзный человек, который и лишнего слова зря не произнесёт, но и тот расхохотался от такой картины.
Федин сидел и держал на вытянутых руках обалдевшего пса, который, как из брандспойта, поливал палубу вертолёта. Штурман только погрозил Федину кулаком и показал жестами, чтобы тот вытирал палубу, а Коля прокричал:
— Викторыч! На хрена он тебе нужен?! — на что Федин только махнул рукой и крикнул в ответ:
— Это для чифа!
Щенок — а ему на вид было месяца три-четыре — вскоре успокоился и залез под бортовую скамейку, спрятавшись за ногами Федина.

После посадки вертолёта на палубу судна Федин вытащил из-под скамейки трясущегося от страха щенка и спрыгнул с ним на палубу.
Константиныч, увидев Федина с животным, громко рассмеялся:
— Ты чё это за крокодила притаранил, Викторыч? Пострашнее никого не нашёл, что ли?
— Много ты понимаешь, — отмахнулся от него Федин, держа пса под мышкой, — это же самая настоящая корякская лайка. Видишь, у неё даже морда имеет специфичный оскал. Это для того, чтобы волков драть и в снегу не замерзать, — начал пояснять он хохочущему старшему технику. — А шерсть у неё видишь какая? — Федин ухватил за шкуру пса и оттянул её так, что бедное животное даже взвизгнуло. — Да с такой шкурой ни один мороз не страшен!
Но от всех его объяснений техники, да и пилот со штурманом, только покатывались со смеху.
У Константиныча только и хватило сил, чтобы сквозь смех выдавить:
— А плавки-то пригодились? Как там бассейн-то?
— Не-е, — махнул свободной рукой Федин, — бассейн сегодня не работал. Инспекция санэпидстанции неожиданно нагрянула. Но они всегда готовы принять желающих. Так что приглашали через три дня. — Но, увидев, что его объяснения до корчащихся от смеха лётчиков не дошли, он махнул на них рукой: — Некогда тут мне с вами базарить, пойду к чифу. Пса ему отдам. Он его уже давно ждёт. — И, поудобнее перехватив пса, Федин направился к надстройке.

Поднявшись на лифте до палубы старпома, он вышел и постучал к нему в каюту. Чиф как будто ждал его и тут же распахнул дверь.
— Смотри, кого я тебе привёз! — торжественно заявил Федин, протягивая старпому пса на вытянутых руках.
Если сказать, что старпом удивился от вида собаки, это значит ничего не сказать.
При виде такой картины он мгновенно потерял дар речи и только, несколько раз глубоко вздохнув, выдавил из себя:
— Это что за монстр?
— Какой монстр? Ты чё? Не видишь, что ли, что это самая настоящая корякская лайка?! Тем более кобель! — Гордо произнёс Федин, показывая причинное место щенка. — У него вон какая шерсть густющая. — Федин вновь оттянул шкуру на спине собаки. — А морда у него какая зверская! Видел?
Федин опустился на корточки, схватил собаку за морду и показал её старпому. Морда у монстра действительно оказалась зверской. Шерсть на ней торчала клочками, уши болтались лопухами, а из пасти сквозь сомкнутые губы выглядывал один клык. Второй, видно, где-то отломился. Чтобы это было не так заметно, Федин обеими руками раздвинул пасть собаки и наглядно продемонстрировал её старпому.
— Ты посмотри, какая она чёрная! Это сколько же злости может быть в этом псе. Ты даже не представляешь себе! — возбуждённо убеждал старпома Федин, теребя при этом пса. — Это же самый настоящий пират, а не пёс. Он знаешь каким охранником может быть при такой злости!
При этих словах пёс прижался к косяку двери, распластался на палубе и, жалобно заскулив, выпустил под себя очередную лужу.
Но разгорячённый объяснениями Федин продолжал:
— А лапы у него какие! Ты только посмотри! Они же толстые, как у слона. Не каждый щенок овчарки может такими похвастаться. — Федин схватил скулящего щенка за лапу и задрал её. — Он с такими лапами никогда в снег не провалится. А на хвост его обрати внимание. Какой он пушистый. — Федин задрал хвост собаки, скорее напоминающий облезлую верёвку, и потряс им. — Это он сейчас такой, а когда пёс подрастёт, то он станет пушистым и закрутится кольцом.
Неожиданно его руку чуть не распороло когтем, который торчал у пса из ноги.
Увидев, что Федин отдёрнул руку от лапы пса, старпом с криком указал на коготь пальцем.
— А это что за хрень собачья? — завопил он, не скрывая возмущения.
— Это не хрень, — уже спокойнее и с нотками наставничества начал объяснять Федин, — это специальный коготь. Он корякским лайкам нужен для того, чтобы они в снег не проваливались и от волков оборонялись …
Но тут его объяснения прервал вновь завопивший старпомом:
— Я, конечно, ни хрена не понимаю в собаках, но мне такой динозавр, да ещё с такими когтями, не нужен! — Он замахал обеими руками и принялся выталкивать пса ногами из каюты. — Куда хочешь его девай, но я твоего крокодила не возьму!
— Как не возьмёшь? — удивился Федин и, встав с корточек, грозно уставился на старпома. — Я что, получается, зря полчаса уговаривал хозяина, да ещё бегал в магазин за водкой? Не-е… Так не пойдёт. То ему лайка нужна, видите ли, а теперь, когда настоящая корякская лайка у него в каюте, он от неё отказывается? Ничего не знаю! Вот тебе твоя собака, а дальше уже делай сам с ней что хочешь, - безапелляционно заявил Федин.
Его речь с нотками естественного возмущения в голосе и неоспоримыми фактами возымела действие на старпома, и тот, почесав в затылке, уже мирно согласился:
— Ладно уж, пусть остаётся. Я потом подумаю, что мне с ним делать.
— Вот это уже другой разговор, вот это по-нашенски, — обрадовался Федин и, подтолкнув ногой пса подальше в каюту, уже спокойнее добавил: — Ты его только искупай хорошенько. Он тогда вообще классный вид приобретёт.
Старпом стоял в недоумении от всего произошедшего и в нерешительности смотрел на пса. Чтобы чиф не передумал и не стал опять кричать, Федин быстро с ним распрощался и пошёл к себе в каюту мыться и переодеваться.

Старпом оставил пса у себя. Каждый день он выгуливал его по палубе, чтобы тот не гадил в каюте. Кормил его. Пёс оказался на редкость сообразительным, хитрым и прожорливым — даже повариха жаловалась, что он жрёт за двух матросов.
А когда Федин в одну из встреч на палубе спросил старпома, как тот назвал собаку, тот гордо ответил:
— Пиратом я его назвал.
— А что так? — не понял Федин.
— А как же иначе? Ты же сам говорил, что у него пиратская морда. Вот я Пиратом его и назвал. А это ему даже нравится, — довольно улыбаясь, добавил старпом и позвал: — Пират! Ко мне!
Пёс моментально исполнил команду и, подбежав, преданно уставился на него.
— Видишь, — старпом гордо посмотрел на Федина, — какой он сообразительный. Он даже в каюте срать перестал. На палубу постоянно просится, только спать приходит на своё место.
Что Пират в каюте у старпома не жил, а только ночевал там, все знали. Зато он нёс бессменную вахту у дверей камбуза. Нина Михайловна, повариха, кормила его на убой. Только боцман жаловался, что собачьи экскременты в суперобъёмных количествах валяются по всему судну.
Когда Пират немного подрос, то в его внешности всё чётче и чётче стали проявляться черты его многопородности. В них только не хватало бульдога и носорога.
Вот тогда уже до старпома дошло, что предки корякских лаек к рождению Пирата никакого отношения не имеют, и это он неоднократно высказывал Федину в самых ярких выражениях, да таких, что любой боцман с парусной шхуны позавидовал бы ему.
Но Пират всё равно продолжал жить в каюте у старпома и пользовался полной благосклонностью своего хозяина.
Пёс оказался весёлым, доброжелательным, любопытным и шкодливым. Все его подкармливали, а матросы его особенно любили, потому что он им постоянно помогал при швартовках, облаивая нерадивых швартовщиков.

После многомесячного рейса по побережью всего Дальнего Востока, Чукотки и Камчатки «Головнин» встал у причала в Питере для выгрузки пустых бочек.
Стоянка продолжалась почти неделю. За это время машинная команда сделала все профилактические работы с главными двигателями. Палубная — накинулась на ржавчину, появившуюся за это время, а свободное время посвятили знаменитой Паратуньке и отдыху в осенних лесах.
Пиратом никто не занимался, и он жил предоставленный самому себе.
Чувствовалось, что ему очень понравилась береговая жизнь.
Пёс жил по судовому распорядку. Утром старпом выпускал его из каюты, где он ночевал, и пулей мчался на камбуз, сметая всё на своём пути и расталкивая матросов.
Повариха выставляла перед ним кастрюлю со вчерашними остатками, на которые он жадно накидывался. Но даже несмотря на свою прожорливость, Пират оказался очень вежливой и благодарной собакой. После того как кастрюля с утренней едой опустошалась, он садился у дверей камбуза и несколько раз гавкал, извещая повариху о том, что можно забрать кастрюлю. Повариха выходила и гладила Пирата, приговаривая:
— Ну что, пёсик мой замечательный, покушал? Ох ты мой замечательный, проглот окаянный. И куда в тебя такая прорва влезает? Как ты только не лопнешь?
А Пират в благодарность за еду облизывал ей руки, норовя лизнуть в лицо.
Повариха вытирала руки о передник, забирала кастрюлю и, так же ласково приговаривая:
— Ладно, ладно, всем вам, кобелям окаянным, только и надо, что лобызаться да обжиматься, — махала на Пирата рукой. — Иди уже, иди, надоел ты мне.
Получая такую вескую команду, Пират покидал камбуз и торопился на берег.
Где он носился, что он там делал, никому не известно, но к семнадцати часам он вновь сидел у камбуза и глазами «съедал» обожаемую Нину Михайловну.
Чиф не противился такой жизни своего подопечного. Он охладел к подарку судьбы и только всячески шпынял его и материл, если Пират совершал какую-нибудь пакость.

В Ванино, куда «Головнин» зашёл для выгрузки остатков бочкотары и погрузки алюминия на Японию, Пират повадился ходить на соседское судно под панамским флагом, грузившимся за границу.
Оказалось, что на этом судне старшим механиком работает однокашник Федина Василий.
Нет ничего радостней встречи однокашников.
Так произошло и на этот раз. Отмечание встречи растянулось на три дня. А когда в последний день стоянки судна Василия Федин пошёл к нему выпить «на посошок», то сопровождающим у него оказался Пират.
У Пирата, наверное, в памяти где-то залегло, что инициатором превращения его из бездомного шелудивого пса в настоящего моряка являлся Федин, поэтому пёс всегда оказывал Федину различные знаки внимания. А когда Федин ходил на берег или по делам на судне, то всегда сопровождал его, преданно заглядывая в глаза.
Вот и на этот раз Федин не остался без сопровождающего. Пёс увязался за ним.

Взойдя по трапу на главную палубу, Федина остановил вахтенный матрос:
— Дедушка, вы бы сказали своему псу, чтобы он сидел на берегу и не шастал у нас, а то вчера боцман здорово ругался, когда нашёл его говно у подшкиперской.
Матрос смотрел на Федина извиняющимися глазами. Чувствовалось, что ему вчера здорово попало от боцмана, поэтому сегодня он продемонстрировал такую активность при встрече, хотя в предыдущие два дня не проявлял никакой инициативы, а только равнодушно провожал Федина с Пиратом глазами, когда те заходили на судно.
Федин проходил к Василию, а Пират, побегав по палубе, возвращался на берег, где терпеливо ждал Федина у трапа, ведь он возвращался не с пустыми руками. То с тарелкой хрящевых костей, а то и с пакетом с обрезками мяса.
Услышав просьбу вахтенного, Федин скомандовал Пирату:
— А ты чего за мной увязался? Марш на берег! — и показал рукой, куда тому следует идти.
Пират, недовольно поджав хвост и поскуливая, засеменил по трапу на причал. Убедившись, что собака сидит у трапа, Федин скомандовал:
— Сидеть! Ждать! Я скоро, — и поднялся в каюту стармеха.

Скоро не получилось, а когда Федин с пакетом костей вышел на причал, то Пирата у трапа он не обнаружил. Подумав, что пёс его не дождался и куда-то сквозанул по своим важным собачьим делам, он вернулся к себе на «Головнин».
На судне Пирата Федин не нашёл и поставил пакет с презентом у двери старпомовской каюты.
Пирата на судне никто не видел и утром.
Старпом матерился, что этот кобельеро где-то шляется и его опять придётся отмывать и выгонять из него блох. Нина Михайловна тоже выглядела озабоченной, что Пират не появился на утренний завтрак, и ходила по судну и звала его.
Обстановка разрядилась только после обеда, когда начальник рации позвал Федина в радиорубку.
С удивлением Федин узнал, что звонил Василий.
— Привет, Витюша, — поприветствовал он своего друга.
— Привет, — в недоумении ответил Федин. — Ты где? Что случилось?
— Да ничего особенного не случилось, — слышалось из трубки сквозь эфирные трески. — Вчера поздно вечером отошли, а утром обнаружили твоего Пирата у нас на судне.
— Да ты что? — не на шутку удивился Федин. — А мы тут с ног сбились в его поисках.
— Не волнуйся, — в трубку слышалось, как Василий смеётся, — у нас твой эмигрант. Вот думаем, что с ним делать. Ведь у него никаких документов нет. Как мы его в Японии предъявлять будем? У тебя случайно никаких документов на него не осталось?
— Да ты что? — удивлённо воскликнул Федин. — Какие документы? Я его в Манилах подобрал, а там, как ты знаешь, ветеринарных клиник нет, — уже пошутил он, понимая, что с Пиратом всё нормально.
— Ну, ладно, — послышался из трубки погрустневший голос Василия, — будем думать, что делать с вашим эмигрантом. Ну, давай, пока. До связи…
 — Спокойного моря, Вася, — пожелал ему в ответ Федин и, закончив разговор, передал трубку начальнику рации.
Капитан облегчённо вздохнул:
— Хорошо, что так всё решилось, а то я уже голову ломал, где взять эту чёртову справку для твоего волкодава.
Он с порицанием посмотрел на старпома, который тоже присутствовал при разговоре, на что тот радостно ответил:
— Нет, не верил я в Бога, но он есть, — и, увидев непонимающий взгляд капитана, пояснил: — Но он и в самом деле есть. Избавил он меня от этого чудовища, а то я уже думал, что скажу жене, когда припру его домой.
— Да брось ты, — обиделся на его слова Федин, — отличный пёс, — но тут же с сожалением развёл руками, — только вот лохматый очень. Чесать да мыть его одна морока.
На последнее замечание Федина все дружно рассмеялись и вышли из радиорубки.

По прошествии нескольких лет, во время одной из встреч однокашников, Василий рассказал Федину, что Пират долго у них на судне не задержался.
Они сочинили с капитаном справку с множеством печатей, что Пират и привит, и здоровье у него отличное, и даже расписали его генеалогическое древо со всеми подробностями.
Но эта бумага для предъявления японским властям не понадобилась, потому что Пират сам решил свою судьбу. Как только судно Василия пришвартовалось в порту, он первым сквозанул на берег, и больше его никто не видел.
Пират оказался настоящим эмигрантом.
Так что, если кому-нибудь в Японии попадётся рыжий, кривоногий, лопоухий, лохматый пёс с наглой и хитрой мордой, знайте: это потомок Пирата и корни его идут с самой Камчатки, а именно из посёлка Манилы.

14.03.2022

Рассказ опубликован в книге "Морские истории" https://ridero.ru/books/morskie_istorii/