Сильфида Набросок

Я никогда не видел, как она счищает кожицу с яблока, но, глядя на её бархатные руки с длинными и музыкально изогнутыми пальцами-фламинго, мог бы предположить, что в этом для неё заключается одна из тех неизбывных земных радостей, которые делают сносным – и даже приятным – наше земное существование. Я не знаю, какие она читала книги или проспекты, не знаю, была ли она музыкантом или нет; единственный вопрос, который я задавал себе тогда (как задаю и теперь), оказавшись прямо за ней в том душном, полупустом автобусе, состоял в том, сознаём ли мы, как сочинить и оркестровать свою собственную симфонию, и в силах ли мы понять (я говорил «мы», включая в это неопределённое множество и себя, и её, и стаю белых лебедей в придачу), кто пишет партитуру нашей собственной жизни. Я не расстроился даже тогда, когда она, промокнув губы аккуратным батистовым платочком, достала телефон и принялась листать его, явным образом отыскивая нужную страницу; из последних сил напрягая зрение в полумраке, смог обнаружить, что это был сайт «Классик-онлайн» – таким образом, музыкальная версия истории моей незнакомки обретала самую что ни на есть реальную плоть и кровь в условиях земной истории. Её истории. Которая могла бы стать нашей, и мы бы вместе сидели на чердаке у небес и слушали музыку, Казеллу или Бетховена, а то и «Роллинг Стоунс» или аутентичную версию «Я хочу быть с тобой» – если бы я подошёл, приблизился к ней в реальном мире… Но, выйдя из автобуса, она ни чем – ни голосом, ни видом – не подала ни малейшего признака того, что хотя бы краешком души заподозрила о моём существовании; а я, только что дочитавший грустный неаполитанский роман о несостоявшейся любви, особо на нём и не настаивал.


Лужи на покоробившемся тротуаре, которые заглушали стук её серебряных каблучков, казались мне пришельцами из царства Плутона. А каркасы заброшенных одноэтажек из частного сектора – убежищем отверженных душ, так и не обретших в суровой юдоли земного бытия ни обетований, ни искушения.


Она была настолько чиста, что в отношении неё у меня даже не зародилось ни одной дурной мысли. Наверное, она была в красивом платье и с изящно завязанным шарфиком, как и всякая земная девушка, но даже ноги её, как и весь лебединый стан, скрылись в тумане, будучи окутаны туманом. Разогнать его было задачей, превосходившей мои силы, как и всякого из смертных.


«Не сильфида ли она? – мелькнуло в потерянной душе. – Добрая, мудрая, святая… И всё же… по пять ли у неё пальцев на руках и ногах, как у простых смертных? Мерцают ли на них ослепительно прекрасные в своём великолепии кольца? А сколько перьев в её крыле?»


И даже главный вопрос – как найти её? – мною самому себе так и не был задан. О, я умел быть трусливым. Будущему ещё предстояло научить меня смелой и отважной борьбе за радости жизни.


Я уверен, уверен, уверен! – о, ещё как – что, если бы она споткнулась или, не приведи Господи, упала – я бы первым выскочил и вырвался из автобуса, даже если бы для этого пришлось разбить стекло молотком (а то и лбом), и спас бы, спас бы, спас бы её, даже вытащив из-под автомобиля… А потом – полиция, скорая, разборки, интенсивная терапия, шум неотложек, капельницы, боль и гомон медсестёр… Ходули. Операция. Ну почему ты не надела шлем? Сегодня вечером на перекрёстке Малышева–Восточная в 21.45, выехав на встречную полосу, тяжёлые травмы получила девушка-мотоциклист… Выяснилось, что в тот роковой вечер она была без шлема и очков… Так это её я лицезрел? А она меня – нет? Как вживую, то есть, я хотел сказать – как будто рядом со мной, вот тут, визави! На расстоянии вытянутой руки? – Нет, погоди, так это она? Так её не было в автобусе? Бедняжка серьёзно травмировала ноги и получила ушиб основания черепа. Но подозрения насчёт перелома не подтвердились… Боже! Кто же тебе названивал за пару минут  до этого? – А тебе, тебе-то какое до всего до этого дело?! – Упала. Плакала. Аминь. Но всё же… Но внутренним зрением она видела всё. Хотел сказать и написать: какое счастье тому, кто всё это переживал в компании любимой и её божественной музыки! – Да полноте. Счастье ли? Цветы. Ванночка. Каталка. Как бы теперь не пришлось писать некролог…


Подобную историю каждый из нас не раз переживал в годы туманной молодости, когда на горизонте души ещё не начинали маячить признаки уверенности и счастья. Порой я до сих пор содрогаюсь, сквозь толщу лет вспоминая о ней. И всё-таки эта девушка одним лишь краем своего белого крыла – и нежной мантии – продолжает согревать мою истосковавшуюся душу. Вручая мне диплом счастливого – хотя бы в мыслях – человека и мандат на существование. Внук подкладывает дрова в огонь и не перестаёт желать мне спокойной ночи. Или я уже всё это вижу во сне?


А был ли я для неё прошлым? Таким прошлым, которое, мелькнув – но зато как ярко! – хотя бы на один миг, перестало быть настоящим и отправилось в архивы памяти? Или она меня в своём обескураженно-рассеянном состоянии, в своём тихом, но беззвёздном трансе так и не заметила, так и не увидела? Почему порой вид чьих-нибудь зябнущих ног на бульваре зацепляет больше, чем настоящая и не меркнущая с годами любовь, что ровными огоньками – пусть даже и в невзаимности – расцвечивает и обогревает всё наше ничтожное существование?


Что бы там ни было, я знаю одно: пусть моё тело и дух – лишь ничтожный шкив в приводных ремнях истории, но в её душе никогда не погаснет Вечность.