Беда не приходит одна

Эссе о мозге без сценария.

 Когда рептилоидный мозг лежал возле своей норки на солнечном августовском пригорке, дремал бдительно и ловил благодать послеобеденных лучей, над головой что-то каркнуло.
- Опять эти сороки - подумала ящерица и не сменила температуру тела.
  Балдеть с сытым брюхом и тёплым небом было обворожительно.
  Сорока оказалась наглой по беспределу - села на ветвь сосны совсем близко.
- Кар, кар, щкар - прохрипела воровка.
  Пришлось приоткрыть веко. Дура ли эта птица? Чо ей не греется?

 Хвостатая пёстрая болботуха спикировала с ветки и приблизилась уже не безопасно
 близко.
- Щкар - проворчала она и стало понятно, что это предназначалось ящерице.
  Пришлось открыть оба глаза.

- Ну?
- Идёт двуногий. Близко. Стерегись!
 Ящерица зевнула мляво и подставила четверню под голову, чтобы продемонстрировать сороке полный пофигизм. Дрожание земли не наблюдалось и можно было "морально опустить" летающую дуру своей гордой позой.
Сорока вспорхнула и, сделав три машистых рывка, вернулась на ветку наблюдения.
Ей было фиолетово на ящерицу, но уже появившийся лимбический отросток в её головке подсказывал, что будет интересно.
Он не соврал, хотя мог. Лимбическая дурь порождает любопытство и иногда оно вознаграждается.

  Прыжок мальца был так скор, что даже сорока прикусила клюв от зависти...
Левый каблучок сапожка мальчика лет шести приземлился ровно на хвост гордячки, прижав его к тверди пенькового корня так, что высвобождение без потерь стало не достижимым.

- Упс! - рептильное решение отстегнуло с разрывом мяса часть тела и юркнуло в
  дыру под пнём.
- Кар, кар, кар - аплодировала с ветки бывалая сорока. Словно тешась над 
  пострадавшей примитивной гадиной.
- Молодец - сказал пацанёнку подошедший взрослый, реакция есть - дети будут.
- На вот подкрепись сальцем, это с нашего весеннего кабанчика, последний ломтик.