Врачебная практика глава 7. Кардиология

Все персонажи и события вымышлены, совпадения - случайны!





Постепенно мы двигались по плану практики.
Дошла очередь до кардиологии.

Я заступил на ночное дежурство в кардиологическое отделение. Дежурным врачом в эту ночь была молодая девушка-интерн.

Ничего не предвещало особенного, когда вдруг в отделении поднялась страшная суматоха. Уж не знаю, кто это был из начальства, только седовласый господин, в белой рубашке и галстуке громко отдавал команды направо и налево.

В палату интенсивной терапии вкатили каталку, на которой лежал мужчина средних лет.
Он тоже был в белой рубашке, правда галстук был сильно ослаблен и сполз набок.

- Вызывайте заведующего срочно! - крикнул он перепуганному интерну.
- Кто из врачей есть в отделении?! - он буквально сверлил девочку взглядом.
- Я одна, - промямлила та.
- Бегом заведующего сюда! - молодую доктора, как ветром сдуло.

Каталку тем временем разгрузили в палате интенсивной терапии.
Вызвали какого-то врача из другого отделения, который быстро снял кардиограмму и подсоединил пациента к осциллографу.

Оценив полученные данные, пациенту сделали пару уколов.
Осциллограф ритмично выводил графические  всплески сердечных сокращений, сопровождая их противным писком.

Не отходи от него, сказал мне врач и вышел совещаться с тем, кто всем командовал.

Пациент постоянно стонал.  В палате никого больше не было. Через большое стекло в стене было видно, как врач что-то интенсивно говорит человеку в костюме.

Вдруг пациент открыл глаза, посмотрел на меня и промолвил:
- Всё! Это конец!
Я потянулся к ручке окна.
- Ничего, - попытался я его подбодрить, - сейчас откроем окошко и станет легче.

- Легче уже не станет, - последнее что сказал пациент и тут же противное попискивание осциллографа, сменилось постоянным протяжным воем. На экране вместо всплесков ползла сплошная зеленая полоса.
 
Я выглянул из палаты и крикнул врачу - остановка сердца.
Врач вбежал в палату, глянул на осциллограф и резко приказал мне:
- Качай!
Сам крикнул в коридор дежурной на посту:
- Реанимацию в интенсивную палату!

Я сложив руки на грудине пациента, как учили, принялся интенсивно давить на грудную клетку.

Я качал пациента и считал:
- Раз, два, три, четыре, - пауза,
- Раз, два! - врач, положив ладонь снизу на шею пациента, второй ладонью запрокинув назад его голову и зажав ноздри большим и указательным пальцами, сделал два глубоких выдоха в рот пациента.
- Раз, два, три, четыре…
- Раз два!

Осциллограф был у меня перед носом. Каждый раз, когда я надавливал на грудь пациента, появлялся всплеск.

Что бы всплеск появился, я должен был всем своим весом в 72 кг, на прямых руках буквально проламывать грудную клетку лежащего.
Практика - великое дело.

Когда я смотрю в фильмах, как красивая барышня, легкая, как пёрышко, полусогнутыми ручками делает непрямой массаж сердца, я даже не смеюсь.
Часто у пациентов ломаются рёбра при непрямом массаже сердца.

Можно ли считать за счастье, что я мог сопоставлять силу своего качка с его эффективностью, отраженной на мониторе осциллографа.
Несомненно. 

На вскрытии потом выяснилось, что я тоже сломал два ребра пациенту. Но давить слабее было нельзя. Сердце не сокращалось!

Прибежала бригада реаниматоров. По пути, видно, им сильно накачал человек в костюме. Они очень волновались, у одного даже дрожали руки.

- Не останавливайся! - сказал мне врач, и уступил место реаниматологу. Тот быстро заинтубировал пациента и в промежутках моих качков, нагнетал воздух в лёгкие пациента большой черной резиновой камерой.
- Раз, два, три, четыре! Раз, два!

Появился заведующий отделением. С ним уже прибыли, вызванные доктора отделения, которые катили за собой кучу оборудования, дефибриллятор, аппарат ИВЛ (искусственной вентиляции лёгких)…

 С приходом заведующего все стало системным. Чёткие команды, правильные зоны ответственности. Все сразу оказались на своем месте.

- Не останавливайся! - скомандовал завкардиологией уже мне.

- Я продолжал качать пациента, войдя в ритм, чётко контролируя усилие.
- Раз, два, три, четыре! Раз, два!
- Осциллограф послушно выдавал всплески на экране.

Тем временем реаниматологи, снимали показания давления, облепили нерудную клетку пациента фонендоскопами, выслушивая сердце  со всех сторон одновременно.
Рядом разворачивали систему ИВЛ.

Загудел дефибриллятор.
- Руки! - громко скомандовал заведующий.
Все убрали руки от кровати. Я тоже. Два утюга на грудь пациента. Удар!  Тело дёрнулось. Сердце не запустилось.
- Качай! - опять скомандовал мне заведующий.

Я набросился на грудную клетку пациента.
- Раз, два, три, четыре! Раз, два!
Дефибриллятор натужно гудел, как маленькая сирена, набирая мощность для очередного разряда.

- Руки! - опять громко скомандовал заведующий.
- Удар!- этот был мощнее предыдущего. Тело пациента даже подбросило.

Сердце не запустилось. Осциллограф противно выл на одной волне.


Спасти пациента не удалось.
Как потом я узнал, это был главный инженер угольного объединения, построившего эту больницу и оказывающего больнице постоянную финансовую поддержку.

Я до сих пор помню и этого пациента, и его фамилию, и последние слова: «легче уже не станет».

Объединение досрочно выполнило какой-то план. То ли Новый год встретили на полгода раньше, толи пятилетку закончили за четыре года. Не важно. Важно, отмечали это событие с размахом. Вручали награды и премии.

Потом был большой банкет. Праздновали всё в собственном дворце культуры. Раньше деньги вкладывали туда куда надо. Это объединение построило в городке школу, детский садик, парк отдыха. Оплачивало питание деткам. Это считалось нормой.

Соответственно и почёт оказывали жители всем, кто работал в этом объединении.

На банкете присутствовал заместитель главного врача больницы. Это он командовал, когда привезли больного.

Молодой главный инженер крупного угольного объединения (42 года), раньше уже имел проблемы с сердцем, даже перенес инфаркт.
Ему нельзя было пить, да и волноваться было нельзя.

Но такое событие! И в этом событии он один из главных героев. Тост, ещё тост, ещё тост… повторный инфаркт.

Обширный, инфаркт. Как сказали патологоанатомы, от сердца осталась рваная тряпочка.

Пациента завернули в простынь, завязали узлы, чтобы не слетела и мне с санитаром пришлось везти труп в морг.

На лифте спустились на первый этаж. Выкатили каталку на дорожку. Морг был рядом. Отдельно стоящее одноэтажное здание, упиравшееся прямо в забор клиники. В него можно было войти как с территории больницы, так и со стороны улицы.

На нашу беду, прямо перед зданием морга прокопали траншею. Что-то ремонтировали или прокладывали. Через траншею были переброшены пара досок, ничем не закреплённые. Мы с санитаром стали думать, как нам быть.
Подняли  носилки, вроде не очень тяжело. Аккуратно, балансируя, перенесли покойника через яму на руках. Донесли до служебного входя. Позвонили в звоночек.

Дверь открыл заспанный детина, в халате грязносерого цвета. Он не торопясь открыл вторую створку дверей и молча показал куда нести носилки.

Морги всегда действуют на психику угнетающе. Облупленные стены, тусклое освещение, покойники везде куда ни глянь. Кто под простынёй, кто так, в чём мать родила.  Детина открыл большую дверь в холодильную камеру. Часть камеры возвышалась над полом сантиметров на 50. Это была большая бетонная ступенька.
Мы поставили носилки рядом с этой ступенькой и уже собрались выходить, как моё внимание привлекла молодая красивая девушка, которая лежала обнажённой прямо на этом бетонном выступе.

Свет в камере был тусклым и девушки сразу не было видно. Только подойдя ближе можно было рассмотреть её во всех деталях.

Она не была изуродована смертью. Лицо её, практически не изменилось, просто было неестественно белого цвета. Красивые вьющиеся волосы. Девушка была блондинкой. Красивое тело с полной грудью и крутыми бедрами под узкой талией. Длинные руки и ноги, как у фарфоровой статуэтки.

- Такая молодая, - сказал я детине.
- Наша медсестричка, - ответил санитар.
- Забеременела, пыталась сама избавиться от плода. Какая-то бабка научила её, что нужно что-то ввести в матку. На вскрытии потом обнаружили в крови синильную кислоту.

- Зачем? - санитар грустно покачал головой.
- В больнице же работала. Не уж-то не помогли бы! Позора боялась. Мать у неё шибко строгая. Такая дивчина пропала…

- Он закрыл за нами двери камеры, а потом и морга.

- Мы шли обратно к хирургическому корпусу. Ночь была тёплой. Луна уже была высоко. Вокруг трещали цикады. Прохладный ветерок приятно холодил лицо.

- Возвращаться в отделение не хотелось. Но дежурство ещё не закончилось.

- Едва мы поднялись на свой этаж, как в коридоре раздался крик:
- Пятая палата, остановка сердца!

- Да что ж такое, - подумал я.  - первое дежурство и такой движняк!

Домой из вызванных специалистов, уже никто не ушёл.
Поэтому в палату опять набилась куча людей.

На этот раз пациент был огромного роста и веса.
Глянув на меня, заведующий кивнул головой и опять скомандовал мне:
- Качай!

Осциллограф мне уже не был нужен. Я с привычным усилием надавил на грудную клетку.

Всё закрутилось, как и  за час до этого:
- Раз, два, три, четыре! Раз, два!

Заведующий уже запустил дефибриллятор. Паскудный вой сирены:
- Руки! - удар! Заряд был сразу мощный. Масса у пациента была большой. Тело дёрнулось.
- Качай! - опять скомандовал мне заведующий.
- Я из всех сил давил на грудную клетку.

- В кардиологии у всех кроватей под сеткой лежат дощатые щиты. Теперь я понял зачем. На сетке непрямой массаж сердца не сделаешь.

- Руки! - второй удар!
- Я качал пациента 45 минут, пока вокруг него суетилась  реанимация, свои доктора, медсёстры…
Весь комплекс необходимой скорой помощи был оказан. Пациент умер.

Я уже еле стоял на ногах. С момента, как началось моё дежурство, я ещё ни разу не присел.

Шесть человек мужчин потребовалось, чтобы переложить тело с кровати на каталку.

С тем же санитаром мы повезли тело в морг.

Спустившись вниз мы поняли, что вдвоём нам такого тяжёлого усопшего не то, что по доскам не перенести, нам его даже поднять будет не под силу.
Мы стояли ночью под луной, посреди аллеи с цикадами и думали, как нам быть.

- Послушай,  - сказал я, - У морга есть вход с той стороны забора. С улицы!
Покатили через главные ворота, там по дороге доедем до входа. Иначе никак!

Главные ворота были метрах в ста от хирургии и от морга. Мы покатили каталку вниз. Дежурный на воротах потерял челюсть, когда из темноты на него выкатился покойник с двумя личностями в белых масках.

Открывай дядя воротА! - пробасил санитар. - на выписку едем!

Старый дежурный, с седыми усами, перекрестился и грозно сказал:
- Не положено! А вдруг вы покойника воруете!
- На кой нам покойника воровать? - пробасил санитар.
- Откеда мне знать?! - прищурился дед, - на органы!

Я уже хотел сесть, а ещё лучше лечь. Мне этот пустой разговор просто мозг выносил.

Я сделал шаг вперёд и строго сказал.
- Не чуди дед! Том возле морга канаву прорыли. Нам покойника через неё не перетащить. Или открываешь ворота и мы покатим его к главному входу морга, или мы оставляем его здесь и сам будешь утром объяснять начальству, почему труп не в морге!

Старый был только с виду грозный. Сразу поняв, что кроме проблем ему с этой истории ничего не обломится, открыл ворота, но ехидно нам  в спину крикнул, что обратно не пустит.

Та и Бог с ним, подумали мы. Обратно мы и по  доскам  вернёмся.

Возле забора тротуара не было. Мы выкатились на дорогу и с усилием покатили каталку вверх по дороге.
Картина была ещё та! Ночь, в бледном лунном свете, два человека в белых халатах, медицинских шапочках и масках, тянут по дороге каталку с трупом.

Тут, как специально, на дороге появился автобус. Это везли на утреннюю смену шахтёров. Водитель резко притормозил. Осветив нас фарами и тихонько поехал мимо, неистово крестясь.

Шахтеры прилипли к окнам и, как завороженные, смотрели на нас широко раскрытыми глазами.

Санитар никак не мог угомониться и весело помахал им рукой. Потом сделал жест, как бы приглашая их с нами…

Каменные лица, вместе с автобусом скрылись в темноте.
Кое как, мы сдали труп в морг и побрели в отделение.

Утром в коридоре, все в чёрном, рыдали две молодые женщины.
Они седели в шаге друг от друга. Чёрные платки закрывали их лица. Рядом с одной, прижавшись к плечу сидела грустная девочка лет 13-ти.

Это были жена покойного и любовница.
Делить им уже было нечего.

Хотя не правильно сказал - некого.