Середина лета 5

         «Что за гусь возле тебя крутился?»,- спросил Леха Капустин, кивая на уходящего художника Молчанова, - «Чего хочет?» Белая рубашка художника маячила на пустынной аллее, как майка бегуна на длинной дистанции. Получается, что  раствориться в воздухе тоже не получилось.  Чёрная магия не сработала. «Гитару хочет. Представился художником», - ответил я. Леша усмехнулся, но не проронил ни слова. Женя, измученная долгими ожиданиями, крепко  взяла меня за руку и потянула за собой, приговаривая -  «Давай, давай, пошли уже. Улетят ведь инопланетяне». Папа пошёл следом. Неторопливо. Он был плотного телосложения, и никогда и никуда не спешил. Мы выровнялись, взяли размеренный шаг, и Лёша спокойно, без  эмоций продолжил: «Да он такой же художник, как я дирижёр Большого симфонического оркестра. Было дело, имел я «особое удовольствие»  беседовать  с этим дядей. Мутный тип.  Доставил он нам немало  хлопот». У Леши,  имелся достаточно богатый опыт общения с людьми  и естественно, он видел их насквозь. А я вот сразу  и не разглядел, что к чему.  Повелся на приличные манеры. «И чем же он промышляет?», - в лёгком недоумении интересуюсь я. «Скупает картины и раритетные  предметы старины. Имеет  галерею, где – то  здесь недалече. Маленькую, но свою. Эта информация не проверена, но источник надёжный. А наличие барской  усадьбы в Заозерье  с личной подстанцией, не для кого, конечно не секрет. Наши «Россети»  её, как раз и обслуживают. Кстати  по этому поводу  и были разногласия. Штрафовали мы его не раз. Да ему – всё фиолетово. Одно слово – жулик», - весь этот эксклюзивный материал  он выдал в лёгкой, беспристрастной манере, оперативника особого отдела.
        Почему – то к площади Октября решили пробираться короткими путями. По диагонали через лог. Если прикинуть на глаз, какие - то 15 минут и мы на месте. На словах всё выглядело гладко. Я посмотрел в низ. Крутые склоны, поросшие кривыми деревьями, да пепельного цвета ручей, в обрамлении ломаных  веток  вперемешку с дико растущими  кустами. Гиблое место. Но чего не сделаешь за компанию!
      Женя самолично прокладывает дорогу. Порхает, как бабочка. Молча идём следом. Она здесь почти местная. Видимо время, проведённое в гостях у бабушки, благополучно проживающей  где - то в этих  заповедных  местах, не пропало даром. Обогнули монастырь, пролезли через крапивные заросли, затем долго - долго спускались, по каким – то запутанным тропкам в пойму, почти пересохшей речки с  игривым названием  Данилиха.      
       Выходим на красивую, ярко – зелёную  поляну,  размером с футбольное поле. Странно, откуда бы ей взяться, ведь не было поляны.  Может я, сверху  чего – то не разглядел? А вот и речка Данилиха . Тут же невдалеке красуется крепкий,  деревянный  мост через речку…. Стоп! Речка, помню, была, моста не было. А вот  доска, переброшенная через речку – присутствовала, и казалась вполне реальной…. И что же мы сейчас наблюдаем!?  Доски нет – мост есть. Я уже начал слегка волноваться. Но на этом чудеса не заканчивались. За поляной, как по волшебству нарисовался густой, нетронутый лес, уходящий по широкой ложбине в парящие белоснежные облака и никаких намёков на многоэтажки, ни справа, ни слева и… тишина, только птички поют.  Город исчез. Канул в лету. Желающим можно покричать  - Ау! Никто не услышит. И куда мы теперь идём? Пока никуда. Стоим. Приглядываемся к обновлённому пространству.  Лично меня заинтересовало обилие куполов, выглядывающих из – за дремучих ёлок. Куда так много?  Это Ватикан  какой – то. Милые многоэтажки на их месте смотрелись  гораздо приятнее.  Вспомнил и про медведей. Нет наверно здесь медведей. Мост благородно  так отсвечивает, тропинки аккуратные,  луг и тот прибран. Чисто, гладко всё, как в парке культуры и отдыха. От такого хозяйского уклада и зайцы разбегутся.
     «А ты чего с гитарой по городу таскаешься?», -  спросил  Леха, поедая  землянику из своей широкой ладони. Его видимо  ничего вокруг не смущало. И пока я тут удивлялся, да в себя приходил, он не терял времени даром. Первое, что пришло мне в голову -  где Женя?  А Женя, в настоящий момент, совершенно беззаботно собирала цветы на несуществующей, в моём понимании, лесной поляне. Завидное хладнокровие. Надо бы и мне успокоиться. Что – то воображение совсем разыгралось…. Я немного прокашлялся, чтобы не выдать  голосом свою некоторую обеспокоенность окружающей действительностью, и как можно ровно ответил, - «Гитару забрал из квартиры своей бывшей жены. Напоследок  решил прогуляться по городу». Прозвучало с нотками лёгкой печали. Лёша решил меня успокоить, - «Эх Саня! Здесь порой, как  в лотерее, повезёт – не повезёт! Например, у меня  только с третьей попытки всё заладилось. А у кого – то и  с первой проходит. Мне отец как – то  сказал, что нет женщины, без которой нельзя прожить, и нет женщины, с которой нельзя не ужиться. Это он с высоты прожитых лет, так вещал. Намекал на какое – то  единство противоположностей. А что из этого следует? А из этого следует, что если женщин мы выбираем одних и тех же, и по типажу и по характеру, то нечего их и перебирать, нашёл жену, сиди и успокойся. Лучше уже не будет. Вот я на третьей и успокоился».
      Первый звон пришёлся издалека. Слабый, еле слышный. Его осторожно подхватила какая – то хлипкая колоколенка, к ней  присоединилась  другая… и пошло, поехало.  Звук стал  крепнуть, расти  и, набирая  энергию дикого, необузданного ветра, помчался в нашу сторону. Через какие - то секунды он достиг  здешней ложбины и как жгучий, священный огонь, накрыл нас с головой. Очумевшие от звона птицы, как по  тревоге срывались с окрестных  куполов и  сбившись  одну в громадную,  мобильную стаю,  без перерыва закручивая в облачном небе, искусные, замысловатые  виражи. От повсеместного колокольного звона пахнуло  могучим,  царским самодержавием.  Ну и акустика здесь, аж, уши закладывает.
        Самым  последним  от звонился  монастырь  на набережной. Кто – как, а этот старался очень.  Ну, наконец - то и он отгремел .   И опять нагрянула звенящая, подозрительная  тишина. Ни тебе городского шума, ни проплывающих в небе самолётов, заходящих на посадку в местный аэропорт. Только птички поют. Деревенская идиллия, да и только. Интересно, что у них там за праздник сегодня? По какому поводу звон? На самой  середине  лета. Может, священнослужители  используют  старинный календарь, нам доселе не ведомый. Иль, какой  важный чин в город пожаловал? Вот и встретили товарища, как полагается, звоном во все колокола. А  народ – то где? Почему безмолвствует.  Должны, же быть  хоть  какие – то живые  звуки.  Что за город такой смиренный?
     «Саша!  Иди к нам. Сгоришь  на солнце! »,-  голос девочки Жени вернул меня  в  этот окружающий мир, который выглядел вполне реально, но немного не соответствовал объективной действительности. Лес, поляна, речка,  выглядели очень живописно, но пора бы и в город, на площадь Октября выбираться. Женя посигналила мне рукой из - за густого, низкорослого ельника,  и я поскрёбся туда с гитарой. Гитара очень была недовольна и издавала неприятные звуки. Я был  с ней солидарен. Что за конспирация такая? Ведь нет же ни кого вокруг. Протиснувшись к тому, самому месту, где располагались мои попутчики, я вдруг понимаю, как глубоко я ошибался. Предо мной сидел,  живой, только насмерть перепуганный, молоденький представитель монашеского братства. « Вот, языка взяли», - сказал Лёша, кивая головой на паренька в чёрной  линялой шапочке и затасканной  рясе на  худом теле, - «Женька  случайно  обнаружила. Отдыхал  под ёлочкой от трудов праведных. Пришлось потревожить. Только вот разговор у нас  с ним ни как не клеится. Онемел с перепугу, служитель  православной церкви», - Лёша тяжело вздохнул и посмотрел на часы, -   «Сашка, поговори с ним.  У тебя голос  по - мягче  будет. Пусть проводит нас через мост  к чёрному камню, что у железной ограды. Проводит, и свободен, как пуля в полёте».  Монах нас не слушал, был безутешен, и даже пытался проникновенно плакать. Всё это до боли напоминало банальную истерику. Что за пугливый народ здесь обитает?  На монстров вроде бы ни кто из нас не похож. К тому же с нами девочка. С точки зрения библейских мудрецов - создание чистое, невинное, почти ангел. Если мы с Лешей давненько вышли из этого ангельского  возраста, то Женька, в свои не полные восемь  лет, вполне соответствовала этой категории. Православному монаху следовало бы знать, что «нечистые» с «чистыми» не водятся.   
       Часики тикали. Монах не унимался, и по всему было видно, закончит не скоро. Единственного и неповторимого нашего ангела, с её трогательным, утешительным  взором он игнорировал напрочь.  Делать нечего. Перерыв. В таком плачевном состоянии он вряд ли способен к  переговорам. Может, играет? Слишком эмоции сильные, как у  закоренелого преступника перед казнью. Явный перебор. На дурака вроде не похож. Глаза хитрые. Лицо плачет, а глаза отдельно. Да всё он понял, чего от него требуется. Какой – то свой интерес  имеет. Резину  тянет. Ну, не пытать же его, раскалёнными угольями….  Ждём просветления сознания.
       Однако Лёша смотрел на всё это безобразие  гораздо проще, и  ситуацию с «задержанным»,  оценил, как не достаточно критическую.  Женю он предусмотрительно отправил подальше к тенистым  деревам и перешёл в наступление: « Чего ты ноешь? Кто тебя трогает?  Братья славяне, по - человечески просят тебя помочь в пустяковом деле, а ты истерику закатываешь. Да разве, так можно! Насколько я помню, Иисус  велел  помогать всем  страждущим. Что ж ты божьему учению - то  противишься? Вероотступник!»  Монашек на секунду замер.  Испугано взглянул на меня, потом на небо. Не встретив должного участия,  жалобно всхлипнул, и запричитал: « Господи Иисусе…!  Отпустите меня люди добрые. Ну что я вам сделал!»  Лёша посмотрел на часы и спокойно так произнёс:  «Считаю до трёх. Не успокоишься, я не знаю, чего я с тобой сделаю…. Раз…».  Подействовало моментально. На счёт … «два», он притих. Протёр зарёванные глаза, размазал по лицу остатки горьких слёз. Грустно улыбнулся.  Торжественно закинул голову в небо. И… не отрывая глаз от синих небес, неожиданно произнёс: «Напали, как вороги, на спящего, убогого монаха и помощи требуют».  Сказанное прозвучало не громко, но вполне понятно. Как  сценическая реплика в зрительный зал. Лёша сурово посмотрел на него и сказал : «Давай без предисловий. Ближе к делу». Монах  состроил  печальную мину, перекрестился пару раз и приступил к изложению диспозиции.
  - Начать с моста…? Луг пропускаем? Значит так!  …  Минуем мост…. Одна тропинка бежит на право, к святому  источнику, другая  на лево…  к чёрному камню….Колдовское место. Нечистое…. Батюшка святил его не раз…. Да всё впустую. Сразу заявляю,  выхода наружу там нет, даже не надейтесь. Зато имеется кованная железная ограда,  высотой в два человеческих роста. Стоит намертво. Не гнётся, не ломается. Лично мною проверено. Я тут всю округу излазил. Нет, братья, отсюда  не выбраться …. А вы, кстати,  каким, таким  образом, проникли в наши монастырские угодья?  Ворот и калиток здесь нету. Одни неодолимые заборы.
- А ты чего такой любопытный?  Не беспокойся!  Нам твои заборы  не преграда. Сам - то, как здесь очутился? Вдали от монастырских  забот.
- А у меня тайный  ключ от задних ворот имеется. Нынче  губернаторский сынок венчается, так  по такому случаю  всем монахам послабление вышло. Братья по кельям разбрелись, а я сюда. До вечера никто не хватится…. Чуть не забыл. Сейчас монашки с Покровского монастыря за святой водой пойдут. Надо - бы пропустить. Не дай бог пересечёмся, крик подымут.
- Ждём ещё четверть часа, и выдвигаемся.
- Люди добрые, возьмите меня с собой. Век за вас молиться буду. Измучался я здесь. Братия надо мной насмехаются, прохода не дают. Работой самой чёрной нагружают, кормёжка скудная, всё больше молитвами питаемся. Я ж сирота круглая. Один в целом свете. Сюда по глупости своей угодил. Утомился я скитаться по России - матушке вот и прибился к монахам. Надеялся спокойствие  здесь обрести. Опять же в солдаты не загребут и крыша над головой.  Да, ка -  бы я знал, как всё обернётся, ноги бы здесь моей не было. Не моё это всё. Ох, не моё.  Я свободу люблю. А здесь каторга сибирская.
-   Как тебя звать, величать?
-  Андрей … Михайлович.
-  Мы бы взяли тебя с собой, дорогой  Андрей Михалыч,  да у нас у самих жизнь не сахар. Сеем разумное, доброе, вечное,  а пожинаем, по большей части, скромные аплодисменты. У артистов горек хлеб. Куда тебе с нами?  Дом на колёсах, одежда из старых реквизитных сундуков, зной, стужа, да грязь дорог. Вот и все наши богатства.  Ты уж терпи как – то. Бог  увидит – вознаградит.
- На бродячих артистов вы не похожие. Что ни говорите, не верю я вам. Инструмент музыкальный, вижу, имеется. Одежда чудная на вас одета…, и не такое видали.  Здесь всё сходится. Спору нет…. Только меня на мякине  не проведешь. Не в нужде вы живёте. Слишком гладкие вы для бродячих затейников. Ну, да ладно, не хотите брать меня с собой, бог  с вами. Тогда разъясните, зачем  к чёрному камню тайком  пробираетесь? Что за охота такая, к нечистым местам?
- В народе говорят мох у камня чудодейственный.
- Брешут. Камень, как камень. Чёртом меченный… Выбираться – то, как будете?
- Через Покровский монастырь… Нас послушница выведет.
       Монах замолчал. Ушёл в себя, как в глухую оборону. Крепкий орешек, что и говорить. Не более 10 минут назад  мы не знали,  как успокоить  этого плачущего неврастеника, а теперь перед нами сидел  двадцатилетний  молодой мужик  в рясе, с лицом не страдальца, а воина.  Незабываемое  выступление,  которое он преподнёс нам в качестве  импровизации, закончилось  без аплодисментов. Не оценили. Ловить  здесь больше нечего…. Теперь, того и гляди,  завернёт  нам какую – ни будь поганку.