Когда... 15. Мухомор

     Обычно авторы начинают свои истории со слова "Однажды"..., а я попробую немного изменить эту традицию и начну свои рассказы со слова "Когда"...




     Гордость без границ.

     Когда Тарасик случайно увидел расценки трансплантологов, то неимоверно обрадовался. Да я же почти миллион американских карбованцев стою: почки, печень, сердце, роговица глаз и другие, нужные для пересадки органы. Сколько же это будет в наших гривнах? Он взял калькулятор и совершил акт математического суицида - более 40 миллионов! Да я ж миллионщик, Солоха меня забери.
     Он французским петухом прошёлся по комнате, сел в кресло и вальяжно перекатился с одной половинки филейной части на другую. Вот я какой богатый. Он хотел встать и показать фигу зеркалу, но тут его шибануло и он беспокойно заёрзал на потёртой поверхности своим сидалищем, осознавая беспощадную действительность трансплантологии.
     Если трасплантологи займутся мной и плотно вникнут в мои органы, то это будет конец всем мечтам - моим мечтам. Печаль накрыла Тарасика. Это же надо, подумал обладатель шикарного чуба, столько денег ношу в себе, а наличности на шмат сала не хватает.






           Мухомор.


     Когда Эйрик "Кровавый" - ярл* Каупанга зашёл в палатку к берсерку** Олафу, то увидел, что Олаф сидит на пятой точке, со скрещёнными ногами и покачивается в такт своим завываниям.
     - Опять мухоморов обожрался?! Завтра со славянами биться, а ты, свинья, в транс, раньше времени выпал. Не смог до сечи кровавой дотерпеть, червивый галлюциноген тебе в печень. Башку, твою волосатую, срубить, что-ли? Нет. Не дождёшься. Я тебя, когда вернёмся домой, в тундру прогоню без выходного пособия и без еды. Посмотрим как ты там одними мухоморами питаться будешь.
     - Ладно, живи пока, - Эйрик безнадёжно махнул рукой и вышел из палатки.
     Когда его шаги затихли Олаф перестал качаться и выть.
     - Башку он мне рубить собрался - отморозок. Гляди как-бы тебя самого славяне на кол не посадили, - проворчал варяг.
     - Не посмотрю, что ты "ярл", подниму родную Каупангинщину против власти узурпаторской. Сам в тундру побежишь прятаться от гнева народного, впереди оленя. Я ещё подумаю насчёт завтра. Прошлый раз, когда мы со славянами бились, много наших берсерков неистовых полегло. Единицы только на свои драккары успели запрыгнуть и отчалить. У славян тоже свои "берсерки" есть. Чем они питаются перед боем - неизвестно, но ломают наших воинов как медведи хворост в малиннике...

     Луна стояла высоко и освещала небосвод. Настроение у приплывших к славянам, на очередную вылазку, было под стать погоде - светлое.
     Часовой Харринг только что заступил на пост и, уже было, собрался расслабиться и вздремнуть. Недалеко раздался волчий вой. Харринг подскочил и поднялся во весь рост. В ту же секунду, стрела, выпущенная чьей-то умелой рукой, пронзила его давно немытую шею. Часовой, не хрюкнув, осёл в заросли голубики.
     Из кустов вышли люди в волчьих шкурах, наброшенных на плечи. Мужчины были широки в плечах и высокого роста. Было видно, что они много тренировались для войны и единоборств.
     Воины бесшумно подошли к палатке. В лунном свете блеснули лемехи топоров. Один ловко нырнул внутрь. Там, на земле, в окружении морёных мухоморов, валялся берсерк Олаф, с подозрительно выпученными глазами и пеной у рта. Вошедший опустил топор.
     Наш человек, подумал он, хотя и викинг. Лежит себе спокойненько в нирване и получает удовольствие от жизни потусторонней. Такого даже убивать жалко. Пусть живёт, подумал воин.
     Подобрал и доел большой аппетитный мухомор и неспеша выполз из палатки. В это время остальные дружиники, неторопясь  и без эмоций, резали сонных залётных гостей. Ярла Эйриха, тяжело раненого, но живого, взяли в плен. Его прибытие в лагерь победителей, разнообразило весёлую вечеринку - он запрыгнул, как норвежский сокол, на остро заточенный кол, под радостные вопли разгорячённых участников пира...

     Прошло более трёх лет после битвы викингов со славянами.
     Однажды, холодным ноябрьским днём в норвежскую торп (деревню) вернулся берсерк Олаф. Он был истощён и утомлён дальней дорогой. Где он бродил три года и как вышел к родной деревне, было тайной даже для него самого.
     Без рассказов о перенесённых тяготах перехода и не слушая пошлых намёков на своё прошлое, он прошёл в свой обветшалый дом и заперся там...

     Вечером, перед самым заходом солнца, в забытой Одином*** норвежской деревне, можно наблюдать интересную картину: перед домом, на полугнилой скамейке, сидит старый седой берсерк, обёрнутый в старую шкуру медведя. Рядом с ним лежат галлюциногенные морёные мухоморы. Он, медленно пережевывая грибы, смотрит вдаль и шепчет, перед тем как впасть в очередной транс,
     - А на утро всё не так - нет того веселья, даже на кол натощак влезть готов с похмелья...


  Ярл* - знатный титул.
  Берсерк* - мифический воин.
  Один*** - Бог войны и победы.




           19.7.24.