Дневник беженца. Синдром смирения

Лето любит раздавать подарочные сертификаты на разные неприятности. И есть в нем что-то такое грустно обманчивое. Ждешь его по полгода, надеешься, планы строишь просто космические по размаху прогнозируемого счастья и надежд. А оно наступает наконец-то и в какой-то момент смотрит на тебя так ехидненько в приоткрытое окно и как самая подлая девица сообщает, что ничего оно лично тебе вообще-то не обещало. Вообще ничего. А как же… счастье? Хоть какое-то? Хоть немного?

Ладно, может быть, опять не сегодня. Просто пообещай, что скоро. Вот так, глядя в окно – пообещай!

А этим летом… Ладно, пусть будет это лето. Как есть. С комарами, жарой, полинозом и кухней, которая пахнет как баня.

В городе неуютно. И странное ощущение очень затянувшихся выходных. Временами на улицах совсем пусто, но стоит тишине затянуться хотя бы на шесть часов, все дворы заполняются праздно гуляющими людьми. Очень много людей. Как будто скоро парад, но никто не сказал – где. Вот и сидят все возле подъездов с телефонами в руках, следят за оповещением. И детей тоже много. Но у них просто лето.

И к звукам все начали относиться как-то иначе. Особенно, к ночным. Хотя… Может, и не все. Может быть, только я. Но когда не спится, то каждая ревущая машина напоминает сирену, а гудящие и бормочущие трубы (где-то в мире есть «хрущевки», в которых по ночам трубы не гудят и не заводят какие-то долгие и грустные истории?) – голос, который вдалеке что-то объявляет в ретранслятор. Мне даже иногда кажется, что этот голос какой-то особенно нервный. А иногда странно веселый – вот-вот запоет.

Со сном беда. И весна виновата с ее мигренями. И лето с духотой и комарами. И вечная тревожность. Потому и сон такой. То его нет вообще, то, кажется, я готова только спать. Например, в прихожей, где подстелено покрывало и есть уютное место для просиживания во время тревог. Или на лавочке во дворе, пока ребенок методично перекапывает песочницу – от бортика до бортика. Тут у него вулкан, тут Марианская впадина, тут пролетают метеориты и куда-то маршируют динозавры вместе с бульдозерами. Когда в песке обнаруживается что-то инородное, ребенок становится хохмачом. Его веселит моя мамская суета и моя общая тревожность, и неуклюжая манера сразу все ронять с причитаниями и вздохами.

– Мам, смотри… – в руке сжимается что-то коричневое. – Это ка…

И глаз сразу веселый.

Я ахаю, хватаюсь за сердце и влажные салфетки.

– Каштан это, мам!

Звонкий ликующий смех.

Ну и ладно. Значит, можно еще подремать. Под каштанами много комаров и они с особым аппетитом доедают мои щиколотки. Почти в любое время суток. И где-то постиранное белье пахнет морем, и по вспотевшей щеке капелька от виска – и убаюкивающе, и щекотно… Сейчас точно усну.

А потом хлопает дверка машины или кто-то из детей с разбегу пытается взбежать по скату грохочущей металлической горки, и сердце у меня тоже начинает грохотать. Мне кажется, что под его ритм можно было бы давать рок-концерт.

– Ребенок, а пойдем-ка… эээ… пообедаем?

Я трусиха. От грохота сон накатывает на меня еще сильнее, и хочется забиться улиткой в какую-то раковину и замуроваться там. Пусть вокруг будет что будет. А я буду спать. Но у ребенка немедленно начинаются торги, среди которых особенно жалостливо звучит «разочек, еще разочек» и грозно – «никогда есть не буду»!

И уходы с площадки превращаются в головоломку, в ходе которой нужно проявить смекалку и не попасть в ловушку детской казуистики. Я так однажды случайно уже пообещала собаку в обмен на съеденную котлету. Теперь уход с детской площадки мне может стоить еще и кота… И так стыдно теперь время от времени клятвенно заверять, что обязательно заведем, просто опять не сегодня.

Надеюсь, я не окажусь такой же обманщицей, как и это лето.

Я же еще верю. И собака будет. И море. И такое тихое лето, которое будет приятно вспоминать.

Только выспаться бы… Выспаться!

А то закрываешь глаза, укатываешься в дремоту, а потом – бах! – сердце стучит, колени дрожат и понять не можешь – приснилось? Правда… Приснилось?... Или нет? Мусоровоз, гром, детская горка? И день на день потом не похож, и ночь – на ночь. Только темноты начала бояться. И ночи. Как будто если зажигаешь свет на кухне или включаешь настольную лампу, сразу лезет что-то из окна – тревожное, склизкое, грохочущее. И сразу хочется сбежать в прихожую. Где нет окон. Где нет стекол. И где, хотелось бы верить, вообще самое безопасное место в мире. Только ретранслятор или труба заводят монотонное «бу-бу-бу».

Ночь не сплю. И во дворе сижу потом сонно. Телефон в руке.

Да, день сурка какой-то. Только числа почему-то меняются на календаре.

– Пойдем, ребенок. Пообедаем…

А пока мы идем через двор к двери подъезда, не без любопытства наблюдаю, как соседские дети пинают трухлявый пень. Большой, выбеленный морозом и солнцем, он уже почти рассыпался изнутри, но снаружи еще остался вполне прочный остов, в который сейчас летят пинки и удары камнями.

Ну, чем бы дитя не тешилось… Как говорится.

Ребенок дома начинает вечную пластинку. А когда на батуты? А на фонтан? А собака?

С зимы мир стал меньше игольного ушка. Что-то просто не работает. Пустеют привычные павильоны. Что-то – слишком далеко, и я не настолько храбрая, чтобы туда сейчас идти или ехать. В нашем распоряжении двор, несколько магазинов в шаговой доступности, площадки поблизости, с которых можно быстро убежать на дрожащих коленях и с колотящимся сердцем до ближайшего подъезда. И стоять там в толпе храбрящихся людей – они всегда спешат выйти за пару минут до отбоя, делая вид, что на самом деле им не страшно и они уверены в своем бессмертии.

– Потерпи, малыш, все будет! А хочешь, мы почитаем что-то?

– Про паровозы? – с надеждой уточняет ребенок.

– Хорошо, про паровозы!

И мы читаем книгу. Иногда в прихожей, иногда – сидя на диване. На самом деле мне уже не верится, что где-то в мире можно просто, не оглядываясь и не прислушиваясь, буднично чем-то заниматься. Например, можно прогуляться по городу. Я уже не помню, что так бывает. Без белых коробок с надписью «Убежище», куда днем загадочно убредают мужики с бутылками в руках и где тревожно жужжат мухи. Без бетонных загородок перед стеклянными витринами. Без мешков с песком возле окон. Без телефона, который как будто прирос к руке. Без каких-то посторонних мыслей. Просто – куда глаза глядят и где может быть интересно. И спокойно.

И желаний других не осталось – лишь бы больше не мониторить новостную ленту в надежде на что-то светлое. Засунуть телефон поглубже в карман и просто гулять. И спать. И ничего не планировать панически, когда нет никаких запасных вариантов на жизнь. Никаких. От всего на свете не убежать. От ночного «Бах!» в голове точно уже нигде не спрятаться.

И каждый день похож на вчерашний или завтрашний – как двойник. Эмоционально. Хотя внешне – совсем не похож. Например, вот эта вечная подготовка к параду во дворах. Чередующаяся с полным запустеньем. Некоторые дни стали очень похожи на утро первого января. Когда на улице никого. Только мы, голодные, а потому храбрые, выбираемся в магазин.

– Мам, а это что? – ребенок замирает возле каждой кочки, травинки, мечтательно рассматривает провода или лики на горизонте. Нашел время… Тревожно, пусто. И вот есть же тебе дело рассматривать насекомых именно сейчас!

– Это муравей.

На муравья, впрочем, не смотрю. Смотрю в телефон.

– Мурувей… – переиначивает на своей лад. – А там что?

– Это после грозы ветка упала.

– Ура! Ветка! А там что?

– Телевизионная вышка.

– А! Это как люк… Телевизионный?

– Нет, люк канализационный.

– А вышка… канализационная?

Перепутал все. Но уловил точно. Канализационная, телевизионная – действительно, много ли разницы? Наверное, твоими глазами, ребенок, этот мир очень интересный. И не такой уж и пустой. Ведь можно радоваться даже упавшей ветке.

А мне опять хочется спать. В павильоне магазина по традиции оба сильно зеваем. Привычка стала настолько сильной, что ребенок иногда начинает зевать первый. Как будто и он не выспался. Но я действительно так хочу спать… Так сильно хочу спать…

Недавно вычитала, что в Швеции (почему в Швеции, мне всегда казалось, что это счастливая страна?!) с конца девяностых регистрируется странная болезнь. Страдают ею зачастую дети беженцев. Дети, которые считались адаптированными – выучили язык, учились в школах, активно влились в сообщество – вдруг как будто отключались от внешнего мира. Сначала становились апатичными, меньше говорили, двигались и, в конце концов, становились полностью невосприимчивыми к физическим стимулам. Кома у некоторых длилась месяцами. Они как будто гасли. Уходили в себя, подальше от этого страшного мира.

Ничего страшного вокруг не происходит. Но это же не значит, что ничего не происходит и с тобой. С твоим миром. Твоей жизнью. Твоим осознанием всего происходящего.

Мой ребенок счастлив и не боится просто потому, что он в том счастливом возрасте, когда еще веришь в родительское всесилие. Что на разбитую коленку будут дуть, ушибленный пальчик целовать, над упавшей веткой можно будет просто посмеяться, восторженно восхищаясь мощью природных явлений. И что это решит все проблемы.

А когда разбито мое колено, мне хочется просто уснуть. И пусть все закончится как-то без меня. Ведь все когда-то заканчивается. Правда?

И ночь однажды не будет просачиваться из всех щелей, а будет манить звездным небом.

А пока… Только игольное ушко двора. Поход в магазин как маленькое приключение. И муравей, бегущий по дорожке. И упавшая ветка…

Говорят, что нужно ценить даже что-то очень крохотное. Да и в целом – просто все ценить. Ветку, пень… Уже даже и не знаю – что.

На детской площадке между тем к делу избиения трухлявого пня уже присоединились и взрослые. Забавно, почти всякий, проходящий мимо, пытается расшатать этот гнилой зуб, торчащий из земли. Кто-то – сильнее, кто-то – деликатно. Как будто просто проверяя, держится ли еще? Стоит ли?

Не могу удержаться и, проходя мимо, украдкой оглядываясь на соседские окна, тоже пинаю этот выбеленный солнцем пень. Он не поддается. Но мне вдруг становится легче. Пинаю еще и еще. Выдыхаю. Иду готовить суп.

Надо избавляться от привычки ставить себе диагнозы. Психи никогда не верят, что они – психи. Так что если я думаю, что я псих – еще не все потеряно.

На кухне пахнет баней. Лето ехидно смотрит в окно. Ничего не обещает и как будто даже немного дразнится.

Все пинают пень. Всем легчает. И ко дню Петра и Павла он превращается совсем в труху.

В очередной раз, проходя мимо, по-соломоновски думаю, что это лучшее напоминание о том, что все проходит.

Главное – выспаться. Однажды обязательно. Когда будет тихо.

Обязательно будет!


Поддержать автора
2202 2023 3930 9985