Атланта. Глава 6. 9

Утром одного июльского дня поезд заблаговременно прибыл на вокзал Атланты. Уладив кое-какие дела после получения телеграммы, Гордеев пребывал не в лучшем расположении духа, а тут ещё и этот ливень с грозой как назло.

Каждая остановка, каждый перекресток, объявляемые кондуктором во время пути, носили имена былых сражений. В иное время это вызвало бы у него воспоминания о войне и тех лишениях, которые пришлось перенести ему в лагере для военнопленных.

Теперь же его голова была забита совсем другими проблемами, и сейчас ему было далеко не до «пустой» сентиментальности.

Середина лета 1871 года выдалась особенно дождливой. Не успел хирург покинуть экипаж, и расплатиться с извозчиком, как на него обрушился такой сильный поток дождя, что не горя желанием портить свой костюм, мужчина подхватил свой саквояж, и ринулся в сторону крыльца госпиталя, чтобы скрыться там под навесом. Все кругом покрылось дождевой завесой, и с улиц повеяло прохладой.

Надеясь переждать ливень возле лестницы, Гордеев посмотрел на небо, дабы удостоверится, сколько времени ему придется здесь простоять. Однако там и не дождавшись окончания дождя, он вдруг покинул крыльцо и зашел внутрь здания. По крайней мере, до момента, когда ливень закончится, за это время он успеет объясниться с начальством, и передать ему свою просьбу.

— Мне нужно видеть Жукову Лидию Гавриловну! — грозно выкрикнул он, представ перед взором перепуганного секретаря.

— У вас к ней что-то серьёзное? — осведомилась Зоя, таращась на «светилу».

От такого взгляда Гордеев почувствовал себя глупо. Он ехал сюда, потратив почти половину суток на поездку, а какая-то секретарша останавливает его прямо у дверей начальство, спрашивая, что произошло. Он не обязан был ни перед кем отчитываться.

— Да, у меня к ней неотложное дело, — буркнул хирург, продолжая сверлить испуганную женщину свирепым взглядом.

— Вам назначено явиться? — неопределенно спросила она, не зная, как держаться со столь вспыльчивым человеком, чтобы не привести его в ещё большую ярость.

— Нет! Не назначено! — рявкнул он так, что у секретарши зазвенело в ушах.

— Ну, знаете ли, может, меня это и не касается, — осторожно заметила она, — но я должна вам сказать, что шансов попасть к ней у вас было бы больше, если бы вам было назначено заранее.

— Назначено или не назначено, но мне надо её видеть! — закричал «светило», для пущей убедительности стукнув кулаком по её столу.

Не особо уверенная, что Жукова вообще будет рада кого-либо сегодня принять, Зоя попросила его не беспокоить почем зря «начальство», но Гордеев даже не стал её слушать, с недоумением уставившись на обеспокоенную секретаршу.

— Скажите ей, что пришел Александр Николаевич Гордеев, — заявил он во всеуслышание, не желая терять ни одной лишней минуты на пустые препирательства с этой женщиной. — Она меня хорошо знает.

Зоя ушла и, вернувшись через некоторое время, попросила его следовать за ней.

Очутившись на пороге кабинета, она произнесла несколько пояснительных слов, как бы слагая с себя всякую ответственность за последствия столь неожиданного визита, и предоставив Гордееву возможность вести дальнейший диалог самостоятельно, с невозмутимым видом покинула помещение.

Отвлекшись от изучения документов, лежавших на её столе, Жукова указала ему на кресло, после чего покинув свое место, подошла к окну, чтобы закрыть створки.

На улице начался град, и шум, воспроизводимый падением мелких крупиц льда на крышу, отвлекал её от серьёзной работы. 

Нетерпеливо опустившись в кресло, хирург безразличным взглядом окинул богато убранный кабинет с дорогой мебелью и обилием на стенах картин.

— Ну, Александр Николаевич, — обратилась наконец к нему Жукова после непродолжительной паузы, продолжая перебирать документацию, — с какой просьбой вы пожаловали ко мне на этот раз?

— Я пришел спросить вашего совета, потому что вы единственный здесь человек, с которым я готов говорить здесь откровенно, — спокойно доложил он, устраивая руки на подлокотниках кресла. 

— Вы говорите загадками, Гордеев, — сказала она, и тут что-то холодное сверкнуло в её глазах, скрытыми за стальной оправой очков, — а такие унизительные речи столь прямолинейному человеку совсем не к лицу.

— На что вы намекаете? — запинаясь, пробормотал он. — Кто-то осмелился меня оклеветать?

Взяв в руки линейку из слоновой кости, женщина принялась легонько постукивать ею по столу. Ливень за окном только усилился.

— Я потеряла к вам всякое расположение, — глухо произнесла она, не сводя с него глаз. — Как вы знаете, репутация моих подчиненных всегда играла для меня важную роль наряду с дисциплиной и уровнем компетентности в своей сфере. И если раньше я ещё готова была терпеть ваш несносный характер, то слухи, которые ходят в городе о вас в последнее время, меня уже вряд ли оставят равнодушной к тому, что происходит в вашей жизни.

— Вы имеете в виду мою недавнюю выходку в пабе?

— Это, конечно, сумасбродство, но зная ваш характер… Вы побывали в плену, пережили немало тяжелых моментов, поэтому не думайте, что я хочу вас упрекать…

— И кто же, интересно, успел поставить вас обо всем в известность?! — спросил он, однако так и не дождавшись от неё какого-либо внятного ответа, внезапно сам для себя все уяснил.

Без хитроумного Степанюги тут дело не обошлось. Кто ещё в этом госпитале мог ненавидеть его с такой силой, как не этот тип, всегда видевший в нем своего конкурента.

После того как Чехова вышла замуж за Рудаковского и переехала в дом к мужу, а Глеб, выстроив для себя особняк, со временем тоже покинул Степанюгу, пообещав изредка к нему наведываться, Семен Аркадьевич принялся за обустройство своей личной жизни. И остановив выбор на Тонечке Лебедевой, совершено измотанной жизнью молодой женщине, предложил ей поступить к нему на службу в качестве горничной.

Мгновенно ухватившись за эту возможность, она ответила ему согласием. Со временем старый и слегка плутоватый добряк, любивший выпить по утрам кофе, несмотря на склонность к гипертонии, пришелся Лебедевой по вкусу и, получив от него в один прекрасный момент предложение руки и сердца, не раздумывая, быстро согласилась пойти с ним под венец.

— Я никогда не бью лежачего, — спокойно проронила Жукова, — но слышать дурное о самом «гениальном» докторе нашего госпиталя мне не очень приятно. 

— Ладно, не обижайтесь, — отмахнулся от неё Гордеев, не до конца понимания, куда она клонит. — Просто эта тема настолько больная для меня, что подозреваю, что без вмешательства со стороны Семена Аркадьевича тут дело не обошлось.

— Кстати, с того момента, как вы стали работать в нашем госпитале, Семен Аркадьевич старается вас всюду избегать. Вот и сейчас его нигде нет. Вы случайно не в курсе, куда он мог запропаститься?

— Вы это у МЕНЯ спрашиваете? — удивился «светило». — Я ему что, поводырь?

— Постыдились бы так отзываться о своих коллегах.

— Мне иной раз самому становится стыдно за свои высказывания, но ничего поделать с этим не могу.

— Странный вы человек, Александр Николаевич… — посмотрела на него, поигрывая линейкой. — Ваша душа для меня — потемки. Знаете, ещё минуту назад я хотела отказать вам в поддержке, но сейчас чувствую, что не могу этого сделать.

У хирурга засверкали глаза. Все это время он внушал себе, что Жукова должна ему помочь, ведь во время войны ему пришлось проделать столько работы, что этот его «подвиг» не мог оказаться ею незамеченным. Каким же было его удивление, когда вместо того, чтобы предложить ему ответственный пост в Атланте, женщина намекнула на сельскую больницу в Арканзасе.

«Там есть все, что вам надо для хирургии» — доложила она, пытаясь заманить его в эти края, но будучи погружен в собственные размышлениям, Гордеев её уже не слышал.

Арканзас! Тишина сельской больницы! Для «светилы» американской медицины! Хуже унижения даже представить себе было нельзя. 

— Спасибо за «помощь», — процедил он, решительно поднимаясь с кресла, чтобы поблагодарить её за потраченное на него время. 

— Куда же вы? — удивилась Жукова.

— Извините, что потревожил. Если ничего другого вы предложить мне не можете, то не буду отнимать у вас время.

— Сидите, Гордеев, сидите! — прикрикнула она тотчас на него, впервые сталкиваясь в своей жизни со столь несговорчивым типом. — А то вспыхиваете сразу, как сухой трут!

— Что поделаешь, с волками жить трепетной ланью не получится, — сожрут. С этого дня я должен вам объявить во всеуслышание, что покидаю Атланту. И боюсь, что навсегда.

— Вот как? — хмыкнула Жукова, приподнимая бровь. — И куда же вы намерены отчалить?

— А это уже мое дело, — отрезал он.

— Это вы пытаетесь мне так «ласково» угрожать? — иронично переспросила она.

— Нет, но подумайте над моими словами, Лидия Гавриловна: что потеряю я — потеряете и ВЫ.

— Вы — это не потеря, Александр Николаевич, — ядовито молвила Жукова, слегка откидываясь в кресле. — Вы — это скорее избавление.

— Да не вопрос, уйду без хлопа дверью! — его ярости не было предела.

— Вы очень специфический хирург, — внезапно отозвалась она, — чьи замечания ещё нужно уметь воспринимать.

— Просто я не собираюсь от кого-либо зависеть, а чтобы подчиняться, нужно научиться быть рабом. Мне это не дано, — сказал «светило», решительно направившись к выходу.

Ливень за окном давно закончился, и ему больше не хотелось здесь оставаться.

— Я давно заметила, что вы никого не боитесь и не поджимаете хвост, в отличие от некоторых, и всегда говорите, но таких людей обычно довольно быстро сбрасывают с дистанции. Стоит проявить себя, как вашу репутацию тут же запятнают и оболгут, а вам это надо? Поэтому я советую вам оставаться таким, как есть, но в где-нибудь другом месте.

— Благодарю за совет! — язвительно пробормотал Гордеев, и прежде чем захлопнуть за собой дверь, бросил начальству на прощание следующее: — Если вы можете спокойно заменить меня другим человеком, именно так и сделайте!

Глава 6.10

http://proza.ru/2024/07/22/746