Чтобы не утратить нить повествования, нужно обратиться к прерыдущим главам
Глава 17 «1992 год»
** Эпизод 1 «Кому независимость, а нам — разорение» **
Ну а с наступлением Нового 1992 года наступила и новая жизнь, неизведанная, предвещавшая всей стране и каждому в отдельности громадные перемены в жизни, а главное – исчезновение стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Изменилась вся страна. Произошёл распад СССР, и теперь мы начали жить в Российской Федерации. Галопирующими темпами росла инфляция, соответственно обесценивался рубль, цены росли как на дрожжах, меняясь вверх по 2-3 раза в день. В несметных количествах повсюду появлялись торговые ларьки и палатки, торговавшие и разнообразными продуктами питания, и всякими снадобьями, обещавшими исцеление ото всего на свете и тотальное бессмертие, и всякими шмотками китайского и турецкого производства, которые хлынули к нам, как только были распахнуты настежь границы страны. То, что ассортимент товаров стал крайне разнообразным, это, конечно, был большой плюс. Но то, что торговля была дикая, качество товара при его довольно-таки высокой цене низкое, и никто из торговцев за продаваемый ими товар никакую ответственность не нёс – это огромный минус, превосходящий многократно плюс от широкого ассортимента. На моё совершеннолетие дед Олег и бабка Дина в сберкассе делали накопление, которое должно было составить сумму 2000 рублей. Для времён стабильного СССР это были огромные деньги, но к концу лета 1992 года эти деньги очень обесценились, и когда мне исполнилось 18 лет, и я эти деньги обналичил, то смог купить на вещевом рынке, который в народе называли барахолкой, какие-то простенькие брюки. А ведь в лучшие времена СССР на 2000 рублей можно было обставить мебелью квартиру, или купить «Запорожец». Вот такая оказалась разница.
** Эпизод 2 «Если действительно хочешь, иди!» **
Во втором семестре первого курса университета куратором нашей группы Светланой Юрьевной Фирсовой (которая была лет на 10 старше нас, и все мои одногруппники называли её, словно старую подружку, Светка Фирсова), преподавателем кафедры «Оборудование и механизмы машин», был поднят вопрос о прохождении летней производственной практики. Место прохождения производственной практики мог определить для каждого из студентов сам университет, но и сами студенты могли определиться с местом прохождения производственной практики на том предприятии, которое выберут сами. Единственное, что необходимо было в этом случае – письмо-запрос от администрации предприятия с просьбой направить какого-либо конкретного студента для прохождения производственной практики на их предприятии. Конечно же я хотел проходить производственную практику во Владимирском троллейбусном управлении, но для этого нужно было получить от администрации письмо-запрос.
Своими мыслями я поделился с дедом Олегом:
- И что для этого нужно? – строго спросил дед Олег.
- Письмо-запрос из троллейбусного управления, чтобы меня туда направили, - неуверенно ответил я.
- Ну? – удивился дед Олег, - Значит тебе нужно сходить в управление и попросить их составить это письмо. Есть кто-то в троллейбусном депо, кого знаешь ты и кто знает тебя?
- Есть. Начальник второго депо Михеев, - неуверенно ответил я. Начальник троллейбусного депо № 2 Леонид Юрьевич Михеев действительно знал меня уже не меньше трёх лет, с тех пор, как я стал частым гостем в депо, и обращался ко мне «Юный друг».
- Ну вот, иди к своему Михею! – требовательно ответил дед Олег.
- Михееву, - всё так же неуверенно поправил его я.
- Ну Михееву! Под лежачий камень вода не течёт! – настаивал дед Олег, - Никто тебе не принесёт это письмо на блюдечке с голубой каёмочкой! Ты хочешь на практику в троллейбусное управление?
- Хочу, - всё так же неуверенно мямлил я.
- Значит иди! И добивайся! – старался поддержать меня морально дед Олег, - Иначе останешься ни с чем!
И я решил, что должен сходить к Михееву. Пока в университете у меня был полуторачасовой обеденный перерыв, я пришёл в троллейбусное депо № 2, но у меня не хватало смелости пойти к Михееву. Я 4 круга сделал по территории депо, и всё никак не мог решиться. На пятом круге, находясь на площадке напротив расположенной по соседству станции очистки сточных вод, я остановился, и вспомнил слова деда Олега: «Ты хочешь на практику в троллейбусное управление? Значит иди! И добивайся! Иначе останешься ни с чем!». И я начал размышлять: «Я хочу сюда на практику? Хочу. Значит надо получить письмо. Тогда надо идти к Михееву. Ой, страшновато как-то. Ну так и будь что будет, - и, набрав полную грудь воздуха и резко выдохнув, я решился, - Ну, пошёл!». И я, набравшись храбрости, ринулся в административный корпус, но, подойдя к двери кабинета начальника депо, храбрости моей почему-то поубавилось. Я снова оробел, некоторое время переминался с ноги на ногу у двери кабинета, но после всё-таки несмело постучал в дверь, приоткрыл её и заглянул внутрь. Прямо напротив меня за столом сидел Леонид Юрьевич Михеев:
- А-а-а, Юный Друг! – воскликнул он, подняв на меня взгляд и улыбнувшись, - Ну, проходи.
- Здрасьте, Леонид Юрич, - робко поздоровался я.
- Здравствуй, здравствуй, - доброжелательно ответил он, - Что тебя ко мне привело?
И я вкратце описал ситуацию с письмом-запросом, чтобы мне попасть на производственную практику в депо.
- Та-а-а-ак, - протянул Леонид Юрьевич, - Думаю, эта идея очень хорошая. Ну тут нам не обойтись без главного инженера. Пойдём наверх, - мягко скомандовал Михеев, и мы вышли из кабинета и, поднявшись на второй этаж,
оказались в приёмной начальника Владимирского троллейбусного управления. В приёмной у окна располагалось рабочее место секретаря, за которым сидела женщина, коротко стриженная крашенная шатенка в крупных очках внешне лет пятидесяти, которую, как оказалось, зовут Татьяна Александровна Файертаг. Напротив неё слева находилась дверь кабинета начальника управления, а под прямым углом к ней, у неё за спиной левее – дверь кабинета главного инженера управления. Леонид Юрьевич подошёл к двери с таблицей с надписью «ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР»,
закреплённый вверху, постучал, приоткрыл дверь и спросил:
- Александр Васильевич, можно?
- Да, да, Леонид Юрич, проходите, - донёсся из кабинета бархатный мужской голос.
- А я не один, - и Михеев, открыв дверь шире, подтолкнул меня за плечи, и мы вместе вошли в кабинет, - Это Александр. Я его давно знаю. Он очень интересуется нашим транспортом, учится сейчас в университете, и хочет летом производственную практику проходить у нас.
- Так, так, так! – с широкой улыбкой воскликнул главный инженер, - Это хорошо. Ну что ж, меня зовут Сарыгин Александр Васильевич. Я – главный инженер управления. И я конечно же не против того, чтобы к нам приходила молодая смена. Итак, вы пришли же сюда не просто так? – обратился Сарыгин к нам с Михеевым.
- Да, - мягко ответил Михеев, - Александру нужно от нас письмо, чтобы университет направил его к нам на практику.
- У-у-у-у, какие мелочи, - улыбаясь ответил Сарыгин, - Ничего сложного нет. В какой форме должно быть письмо? – обратился ко мне Сарыгин.
Я подробно описал, каким должно быть письмо-запрос, на что Сарыгин ответил, что через пару дней можно будет прийти сюда, в приёмную, и забрать письмо у секретаря Татьяны Александровны. Оказалось, всё очень просто. И теперь мне самому над собой стало смешно, и чего я боялся! Ведь нет ничего страшного в том, чтобы с улыбкой подойти к человеку и протянуть ему руку. И тогда все вопросы решаются без каких-либо проблем. И этот вопрос тоже был решён в кротчайший срок. Я принёс письмо-запрос из троллейбусного управления на нашу кафедру в университет. В итоге я получил направление на прохождение первой производственной практики туда, куда так мечтал попасть. И с тех пор робкий и нерешительный мальчик переродился в коммуникабельного энергичного решительного парня.
Производственная практика проходила после окончания в университете летней сессии, в июле-августе. Главный инженер ВМТУ Александр Васильевич Сарыгин сказал мне: «Чтобы стать настоящим специалистом, нужно обязательно пощупать городскую грязь, и чтобы она насыпалась за шиворот». И я был принят слесарем в троллейбусное депо № 2 на участок заявочных ремонтов. Я работал в бригаде вместе с действующими опытными слесарями, наравне с ними, в графике «сутки/трое». С ними я учился на троллейбусах менять передние ступицы, сальники задних ступиц, гидроусилители и гидронасосы рулевого управления, рессоры. Но главной моей задачей бригадир назначил замену передних пневмоподушек. Дело в том, что в основном передние пневмоподушки менялись с демонтажем переднего колеса. Но я был в то время миниатюрный и щуплый, и легко проникал под купол переднего колеса без его снятия. И как только на канаву заезжал троллейбус с заявкой на лопнувшую переднюю пневмоподушку (а с подобными заявками в то время троллейбусы приходили очень даже часто), бригадир громко кричал: «Шу-у-ури-и-ик! Твоя работа приехала!». Передняя ось троллейбуса поднималась на домкрате, колёса выворачивались в сторону лопнувшей пневмоподушки, и я с гаечными ключами нырял между вывернутым передним колесом и краем борта под купол колеса, откручивал сверху на площадке гайку питающей пневмотрубки и крепёжную гайку пневмоподушки и снизу два болта крепления основания пневмоподушки к передней балке, и выбрасывал снятую пневмоподушку наружу. Тем временем другая пневмоподушка слесарем уже была сплюснута для компактности и готова быть подана мне для установки. Таким образом при моём участии передние пневмоподушки менялись быстро с экономией времени. В университете мне выплачивалась стипендия, причём повышенная, так как у меня оценок ниже «хорошо» не было, но здесь за эти два месяца работы я получил свою первую зарплату, деньги, выплаченные мне за реальную работу! Подумать только! Мальчик, с детства грезивший троллейбусами, теперь своими руками занимался их ремонтом.
Глава 18 «1993 год»
** Эпизод 1 «Бешеной собаке 100 вёрст не крюк» **
А в начале 1993 года я сделал для себя открытие. Сразу после встречи Нового года мы с дедом Олегом поехали в Москву к бабушке Анне Антоновне. Естественно, зима, и ехали мы на электричке. До этого я как-то не обращал внимание на названия остановочных пунктов, особенно в Московской области, тем более что по Московской области электричка шла практически без остановок. Но в этот раз я почему-то обращал внимание, где мы останавливались на территории Московской области. И вот одна из остановок оказалась станция «Фрязево». Название мне показалось крайне знакомым, и я вспомнил, что ещё в детстве обращал внимание, что через Монино ходили электрички, конечным
пунктом у которых было «Фрязево».
- Дед! А вот «Фрязево», - начал я.
- Ну и что? - безразлично ответил дед Олег.
- А через Монино электрички идут тоже до «Фрязево». Это разные «Фрязево», или одно и то же?
- То же самое, - всё так же безразлично ответил дед Олег.
- Так какого ж рожна мы в Монино ездим через Москву? - удивился я.
- А ты что предлагаешь? - оживился дед Олег, обернувшись ко мне.
- Ехать через «Фрязево»! - начал доказывать я, - Если это одно и то же «Фрязево», доезжаем из Владимира до «Фрязево», выходим, и пересаживаемся на электричку, которая пойдёт через Монино! А то что ж мы петляем-то! Прям бешеной собаке сто вёрст не крюк.
- Ну ты сейчас навыдумываешь! - возразил строго дед Олег, - Тоже, заведёшь нас в болото, Сусанин!
- Да почему сразу «Сусанин»! - возразил я, - Ты сам подумай: ну если это одно и то же «Фрязево», зачем мы в Монино прёмся, делая огромный крюк через Москву! А так ведь и по времени быстрее будет, и по деньгам дешевле, - подвёл итог я.
- Так, всё, не выдумывай! - оборвал дед Олег, - Как ездили, так и будем ездить!
«Да? Ну это мы ещё посмотрим! - подумал я, - Вот лето настанет, попробуем. Ты у меня как миленький в Монино поедешь через Фрязево. Я же живым с тебя не слезу». Занятия в университете закончились в начале мая, и до начала сессии у нас проводились подготовительные консультации, посещение которых было совершенно не обязательным. Всё зависело от того, насколько кому трудно даётся изучение материала и подготовка к экзаменам. Сессия начиналась с 1 июня и длилась весь июнь. В последнюю декаду мая мы с дедом Олегом вновь собрались ехать в Монино. Предстояло подготовить дачный дом к заезду в него бабушки Анны Антоновны на летнее проживание. И тут я решил применить на практике свой план по пересадке на станции «Фрязево». Во Владимире на вокзале в очереди в кассу мы с дедом Олегом
оживлённо спорили:
- Бери билеты до «Фрязево»! - доказывал ему я.
- Какое ещё «Фрязево»! - возмущался дед Олег, - Я же сказал: как ездили, так и будем ездить!
- Ну вот ты и езди как ездил! - возражал ему я, - А мне возьми билет до «Фрязево»! И посмотрим, кто и когда приедет в Монино, и в какое болото угодит! Да, и ключи от дачи мне отдай! Чего я буду на улице болтаться, ждать, когда ты доберёшься в Монино через свою Москву!
- Вот упёртый! - досадовал дед Олег, - Ну чего тебя тянет всё на какие-то приключения!
- Да какие же это приключения! - возражал я, - Это же самый кротчайший путь до Монино! Как ты это до сих пор ещё не понял!
- Ну ладно! - начал соглашаться дед Олег, - Возьму билеты до «Фрязево». Но если только окажется, что мы уедем в никуда, пеняй на себя!
На станции «Фрязево» две островных платформы было и тогда, есть и сейчас. Если смотреть от Москвы, то у правой платформы (№ 2) на правом пути (второй главный) останавливаются все проходящие электрички, следующие от Москвы-Курской, а на левый путь (№ 4) прибывают электрички, конечным пунктом у которых является «Фрязево». У левой платформы (№ 1) на правом пути (первый главный) останавливаются все проходящие электрички, следующие до Москвы-Курской, а левый путь (№ 3) электричками используется редко, и на него прибывают электрички с Ярсолавского направления, когда путь № 4 у платформы № 2 занят. Мы, как и положено, прибыли к платформе № 1 и
вышли из электрички с дедом Олегом на неё.
- Ну? И куда дальше? - возмущённо, осматриваясь по сторонам, забубнил дед Олег.
- Сейчас разберёмся! Не суетись! - ответил ему я.
Через все пути станции перекинут железобетонный пешеходный мост, соединяющийся с пассажирскими платформами лестничными маршами. У платформы № 2 на пути № 4 стоял электропоезд. Сейчас бы я по одному внешнему виду электропоезда и по приписке, наносящейся на межоконные простенки вагонов по середине, определил, куда отправится данный электропоезд. Если у него будет приписка «Жел-Дор», тогда он отправится до Москвы-Курской; а если у него будет приписка «Москва-2», тогда он поедет на Ярославское направление в сторону Монино. Но тогда в этом я ещё не разбирался, и побежал через мост на соседнюю платформу уточнить, куда поедет электричка. Деда Олега я оставил на той платформе, где мы вышли. Оказалось, что электричка отправится на Курский вокзал, а после её отправления на этот же путь придёт электричка с Ярославского направления, которая отправится обратно спустя 20 минут. У нас с дедом Олегом в запасе было полчаса. За это время мы поднялись на мост, спиной по отношению к Москве, и, повернув налево, попали в небольшое здание вокзала, где в кассе взяли билеты до Монино, после чего снова поднялись на мост. Электричка до Москвы-Курской уже ушла, а с Ярославского направления электричка ещё не пришла. Я стоял и всматривался вдаль, откуда должна была появиться электричка. А дед Олег стоял рядом, и, ёрзая, вертелся из стороны в сторону и бубнил, что вот мол сейчас здесь застрянем и вообще никуда не попадём. Вдали появилась электричка, которая следовала по прямой с Курского вокзала. Она шла на высокой скорости и быстро приближалась. Вдруг слева от неё с примыкания появилась ещё одна электричка, которая пересекла по мосту первый главный путь Горьковского направления, и, пристроившись к электричке, мчавшейся по прямой, стала двигаться с ней параллельно. Ура! Вот она, электричка с Ярославского направления! Я поспешил успокоить деда Олега, чтобы он перестал нервничать. Электричка, следовавшая от Курского вокзала, к платформе подъехала быстрее, совершила высадку/посадку, и уехала дальше, а электричка с Ярославского направления по параллельному пути ехала медленно, к платформе подъехала не торопясь. Народу на ней приехало очень мало, в отличии от проследовавшей электрички Горьковского направления. Точно так же мало народу в неё и вошло. До Монино предстояло проехать всего 3 остановки: «Лесная», «Колонтаево» и «Кашино». До самой станции «Монино» ветка была однопутная, только «Колонтаево» было чем-то вроде разъезда с ещё одним боковым путём и пассажирской платформой около него. Время в пути от «Фрязево» до «Монино» составило 40 минут! Ну с учётом получасового ожидания час 10. А если бы мы попёрлись через Москву, то от «Фрязево» до Курского вокзала только час пути! А там на метро по кольцевой линии надо ехать от «Курской» до «Комсомольской», а после выходить на Ярославский вокзал, отстоять очередь, купить билет до Монино, дождаться электричку, и ещё час 40 ехать. То есть таким путём мы экономили минимум 2 часа драгоценного времени! А дед Олег ещё упирался. И даже когда мы вышли из электрички на станции «Монино», он всё ещё никак не мог успокоиться и до самой дачи шёл и бубнил. Но таким маршрутом пользоваться регулярно у нас не получилось. Очень скоро из-за разногласий между Московской и Горьковской дорогами прямые электрички между Владимиром и Москвой были отменены. Тут же расплодились коммерческие автобусы, и зимой в Москву мы с дедом Олегом ездили на них. А летом нас выручал белый «Москвич».
** Эпизод 2 «Углубление во внутренности» **
Вторую производственную практику по уже проторённой в прошлом году дорожке я вновь оформил в ВМТУ. На этот раз я был поставлен на работу слесарем, но на агрегатный участок, где занимался ремонтом пневматических и гидравлических узлов троллейбуса. Я ремонтировал тормозные краны, тормозные камеры, краны уровня пола, клапанные головки компрессора, гидронасосы и гидроусилители рулевого управления, а также собирал те самые пневмоподушки, менять которые прежде всего было моей задачей на практике прошлогодней. Соответственно на практике я изучил устройство всех этих узлов. Самой нудной изо всех работ было притирание клапанов клапанных головок компрессора. Во время работы от постоянных ударных нагрузок по их краям формируются неглубокие вдавленные кольцевые буртики, вследствие чего их посадка в седло становится неплотной, и появляется утечка воздуха. Чтобы выровнять клапан, его надо отшлифовать. Делается это на специальной стальной шлифовальной доске, на которую наносится разведённый в масле шлифовальный порошок, и по нему вручную шлифуется клапан. На этот раз в течение июля и августа я работал на пятидневке, так как сменного графика у агрегатки нет. И тут я уже всё больше начал сталкиваться с обыденными производственными серыми буднями. Каждый день выполнение одной и той же привычной работы, и никакого разнообразия и новизны впечатлений, как это было в школьные годы. Небольшой перерыв на неделю у меня был лишь тогда, когда в конце июля пришлось отпроситься, чтобы поехать на уже традиционное празднование Дня Рождения бабушки Анны Антоновны. Эту традицию нарушать нельзя было никак.
** Эпизод 3 «А Вы Булкин?» **
Вообще, сама студенческая жизнь всё больше и больше становилась похожей на повседневную серую рутину. В отличии от школьного класса как такового единого коллектива не было даже в нашей группе, не говоря уже обо всём потоке. Мы уже стали взрослыми людьми, и не поддерживали контакт со всеми подряд, выбирая из огромной массы людей, находящихся вокруг, тех немногих, с кем у нас хоть как-то совпадали взгляды, стремления и цели. И таким образом изо всей группы в количестве 23 человека наиболее тесный контакт у меня сложился всего с тремя парнями. Это были: Лёша Плешанов, уроженец посёлка Пестяки Ивановской области; Лёша Шорыгин, уроженец города Кохма, что по сути является частью города Иваново, и туда даже от железнодорожного вокзала города Иваново ходят троллейбусы маршрута № 6; Вова Бачинский, уроженец украинского города Черновцы. С ними меня связывало стремление учиться, трудолюбие, усердие в постижении наук. Они проживали в одном из студенческих общежитий, расположенных вдоль улицы Мира в полукилометре от перекрёстка с проспектом Строителей. Я стал частым гостем у них в общаге. Плешанов и Шорыгмн были соседями по комнате № 630, а Вова Бачинский жил на этом же 6 этаже, но в противоположном крыле коридора, и его соседями по комнате № 602 были парни из нашей группы Саня Новожилов и Сергей Норкин, уроженцы посёлка Мстёра Владимирской области. Около нашей четвёрки вращалось ещё несколько человек, которые тоже как-то старались учиться, но давалось им это с большим трудом, и они постоянно приставали к нам с просьбами помочь им по тому или иному предмету. Это были уже ранее упомянутые Новожилов и Норкин, проживавшие в одной комнате с Бачинским, плюс: Сергей Серов и Костя Фефелов, уроженцы города Касимов Рязанской области; Лёша Зуйков из Рязани; Сергей Шутов, владимирец, проживавший на улице Верхняя Дуброва (в недавнем прошлом улица Ворошилова). Остальные как-то учиться особо и не стремились, вели праздный образ жизни с обилием спиртного в окружении девочек. Кстати, Лёша Шорыгин тоже был не против потусить вместе с этой компанией. Однако, он гений, и учёба давалась ему удивительно легко. Когда все из той компании «просыхали» и вдруг осознавали, что надо сдавать какую-либо курсовую работу или тем более на носу экзамены, они начинали судорожно метаться в поисках того, кто им поможет (не за бесплатно, конечно же) сделать ту курсовую, а сдавать экзамены им тоже помогали финансы. И только Шорыгин особо не утруждался. Курсовые он щёлкал как орешки на раз-два. А когда предстояла сессия, ему стоило бегло перелистать свои конспекты и литературу, и буквально полчаса, и он говорил: «Ну, мне всё понятно...», и шёл и сдавал экзамены на «отлично». В этом отношении и я, и Плешанов с Бачниским, прикладывали к этому немалые усилия. А наша разгульная тусовка, в которую мы не входили, нас особо не воспринимала, и мы были вечными объектами насмешек. Плешанова с издёвочкой называли «Лёлик-трудоголик». У Бачинского с ранней юности были проблемы со зрением, он носил очки, и из-за зрения вынужден был особо много времени уделять учёбе, так как у него очень быстро уставали глаза. Поэтому у него не было времени ни на какие гулянки. Но наша разгульная тусовка над ним потешалась, и дразнила «Бачинский не дрочит — Дрочинский не бачит» («не бачит» в переводе с украинского означает «не видит»). Был объектом насмешек и я. Конечно же мой крайне яркий интерес к троллейбусам не давал покоя нашей разгульной тусовке. Но этот интерес не вызывал откровенные насмешки в силу того, что я там уже проходил производственную практику и по сути стал штатным сотрудником ВМТУ. Мой интерес к выпечке, производимой в соседнем кафе «Новинка», усилиями нашей разгульной тусовки уже наложил на меня кликуху «Булкин», по сути ставшей моим псевдонимом. И не давало покоя тусовке, что я не употребляю спиртное и не гуляю с девочками. Если Вовке Бачинскому это «прощалось» из-за его слабого зрения, то у меня со зрением всё было в порядке. И тусовка сделала предположение, что я «голубой». И они на полном серьёзе предлагали мне познакомиться с каким-то реально «голубым» парнем, обучавшемся по какой-то другой специальности. Я устал
отбиваться от их назойливости в этом вопросе:
- Да отстаньте от меня со своим голубым! - отмахивался от них я.
- Не, ну если ты с девчонками не гуляешь, тогда тебя парни интересуют, - доставал меня заводила по этой теме Дима Дёгтев, у которого была кликуха «Маха», и уже в том юном возрасте на его лице лежал откровенный отпечаток от изрядно употреблённого количества спиртного, - Ну чё, он тоже педик. Вам будет вдвоём интересно.
- Дим, а у тебя больше никакие более полезные мысли в голову не приходят? - он меня явно раздражал, - У тебя помимо потрахушек есть ещё какая-нибудь тема?
- Ну давай выпьем, что ли, - подытожил Маха.
- Нет, Дим, я сюда поступил не для того, чтобы накачиваться спиртным. Это уж как-нибудь без меня, - отрезал я.
В общем и целом, все эти домогательства и насмешки меня никак не обижали. Я видел впереди свою цель в виде становления полноценным специалистом и приложения своих знаний к любимому виду транспорта. А помимо этого был уверен, что совать свой нос в чужую личную жизнь, и тем более в жизнь интимную, есть верх бескультурия. Но вот с той кликухой «Булкин», которая ко мне приклеилась благодаря тусовке, и которую ко мне применяли все, даже Плешанов, Шорыгин и Бачинский, был связан один забавный эпизод. Я вполне успешно шёл в плане успеваемости по таким точным предметам, как «Сопромат» и «Детали машин и механизмов», и любые расчёты и лабораторные работы выполнял быстро. На выполнение лабораторной работы регламентировалась по времени та самая пара, то есть полтора часа учебного времени. Но я укладывался и за половину пары. Тех, кто с заданием справился, преподаватель отпускал, и в запасе был практически час до начала следующей пары. А если эта лабораторная работа (или как их сокращённо на студенческом сленге называли «Лаба») была парой перед большим обеденным перерывом, то до начала следующей пары время увеличивалось и составляло более чем 2,5 часа. Если у меня в запасе был час, я ездил в троллейбусное депо № 1. И вот как-то раз уже на третьем курсе, осенью 1993 года, погода была дождливая, и я естественно взял с собой зонт. Первая пара у нас как раз была «лаба», которую проводил преподаватель, которого звали Илья Львович по фамилии Кац. Это был пожилой дядька с забавной внешностью: курносый, слегка раскосый, с густыми волосами на голове с проседью, зачёсанными назад, и не очень складной фигурой с широкими бёдрами и ногами в виде буквы «Х», что придавало его походке раскачку в стороны. Я выполнил задание за половину пары, Кац проверил результат и меня отпустил, и я ушёл. За час свободного времени я успел съездить в первое депо, не торопясь, полностью запечатлеть состояние дел, и вернулся обратно. Следующая пара у нас была какая-то лекция. Кабинет был
закрыт, вся моя группа стояла в коридоре у окна.
- О-о-о-о! Булкин! - закричали они хором, увидев меня, появившегося в коридоре из-за угла, - А у тебя всё на месте?
- А что у меня может быть не на месте? - удивился я
- А руки у тебя не слишком пустые? - и тут я сообразил, что у меня с собой нет зонта.
- Блин! Зонт! - спохватился я.
- Иди к Илье. Ты оставил его там.
И, пока ещё было время, с учётом того, что кабинет, где проходила та «лаба», был в этом же корпусе этажом ниже, я отправился туда. Дверь в кабинет была открыта, но в кабинете на первый взгляд никого не было. Я вошёл. Из тёмного
дверного проёма в препараторскую появился Илья Львович в своём чёрном рабочем халате.
- Мне сказали, у Вас остался мой зонт, - начал я.
- А Вы Булкин? - спросил Кац, протянув руку к столу на кафедре, достав из него мой зонт и сжав его обеими руками.
- Нет, я не Булкин, - ответил я.
- Тогда зонт не Ваш, - констатировал Кац и убрал зонт себе за спину.
- Нет, зонт как раз мой, - начал объяснять я, - Только я не Булкин. У меня другая фамилия.
- Ну раз Вы не Булкин, значит зонт не Ваш, - подытожил Кац.
- Нет, зонт всё-таки мой, только я не совсем Булкин, - попытался я растолковать ситуацию подробнее, - Фамилия у меня другая, но все называют меня Булкиным.
- Так Вы Булкин или не Булкин? - вытаращив глаза, недоумевал Кац.
- Ну я же говорю: я и Булкин, и в то же время не совсем Булкин, - старался покорректнее разъяснить я, - Но зонт это мой!
- Ну как же зонт Ваш, если Вы не Булкин? - удивлённо произнёс Кац, - Вот я Вам сейчас зонт отдам, а придёт настоящий Булкин, и что тогда я скажу?
- Булкин как бы уже пришёл и стоит перед Вами, - доказывал я Кацу, - Так что давайте уже зонт, а то у меня скоро пара начинается.
- Ну хорошо, - согласился Кац, - Я Вам зонт отдам. Но если придёт настоящий Булкин, я ему скажу, что зонт у Вас.
- Не переживайте, Илья Львович, - успокоил я старика, - Настоящий Булкин уже не придёт.
Кац отдал мне зонт, и я удалился. Поднявшись этажом выше, я обнаружил свою группу всё так же стоящей у окна в ожидании, когда будет открыт кабинет. До начала лекции оставалась пара минут, но преподавателя до сих пор не было.
- Что вы ему наговорили?! - начал возмущаться я.
- Он проходил по ряду, увидел твой зонт, - начал рассказывать Юрик Прокофьев, - И спрашивает: «Чей зонт?». Ну мы и закричали: «А-а-а, это Булкина!».
- Ну, молодцы какие! - укорял я их, - А он мне зонт отдавать не хотел, чуть ли не паспорт спрашивал с меня с подтверждением того, что я Булкин. Вот если бы он мне зонт не отдал, вы, умники, сами бы к нему пошли, и доказывали бы ему, что ввели старика в заблуждение.
- Но он ведь зонт тебе отдал, - высказался Гоша Сухоруков.
- Да, отдал, - подтвердил я, помахав зонтом, - Но при этом он перестраховался и сказал, что если придёт настоящий Булкин, то он скажет ему, что зонт у меня.
После моего рассказа вся группа хохотала, держась за животы. Мне и самому стало смешно. Но с другой стороны от смешного до печального здесь один шаг. Некорректно отозвавшись о человеке, можно мало того, что больно его ранить, ещё и что называется сослужить ему медвежью услугу, когда он окажется лишён чего-то, что ему принадлежит по праву.
Глава 19 «1994 год»
** Эпизод 1 «Техотдел» **
Третью производственную практику я снова оформлял в ВМТУ. Она назначалась после окончания третьего курса, и я её проходил в июле-августе 1994 года. На сей раз местом прохождения практики для меня был назначен технический отдел ВМТУ. Начальник отдела Алла Анатольевна Бродяная встретила меня очень радушно. В её внешности я увидел знакомые черты, и фамилия мне тоже была знакома. Оказалось, мы с её младшей дочерью Галей учились в одной школе в параллельных классах. До восьмого класса мой класс был «Д», а у Гали – «Г». Галя была очень умной девочкой, и лучше всех решала задачи на сообразительность, и наша учитель алгебры/геометрии Ольга Дмитриевна Никифорова, задавая подобные задачи, после спрашивала, решил ли кто-нибудь задачу, и как решил, и всегда говорила: «А вот Галя Бродяная решила». Естественно, в десятый класс Галя была принята в «А» с физико-математическим уклоном. Внешне Галя была крайне похожа на маму, что откровенно бросалось в глаза. Как оказалось теперь, Галя уехала в Новосибирск, на родину Аллы Анатольевны, в силу того, что влажный климат центральной полосы негативно сказывался на её, как оказалось, ослабленном здоровье. Там Галя поступила в ВУЗ и успешно «грызёт гранит науки», в чём я ни капли не сомневаюсь. Благодаря Алле Анатольевне я получил информацию о технических нормативах эксплуатации троллейбуса, связанных с периодичностью проведения планово-предупредительных ремонтов (сокращённо ППР), их видах и технологии их проведения, познакомился с подробными чертежами узлов и агрегатов, получил представление о контроле за соблюдением технологии проведения ППР и заявочных ремонтов. Плюс я узнал, что такое «Целодневные простои» и «Пробег», и благодаря чему с 1994 года берёт начало мой архив владимирских троллейбусов. В подчинении у Аллы Анатольевны было ещё три сотрудницы: два техника Татьяна Николаевна Новикова и Вера Геннадьевна Муравьёва, и инженер Галина Николаевна Колобова. Татьяна Новикова и Вера Муравьёва ко мне питали некие тёплые чувства и всячески мне помогали, в том числе и в сборе информации по троллейбусам. А вот в отношении Галины Николаевны ощущалось некоторое пренебрежение. Галина Николаевна была лет на 15 старше меня, и до перехода в технический отдел работала мастером участка заявочных ремонтов. Возможно, с высоты своего старшинства по возрасту и практического опыта она относилась ко мне не слишком серьёзно. А в середине июля поступило 5 новых троллейбусов, и я от технического отдела был направлен принимать их в процессе разгрузки с железнодорожных платформ на грузовой площадке 3 километра Тумской линии. Мне предстояло принять их внешний вид (сюда входила целостность лакокрасочного покрытия и остекления кузова), комплектность ЗИП-ов и кузовного оборудования, состояние шин, а также проверить техпаспорта, чтобы указанные в них заводские номера совпадали с заводскими номерами на кузовах. Это была большая ответственность, и я чувствовал себя немного неуверенно. Но рядом была Татьяна Николаевна Новикова, и это меня успокаивало. А затем я контролировал процесс подготовки этих новых троллейбусов к эксплуатации. Для этого в течение дня приходилось ездить между обоими троллейбусными депо. Но мне это было не в тягость. Троллейбусы были производства не троллейбусного завода имени Урицкого, а минского завода «Белремкоммунмаш». Они практически ничем не отличались от ЗиУ, за исключением того, что вместо фермового основания кузова у них были швеллерные рамы, что в условиях наших крайне убитых дорог, густо усеянных глубокими неровностями, делало их кузова гораздо прочнее, чем у ЗиУ. Я спускался в смотровые канавы и скрупулёзно изучал строение этой рамы. Ну и конечно же у меня была возможность сфотографировать эти троллейбусы ещё совершенно свежими, ни разу не выезжавшими на улицы города. Эта производственная практика оказалась чрезвычайно интересной и познавательной, и два месяца лета пролетели стремительно и незаметно.
** Эпизод 2 «Бывают ситуации, когда уход мужчины может быть неверно истолкован» **
С началом осени начался и четвёртый курс в университете. Мы снова собрались все вместе, я возобновил посещения общаги, где у нас были общие дела по учёбе с Лёшей Плешановым и Вовкой Бачинским, а нашим наставником в учёбе был гений Лёша Шорыгин. Собирались мы в комнате, где проживали Плешанов с Шорыгиным. Она, естественно, изолированной от окружающего мира не была, и туда постоянно захаживали соседи. И однажды, когда мы с Плешановым и Бачинским занимались расчётом курсовой работы, в комнату зашли Маха и Гоша Сухоруков, и с ними две девчонки. Они откровенно начали мешать нам заниматься курсовой работой. Маха с Гошей уговаривали бросить заниматься курсовой и выпить с ними, а девчонки бесцеремонно лезли к нам и мешали. Девчонок звали Света Галкина и Лена Добровольская, и они были с какого-то другого курса и совершенно другой специальности, и я с ними до этого знаком не был. Вовка Бачинский, не долго думая, собрал свои принадлежности, и спешно удалился в свою комнату, сказав, что в такой обстановке он заниматься не может. Шорыгин присоединился к пиршеству Махи и Гоши, они собрались идти куда-то на природу, и Шорыгин уговорил пойти с ними и Плешанова, и они вышли из комнаты, с ними ушла и Света Галкина. А Лена Добровольская осталась. Я тоже начал собираться уезжать домой, но Лена Добровольская всячески старалась мне воспрепятствовать, заводя со мной какие-то ненужные мне разговоры. Лена была уроженкой посёлка при железнодорожной станции «Вековка», что во Владимирской области на линии Москва — Муром — Казань, девочкой примерно моего роста с широкими скулами, широко расставленными глазами и пышными вьющимися длинными волосами. От неё источался откровенный аромат спиртного и табака, и это меня отталкивало. Я хотел поскорее уйти, но она стала жаловаться, что ей трудно даётся «Высшая математика», и начала просить помочь ей. Только все материалы находятся в её комнате. И я как последний лох повёлся и пошёл к ней. Материалы по «Высшей математике» у неё действительно были, но по делу мы с ней занимались время ну очень непродолжительное, просто до неприличия непродолжительное. Вместо «Высшей математики» очень скоро она начала до меня домогаться как до мужчины. Я порывался уйти, но где-то в подсознании понимал, что в данной ситуации уход мужчины будет неправильно истолкован, и это станет в итоге большим минусом моей персональной репутации. Уж если на то пошло, не надо было изначально вестись на её жалобы и переться в её комнату. А теперь — слишком поздно. И мне пришлось с Леной согрешить. То, что у меня произошло с Леной, мне было крайне неприятно. Я ощущал себя испачкавшимся в какой-то грязи. Та лёгкость, с которой она своими шаловливыми ручонками залезла ко мне в штаны, и вообще вытворяла всякие интимные трюки, меня до глубины души шокировала. «Если она так запросто это сделала со мной, - думал я, - то точно так же легко она проделывает это и с другими парнями. Чёрт побери, какой же я у неё уже по счёту в какие-то несчастные 18! Да ещё и проспиртованная пепельница! Во что же я вляпался!». И меня охватило ощущение безудержной брезгливости. Лена после бурного действа и под влиянием спиртного крепко дрыхла, что называется без задних ног. Я вылез из-под одеяла, оделся, и поспешил на выход. Время было позднее: часы показывали первый час ночи. По улице Мира троллейбусы уже давно ходить закончили. Вдали я видел, что по проспекту Строителей проехал троллейбус. Я надеялся, что этот троллейбус ещё не последний, но надеялся я напрасно. Больше троллейбусы в сторону моего Доброго не ехали, и я шёл до дома два часа пешком с дипломатом в руках, нагруженным конспектами и учебниками, и тубусом с чертежом. «Как приду домой, - думал я, - сразу же в душ. Смыть с себя надо всю эту грязь!». Но любой жизненный опыт, даже такой отрицательный, как ни фыркай, всегда идёт на пользу. Но даже несмотря на заметную пользу от произошедшего для моего персонального авторитета, даже видеться с Леной у меня особого желания не было. После произошедшего я в течение месяца наблюдал за собой, как говорится «не закапает ли с конца». Слава богу, меня сия участь миновала, и вляпаться в подобное у меня желание ни разу не возникало. Поэтому Лену я старался избегать. Но как я ни старался, она сама постоянно крутилась рядом. Когда я приходил в общагу, она вдруг волшебным образом материализовывалась в комнате, где проживали Шорыгин и Плешанов, и могла молча сидеть у стола, а когда я начинал собираться домой, начинала выдумывать различные причины, чтобы меня задержать и увести к себе. А я, наученный горьким опытом, в ответ находил отмазки, чтобы к ней не идти. Очень скоро наша разгульная тусовка узнала, что я согрешил с Леной Добровольской. Узнать им об этом было не от кого, кроме как по «местному телеграфу» с первоисточником в лице самой Лены. В этом был один единственный плюс: тусовка перестала считать меня «голубым». От кого-то из тусовки Лена узнала мой домашний номер телефона, и нередко начала названивать, и чтобы мне с ней не иметь контакт даже по телефону, я подговаривал деда Олега и бабку Дину всем отвечать, что меня нет дома, если это не Плешанов или Бачинский. Даже для Шорыгина меня не было, так как он тоже имел некое отношение к той тусовке, и мог выступить посредником моего телефонного соединения с Леной. Но если я думал, что кое-как от Лены открестился, и всё в порядке, то я ошибался. Незадолго до наступления Нового 1995 года, вернувшись с занятий в университете домой, я обнаружил траурную обстановку. Но нет, никто из родственников не умер. Просто дед Олег из почтового ящика достал письмо, написанное женским почерком и адресованное именно моим старикам, в котором от лица некой девушки говорилось, что она меня любит, поверила мне, отдалась, залетела, а я её бросил, и теперь она взывает к старикам как к последней надежде, чтобы они на меня повлияли, наставили на путь истинный, и не допустили, чтобы ребёнок остался без отца. От этого письма у бабки Дины была истерика. «Как ты мог это сделать!» - кричала она. Да, действительно, в 20 лет и как только я умудрился ЭТО сделать. А дед Олег устроил со мной истинно
мужской разговор:
- Это правда? – сурово спросил дед Олег.
- Дед, это чья-то злая и глупая шутка, - стараясь держать себя в руках, ответил я, - От меня никто беременной быть не может.
- Ну почему же не может, - возразил дед Олег, - Ты уже достаточно взрослый, и в жизни всякое бывает, тем более у молодых. Важно всегда нести ответственность за свои поступки.
- Дед, но это действительно не правда! – утверждал я.
- Мне бы хотелось в это верить, - с упрёком произнёс дед Олег, - Но если всё-таки от тебя суждено родиться дитю, то я не хочу, чтобы мой правнук рос сиротой при живом отце!
- Дед, да ну не правда это! – снова утверждал я, - Не суждено пока никакому ребёнку родиться от меня! И вообще, меня огорчает, что ты такого низкого обо мне мнения.
- Это не низкое мнение, - констатировал дед Олег, - Это жизнь, Малыш. Очень часто мужчины, узнав о беременности женщины, боятся ответственности и отвергают и её и своего ребёнка. Мне бы не хотелось, чтобы ты у меня был таким.
- Но я не такой! – настаивал я, - Это чья-то глупая шутка!
- В таком случае разберись, и выясни, кто тот негодяй, у которого хватает ума так бессердечно шутить! – строго ответил дед Олег, - Ты посмотри, что с бабкой творится! А если бы её хватил удар, и она умерла? Думать же надо о последствиях своих действий. Так что давай-ка, разберись.
И я начал думать, кто же мог написать это письмо. Первая мысль была, что это сделала Лена Добровольская. Ведь почерк её я не знал, а потому быть на 100% уверенным, что это её рук дело, я не мог. И тут уже я сам разыскал Лену и
задал ей вопрос в лоб:
- Ты это сделала? – сурово набросился на неё я.
- Что? – произнесла растерянно она, вытаращив на меня глаза, не понимая, что я от неё хочу (ну или делая вид, что не понимает).
- Ты написала то гнусное письмо моим старикам про беременность? – во мне закипал гнев.
- Какая ещё беременность! – начала возмущаться Лена.
- Типа ты от меня беременна, а я тебя бросил! – на повышенных тонах говорил я.
- Я от тебя не беременна, - уверенно ответила Лена, - И вообще, я пока что ни от кого не беременна.
- Тогда кто мог написать то гнусное письмо? – закипал я.
- Да какое ещё письмо! – начинала горячиться в ответ и Лена, - Ты мне можешь объяснить по-людски?
- Письмо адресовано было моим старикам! – громко говорил я, - И написано оно женским почерком! И та, кто его писала, написала, что я бросил её беременную!
- А с чего ты взял, что это письмо написала я? – неподдельно возмутилась Лена, - Только из-за того, что почерк женский? Ну-ка, дай какой-нибудь клочок бумаги, - я достал тетрадь с конспектами, и она в ней сделала надпись, - Почерк совпадает? – спросила она. Почерк действительно отличался.
- Ты могла и кого-нибудь из подружек привлечь, - сделал я предположение.
- Ты в своём уме! – вскричала Лена, - Больше ничего умнее придумать не смог? Я и адрес-то твой не знаю!
- Тоже, проблема! – возразил я, - Можно подумать, адрес сложно узнать через того же Маху, которого ты явно знаешь, и явно лучше меня.
- Слушай! – зашипела Лена, - Вот только не надо делать из меня коварную стерву! Никакое письмо я не писала, и никого не просила! Поищи где-нибудь в другом месте.
«Но если не она, то кто же мог это сделать? – мысленно задавался я вопросом, - Адрес явно дал кто-то из моих парней. Но что за мерзавка согласилась на эту гнусность? И вообще, кому могла в голову прийти такая идиотская идея! Опять же, это кто-то из моих парней! Придумали, мудаки, какую-то дуру припахали написать, и втихаря радуются, идиоты! И как узнать, кто инициатор? Ведь явно никто не признается. А, ладно, пропесочу всех. Пусть хоть подумают над тем, какие последствия могла иметь их безумная забава». И в аудитории перед началом лекции я пропесочил всю группу:
- Чья это идея? - сел я на стол, обернувшись ко всем, достав письмо и подняв его в согнутой в локте правой руке, и чаще всех пристально поглядывая в сторону, где сидели Маха, Гоша Сухоруков и Юрик Прокофьев, - Вы соображали, что вы делаете, когда это делали? Вы думаете, этим письмом мне сделали хуже? Мне на него как раз плевать с высокой колокольни, потому что я знаю, что ни одна шалашовка от меня не беременна! А вот с бабушкой истерика случилась, она чуть кони не двинула!
- Но это не мы-ы-ы! - громко забасил Маха, отвесив нижнюю губу.
- Я не знаю, чья это идея и кто её реализовал, - спокойно и громко говорил я, - И обвинять лично никого не стану, потому что, как говорится, не пойман — не вор. Но человек, который всё это затеял, находится сейчас среди вас. И он как последний трус сидит и помалкивает, потому что понимает, что натворил. А кроме кого-то из вас сделать это было больше некому. Только большинство из вас знает, где и с кем я живу.
- А может это сделала твоя подруга, - со своей коронной ехидной улыбкой заявил Юрик Прокофьев, - Она больше всех опечалена, что после вашей с ней бурной ночи ты её бортанул.
- Во-первых, со своими бурными ночами я сам уж как-нибудь разберусь, - абсолютно спокойно и где-то даже высокомерно ответил я, - Это не должно быть предметом внимания посторонних. Вы лучше следите за своими ночами. Во-вторых, с ней я уже провёл беседу. Однозначно, почерк в письме женский, но не её. Да и не настолько уж я её бортанул, чтобы мы с ней по-человечески не смогли выяснить, что к чему, если бы сложилась подобная ситуация. Но она не беременна. А, в-третьих, она больше ваша подруга, - произнёс я, кивнув в сторону Махи, - Она больше времени проводит в вашей увеселительной компании, а не в моей, - после этих слов Маха, Юрик и Гоша немного растерянно переглянулись между собой, из чего я сделал вывод, что о моём разговоре с Леной они не знали. Много чего она им рассказывала, а об этом не сказала. Ну а я решил подвести итог, - В общем так, за свои необдуманные действия надо отвечать, а не сидеть и трусливо помалкивать. Ну и прежде чем что-то сделать, надо подумать головой, а не жопой, и подумать прежде всего о том, какие негативные последствия могут оказать на окружающих ваши действия, - и я швырнул письмо вперёд от себя на ближайший стол, а сам развернулся и сел за стол, на котором только что сидел.
Помалкивали все. Даже Плешанову с Бачинским было нечего сказать. Ведь они бывали у меня дома, и кто-то из них мог дать мой адрес, даже не подозревая, с какой целью этим адресом интересуются. А теперь, если кто-то из них признается, что он дал мой адрес, значит, сказав «А», надо будет договаривать и «Б», а значит они сдадут того, кто интересовался моим адресом. А стукачом не желает быть никто. Письмо пошло гулять по рукам моих одногруппников, в аудитории время от времени слышался шёпот обсуждения его содержимого. Пока шла лекция, я не следил за траекторией движения письма, но после её окончания я обнаружил что письма нет, и никто его обратно мне не вручил. Из этого я сделал вывод, что письмо забрал «массовик-затейник», который однозначно дал понять, что он тоже здесь.
Глава 20 «1995 год»
** Эпизод 1 «Ближе к баранке» **
Четвёртую производственную практику в июле-августе 1995 года я снова проходил в ВМТУ, и на этот раз я был оформлен в службу эксплуатации, которая базировалась на территории троллейбусного депо № 1. Начальником службы эксплуатации была Надежда Борисовна Мартынова. Я изучал формирование наряда на выпуск троллейбусов на линию, работу диспетчеров линейных, конечных станций и центрального, линейных ревизоров и водителей-наставников, работу конечных станций, в том числе линейных слесарей, и с ними изучал перечень запчастей, который там должны быть обязательно. А также я занимался таксировкой. Благодаря таксировке я получил доступ в машиносчётную, где как раз и обрабатывались путевые листы водителей троллейбусов, и на основе введённых данных формировались справки о пробеге троллейбусов. Машиносчётная тоже располагалась на территории троллейбусного депо № 1. Старшим оператором машиносчётной была Валентина Васильевна Шагина, женщина простая и очень добродушная. И с тех пор не без помощи Валентины Васильевны и ещё одной сотрудницы по имени Ирина Сергиенко для сбора своей архивной информации я стал брать в машиносчётной два раза в месяц справки о пробеге троллейбусов. На основе той информации, которую я всё больше и больше получал в ВМТУ, я начал формировать технико-эксплуатационные карты троллейбусов, которые стандартно начинались с фотографии троллейбуса, далее указывались дата построения на заводе, модель троллейбуса, его заводской номер, дата фактического начала эксплуатации, конечная станция и маршрут, за которыми был закреплён новый троллейбус, и первая закреплённая бригада водителей. Далее уже шли персональные данные троллейбусов, к которым относились изменения по закреплению за конечными станциями и маршрутами, изменения самих маршрутов, и справка о простоях троллейбуса по техническим, эксплуатационным и прочим причинам. В конце указывалась дата исключения из инвентаря согласно приказу по предприятию и окончательный пробег за весь срок эксплуатации троллейбуса. Сначала технико-эксплуатационные карты я оформлял вручную на листах ватмана, но в дальнейшем, когда появились компьютерные технологии, все технико-эксплуатационные карты я перевёл в электронный формат, а после списания троллейбусов я их распечатывал.
** Эпизод 2 «На пороге самостоятельности» **
И вот как-то незаметно подкрался пятый курс университета. Последний. Мы вроде бы всем потоком только начали лучше узнавать друг друга, и вдруг уже последний год обучения. А узнавать студентов из других параллельных групп потока нам позволяло то, что часть лекций проводилась не по группам, а всему потоку одной специальности сразу. Таким образом стало ясно, что из семидесяти человек студентов нашего потока было всего две девчонки, обе владимирские и обе в группе № 291: Лиля Чибискина и Ольга Разина. Причём, что называется, как тесен мир: Лилька Чибискина оказалась дочкой начальника конечной станции «Содышка» (маршруты № 2 и № 11) ВМТУ Валерия Ивановича Чибискина. Она с первого курса сдружилась с парнем из той же группы Димой Петренко, и пара у них была очень и очень крепкая. У нас на курсе был преподаватель Альберт Иванович Пучежский, стройный мужчина примерно 45 лет с откровенно геевскими замашками. У него и речь была, чем-то напоминавшая речь женщины, и ресницы он подводил, и фантазии об окружающих тоже в чём-то были женскими. Он у нас читал лекции по транспортному электрооборудованию. И вот как раз в начале пятого курса, когда уже совсем стало ясно, что связь между Димкой Петренко и Лилькой Чибискиной стала окончательно крепкой, Альберт Иванович читал нам лекцию по электронному
регулированию пуска электродвигателей.
- На управляющий электрод тиристора приходит управляющее напряжение, - по-женски протяжно, но при этом выразительно, произносил Альберт Иванович, - И при этом у нас с вами что-то должно происходить. Что же? А ответит мне на этот вопрос… - он немного подумал, и, сделав кивок и женский жест рукой в ту сторону аудитории, где сидела Лилька Чибискина, произнёс: - Лиля Петренко.
- Как Петренко? – из противоположного конца аудитории удивился сидевший в компании парней и что-то оживлённо обсуждавший Димка Петренко, - Я Петренко!
- Она тоже скоро будет Петренко, - с тем же кивком и женским жестом рукой подытожил Альберт Иванович.
Вокруг Ольги Разиной вечно вился хоровод парней. На занятиях парни её окружали, начинали ей рассказывать всякие глупости, и она с писком и визгом громко начинала хохотать. Смех у неё был настолько заразительный, что и я невольно начинал смеяться, правда, очень сдержанно. В отличии от Лильки Чибискиной, которая оказалась очень даже способной, Ольга Разина была девушкой ветренной и легкомысленной, и особо учиться и не старалась. Но в то же время не похоже было, что все окружавшие её парни были её кавалерами по очереди. Больше было похоже на то, что они упорно добивались её внимания, но кроме хихонек да хахонек она их ничем больше не облагодетельствовала.
** Эпизод 3 «Последний вздох Дины» **
Осень 1995 года была связана ещё и с печальными событиями, можно даже сказать, с трагическими. 8 октября вечером умерла бабка Дина. Ближе к вечеру у неё начались боли за грудиной, сначала слабые, затем они усилились. Дед Олег вызвал скорую помощь. Боль у бабки Дины становилась такая, что она стала кричать. Прошло 20 минут после вызова скорой помощи, а её всё не было. И тут бабка Дина попросила деда Олега, чтобы он помог ей дойти до туалета. Дед Олег
отвёл бабку Дину в туалет, и вдруг выскочил в слезах, и говорит:
- Бабушка умирает!
- С чего это ты взял! - удивился я.
- Она обосралась, навалила целый унитаз! Так происходит, когда человек умирает. Кишечник расслабляется, - уточнил дед Олег.
У бабки Дины были стабильные запоры. Сколько она принимала слабительных, и ничего не помогало. И вдруг — навалила целый унитаз. И в самом деле, дед Олег вывел её из туалета, отвёл в спальню, посадил на кровать. Она сначала руками оперлась о колени, затем стала тяжело дышать, и хрипло произнесла: «Я теряю сознание...», после чего рухнула спиной на кровать. Дед Олег кинулся к ней, схватил фонендоскоп и начал пытаться прослушать сердце. Сердце не билось. Он начал делать массаж сердца, но это не помогало. Биение сердца не появилось и дыхание не восстанавливалось. У неё начали синеть пальцы на руках и губы, что говорило об остановке кровотока. Дед повторял попытки запустить сердце у бабки Дины, но в ответ послышалось какое-то бульканье, и изо рта потекли струйки содержимого её желудка. Буквально за полчаса до появления болей мы пили чай с бутербродами. Теперь становилось окончательно понятно, что она мертва. Мышцы сфинктера её желудка от прекращения контроля головным мозгом расслабились, он открылся, и содержимое желудка потекло в пищевод. Спустя 20 минут после наступления смерти бабки Дины наконец приехала скорая помощь, которой осталось лишь констатировать смерть. В итоге медики поставили диагноз, что умерла бабка Дина от острого инфаркта. У неё произошло нарушение кровоснабжения мышцы одного из желудочков сердца, из-за чего наступил некроз тканей сердечной мышцы, что и вызывало острую боль. В итоге сердечная мышца утратила эластичность, надорвалась, и сердце резко остановилось.
А месяц спустя пропал мой кот Васька. Ему было чуть больше 5 лет. Вечером 8 ноября он ушёл гулять. Он постоянно уходил на ночь на улицу. Но утром как штык он был у входной двери в подъезд. Но 9 ноября утром, перед уходом на занятия в университет, я спустился, открыл дверь подъезда, окликнул: «Васька!», но Васька не появился. И меня, словно молния, пронзила мысль: «Он больше не придёт! Что-то с ним случилось!». Я уехал на занятия в университет и надеялся, что, когда я приеду, Васька уже будет дома. Но он не пришёл. Я обошёл весь район в надежде обнаружить где-нибудь в кустах его трупик, но так ничего и не нашёл. Что-то мне подсказывало, что он отравился дустом, которым постоянно морили крыс в подвалах домов. Скорее всего он наступил на этот белый порошок, который застрял в волосках шерсти на его лапах. А после Васька начал намываться, вылизывая в том числе и лапы, и всё. И так в подвале одного из домов и умер. Но, конечно, в подвалах домов найти его я не смогу, да и кто меня в подвалы пустит.
Глава 21 «1996 год»
** Эпизод 1 «Почти серьёзная работа» **
Первый семестр пятого курса стал последним учебным семестром. Во втором семестре занятий у нас уже не было. Он предоставлялся студентам для плодотворной работы над дипломными проектами. Нам были назначены кураторы дипломного проекта по разным его частям. Куратором по проектной части был назначен Владимир Григорьевич Тюльпа; куратором по технической части был назначен Александр Александрович Плеханов, преподававший у нас предмет «Двигатели внутреннего сгорания и топливные системы»; куратором по экономической части была назначена Римма Леонидовна Юрц, невысокая коротко стриженная крашенная блондинка в годах, преподававшая у нас предмет «Экономика предприятий». Для каждого из кураторов были назначены дни консультаций, когда мы к ним могли приходить, причём по необходимости, и не только задавать вопросы по разработке проекта, если что-то было не понятно, но показывать уже готовые части проекта, чтобы кураторы выносили свои рецензии и делали правки. В духе того времени я взялся разработать действующий проект предприятия, которое могло бы производить полнокомплектные капитальные ремонты троллейбусам, причём помимо владимирских могло бы принимать в ремонт ещё и троллейбусы из близ лежащих городов, например, из Коврова, самого крупного районного центра во Владимирской области, где тоже есть троллейбусы, и из Иваново, областного центра соседней Ивановской области. Они располагались ближе всего ко Владимиру, и в них на тот момент не было своих участков по проведению капитальных ремонтов. Ивановское ТТУ на капитальные ремонты отправляло троллейбусы в Вологду, что втрое дальше, чем до Владимира. А в Коврове и вовсе троллейбусы работали без капитальных ремонтов и были в плачевном состоянии. В дипломном проекте необходимо было рассчитать собственно само предприятие с учётом строительства зданий, производственных помещений и цехов и оснащения всего этого технологическим оборудованием и очистными сооружениями сточных вод и продуктов сжигания; разработать технологию производства и конструкцию какого-либо узла транспортного средства; ну и всё это мероприятие экономически обосновать. Я действительно разработал проект подразделения при ВМТУ, которое могло бы выполнять полнокомплектные капитальные ремонты троллейбусам и своим и из Коврова и Иваново, но всё это было актуально для экономической системы СССР. В реалиях раскручивающегося маховика экономической ситуации нового постсоветского периода мой проект стал уже не совсем актуален. Надо учесть, что во времена СССР с его плановой экономикой и производствами, находившимися в управлении профильных министерств, немалая часть накладных расходов собственно на самих предприятиях не учитывалась. Троллейбус и трамвай как виды транспорта во времена СССР находились в ведении МЖКХ, соответственно все профильные предприятия, эксплуатировавшие трамваи и троллейбусы, а также ремонтные заводы, входили в структуры подразделений МЖКХ. Соответственно, всё финансирование шло из фонда МЖКХ. Что касается отправки троллейбусов на капитальные ремонты, то отправляли их зачастую за тридевять земель. Например, из Владивостока на капитальные ремонты троллейбусы по железной дороге почему-то направлялись на Уфимский ремонтный трамвайно-троллейбусный завод (УРТТЗ). Теперь надо бы представить себе, во что обходились одни только транспортные издержки этого мероприятия. Причём ремонтный завод был и гораздо ближе, в Новосибирске. Но на эксплуатационных предприятиях о транспортных издержках не задумывались, потому что весь этот «банкет» оплачивало МЖКХ. После распада СССР и ликвидации МЖКХ, когда предприятия ГЭТ перешли в ведение местных органов самоуправления, вопрос транспортных издержек стал особенно актуальным. Транспортировка по железной дороге была крайне дорогостоящим удовольствием, да и вообще, услуги сторонних ремзаводов стали обходиться недёшево. В плане ремонта троллейбусов самым актуальным вопросом было поддержание состояния их кузовов, и все предприятия ГЭТ начали создавать свои участки по выполнению кузовного ремонта троллейбусам, что привело к невостребованности большинства ремзаводов и к их последующей ликвидации. Так что на момент создания моего проекта он уже был близок к полному устареванию. Но тогда об этом я ещё не догадывался. Свой проект я рассчитывал основательно, работал над ним очень ответственно и уделял ему времени настолько много, что зачастую спать ложился уже после полуночи. Ведь необходимо было сделать порядка десятка чертежей и пояснительную записку с полным описанием и расчётами. И всё это делалось от руки. Компьютеров тогда у нас не было. На всю эту работу было отведено всего 4 месяца. Писать приходилось настолько много, что у меня уже рука разжималась и не могла держать ручку. В итоге моё усердие привело к тому, что дипломный проект окончательно был готов уже ко Дню Победы.
** Эпизод 2 «Сам себе режиссёр» **
А в марте 1996 года мы готовились к конкурсу «Студенческая весна». Конкурс проводился между факультетами университета, и в нём принимать участие могли студенты любого курса факультета. Какая тема была, я сейчас уже не помню, но сюжет нашей миниатюры заключался в том, что «новому русскому» снится сон, что он выбирает себе жену. Он богат и успешен, и может себе позволить первую красавицу. Но красавица оказалась надменная бесчувственная эгоистичная особа с мегазапросами и нулевой отдачей. И тогда он решает взять просто здоровую девушку, например, спортсменку. Но спортсменка оказалась очень активная, практикующая здоровый образ жизни, основой которого были спорт и здоровое питание. Она начала привлекать нашего героя к занятиям различными видами спорта и запрещать ему курить и употреблять спиртное. Он взвыл от такого образа жизни, и решил, что жена должна быть простая русская женщина, например, деревенская. Но и тут всё оказалось не совсем гладко. Во-первых, она сильно «О»-кает и разговаривает так, что с ней стыдно выйти в общество. Во-вторых, она труженица, у неё подворье, на котором очень много работы. И к этой работе она начинает привлекать и нашего героя: перекопать огород; вычистить птичник от помёта; отремонтировать покосившийся хлев; натаскать с колодца воды... У нашего героя от таких нагрузок свело спину. В холодном поту он просыпается. В проекте принимали участие парни и девчонки с разных специальностей факультета и разных курсов, и большинство из них я даже и не знал. Я сам в этом проекте подрядился соавтором идеи и звукорежиссёром. Для озвучивания необходим был набор звуков: аэропорт; шум волн моря; голоса домашних животных; работа двигателя автомобиля; голоса прохожих в людском потоке на улице; ну и всё в таком духе. А также необходимо было музыкальное сопровождение. У меня дома постоянно была включена радиостанция «Европа-Плюс Владимир», и там периодически шла реклама, что радиостанция предлагает услуги по звуковому оформлению мероприятий. Туда я и обратился. Там я познакомился со звукооператором и диджеями Ольгой Левицкой и Сергеем Кораблёвым, чьи голоса слышал лишь во время эфиров. Теперь я получил представление о том, как же выглядят внешне и кто же они такие, обладатели этих голосов. Ну и конечно же я не упустил возможность сфотографировать их себе на память. Со своей задачей звукорежиссёра я справился на «отлично»: все необходимые звуки достал; музыкальное сопровождение смонтировал, в том числе «минус» для финальной песни. Сложности возникали не с моей стороны. Трудно приходилось декораторам. Декорации взять было негде. Что смогли, сделали своими руками. Для оформления южного пейзажа, куда наш герой поехал отдыхать со своей первой женой-красавицей, на трёх склеенных листах ватмана формата А1 были нарисованы пальмы на фоне заснеженных гор. Для оформления уличного пейзажа опять же на склеенных листах ватмана была нарисована улица с машинами и людьми, на фоне которых наш герой занимался спортом со своей второй женой-спортсменкой (её роль, кстати, исполнила Наташа Жиляева «Тюльпа», которая была подругой Лёхи Шорыгина, и которую именно я привлёк к этому мероприятию). Сельский пейзаж тоже был нарисован на склеенных листах ватмана. Для закрепления рисунков с фоном использовался сценический занавес. А вот в качестве предметов интерьера использовать было особо и нечего, только обыкновенные стулья и стол. Мероприятие состоялось 11 апреля 1996 года. Какова была оценка нашего выступления, я не знаю. Для меня главным было участие в этом мероприятии, потому что мне был интересен сам процесс. Впечатления от мероприятия остались на всю жизнь. В дальнейшем, уже повзрослев, я ещё раз участвовал в подобной постановке. Но об этом чуть позднее.
** Эпизод 3 «Почти дипломированный специалист» **
А после Дня Победы у нас состоялось собрание, целью которого было составить график защиты дипломных проектов. Первым днём защиты дипломных проектов было 3 июня 1996 года. Выпускники всего потока должны были защититься до 25 июня. Конечно же, за один день можно было принять защиту не более чем у 10 человек. В день от каждой группы могло защищаться по 3-4 человека. Я записался на защиту в самый первый день 3 июня самым первым. За мной шёл Лёша Плешанов, а за ним Вовка Бачинский. На защите диплома за нас кулачки держала куратор нашей группы Светлана Юрьевна Фирсова. Я настолько был в себе уверен, что нисколько не волновался и был эмоционально устойчив. В противовес мне Лёша Плешанов наоборот волновался очень сильно. Одет он был в чёрный костюм. Под пиджаком была белая рубаха, на которой просматривались проступавшие пятна пота. Испарина выступила и у него на лбу, и это не потому, что было жарко, а от его крайнего волнения. Он был весь как на иголках и постоянно повторял: «Ой, Саня, как я боюсь!.. Ой, как я боюсь!..». Вовка Бачинский тоже волновался, но был гораздо спокойнее Лёши Плешанова, во всяком случае внешне. Нас троих пригласили в аудиторию. Лёша Плешанов и Вовка Бачинский в качестве зрителей и ожидающих очередников сидели за партой. Итак, я первый предстал перед приёмной комиссией. Чертежи с помощью канцелярских кнопок развешены на стендах, сколоченных из деревянных реек. Пояснительная записка 60 листов в руках у членов приёмной комиссии. Они её изучают, причём явно не для отвода глаз. Я с указкой в правой руке твёрдо поставленной речью рассказываю, что же такое это я навыдумывал, и на каждом из чертежей показываю то, о чём рассказываю. И причём я не просто рассказываю, а представляю свою идею, применив всё своё актёрское мастерство. На все вопросы, которые мне задавали члены приёмной комиссии после окончания моего выступления, я отвечал твёрдо и без раздумий. Краем глаза я видел, как волновался Лёша Плешанов, ёрзая на стуле за партой и постоянно утирая ладонями лицо. А Вовка Бачинский сидел спокойно и наблюдал за происходящим. Он явно перенимал опыт моего выступления и оценивал свои шансы. Итогом моей работы стала оценка «Отлично». Председатель приёмной комиссии поздравил меня с успешной защитой дипломного проекта, и я сел за парту на то место, где сидел в ожидании Лёша Плешанов. А он в свою очередь предстал перед приёмной комиссией. Как же он волновался! Он стоял весь скованный с бледным лицом. Речь свою он произносил неуверенно, постоянно запинаясь, всем телом передёргиваясь, перекладывая указку из ладони в ладонь. Конечно же членам приёмной комиссии, как и мне, это было отчётливо видно. А ведь защита дипломного проекта — это не только описание того, что защищающийся собственно разработал, но ещё и экзамен на моральную и психологическую устойчивость. Этот экзамен Лёша Плешанов сейчас явно проваливал. После того, как Лёша завершил свою речь, члены комиссии начали забрасывать его вопросами, причём делая это не нейтрально, как в моём случае, а агрессивно, как будто Лёша в чём-то провинился и сделал что-то неправильно. Из-за Лёшкиной психологической неустойчивости приёмная комиссия начала его откровенно заваливать. От волнения он никак не мог быстро сориентироваться в тех вопросах, которыми его забрасывали члены приёмной комиссии, переводил взгляд с одного на другого, отвечал неуверенно, запинаясь. Не успевал он ответить на один вопрос, как члены приёмной комиссии задавали ему ещё один вопрос. Лёха, и без того бледный, ещё больше побледнел. Крупные капли пота на его лбу были видны издалека. Я за него очень переживал и опасался, что сейчас ему назначат пересдачу защиты в худшем случае, а в лучшем поставят оценку «Удовлетворительно». Но члены комиссии всё-таки оценили Лёхин труд, перестали давить на его психику и дали оценку его защите «Хорошо». У меня прямо отлегло от сердца! Лёху члены приёмной комиссии тоже поздравили с успешной защитой диплома и пожелали ему удачи. Он направился к парте, за которой сидели мы с Вовкой. Вовка поднялся, уступив место Лёхе, и вышел в центр аудитории. Лёха же не просто сел на стул, а рухнул! Защита диплома эмоционально Лёху очень сильно вымотала. Крупные капли пота струйками стекали по его лбу и падали на стол, а дыхание было тяжёлым и частым. Вовка же держался гораздо увереннее, но говорил голосом тихим и приглушённым. О своих чертежах он часто забывал, произнося сухую речь, ни к чему как-то не привязанную. Председатель комиссии ему даже напоминал, чтобы он показал на чертежах то, о чём рассказывает. И тогда Вовка, вздрогнув, подходил к чертежам, развешенным на стендах, находил тот, о котором шла речь, тыкал в него указкой и оборачивался к приёмной комиссии. Это тоже было явно от волнения, а волнение защищающихся для членов приёмной комиссии было словно красная тряпка для быка. Держаться надо было твёрдо и уверенно. Но всё же волновался Вовка не так откровенно, как Лёха, и на вопросы членов приёмной комиссии отвечал побойчее, хотя и тоже с заметной долей неуверенности. Но Вовку в отличии от Лёхи члены приёмной комиссии заваливать не стали, приняли его защиту, поздравили, и огласили оценку «Хорошо». Вовка широко заулыбался и бодро направился к нам с Лёхой, сидевшим за партой. Теперь нам предстояло снять со стендов наши чертежи и удалиться из аудитории. Весь июнь практически у нас оказывался свободным, так как дипломные проекты мы защитили, а выдача дипломов должна была состояться в самом конце июня, а 30 июня нам предстояло увольняться из университета, и мы становимся людьми с высшим образованием.
В день получения диплома ко мне домой пришла наша разгульная тусовка со своими девочками, и с ними же пришла и Лена Добровольская. Сказать, что мне это было не приятно — это не сказать ничего. Мне хотелось выставить всей гурьбой их за дверь! Разве можно такие вещи делать без предупреждения! Мало того, что я никого из них не приглашал, так и подруг их я тоже не звал, и уж тем более не звал Лену Добровольскую. Но устраивать разборки ни с кем я не стал. Пусть это будет на их совести. Я немного собрал на стол. Они с собой конечно же принесли спиртное. Девочки были нарядные, да и тусовка наша тоже приоделась. Один я был как замухрышка с голым торсом в домашних трениках на голое тело. Пришлось и мне переодеться. Лена Добровольская, одетая в тёмно-сиреневое платье с блёстками, явно отставать от меня не хотела, всячески возле меня крутилась, и даже умудрилась сесть ко мне на колени, чтобы так её со мной сфотографировали. Вся эта гульба начинала доставлять мне дискомфорт, и я сообщил всем, что скоро уже дед Олег вернётся с дачи, поэтому пора сворачиваться. Они не возражали и начали собираться, но Лену Добровольскую хотели оставить у меня. Но я настойчиво им вручил её, сказав, что дед Олег не одобрит нахождение здесь неизвестной личности. В этот день Лену Добровольскую я видел последний раз в жизни. Больше мы с ней не пересекались.
** Эпизод 4 «На службу отечеству» **
Не успел я 30 июня уволиться из университета, как уже 3 июля позвонили из военкомата:
- Здравствуйте, это Александр Юрьевич? - раздался бархатный мужской голос в трубке.
- Да, это я.
- Это Вас беспокоит центральный военкомат, - произнёс голос в трубке, - У Вас по 30 июня была отсрочка от службы в армии. Насколько я понимаю, в связи с обучением в ВУЗ-е?
- Да, - подтвердил я.
- Как Ваши успехи на учебном фронте? ВУЗ окончили? - спросил бархатный мужской голос.
- Да, окончил, - подтвердил я, - Только на днях оттуда уволился.
- Ну что ж, - решительно произнёс бархатный мужской голос, - Тогда я предлагаю Вам отправиться на службу в вооружённые силы прямо сейчас, с весенним призывом, в качестве допнабора. Отправиться на службу по призыву Вам всё равно придётся с осенним набором. Но отправиться на военную службу прямо сейчас — это в Ваших интересах. Чем раньше Вы уйдёте, тем раньше вернётесь, и демобилизовываться будете с весенним приказом. А так Вы теряете несколько месяцев, и призываться будете с осенним призывом, и демобилизовываться будете с осенним приказом.
«Да, действительно, - подумал я, - Чего тянуть резину. Чем раньше, тем лучше», и пришёл к выводу, что пойду в армию прямо сейчас. На следующий же день я взял с собой паспорт и отправился в военкомат, который располагается по адресу: улица Карла Маркса, 10; по сути на склоне над автовокзалом. Там меня оформили и отправили на сборный пункт, который находится на Ерофеевском спуске по адресу: улица Большая Московская, 27А. Внутри помещение представляло из себя натуральные казематы с небольшими зарешёченными окнами и деревянными нарами, выкрашенными в коричневый цвет. Казематы друг от друга были отделены стенами, но внешней стены, отделявшей казематы от коридора, не было. Вместо неё была решётка, в которую была вмонтирована такая же решётчатая дверь, закрывавшаяся на замок. В казематах словно узники находились призывники разных возрастов, даже были и солидные дяди в возрасте под 30. Выходить из казематов не разрешалось, исключительным случаем был поход в туалет в сопровождении сотрудника в военной форме и выход точно так же под конвоем в столовую на завтрак/обед/ужин. Периодически к казематам подходил офицер, открывал дверь, и начинал громко называть фамилии. Те, кого он назвал, должны были выйти наружу, построиться, их уводили в неизвестном направлении и больше в каземат они не возвращались. Таким образом на сборном пункте взаперти я провёл неделю. Но после пришёл офицер, и прозвучала и моя фамилия. Нас собрали команду человек 20, выдали нам рюкзаки с сухпайками, в состав которых входили банки с тушёной говядиной и хлебные сухари, упакованные в бумажные брикеты, и строем мы отправились на ЖД вокзал и на Ковровской электричке доехали до станции «Федулово». Там через лес пришли на какой-то полигон, на котором находились казармы. Полигон был пустой, казармы тоже. Нас разместили в этих казармах, где мы без дела пробыли ещё неделю, всласть кормя нашей кровушкой бесчисленные полчища комаров. Рюкзаки с сухпайками нам выдали не просто так. Это была наша провизия на время пребывания в этих казармах. Ведь никакой столовой и никаких поваров здесь не было. Вот мы и питались всухомятку тушёной говядиной и сухарями, и всё это запивали водой из-под крана. Дальше нас снова вывели на станцию «Федулово», и на Ковровской электричке мы доехали дальше до Коврова. Там на привокзальной площади мы сели на троллейбус, который повернул налево, и таким образом мы попали в танковую дивизию. Пройдя через КПП, мы долго шли по прямой асфальтированной дороге, пока не вышли на плац, где нам разрешили присесть, где была возможность. С плаца открывался живописный обзор на казармы и командирский корпус. На плацу под палящим солнцем мы просидели не меньше трёх часов, покуда решался вопрос, куда же нас девать дальше. Затем из одного из зданий вышел прапорщик, который сопровождал нас по пути с Федуловского
полигона в Ковров, с каким-то человеком в военной форме, и они начали громко разговаривать:
- Они тут уже скоро закоптятся! - кричал наш сопровождающий, - Нельзя же так наплевательски относиться к людям!
- А я что могу сделать? - на таких же повышенных тонах отвечал ему другой военный, - Их у меня в штате нет!
- Но хотя бы накормить-то их можно! - снова кричал наш сопровождающий.
- На каком основании я буду их кормить? - кричал в ответ другой военный, - На них довольствие не выделялось! Это значит, я оторву провизию от моих штатных солдат!
- Хорошо, тогда что мне с ними делать?! - кричал наш сопровождающий, - Может прямо здесь их в землю закопать?! Как так, пацанов набрали, а они никому не нужны!
- Ну а Вы что мне предлагаете?! - кричал в ответ другой военный, - Поставить их на своё персональное довольствие?
- Хорошо, но ведь этот вопрос с кем-то надо решать! - возмущался наш сопровождающий, - Ведь пацаны мало того, что голодные, уже неделю душ не видели! Так ведь и завшиветь не долго! В конце концов, не сами же они сюда припёрлись, и не я сам придумал их сюда везти! Была дана команда привезти их сюда, а здесь, оказывается, их никто не ждёт!
- Лично я Вам ничем помочь не могу! - огрызался другой военный, - Я никакие команды не давал! Если уж на то пошло, есть более высокие звания, которым по чину положено решать подобные вопросы!
- Хорошо, - потребовал наш сопровождающий, - Отведите меня к командиру с более высоким званием! Пора уже эту бодягу заканчивать! Сколько можно футболить пацанов!
И так на плацу под палящим солнцем мы просидели ещё пару часов. В итоге наш сопровождающий прапорщик всё-таки чего-то добился. Нас отвели в столовую, где довольно-таки сытно накормили, а после нас отвели в душ, где мы помылись, и нам выдали военную форму. В танковой дивизии, шатаясь без дела, мы провели пару дней. Нас разместили в казармах, изыскав свободные места, и мы присматривались к будням штатных солдат дивизии. Спустя пару дней нас собрали, рассортировали, и уже небольшими группами по 5-6 человек нас разобрали представители различных войсковых частей. Меня и ещё четверых парней собрал в кучку молодой офицер лет 35 от роду, ростом чуть выше метр 80, худощавый, тёмный блондин с прямыми не очень густыми волосами, слегка выступающим подбородком и аккуратно подстриженными короткими усиками, со звонким голосом, но слегка шепелявым произношением. Позднее я узнал, что офицер этот — капитан Алексей Евгеньевич Лаврентьев, командир роты хозяйственного обеспечения (РХО) войсковой части 86923, куда мы в его сопровождении теперь и направлялись. Вместе с Лаврентьевым мы снова сели на троллейбус и поехали на ЖД вокзал Коврова, где сели на электричку и поехали обратно во Владимир. Приехав во Владимир, мы сели на 10-ый троллейбус и доехали до остановки «Педагогический университет», где перешли через проспект Строителей и дворами мимо жилых «хрущёвок» владимирских «Черёмушек» прошли к КПП, у двери кторого висела вывеска красного цвета с написанным на ней позолоченной краской текстом «МО РФ Войсковая часть № 86923». По сравнению с необъятной территорией танковой дивизии в Коврове территория этой части была жалким клочком земли, на котором располагалось одно длинное краснокирпичное двухэтажное здание довольно-таки старинной постройки, в котором располагались и казармы на первом этаже учебной роты № 1 в южном крыле и боевой роты № 2 в северном крыле, перегороженные между собой по коридору стеной, и РХО № 3 на втором этаже в южном крыле, и командирский корпус на втором этаже в северном крыле, точно так же перегороженные между собой по коридору стеной. Рядом с южным торцом здания располагался небольшой одноэтажный корпус столовой, к которой самый ближайший выход располагался из помещения учебной роты № 1 и РХО № 3, командиром которой был капитан Лаврентьев. Кстати, ни у кого из офицеров в части никаких кликух не было, и только Лаврентьева солдаты окрестили Лавриком и относились к нему в какой-то степени пренебрежительно, потому что чего ему не доставало, так это настойчивости и чувства меры. Он не умел держать дистанцию со своими солдатами, особенно когда был под шафе, и допускал панибратство. Слева от въездных ворот, находившихся по соседству с КПП, располагался хозгараж и помещение сантехников. Плац был очень маленький и располагался между КПП, въездными воротами, хозгаражом и административно-казарменным корпусом, и с южной стороны был подпёрт спорплощадкой с различными спортивными снарядами. Войсковая часть № 86923 являлась гвардейским учебным инженерно-сапёрным батальоном, и мы, будучи вновь прибывшими новобранцами, пока даже ещё не принявшими военную присягу, естественно, были зачислены в штат учебной роты № 1, у которой был молодой командир возрастом не старше 30 лет литовского происхождения, капитан Артур Витасович Навицкас, высокий светловолосый парень с неплохой фигурой, на которой красиво сидела офицерская военная форма. Он был строгим и бескомпромисным человеком, видевшим в нас только винтики в конструкции некой военной машины, и обращавшийся к нам непременно «Солдат! Ко мне, шагом марш!», и в его исполнении это звучало грубо и надменно. Солдаты Навицкаса не любили, а вот командование ценило, потому что своей жёсткостью и наглостью он умел поддерживать в роте порядок. Помимо Навицкаса был и ещё один командир, боевой роты № 2, капитан Алексей Вадимович Ярцев. Они с Лаврентьевым в сравнении с Навицкасом в отношении своих солдат были как небо и земля. И Ярцев и тем более Лаврентьев, который вообще для командира был очень мягким и уступчивым, без дела на солдат голос никогда не повышали. Ярцеву было 32 года. Он тоже был ростом как Лаврентьев, подтянутый, одетый с иголочки, светловолосый, но этих волос у него на голове с учётом его возраста было до безобразия мало, и ото лба до затылка блестела чистейшая лысина, а жиденькие волосёнки у него были лишь по бокам головы чуть выше ушей и на самом-самом затылке. Но зато человек он был очень положительный. Но в отличии от Лаврентьева капитан Ярцев как командир был более адекватный. Его никогда в жизни невозможно было увидеть при исполнении под градусом. Он всегда выглядел чистым и аккуратным, натуральный пример для подражания. Если он допускал сближение с кем-то из солдат, то сближение это имело ограниченный характер и никогда не переходило в стадию панибратства. Однажды ночью я наблюдал, как бухому Лаврентьеву, который к тому же находился при исполнении в качестве дежурного по части, в дежурной части за пультом солдаты ворошили волосы на голове и громко гоготали, и он неподобающим образом всё это допускал. Капитан Ярцев такое не допустил бы никогда! Даже за попытку обращения к нему не по уставу он обеспечил бы нарушителю гауптвахту (или как её называли на армейском сленге «губа»). Комбата я помню очень плохо. Это был полковник, упитанный мужик далеко за 50 с очень короткой седой стрижкой, что называется «под ёжик». Начальника штаба я и вовсе не помню. Дело в том, что, когда я попал в часть, их переводили куда-то в другие части. Где-то в начале осени 1996 года исполняющим обязанности начальника штаба был назначен командир автомобильной роты (это единственная рота, казармы которой не находились на территории батальона, и служили в ней исключительно контрактники) капитан Сергей Михайлович Машоха.
** Эпизод 5 «Неровное дыхание» **
Все командиры рот были примерно одного возраста. Вот и Машоха был не старше 35 лет. Ростом он был не выше метр 80, но при этом заметно было, что он крепкий и коренастый. У него было красивое почти круглое лицо с пропорционально посаженными глазами, прямой нос, слегка угловатые скулы, что придавало его лицу особую мужественность. Он был очень тёмный шатен, почти брюнет, со слегка вьющимися коротко стриженными волосами, на висках оканчивавшимися чётко подкантованными бакенбардами, которые приятно очерчивали профили его ушных раковин, которые имели в соотношении с размером его головы идеальные пропорции. В общем, можно сказать, что у Машохи был почти греческий профиль. На его лице было заметно, что он обладатель очень густой чёрной щетины, и, хотя он и был гладко выбрит, она заметно проступала через кожу на его лице и на шее под нижней челюстью до самого ворота рубахи. Помимо густой щетины было однозначно, что у него очень волосатое тело, так как чёрные волосы торчали и из-под манжет рубахи, под углом густо покрывая кисти рук от запястий до мизинцев, и из-под воротника рубахи заметно выдавались наружу, наползая на узел галстука, завязанного под воротником рубахи, застёгнутым на самую верхнюю пуговицу. Остаётся только пофантазировать и представить себе, насколько же густой кучерявый длинный чёрный мех покрывал всё его тело под рубахой. Машоха был очень доброжелательным человеком. У меня с ним очень быстро наладился почти дружеский неформальный контакт (можно констатировать, что он мне нравился, и нравился не просто как человек, но до неприличия нравился как мужчина). Мы с ним подолгу могли разговаривать на разнообразные темы, и я постоянно чувствовал, что прерывать беседу и уходить от меня он не желает (и чувствовал, что я ему тоже неприлично нравлюсь, несмотря на то, что он был женат и имел дочь, но глубже подобных бесед наши с ним отношения так и не стали, хотя желание сближения явно было взаимным). Но мы всё-таки находились при исполнении, особенно я, будучи солдатом-срочником, и поэтому прекращать беседы всё-таки приходилось, и приходилось возвращаться к поставленным перед каждым из нас задачам. А комбат был куда-то переведён чуть позднее, и исполняющим обязанности комбата был назначен командир нашей учебной роты № 1 капитан Артур Витасович Навицкас. Конечно, странно, как на должность минимум полковника был назначен всего лишь капитан.
Службу в рядах ВС РФ я начинал проходить в качестве курсанта по специальности «Минёр-сапёр». Недалеко от территории батальона находился автопарк автомобильной роты, командиром которой был капитан Машоха, и учебный класс. Ежедневно, кроме выходных, строем мы туда отправлялись на занятия, где нам преподавались теоретические премудрости создания взрывных устройств, конструкции разнообразных мин, гранат, пластидов, огневых и детонационных шнуров. Изучали мы и как обезвреживать те самые взрывные устройства, в том числе и отличия мин противопехотных и противотанковых. Вообще, это целая наука. Кстати, нам тогда преподаватель рассказал, что, когда в художественных фильмах показывают, как человек подорвался на противотанковой мине, это не правда. Боёк противотанковой мины рассчитан на нагрузку не менее 1000 кг, и даже корова, наступив на противотанковую мину, не подорвётся, а уж человек и тем более. Мы изучали и химический состав материалов, входивших содержимое детонирующего элемента взрывчатки; изучали необходимую массу взрывчатого вещества, необходимую для подрыва конструкций разнообразных профилей. Помимо теоретических занятий с нами проводились занятия и практические. Для этого нас возили на испытательный полигон части, располагавшийся на территории Владимирской области в Ставровском районе. Полигон представлял из себя громадное поле посреди густого леса, обнесённый ограждением с колючей проволокой. Недалеко от въездных ворот на полигон располагалось небольшое деревянное строение, похожее на сторожку, где располагались образцы взрывных устройств, в том числе и пластиды. И наши юные новобранцы хватали эти «колбасы» серого цвета и начинали ими играть, гоняясь друг за другом и вращая ими над головами. А я, понимая, что пластид натуральный и от трения может сдетанировать, начинал их останавливать, отбирать у них эти «колбасы» и строго отчитывать их на правах старшего по возрасту, объясняя им возможные последствия. В глубине полигона находились конструкции разнообразных профилей, на которых проводились практические опыты по их подрыву и разрушению: стальная фермовая конструкция моста; железобетонные перекрытия моста и здания; участок рельсового пути с железобетонными и деревянными шпалами; кузова различных транспортных средств, даже целый железнодорожный вагон. Наша задача состояла в том, чтобы, используя теоретические материалы, рассчитать конструкцию взрывного устройства, химический состав детонирующего вещества и его массу. Конечно, чтобы стать профессиональным подрывником-сапёром, полугода теоретических занятий и нескольких практических попыток на полигоне очень мало. Наши расчёты оказывались недостаточно верными, и ни одну конструкцию окончательно разрушить нам не удалось. А у меня так и вовсе не было возможности пройти весь курс до конца. Мало того, что я был срочником с высшим образованием, и срок моей службы составлял всего один год, так и ещё одно событие стало причиной того, что курс обучения мне пришлось прервать, причём окончательно. В середине ноября 1996 года на должность начальника штаба на постоянной основе был назначен капитан Александр Геннадьевич Вытулев, который был прислан в часть откуда-то с пограничной службы. А это означало, что капитан Машоха вернулся обратно на должность командира автомобильной роты, и встречаться с ним мы стали гораздо реже. Но когда у него получалась возможность попасть на территорию части, он всегда старался меня разыскать, и мы с ним уединялись и общались. А с Вытулевым вместе приехал и его пограничный пёс Пират, палевый кобель кавказской овчарки размером с телёнка, очень свирепый и не признававший никого, кроме хозяина. Держать Пирата Вытулеву было негде, да и жилья по началу у него не было, и жил он прямо в командирском корпусе в своём кабинете. Рано утром, до подъёма, который объявлялся в 6 часов утра, Вытулев выходил с Пиратом на пробежку, а затем прятал его от окружающих, так как Пират очень агрессивно на окружающих реагировал. Из-за высокой агрессивности Пирата Вытулев применял мощный брезентовый поводок и так называемый «строгий ошейник», представлявший из себя стальную хромированную цепь с острыми зубьями, обращёнными в сторону шеи пса. Когда Пират начинал на кого-то агрессивно реагировать, Вытулев тянул за поводок, натягивая его, благодаря чему натягивалась и цепь ошейника, и острые зубья ошейника, впиваясь в шею пса, должны были гасить его непомерную агрессию, успокаивая его. Местом для сокрытия Пирата Вытулеву было выделено одно из помещений хозгаража. Там Вытулев привязывал Пирата за поводок к трубе отопления. Но даже несмотря на то, что Пират находился взаперти в совершенно изолированном от окружающих помещении, шум снаружи от движения людей и техники его раздражал, и он сурово рычал и громко лаял. Вытулев часто уезжал в командировки, и тогда Пират оставался привязанным в хозгараже на несколько дней. Но его надо было кормить, и он испражнялся. Как же с этим быть? Для кормления Пирата предусматривалась огромная дюралевая бадья пищевых отходов из столовой, которую подготавливала повариха тётя Надя. А доставлять эту бадью Пирату был назначен один из солдат РХО. Он доставлял бадью с кормом на тележке к воротам гаража, открывал их, завозил бадью внутрь, снимал с тележки, и шваброй пододвигал в сторону Пирата. Пират с разъярённым оскалом кидался в сторону солдата, и лишь мощный поводок и «строгий» ошейник тормозили его, но не очень успокаивали. Пират был настолько агрессивным, что продолжал кидаться в сторону солдата снова и снова, не обращая внимания на боль от впивавшихся в его шею острых стальных зубьев. Нередко в порывах своей ярости Пират переворачивал бадью с кормом, и тогда ему приходилось подлизывать содержимое прямо с пола. Вынуть бадью обратно было очень проблематично, так как Пират хватал зубами швабру, вырывал её из рук солдата и отшвыривал на несколько метров. Таким образом вернуть бадью на свободу удавалось далеко не с первого раза. Ну а вычищать экскременты из-под Пирата и вовсе было проблематично, так как это он не давал сделать совершенно. И удалялись экскременты Пирата лишь тогда, когда возвращался Вытулев и забирал Пирата из гаража. Тогда помещение гаража после пребывания в нём Пирата начисто выдраивалось. И вот наступил декабрь. Пока что зима не изобиловала снегом, но не скупилась на крепкие морозы.
Глава 22 «1997 год»
** Эпизод 1 «Пират» **
Незадолго до наступления Нового 1997 года Вытулев снова уехал в командировку, и Пират уже по заведённой традиции сидел в хозгараже, привязанный за поводок к трубе отопления. В один из дней я спускался по дороге со стороны столовой, и обратил внимание, что у гаража распахнуты ворота, возле которых столпились люди, а изнутри доносится жуткий собачий визг. Там, внутри что-то происходит, что заставляет Пирата так истошно визжать, но люди стоят и ничего не предпринимают. Я направился туда, протиснулся через толпу, и предо мной предстала жуткая картина: из трубы отопления на пол хлещет кипяток, наполняя помещение. Пират стоит на полу на каком-то возвышении, возникшем из-за неровности покрытия пола, а кипяток всё прибывает, и скоро начнёт обжигать лапы Пирата. Пират, стоя на этом возвышении и собрав лапы в кучу, весь сжался в комок и истошно визжит. И тут я утратил всякий страх перед этим свирепым псом, кинулся к нему и начал отвязывать его от трубы, стоя по щиколотки в кипятке. Но на моих ногах были надеты кирзовые сапоги, и получить ожог мне не грозило. А вот Пират был босиком, и мог вскоре остаться без лап, так как мягкие ткани от такой высокой температуры просто напросто сварились бы. Надо себе теперь представить, сколько же физической силищи в этом кобеле! Это ведь надо было умудриться, постоянно вырываясь на свободу, через привязанный к трубе диаметром 200 мм и толщиной стенок не менее 5 мм разорвать эту трубу, сделав в ней здоровенную трещину, из которой и хлестал сейчас кипяток. Я его отвязал, и, почувствовав свободу, он совершил резкий прыжок через эту громадную лужу кипятка в сторону открытых ворот. Люди, стоявшие в проёме ворот, разбежались врассыпную, а я, держась за поводок, еле успевал перебирать своими ногами, с трудом поспевая за мчавшимся впереди Пиратом. Куда он бежал, он и сам не понимал. Он просто убегал от этого бурлящего, пышущего смертельным жаром ужаса, и остановился лишь тогда, когда осознал, что опасность позади, и немного успокоился. Но тут уже меня охватило оцепенение: что будет делать Пират теперь, оказавшись на свободе, когда перед ним стоит беззащитный посторонний человек? Я уже приготовился быть перекушенным его мощными челюстями. Но вопреки моим ожиданиям его поведение оказалось совершенно иным! Прижав уши к голове, он подошёл ко мне, уткнулся мордой мне между ног и тихо начал поскуливать. А я начал аккуратно его поглаживать. Это был первый опыт моей коммуникации с этим свирепым псом. Люди стояли поодаль от нас и выглядывали в окна, и смотрели в ожидании, что же будет дальше? А дальше я сделал шаг, и ещё один, держа в руках поводок, и Пират пошёл спокойным шагом рядом со мной. Затем я перешёл на лёгкий бег, и Пират побежал рядом. Когда я начинал с ним разговаривать, он вставал на задние лапы, обрушивая передние на мои плечи, и вместе с ними весь груз своего тела, и начинал меня облизывать по щекам от подбородка до ушей. А люди продолжали смотреть, стоя в оцепенении. Интересно, о чём они думали, когда Пират вставал на задние лапы и начинал меня облизывать? Уж не: «Ой, всё! Сейчас сожрёт его!» ли? С этих пор из числа посторонних Пират начал подпускать к себе только меня. Трубу отопления заменили. Я его начал снова оставлять в том же самом гараже, но привязывать не к трубе отопления, а нашёл на стене какой-то крюк, вырвав который, здоровью Пирата уже ничего не угрожало. Теперь бадью с кормом ему привозил исключительно я, и ставил ему, не пододвигая ему шваброй, а непосредственно поднося к нему. Но после надо было быстро отойти, потому что он не терпел чьё-то присутствие рядом с его кормом, расценивая это, видимо, как посягательство на его кормовую базу, и в нём тогда проявлялась агрессия. А вот когда он всё съест, я к нему подходил, забирал бадью, и увозил её обратно в столовую. Спустя пару дней вернулся Вытулев, узнал о произошедшем, и принял решение, что во время его отсутствия я буду штатным смотрителем за его Пиратом, потому что после спасения Пират признал во мне своего вожака, и будет теперь подчиняться мне беспрекословно. Меня перевели из штата учебной роты № 1 в штат боевой роты № 2 на должность водителя какого-то транспортного средства. Но собственно в самой роте я жил очень редко, когда Вытулев был на месте. Остальное время мне приходилось находиться рядом с Пиратом. Сначала я ночевал в кабинете начальника штаба, делая себе лежанку прямо на длинном столе, за которым проходили совещания, Т-образно приставленном к столу начальника штаба. Затем меня переселили в машинописную, находившуюся по соседству с кабинетом начальника штаба, потому что начальник секретной части прапорщик Рассадкин, который называл меня «Шурёк», был крайне против пребывания постороннего лица в кабинете начальника штаба. В машинописной специально для меня поставили топчан, на котором я оборудовал лежанку. Режим дня из-за Пирата у меня был крайне нарушенный. У всех подъём был в 6 утра, а отбой в 10 вечера, и таким образом солдатам предоставлялось для сна время в течение 8 часов. Мне приходилось вставать в 5 утра, пока на территории никого нет, выходить с Пиратом на пробежку и его выгул (надо же ему справить свою нужду), а после спрятать его до того, когда в части с подъёмом начнётся оживление. Точно так же вечером после отбоя я выходил с Пиратом на пробежку и выгул. Таким образом на ночной сон у меня оставалось всего 6 часов. Когда Вытулев уезжал в командировки, за него оставался капитан Машоха, и вот тогда мы с ним очень много общались. В отсутствии посторонних он просил меня обращаться к нему не «Товарищ капитан», а по имени, и даже без отчества, и это о многом говорило в его отношении ко мне. В кабинете начальника штаба стоял компьютер, но на нём никто не умел работать, за исключением одного срочника по имени Дима Ладыгин, которому предстояло перед наступлением Нового 1997 года демобилизовываться. И тогда Машоха предложил научить меня работать на компьютере. В машинописной поставили ещё один стол, на который перенесли компьютер из кабинета начальника штаба, и теперь я стал постоянным соседом машинистки Натальи Михайловны Устиновой, которая была не военнослужащей с воинским званием, а служащей российской армии, которыми являлись вольнонаёмные гражданские лица. Дима Ладыгин был рослым парнем тоже с высшим образованием, но у него была одна не очень приятная черта в характере. Он был трус. Малейшее повышение голоса на него, и он уже дрожал как осиновый лист. А уж когда капитан Навицкас к нему обращался со своей наглостью и надменностью «Солдат (хотя Ладыгин был младшим сержантом)! Ко мне шагом марш!», Дима скрючивался в некое подобие покорного поклона перед барином, и зрелище это было крайне жалкое. Машинистка Наталья Михайловна Устинова была очень милой женщиной, по возрасту годившаяся мне в матери, и относилась она ко мне как к сыну. Она мне очень помогала с осваиванием в этом мире, кишащем различными командирами от комбата до начальников секретной части прапорщика Рассадкина и строевой части прапорщика Левченко. Она знала всех как облупленных, и рассказывала мне, как с кем из них надо себя вести. А ещё она мне очень много рассказывала о парне, который работал с ней по соседству, как я сейчас, до моего прихода. Он демобилизовался в июне 1996 года. Звали его Саша Машин. У него тоже было высшее образование, и Наталья Михайловна оценивала его с одной стороны как очень умного и грамотного парня, а с другой — как бунтаря, который терпеть не мог всю это командирскую обстановку, и даже пару раз сцеплялся со старым комбатом, за что попадал на «губу», а после, когда возвращался, говорил: «Лучше уж там, на «губе», чем в этом паучьем кодле». Я очень быстро освоил и компьютер, и печатную машинку, плюс меня озадачивали чертить перьями на листах ватмана различные чертежи и плакаты, и даже наносить стратегическую обстановку на картах. Когда Наталья Михайловна по каким-либо причинам отсутствовала, я оставался и за машинистку.
** Эпизод 2 «Предложение, от которого ты не сможешь отказаться» **
Машоха очень быстро разглядел во мне ответственного, надёжного, скрупулёзного и педантичного человека, и внёс предложение, что именно я лучше всего гожусь для выполнения задач посыльного, и, используя свою протекцию, убедил Вытулева сделать мне бессрочную карту посыльного. Это было сделать возможно лишь через начальника Владимирского гарнизона. Офис Владимирского гарнизона находился на улице Бобкова, рядом с троллейбусной конечной станцией «Рябинка». Туда надо было ехать с картой посыльного, подготовленной на моё имя, получить подпись начальника Владимирского гарнизона и поставить гербовую печать. И тогда, находясь с такой картой вне территории войсковой части, не было никакой угрозы для меня, что при проверке у меня документов военным патрулём за нарушение меня задержат и отправят на «губу». И в январе 1997 года Машоха мне эту карту вручил. С тех пор я получил неограниченные возможности к перемещению. У нашей войсковой части не было своего телеграфного узла, был только телефонный, на котором работала вульгарная телефонистка Светка Агаджанян, ефрейтор в упитанных телесах и с пышной, значительно выпиравшей грудью, которая во всём происходящем вокруг искала сексуальный подтекст. Например, у нас в части была пожилая библиотекарь Нонна Михайловна, крашенная пышнотелая блондинка возрастом около 60 лет. А в часть регулярно с проверками приезжал из Москвы из штаба пожилой полковник Ященко, который конечно же заглядывал к ней в библиотеку, а она к его приезду подбирала для него почитать интересную литературу. А Светка всё время требовала от Нонны Михайловны отчитаться, чем это таким они занимались в уединении библиотечных стен. Так как своего телеграфного узла у нашей части не было, телеграммы на имя нашей части приходили на адрес танкового полка, расположенного рядом с троллейбусным депо № 1, и я регулярно ходил в танковый полк за телеграммами, ну и конечно же заглядывал и в троллейбусное депо. А ещё надо было время от времени доставлять всякие секретные пакеты из нашей части в танковую дивизию в Ковров и оттуда к нам, и я своим ходом на электричках ездил в Ковров, а там от вокзала на троллейбусах в дивизию, а на обратном пути нередко заезжал домой. Нагрузка на меня одного была возложена очень большая. То, чем вдвоём занимались Машин и Ладыгин, теперь выполнял я один, ещё был и постоянным посыльным, ещё и занимался с Пиратом. Я чувствовал, что очень сильно устаю, и никак не могу отоспаться. Но послабления мне предоставлять никто не собирался, а протекции Машохи было недостаточно. Машоха настаивал, что мне нужно подобрать напарника, но капитан Навицкас с этим не торопился. В канун 23 февраля Машоха настоял о включении моего имени в списки на повышении в звании с рядового
до младшего сержанта, и об этом он мне поведал, когда поступило одобрение.
- Серёж, спасибо тебе, конечно, - поблагодарил я Машоху, - Но тогда мне придётся нашивать на погоны лычки.
- Ну да, - улыбаясь, подтвердил Сергей, - А разве тебе это будет сделать настолько трудно?
- Да дело не в труде, - начал объяснять я, - а в самих этих тряпках. Если уж носить символы повышенного звания, то уж тогда как у наших парней из роты, вон, хотя бы у того же Ибрагимова, или у Ильичова, такие, металлические блестящие.
- Ты галуны что ли хочешь? - улыбаясь, спросил Машоха.
- А, они галунами называются, - подытожил я, - Ну в таком случае да, хочу галуны.
- Ну, думаю, тебе надо заглянуть в наш военторг, - направил меня Сергей, - Скорее всего их ты сможешь найти там. Ну и с парнями пообщайся, уточни, где они их брали. Но только поторопись. Награждение состоится торжественно на плацу в День Советской Армии, будет зачитан приказ, прозвучит твоя фамилия, и после этого с пустыми погонами ходить ты уже будешь не должен.
Я подошёл к парням во второй роте, поинтересовался про галуны. У них я узнал, что купить их действительно можно в военторге. Военторг был недалеко от части, я туда регулярно наведывался, но если галуны там в продаже и были, то только защитного зелёного цвета матовые, а позолоченных блестящих не было. А 23 февраля уже приближалось. Буквально накануне 23 февраля Сергей зашёл в машинописную, улучив момент, когда Наталья Михайловна была на
обеде, сел напротив меня, практически лицом к лицу, положил руки мне на плечи, и снова завёл разговор о галунах:
- Ну что, купил? - спросил он меня.
- Нету, Серёж, - с огорчением ответил я.
- Ну значит нашьёшь лычки, - спокойно ответил Сергей, массируя мне плечи своими крупными ладонями, - В чём проблема-то?
- Серёж, не хочу я носить на плечах эти жуткие тряпки, - с отвращением произнёс я, - Я как посмотрю на Шкуренко и представлю, что у меня будет так же, так противно становится. В конце концов, зачем мне это звание. Уж лучше я останусь рядовым с чистыми погонами, чем буду уродовать свои плечи этими тряпками.
- Я хочу, чтобы у тебя было звание, - спокойно ответил Сергей, акцентировав на «Я», - Мало ли как жизнь обернётся, а со званием перспектив у тебя будет больше.
- Каких перспектив? - удивился я, - Я не собираюсь оставаться в войсках после истечения срока.
- Я же говорю: мало ли как жизнь может обернуться, - настойчиво доказывал мне Машоха, - Сейчас ты считаешь, что звание тебе не пригодится, а вдруг пройдут годы, и окажется, что оно у тебя очень кстати. Так что не упрямься.
- Ну слушай, ты меня убиваешь без оружия, - посетовал я, - Неужели нельзя никак это отложить?
- Распоряжение о присвоении тебе звания «Младший сержант» уже есть, - ответил Сергей, - На его основании твоё имя должно быть внесено в приказ о присвоении звания. Дальше этот приказ попадёт в строевую часть, и у тебя в военном билете будет стоять отметка, что с 23 февраля 1997 года тебе присвоено воинское звание «Младший сержант». Ну ладно, внутри части никто на это может не обратить внимание, хотя, Артур Витасович в этом отношении очень щепетилен. Но ты же постоянно выходишь в город. А вот так патруль тебя проверит, а у тебя в военном билете указано будет, что ты младший сержант, а знаков отличия на форменной одежде нет. А это уже нарушение, и попадёшь на «губу». А приказы о присвоении званий по желанию в любой момент не издаются, всегда к крупным государственным праздникам, связанным с армией. Так что вариантов в общем-то немного. Хотя, можно, конечно, смухлевать. Только тебе в этом придётся поучаствовать, - и Машоха широко улыбнулся.
- Каким образом? - удивился я.
- А таким! - и ладонью правой руки он дал мне лёгкий подзатыльник, после чего снова положил её на моё левое плечо, и продолжил рассуждение, - Приказ о присвоении званий будешь печатать ты сам. Этим всегда занималась Наталья Михайловна, но тут такое дело, что её в это лучше не вовлекать. Я тебе дам список награждаемых, смотри не перепутай ничего! Тебе предстоит напечатать два приказа, но в одном ты себя указываешь, а в другом — нет. Оба этих приказа я подпишу у Артура Витасовича, придумаю, на что сослаться. Раз приказы ему приподнесу я, вчитываться в фамилии он не станет, тем более, что их там очень много. Приказ без твоей фамилии пойдёт на торжественное зачитывание и далее в строевую для внесения в военные билеты награждённых, а приказ со своей фамилией ты пока оставишь у себя и будешь его аккуратно хранить.
- Ну, хорошо, - подытожил я, - А дальше что?
- А что дальше, узнаешь позднее, - ответил Сергей и ладонью правой руки потрепал отрастающие волосы на моей голове, - Всему своё время. Не торопи события. И помни, что на это по сути преступление я иду ради тебя.
Машоха вышел. После обеда вернулась Наталья Михайловна. Ближе к концу рабочего дня Наталья Михайловна начала беспокоиться, что до сих пор Машоха не дал ей список для того, чтобы напечатать приказ о награждении в
честь Дня Советской Армии. Время приближалось к 17:00, и Наталья Михайловна не хотела задерживаться.
- Сергей Михалыч! - крикнула она.
- Я здесь, Наталья Михална, - отозвался Машоха, который снова остался за убывшего в командировку Вытулева.
- Ну мы с Вами будем печатать приказ о награждении?
- Наталья Михална, он у меня ещё не совсем готов, - отозвался из кабинета Машоха, - Ещё буквально полчасика. Если можно, я Вас попрошу задержаться.
- Ой, Сергей Михалыч, я не могу, - констатировала Наталья Михайловна, - Меня ждут. Давайте, Саша Вам напечатает?
- Ну, вообще да, - поддержал её идею Машоха, - Санёк у нас молодец, мастер на все руки. Санёк! Справишься? - через стену обратился ко мне Машоха.
- Санюшенька, - Наталья Михайловна частенько так ко мне обращалась, - Помоги Сергею Михалычу. А то мне надо торопиться. Хорошо? Вот номер приказа. Смотри, не подведи меня.
- Так точно, товарищ капитан! - крикнул я в ответ на обращение Машохи.
Наталья Михайловна быстро собралась и убежала. Так как она не являлась военнослужащей, а была вольнонаёмной, задерживать её никто не имел права. Спустя минут 5 после её ухода в кабинете за стеной послышались шаги Сергея. Вроде бы он вышел из кабинета в коридор. Затем его шаги приблизились, и он вошёл в машинописную, и, сев рядом со
мной, положил на стол от руки написанный проект приказа.
- Так, - сказал тихо Сергей, - Вроде бы ушла. Ну, давай, начинай стучать по клавишам, - и Сергей улыбнулся, - Ну ты понял, да.
- Понял конечно, - ответил я.
- Всё равно, давай ещё раз уточним. Вот, видишь, здесь твоя фамилия указана, - и Машоха пальцем указал её на листе бумаги, - Один вариант приказа ты делаешь с ней, другой — без неё. И давай, десять минут на всё про всё, и я пойду на подпись к Навицкасу.
- Хорошо, щас сделаю быстро, - ответил я и начал печатать.
Пока я печатал, Сергей молча сидел рядом со мной, облокотившись на стол. Когда оба экземпляра были готовы, он взял их, на обоих поставил своё факсимиле, и удалился в кабинет комбата. Вернулся он не скоро, прошло минут 40. Я даже начал беспокоиться, уж не заподозрил ли что Навицкас. Но беспокоился я напрасно. Бодрым шагом, широко улыбаясь, Машоха вихрем ворвался в машинописную, и один экземпляр приказа положил на стол передо мной. В этом экземпляре была указана моя фамилия на присвоение мне с 23/02/1997 года звания «Младший сержант», и красовались подпись Навицкаса и яркая гербовая печать войсковой части № 86923, которая хранилась в строевой части и ставилась
лично начальником строевой части прапорщиком Левченко.
- Ну всё, Санёк! - широко улыбаясь, тихим голосом, чтобы не дай бог никто не услышал эхо, произнёс Машоха, - Благодаря тебе я совершил преступление.
- Что-то уж больно счастливым ты выглядишь, если совершил преступление, - слегка усмехнулся я.
- Так ради тебя же я на это пошёл, - подытожил Сергей, - Чтобы и тебя не расстраивать теми тряпками, которые ты не любишь, и с другой стороны чтобы звание ты всё таки не потерял.
- Я тебе, Серёж, естественно, очень благодарен за твою заботу, - отдал я дань должного Машохе, - Но стоит ли это такого риска!
- Стоит, Саня, стоит! - утвердительно произнёс Машоха, - Значит так, этот экземпляр, - и он ткнул пальцем в приказ, который положил передо мной на столе, - это оригинал. И твоя задача сберечь его в целости и сохранности до востребования. А тот, который остался у Левченко в строевой — филькина грамота. Пока это всё, что я могу тебе сказать. Береги оригинал. Он нам ещё понадобится.
Таким образом 23 февраля торжественно младшим сержантом я не стал, но на этом история не окончена. Всё впереди!
** Эпизод 3 «Невеста на пороге» **
В один из походов в танковый полк за телеграммами на имя нашей части, придя на узел связи, мои глаза сильно расширились от того, кого я увидел. На узле связи в танковом полку проходил службу Лёха Шорыгин «Шар», мой университетский одногруппник, тот самый гений, наш с Лёхой Плешановым и Вовкой Бачинским наставник. Оказалось, ему тоже позвонили домой из военкомата и предложили уйти на срочную военную службу в качестве допнабора. И, как и меня, его тоже покатали по разным частям в силу неорганизованности различных подразделений наших вооружённых сил, покуда он не выпал в осадок здесь, в танковом полку. Сказать, что я был очень рад — это не сказать ничего. Я был рад так, как был бы рад человек, долго блуждавший в одиночестве по дремучему лесу и наконец случайно вышедший к людям. Лёха тоже был крайне удивлён и одновременно рад моей материализации пред его взором. Он быстро приготовил чай, мы не меньше часа с ним просидели за чаепитием и разговором, и темы всё не заканчивались и не заканчивались. Но надо было возвращаться к повседневным делам. С этих пор каждый раз, когда я приходил на его узел связи за телеграммами, мы уж час-то точно чаёвничали и разговаривали. И вот в один из сеансов этих посиделок на узел связи забегает взъерошенный дневальный с КПП и кричит, словно оповещая о начале ядерной
войны:
- Лёха! Там к тебе невеста приехала!
- Какая невеста? – удивлённо произнёс Лёха, и его и без того крупные глаза и вовсе приобрели размер советского юбилейного рубля.
- Ну, она так сказала, что твоя невеста, - запнувшись, разъяснил дневальный.
- Лёх, а может это «Тюльпа» приехала? – сообразив, кто может назваться его невестой, предположил я.
- Да она ведь не знает, где я! – Лёхины «юбилейные рубли» продолжали увеличиваться в диаметре, - Как это может быть она?
- И всё же, ты сейчас успокойся, сходи на КПП и уточни, - предложил я, - А я пока пойду к себе. А в следующий раз ты мне расскажешь, кто же на самом деле та «аферистка», которая представилась твоей невестой.
На этом мы разошлись. Я решил выйти из полка через другой КПП полка, чтобы, если вдруг это и в самом деле Натаха, раньше времени не ослабить её впечатления от встречи с Лёхой, поэтому не мог увидеть сам, она это или нет. Выйдя через КПП со стороны военного городка и Офицерской улицы, через улицу 9 января я отправился в троллейбусное депо. Спустя пару дней я снова отправился в танковый полк за телеграммами, и конечно же мне предстояло узнать подробности о том, кто же был посетителем Лёхи, и прав ли я был в своём предположении, что это Натаха. Итак:
- Представляешь! – с оживлением повествовал мне Лёха, вытаращив на меня свои «юбилейные рубли», - Это действительно оказалась «Тюльпа». Оказывается, она попросила отца по своим армейским каналам узнать, куда меня отправили. Поехала туда, там ей сказали, что меня передали в другую часть. И вот так она проехала по всем трём войсковым частям, куда меня передавали, пока не попала сюда!
- Я в восторге! – воскликнул я, - Это ж потрясающе, Лёха! Это ж какая у неё преданность тебе! Жена декабриста! Пойдёт за тобой в огонь и в воду! Обязательно оцени это, потому что вряд ли ты где-нибудь встретишь ещё одну такую же. Мало кому сопутствует такая удача.
Я тогда по-доброму позавидовал Лёхе. Это великая удача в наше время встретить женщину, которая искренне любит мужчину и предана ему, а не гнусно использует его как источник снабжения какими-то материальными благами. Потребительский подход к мужчинам со стороны женщин — это плачевный бич нашего времени, который нередко приводит к распаду семей. И если мужчине выпадает удача на своём пути встретить женщину, которая его искренне любит и беззаветно ему предана, даже не обладая ответными чувствами, надо это оценить, взять себя в руки, пустить по боку все ненадёжные варианты и ни в коем случае не упустить свою птицу счастья.
** Эпизод 4 «Писец подкрался незаметно» **
На День Космонавтики моё здоровье решило меня немного подвести. Весна в 1997 году выдалась дружная и тёплая. Солнце крепко припекало, сугробы, накопившиеся за зиму, уже практически сошли. Ручьи ещё бежали, журча, но бежали не стремительно, а вполне себе скромно, по остаточному принципу. Это как раз были суббота и воскресенье, и обратиться было не к кому. Вдруг, рано утром в субботу с походом в туалет я обнаружил сильную резь во время мочеиспускания, а в моче появился какой-то мутный осадок. Я сломал всю голову: что это? Если это венерическое, то откуда, если у меня ни с кем никаких интимных контактов не было. А если это не венера, то что это? Я решил поехать домой, воспользовавшись своей картой постоянного посыльного и отпросившись у дежурного по части, и показать содержимое своих выделений деду Олегу. Но он ничего конкретного подсказать не смог и никакие рекомендации, кроме как обратиться к медицине, давать не стал. Остался вариант один единственный: потерпеть воскресенье, а в понедельник утром придёт наша санинструктор старший сержант Галя Сорокина. Галя посмотрела на содержимое преподнесённого ей пузырька, и сказала, чтобы я собирался, и мы идём в военную поликлинику. В поликлинике уролог устроил надо мной жуткую «экзекуцию», поставив мне уретрический катетер для получения пробы содержимого мочевого пузыря, от которой возникла такая нестерпимая боль, что, не будучи обладателем крыльев, я чуть не подлетел под потолок. Но врач спокойно и настойчиво скомандовал: «Терпи, солдат», и я, стиснув зубы терпел. После окончания «экзекуции» врач выпроводил меня в коридор, после чего в течение минут 20 они с санинструктором Галей Сорокиной
ещё о чём-то говорили тет-а-тет. Наконец Галя вышла из кабинета:
- Ну что, - спокойным, можно сказать даже безразличным тоном, совершив свой «фирменный» кивок головой, тихо произнесла Галя, - Пошли в госпиталь.
- Что, прямо сейчас? – удивился я.
- Да, прямо сейчас, - всё тем же тоном произнесла Галя.
- Но у меня с собой нет никаких вещей! – воспротивился я, - Пошли в часть, я возьму вещи, и пойду уже в госпиталь сам.
- Нет, - не согласилась Галя, - Я тебя одного не отпущу.
- Галь, ты чего! – удивился я, - У меня ж карта постоянного посыльного, можно сказать иммунитет против патрулей. Ничего со мной не случится.
- Сказала нет, значит нет! – отрезала Галя, - Хотя бы по старшинству воинского звания я тебя не отпускаю. А вещи я тебе сама принесу, можешь не переживать.
Да, действительно, Галя старший сержант, а я, если бы принял официально 23 февраля повышение в звании, был бы всего лишь младшим сержантом. Значит я должен подчиниться стоящему выше по званию. И мы с Галей пошли прямиком в госпиталь, мимо танкового полка, где сейчас, наверное, на узле связи на своём посту находился Лёха Шорыгин, мимо первого троллейбусного депо, и вышли на проспект Ленина. Госпиталь находится практически напротив остановки «Магазины Руслан и Людмила», расположенной по направлению в сторону Доброго. Мы с Галей прошли через КПП госпиталя, вошли внутрь здания, построенного в стиле монументальной сталинской архитектуры середины 1930-ых годов. Внутри здание было очень просторным, с высоченными потолками. Меня сразу же препроводили в одну из палат на первом этаже. Палата была огромная и очень светлая с огромными окнами, выходившими на солнечную сторону и проспект Ленина. И таким образом в палате всегда с утра и до трёх часов дня присутствовало яркое солнце, а мимо окон один за одним сновали мои любимые троллейбусы. Не успел я расположиться на предоставленной мне койке, как практически сразу пришла медсестра с капельницей, уложила меня, и в течение более чем часа я лежал под капельницей. И так трижды в сутки. А ещё мне пришлось принимать какие-то таблетки и порошки. На следующий день пришла Галя Сорокина и принесла мне из части мои вещи. За окнами бушевал солнечный тёплый апрель, а мне было запрещено выходить даже на крыльцо госпиталя. И я словами не могу передать, до чего в лом мне было в такую шикарную погоду находиться взаперти в помещении, пропахшем смесью медикаментов и перевязочного материала. Я понимал, что со мной происходит что-то серьёзное, что от меня почему-то скрывают. Ведь не зря мне даже запрещалось выходить на крыльцо. И так в госпитале я пролежал три недели, и был выписан в канун Первомая. На выписке из госпиталя лечащий врач сделал мне свои рекомендации, суть которых состояла в том, что в холодное время года мне надо носить обязательно одежду, закрывающую поясничный отдел и ягодицы. И допускать рецидив нельзя ни в коем случае, иначе «полшестого» мне гарантировано. Но что же за такую хворь я перенёс, он расшифровывать не стал. И лишь, вернувшись в часть, от Сергея Машохи я узнал, насколько серьёзное положение у меня было, и что малейшее промедление могло привести к непоправимым последствиям. Он, беспокоясь о моём состоянии, спросил Галю, в чём дело. И она ему поведала, что мне был поставлен диагноз «Острый гнойный геморроидальный цистит», что, говоря по-русски, значит, что у меня возникло гнойное воспаление задней стенки мочевого пузыря. И врач-уролог в поликлинике Гале сказал: «Срочно в госпиталь», поэтому она и воспротивилась, когда я сказал ей, что схожу в часть за вещами. Оказалось, воспаление было вызвано какой-то острой простудной инфекцией, которая развилась на фоне ослабленного иммунитета, и настолько мощным, что промедление даже в один час могло оказать крайне негативные последствия. Поэтому я и был срочно помещён в госпиталь.
** Эпизод 5 «Ещё одно предложение, от которого ты не сможешь отказаться» **
Ну а сразу после возвращения из госпиталя от Сергея Машохи я узнал, что он затеял авантюру, подобную февральской.
- Вот, видишь, - говорил с улыбкой он, - Если бы ты тогда не заартачился, мол, не хочу лычки, получал бы сейчас официально очередное воинское звание.
- Серёж, что ты опять задумал? – насторожился я.
- Будем с тобой снова печатать приказы, отстранив от этого занятия Наталью Михалну, - и он хитро подмигнул.
- Та-а-а-ак, - протянул я, - Ну, давай, колись, - настойчиво произнёс я.
- Давать тебе жена будет, - и Сергей широко улыбнулся.
- Не, ну серьёзно!
- А если серьёзно, то пришло указание присвоить тебе очередное воинское звание «Сержант», - спокойным тоном, улыбаясь, произнёс Машоха, - Только не говори, пожалуйста, что тебе не нужны никакие звания. Я это уже слышал в феврале. И с тех пор моя позиция не изменилась, и я настаиваю, что однажды воинское звание выше рядового тебе может пригодиться.
- А как ты это сделаешь? – удивился я, - Ведь Вытулев на месте!
- Положись на меня, друг мой, - сказал Сергей своим бархатным баском спокойным тоном, - Не волнуйся, я с этим справлюсь.
И он действительно это очень мастерски провернул, подбив Вытулева лично заниматься контролем подготовки территории части к празднованию Дня Победы и гарантировав ему, что он займётся всей тягомотной бумажной работой. И снова, как и в прошлый раз, Наталья Михайловна была удалена домой, и на свет появились два экземпляра одного и того же приказа, немного отличающиеся друг от друга. Но, что интересно, с февраля и до сей поры позолоченные галуны младшего сержанта я так нигде в продаже и не нашёл, были исключительно защитного цвета. Теперь мне предстояло искать уже галуны сержантские. Конечно, носить их на погонах у меня возможности уже не было, но хотя бы они могли красоваться на погонах моей формы, в которой я проходил службу, потому что я решил её сохранить. Никакую парадно-выходную форму с аксельбантами я мастерить не собирался, потому что она была мне и не интересна и ничем не дорога, в отличии от той, которая прилегала к моему телу на протяжении этого армейского года. У Сергея Машохи на эту тему снова было иное мнение. Он хотел, чтобы при увольнении из рядов вооружённых сил по окончанию срочной службы я бы выглядел ярко и красиво, но в этом вопросе со мной спорить было бесполезно.
** Эпизод 6 «Папаша-гигант» **
А в конце второй декады мая Пират стал папой. И родила от него щенят маленькая собачонка Вьюна, которая по размеру была сопоставима с породой «Джек Рассел Терьер». Обитала Вьюна у сантехников вместе со своей матерью по кличке Цыганка. Цыганка внешне была близка к Болонке полностью чёрной масти, но от Болонки у неё были некоторые черты, разбавленные внедрением генов разнообразных дворняг. Не исключено, что отцом Вьюны был кобель породы «Джек Рассел Терьер», так как у Вьюны были определённые черты этой породы как внешне, так и поведенческие. Она была пятнистой палевой масти, очень подвижная, дружелюбная и игривая. Когда я пришёл в часть, Вьюна была совсем щенком возрастом около полугода. Но собаки быстро взрослеют, и к концу зимы Вьюна уже превратилась в молодую суку, готовую к спариванию. А мне Пирата днём девать было некуда, и я его отводил на самую юго-восточную часть территории войсковой части, где за кустами находилось заброшенное строение старой трансформаторной будки, оборудование из которого было демонтировано, но были внутри различные элементы, за которые можно было привязать поводок Пирата. Это строение находилось на достаточном удалении от объектов части, где кипела деятельность людей, которая могла бы раздражать Пирата. Но этот укромный уголок обнаружила Вьюна. Вдруг примерно в середине февраля я стал слышать постоянно лай Пирата, и задумался, что же может так его раздражать. Я направился туда, и аккуратно из-за угла, чтобы не выдать своё присутствие, подсмотрел за происходящим. Вьюна, повиливая хвостиком, подходила к Пирату на такое расстояние, чтобы он не мог до неё дотянуться, поворачивалась к нему задом и дразнила его. А он кидался к ней, но его сдерживал поводок и «строгий» ошейник, и он поднимался на задние лапы, а передними пытался захватить её, и с грозным рычанием громко лаял. «Вот же ж похотливая юная сучка! - думал я, - Надо же, что творит!». И вдруг спустя пару дней в какой-то момент я услышал истошный визг Вьюны. «Боже! - подумал я в ужасе, - Он, наверное, всё-таки поймал её и сожрал!», и я кинулся к той постройке. Но увидел я совершенно не то, что ожидал. Вьюна оказалась в целости и невредимости. Огромный Пират, будучи размером с телёнка, стоял прямо, а Вьюна стояла на полу лишь передними лапами, а её задние лапы болтались высоко над полом, потому что она висела на кобельем инструменте Пирата. В какой-то момент, видимо, у Пирата начинали затекать задние лапы, и он начинал переминаться, а Вьюна, зависшая на инструменте Пирата, при этом начинала раскачиваться, ей становилось больно, и она начинала истошно визжать, словно её рвали живьём на куски. «Боже! - думал я, глядя на происходящее, - Как такой громила умудрился что-то сделать с этой маленькой собачонкой!». Но факт соития был всё же неоспорим. И это соитие оказалось результативным. Щенки оказались миникопиями папы и уже в месяц размером превзошли маму. Они превратились в огромные пушистые шары такого же палевого окраса, как и папа. Но, как и мама, они были шустрые, игривые и добродушные. «Что же из них вырастет? - думал я, глядя на них, кувыркающихся на полу в помещении сантехников, - Будут такие же телята, как и папа, но вместо агрессивности в них проявится дружелюбие и контактность мамы?». У меня было острое желание взять одного из этих щенков, но я осознавал, что чтобы владеть собакой, тем более такой, надо быть человеком, ничем не обременённым. Ну а самым банальным обременением для меня была работа, без которой обойтись в жизни нельзя.
** Эпизод 7 «На пороге дембеля» **
Наступил июнь 1997 года. У меня за год службы в армии набежало две недели отпуска, который я решил использовать в самом-самом конце срока, присоединив его окончанием к дембелю. Таким образом последним днём моей срочной военной службы становилось 21 июня. За неделю до моего ухода в отпуск Сергей Машоха сделал мне предложение:
- Ну что, Саня, уже предвкушаешь дембель? - с грустью произнёс Сергей.
- А ты бы не радовался окончанию срока и тому, что ты теперь ничем никому не обязан? - с воодушевлением ответил я.
- Ну да, приятно, конечно, - грусть сквозила в его голосе, - Но может ты не будешь уходить окончательно?
- Как это? - не совсем уловил я намёк.
- Так, что я предлагаю тебе остаться на службу по контракту, - Сергей пристально смотрел в мои глаза, - У тебя в армии будут однозначные перспективы. Сейчас ты сержант, причём с высшим образованием. Тебе достаточно будет трёхнедельных офицерских курсов, и ты получишь минимум звание «Младший лейтенант», если не сразу «Лейтенант»! Ты специалист по транспорту, причём с шикарными способностями к выполнению чертёжных работ! И ты умный парень! Ты сможешь быстро пойти в рост по званиям и должности! Подумай, Саня!
- Серёж, - опустив на мгновение взгляд в пол, произнёс я, - Перспективы ты нарисовал, конечно, заманчивые. Но пойми! Я не военный. Я сугубо гражданский человек. И армия для меня мера крайне вынужденная. Я получил высшее образование по горэлектротранспорту, и теперь хочу реализоваться в этом направлении. Не было бы вопросов остаться в армии, если бы вверенный тебе транспортный парк имел в своём инвентаре троллейбусы.
- Ну, я в устройстве троллейбуса никак не разбираюсь, - улыбнувшись ответил Машоха, - Боюсь, если бы мой парк пополнился ещё и ими, мне пришлось бы искать иное место службы.
- Ерунда! - уверенно ответил я, - Ты парень неглупый, изучил бы, а я бы тебе помог в этом. Но троллейбусам в армии не бывать однозначно, это сугубо гражданский вид транспорта. Так что я вынужден тебя огорчить, но в армии я не останусь.
21 июня Машоха попросил меня задержаться с уходом домой и подготовить те экземпляры приказов, сохранить которые было моей задачей. Тогда он снова исполнял обязанности начальника штаба за Вытулева, уехавшего очередной раз в командировку (для меня так и осталось загадкой, что за такие командировки вечно у него были). Сергей взял ключ от строевой части, открыл святая святых прапорщика Левченко, нашел папки-скоросшиватели с приказами, в них нашёл те приказы, которые гласили о повышении в воинских званиях в честь 23 февраля и 9 мая, удалил их и заменил теми, которые сохранил я. Затем другим ключом Сергей открыл сейф прапорщика Левченко, достал гербовую печать, взял мой военный билет, своей рукой в строчки таблицы пункта 20 «Присвоение воинских званий и классности по специальности» вписал «Мл.сержант» и «Сержант», указал номера тех приказов, оставил своё факсимиле и поверх всего этого дважды шлёпнул гербовую печать войсковой части № 86923. Таким образом на память о Сергее Машохе у меня в военном билете сохранился его почерк. Затем я взял свои вещи, которые заранее подготовил, и военный билет, и мы пошли на КПП, прошли через него, и на крыльце мы с Сергеем попрощались, обнявшись и пожав друг другу руки.
** Эпизод 8 «Совсем взрослый» **
Сразу же после ухода из армии я отправился в троллейбусное управление трудоустраиваться. Начальник управления Евгений Павлович Ильюшкин поздравил меня с окончанием срочной службы в армии, и озвучил, куда он решил меня определить для реализации на практике моих теоретических знаний. Оказывается, в качестве погашения долга по отчислениям в бюджет города завод «Автоприбор» передал горадминистрации 11 автобусов ПАЗ-3205. Эти автобусы горадминистрация передала троллейбусному управлению. И Ильюшкин 10 из них решил использовать, открыв автобусный маршрут, где проезд будет полностью платный для всех категорий пассажиров. Таким образом при автогараже появилась так называемая «Коммерческая автоколонна», куда Ильюшкин назначил меня одним из сменных автомехаников. Это было очень далеко от того, чем я хотел заниматься. Но в то же время это был очень полезный опыт практического изучения техники и получения навыков коммуникации с небольшим трудовым коллективом в качестве руководителя. Автогараж располагался на территории троллейбусного депо № 1, а к крылу, в котором находился его офис, примыкали выездные ворота из депо, выезд из которых производился на улицу Мусоргского. Рано утром через эти ворота выезжали на линию троллейбусы маршрутов № 8 и № 9, прямиком попадая на конечную станцию «Рябинка». В офисе автогаража уже имелся автомеханик Владимир Тимофеевич Желдыбин, пожилой дядька высокого роста, очень добродушный, с неплохим чувством юмора. И была диспетчер Ольга Николаевна Зейналова, молодая женщина чуть старше меня по возрасту, но гораздо ниже меня по росту, брюнеточка, внешне которой можно было дать не старше 20 лет. Но они занимались исключительно служебным транспортом автогаража и коммерческих автобусов не касались. В этом же крыле здания по соседству с кабинетом механика/диспетчера располагался кабинет художника троллейбусного депо № 1. Здесь работала Лариса Витальевна Лювей, такая же низкорослая, как и диспетчер Ольга, с прямыми длинными волосами, окрашенными в рыжий цвет. Она была явно постарше Ольги, плюс она курила, и это неуклонно убавляло свежесть от её внешности. Начальником автогаража был Игорь Сергеевич Спиридонов, молодой парень, светлый шатен с густой шевелюрой, по росту и возрасту примерно такой же, как Сергей Машоха, но по характеру ближе к капитану Навицкасу. Диспетчер Ольга его страшно боялась, а мне он сразу стал неприятен. В штат автогража набирались водители для работы на коммерческих автобусах, автобусы подготавливались к эксплуатации. Подготовка шла медленно, потому что производственных помещений у автогаража было мало, и на обслуживание такого количества транспорта они рассчитаны не были. Механик Владимир Тимофеевич и диспетчер Ольга работали на пятидневке с 8 до 17, так же, как и основная часть водителей. Исключение составляли водители тягачей и аварийных машин контактной сети, которые работали по 12 часов в графике 2/2 со сменой времени работы в сутках день/ночь, а также были дежурные слесаря, работавшие по 12 часов в графике 2/2 исключительно днём. Пока шла подготовка коммерческих автобусов к эксплуатации, я тоже работал на пятидневке с выходными суббота-воскресенье. Но сентября график моей работы должен был измениться.
** Эпизод 9 «Влюблён по собственному желанию» **
Но не успел я приступить к своей гражданской трудовой деятельности, как армия напомнила о себе. В начале июля в один из жарких вечеров, когда я только вернулся с работы домой, вдруг раздался телефонный звонок. Тогда мобильных телефонов ещё не было, и единственным оперативным средством связи был стационарный домашний телефон. Старый светло-кремовый пластмассовый аппарат, который трудился у нас дома с середины 1980-ых годов, с того момента, как нас подключили к городской телефонной сети, громко зазвонил. Деда Олега дома не было, он жил на даче, поэтому
снять трубку и ответить, кроме меня, было больше некому:
- Алло, - коротко произнёс я.
- Саня! - раздался в трубке бархатный басок Сергея Машохи, - Привет.
- Ой, Сергей! - обрадовался я, и моё сердцебиение немного участилось в ответ на его голос.
- Как живёшь? На работу уже устроился? - с какой-то нежностью говорил голос в трубке.
- Да, - отвечал я, - Уже работаю в троллейбусном депо у «Руслан»-а.
- По нашей части не скучаешь? - голос Сергея, прикасаясь бархатом к барабанным перепонкам моих ушей, вызывал у меня приятные мурашки.
- По части, наверное, нет, - отвечал я, - Но не забыл ни тебя ни Пирата. Ты и он стали для меня самыми дорогими существами из тех, с кем я в части имел контакт.
- Ну в таком случае, Саня, я хочу попросить тебя выручить нас, - произнёс в трубке бархатный басок Сергея, - Вытулев снова уехал, а Пират сорвался с поводка, и мы все сидим в корпусе и никуда не можем выйти. Не смог бы ты приехать и увести его на часок, чтобы мы смогли разойтись?
- Да, конечно, Серёж, я сейчас приеду, - пообещал я.
- Саня, ты прости, конечно, за беспокойство, - чувство вины ощущалось в интонации Сергея, - Я тебе обещаю, что это один единственный раз, когда я тебя беспокою по этому поводу. Как только Вытулев вернётся, этот вопрос мы с ним обязательно решим, и это больше не повторится.
Надо отметить, что это не первый раз, когда Пират сорвался с поводка. Несмотря на то, что поводок был брезентовый и очень толстый, а ошейник «строгий», Пирата, когда он был в ярости, не останавливала ни боль от впивающихся в шею стальных зубьев ошейника ни толщина ленты поводка. У него были крайне острые зубы и мощные челюсти, которыми он впивался в поводок и начинал его трепать. В какой-то момент мощная брезентовая лента поводка от зубов Пирата превращалась в лохмотья, и от очередного рывка всей массы тела Пирата поводок не выдерживал нагрузку и рвался. Таким образом Пират оказывался на свободе. Все бросались врассыпную и прятались от свирепого пса в помещениях, и только у меня была возможность его утихомирить. Вытулев прекрасно знал эту особенность своего питомца, и у него
в запасе всегда были точно такие же брезентовые поводки. И мне было известно, где они у него хранятся:
- Пока я буду в пути, - продолжил я телефонный разговор с Сергеем Машохой, - ты, пожалуйста, в кабинете открой левую створку шифоньера, внизу выдвини самый нижний ящик, и увидишь в полиэтиленовых пакетах свёрнутые спиралью брезентовые поводки. Это запас Вытулева на случай подобных ситуаций.
- Понял, Саня, сделаю! - чётко ответил Сергей.
- Но это ещё не всё, - продолжил я, - Когда я Пирата уведу, ты, пожалуйста, один поводок отнеси на КПП и оставь у дневального, чтобы к моему возвращению был готов новый поводок.
- Конечно, Саня! Всё понял! Сделаю! - отрапортовал своим бархатным баском Сергей.
- Да, Серёж, и ещё, - вспомнил вдруг я, - Пусть тётя Надя приготовит Пирату корм и выставит на пороге столовой. Я когда вернусь, накормлю его.
- Всё понял, Саня! Сделаю! - снова отрапортовал Машоха.
На этом телефонный разговор мы прекратили. Я немного подкрепился и отправился в часть. Солнце ярко светило, хотя уже и заметно скатилось к горизонту, и здания отбрасывали глубокие тени. Но всё равно солнце припекало, и было жарко, и только в тени от зданий становилось свежее. В троллейбусе я встал под открытый потолочный вентиляционный люк, чтобы стремительно набегающий поток воздуха охлаждал меня. Было около половины седьмого вечера, когда я вышел из троллейбуса на остановке «Педагогический университет». Подходя к части, находясь примерно в 500 метрах от КПП, я уже слышал отчётливо доносящийся с её территории громкий лай Пирата. Подойдя ещё ближе, примерно метрах в 100 от КПП, я громко крикнул: «Пира-а-а-а-ат!». И мгновенно свирепый лай сменился громким радостным, чуть ли не щенячьим, повизгиванием. Не успел я переступить порог КПП, как Пират уже был у моих ног, и, прижав уши и склонив голову, нежно тёрся о мои ноги. Я его погладил по спине, потрепал его макушку, присел перед ним, а он от души начал вылизывать своим огромным языком мои щёки от подбородка до висков. Перепуганные дневальные, закупорившись в своей конторке, с ужасом выпуча глаза, наблюдали за происходящим. А я был не в состоянии сдерживать приступ смеха, глядя на их перепуганный вид. Я взял Пирата за оставшиеся полтора метра поводка, прошёл через КПП в обратную сторону и направился с ним к проспекту Строителей. Обулся я специально в эластичные кроссовки, потому что знал, что мне предстоит пробежка с Пиратом. В такую погоду в кроссовках, конечно, было ужасно жарко, и ноги у меня запарились, но выбора не было. Я устроил с Пиратом пробежку по тротуару вдоль проспекта Строителей до улицы Горького, затем повернул направо и немного по Горького пробежал и свернул на улицу Белоконской, по которой мимо корпусов университета, который я совсем недавно окончил, сделав небольшое кольцо, попал обратно на проспект Строителей, и таким образом мы с Пиратом вернулись в часть. Расстояние, которое мы с ним пробежали, составило примерно 6 километров. Времени прошло чуть меньше часа. От такой пробежки в июльское пекло я весь вспотел, и мне нестерпимо хотелось принять душ. А ещё мне хотелось, чтобы меня дождался Сергей Машоха, и чтобы в душ мы отправились с ним вдвоём... С этими мыслями я с Пиратом вернулся на КПП части. Дневальные, увидав Пирата, мухой юркнули в свою конторку и заперлись там. Я зашёл на КПП, крепко удерживая Пирата за поводок. Дневальные сидели взаперти в своей конторке, вытаращив глаза на нас с Пиратом.
- Капитан Машоха поводок передал? - командирским тоном произнёс я.
- Передал, - со страхом в голосе ответил один из дневальных.
- Давай сюда, - скомандовал я, щёлкнув ногтем указательного пальца левой руки по стеклу форточки для проверки пропусков. Дневальный выложил на подоконник в полиэтиленовом пакете свёрнутый спиралью новый поводок, - Все разошлись? - спросил я.
- Все, - испуганно ответил дневальный.
- А капитан Машоха? - спросил я, надеясь, что он меня дождётся.
- Тоже ушёл, - всё так же испуганно, глядя на меня вытаращенными глазами, ответил дневальный.
- Ну ладно, - огорчившись, опустив взгляд в пол, ответил я, - Ну что, Пират, пошли.
Пират пристально смотрел мне в глаза и радостно вилял своим длинным лохматым хвостом. Я отвёл Пирата всё в то же строение заброшенной трансформаторной подстанции, привязал его поводок к огромному крюку, с которого отвязаться поводок не сможет, а перегрызть новый поводок у Пирата получится не раньше, чем через неделю. Затем я отправился к столовой, где обнаружил дюралевую бадью на тележке с отходами для Пирата. Машоха всё выполнил педантично точно. Я привёз бадью к трансформатору, поставил перед Пиратом, и быстро удалился. На обратном пути домой, сидя на диване в салоне троллейбуса над задним левым колесом, я с грустью думал о том, что Сергей Машоха меня не стал дожидаться. У меня с ним осталось много недосказанного, и когда как не теперь, когда я стал вольным человеком, было самое время ликвидировать всю недосказанность. А совместное принятие душа ещё больше к этому располагало бы. Я вроде бы и был готов ко всему с Сергеем, и в то же время сомневался, так как не желал наносить вред его дочери. Всё стало бы так, как решил бы сам Сергей. Но он, видимо, решил, что с моей стороны взаимности нет, и удалился. Сказать, что я был огорчён — это не сказать ничего. Никогда ни в кого я не был влюблён, как в Сергея …
** Эпизод 10 «Город невест» **
Во второй половине июля меня пригласил к себе в гости в Кохму Лёха Шорыгин. Кохма примыкает вплотную к городу Иваново, и туда от железнодорожного вокзала города Иваново ходят троллейбусы маршрута № 6. В Иваново я попал первый раз в жизни, хотя Иваново находится всего в ста км от Владимира. И в сравнении со Владимиром у Иваново есть один недостаток: автобусный и железнодорожный вокзалы находятся на значительном удалении друг от друга. Но
главное не в этом, а в том, что мне поведал Лёха.
- Представляешь, - восторженно возвещал Лёха, - Я так счастлив! Я любил её с самой школы!
- Кого её? – удивился я.
- Её зовут Наташа! Она — моя бывшая одноклассница! – глаза Лёхи светились от счастья, - После школы мы с ней потерялись, но теперь встретились, и я с ней!
- Что-то ты о ней раньше не вспоминал, - с сомнением отреагировал я на это сообщение, - А теперь вдруг воспылал к ней какой-то неземной любовью. Откуда ж она взялась?
- Она и была здесь, - восторженно возвещал Лёха, - Это я исчезал. А она была так несчастна! Побывала замужем, но мужа она не любила. У них есть ребёнок, но он сейчас у её матери. Муж у неё оказался редкостной мразью, и после него она теперь ищет счастье. Я уверен, что именно со мной она его и найдёт!
- Лёха! Что ты такое несёшь! – возмутился я, - О каком счастье ты вообще говоришь? И вообще, кого ты возносишь на пьедестал?! Шлюху?! Какое счастье она ищет, избавившись от ребёнка и сбагрив его своей матери?!
- Не смей оскорблять Наташу! – начал бушевать Лёха, - Она лучшая из женщин! За такие слова я тебя расквашу всю физиономию!
- Да пожалуйста! – смело бросился я на амбразуру, - Вот тебе левая щека, а вот правая! Но ситуацию это не изменит! Ты понимаешь, что променял Тюльпаху на какую-то Шмару! Ты вообще подумал, какую моральную травму ты нанёс Тюльпахе? Ведь она тебя искренне любит!
- Наташа тоже меня любит! – вспылил Лёха.
- Наташа?! Тебя?! – и я расхохотался, - Смотри, очень скоро не расстройся. Вспомнишь ты ещё этот наш разговор, но будет слишком поздно.
И я как в воду глядел. Спустя месяц Лёха мне позвонил, будучи явно под изрядным хмелем, и поведал в слезах:
- Представляешь, Санёк, она мне уже изменила! – всхлипывал в трубку Лёха.
- Это твоя школьная возлюбленная что ли? – с усмешкой произнёс я.
- Да! Наташа! А я ведь так её любил! – Лёха продолжал всхлипывать.
- Лёшенька, я тебя, наверное, огорчу, но твоя святая Наташа уже давно и тебе изменила с другими, и другим изменила с тобой, - и я громко рассмеялся.
- Санёк! Зачем же я так обидел Тюльпу! – всхлипывая, произнёс Лёха, - Что же мне теперь делать?
- Уж не знаю, что тебе теперь делать! – строго, как отец непутёвому сыну, произнёс я, - Это ты уж теперь сам думай! Наломать дров ума у тебя хватило, так теперь реши уравнение со многими неизвестными, которое тебе позволит получить правильный ответ!
- Санёк! Как же я виноват перед Тюльпой! – хныкал, как малый ребёнок, взрослый дяденька Лёша.
- А-а-а-а! – с укором протянул я, - Оценил «жену декабриста», а поздно.
- Санёк! А как ты думаешь, сможет Тюльпа меня простить? – немного успокоившись, спросил Лёха.
- Ну уж это за неё я ответить не смогу, - огорчил его я, - Попробуй с ней поговорить, тогда и узнаешь ответ на свой вопрос.
- Да ты что, Санёк! – снова, всхлипнув, заныл Лёха, - Мне теперь стыдно ей в глаза смотреть.
- Ну, милый мой! – снова с укором произнёс я, - А если ты будешь играть в молчанку, то никогда не сможешь получить ответ на свой вопрос. Так что думай, Лёшенька! И прежде, чем кидаться на всякую смазливую шалашню, воспользуйся мудрым правилом «Семь раз отмерь — один раз отрежь»!
На этом наша доверительная беседа с Лёхой была завершена. Я надеялся, он извлёк из неё правильные выводы, и что ещё не совсем всё потеряно в его отношениях с Натахой-Тюльпахой. Ведь потерять подобный подарок судьбы грех!
** Эпизод 11 «Жанна» **
В конце августа я поехал к Плешагову на его родину в посёлок Пестяки, который расположен в 180 км юго-восточнее Иваново, на границе Ивановской области с Нижегородской. Добраться туда можно только на автобусе. Дорога не в лучшем состоянии, поэтому скорость движения не превышает 60 км/ч, и время в пути, с учётом стоянок в Шуе и Верхнем Ландехе составило почти 5 часов. Таким образом, выехав рано утром из Владимира, в Пестяки я приехал уже под вечер. Лёха с родителями и младшей сестрой Жанной жил в частном доме с большим земельным участком. Отец у Лёхи был водителем-дальнобойщиком, внешне по возрасту не старше 50 лет, но при этом весь его внешний вид портило огромное рюкзаковидное пузо. Мама же наоборот была поджарая и очень шустрая. И что интересно, лицом Лёха был копией отца, а Жанна — копией матери. Жана оказалась очень симпатичной девушкой чуть ниже меня ростом, коротко стриженной тёмной блондинкой, как и мама. Её внешность была настолько достаточно яркая, что ей совершенно не было необходимости пользоваться косметикой. Жанна училась в Ивановском сельскохозяйственном институте, и там у неё уже был жених по имени Коля Мышенков. Жанна утверждала, что Колю очень любит. Как оказалось, Коля сирота, но у него Владимирские корни. Во Владимире у него проживала тётка, приходившаяся его матери родной сестрой, со своей семьёй. А родители у Коли погибли в автокатастрофе, и воспитывался он в интернате, но под контролем тётки. Лёха же настолько был рад моему приезду, что конечно же желал продемонстрировать мне всё, что ему было в жизни интересно. И главное, что он любил — гонять на мотоцикле. И на следующий день он решил меня на мотоцикле покатать. Надо учесть, что улицы в Пестяках в основном не имели асфальтового покрытия, и проезжая часть у них была грунтовая. А как раз погода стояла прохладная и сырая, и дожди в грунте вымыли огромные углубления, и вся дорога была похожа на небольшие барханы. Но Лёха очень смело держался в седле мотоцикла и гнал по этим барханам с немаленькой скоростью, от которой у меня захватывало дух, и я считал каждый миг последним. А затем Лёха повёл меня в баню. Это был первый раз, когда, как говорится, на собственной шкуре я испытал все прелести настоящей русской парной. Но очень высокие температура и влажность внутри парной привели к тому, что у меня поднялось давление, и я, почувствовав себя нехорошо (меня начало подташнивать и в висках очень сильно стучало сердце), оттуда очень быстро выскочил. А Лёха пробыл там ещё около получаса. Но он всё-таки к этой процедуре привычен, а я — нет. Затем он вышел из парной в одних трусах, постелил на пол коврик, лёг пластом, и было видно, как на его коже набухают огромные капли пота, которые затем быстрыми струйками скатывались по его телу, падая на коврик. А ближе к вечеру на меня пришла посмотреть подружка Жанны по имени Вика, которую за её своеобразное личико я сразу окрестил мартышкой. Вика нарядно приоделась, явно хотела произвести на меня впечатление, но явно сама мной не впечатлилась, и довольно быстро удалилась. Я тоже был не в восторге от Вики, в отличии от Жанны …
** Эпизод 12 «Подруга Зинаида» **
Так закончилось лето 1997 года. Всё прошедшее лето мы с дедом Олегом практически не виделись. Дома он практически не бывал, разрываясь между двух дачных участков. Бабушка Анна Антоновна сильно постарела (ей 27 июля исполнилось 89 лет) и дачей в Монино уже заниматься не могла, и даже на даче и не бывала, находясь постоянно в Москве на Мичуринском. И только на День её рождения дед Олег на машине вывозил её на дачу, и то, празднество было очень и очень скромное, чтобы бабушку сильно не утомлять. Поэтому участками и в Грезино и в Монино деду Олего приходилось заниматься в одиночку. Но в принципе для него это было полезно, чтобы отвлечься от одиночества за отсутствием бабки Дины и не впадать в депрессию. У меня же продолжились повседневные трудовые будни. С 1 сентября 1997 года был наконец запущен коммерческий автобусный маршрут. Автобусы работали ежедневно с 7 утра до 8 вечера. Соответственно и мне был изменён график работы с пятидневки на 2/2 по 12 часов. В штат был принят ещё один механик, который стал моим сменщиком и с которым мы не пересекались. Звали его Андрей Заболоцкий. Мы работали с 8 утра до 8 вечера, и уходили домой после того, как принимали с линии последний возвращающийся автобус. Кондукторов на автобусы набрали из числа кондукторов троллейбусов. Среди этой команды была одна самая забавная личность: пожилая тётка, которую звали Зинаида Алексеевна Пашкова. Она начинала в 1960 году кондуктором, всегда была очень ответственным работником, за что трижды пострадала, будучи однажды выброшенной из троллейбуса пьяным пассажиром, ударившись о бордюр головой и получив серьёзную черепно-мозговую травму. С тех пор кукуха у неё слегка съехала, она стала безумной почитательницей и поклонницей начальника ВТУ Ильюшкина, а также могла поведать о себе такие вещи, о которых говорить не принято. Но от этой своей непосредственности она становилась забавной, и я, вспомнив свою черту к пародированию, научился изображать её манеру поведения и копировать голос. Этим по сути сценическим образом я нередко развлекал своих водителей и кондукторов, придумывая всяческие забавные истории и озвучивая из от лица Зинаиды Алексеевны. Даже, зная её любовь к гороховому пюре, которую она по своей простоте откровенно демонстрировала в столовой, я сочинил свой текст на песню «Рябиновые бусы» в исполнении Ирины Понаровской, и от её имени пел эту песню, изображая её манеру поведения и, сильно О-кая, копируя её голос. Этот номер вызывал овации со стороны зрителей, и даже нередко меня просили спеть «Про горошек»:
1.
Я горсточку гороха
В кладовой отыщу.
Мне без него так плохо,
А с ним — всем всё прощу!
Во рту горошек тает,
Уходит прочь печаль,
Бабуля улетает
В сереневую даль!
ПРИПЕВ:
Гороховая каша для меня
Нужна, чтоб на скаку остановить коня!
Гороховую кашу и в бреду
В своей тарелке я найду!
2.
Гороха в магазине
Не сыщешь днём с огнём.
Как плохо бабе Зине:
Смысл жизни только в нём!
Без каши из гороха
Мне не прожить ни дня.
О, как же, как мне плохо:
Нет сил ловить коня!
ПРИПЕВ: …
3.
По дну тарелки ложкой
Печально я вожу.
Гороха бы немножко —
Никак не нахожу!
Я ложку в рот закину,
А там — одна фасоль!
Терзает бабу Зину
Неистовая боль!
ПРИПЕВ: …
К ней самой я относился крайне позитивно. Её простота была некой её персональной изюминкой, выделявшей её. Она оказалась самым эффективным сотрудником, привозя выручку больше всех из кондукторов, чем очень гордилась. Однажды она этим в очередной раз похвалилась, а один пожилой водитель по имени Михаил Исаков ей и говорит:
- Зина, да тебе уж давно пора вручить орден сутулого!
- Ой, - начала она собираться с мыслями, - Орден «За заслуги» есть; медаль «Ветеран труда» есть; а этого нет.
** Эпизод 13 «Тюлпашкина печаль» **
Однажды в ноябре ко мне на работу заглянула Наталья Жиляева «Тюльпа». Как раз в июне она закончила обучение в университете, получила диплом, и стала вольным человеком. Когда я заканчивал университет, то пригласил свою студенческую команду после дембеля из армии встречать Новый 1998 год у меня. В число приглашённых вошли, естественно, Лёха Шорыгин, Лёха Плешанов и Вовка Бачинский. Шорыгин попросил разрешения пригласить Юрика Прокофьева и парней из параллельной группы Лёшу Зайцева по кличке «Зайчик» и Лёшу Зимоглядова по кличке «Зимушка». Я одобрил. А ещё в нашу компанию напросился примкнувший к нам незадолго до окончания университета наш одногруппник Сергей Шутов. К сожалению, не приехал с Украины Вовка Бачинский. А также в число приглашённых вошла и Наталья Жиляева, потому что тогда она была неразрывно связана с Лёхой Шорыгиным. И вот теперь, когда между Натальей и Лёхой произошёл разлад, она пришла ко мне на работу, и пришла она не просто так.
- Знаешь, я на Новый год к тебе не приду, - с нескрываемой печалью в голосе произнесла она.
- С чего это вдруг? - удивился я.
- Не получится. Я уезжаю.
- Куда?! - ещё больше удивился я.
- Не знаю, ещё не решила, - печально произносила Наталья, - Мне без Лёхи всё равно куда. Куда-нибудь, лишь бы от него оторваться и отвлечься.
- То есть билетов у тебя на руках ещё нет? - уверенно произнёс я.
- Нет, - печально говорила Наталья, - Я пока не решила, куда ехать.
- Ну так и не торопись! - настойчиво начал говорить я, - Встретим Новый год, а после уже и подумаешь, куда тебе податься.
- Нет, я всё равно не приду, - снова печально произнесла Наталья, - Там будет Лёха, а я не хочу с ним видеться.
- А он не приедет, - моментально начал фантазировать я, пытаясь не допустить, чтобы Наталья не пришла, - У него на Новый год выпала смена на «Кранэкс»-е. Так что можешь не переживать. Ты с ним никак не пересечёшься. Зато будут Плешанов, Бачинский, Юрик Прокофьев с Маринкой, Зайчик и Зимушка.
- А что, Бача тоже приедет? - удивилась Наталья.
- Ну, не знаю, приедет Бача или нет, - высказал я сомнение, - Но пока что отказа от него не было.
В итоге Наталью прийти на Новый год ко мне я уговорил. Но спустя пару недель мне позвонил Лёха Шорыгин:
- Санёк, - неуверенно произнёс Лёха, - Я к тебе на Новый год не приеду.
- С чего это вдруг? - удивился я.
- Ну, как тебе сказать, - начал мямлить Лёха, - Всё-таки придёт Тюльпа. А мне ей в глаза смотреть будет стыдно. Я не хочу с ней встречаться.
- А Тюльпа не придёт, - снова начал фантазировать я, пытаясь не допустить, чтобы не приехал Лёха, - Она уехала!
- Как уехала?! - не в шутку всполошился Лёха, - Куда?!
- Не знаю, - не показывая никакие эмоции, ответил я, - Она сказала, что без тебя ей всё равно, куда ехать, адрес не оставила, и уехала.
- Чё-о-о-орт! - запричитал Лёха, - Что я наделал! Как же теперь быть-то!
- Ну «как быть, как быть»! - словно строгий отец отчитывает непутёвого сына, начал говорить я, - Тюльпу ты теперь уже не вернёшь. Она уехала и адрес для связи не оставила. А вот переживать, что стыдно в глаза смотреть будет, уже причины нет. Так что, давай-ка приезжай, как и договаривались. В конце концов не подводи же ни Юрика ни Зайчика ни Зимушку.
Продолжение следует ...
Непридуманная история часть 1 главы 17-22
© Copyright: Александр Баранников, 2024
Свидетельство о публикации №224072001187
Свидетельство о публикации №224072001187
Рецензии