От Москвы до самых до окраин...

Сборник прозы


ЭКСПОНАТ ВЫСТАВКИ


       Энергичный пенсионер Григорий Анатольевич с помощью мощного, с большим экраном компьютера DELL решает раздвинуть толпу страждущих попасть в театральный проект фестиваля «Россия» на ВДНХ.

       Куратор проекта пригласил простых, в смысле не театральных людей, «чья добросовестная работа оказывает огромное влияние на общество». Предполагалось, что и в ординарном труде есть своя романтика, и если граждане вспомнят хорошие истории, некоторые из них могут послужить основой для «большого художественного высказывания», которое в свою очередь выльется в моноспектакль. Всего творческой командой будет отобрано 12 историй.

       ГА понял, что кого-кого, а охотников порассказать интересные истории наберется в сотни  раз больше, чем профессиональных драматургов, и что конкурс ожидается огромным. Пусть не все услышат о проекте, но в стране мечтателей и писателей всегда найдется пара миллионов желающих увидеть свою историю на сцене. Поэтому приемную комиссию, куратора или кто там у них будет ворошить всю эту виртуальную макулатуру… надо крепко удивить ХОРОШЕЙ историей.

       Насчет добросовестности и огромного влияния своей трудовой деятельности на общество ГА не сомневался. Куратор, правда, коварно добавил «и чей труд порой недооценивают», но опытный руководитель на эту удочку «меня, мол, в свое время плохо ценили, так хоть на выставке достижений народного хозяйства исправьтесь, пока не поздно», на такой крючок ГА не попался. Да и незачем, за сорок лет работы за Полярным кругом и открытие массы месторождений нефти и газа он был вознагражден достаточно.
Хорошая история, способная пробить проход к сцене сквозь толпы конкурентов, выглядела так:

       «В 1953 я уже умел читать. Хорошо запомнил, как в марте, оставив на минуту своих любимых героев, в «Пионерской правде» увидел большой портрет Сталина и жирными буквами «ОТ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА…». Был рабочий день, понедельник, отец пришел на обед с этой газетой, собрался что-то сказать, но увидел меня и опять как-то странно замолчал. Днем ранее он также из-за меня осекся после объявления с порога «Наконец-то!». Я на всю жизнь почему-то запомнил дату на газетном номере – пятница, 6 марта 1953 г. и рядом, через звездочку – Цена 10 коп.

       Дело было на севере Тюменской области, куда газеты доходили с опозданием. Мы там жили, потому что отец руководил буровой партией и искал газ и нефть. Потом он открыл первое за Уралом месторождение, с которого началась известная на весь мир история огромной нефтегазовой провинции.

       Позже я узнал много подробностей того периода и понял, почему отец, прошедший всю войну штурман авиации, так необычно реагировал на смерть вождя. Он стал большим начальником в Главтюменьгеологии, и когда пришла пора мне выбирать место работы, без колебаний отправил меня в геофизическую партию на север п-ва Ямал.

       Я проработал за Полярным кругом сорок лет и участвовал в открытии многих месторождений. Но главная моя история, это когда зимой 1969 мы начали работать в районе фактории Тамбей, на геологических картах было все белое, а сегодня там построен огромный комплекс для сжижения газа и его отправки по Северному морскому пути».

       Знаменитых актеров – исполнителей главных ролей, упомянутых в анонсе, ГА конечно знал, но для правильного воплощения своего образа на сцене выбрал не названного куратором народного артиста Ш.

       ГА уже видел этого блестящего актера в образе себя на сцене ВДНХ, слышал овации участников выставки, которые чего только не наловчились изобретать и производить, принимал признание широкой публики, а также поставивших моноспектакль театров. Подобно пьесе юного Радзинского о стюардессе, их с куратором художественное высказывание конечно же включили в репертуар сотен драматических театров. Вспоминалось, правда, что перед триумфом Радзинского нещадно поливали за влияние его развратной пьесы на количество разводов и абортов в неокрепшем обществе. Разные номенклатурные деятели тогда бурно возмущались и топали ногами на совсем еще мальчика, посмевшего со своей гнилой моралью посягнуть на высокое звание советского драматурга.
 
       И не зря такое вспомнилось нашему совсем уже не мальчику. Своя Фурцева и даже две, в образе жены и дочери, черство прервали полеты его фантазий, заявив, что история его совсем нехорошая и никуда не пройдет. Во-первых, сказали домашние критики, у тебя как-то неясно и неприлично вылез Сталин. А его сегодня ругать нельзя. А во-вторых, вообще все намешано как в салате оливье. Салат, как ты помнишь, был изобретен в здании на Трубной, а твой куратор из театра, который совсем на другой улице.

       За Сталина ГА не переживал, у них давно установились ясные отношения, в которых было три основных направления: факты, предположения, бизнес-оценка строек.

       С фактами сложилось трагично: Дед со стороны матери, родной дядя – высокий военачальник со стороны отца, были расстреляны. Деда репрессировали в должности министра путей сообщения Украины. Его арестовали на работе, на квартире произвели тотальный шмон и выселение семьи из правительственного дома, справок и свиданий не дали. Он просто пропал без вести. На дядю в марте 1958 пришел документ – СПРАВКА по форме № 30. В ней сообщалось, что «приговор Военной коллегии от 23 декабря 1937 по вновь открывшимся обстоятельствам отменен, и дело за отсутствием состава преступления прекращено». Реабилитирован посмертно.

       Подобные факты встречались в большинстве семей, спорить с ними бесполезно, хотя и такие охотники во все времена после 1953 находятся. ГА с детства убежден в преступлениях Сталина. Может и не сам лично, но то, что он организовал массовый террор против граждан СССР, это факт.

       Почему он так поступал, чем руководствовался, что было в голове Сталина, ГА пытался понять с помощью Гроссмана, Солженицина, матери Аксенова Гинзбург и других знаменитых писателей. На эту тему написано много, но все остается лишь предположениями. Потому что в чужую голову залезть еще никому не удавалось.

       Бизнес-оценку достижений ГА анализировал уже как предприниматель, который полностью принял и погрузился в рыночные отношения с первым законом СССР об акционерных обществах. С деловых и чисто экономических позиций многие проекты Сталина действительно впечатляли.

       ГА почти физически представлял солидный совет директоров, каких проводил много у себя и участвовал в подобных на западе. Там без эмоций и страстей сухо и рационально оценивали экономическую эффективность проектов. В свое время он даже поручил специалистам сравнить две известных и грандиозных стройки: советскую и американскую. Взяли схожие по масштабам, времени строительства и сложности гидроэлектростанции и проанализировали сроки постройки, затраты и эффективность. По всем показателям победил советский проект. Чисто с точки зрения прибыли любой совет признал бы Сталина, незримо стоящего за каждой победой социализма, «эффективным менеджером».

       Но любой аудит солидного совета директоров определил бы, что высокая эффективность обеспечена массовыми жертвами строителей, подневольных зэков. Им не платили, не давали необходимую спецодежду, скудно кормили, силой заставляли работать и быстро заменяли свежими взамен погибших от истощения. Бесперебойным поступлением нового контингента занимались органы НКВД, доблестно добиваясь кратчайших сроков и рекордно низких затрат на стройках Сталина.

       ГА хорошо изучил эти стройки в конце 60-х, когда начал работать. На железной дороге от Воркуты через Салехард и Надым до Енисея многочисленные, на пять-восемь тысяч зеков мужские и женские лагеря располагались на таком расстоянии друг от друга, чтобы истощенным трудягам ежедневно не терять много времени на пеший путь из лагеря до места прокладки путей.

       Так что по Сталину ему было что рассказать, а по навалу разноплановых историй он вообще разгромил своих домашних критиков. ГА объяснил, что представил на конкурс не синопсис мини-пьесы, а только лишь доходчиво обозначил наличие у него огромного потенциала для выбора историй на любой вкус и цвет.

       Как там в этих конкурсных отборах все происходит, какие тайные цифры на рулетке писательской судьбы вспыхивают… нам эта кухня неизвестна. Однако, заявка была принята, и настойчивый пенсионер Григорий Анатольевич в соответствии с анонсом куратора ожидал у себя творческую команду по подготовке театрального фестиваля.

       По телефону согласовывали место первой, ознакомительной встречи с драматургом и остановились для начала на территории автора. Посчитали, что в своей квартире при выборе интересной истории для пьесы он будет меньше смущаться камеры и вопросов. Администратор, которая распределяла драматургов, не позавидовала этому конкурсанту.

       ГА встретил известную, как он понял в её кругах, авторшу нескольких пьес. Она приехала в дом к пенсионеру, знающему кучу баек, из которых по заказу куратора надо было выбрать что-то более-менее путное для написания пьесы. Дама была раздражена, раздосадована, на конкурсе у неё была своя кандидатура со своей, очень хорошей историей, но команда куратора её не отобрала. Назначили ей подопечного пенсионера, да еще обязали взять съемочную группу, чтобы записать все бредни старого чудака.

       Она заведомо обозлилась после прочтения его истории. Там он свалил все в кучу, все касалось жизни на севере, которой она совсем не знала, и вообще непонятно, из чего там можно высосать сюжет даже для маленького представления. Она пробовала сказать это заказчику, но куратор её резко оборвал. «Если вы не увидели огромный потенциал интересных историй у этого ветерана, то это ваши проблемы. Я не настаиваю, могу послать кого-нибудь более сообразительного».

       Пришлось ехать к нему домой, такой значительной в театральном мире фигуре к постороннему, старому лоху. Она прибыла уже с претензиями, почти уверенная, что ничего вразумительного он рассказать не сможет. Пока проезжали на машине во двор через КПП и шлагбаум, пока поднимались на зеркальном лифте, проходили через ряд дверей с магнитными замками, по широким коридорам и холлам, зашли в квартиру, устроились в большом зале… – ничего этого она толком не заметила, пропустила в своих переживаниях.

       Смущаться он и не думал, разных интервью в своей жизни дал достаточно, двух парней операторов быстро перестал замечать, а вот с важной особы спесь пришлось немного сбить. Эта полная, решительная женщина с коротким ежиком густых седых волос и круглыми очками на лбу сразу вручила ему красивую, плотную визитку с надписью «Виолетта Арно – драматург». Она с самого начала повела себя так, словно из жалости выбрала его из множества претендентов. ГА понимал, что выбирала не она. Её прикрепили к нему для работы, а она, наверное, хотела протолкнуть кого-то своего.

       – Кинопробы будете снимать? – Кивнул он на камеру. – Может я сам смогу сыграть в пьесе?
Арно шутки не приняла. Расположились на стульях посреди комнаты, и она даже головы не подняла не его реплику. Покопалась в телефоне, операторам велела подождать, а автору заявила:

       – Так. Я еще раз прочитала ваше предложение. Скажу сразу: Сталина мы трогать вообще не будем… так, – сдвинула очки на нос, – нефтегазовую провинцию пропускаем… ну, пожалуй, начнем с вашего Ямала. Посмотрим, что там у вас за интересные истории приключились. – Оператору, – работаем!

       – Историй много, – ГА уже начал потихоньку накаляться, – вам что конкретно интересно? На какую тему мне обратить внимание? С чего начнем?
Она резко сдернула очки, крикнула оператору «Стоп!», с трудом подавляя раздражение, начала втолковывать:

       – Что мне там может быть интересно? Одна пьянка, думаю, да наркота… Чем там еще заниматься… Рассказывайте что хотите.

       – Любезнейшая, – он глянул на визитку, – Виолетта, если вы заранее знаете, что ничего интересного на Ямале нет, зачем вы вообще ко мне приехали? Ваш куратор по-другому все объяснял в приглашении. Впрочем, неважно, расскажу про наркоту, если вам так захотелось. На севере вообще не знали, что это такое, но мне много лет назад как-то неожиданно повезло.

       Арно полезла в сумочку за сигаретами, услышала довольно резкое «Здесь не курят!» и сразу захлопнула замочек. Она явно не ожидала такого непочтительного отношения старого пня к богеме. Тем не менее, слегка присмирела, камера заработала, и начался рассказ.

       – В начале 70-х у меня образовались временные родственные связи в среде высшего московского общества.

       – Что значит временные? – Прервала она.

       – Это значит, что я был женат, но недолго. На дочке большого столичного чиновника. Давайте меня не перебивать. Пожалуйста!

       Впервые подобие интереса мелькнуло в глазах строгой Виолетты. Дальше ГА рассказывал без остановки.

       В советской элите, в частности, у моих родственников, был такой, донельзя успешный дом: отец, дядя моей бывшей жены, – дипломат, мать – известная красавица, двое сыновей в умопомрачительных шмотках, с «Мальборо», лаун-теннисом и на папиной «Волге».

       Лет через десять уже, после развода их мать нашла меня и со слезами умоляла спасти мальчиков от зависимости, забрав на любые работы в тундру. До нас наркоманы не доезжали, опыта общения с ними не было, но я хорошо знал историю своего друга Пети Мирошникова – охотника с острова Белый. В западной части острова еще с войны была расположена полярная метеостанция. Петя обосновался в семи километрах от неё, на северном берегу. Больше из разумных существ на острове никого не было.

       Сестра упросила Петю забрать к себе своего сына в надежде на излечение от зависимости, при этом дала карт-бланш. Умрет – значит судьба такая, но выносить наркомана она больше не в состоянии.

       – Извините, но мне надо уточнить, – прервала воспоминания Арно, – сестра чья, вашей жены?

       – Нет, конечно. Охотник Петя, его сестра и племянник наркоман вообще никакого отношения к московской элите не имели. Я про них вам рассказываю в связи с наркотиками на севере. Вы же просили?

       Она кивнула с некоторой безнадежностью, рассказ на камеру продолжился.
Надо сказать, что охотничье ремесло на дикой, безлюдной природе – занятие не для слабых мышцами и головой. У племянника было сочетание слабости во всем, кроме дикой жажды наркоты, и Петя с ним здорово намучился.

       В первую же пургу в начале октября племянник сгинул. Быстро наметало огромные сугробы у любой неровности, пускать собак по следу было бесполезно.               Когда через три дня стихло, и даже к полудню показался край солнца, собаки быстро нашли беглеца в ста метрах от избушки. Он залез в яму между кочек, моментально сверху надуло с метр, и он оказался в снежном гроте, отвоевав себе некоторое пространство вокруг. Сама пурга была теплая, снег – очень хороший изолятор и держит внутреннюю температуру, в итоге племянник даже ничего себе не отморозил. Он не стал дергаться, бегать в панике куда глаза глядят, сообразил, что собаки его быстро найдут. В награду за сметливость его покинула ломка, он избавился от зависимости.

       Но то Петя, а я тогда отказался лечить наркоманов. Рабочий коллектив вокруг, напряженный ритм, кто за ними присматривать будет… И потом, у меня не было индульгенции на какое-нибудь роковое несчастье с разбалованными мажорами…

       ГА замолчал, помолчала и Арно. Оператор намерился спросить, она кивнула, остановила запись и весомо произнесла:

       – История неплохая, по крайней мере необычная с этой зимовкой наркомана в снежной яме… Но как её на сцену перенести? – Помолчала. – А вот про становление личности на севере, как человек меняется, мужает или наоборот опускается, что-нибудь такое можете вспомнить?

       Следующий рассказ на камеру уже не перебивался.

       На Севере важно иметь хорошую память и не повторять своих или чужих ошибок. Со мной как раз такой случай и произошел. Это было в конце 80-х, в Се-Яхе я командовал уже экспедицией, и очередной раз мы детализировали Тамбейскую группу, в частности, глубоко изучали Западно-Тамбейское месторождение.

       Выехали мы на участок работ, строго на север, в декабре, в полную полярную ночь большой колонной тяжелых вездеходов. Впереди на лихом "газоне", за рычагами легкой и быстроходной танкетки ГАЗ 71 главный механик Коля Кайгородов, на командирском месте я. Дорога до Тамбея простая, под берегом, лед в основном лежит на дне. Дальше от берега в Обской Губе после широкой трещины лед ходит вверх-вниз в зависимости от приливов, а у нас путь ровный и понятный. Ясно, мороз градусов сорок, но без ветра.

       Долетели до фактории Тамбей часов за десять. Сабетты, где сейчас огромный завод по сжижению газа, тогда еще не было и даже не намечалось. Была фактория для снабжения ненцев, рядом пограничники жили, у них еще, помню, антенна локатора была упакована в огромный белый шар. У командира я чуток задержался, мы выпили с ним немного спирта из банки с надписью "Крысиный яд!"

       Далее колонна должна была повернуть налево и следовать точно на запад. Я заявил, что знаю эти места как свои пять пальцев, и никому не надо беспокоиться. Нет ничего проще держать точно на запад при звездном небе с ярчайшими светилами. Километров через пятьдесят мы обязательно пересечем свежие сейсмические маршруты, ориентированные с севера на юг. Мимо не проедешь, там полно следов от тракторов на снегу.

       Держать на запад тоже просто, для этого надо высунуться из люка, и Полярная звезда всегда должна висеть над правым плечом как обещанная генеральская. Это в теории. А на практике в Москве Полярная звезда точно на севере, а в районе Тамбея она над головой.           Мы поехали на "газоне", я в люке, Коля за рычагами исполняет мои курсовые указания, сзади нависает десяток кабин высоких и огромных вездеходов, действие спирта быстро проходит или так кажется, но лицо мое в люке начинает страдать от минус сорока, проклятая звезда между тем все время вертится у зенита.

       Чуть раньше я уволил одного идиота за невежество и неуважение к Крайнему Северу. Теперь, подобно ему, завожу весь конвой в систему оврагов. Абсолютно человек без памяти, так и не научился на позорном опыте. Потом мой командирский пыл заканчивается глубоким и неотвратимым сном, а тертые ребята, действительно в частых рейсах изучившие эти места, находят старый след.

       Наутро в пищеблоке партии, за длинным столом все участники вчерашнего похода дружно завтракают. После тактичного молчания, среди стука ложек об алюминиевые глубокие тарелки задается невинный вопрос поварихе:

       – Брага поспела, что ли? Чего-то первачом несет.

       – С ума сошел, – повариха с ужасом озирается на меня, – какая брага, у меня весь сахар записан, а дрожжи только на пироги.

       Она так искренне обиделась, что стало ясно, не гонит.

       – От кого тогда несет? – Не унимается остряк. – Может перегар это? Вернемся, начальнику доложу, нельзя ведь в поле… А, забыл, Вы ведь здесь, Григорий Анатольевич? Вот прямо и докладываю. Перебрал вчера кто-то сильно. Надо бы выяснить.

       Остальные перестали жевать и с интересом ждут развязки.
 
– Правильные все такие, даже послать некого. Трезвенники херовы. – Тяжело кряхтя, я пробираюсь к выходу под дружный хохот засранцев-подчиненных. –               Погодите, попутает кого нелегкая выпить невпопад… – чем закончить, не нахожу.
Попадали все друг на дружку. Как дети малые. А еще элитой среди полярных водителей считаются, в Антарктиду с любым бы поехал.

       – История хорошая, колоритная, слов нет. – Виолетта слегка оживилась. – Слушать интересно, но как это на сцену протащить? Это для застолья хорошо пойдет, где люди травят байки друг другу. Хотя, есть примеры и таких спектаклей. В театре «Около» у Погребничко что-то подобное в спектакле «Магадан, в скобках кабаре»… не видели?

       – Смотрел. Не понравилось. Ну, вернее, там все хорошо сделано, актеры старались, зрителям нравилось, но я такую атмосферу посиделок бывших зеков лучше авторов знаю. Застал в детстве в конце пятидесятых, когда они массово освободились со стройки сталинской железной дороги. Многим ехать некуда было, остались на Севере. Вот они и собирались в таких самодеятельных, полуподпольных кабаре, пели, травили, пили, плакали… люди с изломанными судьбами.

       Арно машинально полезла за сигаретами, на этот раз хозяин предложил лоджию.

       – Не верится даже, – она глубоко и жадно затянулась у открытого окна,        – что остались живые свидетели того времени… ой, что это я, заговорилась…

       – Ничего, ничего…

       – Извините! А вы помните этих людей?

       – Конечно! Некоторые моменты так врезались, что забыть их невозможно.               В детстве, например, ехали с родителями в отпуск на юг по северной железной дороге. Общий вагон переполнен амнистированными зеками, принявшими неожиданную свободу с ожидаемым весельем. Было накурено, пьяно, душно и истерически разгульно. В репродукторе еле слышно пела Шульженко. Изможденный зек с одним, черным от чефира зубом уловил знакомую мелодию и заорал «Тихо, суки! Клавочка поет». Все враз притихли, и по вагону разнеслось "Давай закурим, товарищ по одной. Давай закурим, товарищ мой…". Зек плакал, уронив голову на столик в боковом отсеке, и товарищи его не успокаивали… Как такое забудешь…

       Она докурила, хотела что-то сказать, но остановилась, потом другим голосом:

       – Вы все больше про север вспоминаете. А в других местах приходилось бывать?

       – Конечно! Могу и про юг, даже про южное полушарие.

       – Интересно, там-то вы что делали?

       – Работали. В Парагвае нефть с газом искали в Чако. Это прерии такие у них, километров пятьсот от столицы Асунсьон, где у меня офис был. А партия наша как раз в Чако и трудилась. Вот такая, например, история: приезжает в воскресенье вечером ко мне в гости приятель, американец Роберт, и рассказывает что назавтра к нам в партию собираются нагрянуть местные защитники природы. Конкуренты слухи распускают, что природу русские совсем не ценят, так что имей в виду. Мы конечно тут же собрались и уехали в ночь, чтобы подготовиться.

       ГА с гостьей вернулись в зал, операторы включили камеру, и очередная хорошая история предстала во всех латиноамериканских красках.

       В лагерь приехали в 5 утра. Для "зеленных" журналистов здесь красовались залежи полезной для скандала информации. Поднятые по тревоге геофизики пытались намекать на целесообразность убийства представителей местной фауны. Они топтались за приезжим начальством и объясняли каждый пример вандализма.

       Самыми безобидными по урону выглядели пираньи из соседнего озерца. Они вялились на веревке и были призваны посильно заменить астраханскую воблу.
Дальше рядами стояли доски с распятыми шкурами здоровенных гремучих змей. Как выяснилось, из них собирались пошить ковбойские сапоги. Бригадир сообщил, что тела змеиные пошли как жаренная колбаса, полагая, что это есть толковое оправдание. Он тактично не стал жаловаться на реальную опасность змей. На взгляд начальника оправданием было настырное и агрессивное поведение этих тварей, их постоянное присутствие около жилья. Был даже случай, когда одна из них пыталась влезть под крышку унитаза в общественном туалете. К счастью, из-за больших размеров её вовремя увидели.

       В ящиках с просветами между реек томились броненосцы. "Это детям полезно посмотреть" – сказал бригадир, но о санитарном контроле на границе он услышал впервые.

       Дальше располагался отдел по выделке лисьих шкурок. Лисы, оказывается, все время жрали разноцветную оболочку сейсмических проводов. За это их наказывали, одновременно поощряя подарками жен в России. Популярный рекламный телеслоган "куплю жене шубу" на деле превратился в "сошью жене шубу". Пока только теоретически.

       – Птица-секретарь, занесенная в "красную книгу", кому помешала? – Спросил взбешенный начальник.

       – Каркал падла всю ночь, спать не давал. Гонял, гонял его… Как ночью книгу эту увидишь?

       В кузове грузовичка в беспомощной позе лежал мертвый 4-метровый крокодил. По его поводу была сложена совсем трогательная сага:

       – Моя жена, вторая переводчица, рыбачила спокойно на удочку, пираньи клевали хорошо. Я рядом стоял с ружьем. А этот гад метров за сто от нас круги нарезал. Мы его не трогали, мы же знаем. Потом я только, извините, отлить отошел, так он как торпедный катер к ней ринулся. Ну и пришлось его того… В целях самообороны.

       Я даже не стал выяснять, как же это из дробовика крокодила застрелить можно. Из телевизора знал, что надо попасть в какое-то специальное место сзади головы и не иначе как пулей большой разрывной силы. Но наши, чай, не американцы какие. Что есть под рукой, из того и стреляют. Да и не в этом дело. Дело в том, что пребывание такой банды геофизиков являлось одним большим ЧП для этой маленькой страны.

       – Так, голуби. – Начал я зловеще. – Мигом завезти бульдозер, выкопать траншею, пулей покидать туда все ваши трофеи, облить бензином, сжечь и с землей сравнять. На все про все 30 минут, иначе все строем на Родину. А еще раз услышу про подобные подвиги, разбираться не стану… Да, еще… Броненосцев отпустить, а то у вас хватит ума…

       Голуби все поняли, неспешно замахали крыльями, но я вдруг заметил небольшой загончик вокруг бутылочного дерева:
       – Стоять! А это еще что?

       Подошли. В загончике паслась маленькая олениха.

       – Вот думаете, товарищ начальник, – обрадовался бригадир – что на шашлык. А вот и не угадали. Разве ж такую красоту можно губить? Она родственница нашим, северным оленям. Отбилась, мы и забрали. Порвут её в этой Чаке.

       Камеру остановили, ГА сообщил «ну вот, как-то так на дружественном континенте было, могу еще что-нибудь вспомнить, например, как возил наших северных мужиков в публичный дом…»

       – Пожалуй, это будет лишним, – Арно впервые позволила себе улыбнуться, – хотя вас слушать – заслушаться можно, не сомневаюсь, что и публичный дом наглядно получится. Но я вот все думаю, как из такого материала пьесу написать?

       – Ну, это уж вам виднее.

       – Виднее… Да… А есть к примеру что-нибудь такое про… нет героизм не надо… про выручку товарища в экстремальной ситуации, про находчивость, когда под рукой нет ничего, а из ситуации выходить надо. В такие моменты характер человека раскрывается.

       – Мне кажется, более страшно, когда к ЧС приводит невежество, глупость и самоуверенность.

       – ЧС, это что у нас?

       – У вас не знаю, а у нас это чрезвычайные ситуации. Не зря Шемякин на Болотной изобразил невежество в виде фигуры осла в тельняшке с погремушкой в руках. Рассказать? Камеру запускаете? Тогда вперед!

       С осени 1975 у нас в группе партий на полуострове Ямал начал работать старший механик Ч. На разнарядку он приходил в галстуке, чем сильно раздражал главного механика. Какое-то время считалось, что Ч. знает немецкий. Во всяком случае, при общении в бухгалтерии он как-то неясно намекал, что читает Шиллера в оригинале.

       С немецким разобрались довольно скоро, подвернулась необходимость перевести маленькую статейку. С листа он переводить не стал, сославшись на важность момента, но и со словарем через пару дней потерпел полный афронт.
Очень любил употреблять незнакомые слова, например, по поводу невозможности исполнения приказа главного механика пояснял с важным видом, что это не его "пререгатива". Главный, настоящий работяга и спец высшего класса, передергиваясь от отвращения, не совсем литературно настаивал, чтобы ему не выедали мозги всякими "презервативами".

       Невежество Ч. не было чем-то необычным, мало ли вокруг отсталых и необразованных. Но шемякинская погремушка в руках осла очень точно отражает громкие претензии нашего невежды. С "большой земли" он приехал с должности небольшого начальника, пытался поначалу строить из себя грамотея, но люди быстро определили цену его амбиций. Теоретически всем на его липовые познания было плевать, пока на практике невежество и самоуверенность не привели к печальным результатам.

       В начале полевого сезона Ч. вместе с инженером по ТБ приехали в партию для инспекции. Партия состояла из трех отрядов, разбросанных по тундре километров в двадцати друг от друга. Решили под вечер ехать в соседний отряд на тягаче ГТТ – это такой танк, только без башни. Водитель отказался выезжать на том основании, что начинается пурга. Тогда Ч., безусловно лучше разбирающийся в метеорологических особенностях тундры, сам уселся за рычаги, а инженеру не оставалось ничего другого как сесть в кабину рядом.

       По дороге уже прошло несколько единиц гусеничной техники и в свете фар в снегу отчетливо выделялись комки вывороченного снега. След был виден отлично и минут двадцать Ч. все не переставал наслаждаться своим мастерством удержания дороги в отличие от трусливого и ленивого водителя.

       Потом задуло. Сначала понесло снег впереди капота, но фары все еще выхватывали фрагменты следа, минут через десять свет фар уперся в сплошную белую стену. Где земля, где небо, где верх, где низ определить стало совершенно невозможно. По прикидкам опытного Ч. до следующего отряда оставалось пара километров, а прежний курс он уж как-нибудь в состоянии выдержать. Инженер по ТБ заметил, что по правилам безопасности, если в тундре в пургу не знаешь куда двигаться, надо стать и никуда не двигаться. Но Ч. все правила знал, разумеется, лучше и тупо продолжал жать на газ и дергать рычаги.

       В итоге они нырнули в овраг, причем в сплошной, плотной снежной круговерти узнать об этом можно было только по положению тела внутри стальной коробки. Стали елозить туда-сюда, буксовать и дергаться пока не закончилось топливо. У инженера был фонарик, а из кабины ГТТ можно проникнуть в кузов, накрытый плотным брезентом. Там нашлась бочка с соляркой и ведро, но горловины топливных баков, как выяснилось после долгих поисков, оказались снаружи.

       Никому и никогда не удавалось заправиться из ведра при шквальном ветре и нулевой видимости, но у Ч. было свое мнение по данному вопросу. В результате в баки кроме снега ничего не попало, зато рукавицы и валенки инженера хорошо пропитались соляркой.

       Валенки в солярке это приговор и им и тому, кто в них. Закончив бесплодные попытки что-то изменить, они остались в холодной кабине, каждый в своем гнезде. С одной стороны сидения был кожух остывшего и безмолвного дизеля, как раз между ними, с другой железная дверь. Пустая консервная банка с куском тряпки и соляркой частично поддерживала внутреннюю температуру внутри вездехода с занесенными снегом дверьми и давала тусклую надежду, что они не совсем в металлическом гробу.

       Из еды был мешок промерзлого хлеба, в туалет выходили через люк в крыше.

       По сводкам метео аэропорта Мыс Каменный это была наиболее продолжительная и устойчивая по силе ветра пурга в тот год. Девять суток они просидели в своем гробу. ДЕВЯТЬ! И ни разу, даже на несчастные двадцать минут механик Ч. не дал инженеру свои сухие унты.
 
       Я провел десятки часов в кабинах тракторов и вездеходов, но все равно не могу понять, как они выжили, что делали, о чем говорили, что чувствовали. Инженер потом рассказывал, что все время был занят стаскиванием своих валенок и сменой портянок, которые как-то прогревал над их скорбной лампадой.

       Вспомнил ту пургу, когда недавно была история с мальчиками в пещере Таиланда. Их там в анабиоз впадать научил тренер, а наших путешественников, видимо, сама жизнь. Обнаружили пропавших в стороне от дороги практически случайно. Вездеход занесло снегом по крышу, а на звук барражирующего ЛИ-2 инженер успел из люка выстрелить из ракетницы.
 
       В Мысу Каменном народ в аэропорту сбежался посмотреть на героев. На одежде и лицах было по пять миллиметров сажи, инженер возбудился, радовался спасению и никак не мог успокоиться, а у Ч. сила духа закончилась. Он сильно изменился, сник, не пытался бахвалиться, ему даже в голову не пришло, как в былое время, потрясти побрякушкой и дать любопытным развернутый брифинг.
 
       Спасатели все девять дней были уверены, что пропавшие не голодают, поскольку в кузове оставалась целая оленья туша. Однако, инженер по ТБ в ящиках и закоулках кузова не разбирался, к тому же постоянно занимался сменой портянок, а механик не обследовал вездеход, потому что заранее уверился, что это бесполезно.

       Баню для них топили дня два, сажа смывалась слоями, так что механик Ч. был уволен в новой одежде и относительно чистым.
 
       – Вот таких павлинов я больше всего не люблю, – ГА еще не отошел от воспоминаний, – сколько их на разных уровнях, в городах еще как-то, а в экстремальных условиях прямо беда от них.

       – Даа уж. Это эмоции! Неподдельные, – Арно что-то быстро набирала в телефоне, – А вот местное население на Ямале, что про него рассказать можете?
       – Много чего. Вот я, как большой местный начальник, приглашен на совещание в сельсовет по вопросу переселения ненцев из чумов в поселки.                Совещание вполне представительное, человек из райкома пожаловал, ведет мой друг, председатель сельсовета Николай Лачевич. Я беспартийный, но все равно в        каких-то рамках держаться должен был. Но надоело их переливание из пустого в        порожнее, кушать уже хочется, короче, беру слово и говорю, что незачем их переселять, если не хотят. Чего этих кочевых оленеводов силком в цивилизацию запихивать, нечего им тут делать, только водку пить.
       – Так прямо и выступили? – Не поверила Виолетта, оторвавшись от телефона, – там же, наверное, указания сверху были?

       – В том то и дело! Циркуляр ЦК они обсуждали.

       Райкомовец рот не успел открыть от удивления – мудрость Партии не        может же быть под вопросом, как окрыленный Николай Лачевич с жаром и пылкостью, проведя широкий жест в сторону членов Политбюро, висевших рядами на стенке кабинета, воскликнул:

       – Правильно! Вот и этим чертям надо сказать! Зачем такое Постановление?

       Сомнительный эпитет «Черти» он употребил не в плохом смысле, а как бы дружески. По отношению к своим партийным товарищам, которые немного заблудились. С кем, мол, не бывает.

       Лет через 15 мы собрались в круиз по Средиземному морю, и Николай Лачевич попросил меня присмотреть за своим сыном Мишей. Миша Запада еще не видел и мог там растеряться.

       Отдельно сообщу, что круиз организовали одни ловкие ребята из Омска для отмывания средств, полученных от Правительства РФ на программу оздоровления российского народа. Это было начало перестройки, и народ остро нуждался в повышении сексуальной потенции при помощи пантокрина. Пантокрин вырабатывался из рогов оленя, которые срезались весной, когда рога были покрыты чем-то типа мха.

       Была разработана специальная технология приготовления рогов для транспортировки на заводы. В этом бизнесе хозяйничали южные корейцы, которые завоевали огромный рынок потребителей Китая, Вьетнама и других стран в том регионе. Этим юго-восточным мужчинам внушили, что их проблемой является очень короткий секс, но дело можно поправить с помощью пантокриновых настоек. Так что потребляли они такие снадобья сотнями тонн.

       Важно было поставить подготовленные рога. Для этого наша экспедиция вместе с передовыми ненцами и местным авиаотрядом создала одно из первых в России акционерных обществ под названием «Ямальский фермер». Кроме рогов мы еще заготавливали и обрабатывали рыбу ценных сортов, которую раньше ели только члены Правительства и делегаты съездов, а теперь свободные рыночные отношения давали такую возможность всем, у кого были деньги.

       Никогда позже мне не удалось создать такое ясное, всем понятное и прибыльное акционерное общество. Ненцы в Совете директоров вели себя идеально: они подавали очень ценные предложения, охотно брались отвечать за какой-нибудь участок работ, когда обещали что-то сделать, можно было не проверять, не жлобились, не крохоборствовали. Работать с ними было одно удовольствие. Одним из директоров был и Николай Лачевич.
 
       Вышеупомянутые ловкие ребята объединили всех оленеводов, ученые им написали программу оздоровления, они выбили деньги, сняли в центре Москвы шикарный офис и зафрахтовали целый круизный лайнер для проведения совещания оленеводов. Стартовали из Одессы.

       Подопечный Миша, вопреки опасениям отца, не очень-то растерялся.        Первое, что он сделал, – провез через таможню огромную пачку 50-ти рублевок с портретом Ленина. Бесстрастное ненецкое лицо притупило бдительность таможенников. В первом же турецком порту он, к моему ужасу, поменял рубли на местную валюту, выдав рубли за немецкие марки. Конечно он не знал про тайную связь Парвуса с Лениным, но интуитивно догадался, что рубли и марки как-то        родственны.

       Затем он скупил в караван-сарае всякий хлам, я помню огромное количество использованных батареек, и продал все это во втором порту в Египте. В Порт Саиде он приоделся и стал похож на опытного жиголо.
       Единственный из участников круиза, он нанимал такси и за один день завел себе кучу знакомых из тех бездельников, которые в кафе постоянно играли в нарды. После обеда, когда мы с женой опять собрались в город, он догнал нас на машине и пригласил подвезти. В городе он непременно хотел представить нас своим новым друзьям, чтобы показать мою жену, а те поцокали языками. В Марселе и Генуе он чувствовал себя, словно там родился. В пределах школьной программы знал английский, но языки для него не представляли препятствий при общениях.

       Внешне ненцы похожи на японцев. Язык у них довольно простой, я даже умел немного разговаривать. Специалисты утверждают, что этимологически ненецкий язык схож с венгерским, который совсем не является простым, но зато самым близким нынче нам в Европе.

       ГА излишне воодушевился, тепло вспоминая своих ненецких друзей, а Арно выдавила довольно спесивое замечание «Ну да, интересно», брошенное не отрываясь от телефона. Тут же, правда, она спохватилась:

       – Решила прогуглить, кто такие ненцы… Очень интересно вы тут рассказываете, прямо захотелось даже на Ямал. Видела по телевизору, там все так красочно… А вот сильные личности, – она неожиданно широко улыбнулась, вперилась прямо в зрачки сидящему напротив пенсионеру, – мощные характеры, аура, энергия – все что мы любим на сцене – расскажите, плииз!

       ГА встал, потянулся с хрустом и заявил, что устал. Больно много для первого раза. Она тоже вскочила, умоляющим голосом объяснила, что надо ей представить все соображения куратору завтра, что все здорово он рассказывает, но надо бы еще добавить героя, от одного взгляда которого люди бежали бы выполнять его волю.

       – И падали ниц? – Поддел он даму. – Север не средневековый султанат, там народ собирается не робкого десятка. Но конечно, силой убеждения некоторые личности, безусловно, обладают.

       – Вот, такого надо! Я неправильно выразилась. Ну, пожалуйста!        Потерпите еще, надо все сегодня нам закончить.

       – Ну ладно, записывайте. Только это правда последняя история. –               Устроились на стульях. – Расскажу случай, когда я сам не смог понять, какие надо подобрать слова, чтобы взрослый, далеко не робкий человек не только изменил поведение, но и резко и срочно поменял весь свой жизненный уклад.

       Был у нас такой Толя Рязанов. Я встретился с ним в поезде Воркута-Салехард. Катался на горных лыжах на Полярном Урале, потом на полустанке запрыгнул в общий вагон с лыжами и в соответствующей спортивной одежде.
 
       Обычно полный вагон на этот раз был наполовину пустым. Вернее, в первой половине расположился невзрачного вида мужичонка, а остальные пассажиры, преимущественно жены вохровского состава местной исправительной колонии, испуганно набились в другую часть вагона. Мужик в среднем подпитии исполнял оперу местного композитора. В соответствии с либретто там было несколько персонажей, мужик за каждого исполнял партии на разные голоса.

       – Григорий, мне сказала Нюра, что в доме отдыха «Прибой» завел ты с кем-то шуры-муры, кого-то видели с тобой, – пел мужик строгим женским голосом.

       Потом тихий мужской фальцет как-то слабо отбивался от обвинений.

       – Ты не на ту, дружок, нарвался – энергично настаивала женская партия, – не нужен со своим цветком. Отдай пиджак, пальто и галстук, а я пойду писать в местком.

       Даже самый строгий современный цензор-депутат ГД РФ не нашел бы в этой опере ненормативной лексики. Но мужик время от времени прерывал пение и кричал в дальний угол вагона:

       – Ну что, бл..ди, допрыгались?

       Дамы не понимали беспочвенности таких зловещих оценок, но в своих разноцветных кримпленовых пальто и одинаковых белых париках действительно могли сойти за этих самых «бл..дей».

       Я подсел к нему. Разговорились. История для тех мест типичная: освободился, на работу не берут без прописки, жить негде, т.к. не работает. В лагере за долгую отсидку заработал немного денег, теперь гуляет в поезде.

       Выглядел мужик страшновато и на появившегося нарядного, в белом шарфике мента смотрел со злобным удовольствием, словно оценивая, в какой именно момент сможет раздавить его как надоевшего комара. Менту было все ясно, скучно, и он уже тянулся за наручниками. Я попросил его не беспокоиться, поскольку у нас все нормально и дамы могут не переживать. Тогда мент оживился и затребовал мои документы.

       Я предъявил удостоверение начальника экспедиции с печатью Мингео СССР.               Он был слегка ошарашен, не ожидая от зековского собутыльника в легкомысленной одежде такой предъявы. Помешкав, он отвалил, предупредив о соблюдении порядка и пообещав держать нас под контролем.

       Я выставил свою бутылку, а мужик встал, протянул жестяную ладонь и назвался                Толей Рязановым. В молодости он учился в Нахимовском военно-морском училище по специальности, связанной с радиоделом.        На последнем курсе по пьянке подрался и ткнул кого-то отверткой. Сел, там добавили, потом вышел ненадолго, женился и вернулся обратно. Общий срок 14 лет, большую часть которого провел за Полярным кругом.

       В таких условиях, надо думать, характер вырабатывается кремниевый. У определенного склада людей. По сути, он не был преступником, так складывались обстоятельства. Он хотел нормально жить, но вокруг было много не справедливого. Домой, в родной Питер он должен был вернуться с каким-нибудь якорем, на ноги прежде стать. Но перспектив было мало.

       Прощаясь, я сунул ему номер своего телефона. «Отгуляешь, позвонишь, может? Придумаем что-нибудь». Через неделю он позвонил, и я устроил его в самую северную партию электро-радиомехаником. Работал он хорошо, в коллективе его уважали и звали Анатолием Ивановичем. Каждое лето он зазывал меня в        Питер, хотел познакомить с женой и сыном.

       Другой герой истории Лукашевич. Этот тип был патологическим преступником. Не знаю, сидел ли он, но нутро гнилое его выпирало при каждом удобном случае. Он приехал на Север из Алма-аты. Собственно, по направлению приехала его жена, начальник отдела кадров. Несчастная, истеричная женщина была полностью своим мужем подавлена. Он работал оператором котельной, к работягам относился с презрением и поначалу заставлял ее сблизиться с начальством, но как-то у них этого не получилось. Попить водки в приличной (на его взгляд) компании ему не удалось. Разумеется, виновата жена, за что очередной раз была наказана. Он был высок, жилист, силен, неприятное лицо с широким ртом и толстыми губами определили ему среди народа кличку «Хлебало».               Был он также полон какими-то неясными и идиотскими амбициями.

       В 90-х началась демократия. Сверху пришел приказ выбирать начальников на собраниях. И как-то так проститутски намекалось, что начальники могут быть и из простых рабочих. Тогда уже электорат формировали. Нас этим не удивишь, на        Севере и до демократии бывали случаи, когда полуграмотный работяга становился вполне приличным командиром. Это дело индивидуальности, а не политики. 90-ые отдаленно напоминали 17 год, когда рабочие или солдаты скидывали спецов и командиров, и наиболее крикливые сами становились вожаками. Но удаленная экспедиция на самом Севере это как отдельное государство, где руководитель и законодательная и исполнительная и судебная власть. Поэтому начальников среднего звена выбирать не позволил, а только ограничился собственными выборами.

       По объявлению выборов начальника экспедиции Лукашевич понял, что настал его час. Он рабочий, хлебало громкое, дура-жена на правильной должности по кадрам, словом, все предпосылки. С большой производительностью стали они штамповать от имени передового рабочего докладные, жалобы и прочие записки, вскрывающие преступные действия начальника в области техники безопасности, ущемления в зарплате, увольнения пьяниц, которых на самом деле надлежало воспитывать, и т.д. и т.п. Такие сигналы очень любили в райкоме партии, работяги к подобным фактам относились достаточно безразлично. Ну, разве что про зарплату потолковать. Избранное из этого творчества Лукашевич готовился огласить на разоблачительном выборном собрании.
 
       Как и ожидалось, образовалась оппозиция. Для части рабочих должность начальника экспедиции – это, прежде всего, возможность распределять блага.                Советские привилегии не были разнообразными: путевки в Болгарию, ковры, хрусталь и, страшно сказать, талон на покупку «Жигулей», на худой конец цветного телевизора. О том, как за 500 км по тундре во-время доставить солярку разве будешь думать, когда тут такие богатства?

       Оппозиция поступила толково: претендентом они выбрали не какого-нибудь горлопана, а одного нормального парня, кстати, хорошего специалиста.        Уговорили, видимо, по пьянке, поскольку парень очень неуютно себя на собрании чувствовал. Я к тому времени больше 20 лет проработал на Крайнем Севере, на тракторе умел ездить лучше трактористов, на сейсмостанции работать не хуже операторов, самолетом АН-2 управлял, правда, под присмотром первого пилота.

       Парень постоял, попытался что-то продекларировать, потом рухнул на стул, со стоном типа «пошли вы все…» и под дружный хохот публики.

       Лукашевич, как опытный полемист и оратор, до поры находился в тени и с противной усмешкой следил за этой детской конкуренцией. Его из полевиков мало кто знал, он же на базе работал. Но когда он попросил слова, не спеша поднялся на трибуну, расшнуровал довольно объемистую папку, – народ в ожидании притих. Он важно стал зачитывать текст, составленный бедной женой, потом приводить примеры моих безобразий, минут через пять народ заскучал.               Конечно, разоблачение начальника грело душу, но фактура была не убедительной. Народ заерзал, заскрипел стульями, несколько озлобился за свои неоправданные ожидания и захотел курить. Был объявлен перерыв.
В перерыве подошел Толя:

       – Ну что, начальник? Не по понятиям оратор излагает. Кто он такой, что-то не встречал его раньше?

       – На базе работает, приехал прошлым летом

       – Может укоротить его?

       – Да ладно, он не мешает

       – Мужикам надоел, не положено так. Побазарю с ним?

       – Смотри, как хочешь.

       Дальше такая картина: около крыльца сельского клуба тесной толпой народ курит, земля уже подтаяла, ни кому не хочется в грязь лезть. Идет редкий снежок, тут же тает. Тихо, безветренно. Толя кивком приглашает Лукашевича отойти. Метров на пять они отходят от толпы, Толя спокойно и без жестикуляций секунд 20 что-то говорит. Лукашевич просто смотрит на него, похоже, ничего не отвечает. Но если в начале беседы Лукашевич был на голову выше, за десяток секунд они незаметно стали примерно одного роста. Все. Возвращаются.

       После перерыва Лукашевич с места просит самоотвод.
На следующий день Лукашевичи срочно уезжают с Севера, бросив часть нажитых за год вещей.

       Закончив, ГА поднялся с надоевшего стула:

       – Вот что такое в одной или двух фразах можно сказать?

       – Какой вы однако… непростой. Честно говоря, не ожидала.

       Она впервые внимательно оглядела зал, с удивлением обнаружила рояль, вдруг припомнила процедуру проезда через шлагбаум на КПП, сам дом, расположение… и как-то даже немного смутилась. «Куратор – то прав оказался, тут кладезь историй. А я со своим неуместным гонором…»

       – Может, выпьем? – неожиданно предложил хозяин.

       – Выпьем, но не сейчас, – она дала знак операторам сворачиваться, – обязательно выпьем. Вот вы скажите, пока я не забыла, а кого из актеров вы бы хотели видеть в роли себя?

       – А вы сначала ответьте, почему сразу Сталина забраковали?

       – Забраковали… Любите вы упруго выражаться. Я вот не поняла, как вообще вы относитесь к нему? В вашем резюме чувствуется неприязнь. Так получается?

       – Какой у нас интересный диалог, из одних вопросов… Неприязнь – это вы как-то аккуратно. Тут посильнее чувства будут. Конечно, я уверен, что Сталин организовал массовый террор против граждан, в том числе и против моих родственников. Как еще я могу к нему относиться… Беззаветно любить отца народов?  Но ведь есть и другой угол зрения: когда говорят Эффективный        Менеджер – так ведь и в этом смысл есть. Или, например, вы же не будете спорить, что он самый гениальный пиарщик своей линии? Вспомните эти митинги, пышные встречи челюскинцев, воздушные парады, жизнерадостные фильмы, слоганы «Жить стало веселее», простые и убедительные плакаты – как все это безотказно работало на массовое сознание. Разве нет? Вот я проводил экономический анализ…

       – Стоп! Простите, но вы сами и ответили, почему его трогать не надо.               Это отдельная, большая, больная… тема. На ходу, просто ради поговорить – трогать её неприемлемо. Закончим на этом. Возвращаюсь к актеру, кто же наиболее достойно может вас изобразить, все-таки?

       – Ш., народный артист.

       – Во как! Там в нашем списке его нет. Почему он?

       – Мне показалось, у нас с ним по жизни много общего.

       – Что общего?! Он гуманитарий, театрал, актер, педагог. А вы чистый прагматик, такой волчара-производственник, вся жизнь среди бруталов. Глаз, правда, у вас приметливый, но это ближе к писательству. Не пробовали?

       – Пробовал, три книжки написал. И все, что вокруг меня, уверен – вот это настоящий театр.

       – Да, такая сфера мне близка… Север – здесь я вообще не в теме, а театральная жизнь это прямо мое.

       – Север, юг, неважно. Важно как люди себя ведут в сложных обстоятельствах. Насколько я понимаю, драматургия это про людей. Неважны география, локации или род занятий. Важна психология людей, их переживания, метания, поступки, изменения.

       – Да, вижу вы тот еще психолог. Впрочем, чего удивляться, все время среди людей, да еще каких, да еще в каких обстоятельствах… Интересный вы тип. Как это я вас раньше не раскусила?

       – Зато я вас сразу понял.

       – И что вы поняли, интересно?

       – Пришла такая важная, гламурная, с визиткой… На встречу с любителем поболтать, выложить свое наболевшее, каких тысячи… время только тратить, да еще пьесу потом по нему пиши… Ну, в общем, такая, типа селебрити… а оказалась нормальным человеком.
– Ох уж эти инженеры человеческих душ, все-то вы знаете… Селебрити… надо же, хорошо учту.

       ОБЕ СТОРОНЫ ЭСКАЛАТОРА

       - Ты кем сегодня будешь, писателем или критиком?

       - Писателем.

       - Тогда ты Панаев, а я Скабичевский. Не бойся, это сработает. По крайней мере, в МАССОЛИТ мы попадаем.

       Давно прошли времена, когда в ресторан ЦДЛ пропускали по удостоверениям СП, но беззаботные друзья неизменно проходили туда с этой шуткой. Оказываясь по любому поводу в  знаменитом здании, они обязательно совершали ритуал, чтобы хоть как-то почувствовать то время. За столом они пикировались, спорили и заключали литературные пари.
 
       Очередной  шутливой темой оказался рассказ про метро. Надо было в достаточно увлекательной для массового, в основном молодежного читателя форме рассказать историю московского метро, изложить приметные факты и обязательно использовать в тексте ситуацию, когда название рассказа фигурирует в нем как необходимая часть действия.

       Тот, кто назвался Панаевым, взялся за сутки написать рассказ и представить его на суд мнимого Скабичевского. Следующий ужин не менее чем за десять тысяч рублей обеспечивал писатель с условием, что аргументация критика о непригодности рассказа будет убедительной. Вот что из этого получилось.
 
       «Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора!» — такое вот объявление мы будем доносить до пассажиров. Вы правы, Лазарь Моисеевич, нужно предупреждать перегруз одной стороны. А то в феврале две тысячи делегатов как насели на правую сторону, чуть нам весь двадцатисуточный штурм на нет не свели. Установили мы тогда все-таки наши новенькие, советские эскалаторы.

       Первый секретарь Московского горкома партии, плотный 42-летний Лазарь        Каганович во френче, глухо запечатанном на все пуговицы, в неизменной военной фуражке и светлых туфлях, последний раз перед торжественным митингом решил лично проверить работу своего детища. На входе станции «Дзержинская» он полюбовался простым, но очень выразительным символом метро — большой красной буквой «М», изготовленной для всех 13 станций по рисунку архитектора Таранова.

       С небольшой свитой он спускался к поезду, на ходу выслушивая отчеты инженера. Тот стоял сзади, на ступеньку выше и все время норовил нагнуться к начальственному уху, чем вызывал у самого «первого прораба» и сопровождавших его лиц смутное недовольство.

       Прозвище ПП у простого, подземного народа Каганович заслужил своим постоянным, буквально днями и ночами присутствием на стройке. Людям это нравилось, кроме того его присутствие сильно ускоряло решения постоянно возникающих на разных участках вопросов. К дате торжественного открытия метро, совсем недавно намеченного на 14 мая, казалось, все в основном было готово, но «первый прораб» еще и еще неустанно выискивал недоделки.
Накануне, вечером 12 мая, он все же решился пригласить на экскурсию Сталина, но тот отказался:

       — Знаешь, Лазарь, понедельник день тяжелый. В цифру 13 мы, коммунисты, конечно, не верим… — Сталин усмехнулся, — но ты давай сам со своим хозяйством разбирайся. А мы послезавтра проверим.

       На 15 мая 1935 года, в 7 часов утра в поезда намечено было запустить первых пассажиров, и даже определили, кто купит билет №1 на станции «Сокольники». Счастливчиком оказался передовой забойщик 8 отряда Латышев.

       Сейчас Каганович медленно спускался к основанию эскалатора, придирчиво осматривая все детали потолка, межлестничного пространства с специально изготовленными фонарями и скользящими резиновыми поручнями. Внизу он приготовился плавно и грациозно переступить с движущееся ступени на неподвижный пол, но в который уже раз это ему удалось не вполне. На перроне его ожидал тестовый поезд из двух вагонов. За короткое время перехода к поезду промелькнула, казалась, все его метростроевская жизнь.

       Постановление Совнаркома номер 806 от 25 мая 1932 «О строительстве метрополитена в гор Москве»… Этот скромный лист, подписанный Молотовым, в скобках уточненным как Скрябин, запомнился прежде всего словом «безотлагательно», строго предписывающим когда именно надо начать строительство. Еще Кагановичу особо понравился третий пункт, заставляющий всех считать Метрострой важнейшей государственной стройкой.

       Но прежде, чем Молотов, в скобках Скрябин подписал этот лист, непрерывным потоком пронеслись даты и события. 6 января 1931 — катастрофическая дорожная пробка в Москве окончательно обозначила транспортный коллапс, через 12 месяцев во дворе дома № 13а по улице Русаковской семь лопат начали скрести и долбить мерзлую землю. Так рабочие        Метростроя положили начало строительству первого, пока что опытного участка.

       Были страшные споры сторонников глубокого туннельного метро и их противников, защищавших открытый, «парижский» способ строительства, споры с использованием тяжелых, но красочных обвинений типа «могильщики». Лазарь Моисеевич вместе с        Хрущевым как первые среди «могильщиков» рукоплескали Сталину, ставшему тогда на сторону проекта глубокого заложения.

       Много чего произошло под землей и на земле за эти четыре года. Уже войдя в пустой вагон, Каганович вспомнил вдруг архитектора Душкина, который предлагал для отделки станций использовать сталь для дирижаблей. Створки двери за ним в это время сомкнулись. Сопровождающие лица остались во втором вагоне.

       * * *

       Он не стал сразу проходить в кабину машиниста, присел на сидение около двери и привалился к боковому ограждению. Его моментально сморило, поезд даже не успел тронуться. Сказалась усталость.

       Сквозь сон он чувствовал легкое, осторожное покачивание и неспешный стук колес на рельсовых стыках. Потом стук исчез, но зато появился какой-то высокий, странный звук. Первый прораб открыл глаза и не поверил им. Перед ним стояли две девицы с разноцветными волосами, одна с колечком в носу, другая с заклепками в ушах. Та, что с синими волосами, держалась за поручни ограждения, на которое он слегка навалился, её лицо с дико раскрашенными глазами было совсем близко. Вторая с ярко красной копной на голове и огромными, уродливо-толстыми, красными же губами не держалась, а сохраняла равновесие, широко расставив тонкие ноги в огромных солдатских ботинках. Не обращая внимания на то, что он открыл глаза, они громко обсуждали его внешность.

       — Зачетный дед, зацени! Френчик такой клевый, а лабутены — ващще ауфф.

       Ни слова не поняв, Каганович взмутился:

       — Вы кто такие?! Как вы попали сюда? Молчать!!!

       Он оглянулся в поисках своего сопровождения и только сейчас заметил, что вагон полон какими-то очень странными людьми. Но еще больше его поразило, что эти две соплячки ничуть не испугались, продолжали нагло на него глазеть, а остальная публика и внимания на них как бы не обращала.

       — Ты чо кипишуешь, чувак? — Она повернулась к подруге. — Глянь, из образа не вылезет. Они наверху на площади за бабки косят кто под Ленина, кто под отбитого урода Сталина, этот, вон, тоже для себя какой-то нафталин придумал…

       Первый секретарь Московского горкома партии зашелся от гнева. До него только начали доходить кощунственные, наглые, оскорбительные, невозможные слова про вождя, как вдруг он вспомнил цитату из письма столичного архиерея к московскому митрополиту Иннокентию. Эта цитата вспыхнула красным цветом, еще более ярким, чем прическа наглой девицы:

       — Возможно ли допустить сию греховную мечту? Не унизит ли себя человек, созданный по образу и подобию Божию, спустившись в преисподнюю?

       И тут же перед глазами убежденного атеиста поплыло огромное, черное и как бы торжествующее слово «ВОТ!».

       Неожиданно сидящий рядом с Кагановичем парень поднес к его глазам размером с ладонь светящуюся плитку с фотографией. На ней Лазарь был снят вполоборота, в этом же френче с белым подворотничком и пышными черными усами. Потом парень повернул плитку к девицам:
       — Вы на кого батон крошите, губные гармошки? — Шутливо бросил парень, — да это же сам Лазарь Каганович…

       Девки всмотрелись в фото:

       — Точняк! Ну, чувачило, колись, откуда такой лойсовый прикид? — сказали синие волосы.

       — Каганович, Шмаганович — нам по барабану, не знаем такого, — вторили надутые губы, — но на этого кента точно похож. Как вылитый…

       — Это вы, мокрощелки, в наше время не жили, — протиснулась ближе бабка в розовых штанах с пузырями на коленях, стоптанных, огромных грязно-белых тапочках, но тоже с плиткой в руке, — вас бы тут вмиг скрутили бы, да на Лубянку. Распустились совсем, Сталина на вас нет…

       — В наше врееемя… — заступился за несмышленую молодежь парень, — какое-такое ваше время? Родилась-то, поди, при Брежневе, а туда же, в сталинистки… — подмигнул губам, — старая, упоротая, а хайпануть охота, типа по Гулагу тоскует.

       Опять Лазарь Моисеевич ничего не понял… какой-то Брежнев, по ГУЛАГ кто-то соскучился… Но зато заметил у всех в этой толпе, буквально у каждого… то ли пассажира, то ли жителя той самой проклятой Преисподней — здесь он совсем запутался… у каждого была такая светящаяся плитка в руках, и некоторые не только светились, но и звуки издавали.

       Большинство в качающемся вагоне просто молча смотрели на эти плитки, но все больше любопытных собиралось вокруг. Лазарь глянул в окно и обомлел: в темном туннеле мимо неслись, сливаясь в светлую линию, отдельные лампочки, было видно, что поезд летит с огромной скоростью, и он понял, откуда этот высокий надсадный звук. Таким темпом все 9 км от «Сокольников» до «Крымской площади» давно бы закончились, а они все неслись по Преисподней, и большой вопрос — куда?!

       Приблизилась женщина культурного вида, в очках и почти прилично одетая:

       — Лазарь Моисеевич Каганович! — торжественно объявила она, всматриваясь в свою плитку, — а я ведь, по вам диссертацию писала…

       — Кому писала? — вскинулся бедный член Политбюро ЦК ВКП (б).

       — Как кому? — удивилась дама, — в ВАК конечно… — обращаясь к публике, весьма надменно, — если кто не в курсе, это ему мы в Москве обязаны нашим прекрасным метро. Его так и звали — «Первый прораб».

       Она стала водить пальцем по плитке, похоже, читать:

       — Знаете, во что превратились ваши первые 13 станций и 11,6 км трасс? — Победно посмотрела на прораба, — в 241 станцию и линии общей длиной 415 км! Сегодня метро перевозит два с половиной миллиарда пассажиров в год, вот во что превратились ваши 13 станций! И не зря в вашу честь с 1935 целых двадцать лет Метрополитен нес ваше имя…

       — А потом? — осторожно спросил Лазарь, забыв про нелепость вопроса.

       — А потом твой друг Коба ласты склеил, — встрял кудрявый пожилой человек с футляром для скрипки, — и стало метро просто Московским Метрополитеном.


       — Ты на Сталина, отца нашего, не тяни, — воинственно выступила вперед бабка в розовых панталонах, — мало он вас, кудрявых да носатых, видать, учил. Все вам неймется…

       — Вам, нам, — завыступал скрипач, — все одинаковы… Этот вот, — кивнул на вконец затравленного чиновника 30-х, — этот и в Шахтинском деле отличился и на Кубани при изъятии хлеба позверствовал… Все хороши были…

       Разум активного большевика Юзовки отказался понимать, откуда это люди все знают, кто они и как ко всей этой истории отнесется Сталин, которого тут при нем ни во что не ставят. Ученая дама словно прочитала его мысли:

       — Вы не переживайте, вы всех их переживете, и Сталина и друзей своих по Политбюро. Умрете достойно в возрасте 97 лет, и похоронят вас торжественно на Новодевичьем.

       Солидный мужчина, стоявший чуть поодаль, показал часы, на циферблате которых красовался памятник из розового гранита среди больших деревьев. В это время из толпы вылезла голова чучела петуха с бордовым хохолком, за ней показалось все длинное вертлявое тело в изорванных штанах. Размером побольше других плитку чучело развернуло перед Кагановичем:

       — Бумер наш звездой Интернета стал, двести тысяч уже набрал…

       На плитке Первый прораб страшно и убедительно прокричал «Молчать!!!» в сторону девиц, и с этого момента стал уменьшаться в размерах. Вокруг стояли очень странные люди, и вагон был ими полон. Определив, что прораб ничего не понял, чучело пояснило:

       — Вот сейчас, чел, в данный момент, любой куколд или там зуммер сопливый в любой точке земного шара может вас увидеть. За несколько минут вас посмотрело уже более двухсот тысяч человек, а через час будет миллион!

       Все, подумал Лазарь Моисеевич, Иосиф мне этого не простит…

       Спас его родной голос машиниста Долгопятова:

       — Следующая станция, — машинист деликатно тронул Кагановича за плечо, — Дворец Советов.

       Он проснулся, машинально глянул на часы и с ужасом увидел на них цветные светящиеся фигурки. Постепенно внутреннее мерцание поблекло, выступил знакомый циферблат часов швейцарско-советского мастера Габю, которые ему недавно подарил товарищ Сталин».

       Критику не понравился современный жаргон, он сообщил, что так молодежь не разговаривает. Писатель упирался и показывал соответствующий словарь в Интернете. На вопрос, откуда вдруг выпрыгнул неизвестный Душкин, он отослал критика на станцию Маяковская, где через три года после предложенных событий можно было пронаблюдать отделку из нержавейки завода «Дирижаблестрой». Ну а когда въедливый и не хотевший платить за ужин критик добрался до часового мастера Габю, он просто был послан в Вики. В итоге продуктивно проведенное время с приглашением независимых судей из числа знакомых девушек обернулось двойным тарифом. Друзья заплатили поровну, а одна из подруг пообещала связаться с газетой «Гудок».


                АМАНДА&ТОМ

                «O; sont les neiges… - Но где же               
                прошлогодний снег?» из Франсуа Вийона
                «Баллада о дамах былых времён» - дама с
                карикатуры Домье с инфантильным, далеко
                не молодым личиком, худенькая, тщедушная,
                миниатюрная… но с огромным волевым
                стержнем, очень настойчивая и неутомимая…             
                Это Аманда

       - Ну что, что еще ты от меня хочешь?! Почему молодые так уверенны в вопросах, которых не понимаете, и жизни, которой вы еще и не нюхали?! Откуда эта безаппеляционность? Напомни, пожалуйста, ты сколько спектаклей в своей жизни поставил? Еще не успел… Понятно. Но к режиссеру, у которого полсотни постановок, приходить с безответственными выводами ты уже успел. К конце концов это даже на хамство смахивает, ты извини, но я и у своих собственных детей это наблюдаю.

       Суламифь Давидовна Гогуадзе всей своей грузинской половиной придает рядовому родительскому возмущению крайне экспансивный характер. В своем просторном кабинете художественного руководителя она одна имеет право курить и одна из всех знакомых  Сергея всегда курит только папиросы «Беломор». Ко всем сотрудникам театра она относится как к родным дочерям-двойняшкам, только с той разницей, что родные, пользуясь загруженностью матери на работе, давно выскользнули из под её плотной опеки, а театральным деваться некуда. Сергей Максимов, беспокойно сидящий напротив молодой режиссер театра, недавно с помощью некоторых обстоятельств получил право на постановку  спектакля и теперь находится в состоянии постоянных споров с худруком по трактовке замыслов драматурга.

       Он молчит, взяла паузу и худрук, которую за глаза все зовут Деметра. В кабинете становится тихо, и только синие клубы Беломора плавают, подобно сценическому  дыму, усиливая трагизм разговора. Она еще раз затягивается с треском горящего табака, яростно тушит папиросу в массивной хрустальной пепельнице и собирает раскиданные по столу страницы порядком истрепанной пьесы:

       - В первой же картине героиня показывает безграничную заботу и любовь к дочери. Читает: «Я хочу, чтобы ты выглядела хорошенькой и свежей…». Это святая женщина, - бросает стопку на стол, - я видела таких матерей, которые жизнь положат, чтобы только дети были счастливы. С чего ты взял, что Аманда из-за своей глупости не замечает, что страстная забота о Лауре и Томе на деле оказалось тяжелым абъюзингом? Слово-то какое использовал… Модничаете все, в тренд вписываетесь…

       Сергей знает, что в такие моменты спорить бесполезно, надо дать ей выговориться, душу отвести, пар спустить и заняться другими делами. Но Деметра еще далека от финала:

       - Какое право ты имеешь вообще? Судить мать, считать её дурой, деспотом? Еще раз повторяю: это хамство! Уж извини…

       ***

        Не будем далее подглядывать в руководяще-творческий кабинет. Пора объяснить всю ситуацию с будущим спектаклем и роль почтенной Суламифь Давидовны по прозвищу Деметра в нашем славном драмтеатре, лучшем месте культурной жизни небольшого сибирского областного центра.

       Разнообразию её жизненных перипетий могут позавидовать самые отчаянные искатели приключений. Родилась в Тбилиси от актера местного театра и тихой девушки из небогатой еврейской семьи. Знаменитый в то время Давид Гогуадзе хотел наречь дочь именем Саломэ, но безмерно влюбленная в него, молодая жена проявила неожиданное упорство и упросила дать дочери имя Суламифь.

       Школу заканчивала в Тюмени, где поутих грузинский акцент, но зато появились сибирские «ты чо хоть, каво хоть вы там творите…», но и от этого говора избавилась уже на подготовительных курсах. А готовилась Шуля – таким именем еврейская бабушка подчеркивала ее свободу – в ДГВИИ, институт искусств во Владивостоке. И поступила с первого раза на театральный факультет.

       Уссурийский драмтеатр выпускницу брал сразу в труппу, но где там: МХАТы-фоменки- бронные, вот достойные сцены для Шули, взрослеющей все больше в сторону ранних фото Раневской.

       Если нарисовать на карте маршруты ее передвижений и остановок, получатся летящие линии-стрелы из Грузии в Сибирь, потом на Дальний восток, затем Москва с изломом в Ленинград и, наконец, снова в Сибирь на длительную остановку.

       Всякое в актерской карьере бывало, но постепенно склонилась к режиссуре, получила у известного мастера в ГИТИС полное очное образование и после массы приключений осела в областном театре сначала ассистентом, потом режиссером, а в итоге художественным руководителем.   

       Самостоятельная режиссерская работа пришлась на конец 90-х, когда театры жили на честном слове и денег на новые постановки не было. Но тогда же и вышли у нее серьезные драматические произведения, получившие известность и любовь зрителей. Такие спектакли в отсутствие достаточного финансирования создавались, благодаря таланту, энтузиазму и преданности театру молодой Шули. Она сама погружалась в работу без остатка и без всякой меры, и умела увлекать и заряжать артистов. Получалось очень здорово. Но постепенно материальные заботы нивелировали энтузиазм, при возросших затратах приходилось работать без особых психологических построений и с тем материалом, который был под рукой.

       К назначению худруком она уже имела огромный опыт постановок. Шуля  превратилась в Деметру, так подчиненные обозначили бегство из семьи её мужа и то, что она не только растит своих детей одна, но и весь коллектив неустанно учит пахать и сеять. А хороший урожай в театр стал приносить  репертуар, по её мнению лучше всего подходивший для местной театральной общественности. Ставятся преимущественно спектакли легкие, гротесковые, смешные и желательно по классическим пьесам. Главное, чтобы на сцене было ярко, громко, много суеты, мало издевательств над первоисточником во избежание неприятностей, масса замечательных костюмов и богатство монументальных декораций. Еще лучше, когда  при помощи местного мецената удается приглашать в спектакль известных столичных артистов.
 
       Этот меценат тоже получил свое прозвище. Поначалу его звали Иасион, но для удобства и краткости быстро перенарекли Плутосом, который вообще-то по легенде был сыном Деметры и её нового мужа Иасиона.

       Сергей Максимов, получивший московское режиссерское образование, тоже изрядно помыкался в обеих столицах в поисках достойной работы и вернулся в родительский город, когда Деметра была в расцвете своего творчества.

       Он поработал ассистентом Деметры на нескольких новых постановках, но был еще не столь практичен, чтобы удовлетворяться экономической основой выбора репертуара. Зритель в театр шел, не так конечно как к Богомолову за двадцать тысяч и покупкой билетов за месяц вперед, но зал так или иначе вечером заполнялся и принимал представления весело и дружелюбно. Сергей жаждал настоящего творчества, но как убедить Деметру с какой-то стати менять тематику, не знал.

       Помог случай, как это иногда бывает в театральной жизни. Отец Сергея дружил с меценатом и устроил солидную ресторанную вечеринку, где энтузиаст сцены Плутос по душам пообщался с угнетенной жертвой конъюнктурного репертуара Сергеем. Молодой режиссер признался, что мечтает поставить очень сложную психологическую драму по пьесе Теннесси Уильямся «Стеклянный зверинец». Эта драма в 1944 получила громадный премьерный успех на Бродвее, впоследствии воплотилась в бессчетное число театральных постановок, но удач среди них было не много. На фоне привычного репертуара Деметры ставить такой спектакль рискованно, допускал Сергей, но все зависит от правильной трактовки пьесы.

       Плутос не был тщеславным, не искал популярности, просто он любил театр и помнил Станиславского: «Я радуюсь, что русский театр нашёл своего Морозова…».  Он проникся увлеченностью молодого режиссера, поразился глубине изученности биографии драматурга, уверился в разборе характеров героев, проведенном тут же за столом, и увлекся идеей.

       ***

       Первый показ худруку набросков спектакля «Стеклянный зверинец» проходит в репетиционном зале. Впереди в кресле сидит Деметра, за ней несколько человек из труппы и администрации, а также скромно и поодаль Плутос. Выходит Сергей с объявлением:

       - Фрагменты картины первой. Вообще эта пьеса — воспоминания Тома. Сентиментальная, неправдоподобная, вся в каком-то неясном свете, как написал драматург, — драма воспоминаний. В памяти Тома все слышится словно под музыку. Вот почему за кулисами поет скрипка, часто выходящая на мелодию лейтмотива спектакля.

       Декораций в зале нет, актеры в своей повседневной одежде, на переднем плане пустой стол, за которым сидят Аманда с Лаурой, в глубине за маленьким столиком Том печатает на машинке, рядом на диване неопознанные персонажи – две девушки, почти незаметные в тени. Сбоку сцены, за ширмой виднеется высокая стремянка.

       В тишине слышится стук пишущей машинки, Аманда немного ждет, потом вопросительно:

       - Том?

       Сын не перестает печатать и тотчас мать теряет терпение:

       - Том!  Томми…

       - Да, мама. - Сын продолжает стучать.

       - Том, Том, Том, Том, Том, - перебирая пальцами по столу и задорно поглядывая на дочь, настаивает Аманда.

       - Да, да, мама, - Том раздражается.

       Но тут уже раздражается и Аманда:

       - Том! Мы не можем без тебя прочитать молитву и начать есть.

       Наконец Том уступает и пересаживается за обеденный стол. Все трое берутся за руки, и сын скороговоркой выполняет привычный и обыденный ритуал. Начинают есть, вернее, актеры изображают процесс еды, и тут же снова вступает Аманда:

       - Дорогой, не лезь пальцами в тарелку, прошу тебя. Если нужно пододвинуть кусок, то это делают корочкой хлеба. И, пожалуйста, не спеши. У животных в желудке есть особые отделения, где переваривается что угодно. Но человек должен тщательно пережевывать пищу, а уж потом глотать. Ешь спокойно, сынок, еда должна доставлять удовольствие. Хорошее блюдо вызывает массу вкусовых ощущений — надо лишь подольше подержать пищу во рту, и жевать надо не спеша — пусть поработают слюнные железы.

       Она даже хватает сына за руки, показывает мнимую салфетку, которой надлежит пользоваться, и раз пять спрашивает, вкусно ли ему. Том молча и ожесточенно продолжает есть, мать снова пристает со своим «Вкусно?», теперь не выдерживает Лаура и под столом ногой толкает брата, чтобы он наконец ответил. Тут уж Том взрывается. Он бросает воображаемую вилку и хлопает по столу двумя руками. Женщины подпрыгивают от неожиданности, а Том почти кричит:

       - Из-за твоих постоянных наставлений, как надо есть, пропадает всякий аппетит. Кусок в горло не лезет: ты, как хищник, следишь за каждым движением. Хочется поскорее кончить и уйти. И эти разговоры за столом… процесс пищеварения у животных… слюнные железы… Пережевывание!

       Аманда деланно воздевает руки и беззаботно вскрикивает:

       - Подумаешь, какой нежный — тоже мне звезда в Метрополитен-опере.

       Том лихорадочно соскакивает под гневный материнский возглас «Кто тебе разрешил встать из-за стола?!», на ходу бросает что хочет взять сигарету, на что моментально получает очередную претензию «Ты слишком много куришь», затем вообще скрывается за ширмой.

       Настает черед Лауры. Аманда меняет тон, к дочери она обращается с улыбкой и подчеркнуто доброжелательно:

       - Я хочу, чтобы ты выглядела хорошенькой и свежей… когда к нам придут молодые люди!

       - Я не жду никаких гостей. – Удивляется Лаура.

       - Они приходят, когда меньше всего их ждешь! Как сейчас помню: было это у нас в Блу-Маунтин, и однажды в воскресенье… - Аманда произносит это приподнятым тоном и, отвернувшись, что-то ищет. Потом возвращается к столу и продолжает. - Так вот, однажды в воскресенье, когда мы жили в Блу-Маунтин, вашу маму навестили сразу семнадцать молодых людей — семнадцать! Да что там говорить! Иной раз бывало и посадить некуда. Приходилось посылать негра в приходский совет за складными стульями.

       На этих мечтательных воспоминаниях матери на передний план плавно выводится девушка, медленным, изящным и очень красивым танцем подчеркивая красоту и призрачность воспоминаний о той утонченной жизни, в которой жила молоденькая Аманда. Дети танцующую девушку не видят, а мать в ней видит себя и воодушевляется:

       - О, я знала искусство светского разговора… Должна сказать, что в наши дни девушки умели вести беседу... Да, и знали, как занять гостей. Тогда хорошенького личика и стройной фигурки было мало, хотя уж меня-то природа ничем не обделила. Находчивой надо было быть и острой на язык… Да, и все мои гости были джентльменами — все до единого! Среди них были самые знатные молодые плантаторы Дельты Миссисипи, плантаторы из рода в род…

       Том уже вышел из разговора, он сидит на высокой стремянке, перелистывает свои же страницы и ведет себя так, будто вычитывает все действие, происходящее в комнате, из своей книги. На светлые и радостные воспоминания Аманды, воплощенные в танце девушки, контрапунктом накладываются звуки скрипки. Вторая девушка – скрипачка выводит смычком грустную мелодию, противопоставляя звук изображению и приводя сцену к новому смыслу.
 
       Отрывок заканчивается и наступает черед Сергея. Сопровождающие взрывную Суламифь Давидовну притихли и с интересом ожидают реакции худрука. Деметра выдерживает паузу, Сергей присаживается на ступеньку стремянки, на которой сверху застыл актер, исполнитель Тома. Главные актрисы остаются за столом, а танцовщица с скрипачкой потихоньку уходят в тень.

       - Послушай, Сергей, - неожиданно мягко начинает Деметра, - все это неплохо. Местами Аманда даже убедительна… Ну да, кушают условно. Допускаю. Тем более, и в пьесе так… Но знаешь, как-то все скучновато.

       - Так тут зачем веселиться? Это тяжелая психологическая драма, - готовится к длительной осаде режиссер.

       - Вот именно, «Тяжелая». – Слегка нажимает худрук. – А о зрителях ты подумал? Они что, своих драм не насмотрелись и идут к нам в театр из-за дефицита тяжелой жизни?

       - Ну, знаете, Суламифь Давидовна, у нас все-таки драматический театр, а не Петросян-шоу.

       - Я-то знаю. А ты вот не перегибай! Молод еще. Послушай лучше, поверь моему опыту. Вот смотри: у тебя откуда-то танцовщица объявилась с печальной скрипачкой – их у Теннесси я что-то не припомню. Но не в этом дело, можно и так решить. А дело в том что, как ты помнишь, автор нам показал Америку. Показал мечту, за которой погнался их папаша, улизнув из семьи. – Тут Деметра перевела дух и продолжила более спокойно. – Мечту, которой грезит и Том, просиживая ночи в кинотеатре.

       Сергей от удивления не сразу находит слова. Он смотрит, как художественный руководитель с чувством исполненного долга расслаблено откидывается на спинку кресла, как реагирует её свита от одобрительного поддакивания до замирания в ожидании в какую именно форму выльется ответ посрамленного выскочки. Наконец, его прорывает:

       - Да откуда вы это взяли?! Где вы это вычитали?

       Деметра резко встает и прерывает бедного режиссера:

       - Нет, вы видели?! – Находит взглядом инвестора. – А я ведь вам говорила, предупреждала…

       Пока она сдирает со спинки кресла серую пуховую шаль и прилаживает её к пояснице, Сергей еще успевает выкрикнуть:

        - По вашему они бегут к ДРУГОЙ, киношной жизни, к празднику и веселью голливудского,  тридцатых годов показного мира?  Тогда давайте вытащим на сцену джаз, чарльстон негров в золотых цилиндрах и белых гамашах, побольше потешных шуток на огромном, свободном пространстве сверкающей сцены.  Так вы хотите показать их мечту, объяснить зрителям КУДА ОНИ БЕГУТ?

       Деметра замедляет манипуляции с шалью, обходит как мебель свою вскочившую и застывшую свиту и цедит зловеще:

       - А хотя бы и так. А ты-то что можешь предложить? Скрипочку с танцем? Тоску и скучнейший беспросвет?

       Сергей уже не сдерживается:

       - Если вы внимательно читали, пьеса написана в Новом Орлеане, в столице джаза. Тем не менее, про джаз у автора нет ни одного напоминания, а скрипка в пьесе упоминается пять раз. Потому что это драма воспоминаний, сентиментальная, неправдоподобная, вся в каком-то неясном свете, и вот поэтому за кулисами поет скрипка.

       Деметра, махнув на него рукой, пробирается к выходу. Сергей почти кричит:
- Они бегут ИЗ ЭТОЙ, реальной жизни в человейнике, из нищеты, беспросветности, усложненной липкими путами любви Аманды. И огромная  разница между КУДА стремятся герои  и ОТКУДА они бегут.

       - С меня хватит! – Худрук скрывается за дверью, с силой захлопнув её перед спешащей следом свитой.

       ***

       Инвестор находит худрука в её кабинете. Она уже прикончила Беломорину и теперь вопросительно смотрит на вошедшего. Он непринужденно садится за стол:

       - Послушай, Суламифь…

       - Деметра! Так меня здесь называют. И дуры мои дома тоже повторяют. Как попугаи. А кто такая Деметра и знать не знают, неинтересно им. А мать дразнить – вот это им интересно. Ладно. Ты что хотел? Плутос. – Такая вроде роль у тебя в нашем театре. За крестника своего заступаться пришел?

       - Тебя спасать пришел.

       - Или? Интерееесно! – Она пересаживается за стол напротив. – Думаешь, пора уже?
       - Послушай, Суламифь Давидовна, ты же умная женщина…

       - Деметра я! И не умная. Послушала тебя, на финансирование всех затрат по подготовке спектакля соблазнилась…

       - Только на это?

       - А на что еще?

       - Ну, главное ведь не затраты. Признайся сама себе. – Плутос пропел. - «Я Гамлета в безумии страстей который год играю для себя».

       - При чем тут Гамлет?!!  Вы что, сговорились все разоблачать меня?

       Плутос медленно встал и начал прохаживаться по кабинету. В дверь заглянули, он тут же остановил: «Худрук занята» и сам прикрыл дверь.

       - С какой стати ты тут у меня распоряжаешься?

       Плутос вытянул обе руки ладонями вниз и плавно пару раз опустил их, осторожно и деликатно осажая разгневанную:

       - Шуля, Шулечка, милая! Мне больше нравится как тебя бабушка называла, а не эти твои бесчисленные дети Деметрой…
 
       - Тебе же раньше это имя нравилось, когда с улыбкой смущения и счастья она отвечала Соломону: «Братья мои поставили меня стеречь виноградник, а своего виноградника я не уберегла»… - Спохватывается. – Короче, не морочь голову, у меня дел полно и некогда тут светскими разговорами заниматься.

       - Подождут твои дела! – Плутос стал серьезным. – Мы обо всем с тобой на берегу договорились. Так?

       Она молчит, сомневающийся энтузиаст театрального искусства вмиг превратился в решительного бизнесмена:

       - Так, конечно. И о чем мы договорились? Мы договорились о том, что я покрываю все расходы по постановке спектакля, он у вас как бы экспериментальный, поэтому ты в творческую часть не вмешиваешься, а доверяешься молодому режиссеру. Так?

       Деметра собирается ответить, но он не дает:

       - Потерпи, дай закончить. Почему мы доверяем Сергею, вернее так, почему я ему доверился? Да погоди ты в бой кидаться! Дай мне сказать, ты уже сегодня наговорила. Две причины для доверия есть. Во-первых, сама пьеса. Ну не обманывай ты себя, Шуля! Взгляни на свои афиши, по названиям виден весь твой арсенал. Все эти любовные приключения, кордебалеты ловеласов, счастья, несчастья и прочие веселые жопы… Нет, я не говорю, что это плохо. Прекрасный жанр, легкий, востребованный, люди хоть на пару часов отвлекаются. Да что говорить, я же сам неоднократно участвовал, спонсировал звезд.

       Плутос берет в углу трость из реквизита и опирается на нее как Пушкин на мосту в Питере. Деметра уже не перебивает, ждет развития деловой мысли.

       - Но где же, я вас спрашиваю, глубокие драматические спектакли? Или мы о зрителе беспокоимся, что ему скучно будет. Или не поймет. А может, мы просто боимся? Ну, есть ниша, крепкая накатанная дорога, чего тут изобретать…

       - Да что ты выдумываешь? А эти постановки…

       - Стоп! Лучше признайся, ты сама о серьезных пьесах мечтаешь. И идею мою не отвергла сразу. Дала ребятам поработать, вложения там пока что копеечные, но сделано немало. Я так считаю. Кстати, вторая причина для доверия именно Сергею – это его увлеченность материалом, глубокое изучение всего бэкграунда и, как я очень надеюсь, тонкое понимание замысла драматурга.

       - Как вы, дилетанты, меня бесите! – Наконец прорвалась униженная профессиональность. – Бэкграунды, замыслы, тонкие понимания… Ни хера ведь в этом не смыслите…

       - В вашем театральном омуте не смыслим. Это правда. Но зато отлично смыслим в жизни, а жизнь, как известно, это лучший из всех театр.

       - Поперла демагогия… - Деметре смешны все эти бытовые потуги и пространные, пустые, любительские рассуждения о театре. – Ты знаешь, на кого похож? Я тебе скажу. Есть театральные критики, как правило, люди образованные, театроведческие. Пишут, правда, нередко всякую муру, но не в этом дело. А есть, теперь появились, блогеры. Эти вообще без всякого понятия, но привлекают своих таких же безграмотных подписчиков скандальными историями и разоблачениями… На любую тему и в любой области, хоть даже и театральной.

       Плутос отставил бутафорскую трость и присел на край стула напротив:

       - Ты как всегда в точку. Не буду оправдываться, что я изучил пьесу вдоль и поперек, с фломастером в руке и биографией Теннесси Уильямса. Да, да! Вот так увлек меня молодой парень. Но не во мне дело. Важна режиссерская версия. Дело в том, что я на этот раз вкладываюсь и финансирую глубокое исследование, а не  привычный карнавал. И хочу, надеюсь, чтобы зрители тоже сопереживали, так же как ты с Сергеем разделились. Трагедия отцы и дети. Ты ведь смотришь на историю глазами Аманды, а Сергей со стороны, хотя положение её детей ему конечно ближе. Он их понимает лучше, чем родная мать. И в этом главный конфликт. Из того, что я посмотрел как зритель, я уже готов подсыпать Аманде цианистого калия. Потому что и я в данном случае на стороне детей.

       Деметра молча возвращается в свое директорское кресло, достает и шумно продувает папиросу, сминает кончик бумажного мундштука до формы бабочки и закуривает, выпустив громадный гриб дыма.

       - Конфликт… Нахватался по верхам и рассказываешь сказки. В кабинете, между прочим, художественного руководителя. Очередной раз возникает, вернее, есть угроза возникновения пошлой ситуации: кто платит, тот и заказывает музыку. В данном случае печальную, скрипичную.
 
       - Ты не права. Никогда я не лез в творческую часть. Но сейчас другой случай. Хорошо поставленный спектакль такого рода может обогатить ваш театр. А мое вмешательство состоит только в том, что я прошу вас с Сергеем спокойно сесть и разобрать пьесу на винтики…

       - Какие еще винтики? Ты что, на заводе? Собрать актеров я и так планировала, надо составы утвердить, художника, сроки…

       - Постой ты со сроками! И актерам голову пока не морочьте. Вы сначала сами определитесь. Короче, предлагаю встретиться: с одной стороны ты и твоя эта, кудрявая, которая литчастью заведует. С другой Сергей и, не могу его отдать вам на растерзание, и я, ответственный за финансирование.

       На том и остановились.

       ***
       - А скажи-ка мне, любезная, - Деметра решила начать опасную своей непредсказуемостью встречу шутливым, якобы царским тоном, - кто по твоему мнению является центральным персонажем пьесы?

       Завлит, молодая женщина Елена, совсем недавно поступившая на службу, но уже наслышанная о крутом характере худрука, смешалась. У неё было свое мнение, «Стеклянный зверинец» она первый раз прочитала еще в юности, и  эта пьеса осталась единственной, над которой она плакала – настолько в ней она увидела себя. Но высказывать свою позицию в данном обществе не спешила. Её смущал малознакомый господин, представленный продюсером, она еще не вполне освоилась в общениях с худруком, да и молодой режиссер уже отличился радикальной нетерпимостью к альтернативным суждениям. Хотя это и было её обязанностью, но в данном случае её смущала необходимость приоткрыть этим людям нечто личное, сокровенное и скрытое от чужих глаз.

       - Мне трудно судить, - начала она нерешительно, - потому что мои оценки будут слишком субъективны. Много личного для меня в этой пьесе…

       Режиссер даже слегка развернулся на стуле, впервые пристально на неё воззрившись. Инвестора, похоже, тоже заинтересовала такая нежданная для обычно бойкого театрального люда робость. Деметра подбодрила:

       - Ну, смелей, при чем тут твоя личность.

       - Ну, я вижу в этой пьесе прежде всего Лауру…

       - Ну и правильно! – Обрадовалась Деметра. – Правильно ты все поняла. Все действие должно крутиться вокруг покалеченной, несчастной дочери.

       Она порывисто встала и начала ходить по кабинету, с каждым шагом как бы утверждая печатью основные принципы построения спектакля. Завлит с облегчением вздохнула, внимание присутствующих с неё переключилось, и она некоторое время не совсем осознавала, в чем, собственно, получила такую могущественную поддержку. А Деметра между тем убеждено продолжает вдалбливать постулаты:

       - Лаура, это хрупкое, легкоранимое создание, эта девочка без кожи. Мать чувствует, видит это, видит, как дочь постепенно замыкается и уходит в свой маленький мирок с миниатюрными, стеклянными фигурками зверей, страдает и всеми силами старается вернуть несчастную в социум…

       Худрук уже там, с больной дочерью, перестала вбивать указания, сомневается, медленно подходит к столу, теребит пьесу, находит нужное:

       - Вот, во второй картине. Я выделила «мои надежды поставить тебя на ноги». Она из последних сил бьется, чтобы спасти дочь. Вот, сейчас… - отбрасывает листки, -  ага вот, поймите, пожалуйста, переживания, всю глубину страданий несчастной матери «Так что же нам делать дальше? Сидеть дома и смотреть, как маршируют солдаты? Забавляться стеклянным зверинцем?»  Вы не представляете, что это значит для матери, когда ребенок не в порядке, а ты не можешь помочь! Какая это кара небесная, эти ужасные бесконечные вопросы: за что, почему она, может я нагрешила, а она расплачивается… Никому не пожелаю!

       На минуту в кабинете воцарилась томящая тишина. Деметра так страстно и убедительно показала безысходность, как будто речь шла не об Аманде с дочерью, а все происходило с ней самой и её детьми. На этом надо бы ей и остановиться, но она продолжила:

       - Поэтому я не могу смотреть, когда по телевизору несчастные матери просят помочь, прислать кто сколько сможет на лечение своих детей…

       И как-то непостижимо огромное, искреннее и сострадательное чувство начало рассеиваться, и все присутствующие, не сговариваясь, вспомнили, что худрук еще и очень хорошая актриса.

       Напряжение спало, Деметра сама это уловила, медленно и осторожно вернулась за стол и более спокойно продолжила:

       - Но дочь не единственная забота этой героической женщины. Еще есть Том, такой сынок не подарок, вообще мать не хочет услышать, ничего ему не скажи, весь в сбежавшего отца, возомнил себя писателем, по ночам шляется, курит как паровоз… Но он хоть физически здоров. А с дочерью прямо беда. – В полной тишине она замолчала, глядя в никуда.

       И тут Сергей вдруг неожиданно понял, что она пьесу прочитала наспех, наискосок, как это бывает у очень занятых, но опытных людей. Между тем она закончила свой монолог:

       – Ну вот. Примерно в таком ключе. – Поворачивается к Сергею. - Что тут непонятного?
       Вопрос не повис в воздухе, поскольку Сергей моментально ответил:

       - Всё!

       - Что все? – Не поняла Деметра и потянулась за коробкой Беломора.

       - Ну, во-первых, - ядовито начал молодой режиссер, - если мы дадим себе труд прочитать биографию драматурга, мы узнаем, что его родная мать, миссис Эдвина, в какой-то мере представляла прообраз Аманды. Теннесси, он же Том, в мемуарах вспоминал:  она была не такой чуткой по отношению к моей сестре Розе –прообразу Лауры, какой могла бы быть… мать всегда делала только то, что считала нужным, и с этой точки зрения оценивала свои поступки, которые иногда приводили к фатальным последствиям.
 
       - Послушай, Сергей, ты и зрителям собираешься биографию автора пьесы пересказывать, - перебивает Деметра, нещадно насилуя папиросу, - чуткой или нечуткой была мать Уильямса, это сейчас какое значение имеет?

       - Я слушаю, очень внимательно вас слушаю, Суламифь Давидовна, но и вы должны согласиться с тем фактом, подтвержденным массой авторитетных источников, что сам драматург считал роль Аманды основной в своем творчестве.

       - Это откуда известно, что за авторитетные источники?

       - Это известно хотя бы из первоисточника, я дословно помню его слова относительно Аманды: «…карьера театрального писателя оправдывается, если удается создать одну хорошую роль…». Завтра я вам принесу этот текст.

       Завлит, все это время тихо сидевшая сбоку от Деметры, глубоко вздохнула, как перед нырянием, и сообщила:

       - Да, я тоже это читала.

       Худрук всем телом развернулась к ней:

       - Читала она… Что же ты, Еленочка, главной Лауру назвала? Если читала?

       - Ну, знаете, Суламифь Давидовна, каждый в этой пьесе видит что-то свое, наиболее ему родное или мучительное, и смотрит на всю историю глазами своего близкого персонажа. Вы, например, безоговорочно принимаете сторону Аманды. Вам трогательно, хорошо знакомо безграничное желание матери сделать детей, Лауру и Тома, счастливыми. Вы цените это превыше всего, поэтому и трагедия Лауры для вас превыше всего в этой пьесе…

       Плутос с Сергеем переглянулись и одновременно посмотрели в глаза молодой женщины, что было ею расценено как понимание и даже поддержка. Немного приободрившись, Елена, продолжила:

       - И я не совсем согласна, что нам в спектакле надо показывать Америку с её орнаментами 30-40-х годов. Такие семейные отношения, трагедии, чрезмерная любовь родителей, которая подчас может стать мучительной для детей, все это может происходить и происходит где угодно, независимо от географии. Депрессия экономики 30-х и бедность конечно усугубляют, но джаз тут явно ни при чем.

       - Здрассте, приехали! – Деметра неожиданно осталась в одиночестве, но это её ничуть не смутило. – Время и место событий в произведении нам уже не важны. Но еще смешнее другое. Запомни, моя драгоценная, чрезмерной любви не бывает! Она или есть или её нет, сантиметром не измеришь…

       - Согласна, вы совершенно правы, - терять работу Елене не хотелось, - я выразилась не точно. Не любовь чрезмерная, а опека. С благими целями, но до удушения…
       - А можно я продолжу? – Пришел на помощь Сергей, потому что женская логика в споре может довести до чего угодно, а ему еще многое надо высказать.

       Деметра вбила в пепельницу очередную беломорину и потянулась открыть бутылку «Боржоми». Молчавший все это время Плутос предупредительно перехватил бутылку, открыл и налил в высокий стакан пузырящуюся жидкость. Деметра благодарно кивнула, но задержала на мужчине взгляд, несколько более продолжительный, нежели требовал обычный этикет. Обернувшись, она устало ответила:

       - Продолжай! Если есть, что сказать.

       - Понимаете, Суламифь Давидовна, не все так просто и однозначно в этой пьесе. – Не реагируя на её «Где уж нам», он обстоятельно продолжил. – Вот вы зачитывали реплики из второй картины. Помните: Так что же нам делать дальше? Сидеть дома и смотреть, как маршируют солдаты? Но вы пропустили или нечаянно упустили следующую фразу: Мы отказались от попытки обеспечить себе какое-нибудь деловое положение… Дальше она довольно жестоко пошутила над дочерью, что отказались обеспечивать «из-за несварения желудка на нервной почве», попросту от того, что дочь стошнило. И закончила этот фрагмент:  Что же нам остается — всю свою жизнь от кого-то зависеть? Уж я-то знаю, каково незамужним женщинам, которые не сумели определиться на работу.

       - Ну и что? Выводы какие? – Нетерпеливо бросила Деметра.

       - А такие. Вот она дочь попрекает, что та не удержалась на курсах машинисток. А сама она что, даже и не пытается найти работу? Звонит по телефону иногда, распространяет журнал или какое-то там издание, возможно, имеет свои комиссионные от продаж… но все это не систематически, не обязательно и финансовую независимость не дает.

       - Вот вы умные, не хотите Америку показывать, - Деметра неприязненно посмотрела на завлита, - а здесь как раз и кроется причина: не может Аманда найти работу во время глубокой американской депрессии!

       - Но Лауре, тем не менее, она курсы находит, - парирует Сергей, - могла бы и сама выучится на машинистку. Но не в этом главный вопрос. В её заботе о детях много показного, ненатурального. Вот она попрекает Тома за чрезмерное курение. При этом говорит не о вреде для сыновьего здоровья, а о цене сигарет. А Том, между прочим, один на свои 65 долларов в месяц с долбанного обувного склада содержит всю семью.

       - Послушай, Сергей, она утонченная, хорошо воспитанная женщина, и хочет того же детям, - худрук твердо стоит на своем.

       - Да где вы там воспитание увидели? – Сергей выискивает в тексте пьесы, - вот: «не лезь пальцами в тарелку… Если нужно пододвинуть кусок, то это делают корочкой хлеба». Я конечно допускаю, что не все янки аристократы, но уж вилкой с ножом они пользоваться умеют. Как думаете, для чего автор такую реплику ей дал? Автор, который в начале пьесы предупредил: «Я питаю слабость к символам»? Да еще подсунул Аманде обсуждение физиологии желудков зверей за столом?

       - Ну, слушай, ты за этими микроскопическими деталями главное упускаешь. – Наставительно молвит Деметра, чем приводит Сергея в восторг:

       - Вот! Правильно! – Почти кричит он. – Вот мы и вышли на главное. Я вам скажу, Суламифь Давидовна, только вы постарайтесь понять меня и пожалуйста, не перебивайте!

       - Я вам скажу адын умный вещ, вы только не обижайтесь, - удачно скопировала она Мкртчяна.

       - Ну да, - улыбнулся Сергей, - примерно. Так вот. Людям вашего положения приходится перемалывать массу разного контента. Вы очень опытная и, даже мельком пробежав пьесу, можете сделать вывод, достойна она или нет для постановки в нашем театре. Для начала этого вывода достаточно. Потом, когда вы начинаете ставить спектакль, вы погружаетесь во все детали и закоулки авторских замыслов. А до этого момента все на ходу, на бегу, тысячи других дел и проблем. В голове у вас по конкретной пьесе уже сложился поверхностный, предварительный план, который при работе над спектаклем конечно не раз изменится. А в нашем случае план у вас уже есть, работать подробно вы еще не начали – ну не вы же ставите – но на подготовленную мною почву вы приходите со своим тем, предварительным взглядом, полученным от экспресс-прочтения пьесы сверху вниз наискосок.


       В кабинете возникло напряжение. Спич молодого режиссера мог быть истолкован как довольно-таки оскорбительный для худрука. Что незамедлительно и последовало:

       - По-твоему получается, что я пьесы не понимаю, а исправлять тебя, крупнейшего знатока творчества Уильямса, берусь? И не просто исправлять, вносить изменения, советовать, объяснять – короче делать обычную необходимую работу художественного руководителя вверенного мне театра – а все портить по причине незнания пьесы, усиленного моим ослиным упрямством, самодурством, глупостью, трусостью и разным подобным аксессуарам сумасбродного руководителя…

       Сергей попытался что-то возразить, но тут впервые в обсуждение вмешался инвестор. Он даже встал для такого серьезного дела:

       - Чтобы всем было понятно, - он посмотрел на завлита Елену, - поясню, с какой это стати я со стороны, с улицы внедряюсь в священное нутро театра. Шутка. Насчет нутра. А то у вас тут все как-то очень напряженно. Продолжаю. Я и раньше сотрудничал с театром, помогал приглашать известных артистов. А нынче молодой режиссер Сергей увлек меня идеей поставить спектакль по сложной – и это сейчас подтверждает ваша полемика – по интересной пьесе о родителях и детях. Тема неисчерпаемая, вневременная… не стану углубляться – настолько актуальная и спорная, что мне стало интересно и я даже решил полностью финансировать все затраты, связанные с подготовкой спектакля. Теперь по выступлению, которое уважаемая худрук восприняла как оскорбление. Лично я никакого оскорбления тут не вижу. Я давно сотрудничаю с Суламифь Давидовной, вижу сумасшедший график её работы, когда за полгода подготовлены три премьеры, масса встреч, интервью, постоянные репетиции, заботы о реквизите, костюмах, споры с художниками… короче, времени на обдумывание новой для репертуара пьесы нет. И ничего в этом нет зазорного. Начнет она сама ставить, безусловно, вникнет во все тонкости. А если еще не вникала, а только решение по постановке приняла, тогда может быть, - он обратился к Деметре, - простите великодушно, не столь глубоко пьеса вами изучена по сравнению с тем, кто работает над ней уже почти два месяца?

       Все посмотрели на Деметру, в лице которой не дрогнула ни одна жилка. Пользуясь паузой, Плутос пошел дальше:

       - Вот вы все рассуждаете о глубинных смыслах. А можно, Сергей, тебя попросить пунктирно изложить сюжет? О чем, собственно, весь спор? Не возражаете, Суламифь Давидовна?

       Деметра помолчала, потом скорбно и непривычно тихо молвила:

       - Как мне возражать? Тут меня уже и не спрашивают. Пусть вон звезда  Метрополитен-оперы теперь солирует, упражняет слюнные железы не только перед пустой тарелкой. Надо же получить массу вкусовых ощущений и жевать добычу не спеша.

       За столом поняли, что Деметра опять включила актрису, и обстановка разрядилась. Плутос меланхолично заметил:

       - Понять бы еще, кто добыча за этим столом… Давай, Сергей, рассказывай, нам разрешили!


       Рассказчиком Сергей оказался толковым и кратким, но не удержался от собственных трактовок.
 
       Молодой человек, писатель и поэт Том, вспоминает свой дом и пытается объяснить, почему его покинул. В доме остались две любимые женщины, сестра и мать. Живут они в нищете, нуждаются в его поддержке, но оставаться там для него означало похоронить себя. Властвует в доме мать. Находясь в плену собственных фантазий о счастливой молодости, пытается принести былой мифический блеск и изящество в атмосферу беспросветной нищеты. Ничего не умея и не прикладывания никаких сил для содержания семьи, ничего не понимая в жизни, - тем не менее, с большим апломбом и агрессивной настойчивостью принуждает детей жить согласно своим представлениям.

       Эта пьеса о ней, Аманде, прообразом которой явилась мать самого автора. Несчастная сестра и её брат Том являются жертвами её всепоглощающей любви и удушающих объятий постоянной опеки. Трагедия Аманды в том, что она не может понять этого в силу недалекого ума и отсутствия материнского такта.               Вспомните хотя бы её хвастливую фразу: «…хотя уж меня-то природа ничем не обделила». Это она говорит дочери, которую природа, вот так уж вышло, но обделила…  Конфликт усугубляется частой агрессией Аманды (вдруг переходит на визг:  Да как ты смеешь?! …разговор оборачивается знакомой пыткой… А мать в свою очередь впадает в привычное воинственное настроение)

       Она не минуты не оставляет без нравоучений дочь, но так и не удосужилась объяснить и внушить ей, что её небольшой физический недостаток ничего не значит. За долгие годы дочь так и не дождалась от матери того, что за полчаса смог сделать гость. Его привел брат, и Джим доходчиво и необидно объясняет Лауре что она недооценивает себя, что ей не хватает веры, что её небольшой физический недостаток это сущий пустяк. Просто в её воображении (и не без влияния матери) пустяк вырос до гигантских размеров, из-за чего она замкнулась и боится внешнего мира.

       Название пьесы отражает не столько хрупкий мирок Лауры со стеклянными фигурками зверей, оно точно обозначает сферу обитания прайда Уингфилдов – клетки, неволи, бесперспективности. Не все готовы на такую жизнь. Глава прайда сбежал давно, сын выбирается на наших глазах, дочь подавлена и даже уже не мечтает вырваться, и только мать, приспособившись к обстоятельствам и создав свой мир иллюзий, существует в клетке органично. Более того, в придуманном образе идеальной жизни она всеми силами стремится сохранить и реальные семейные связи. Автор подчеркивает, что вся история - правда, принаряженная иллюзией.

       Сфера обитания семьи вполне схожа со зверинцем, который зритель рассматривает через прозрачные стены. В своих мемуарах драматург пишет: «В жизни было все, как в «Стеклянном зверинце»… Моя дорогая подруга, Марион Ваккаро, как-то сказала мне о моей сестре: «Роза — леди, но твоя мать что-то упустила».

       Чтобы не быть голословным относительно ума Аманды, приведу описание грандиозной премьеры спектакля, куда Уильямс пригласил свою мать. После спектакля он провел её к исполнительности роли Аманды.

       «— Ну, миссис Уильямс, — сказала Лоретта, быстренько рассмотрев ее в зеркало своей грим-уборной, — как вы себе понравились?

       — Себе? — совершенно невинно произнесла мама.

       Лоретта была очень добра — в отличие от большинства людей театра, населенного практически одними дикими животными, но даже она, ирландка, не могла пройти мимо возможности поехидничать.

       — Вы заметили, что я вынуждена носить челку? Дело в том, что по роли я должна играть дурочку, а у меня высокий умный лоб».

       В финале, со стороны, когда не слышно голоса Аманды, в ее облике вместо неумной суматошности появляются достоинство и трагическая красота.
        Автор словно хочет напомнить, что все беды героев от того, что Аманда неумна.        Этим подчеркивается неосознанность её деспотизма. Она их и любит и не ведает что творит, но всегда получается во вред детям.

       ***

       Закончив, Сергей не стал дожидаться реакции Деметры и сразу подвел итог:

       - Эта пьеса еще и тем сложна, что её можно играть с трех позиций, но очень важно, с какой именно. Суламифь Давидовна, насколько я понимаю, смотрит на всё действие глазами Аманды. Елена, - он поклонился в сторону завлита, - могла бы поставить на сцене жизнь Лауры. А я, с вашего позволения, хотел бы остаться на позиции Тома. Вернее так: режиссер не должен принимать сторону героев, поэтому я с автором, которого, по сути, и представляет Том. Автор пишет: «Он самый реалистический характер в пьесе — пришелец из реального мира, от которого мы чем-то отгородились». Хотя, честно говоря, пришельцем из реального мира я назвал бы Джима.

       По завершению Плутос остался совершенно бесстрастным, а Елена слегка смутилась. Деметра завлита перестала замечать и обратилась к нему:
 
       - А вы что молчите, господин инвестор? Готовы и дальше продолжать финансировать такой вот… спектакль?

       - Не просто готов, - задумчиво произнес меценат, - теперь у меня появилась мечта. Не буду загадывать и собирать плохие приметы, но мне кажется, результат может получиться. Я слышал, что первую постановку        «Стеклянного зверинца» спонсировал некий таинственный субъект по имени Луис        Зингер и при первом посещении репетиции его чуть не хватил апоплексический удар. Так вот, удар меня не хватил, наоборот, я полон ожиданий.

       - Какой стиль! Вах! – Патетически воскликнула Деметра с грузинским колоритом. - Надо было окрестить тебя Зингером вместо Плутоса.

       - Это неважно, главное, чтобы наш Сергей Максимов не превратился в Сергея Максудова, - парировал осведомленный в театральной жизни бизнесмен.

       ТРИ НОВЕЛЛЫ О ЦЕНЗОРАХ

       Я всем прощение дарую,
       И в воскресение Христа
       Меня предавших в лоб целую,
       А не предавшего – в уста.
       1946,  А.Ахматова

       Осенью 1946 года после просмотра второй серии фильма Эйзенштейна «Иван Грозный» тов.Сталин зарубил на советском коллективном творческом носу:

       - У нас во время войны руки не доходили, а теперь мы возьмемся за всех вас как следует…

       Развернулась гигантская идеологическая чистка. «Маленькие люди с большими ножницами» хорошо поняли постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“». Там, в частности, говорилось:

       «В чем смысл ошибок редакций „Звезды“ и „Ленинграда“? Руководящие работники журналов… забыли то положение ленинизма, что наши журналы, являются ли они научными или художественными, не могут быть аполитичными…
               Предоставление страниц «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как        Зощенко, тем более недопустимо, что редакции «Звезда» хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны».

       Великий кормчий не давал расслабляться и лично корректировал новый курс. «Характеризуя творчество известной поэтессы, вождь заметил, что у нее есть только "одно-два-три стихотворения и обчелся, больше нет». Еще поступили разъяснения: «Её стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодёжи и не могут быть терпимы в советской литературе…»

       Менее чем через две недели вторым залпом тотальной идеологической
цензуры стал театр, вернее театральная драматургия: 26 августа вышло постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению». И наконец, еще через неделю, 4 сентября, в постановлении «О кинофильме „Большая жизнь“» обстрелу подвергся кинематограф.
 
       Вообще-то эта мрачная кампания родилась не на ровном месте. Оценочный контроль в виде запрета на чтение определённых (отречённых) книг возник со времени Крещения Руси. Разгулялись цензоры в XVI веке, когда стали печататься книги. Неплохо они порезвились до революции, но уж коммунисты совсем ни в чем себе не отказывали. Ленин быстро сообщил, «Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмём власть в руки. Терпеть существование этих газет, значит перестать быть социалистом». Не медля, в конце октября 1917 вся преступная верхушка дружно приняла  «Декрет о печати». Теперь зловонные газеты большевики принялись изничтожать законным путем.
 
       Дела у оценщиков творчества шли хорошо, стать цензором мог простой человек, реже с литературным или музыкальным или художественным образованием, но всегда с незамутненной биографией без нежелательных особенностей. До войны они исправно скрывали голод, репрессии, убирали с фотографий врагов народа, во время войны штамповали все фронтовые письма угрожающим трафаретом «ПРОСМОТРЕНО Военной Цензурой».
 
       А сразу после войны контролем за содержанием и распространением всего, что написано буквами, нотами или красками в полную силу занялись советские и партийные органы.  Главными цензорами стали партсекретари всевозможных уровней и, само собой, сотрудники МГБ.
 
       Но не у всех контролеров все шло гладко, в согласии с собственной совестью. Встречались и на этой ниве отдельные экземпляры, которые не получали садистского удовольствия от своей маленькой власти над творчеством.

       1.

       «Вечно у этих сволочей ничего не работает, - мужчина в форме, в кабинете, освещенном только настольной лампой, за письменным столом зябко передернул плечами, - саботажники! В этой деревне все либо пьяницы либо саботажники. И баб приличных нет, шмыгают по улицам какие-то закутанные, перепуганные нелепые тени… В магазин зайдешь, все как в рот воды наберут, глаза в пол и растворяются как куча тараканов, когда свет на кухне включишь…        Вот же жизнь, вот спасибо тебе, дядя-****я, за этот урок воспитания… А на Горького сейчас…»

       Мужчина резко встал, открыл дверь в коридор и ненавистно гаркнул:

       - Сержант! Быстро затопил печь! Бегом! Исполняять!

       Вернулся за стол, по пути сдернув с вешалки шинель, накинул в ожидании, пока идиот затопит печь в коридоре, и задняя её стенка довольно быстро прогреется. От этой мысли он приободрился и на минуту отвлекся от работы, представляя жену начальника, грузинскую красавицу Тину.

       «Как этому замшелому пню досталась такая царевна? Он и старше намного и по службе не сильно продвинулся… майор госбезопасности, - Сомов непроизвольно скосил глаза на свои погоны ст.лейтенанта ГБ, - по хорошему, эта женщина за комиссаром должна быть… ну ничего, поглядим еще… старший, сука, начальствующий состав…»

       Тут он вернулся к  рапорту, одиноко лежащему на стекле столешницы.

       Начальнику райотдела МГБ

       Майору ГБ И.В.Корневу

       Машинистки районо

       Л.Полищук

       РАПОРТ

       Без единого упрека, честно, как подобает советскому человеку, я проработала 12 лет в отделе образования, о чем свидетельствует награждение меня почетной грамотой райисполкома за безупречную работу. Разве я могла думать,   что столкнусь на работе с чуждым нашему строю явлением – прославлением сионизма? Мне тяжело писать, но и молчать я не могу:

       Несколько дней назад начальник нашего районо С.З.Ляндсберг принес мне пачку исписанных листов и попросил напечатать в трех экземплярах. Я начала работать, как обычно не очень вдаваясь в смысл текста и только переживая за корявый почерк Ляндсберга, который всегда причиняет машинистке много лишних хлопот.

       Постепенно я начала понимать что написано, два дня думала, мое ли дело обсуждать начальника, но в конце концов решила Вам показать.
К рапорту прилагаю десять листов рукописи и напечатанную копию.
22 сентября 1952 года         (подпись)                Л.Полищук

       Завернутые в газету листы Сомов спрятал в стол, рапорт оставил для размышлений.

       Здесь был некий деликатный момент. С евреем-то все было понятно, налицо букет улик, жаль только на заговор не тянет – нет больше в райцентре сионистов.        Хотя если бы проследить, куда эта писанина потом пойдет, может и зацепка будет.

       Проблема заключалась в другом: этот Ляндсберг жил в доме начальства, по соседству с прокурором, первым секретарем и самим майором МГБ Корневым.        Все они там сдружились, знали друг друга давно, вместе пьянствовали и семьями отдыхали на природе. При назначении и Первый и Корнев знали, что он бывший троцкист, проходящий по делу в 1933. Четыре года в ссылке провел, потом отпустили. Перед назначением с областью советовались. Там согласились, все равно ставить некого было. Он один с высшим педагогическим в этой дыре и был, всю войну прошел военкором дивизии, надежность показал.

       Тогда, в 1947 никто особо не беспокоился что он еврей. Сейчас совсем другая обстановка, да что толку?

       Показать Корневу этот рапорт означает, что он сразу к Первому побежит, и станут они в область названивать. Потому как что же получается? Они бок о бок жили, каждый день виделись, часто гуляли, водку пили, а врага за пять лет так и не разглядели? Это же не Москва, где здравствуйте - до свидания. На очень близком виду пять лет враг вынашивает свои планы, а они куда глядели? И кто они после этого?

       «Специфика глубокой провинции» - с отвращением подумал Сомов и решил все-таки показать бумаги своему непосредственному начальнику, майору, едри его мать, Корневу. Не пропал зря урок ссылки после  пьяной выходки на допросе, за что дядя почти год назад упрятал его в районный отдел подальше от ретивых исполнителей массовой чистки руководящих работников МГБ. «Поумнел теперь товарищ Сомов» - в этой самоиронии прежде всего выразилось сожаление о потерянном молодом времени в такой беспросветной дыре.

       «Интересно будет посмотреть, как он отреагирует» - тут ссыльному москвичу опять вспомнилась грузинка.

       ***

       А теперь уже майор Корнев бодрствует глубокой ночью в своем кабинете.        Ожидает очень неприятной встречи с арестованным. Наконец, вводят Ляндсберга в наручниках, с оторванным рукавом пиджачка, с ссадинами на лице и запекшейся кровью под носом. Корнев бросает сопровождающему:

       - Снимите наручники и можете идти.

       - Там товарищ старший лейтенант спрашивал, он Вам когда понадобится?

       - Передай, что до утра свободен. Пусть отдыхать идет. – Как бы про себя, - он уже неплохо поработал.

       Сопровождающий отдает честь и уходит. В кабинете остаются двое. Майор молчит, арестованный приходит в себя, недоуменно озирается, смотрит на черное окно, на портрет Сталина, на свой болтающийся рукав и тут его прорывает:

       - Илья, по какому поводу я арестован? Что за произвол? Что это за садист такой, ваш лейтенант? С таким остервенением бить человека в наручниках... Дома все перевернули, семью перепугали... А как хамски он с моей женой разговаривал... В 33 со мной вполне нормально обошлись...

       Корнев только глянул на дверь и неожиданно громко, отрывисто заорал:

       - Молчать! Отвечать только на вопросы! Здесь вам не школа, чтобы детям головы морочить.

       Ляндсберг от неожиданности втягивает голову в плечи, смотрит на майора, не веря своим глазам.

       - Гражданин Ляндсберг, - значительно тише продолжает хозяин кабинета, - во-первых, я вам не "Илья". Я майор МГБ, если вы еще не поняли. Во-вторых, вопросы здесь задаю я, а вы только отвечаете и ничего больше. Никакой самодеятельности. Вам понятно?

       - Предельно! – меняет тон щуплый, избитый учитель, - Теперь мне все понятно..., гражданин начальник.

       - Думаю, еще не все вам понятно... Вас арестовали в связи с новыми фактами в деле о троцкистах. – Этой безотказной, долгоиграющей отговоркой майор госбезопасности пытается оправдать действия органов и свое участие. - Заниматься вами будут в области, а может, и в центре. Наша задача - доставить арестованного. Остальное в нашу компетенцию не входит.

       - Ясно! В вашу компетенцию  входит только избиение...
 
       - Разберемся, - Корнев поморщился, - но я не советовал бы вам так упрощать...

       - Хорошенькое упрощение...

       - Арестованный! – Перебивает Корнев. - Вам же объяснили, как вести себя в этом кабинете. На вашем месте я бы о другом подумал. Несмотря на нашу скромную компетенцию, у нас к вам тоже вопросы появились.

       - Помимо моего прошлого, за которое я, кстати, ответил, я и здесь успел навредить?

       - Именно это я и пытаюсь выяснить.

       - И выяснение моего теоретического вредительства должно обязательно сопровождаться ночным погромом и издевательствами?

       Корнев обходит стол и наклоняется к уху учителя:

       - Послушай меня, идиот несчастный. Хочешь, чтобы тебя старший лейтенант Сомов допрашивал?

       - Не надо лейтенанта, я все понял. Давай... те Ваши вопросы.

       Майор возвращается за стол и начинает официальный допрос:

       - Итак, гражданин Ляндсберг, в ходе обыска в вашей квартире была найдена рукопись. Поясните, что это, кто писал, зачем, с какой целью и что с ней намерены делать дальше?

       - Рукопись? – зав. районо тут же спохватывается, - Ах, да! Это повесть, которую я пишу уже несколько месяцев, времени все не хватает. Да, это моя писанина.

       - О чем же ваша повесть?

       - Меня заинтересовал образ молодой девушки, очень красивой, блестяще образованной, из хорошей семьи, которая пожертвовала своим благополучием и отправилась строить новую жизнь. Исключительно по идейным соображениям эта красавица обрекла себя на невыносимо трудные условия.

       - Что значит "Из хорошей семьи"? Поясните.

       - Там дело до революции началось. Семья успешного коммерсанта, мать пианистка...
       - Еврейского коммерсанта?

       - Ну да, девушку звали Дора Затуловская, это реальный образ. В повести я дал ей другое имя.

       - Значит, кроме еврейской девушки из буржуазной семьи других героев у вас не нашлось?

       - Дело не в еврейской буржуазной семье, а в силе характера.

       - Ну, допустим, а что за высокие идеи ей помогали совершать подвиги?
Ляндсберг тут же забыл свои злоключения и начал чрезвычайно увлеченно:
 
       - Понимаешь Илья... ой, простите, товарищ майор, она хотела строить свое государство на своей земле.

       - Что-что?

       - Повесть так и называется: "Путь в Галилею" – учитель по инерции еще не понял.

       - Путь куда?!

       - В Галилею, - название он повторил еще бодро, но тут же понизил накал и закончил почти растерянно, - регион такой в Палестине. Сейчас это государство Израиль, образование которого горячо поддержал товарищ Сталин!
Впрочем, на великом имени учитель опять воодушевился, но уже не так уверенно.        Корнев, откинувшись на спинку стула, внимательно изучает Ляндсберга:

       - А откуда вы вообще все это знаете? Вам кто-то сообщает о такой девушке, я имею в виду прообраз?

       - Ну, слушай…те, я много чего знаю. Например, в Австралии есть такая гора Веллингтон, которая официально называется Кунани — это ее название на языке Палава-кани. Неужели Вы думаете, что австралийский агент мне такое донесение сюда прислал или передал азбукой Морзе?

       На секунду глаза Корнева потеплели, он даже слегка обозначил улыбку, но быстро вернулся к роли следователя:

       - Скажите, гражданин Ляндсберг, а вы газеты центральные читаете?

       - Да когда мне их читать... – отмахнулся от неуместного вопроса учитель, но тут же спохватился, - хотя, конечно! Читаю, определенно читаю, мне и по штату положено...

       - А вы их внимательно читаете?


       - Внимательно, да, конечно...

       - А, по-моему, не совсем внимательно. – Майор пристально глянул прямо в глаза арестанту. - Иначе, вы смогли бы увидеть себя со стороны и понять весь идиотизм ситуации с вашей сионистской повестью в современной обстановке... Не нужно больших фантазий, чтобы усмотреть в этом откровенную, враждебную провокацию.

       Пораженный таким поворотом Ляндсберг пытается вскочить, но тут же  остановлен резким стуком майоровой ладони по большой стопке исписанных листов:

       - Всё! Повесть я изымаю и не советую вам о ней вспоминать. – Отвечая на немой вопрос уже криком, – По праву твоего цензора!

       2.

       Большинство взрослых селян Андрея Васильевича, ровесника Октября, звали просто Андрей. Не из фамильярности или неуважения, наоборот старожил с золотыми руками и готовностью помочь, с ровным, спокойным характером и располагающей внешностью был для людей как родной. Жена Екатерина ворчала иногда, что вот уж шестьдесят скоро, а он все Андрей, но это так, по инерции.
       Когда приехали на целину в 1956, а Андрею и сорока не исполнилось и бабы, вдовы солдатские еще в соку были, вот тогда Катя понервничала.
               
       Красивый, высокий, крепкий мужчина, фронтовик, да еще на собственном Виллисе – было от чего беспокоиться. Почти шесть тысяч ушли на войну из района, больше половины не вернулось, так бабы хоть бы и инвалида приютили, не то что такого Андрея.

       С детства у него была тяга к технике, все норовил починить то велик, то мотоцикл, а с двадцати уже и ЗИС-5, на котором работал до войны. Два года танкистом воевал, потом подбили их, ранило его тяжело, левую ногу чуть не отняли, да повезло с хирургом. Колено до конца не восстановилось, после госпиталя посадили на Виллис генерала возить и так они до Победы и доехали.                Всякое бывало, генерал сутками мотался по фронту, попадали в переплеты, пару раз смерть рядом видели. А однажды сопровождающий Додж «три четверти» вместе со всем конвоем в десяти метрах от них в воздух взлетел.

       За полтора года сблизились они с генералом. Понятно, что в рамках субординации – Андрей никогда грань не переходил, хотя и водку пили и в бане парились. В июне сорок пятого при расставании генерал выхлопотал разрешение на списание Виллиса и передачу водителю.
 
       Так и приехал он к Кате и пятилетней дочке на своем шикарном автомобиле. Через год еще сын народился, работа всегда была, что для шофера, что для Кати, а вот с жильем получалось не очень. В 1956 фронтовой друг, бывший командир танка Сева, а в то время видный целинник Всеволод Владимирович пригласил механизатором в Курганскую область, Усть Уйский район, точнее в большое село с диковинным названием Ново-Кочердык.

       Все им с Катей тут понравилось. Обжились, отстроились, друзей завели из местных и вновь прибывших не только из соседних областей, но из Московской и Ленинградской. Андрей в совхозе «Центральный» отвечал за всю технику, в основном новые трактора и комбайны, а когда в район поступило более 500 автомобилей, пересел со своего Виллиса на совхозный Газик и мотался на нем по бескрайним полям.
 
       В 1970 приехал из Ленинграда Леонид Ильич Вишневский, бывший военкор, назначенный главным редактором районной газеты. Сдружились они с Андреем сразу и прочно, тем более, выделили редактору домик по соседству, а называл его Андрей неизменно и уважительно Ильич. Вот ему-то за рюмкой Андрей и признался, что тяга у него ненормальная для механика – колется ему записывать свои воспоминания и даже приступал не раз, но как-то неудобно и перед людьми стыдно. Даже Кате не решался показать, боялся, засмеет в смысле «тебе гаечные ключи в руках держать надо, а не ручку с перьями».

       Ильич, которому подобные страсти самых разнообразных по возрасту и профессиям людей были хорошо знакомы, совсем не удивился, оглядел книжную этажерку и потребовал показать хоть что-нибудь. Андрей вытащил лист, испещренный кляксами и зачеркиваниями, сквозь которые удалось увидеть землянку с рассказчиком-балагуром, развлекающим солдат, дальний грохот канонады и редкие вздрагивания коптящей гильзы на дощатом не струганном столе.

       Редактор настоял, а обрадованный Андрей при первой же возможности приобрел  в Челябинске с рук печатную машинку «Москва» в  скошенном черном футляре с ручкой как у маленького баяна. По совету Ильича он поставил в известность начальника милиции, но тот не возражал против идеологического оружия у орденоносца и военного медалиста, а также кавалера ордена трудового Красного Знамени, партийного и вообще со всех сторон положительного человека.

       Катя так просто обрадовалась, что и не мудрено: муж не злоупотребляет, руки золотые, а теперь еще и с друзьями не задерживается, долбит свою машинку. Андрей все так наладил при помощи войлока и еще чего-то, что машинку и слышно не было. Но освоить деликатное занятие такими огромными руками, привыкшими к тяжелому и грубому металлу, получилось не сразу. Правую большую кнопку «Верхний регистр» он сломал с первой попытки, но что таким рукам за задача – тягу новую сделать? Так, пустяк. Все у Андрея работало, даже тридцатилетний Виллис как новый бегал, а здесь какая-то тяга…

       Другому бы тошно уже стало от собственной порядочности и отсутствия пороков, впору бы запить от такой унылой стерильности, но не Андрею. Некогда было думать о подобном: днем на работе по горло проблем, а вечером, уж извините, с «Москвой» уединиться надо. Уголок он себе оборудовал отменный и пропадал там обычно с 8 до 12 ночи. Иногда так увлекался, что четыре часа за миг пролетали. Придумал по этому поводу, что некоторые писатели долго живут, потому что всем час, а у них на это же минуты уходят.

       Бывало, так переживал за своих героев, так сживался с ними, что ранним утром, еще в полусне приходили к нему разные о них мысли. Катю не хотел тревожить, но только звенел будильник, тут же в исподнем бежал в свой закуток, где рядом с машинкой лежал лист с карандашом, и записывал ночные обрывочные тезисы.

       А иногда и не притрагивался к машинке, вдохновения не было. В такие дни, а то и недели он не паниковал, Ильичу объяснял преимущество писать не по заказу, без обязательств, с чем редактор полностью соглашался.

       В такие моменты читал, вспоминал прожитое, где ненароком всплывали в памяти нарушения стерильности и разные вольности на ниве антисемейной деятельности.               Бывали, бывали и на безупречном образе темные пятна… Еще в 60-м солдатки-супостатки работали на комбайнах и тракторах и неженские эти профессии не могли уничтожить в них женщин. Дальние бригады, дожди вроде бы объясняли ночевку мужа не дома, но Катя знала, что любую непролазную грязь  Андреев Виллис форсирует. Знала, сердцем чувствовала и почему-то надеялась. А что ей делать оставалось?

       Еще было дело, когда в космос кого-то запустили и мужики на радостях, во время самого разгара сева вдруг напились.  Катя в окно заметила мужа. Ехал точно, не виляя, но так замедленно вроде как на похоронах… Во двор аккуратно въехал и тут же за рулем захрапел. Катя только и смогла, что ворота закрыть, да одеяло вынести окаянному. А среди ночи, словно разведчик-пластун осторожно залез в постель, холодный и огромный, что твой Розен Лев, о котором продавщица в магазине болтала. Дрожал, правда, как отечественный холодильник «Саратов».

       ***

       Так и жили спокойно, пока развязка не наступила. В один из осенних выходных Андрей пригласил Ильича. Тот явился чуть раньше, хозяин усадил его в зале, а сам побежал в закуток достукивать текст. Ожидая, через дверной проем редактор с интересом наблюдал писательский процесс на стадии финала.

       Огромные руки, словно крылья коршуна над мышонком зависали над машинкой. Через мгновение стремительно опускались, но «Москва» в очередной раз выстояла (в смысле глагола в прошедшем времени). Пальцы автомобильными поршнями сновали вверх-вниз, каретка быстро двигалась влево, пока не тренькал звоночек. Тогда Андрей, не глядя, быстрой и точной левой рукой, с изяществом и грацией бурого медведя, мгновенно выцепившего из потока кету, возвращал        каретку в исходное положение.

       Наконец, была поставлена последняя точка. Андрей прокрутил барабан, вытащил закладку из трех листов, разложил их по трем стопкам и одну протянул другу:

       - Небольшая повесть, - как на концерте объявил автор, - здесь почитаешь или домой заберешь?

       - Почитаю, я привычный.

       Ильич углубился в чтение, напевая под нос «почитаешь, почитай, почитай своих родителей», хмыкая и снова бубня про родителей, короче, занимался обычным редакторским делом. Андрей сидел за столом с видом подсудимого.

       Закончив последнюю страницу, редактор вернулся к заглавию, еще раз пробежал начало и положил повесть на стол.

       - Ты чего так напрягся, Андрюша? Все не так плохо, местами просто хорошо. Ошибки, запятые, все эти «ни» или «не», «как-будто или похоже» бесконечные, «это и этот» мы с тобой исправим и по местам расставим, не проблема. И в целом для  механизатора очень даже грамотно, у нас собкоры бывает, больше ошибок делают… Да, честно сказать, удивил. – Ильич встал и принялся прохаживаться воль стола. – Но я же первый твои способности и оценил… Только тут есть проблема совсем другого рода, Андрей… Впрочем, давай твой друг Сева еще почитает, интересно, что он скажет. Всеволод Владимирович большой человек, он же не откажет тебе?

       Через несколько дней из приемной первого секретаря райкома КПСС позвонили и назначили встречу, на которой будет еще редактор районной газеты.               Друзей Сева встретил тепло, повесть с пометками синим и красным карандашами прямо на первой странице лежала на столе в довольно потрепанном состоянии.        «Прям Сталин, - подумал Леонид Ильич, - Герцеговины еще не хватает». Но рядом с повестью стояла бутылка коньяка и три рюмки, так что кровавый вердикт лучшего друга всех писателей откладывался.

       - Прочитал я, Андрюша, - после первой начал секретарь, - прочитал и не один раз. Сказать, что удивил, мало. Поразил в самое сердце. Если бы мне тогда, в танке сказали, что наш Андрюха писателем станет, ни за что бы не поверил. «Писатель» - так это для меня, к примеру, Симонов был… и есть. Но чтобы вот ты, Андрей – в голове никак не уложилось бы.

       Он налил по второй и осведомился у смущенного писателя:

       - А дальше что? Что с повестью делать собираешься?

       - Хочу отправить в журнал «Знамя»…

       - Хорошо хоть не в «Звезду», - Сева переглянулся с редактором, - но «Знамя» тоже неплохо… - подошел к окну, - а скажи, Андрей, ты сюда на машине своей подъехал?
       - Ну да, вон он стоит, мой Додж «три четверти».

       - Газ-69, «Козлик», американца поменьше будет раза в два.

       - Но и не хуже!

       - В твоих-то руках и примус поедет… «не хуже»… чего же ты в повести так не писал? Впрочем, не о том сейчас, - он вынул полную рюмку из ладони Андрея, - поедем, ребята, прокатимся по полям нашим.

       В полях Сева стал разговорчивее, напомнил, что всего шесть лет назад «наши с тобой, Алеша, танки» вошли в Прагу, после чего на фронте идеологии повсеместно начались провокации. Любое слово, особенно печатное, да еще в толстом журнале, имеет огромное значение. Вот ученый, кандидат наук товарищ                Руднев по просьбе ЦК объясняет, что писать надо про социалистические идеалы, перечислять успехи советского народа и страны в целом, рассказывать про неминуемое светлое будущее… да что я вам тут политинформацию читаю?... вы и сами все знаете.

       А что же он, первый секретарь орденоносного целинного района, читает у своего друга? У фронтовика, который гордо носит свой партбилет?
Что много было у них в дивизии американских машин – Виллисов, Доджей и Студеров? В другом месте писатель вспоминает солдат, с удовольствием поедающих американскую тушенку, будто своей не было, накинулись, понимаешь, как неделю не ели. Вот герой Андрея везет в штаб летчика - известного всей стране, сбитого на линии фронта. Ну ладно, сбили, на войне всякое бывает, но почему обязательно надо сообщать про американскую шикарную кожаную куртку на меху?

       Дальше, вернулся герой с войны и стал с семьей мыкаться по съемным комнатам в коммуналках. Оно понятно, всем тяжело было, это ладно. Тем более, изменил герой свою жизнь, на целину приехал, все наладилось, но нет, опять неладно. То в совхозе ни дорог ни зернохранилищ, то агрономов не хватает, а с ремонтами техники вообще завал…

       Они давно уже стояли у капота «Козлика», где на газете была и закуска и выпивка. Сева раскраснелся от коньяка и рецензионной речи, доведя венчик своих седых волос вокруг загорелой лысины до воинственного состояния.        Редактор в потертой замшевой куртке прутиком разбивал вывороченные комья земли. Андрей все пытался вставить возражения, но против опытного оратора не получалось.

       - Скажи Андрюша, - предоставил все-таки ответное слово секретарь, - на кой ты еще Хруща приплел?
 
       - Потому что он пытался правильное дело внедрить – МТС.
Андрей начал было объяснять, что ремонты и обслуживания техники надо делать в одном месте, с запчастями и хорошими специалистами, а не возиться каждому комбайнеру с подручными средствами у сломанного агрегата. Но Сева и сам все это знал:

       - Получилось? – спросил он с нажимом.

       - Нет, потому что заинтересованности у МТС не было. – Предвидя возражения, заторопился, - если бы совхоз ремонтникам деньги за их работу платил, сутками бы крутились…

       - Ты слышал? - Сева повернулся к редактору, - вот уже и к капитализму призывает…

       Потом еще секретарь вспомнил про пыльные бури со стороны Казахстана, про падение урожаев и вообще про конец эпохи целины – вопросы, которые в повести герой Андрея не уставал поднимать на партсобраниях, за что его бросила жена, но полюбила ученая агрономша.
Неожиданно Сева сменил тон:

       - Вот попадет твоя повесть редактору журнала. Скорее всего, не дойдет до этого, ну а вдруг? Написано живо, но точно в разрез с нашей идеологией.        Автора сразу вычислят, выйдут на местную газету, а потом и на райком партии.               Ну, и сообщат, куда положено, а рядом там, в обкоме, третьим по идеологии сидит не кто-нибудь, а сам товарищ Суслопаров. Вот уж развернется сука, -        Сева оглянулся, - поди, и не ожидал такого подарка, а мне до пенсии год.
 
       - При чем тут твоя пенсия, там что, я где-то соврал? Наклеветал на кого или исказил? – Андрей обратился к редактору. – Где там неправда? Ильич, что ты молчишь все время?

       - Везде у тебя одна настоящая правда, - наконец заговорил редактор, - только кому она нужна, твоя правда?

       - Как это?! – чуть не сел в пашню изумленный писатель.

       - Все, Андрюша, заканчивай! - Подвел итог секретарь, - Дай хоть доработать, мне союзную пенсию обещали... Пощади! И не возражай! Лучше я останусь твоим цензором, чем этот Суслопаров. Пиши, давай, про любовь.

       3.

       - Да подожди ты, закончи, раз начала, мне ведь интересно. Не поболтали совсем, знаешь ведь, как я скучаю. Тебя что, дома заждались? Успеем разбежаться.

       Две дамы неопределенного возраста, который при более внимательном рассмотрении можно отнести ближе к преклонному, остановились со своими тележками недалеко от выхода из супермаркета  «Harris Teeter». Обе подтянутые, спортивные, ухоженные, они излучали уверенность и благополучие.               Не обращая внимания на окружающих, они громко говорили на русском, причем без признаков приобретенного акцента. Впрочем, это не мешало им легко переходить на английский с официанткой кафе, где они присели закончить свою беседу, и с многодетной мамой, поинтересовавшейся по поводу какой-то торговой секции.

       - Так в итоге, нашли у него что-нибудь серьезное?

       - Я тебя умоляю, не нашли точно также, как не могут найти уже лет двадцать. Обычные возрастные изменения, ничего особенного… Мне кажется, он даже расстроился… Ты же помнишь, он еще в Москве проявлял свою уникальную мнительность? Собственно говоря, только обещаниями высококлассной американской медицины мне и удалось его с места сдвинуть. Так бы и страдал там, выискивая болячки, мне бы не дал развернуться…

       - Да… и там не сахар был, и тут неважно наши герои прижились. Хорошие ведь, в чем-то и талантливые мужики, мужья, отцы наших детей… Обзавидоваться можно…  ну, в смысле преданности и все такое… А с инициативой совсем тускло.        И ведь похожие у обоих карьеры сложились… я бы сказала, излишне скромные.               Слава богу, у нас быстро получилось, как-то удачно, помню, у нас пошло с самого начала. Основное, конечно, это языки, спасибо родителям. Но согласись,        блестящий английский, который даже здесь, в Вашингтоне мало кому доступен, один этот факт не решил все наше дело. Хотя помнишь, на презентации сибирских месторождений после перерыва ведущий вдруг ляпнул? Что-то там про «вы сидите тут слушаете с таким видом, словно квашенной капусты объелись, а между тем…»

       - О, ты бы видела со стороны свои глаза. Но ничего, как-то ловко с этой, именно квашенной капустой ты выкрутилась, и зал немного оживился.

       - Были, были моменты… Дети даже представить сейчас не могут, какие могли быть пути развития нашей здешней жизни…

       - А твой как? Все с глазами мучается?

       - Антипод твоего. Просто игнорирует советы врача, упрется в свой экран и сидит там в сети весь вечер.

       - Что он там такого увидеть хочет, может играет?

       - Ты что?! Не вздумай у него спросить, обидится не на шутку. Какие игры?

       - А что там тогда сидеть? Литературу читает?

       - Ой, ты себе не представляешь. Связался с литературным русскоязычным сайтом и напросился – на общественных началах, заметь, безо всякой оплаты – напросился к ним цензором, вернее модератором.

       - На кой это ему? Я поняла бы еще рецензии писать. Но он же вроде литературной критикой не занимался?

       - Да если бы… Он свое мнение может выразить только по отношению к комментариям. Ему программу поставили, так он модерирует сайт. А там у модератора, как я поняла, есть техническая возможность бана – не пропустить к публикации комментарий, поставить на премодерацию конкретного комментатора…

       - А… так и что тут плохого?

       - Послушай, он меня пугает. Во-первых, он теперь вообще не отлипает от экрана, что противопоказано. А во-вторых, он упивается своей хоть маленькой, но все же властью над другими, которых банит.

       - Это ты послушай! Я захожу иногда на сайты, так там такое пишут, что я готова экран разбить, чтобы не видеть этих дебилов. Если на его сайте есть возможность банить, так это же хорошо. Это полезная, но очень занудливая работа - все время вычитывать, мало кто на неё на общественных началах соглашается. Твоему еще спасибо сказать надо.

       - Ты меня не понимаешь. Повторяю, это особый подход. Так-то на сайте есть свод правил, нарушение которых ведет к бану. Модератор следует этим правилам. Это нормально. А мой-то по другому подходит: так увлекся своими политическими пристрастиями, что своих же друзей-единомышленников пропускает, чего бы они там не нарушали, а противников, слышишь, инако с ним мыслящих просто убирает из полемики. А там у них принято, что модератор не обязан ничего объяснять, к тому же личность модератора не раскрывается.

       - Ну и что, не понимаю, что тебя беспокоит кроме медицинского противопоказания? Что ты хочешь от него?

       - Ты не врубилась? Ты это серьезно? Человек затыкает рот другому на публичном ресурсе только на основании того, что ему лично не подходит, что этот, другой, говорит. Более того, он упивается этой своей возможностью, ему нравится, он это полюбил. И это в стране, где свобода слова является непререкаемым правом. Вспомни цензоров в совке. Там купировали, правили, или вообще запрещали, или на смерть отправляли из-за чего? За свою собственную жизнь боялись или, после Сталина, тряслись за свою карьеру, зарплату, пенсию и прочие привилегии.  А мой за бесплатно просто тащится от самой возможности ЗАПРЕТИТЬ.

       - Слушай, нам с мужьями с одной стороны повезло, а где-то  и не очень. Ну не командовали они в своей жизни никем, сами были всегда под начальством.        Дай ты ему хоть в конце над кем-то повластвовать, тебе этих забаненных жалко что-ли? Другой вопрос – здоровье. Вот вроде бы незачем ему этот экран, но не знаешь ведь никогда, насколько положительные эмоции влияют…

       - Глядя, как он торжествует, я и не удивлюсь…

       - Ну и оставь его в покое, пусть получает свой лечебный позитив. А по поводу цензуры не переживай: в Совке свободы слова не было, а здесь что, есть? Ты, прям, как с луны свалилась. Много видишь осуждений или критики или даже легких нападок на все эти истерики по поводу гендерного воспитания, белого расизма, черных жизней и прочей херни? Мы когда приехали, и подозревать такое не могли, но не приведи Господь сейчас пикнуть что-нибудь против… Так что все знакомо, можно не волноваться. Как говорила моя бабушка: не жили богато, не хера и начинать.

       Дамы расплатились, расцеловались и разъехались. Опекать своих престарелых enfants terrible.

       ОТКРЫВАЯ ТАЙНЫЕ ЗНАНИЯ...

       С утра позвонила Алевтина, писатель, автор рассказов, которые она публикует в литературном интернет-издании, получает не совсем приятные отзывы, а потом жалуется мне на несмышленых читателей. Звонок вызван бурной реакцией на последний рассказ. Сообщила, что от дальнейших публикаций пока воздержится, ей показалось, что посетители литературной площадки более привычны к тематическим статьям на злобу дня, к мемуарному жанру, а она замахнулась на некие "художества", что не совсем в тренде. Я её рассказ понял, о чем написал небольшой положительный отзыв. Но она по инерции все равно продолжает объяснять:

       - в начале рассказа задан лейтмотив - изучение истории семьи с помощью нового сайта. В наш продвинутый век узнать прошлое можно, не роясь в завалах родительских фото, писем, дипломов;

       - как вариант возможностей сайта, предлагается история, связанная с редким автомобилем. Понятно, такое же фото может находиться и у неизвестного родственника в США, Африке, а может и в Новой Зеландии;

       -  если не читать наискосок, а задуматься, понять несложно. Ну а если читатель не понял, это его проблемы.

       Оставим автору смущения, пояснения и прочие взаимоотношения с читателем. Хочу сосредоточиться на незамеченном по её мнению, "заданном лейтмотиве".

       Алевтина является маленьким совладельцем нового сайта и по корпоративным причинам не может раскрывать подробности до его публичной презентации. Но она любезно согласилась на мою разработку идеи возникновения возможных коллизий при воссоздании истории семьи.
       На этом документальную часть заканчиваю.
      
       1. Ваня Портнов и Зина Швец

       Конфликт начался лет пять назад. Семья Зинаиды Михайловны Швец только вселилась в элитный жилой комплекс на Кутузовском и почти сразу они узнали неприятную новость.

       Зина занималась поисками приемлемого жилья и в итоге выкупила две квартиры на последнем этаже, чтобы никто над головой не ходил и не заливал нижних соседей. Зинаида Михайловна, женщина крупная, властная как и положено жене большого начальника, приятной внешности, с короткой седой прической, которую перестала красить с выходом на пенсию, - по хозяйски требовательно, но справедливо руководила ремонтом новой квартиры.

       После переезда очень скоро они узнали, что технический этаж сверху, предназначенный для обслуживания сложной инженерии дома, совершенно наглым образом присвоен Заказчиком, продан как жилье, и новые владельцы бывшего общедомового техэтажа быстренько нарезали всю его площадь под небольшие квартирки и в один день оформили на них законные права собственности.

       Все в действиях рейдеров было незаконным. Любая деталь и вся операция в целом. В какой-нибудь Германии такое даже представить невозможно, но при Лужкове такие штуки проходили на "ура", и захватчики никого не боялись.
 
       - Представляешь? - говорила она мужу, - над нашей спаренной квартирой общей площадью 250 кв метров  расположены пять квартирок со своими унитазами, душевыми и кухнями. Это означает, что пара унитазов могут попасть над люстрой в зале.

       - Ты же на последнем этаже покупала...

       - На последнем, по документам так и есть, лифт и все коммуникации выше не идут.

       - Да я сейчас позвоню, - муж назвал известное имя, - да я этих ворюг пересажаю!

       - Звони, сажай... - невнимательно заметила скептическая Зина.

       ***

       Сходу посадить никого не удалось. Служба безопасности родного, но теперь уже бывшего предприятия мужа быстро установила фигурантов захвата. Ими оказались весьма заметные московские чиновники.

       - Понимаешь, - сказали мужу в высоком кабинете, - это тебе не Север, где ты мог решать все вопросы. Здесь действуют неписанные правила, когда одни топы не лезут в бизнеса других. Потому как можно получить ответку, а это никому не нужно. При таком пустяковом поводе уровень даже моего кабинета не позволяет начинать тяжбы с соседями. Цена вопроса мизерная, а неприятностей потом не оберешься. Ты же не пойдешь с этим к нашему главному?

       Действительно, донимать Главного было неудобно. Когда-то небольшое предприятие, которое в 90-х создавал муж, ныне стало мировым лидером. Главный решал в Кремле глобальные вопросы, а здесь какой-то чердак.

       - И что теперь мне делать?

       - Решай через суд.

       Муж приехал домой, объяснил ситуацию, а атмосфера посещения родной фирмы вызвала у них с  Зиной воспоминания о боевом прошлом.
В их прошлом была длинная трудовая дорога.

       Почти сразу после института его назначили буровым мастером. Он честно трудился, бригада работала слаженно, показатели были хорошими, и лет через пять карьера молодого специалиста пошла в гору. Где-то посредине между бурмастером и начальником управления, в отделе испытаний скважин он встретил Зину, с которой связалась долгая совместная жизнь.

       В 80-х от огромного объединения отпочковалось  управление для работы на удаленных восточных площадях, постепенно стало тоже объединением, в начале 90-х на последней чековом аукционе приватизировалось и превратилось в известное акционерное общество.

       Как-то, вернувшись с совета Директоров, муж рассказал Зине:

       - Знаешь, какой номер сегодня Толик отколол? Его вызвали запиской на неотложный разговор, он выскочил буквально на минуту и сразу вернулся. После, наедине в кабинете показал десятитысячную пачку долларов, которую один нефтетрейдер ему буквально на ходу всунул в коридоре со словами: "Маршрутная телеграмма".

       Зина усадила мужа и начала давно заготовленный разговор.

       Подходит пенсионный возраст, а уже наступили другие времена. Не наше это. Всех денег все равно не заработать, тем более, появились разные сомнительные способы. В свое время для покупки акций своего же предприятия, заложили почти все советские сбережения. Теперь, если часть их продать официально, денег хватит, и они совершенно легальные и ясные.

       С этой безопасностью они на людей непохожи стали. В квартиру на первом этаже обычного панельного дома заезжают через подвал, на улицы города не показываются. Начальник охраны из обычной поездки по грибы устраивает целое представление. Впереди и сзади их Мерседеса вплотную следуют зловещие черные джипы со стволами в открытых окнах, если покажется встречный автомобиль, тут же его сгоняют на обочину и всегда их прикрывает джип, который несется совсем рядом.

       Если будешь возражать против непомерно раздутой охраны, чего доброго, и инцидент устроят, чтобы оправдать эту кучу бездельников.

       Короче, пока не поздно, надо уходить на отдых. Пора и для себя пожить.

       Далеко не являясь подкаблучником, муж, тем не менее, доводы Зины принял.        Действительно, уж больно непривычные времена наступали, подгонять под них свой характер он не собирался.

       Но в каждом положении есть свои плюсы и минусы. Один из минусов проявился в виде захвата технического этажа, решить эту проблему оказалось совсем непросто. Зина со сторонниками-соседями включилась в долгоиграющую судебную тяжбу.

       ***

       Иван Иванович Портнов оказался среди захватчиков. Ему принадлежали как раз те самые пять фальшивых квартир сверху.

       Он занимал в Москве значительную позицию, настолько могущественную, что помог застройщику дома Зины решить важную проблему. Разного рода проблемы и создавались специально, чтобы их решать. Но не просто решать, а за вознаграждения.

       Когда пришла пора застройщику расплатиться, он предложил не совсем обычный вариант взятки. Зачем эти чемоданы с наличными, куда их столько девать, при переводе в легальные доходы все равно следы останутся,  демонстративно тратить наличные уже становится опасно, толком ничего не купишь... Словом, застройщик, которому и деньги отдавать жалко, а отдавать все равно надо, изобрел безопасную схему. Он за бесценок уступает Ивану пять квартир.

       - На кой мне квартиры на чердаке без лифта и окон, с низкими потолками, среди труб и насосов? - удивился Иван.

       - Э-э, дорогой, неконструктивно мыслишь.  Все сделаем. Кроме лифта. Но не в этом смысл, - застройщик был непрост, - зачем тебе жить там, такому уважаемому человеку? Продать надо!

       - Да что я тебе, квартирный спекулянт!?

       - Какой недальновидный, слушай! Большой  человек, а простых вещей не понимаешь. Смотри: оформляешь квартиры на себя. Не на шестерок своих, а именно на себя! Потом продаешь по законному договору-шмоговору купли-продажи.        И у тебя легальные деньги! Потом подъезжаешь к мэрии на Майбах, новый мэр спросит, на какую-такую зарплату, а ты договор покажешь. Все законно, дорогой! Кто подкопается? Декларации, налоги - копейки заплатишь и живи спокойно.

       Так в новом доме Зины появилась целая компания чиновников-решальщиков, подобных Портнову. Их личности и установила служба безопасности, что смутило собеседника Зининого мужа в высоком кабинете с видом на Кремль.

       В законных квартирах жили тоже непростые люди вплоть до думских депутатов и тоже понимали современный этикет. Всего на техэтаже спорными оказались 17 липовых квартир, конфликт стал заметным.

       Постепенно между спорщиками по пяти квартирам возникло подобие "шведского синдрома", непримиримые в суде стороны в быту общались почти дружески. Адвокаты занимались своими судебными делами, а истец и ответчик стали друг для друга просто Ваней и Зиной.

       Поначалу высокий, спортивного вида в свои пятьдесят Иван Иванович пытался разводить фанаберии. Заезжал во двор с мигалкой, в сопровождении автомобиля охраны, дверь ему открывали..., ну и все такое. Но скоро он понял, с кем имеет дело, стал проще и приезжал без глупой в данной ситуации показухи.

       - Вань, верни захваченные площади по-хорошему. - Задушевно советовала Зина.

       - Ни за что, Зиночка! - у него уже пробудился спортивный интерес.

       Адвокаты сторон старательно подтаскивали новые доказательства, судьи вынуждены были разбираться в технических и законодательных хитросплетениях,  топовые фигуранты-захватчики организовывали звонки и другие виды воздействия на суды, судьи понимали, что обстановка в Москве меняется - медленно, но уже и не лужковские времена, сторона Зины никаких взяток за свою же собственность никому давать не собиралась... - все шло с переменным успехом, но время вынесения окончательного, ясного вердикта откладывалось на следующую пятилетку.

       Суд попал в цугцванг, некуда было ходить. Лишить физических лиц квартир - значит признать неправомерность оформления прав собственности. А этот прецедент уже выходил за рамки конкретного дела, так недалеко и до лавинообразного потока подобных исков по стране.

       С другой стороны, всем была ясна первопричина - именно оформление сотрудниками госорганов фальшивого права собственности и, понятно, не бескорыстно. "Квартирами" по их прямому назначению пользоваться было нельзя,        условно нарезанные площади еще надо было превратить в квартиры, на что другие чиновники при громком резонансе разрешения не давали.

       Техэтажи заперли на все эти судебные годы, что Зину и её сторонников вполне устраивало.

       2. Парвус

       Зина не была историком по образованию, но однажды попыталась провести частное историческое расследование и получила в процессе много положительных эмоций. Ей понравилось копаться в документах, строить смелые гипотезы и проверять их на фактическом материале.

       Это случилось в 2010 после встречи с институтскими друзьями в Тюмени.        Постаревшие товарищи после ужина в ресторане снялись на групповом фото. Зина вернулась в Москву и уже там получила фотографии.
 
       Прежде всего она придирчиво изучила себя на предмет заметности увядания. В целом оставшись довольной, она разглядывала остальных и вдруг обнаружила необычайное сходство 65-летнего Аркаши с кем-то знаменитым, неоднократно виденным и которого она непременно должна вспомнить.

       Те же глаза навыкате, устремленные прямо в объектив, требовательное выражение лица, оголенный лоб, гладко зачесанные назад остатки волос - точно!               Один в один с Парвусом на фото 1906 года, когда ему было около сорока.

       В советское время Парвус незаметно обозначался в глубине сцены как человек темный, как-то связанный с пломбированным немецким вагоном.        Политические режиссеры дали ему эпизод третьего плана, в котором он представал растратчиком партийной кассы большевиков при поездке то ли с Розой, то ли с        Кларой в казино Монте Карло.

       В молодом РФ про него вообще забыли, поважнее аферисты нашлись.

       А в преддверии 100-летия желто-коньюнктурных теледеятелей прорвало.                Сразу в двух сериалах Парвус стал главным революционером: в одном - тощим, карикатурно-извивающимся жадным евреем, подозрительно похожим на        Березовского, во втором - солидным дядькой, несолидно рассовывающим по большим карманам немецкие подачки в тощих конвертах. Впрочем, во втором сериале другой еврей в пенсне его быстро удавил. В политическом смысле.

       И тотчас при сопоставлении двух фотографий с одинаковым лицом у Зины все сложилось.

       Двойник Парвуса Аркаша, старший из друзей, до технического ВУЗа успел побывать студентом музучилища. В институте он организовал группу под Beatles, играл на клавишных и гитаре, писал аранжировки, а первокурсница Зина пришла в группу на бэквокал значительно позже.  Студенческий коллектив уже имел популярность, они часто выступали и были успешны.

       Репетиции проходили у Аркаши дома, в старом и тихом районе Тюмени. В доме оказалось много загадочного. Он был большим, деревянным, на кирпичном фундаменте с огромным подвалом.  Во дворе, окруженном глухим забором, находилась пристройка, где хранились разные невиданные по тем временам свидетельства несоветской жизни. Старые немецкие медицинские учебники с цветными, выпуклыми деталями человеческих организмов во вкладках, сборники нот с аннотациями на дореволюционном русском, отдельные предметы быта из 30-х годов, в том числе и совсем уж непонятно откуда - американского.

       Бас-гитарист Шура выпросил белые, холщевые, длинные трусы американского капрала, о чем с внутренней стороны гласил лейбл "US Army". Еще там было множество медных чайников и прочей добротной кухонной утвари, какие-то примусы и керосиновые лампы явно не советского производства.

       В доме сохранился узорный паркет, всякие статуэтки и рояль с хрустальными вкладками внизу ножек. Иногда из Ленинграда приезжали родственницы-художницы, которые много курили и оставляли после себя яркие картины, неблизкие соцреализму.

       Мать Аркаши, пожилая незаметная женщина трудилась по домашнему хозяйству. Отца установить не удалось, и было не очень понятно, за счет чего тут существовали.

       Ни на один вопрос друзей Аркаша никогда не ответил, хотя их было много. Пытался даже спрашивать очень модный тогда А.Городницкий, побывавший однажды в гостях в этом странном доме. 

       Со временем мелочные вопросы про трусы и керогазы отпали и остался только один: как это возможно было сохранить такой  декадентский оазис среди агрессивного и вездесущего режима?

       Впрочем, в Тюмени и не такое встречалось. Здесь и Ленин со своим неразлучным приятелем Збарским во время войны отдыхали, и две чудные сестры-старушки, ставившие Зине вокал, сохранили благородные дворянские традиции, дореволюционную одежду и старинный фарфоровый сервиз с золотыми ободками.

       А теперь, когда увлеченная Зина установила полное сходство портретов, возник и второй вопрос: а как это все в Тюмень попало?

       В 1906 Парвуса отправили в ссылку в Туруханский край. Он был известен своими авантюрными способностями, но при этом, как говорил К.Радек в 1924 в "Правде", он был одним из "лучших революционных писателей эпохи 2-го Интернационала. Парвус - это часть революционного прошлого рабочего класса, втоптанная в грязь..."

       Радек был тем еще фруктом, но все-таки: вот 40-летний Парвус подкупил охрану, где-то в Сибири покинул вагон, дальше, он же не сел сразу в обратный поезд? По законам конспирации он должен был на время где-то затаиться.

       По виду матери Аркаши было за шестьдесят, значит родиться она могла в 1907-1908. Парвус умер в 1924, но кто сказал, что перед смертью он не мог кого-то попросить приглядеть за 16-ти летней дочерью? И кто сказал, что эта, уже взрослая дочь в 1945 не могла родить Аркашу?

       Несмотря на открытые времена, Аркаша по-прежнему напрочь отказывался говорить о родителях. Не имея поддержки и каких-либо дополнительных сведений,        Зина с большим сожалением оставила дело Парвуса, которое, собственно говоря, и положило начало её азартным увлечениям семейными исследованиями.
 
       В 2017 она с помощью нового сетевого ресурса раскопала теперь уже свою родословную. Результаты потрясли её, она долго не могла прийти в себя, осознать, поверить в такой поворот. А когда основные волнения прошли, она с благодарностью вспомнила Аркашу с его предполагаемым легендарным дедом, предоставившим такой богатый материал для версий.

       3. Волшебный сайт

       На новом сайте следовало зарегистрироваться, купить себе необходимые кило-геко-терабайты для хранения и скачивать туда любые документы, связанные с прошлым. Сайт американский, поддерживается пока на английском и русском с обещанием добавления многих других языков. Конфиденциальность гарантируется, анонимность пользователя исключена.

       Зина никогда раньше не регистрировалась в соцсетях, но здесь как-то сразу поверила в его практическую пользу. Поразмыслив убедилась, что нет мелочей, любая деталь может играть свою роль. Она скрупулезно, из всех возможных мест хранения собрала все старые фотографии, письма, дипломы, альбомы, документы и получилось два больших чемодана. В одном оказалось все, что относилось к ней лично, включая совместное с мужем, в другом - отдельно только по мужу до их знакомства.

       Начала со своего чемодана. В компьютере завела дерево папок с разбивкой по периодам и начала складывать туда сканированные копии. Первым документом стала рукописная автобиография отца, в которой уложилась краткая история России с 1911 по 1952. Рожден в Витебске, рабфак, институт, война и вступление в ВКП(б), работа. Заканчивалась основополагающим в 1952: "В плену и на территории, занятой оккупантами, ни я и никто из родственников не были".

       Среди фотографий была старая, пожелтевшая, на которой угадывалась
страница какого-то гроссбуха. Зина повертела её, хотела отложить, но вспомнила, что мелочей нет, и тоже отсканировала. Не разглядывая, она поместила скан в папку с автобиографией.

       Когда создание копий было закончено, Зина в соответствии с инструкциями сайта отправила все папки в виртуальное хранилище и занялась материалами мужа.

       Через некоторое время по мэйлу она получила письмо от администратора сайта. Сообщалось, что суперкомпьютер нашел в материалах другого пользователя идентичные документы, и был задан вопрос, хочет ли она продолжить отслеживание до знакомства. "Почему нет"- подумала Зина и ответила утвердительно.

       Конфиденциальность сайта действительно была на высоте, работал он итерационно. Довольно быстро Зина получила сообщение с двумя вложенными файлами, в тексте говорилось:

       "Уважаемая Зинаида Михайловна! Нам удалось очистить неразборчивые фотографии Вашего портфолио. На одной из них изображена страница №46 Метрической книги г.Витебск, Беларусь (файл 1). Запись в книге относится к 1911 году.

       В деле другого нашего пользователя, имя которого мы откроем после его согласия, обнаружена страница №48 этой же Метрической книги (файл 2).

       У Вас есть возможность изучить обе страницы Метрической книги и сообщить нам, нужно ли продолжать выяснение возможных связей. В случае Вашего согласия, с аналогичным предложением мы обратимся к другому пользователю".

       Зина открыла вложенные файлы и на первом увидела страницу №46. Это была та самая пожелтевшая фотография, только более разборчивая.
Разворот прошнурован в нижней части в двух местах обычной грубой бечевкой.               Разлинован на столбцы, третий слева озаглавлен: "Наименованiе мъщанъ и членовъ ихъ семействъ". Ниже заполнены фамилии мещан, среди которых компьютер выделил: "Швецъ Мееръ Лейзоровъ". 

       В следующем столбце "Мъсто  жительства и родъ занятiй" внесено: "Витебскъ". Дальше записей нет и только правее в столбце "По утвержденному приговору обязанъ уплатить оклада: Руб.1, коп 50".
       Зина не сразу поняла.

       Швец, ну хорошо, допустим. Но при чем тут Меер? Ни о каких Меерах, тем более Лейзеровичей, она никогда в семье не слышала. Сайт ничего не утверждает, он только показывает отфильтрованное фото... С другой стороны, фото ведь из семейного архива. И страница гроссбуха именно та. Отец из        Витебска, рожден в 1911. Как-то подозрительны такие совпадения.
 
       Она вернулась к автобиографии, прочитала снова. Мало что добавилось, но неожиданно припомнила, что дед вроде был сапожником. "Вот идиотка!" - подумала и во втором же предложении автобиографии теперь ясно увидела: "Отец мой до революции и после революции был сапожником". Вот так мы и читаем книгу, а видим фигу, невнимательно читаем, - сказал бы товарищ Сталин.

       Кстати, не для него ли последняя фраза о плене и оккупированных территориях?        Витебск-то был в глубокой оккупации. Ну ладно, это потом, решила Зина и обратилась к происхождению своей фамилии.

       Еще в школе Зина интересовалась, но родители как-то бесцветно говорили, что вроде украинская. Зине она нравилась. Такая звонкая словно бруском по косе провели, краткая, броская, к тому же последняя в журнале.        После замужества осталась при своей, девичьей.
Очень быстро (жалко, не вовремя, когда отец еще жив был) она узнала, что множество еврейских фамилий произошло от названий профессиональной деятельности.  Но совершенно оглушительным было: " ...от "сапожника" произошли такие фамилии как Шустер, Сандлер, ШВЕЦ"!!

       - Бляха-муха! - не сдержалась она, - так я ко всему прочему могу еще быть Сандлер? Как это тоже недурно звучит - Зина Сандлер!

       Дальше она побежала по Вики и обнаружила: "Зина; — в исламском праве — незаконная половая связь между людьми, которые не состоят в браке... термин зина означает добровольный половой акт между мужчиной и женщиной, которые не состоят в браке друг с другом".

       - Час от часу не легче... Чего только о себе не узнаешь на старости лет. Ладно, хоть добровольный.

       В переваривании такой неожиданной информации она чуть не забыла файл                2.

       Открыла. Тот же журнал, те же дырки внизу разворота, та же грубая веревка, те же столбцы - все абсолютно одинаково, только страница № 48. Все пять мещан в столбце имеют фамилию "Портновъ". Имена неразборчиво, можно прочесть только одного: "Йохананъ Пейсахъ" из Лиозно.

       Она набрала номер сотового:

       - Вань, ты в Москве?

       - В Москве я, в Москве! Свидетелей новых по делу нашла?

       - Да на хрен твой чердак, скажи, ты на сайте Х зарегистрирован?

       - Каком еще сайте? Все копаешь под меня?

       - Забудь ты наш суд, вспомни, регистрировался или нет?

       - Я не регистрировался, а дочь на какой-то сайт все семейные фотографии отправила. Я против был, а жена сказала, вы чиновники, мол, уже тени своей боитесь, чего из старых фотографий тебе пришить могут...

       - А мы можем встретиться?

       - Да что случилось, Зиночка? - насторожился Иван, - чего ты загадками разговариваешь?

       - Где тебе удобно?

       - Ну, я скоро с Вернадского в центр поеду... Может на скамейке против МГУ?

       - Давай! И мне до ленинских гор близко.

       - В смысле Воробьевых?

       - В смысле ленинских. Буду я еще этим бздунам потакать.

       - Будешь традиции Ильича хранить?

       - Не в честь Ильича, еще не хватало, в честь Лены Лениной. Знаешь такую?

       - Кто же её не знает? Известная теледива с такими прическами...

       - Вот именно, прически в стиле МГУ. Ладно, кончай трепаться, через час успеешь?

       ***

       Он поднялся со скамейки навстречу:

       - Друзья люблю я Ленинские горы...

       - Слушай, Вано, - перебила Зина, - я тебе сейчас скажу одну умную вещь, только ты не обижайся.

       Они присели.

       - Твои родители из Лиозно? - не стала крутить Зина.

       Иван оторопел:

       - Все-таки копаешь под меня. Биографию где-то достала...

       - Успокойся, Ваня, наши судебные дела тут ни причем. Ответь на вопрос!

       - Ну... допустим...

       - Что значит "допустим"? Да или нет?

       - Зиночка, из Лиозно много людей вышло. В Третьяковке можешь увидеть "Дом в местечке Лиозно", еще там родился создатель философского учения ХАБАД...

       - Не морочь голову...

       - Хорошо, хорошо. Если для тебя это так важно, - да.

       - И отца твоего звали Йоханан Пейсахович?

       - Деда. - Автоматически поправил Иван. - Откуда такие глубокие познания? Ты меня пугаешь...

       Зина достала цветную копию страницы №48. Он всмотрелся, узнал, зачем-то глянул на обратную чистую сторону обычного листа А4, потом уставился на неё, не понимая.

       - Скажи, - дожимала Зина, не давая ему опомнится, - тебе фамилия Шнайдер знакома?

       Неожиданно для неё, Иван сразу успокоился:

       - Очень хорошо знакома. Но прежде расскажи, откуда у тебя эта копия?

       Выяснив главное, Зина решила раскрыть свои разработки. Она рассказала про сайт, предупредила, что его дочь скоро получит письмо от администратора и какой там будет вопрос.

       Потом вернулись к фамилии, и Иван пересказал, как его пятнадцатилетний отец на комсомольском собрании в 1952, на вопрос, зачем ему жидовская фамилия               Портнов, ответил: "Если бы у моей матери была фамилия Шнайдер,  или Хайят, или Шнайдерман, а все эти еврейские фамилии произошли от слова "портной", я бы взял любую из них".

       - А у него была альтернатива? - удивилась Зина.
       - Была, он русский.
       В 1943 шестилетнего Ваню с группой детей-сирот вывезли из Ленинграда.               Их разобрали по семьям,  Ваня попал к женщине с четырьмя своими детьми. Жили как все, еды, одежды, дров постоянно не хватало. Но для блокадника Вани и это было изобилием, тем более, приемного сына Фаня Портнова восстанавливала в ущерб остальным.

       Через год пришла похоронка. И родного отца Ваня толком не помнил, и приемного живым не увидел.

       Вся семья так и осталась в Башкирии, возвращаться после войны было некуда. Неимоверными усилиями, всех пятерых Фаня поставила на ноги. После института Иван, приемный сын Йоханана, нашел в Ленинграде дальних родственников, узнал свою настоящую фамилию, но так и остался Портновым. В 1967 у него родился сын Ваня.

       ***

       Они сидели на скамейке перед большими разноцветными клумбами.               
Несколько судеб, словно фигуры их легендарного земляка, пронеслись над этим огромным, открытым пространством в центре города.

       - Это что же получается? - прервал молчание Иван.

       - Это получается, что мы почти родственники. Витебск от Лиозно в сорока километрах... Такие вот дела...  А встретились-то случайно, да еще и по склочному поводу.  Что с судами будем делать, Ваня?

       - Да что там суды? - прелести коррупции остались внизу, между домиками,  церквями, синагогами и заборами, там где прячутся и не догадываются, что их можно увидеть. - Ничего мы с судами делать не будем!        Пусть решат что-нибудь, а уж мы с тобой как-нибудь договоримся.

       Он посмотрел на неё другими глазами:

       - Ты ничего не знала?

       - Представляешь, даже ни малейших намеков родителей. Вот ведь жизнь ****ская была, всего боялись...

       - Теперь, как дальше жить собираешься?

       - А что теперь? Для мужа это значения не имеет, расскажу дома всем, удивлю новостями генеалогии... Еще у меня должок есть. Поеду в Германию собирать сведения по Парвусу.

       Иван сначала не понял:

       - При чем тут Парвус, откуда вдруг такой объект для исследований? Ах да, последнее время этот главный революционер с экранов не сходит, модная тема, глядишь, теперь родственники объявятся... ДНК всей страной по телевизору вычислять будем.

       - Что мне мода, Ваня, я этим типом давно увлеклась... Кроме того, Изра;иль Ла;заревич Ге;льфанд родился в Березино, в 200-х километров от Лиозно.
 
       - Не увлекайся ты вовлечением новых лиц, Зинаида, лучше вот что скажи: ты ведь Михайловна? Михайловна. А отца как звали?

       - Михаил Поликарпович.

       - А в Метрической книге?

       Зина достала копию страницы №46:

       - Вот: "Швецъ Мееръ Лейзоровъ".
 
       - Вот, Зина! Ты сразу занялась моим разоблачением, стала звонить и забыла про себя. Со мной все ясно, а вот как из еврея Меера Лейзеровича получился русский Михаил Поликарпович - ты об этом не задумалась?

       - А чего сложного? Меер- Михаил...

       - Не спеши дорогая! С Михаилом точно не сложно, а Поликарпович, а национальность, а паспортная система, а контроль государства, всеобщая подозрительность, запреты передвижения, отсутствие паспортов у колхозников?

       - Положим, мой отец не колхозником был, - обиделась Зина, - в биографии написал, после 7 классов пошел трудиться в качестве рабочего.

       - Да не обижайся ты! Втянула, теперь и мне интересно стало. Я понять хочу.

       Уже и день к концу подошел, а они все сидели на скамейке. Многочисленные туристы неустанно делали селфи на фоне МГУ и с удивлением взирали на солидную пару хорошо одетых людей, которые передавали друг другу бумаги и искали что-то в айфонах.

       Наконец, совместными усилиями была выработана более-менее правдоподобная  версия.

       В 20-х - 30-х евреев не притесняли, прятаться не нужно, но была такая мода всеобщего равенства, когда национальность отвергалась, равно как и семья. Паспорта начали повсеместно вводиться с 1932, до этого действовали справки и трудовые книжки.

       В этих условиях Меер Швец мог стать русским Михаилом, оставалось только понять, что случилось с отчеством. Напрашивалось "Елизарович", что было логично.

       Зина опять полезла в Интернет, нашла толкование имени "Лейзер" у Брокгауза и наткнулась на второе имя "Поликарп".  Было непонятно, правда, в скобках - это имя или фамилия некого Поликарпа Лейзера, историка восемнадцатого века, но это уже и неважно.

       - Какой затейливый у тебя папа. И ты, Зинаида Мееровна, вся в него!

       - Ну, а принцип действия сайта тебе понравился?

       - Понравился. Прежде всего, возможностью создать собственную, легкодоступную и удобную капсулу времени для потомков. Интересен также процесс: человек ищет близких, делает неожиданные открытия, которые могут круто поменять его жизнь. Процесс увлекательный.

       - А результат?

       - А результат известен заранее. Не в частном, в глобальном смысле...

       - Опять голову морочишь бедной девушке?

       - Опять подозрения, Зинаида Мееровна... Не забывай, я все-таки ближе к иудаике. Кстати, как зовут твою мать, откуда она?

       - Анна Борисовна, из Сквирского района Киевской области, - потом добавила, - украинка.

       - Кто бы сомневался... Тору, надо полагать, ты изучила до рождения, - загадочно предположил Иван.

       - Это как?

       - Нет более счастливых дней для еврея, чем дни в чреве матери его - он изучает Тору. - Еще более таинственно, почти нараспев продекламировал коррумпированный знаток иудаики. - Появившись на свет, быстро забывает.        Ладно, потом поймешь. Лучше ответь: почему, по твоему, Адам - отец всех живущих? Даже если это сказка, почему такая живучая? Ну чего бы там наверху не создать все человечество сразу? Идти таким долгим и сложным путем...

       - И для чего?

       - Такой путь выбран, чтобы никто не мог сказать: "Мой отец выше твоего" - победно завершил Иван, - чтобы помнили - все мы братья.

       - И наступило царство равенства и справедливости? - язвительно осведомилась Зина, - чего же тогда ты грабишь меня, брат, посягаешь на мое имущество?

       - Ну, Зиночка, не все за первые пять тысяч лет получилось...

       ШКОЛА БИЗНЕСА

       Голова болела так, что лучше бы он и не просыпался. Повернуть её и посмотреть вбок не получалось. Он лежал на спине и смотрел в потолок. Пытался вспомнить вчерашнее, но кроме холодной воды в туалете ничего не припоминалось. Поводил рукой по дивану - рядом никого не было. Другую руку опустил вниз, нащупал открытую бутылку Боржоми, жадно допил, не в силах поднять голову и обливаясь, и снова заснул.

       Второй раз проснулся от крика горничной. Он  повернулся в попытке разыскать  воду и на полу, рядом с пустой бутылкой увидел поварской секач, обильно покрытый засохшей кровью с пучком седых волос. Мысли двигались медленно, наличие секача он связал с пустой бутылкой, вспомнив, как она при падении обо что-то звякнула.

       ***

       Кто бы мог подумать, что за короткое время его жизнь так может измениться? Всего-то год назад он и не представлял, что начнет выпивать и вести такой отвратительный образ жизни. А уж о том, чтобы вот так ужраться как последний алкаш, о таком он даже помышлять не мог.

       Григорий Каледин, 22 года, студент первого курса ВШЭ, факультет бизнеса и менеджмента, юноша с очень непростой судьбой. Его мать 15 лет назад погибла в автокатастрофе. Отец, Каледин Антон Григорьевич - известный в 90-х безжалостный и циничный бандит, ставший в 10-х годах солидным, богатым бизнесменом, воспитывал двух сыновей от двух разных браков. Младший из них,               Гриша, о прошлом отца не догадывался. Старший,  Слава, узнав о бандитском прошлом папаши, задумал поиграть на этом.

       Первая жена Антона Каледина, мать Славы сошла с ума и умерла.  Её мать, теща Каледина Нина Марковна Полянская, в прошлом была опытным военным хирургом.  Среди братвы, которой помощь врача в те бандитские времена требовалась тайно и постоянно, оказалась в большой цене и уважении. Она проживала в доме Калединых, пытаясь воспитывать братьев. Женщина властная, все про старшего Каледина знавшая, она не боялась, не стесняясь в выражениях, высказывать все свои претензии зятю и его последней жене, молодой Виктории.        Бандит Каледин её побаивался. 

       В 19 лет Гриша ушел из отцовского дома. Сводный брат по каким-то своим соображениям не посвятил его в особенности биографии их отца. Но и без этой информации Гриша с раннего детства с трудом выносил постоянное бульдозерное давление, с которым отец пытался строить сыновью жизнь согласно своим представлениям. Когда охрана с шести лет возила его на теннис, он не протестовал, хотя с большим удовольствием играл бы в баскетбол. Когда отец заставил его носить очки с сильными диоптриями для уклонения от армии, он подчинился, хотя не видел ничего страшного в службе. К тому же с хорошей игрой на ударных инструментах он заручился тогда согласием знакомого дирижера на зачисление в оркестр черноморского флота.
 
       Но когда отец объявил, что Гриша должен идти на экономику для продолжения святого дела семейного бизнеса, сын порвал связи, устроился сначала санитаром в больницу, потом помощником к богатому инвалиду Барскому, который как и Гриша со своими диоптриями инвалидом оказался ложным. Это выяснилось позже, а пока Гриша честно трудился и был спокойным, надежным и добросовестным помощником. Жили они  вдвоем в особняке Барского, где в подвале была оборудована настоящая студия с полным комплектом ударных инструментов.

       Более года назад брат Слава убил их общего отца в надежде завладеть крупным наследством.  Молодая отцова жена Виктория быстренько смылась, прихватив платиновую кредитку убиенного, и обещала вернуться  с адвокатами.

       Гибель родного отца от рук собственного сына и брата Гриши подействовала на него как нокдаун. Он остался с Ниной Марковной в огромном доме с пока неосознанным еще богатством. Он не мог понять, осознать, поверить в реальность случившегося, но вместе с тем порядочность, надежность и рассудительность, а также поддержка почти родной бабушки позволили ему не раскиснуть. Гриша довольно быстро собрался, пригласил через единственно знакомого ему из отцовской империи Саврасова ключевых фигур - вице-президента по экономике и  главного юрисконсульта, велел им пока продолжать намеченное и не делать резких движений.

       При этом разговоре Нина Марковна добавила: "Не вздумайте фестивалить!        Я вас как облупленных знаю, а вы меня. Церемониться не стану, мигом за        Антошкой пойдете! Ты, Саврасов, головой отвечаешь за порядок, а я уж за тобой послежу..."

       Потом она сделала пару звонков, наняла репетиторов, и вскоре Гриша поступил в ВШЭ на платное отделение. Так в его жизни произошел второй крутой поворот.

       ***

       - Извини, ты Каледин? - у выхода Гришу остановил худощавый парень в очках и аккуратном костюмчике.  На вид ему было под тридцать, он смотрел на высокого студента строго и пристально.

       - Я Каледин, а вы кто?

       - А я аспирант Головин Евгений, можно Женя. Да ты не напрягайся, я по простому делу...

       - Чего это мне напрягаться? По простому, по сложному - мне все равно.        Чем обязан?

       - Самостоятельный... Это хорошо, - неожиданно оживился Женя, - на курсе сказали, ты на ударных играешь.

       - Поигрываю, - в тон ответил Гриша, - а ты что, в оркестр меня пригласить хочешь?

       - Ну уж, положим, не в состав, он у нас несколько лет не меняется. А попросил бы тебя сыграть пару вечеров, пока наш ударник вернется.

       - И на этом спасибо! С удовольствием поиграю, - Гриша сразу проникся симпатией к творческому аспиранту, - а ты на чем играешь?

       - Играл на саксе-альтушке, теперь я в группе вроде как импресарио...

       Так они познакомились и вроде как задружили. На курсе, где Гриша явно выделялся и возрастом и комплекцией и независимостью от родительского
содержания, у него в смысле дружеского общения образовался  некий вакуум.
 
       Потом они еще больше сблизились на теннисном корте. Евгений входил в любительскую лигу парной игры, где серьезные, высокопоставленные мужики старались выбрать себе в партнеры опытных игроков. Десятилетний Гришин стаж давал много преимуществ его паре, что выливалось в систематический солидный заработок.  В этой лиге постоянно разыгрывались платные турниры, причем взносы вносили менее опытные ведомые в паре - те самые шишки и тузы с бескрайних московских чиновничьих угодий.

       Вопрос денег для Гриши не стоял, поэтому он старался не закрепляться с определенным партнером, что образовало некоторую конкуренцию за него среди тузов. Евгений, тоже в прошлом получивший профессиональную теннисную подготовку, играл с постоянным партнером - замом главы чего-то там, Гриша толком не понял, то ли округа, то ли района.

       ***

       - Жень, мне с тобой посоветоваться надо по делу, есть время? - Гриша пришел на кафедру.

       - Только освободился, но страшно хочу жрать. Покормишь в приличном месте, а я тебе любой совет дам. В рамках своей компетенции, разумеется.
       - Согласен, если особо не спешишь, поедем к "Украине", там клево.

       Они вышли на улицу и Женя стал вызывать такси.

       - Не надо. Машина уже едет, - остановил его Гриша.
       И действительно, тут же рядом появился скромный Кия Рио, и водитель сноровисто открыл обе дверцы.

       - Извини, я впереди сяду, ноги не умещаются, - смутился Гриша.

       - Без проблем, машина хорошая, правда не по твоей комплекции...

       - Давай турниров побольше, я авто покрупнее куплю.

       По дороге Женя поинтересовался, что за дело совета требует, на что        Гриша бросил: "Да ерунда, за обедом поговорим".

       ***

       - Понимаешь, на меня неожиданно свалилась  целая империя моего погибшего отца. - Они сделали заказ и теперь можно было приступить к разговору. - Кроме бабки, к тому же неродной, у меня никого нет и я не очень понимаю, что мне со всем этим делать.

       - Не знал, что твой отец погиб, извини! Ты, значит, полный сирота, раз одна бабка? Очень жаль...

       Они замолчали, думая каждый о своем. Женя порывался что-то рассказать, но не решился. Потом, словно очнувшись, он спросил:

       - А что за империя такая? По тебе не скажешь. Может, мы по разному понимаем это слово? - Он внимательно посмотрел на приятеля. - Я знаю пару мажоров, так за сто километров видно, что у их папаш есть империи. Шаурмой те торгуют или субарендой занимаются, а может и бензин продают - не важно, важно, что бабло есть и это очень наглядно и старательно демонстрируется.

       - Да конечно! Мне вся эта мажорская показуха противна с детства, как папа меня начал подводить к ней. Все условия создал, а я до сих пор не понимаю, зачем эти демонстрации. Я вон даже для занятий специальную машину купил, неудобно щеголять перед сокурсниками. Хотя в гараже стоят штук пять крутых тачек, я даже точно не знаю какие именно марки.

       Женя с интересом уставился на приятеля:

       - Слушай, давай по порядку. Ты что, наследство неожиданно получил?

       - Ну, так вышло, - уклончиво ответил Гриша, - не в этом дело. Отец оставил огромный, как я начал сейчас понимать, разношерстный и раскинутый по разным регионам бизнес. У него большой штат управленцев, юристов, экономистов, целая армия охранников и все такое. В свое время он меня заставлял на экономику идти, чтобы потом, по наследству все это хозяйство держать под контролем, но я тогда сразу из дома убежал...

       - На барабанах играть?

       - Ну, типа того... Что угодно, лишь бы этой херней не заниматься и быть свободным. Но не вышло. Теперь вот сам в Школу пришел, приходится разбираться. Но я пока выучусь, там все рухнуть может...

       - Да уж, без контроля там наворотят дел, оглянуться не успеешь...

       - И я про то же! Но я-то пока зеленый, а ты давно закончил, к тому же аспирант. Может, что посоветуешь...

       Некоторое время они занимались большим блюдом, где на ледяной подушке покоились камчатские устрицы в орнаменте разного сорта креветок. Женя запивал дары Дальнего востока французским белым вином, а Гриша, более демократично, темным не фильтрованным пивом.

       - Давай так, - Женя бросил салфетку на стол, - прежде всего надо сделать дью дилидженс.

       - Чего-чего? - поперхнулся пивом студент.

       - А, неважно, - снисходительно отмахнулся аспирант, - надо провести широкий аудит всех закоулков бизнеса твоего отца. Надо составить подробную картину со всеми особенностями, перспективами, рисками, связями, персоналом и так далее.

       - Ну, вроде так, - неуверенно протянул студент.

       - Так, так, - глаза аспиранта уже загорелись, - и ты попал в точку, обратился по правильному адресу. Знаешь почему?

       - Пока не очень...

       - Потому что, - победно воскликнул аспирант, - у нас на кафедре мы соберем лучших ребят, тебя пригласим, чтобы в курс входил, составим группу и выдадим такой результат, которому признанные международные агентства позавидуют.  В консультанты позовем наших известных преподавателей, а на саму работу поставим штамп университета. А результаты, разумеется, без привязки и адреса бизнеса наши ребята используют в качестве дипломных проектов!

       - Практически как это сделать?

       - Хороший вопрос, студент! Практически ты велишь своему президенту или кто там у вас право подписи имеет, заключить с университетом договор. Цена наших услуг будет значительно скромнее, нежели в топовых аудиторских агентствах. На основании договора мы будем иметь право изучать все направления твоего бизнеса.

       ***

       - Григорий! - бодро позвонил Женя, - сегодня вечером на кафедре собираем мозговой штурм. Будем подводить итоги по трехмесячному аудиту твоей бизнес-шаланды. Смотри не проколись, ребята не знают, что хозяин заводов и пароходов и скромный первокурсник - одно лицо.

       Общая картина бизнеса после всестороннего изучения выглядела так: коротко такого рода бизнес называется "купи - продай - в аренду сдай".               Никакого креатива, новых технологий или изобретений не наблюдалось. Бывший хозяин, а это установлено доподлинно - крутой в 90-х бандит, хватал, отжимал, отбирал, принуждал к продаже все, что под руку попадало.  Получился винегрет из раскинутых в разных частях Москвы и области магазинов, автомастерских, автосалонов, ресторанов, клубов и мест подозрительных увеселений, долей в крупных торговых центрах, фитнес-центрах и салонах  красоты.
 
       Вся эта махина централизовано не управляется и не координируется, на местах сидят управляющие, основной задачей которых является сдача прибыли владельцу. Проблемы с законом они решают самостоятельно, на местном уровне, и проблем этих, судя по документам, более чем достаточно. Очень неинтересный, по мнению молодых управленцев, полукриминальный и малоперспективный бизнес.

       Женя посмотрел на сникшего Гришу и спросил экспертов:

       - Так строительством вроде занимаются?

       Тут же встала девушка Дорохова Наталья с четвертого курса и объявила, что её группа досконально разобралась со строительным сегментом компании. На примере строительства в 2005 якобы элитного дома на Кутузовском Наташа подробно разложила схему грязного бизнеса, которую пытаются протолкнуть и сейчас.

       Сама компания ничего не строила, у неё и специалистов таких нет, не говоря уже о материально-технической базе. Такой бутафорский Застройщик нанимал профессиональных строителей и зарабатывал, где только мог. Использовал дешевые материалы и китайскую сантехнику, что резко отличалось от многообещающих картинок в интернете, незаконно присваивал общедомовые площади с последующей их коммерческой распродажей и вообще вел себя на объекте самым скотским образом, пользуясь отсутствием еще не въехавших жильцов. "И не удивляйтесь, господа" заключила Наташа, "такие дикие штуки при Лужкове проходили часто".

       Таким образом, Гриша понял, что бизнес ему достался бестолковый, неуправляемый и с большим криминальным душком. С точки зрения будущих управленцев это и бизнесом-то назвать нельзя. Он поделился своими открытиями        с Ниной Марковной, и та подтвердила, что от такого бандита, как его, прости        Господи, отец, другого ожидать не приходится.

       Кафедра свою работу выполнила, готовилась сдать отчет, но Гриша не удовлетворился. После приватного разговора с ним Женя объявил группе, что клиент хочет заказать дополнительную работу по оценке всех составляющих бизнеса. Группа обрадовалась: помимо прибавки к гонорару появятся новые материалы для дипломных работ и опыт практического бизнеса.

       В том разговоре Женя убедил приятеля начать готовиться к избавлению от неэффективных активов. Продать надо с умом, учил аспирант, и все подготовить, чтобы возможный покупатель увидел эффективность. Например, более-менее известно, сколько стоит здание, но продается не только оно, а бизнес, который здесь организован. Поэтому надо создать толковый бизнес-план, нарисовать перспективу и будущую прибыль. Работы много, но все ребята готовы вкалывать.

       А после продажи?  А после продажи, дорогой теннисист-барабанщик-начинающий бизнесмен, выберешь сам: поместить деньги в надежный банк и получать проценты с депозитов, купить акции перспективного предприятия или создать новое дело и инвестировать в него. Но сначала надо продать, консолидировать деньги, и процесс этот быстро не закончится.

       На семейном совете Гриши с Ниной Марковной было решено, что такой подход разумен.

       ***

       - Ну все, Светик, первый этап закончен блестяще!

       Женя полулежал на диване с бутылкой кефира. Стройная девушка с васильковыми глазами и оранжевой прической, крутила педали велотренажера в коротких, оборванных шортах.  Не оборачиваясь и не сбавляя темп, она с сомнением заметила:

       - Как-то подозрительно легко у тебя получается. В ВУЗ вдруг пожелал поступить и именно в твой,  доверился именно тебе...

       - Тут просто повезло. - Он обожал сестру и всегда удивлялся её вполне взрослой и трезвой оценке. - Но все-таки, давай не спеша рассуждать, тут ошибиться никак нельзя...

       Они жили вдвоем в двухкомнатной, скромной квартире в центре Москвы.               Когда погибли родители, Жене было чуть больше десяти, а маленькая Света только ходить научилась. Их забрала к себе одинокая тетка, сестра матери, которой на старости лет родители подарили эту квартиру. Через десять лет тетка умерла, и Женя, к тому времени студент, практически в одиночку вырастил сестру.

       Теперь эта толковая, красивая  и совсем не выпендрежная особа училась в театральном, куда поступила самостоятельно, без всяких блатов, через огромный конкурс и притом на бюджетное отделение. В удачное артистическое будущее Женя в принципе не верил чисто из математики - где столько ролей взять... но сестру не отговаривал, полагая, что она сама разберется со своей карьерой.

       Жили они скромно, но интересно, о чем свидетельствовала обстановка. В большой Жениной комнате спортивные причиндалы, ракетки, горнолыжные ботинки, мотокостюм Светы, похожий на сброшенную чешую, велотренажер соседствовали с приличной библиотекой, саксофоном на подставке и парой стоящих картин на стенах.

       В комнате Светы было больше книг по театру и элементов реквизита. Был даже старый баян, на котором она сносно выучилась играть для короткого эпизода в студенческом спектакле.

       - Да, все складывалось как нельзя лучше, - продолжил брат, - когда этого упыря кончили, да еще не кто иной как его старший ублюдок, наша задача упростилась. Остался только младший, которого бабка, надо полагать, убедила, а потом и устроила в ВУЗ. В какой, вопросов нет, - понятно, в самый престижный. На платное отделение попасть не так уж и сложно при её-то обширных связях.

       Убедившись, что сын Каледина поступил в универ где сам Женя после окончания стал аспирантом, он не стал спешить. Проследил за образом жизни, узнал увлечения парня, дождался, пока в их оркестре временно выбыл ударник и только тогда вполне логично подъехал к нему.

       Потом повезло еще с профессиональной теннисной подготовкой Гриши, а потом вышло так, что и посоветоваться одинокому парню не с кем было.

       - Но мы ведь не будем ему мстить? - остановилась и развернулась сестра.

       - Что значит мстить, Света? Вендетта, кровь за кровь? Если ты об этом, то разумеется, нет. Эти подонки сами в крови захлебнулись. А мы только разорим  остатки этой семейки, как это сделали с нами. По меньшей мере, свое заберем...

       - А ты завод папин видел?

       - Конечно, я же там аудит делал. Завода, естественно, никакого нет.        Примитивный бандит разве может производить что-нибудь полезное? Вся территория без особых изысков  перестроена под лофты, рестораны, ВИП-сауны и прочие воплощения бандитских фантазий.

       - А оборудование, технологические линии?

       - Даже следов не осталось. Продал, сволочь, все.

       После душа Света решительно заявила:

       - Я хочу увидеть наследника бандитского состояния.

       - Ну, это просто. Я через пару дней с ним обедаю. Приходи с подругой или с кем хочешь, сядете за соседний столик. Знакомиться, по-моему, еще рано.
       - Почему?

       - Не знаю. Давай пока не спешить. Всегда ведь успеешь познакомиться...

       ***

       После тренировки на кортах Женя со своим партнером и Гриша поднялись в кафе.

       - Григорий, - седовласый, моложавый, подтянутый чиновник со всеми признаками сибаритствующего бездельника отпил морковного сока и снисходительно оглядел теннисистов, - моя начальница хочет с тобой познакомиться.

- Она меня знает?

- Ну, слушай, с твоими спортивными подвигами ты становишься знаменитым...

- Она, на всякий случай, глава администрации, - Женя назвал район в Подмосковье.

       Когда прощались, Гриша спросил приятеля:

       - На кой она мне нужна? Еще на работу к ней ехать...

       - Не торопись с выводами. Если соберешься вдруг свой бизнес делать, мало ли как сложится, такие люди очень полезными оказаться могут.

       ***

       В кабинет высокой чиновницы его провели сразу. Хозяйка, энергичная дама в возрасте, в дорогом костюме, очках Армани и короткой стрижкой густого белого ёжика пригласила за маленький столик:

       - Григорий Антонович, спасибо, что приехали! У меня к Вам дело...

       В этот момент дверь резко отворилась и в кабинет стремительно ворвалась высокая яркая девица лет двадцати пяти.

       - А вот, собственно, и само дело, - усмехнулась чиновница.

       - Всем привет! - бросила на ходу девица, ногой отодвинула стул, уселась против Гриши и не мигая уставилась прямо в его зрачки.

       - Знакомьтесь, это моя дочь Елизавета, а это Григорий - не просто богатый бездельник, с какими ты привыкла время проводить, и не бездельник вовсе, а талантливый теннисист...

       Дочь чиновницы на тусовке поспорила с молодящимися бюрократами, что вложится в домашние чемпионаты и всех их обдерет в парных играх. Сама Лиза теннисом занималась несколько лет, но ей нужен опытный партнер.  Чиновница просит Гришу быть партнером, взносы оплачивает она, денежные призы пополам.

       - Я вообще-то две трети получал. В последнее время..., - снисходительно начал Гриша.

       - Ты не жлобись, не знаешь ведь, как я играю, сначала давай выиграем пару турниров, - перебила решительная Лиза.

       Так они познакомились и начали регулярные тренировки и выступления.

       Грише таких девушек раньше встречать не приходилось. В ней совмещалось, казалось бы, несовместимое. Хорошая спортивная форма сочеталась с временами просто непрерывным курением и, как позже выяснилось, она была не прочь  и частенько выпить.

       В суждениях была резка и безапелляционна, недостаток знаний по предмету восполняла находчивостью, хорошей памятью, логикой и напором, свойственным сильным натурам.

       Одевалась и вообще обращалась со своим имиджем вольно и без предрассудков: то подлетала к теннисному центру  на Мини Купере  в каком-то рванье, то её привозил водитель на лимузине, охранник открывал дверь, а она была разодета как на биеннале в Венеции.

       С самого начала она заняла лидерскую позицию в их отношениях. Гриша пытался увернуться от ненавистной с детства, плотной опеки, доказывал, что он лучше знает и нечего тут им руководить, но быстро получил в ответ:

       - Так. Что за бунт на корабле? Ты, мальчик, меня младше и слушай опытную тетю. Во время игры - да, ты паровоз, я во всем подчиняюсь. Заметил, наверное? А во всем остальном - уж извини, я лучше знаю...

       Где-то в глубине Гриша понимал, что это конечно не отцовский бульдозерный случай. Красивая, эффектная, за словом не то что в карман - моментально и остроумно реагировала, на корте честно трудилась, не носилась тупо, а головой думала, самообладания никогда не теряла - такой Лизе не грех иногда и подчиниться. Тем более, такому неконфликтному и не воинственному парню...

       Как-то, разделив очередной выигрыш, она спросила:

       - Сейчас, наверное, барышню свою угостишь мороженным, а остальное на сберкнижку положишь?

       - Нет у меня никакой барышни, я бабушке деньги отдаю. Ты чего думаешь, это самая большая сумма, которую я видел?

       - А бабушка в чулок складывает? - не унималась насмешница.

       - Тебе это так интересно? Чтобы я не сказал, все время шутишь. А ты крутая, я смотрю...

       - Так. Я поняла. Шуток не понимаем, подруги нет, общественное развитие на нуле, надо спасать чела.

       - Себя спасай..., - бросил Гриша, поднял сумку и собрался к выходу.

       Она оббежала его и стала впереди:

       - Стоять! Ну правда, Гриш, - тут же смягчилась, - чего ты обижаешься как ребенок?

       - С чего это мне обижаться?

       - Ну и молодец! - Неожиданно она, ловко дотянувшись,  чмокнула его в слегка заросший подбородок. - Поехали лучше отметим победу.

       - Куда это?

       - Ну, мест полно достойных в Москве. Тут главное, как ехать... - они уже вышли на улицу.

       - В смысле?

       - В смысле я сегодня с водителем, - она кивнула на подъехавший "Мерседес", - а твоя машина где? Ты сам за рулем?

       - Нет, не очень люблю водить, - он указал на стоящий рядом "Кия Рио".

       - Ой! Чтой-то у нас за сиротская тачка такая? Случаем, не у поварихи нашей одолжил?

       - Ладно тебе, угомонись! Тачками еще тягаться будешь...

       - И то правда, чего это я? - она дождалась, пока водитель вышел и открыл заднюю дверь, - ты свою сумку к себе брось, а сам со мной садись.               Водила твой пусть за нами едет.

       ***

       Между тем работа группы студентов-дипломников начала давать результаты. После творческого подхода к оценке объекта было легче убеждать покупателей. Те, и сами-то не больно искушенные в экономических и рекламных тонкостях, с уважением рассматривали графики развития бизнеса по годам, понимали, что у продавца серьезный подход и он не торгует только недвижимостью, он продает её вместе с хорошо организованным бизнесом.

       После весьма выгодных продаж десятка объектов, Гриша с одобрения Нины               Марковны назначил Евгения Головина директором по экономике. В основном офисе бывшей империи Антона Каледина теперь расположился управляющий мозговой центр, которому обязаны были подчиняться все директора дочерних компаний. Они и раньше подчинялись Антону, но через начальника службы безопасности        Саврасова и только в смысле своевременной и желательно в полном объеме сдаче заработанных денег. Теперь указания исходили от директора по экономике, а               Саврасов должен реагировать на непослушание. Впрочем, и эта палочная система очень скоро стала ненужной, поскольку грамотно поставленный финансово-экономический контроль был гораздо эффективнее криминально-принудительного.
Реализовав основную часть бизнесов и сосредоточив вырученные средства на депозитных счетах топового банка, Гриша столкнулся с необходимостью принятия решения о будущем.

       - Что у нас осталось? - спросил он Женю в его кабинете в центральном офисе.

       - Пяток заправок в пределах МКАД и территория со строениями бывшего завода. С заправками вопросов нет, пока они исправно дают прибыль, но при нашем желании они влёт уйдут. Покупателей полно.
       - А завод?

       - С ним интереснее, - Женя встал и подошел к окну, - в 90-х там выпускалась  уникальная продукция...

       - А теперь? - Гриша уже вошел во вкус управления бизнесом, но практики еще не было. Поэтому он не акцентировался на вопросе о продукции, его больше интересовал сегодняшний день.

       - А теперь там лофты, рестораны, кафешки, еще какая-то дребедень..., - Женя тоже не стал распространяться  насчет продукции, - перестроили завод под запросы бездельников.

       - И кто это сделал?

       - Это ты бы мог спросить у своего папы, теперь только Саврасов ответит. И то сомневаюсь что вразумительно.

       Женя подошел к комоду с полированным верхом, на котором были установлены различные сувениры и подарки. Выделялась качалка нефти под золото - традиционный подарок владельцев бензоколонок, которые норовили походить на нефтяников.

       На другом подарке Женя оттянул один из пяти металлических шариков, отпустил, и крайние шарики начали поочередно отскакивать от группы, издавая клацающие звуки. Некоторое время эти угасающие щелчки нарушали тишину кабинета.

       - Жень, ты сядь! У меня более важный разговор к тебе есть. - Гриша дождался когда его главный эксперт сел напротив. - Давай прикинем, дальше что делать будем.

       - Извини, но я опять должен встать, - Женя подошел к доске с фломастерами, - так будет нагляднее.
       Он разделили белое поле на три части и в левой нарисовал круг с единицей внутри и написал "депозит".

       - Мы разместили всю выручку под шесть с половиной процентов годовых.        Это приносит в месяц около 5 млн рублей. Грамотнее было бы купить доллары и евро, по трети от всей суммы, но при этом снизится доход, поскольку проценты на валюте существенно меньше.
 
       - Ну, допустим. И что? Что дальше делать? - Гриша смотрел на добавленную красным фломастером надпись "5 млн руб/мес", пропустив мимо ушей замечание о валюте.

       - А ничего не делать, - Женя положил фломастер и сел в отдалении с краю длинного стола, - уволишь весь персонал, в том числе и меня, оставишь личную охрану, водителей, по дому там нужных людей, будешь тратить на все про все аж один миллион, на остальные четыре будете с Ниной Марковной жить, горя не зная.

       - Как так? - не понял наследник.

       - Ну вот так, можешь тратить по сто тридцать три тысячи рублей каждый день месяца. Что тут непонятного?

       Тут уже встал Гриша. Он подошел к шарикам и снова запустил затухнувший механизм. Он заворожено смотрел на отпрыгивающие шарики, потом повернулся:

       - Понимаешь, деньги эти не я заработал. Они не мои и добыты разными сомнительными путями...

       - Ну, так отдай их в детский дом! - Не стал дожидаться дальнейших объяснений экономист. - Или фонд благотворительный открой, пригласи известных актеров, они будут слезы у публики выжимать, а разные прохиндеи вокруг будут слажено твой фонд разворовывать...

       - Не так уж все там страшно, в этих фондах. Хотя я, честно говоря, ничего об этом не знаю. - Гриша еще раз оттянул крайний шарик и система снова воспряла духом. - У тебя на доске много чистого места осталось...

       Женя понял, взял фломастер другого цвета и нарисовал в среднем столбике круг с цифрой два и написал ниже: "Вложения в чужой бизнес".

       - Поясняй, - попросил Гриша, вернувшись на свое место.

       - Есть известные, надежные компании с прозрачным, перспективным бизнесом. На российской бирже торгуются их акции. - Женя нарисовал цифру 20.               
 - Купить много акций такой компании и, если повезет, через год или раньше на росте можно продать с наваром 20%. А можно и не продавать, просто внимательно следить за состоянием компании.

       - Ну а в итоге? Какая основная цель всех этих телодвижений?

       - Фактически получать не 5, а 10, 15 млн в месяц. Ну что ты как маленький, Григорий? Не знаешь, из-за чего все крутятся?

       - Да знаю я, но как-то это все пОшло после моего подвала с барабанами... - Он подошел к доске. - Давай последнюю колонку!

       Женя сменил фломастер на красный, нарисовал жирный круг, внутрь поставил тройку, а внизу энергично написал: "Собственный бизнес" и подчеркнул двумя размашистыми, стремительными линиями.

       - Как? - Удивился Гриша. - от одного избавляемся и тут же открываем другой?

       - От чего мы избавляемся? - Женя обиделся. - От "Купи-продай"? Это разве бизнес?

       - Отец, вроде, считался крутым бизнесменом...
       - Я тебя умоляю, забудь! - Женя опять завел шарики, и они с минуту отщелкивали возникшую паузу.

       Потом Гриша резко остановил их, стал против Жени у доски с вопросительным видом.

       - Надо создать свой, единый, цельный, полезный для общества и прибыльный для себя, новый бизнес.

       Гриша несколько озадачился от количества требований, но в целом звучало загадочно и многообещающе:

       - И идеи есть?

       - Ты сначала реши, где: за рубежом или у нас?

       - И решать ничего не буду, конечно у нас. Там, чего доброго, заявят что деньги криминальные и отберут все...

       - Положим, отжать и у нас могут за милую душу, но все равно, чувствую голос мужчины. Раз так, дай пару недель на изучение обстановки, найду несколько вариантов заманчивых стартапов.

       На том и порешили. Гриша глянул на часы, позвонил Лизе под Женину незаметную ухмылочку и направился к выходу. Как раз зашла девушка с подносом, но он отказался от чая. У самой двери вспомнил:

       - А завод тот? С ним что делать будем?

       - Давай подождем, - Женя взял с подноса чашку, - мало ли что придумаем, может пригодится.

       ***

       На свидания с Лизой Гриша давно уже не ездил на Кия, теперь водитель его привозил на черных джипах: то на огромном Кадиллаке, то на Мерседесе, а иногда он сам управлял золотистым Порше.

       - Удивить меня хочешь? - Подкалывала подруга.

       - Еще чего? - небрежно отвечал, и видно было что именно, хочет произвести впечатление.

       В теннисных турнирах участвовали все реже и реже. Сначала это объяснялось отсутствием азарта - в большинстве они неизбежно выигрывали, а выигрышные деньги не особо меняли бюджеты, потом стало физически непросто, поскольку Гриша нередко выпивал на бесконечных тусовках и даже пробовал курить. Он всегда удивлялся физической закалке Лизы, но сам свободно совмещать выпивку с курением и работу на корте не мог. Ну не то что уж прямо не мог, так было не принято. Десять лет на кортах с лучшими тренерами привили особое отношение к культуре тенниса и стилю жизни вообще.

       Ночные клубы, о которых еще год назад он бы и слушать не стал, долго являлись последним бастионом в борьбе Лизы за светскую жизнь своего партнера.               Он понимал, что её собственные представления о жизни богатой молодежи никогда не станут ему близки, но что-то заставляло буквально подчиняться.

       Сначала он объяснял сам себе, что хочет вытянуть её из этого круга показушного, фальшивого адреналина, искусственных страстей и неискренних отношений. Потом вдруг пришла мысль, а какое его, собственно, дело до её жизни, но тут случайно Женя обронил, что её мать как раз и надеялась, что при помощи спорта она может поменять представления о ценностях. А потом он и сам не заметил своего влечения к сумасбродной девице и желания хоть в чем-то ей угодить.

       Первый раз Лиза его привела в клуб, когда отказать уж стало совсем неудобно.  Она познакомила его с друзьями, в обычной жизни с которыми он бы знакомиться не стал. Он откровенно скучал, из бара ничего выбрать не смог, танцевать не пошел, как Лиза его не тянула, минут через двадцать в страшном шуме прокричал ей на ухо что уходит. Она безразлично кивнула, и он уехал домой.

       Неделю они не встречались, в теннисе наступили каникулы и по вечерам он с упоением барабанил в специально обустроенном подвале. Однажды она появилась вслед за смущенным охранником, который начал объяснять, что до шефа не дозвонился и в доказательство показал на Гришин телефон и на его большие нахлобученные наушники.

       Лиза не дала тому дооправдаться, отпихнула массивного парня, пролезла между барабанами и чмокнула приятеля в щеку, оставив яркий след помады.
       - Вот чем ты занимаешься! Теперь понятно. Где уж нам, примитивным любителям убогих танцулек. Тут творчество, а мы с глупостями лезем.
       Через пару дней она уговорила Гришу на ужин в музбаре. Совершенно неожиданно там оказалась группа музыкантов, у которых "совершенно неожиданно забухал" ударник.

       Гриша провел с ребятами классный вечер. Публика и громче всех Лиза принимали здорово, в процессе выпили по пиву, потом бас-гитарист притащил целый поднос тяжелых стаканчиков, и Гриша научился пить чудный напиток под названием "Текила бум".
 
       Потом в знак благодарности он поехал в клуб, где ребята были не такими уж и неинтересными, музыка не такой уж кислотной, а танцы вполне могли заменить спорт.

       Пот лил ручьями. Лиза уже держала полотенце, сразу накинула ему на голову, заставив нагнуться, энергично промакнула и неожиданно впилась в губы страстным и долгим поцелуем.

       Под утро они приехали к нему в дом, стараясь не разбудить Нину               Марковну, проникли в его половину, а на утро Гриша проявил чудеса изобретательности, выведя к машине Лизу незаметно.

       ***

       - Маша, дорогая, извините, решила вот позвонить...
Мария смотрит на экран телефона, видит незнакомый номер. В то же время голос ей кажется знакомым и она осторожно спрашивает:

       - Здравствуйте, у вас номер сменился?

       - Не узнала? - Машу быстро вычислили. - Это Нина Марковна, бабушка одного чудовища и неродная, но любимая и единственная другого внука...

       - Нина Марковна! - Обрадовалась Мария. - Каюсь, не узнала. Телефон неизвестный, а голос очень знакомый... Богатой будете...

       - Ой, милочка, насчет богатства у нас все нормально, но именно это меня и беспокоит.

       - Что случилось, Нина Марковна? Гриша наш как?

       - Гриша молодец, учится в университете, работает на кафедре над проектом похорон бизнеса своего папаши.

       - Что Вы такое говорите? Вы меня пугаете. У вас неприятности?

       - Нет, Машенька милая, пока у нас все хорошо. Гриша оказался неожиданно деловым человеком. Раньше у Каледина главным был Саврасов с его гориллами, теперь Гриша настоял, а я поддержала, у нас всем руководит один приятный молодой экономист, аспирант университета.

       - А что значит "пока у нас все хорошо"? Почему пока? И "проект похорон" как-то не очень звучит...

       - Нет, здесь-то как раз все нормально. У Каледина был бестолковый бизнес из мозаики, которую он награбил в 90-х. Молодые экономисты-управленцы, и Гриша близко с ними, очень грамотно продают все эти шарашки, консолидируют финансовые активы...

       - Как Вы грамотно излагаете, - вставила Мария, - вижу, Вы прямо увлечены...

       - Да, Машенька, мне это нравится, что Гриша со своими талантливыми друзьями делает. Я уж закончу. Так вот консолидируют деньги, уйдут от остатков прошлого криминала и начнут новое большое дело.

       - Но все-таки Вас что-то беспокоит?

       - Как же мне не беспокоиться, Мария? Гриша - совсем молодой парень, а деньгами владеет большими. Он хороший, добрый, доверчивый, не в пример своему брату по отцу, да и папаше своему не в пример. Он в мать пошел, она славная женщина была, да такому быку досталась...

       Нина Марковна замолчала, Мария понимала, что старая волевая дама вспомнила и свою дочь, не вступала, пока та сама не продолжила:
       - Да. Так вот: большие деньги привлекают больших негодяев, это закон.        Раньше при размазанном бизнесе не так в глаза бросалось, хватало Саврасова с его командой, правила у бандитов довольно простые, разбирались они по своим понятиям. А теперь, боюсь, подтянутся более изощренные мерзавцы.

       - Есть уже признаки, - Маша насторожилась.

       - Явных пока нет. Но вот завелась у Гриши одна подозрительная змея.        Старше его, опытнее, циничнее и главное, влияние на него имеет, по-моему, чрезмерное...

       - Ну, хотите, я пробью её по нашим каналам?

       - Спасибо, Маша! Пока не надо, я сама все узнаю. Если что-нибудь серьезное - обязательно к тебе обращусь. Собственно, поэтому и решила о нас напомнить. - После паузы, - А ты-то как? Как твой неразлучный спутник-расследователь   Барский?

       - Разошлись мы. Во взглядах. - Маше явно не хотелось говорить о нем. -        Я теперь в полиции работаю, под началом Перфильева.

       - Тоже неплохо...

       - Нина Марковна!

       - Молчу, молчу. Ну ладно, милая, до свидания. Не забывай старуху...

       ***

       На веранде загородного ресторана, на берегу озера, подальше от любопытных глаз высокая подмосковная чиновница предпочитала проводить встречи, даже если они были и не особо секретные. Кухня ей нравилась, особенно местные караси, искусно запеченные на сковороде так, что и костей не оставалось.

       Она с интересом присматривалась к своему сегодняшнему гостю, который сейчас строго изучал меню, попивая квасок местного производства. Интересный экземпляр, - думала чиновница, - костюмчик не дорогой и не дешевый, в самый раз чтобы в глаза не бросаться, очки модные, глаза колючие, внимательные, аккуратный, педантичный - официанта замучил расспросами, с хорошим образованием, аспирант престижного ВУЗа, работник, судя по всему хороший, такого бы к себе взять, да не пойдет ведь в район, зам уже зондировал, а вот        Лизке точно бы подошел. Не из богатых, правда, но это дело наживное. С нашей-то помощью и возможностями. Надо уже доченьке и за ум браться, определяться как-то...

       Женя, придирчиво изучая меню, на самом деле гадал, с чего бы это глава администрации не последнего в Подмосковье района так быстро согласилась на встречу. Ну, допустим, зам её, мой теннисный партнер порекомендовал, что с того? Согласилась сразу, да еще в такое место пригласила один на один. Что-то ей от меня надо...

       - Вы же Гришу хорошо знаете? Партнера Лизы по турнирам?

       - Да я сама их и сосватала. На теннис, правда. Только. Жаль, молод он больно для моей Лизки... Ей бы постарше, да построже кого, - она взглянула ему в глаза и, показалось, до мозгов добралась, - может и партнера менять пора, как думаешь?

       "Сильная дама, - промелькнуло, - а какие еще главами администраций становятся? Такая сожрет и не подавится, и с этой стервой Лизой влипнуть можно, хорошо еще мамаша не знает о нашей связи. Но ведь узнать может запросто..."

       - Не надо! Не думаю, у них сильный, слаженный дуэт, - может, слегка торопливо начал Женя, - главное ведь их спортивные успехи? Или я что-то не так понимаю?

       "Все ты понимаешь, засранец. Вздумал меня дурачить, не понимает он..."        Она закурила, достав сигарету из тонкой работы золотого портсигара:

       - Пожалуй, ты прав. Пусть играют. Тем более, слышала, они громят там высший свет, всех этих бездельников-бонвиванов. - Чиновница презрительно усмехнулась. - Как на подбор кобели. Знаю там многих, однообразные очень, всем под полтинник, за здоровьем своим следят - на работе бы так работали, и у всех молодые жены. От этих надувных красавиц прохода теперь нет на мероприятиях.

       Она курила, Женя приканчивал свой заказ, на втором этаже кроме них в зале никого больше не было. Потом она энергично затушила сигарету и деловым тоном осведомилась:

       - Ты хотел что-то? Зачем встречу попросил?

       - Я о Грише хотел поговорить, вернее, о его бизнесе.

       - Какой у него бизнес, мальчик совсем?

       - Этот мальчик обладает достаточным капиталом, чтобы начать серьезное дело.

       - Строительство что ли? - безразлично поинтересовалась глава

       - Нет. Он хочет вложится в модную тему. И капитальную. Построить мусороперерабатывающий завод с использованием импортного оборудования.

       - Ух ты! Нашего президента услышал?

       - Не без этого. Есть технологии безотходного производства..., - начал было Женя.

       - Не продолжай, я в курсе, - перебила она, - но я тут ничем помочь не могу...

       - Так на Вашей территории...

       - Повторяю: я этими вопросами не занимаюсь.

       - А кто занимается? - не удержался от бестактности Женя

       "Ишь ты, какой страстный. И не испорченный нашими тонкостями. Надо, надо его к  Лизке пристроить" - она помолчала, что можно было трактовать как реакцию на Женину наглость.

       - Не помню я, - безразлично пожала плечами, - не мой вопрос. Ты у зама моего спроси, может он знает.

       При расставании она еще раз подумала: "Надо, конечно. Надо связать этого перца с непутевой. Но не торопясь, посмотрим, на что он горазд".

       ***

       Зам был в курсе. Все нити управления, внешне похожего на полную вакханалию и беспредел с мусорными полигонами, весь контроль и, соответственно, дикая и плохо учитываемая прибыль были сосредоточены в руках группы очень высоких чиновников. Зам знал имя одного из них: Василий        Степанович Шматко, бывший комсомольский функционер, курировал Интурист, сейчас сидит в здании с несколькими редутами по периметру.

       От подробностей зам воздержался, и Женя попросил Саврасова добыть, прокачать, вычислить - что угодно -  на Шматко досье. Безопасник Саврасов сразу признался в бессилии:

       - Ты хоть знаешь, кто он такой? А я этого Ваську лет тридцать знаю. Он сейчас так высоко сидит, что мне пробивать его, это приключений найти много и разных и притом сразу...

       - А он Каледина знал, этот Вася?

       - Еще бы, даже слишком, но больше я тебе ничего не скажу.

       - Чего-то ты пугливый стал очень

       - Еще бы. Ты с мое поживи...

       - Зарядил "еще бы, еще бы". На пенсию тебе пора.

       - Ну это не тебе решать, ты сам удержись

       Женя понял, что Шматко как раз тот человек, который ему нужен. Он решил выйти на него через мать Лизы. Не могла она не знать Шматко, один из самых известных и скандальных мусорных полигонов находился на её территории.                И то, что она вдруг забывчивой стала, "не мой вопрос…", говорит только об осторожности. Не хотела, чтобы информация от неё шла. Они ведь там в своих чиновничьих кругах тертые все, лишнего не болтают.

       Надо было, чтобы Лиза как-то ловко к матери подкатила, причину необходимо найти. То, что Шматко и Каледин в молодости были тесно связаны, а в этом после разговора с Саврасовым Женя был уверен, надо использовать.        Допустим,               Гриша попросил Лизу найти возможность передать старому знакомому отца просьбу о встрече. Но сначала надо убедить Гришу. О своем будущем экологическом бизнесе он еще не знает.

       ***

       После ночи, проведенной Лизой в доме Калединых, все понеслось как в ускоренной съемке. Замелькали танцы под бухающую музыку и мясорубку световых зайчиков, соревнования по текиле-бум, какие-то дикие и бессмысленные ночные гонки на Порше, где Лиза сидела рядом и рука её все время норовила расстегнуть ему джинсы, приезды под утро домой и выслушивания упреков бабки, которые случались все чаще и становились настойчивее.

       - Я думала, хоть один из Калединых порядочным окажется, а ты такой же как папаша и братец. Что ты с собой делаешь, Григорий? На тебе вся ответственность, а ты куда катишься?

       Он вяло отбивался, по началу вполне миролюбиво. Обещал прекратить безобразия, взяться за ум и за хвосты в универе.

       Лиза теперь бывала у них часто, ночевать оставалась, уже не таясь.        Постепенно конфликты становились жестче, особенно когда Нина Марковна её приплетала:

       - Эта змея тебя сбивает...

       - Бабуля! Причем тут Лиза? - кричал внук, - я сам не маленький. Дай ты мне жить! Все у нас под контролем, главный по экономике на месте, все по плану...

       - По какому плану? Ты на себя посмотри. Раньше про алкоголь и слышать не хотел, теперь все время навеселе. Утром болеешь. Это в твои-то годы с похмелья болеть? Ну не лезет тебе эта водка, чего ты её через силу загоняешь?               Подружке своей понравиться хочешь?

       - Да она-то при чем? - взвивался Гриша, - и водку я не пью. Текилу только с ребятами...

       Как-то Нина Марковна не выдержала и решилась на крайнюю меру:

       - Не причем, говоришь? А я её мать с её 16 лет знаю. Образцово-показательная, комсомольская соска, со всеми секретарями путалась. Потом у бандитов стала переходящим красным знаменем, потом, глядишь, и в люди вывели её, дружки закадычные, начальницей сделали за заслуги перед отечеством.

       - А Лиза какое к этому отношение имеет? -  Гриша соглашался выслушивать упреки в свой адрес, но за Лизу был готов разорвать бабку, - чего ты к ней вяжешься? Я запрещаю тебе говорить о ней гадости!

Нина Марковна неожиданно сменила тон. Она с сожалением смотрела на внука, понимая, что в таком его состоянии он ничего не услышит.

       - Эх, Гриша, Гриша... Наивный ты парень, защищаешь стерву, не видишь ничего вокруг. Смотри, пока увлечение пройдет, как бы чего не случилось...

       - Не случится ничего, успокойся! Вернее, может случиться. Не исключено, что мы поженимся.

       Нина Марковна расхохоталась, упав в кресло:

       - Совсем съехал внучок. Потасканная баба, на шесть лет старше, тяжелее члена ничего в руках не держала... Отличная невеста! И мамаша её - бывшая проститутка, благословление даст. Давай внук, вамос!

       - Не смей её оскорблять! Я сам знаю, что мне делать!

       После Лиза успокаивала его:

       - Чего ты споришь с бабкой? Понятно, что она ревнует. То вы одни тут были, теперь я появилась. Любая на моем месте ей бы не понравилась, это же очевидно.

       - Терпеть не могу, когда ко мне лезут, учат меня. Какое ей дело? Она вообще мне не родная...

       - Да ладно, забей!

       Постепенно он отвлекся, развеселился, они стали дурачится. Гриша изображал Нину Марковну и нудно бубнил про змеиный характер, а Лиза, натянув Гришины джинсы, падая и путаясь в длинных штанинах, изображала истеричную реакцию внука.

       Из горлышка они отхлебывали Макаллан 15-летней выдержки и давились со смеху, разглядывая свою мимику и кривляясь в большое зеркало на стене. Гриша сбегал на кухню и притащил огромный поварской секач с блестящим лезвием.

        -Давай, теперь ты бабкой будешь, - велел он Лизе, сдернув с нее джинсы и накинув на голову платок.

       - Я думала, ты человек, - непохоже, но очень смешно зашамкала Лиза, сгорбившись в три погибели, - а ты Каледин!

       От этой дурацкой игры, намеренного утрированного искажения четкой дикции Нины Марковны и её всегда безупречной осанки, они в изнеможении сползли с огромного дивана белой кожи и повалились на пол. Потом Гриша вскочил на четвереньки, занес над головой секатор и заорал диким голосом:

       - Дай мне жить, старая сука, или я сделаю из тебя заготовку для гамбургера!

       Лиза в изнеможении достала его телефон, снова что-то прошамкала, упала на пол и стала записывать, как он собирался приготовить блюдо из Нины        Марковны под крики: "Ну все! Мое терпение кончилось! Или моя девочка или рубленный венский шницель!"   

       ***

       -Григорий, где ты хочешь услышать мои предложения по вариантам бизнеса? - Женя нашел шефа по телефону, когда у того закончилась пара, - могу подъехать к тебе за город.

       - Нет, господин советник, это слишком серьезно, я хочу приехать в офис. Пригласи, если можно, ребят с кафедры, снова проведем мозговой штурм.

       Пролистав несколько вариантов, предложенных в специально подготовленной брошюре презентации, особо остановились на мусороперерабатывающем заводе. Гриша сначала бизнес на мусоре вообще воспринял как неудачную шутку. Но дотошная и очень серьезная девушка Дорохова        Наталья с четвертого курса обстоятельно изложила суть.

       Для переработки отходов в разных странах созданы интересные технологии. Одним        из оптимальных примеров является модульный завод израильского производства ценой примерно 25 миллионов долларов, который справляется с отходами жизнедеятельности ста тысяч человек - приличного района.

       Технология автоматически разделяет мусор на составные части и из одной тонны производится сто кубометров природного газа, 150 кг пластика, 30 кг металла, 50 кг картона для упаковок и 200 кг удобрений. До 80% мусора идет в дело, остальные 20% в виде композитных материалов и текстиля можно складировать без ущерба окружающей среде или найти им применение.

       Совсем недавно президент страны публично пообещал решить проблему с мусорными полигонами, экологический вопрос стал госпрограммой.

       Оставшись с Женей наедине, Гриша возбужденно ходил по кабинету, дергал нефтяные качалки и запускал механизм с шариками.

       - Никогда не думал, что из этих гигантских, вонючих свалок можно извлечь столько пользы. - Он остановился перед креслом Жени, развернул его к себе и понизил голос. - Ты знаешь, это символично. Грязные деньги папы тоже переработаются, они начнут работать на благо и, надеюсь, давать прибыль.

       - Я знал, что ты именно это заметишь, - Женя развернулся к столу и водрузил на него ноги в красивых ботинках, - поэтому кое-что дополнительно прозондировал.

       - Рассказывай, - Гриша подсел к приставному столику напротив и смахнул ноги приятеля, - что-то серьезное?

       - Начну с прибыли: 200 кг удобрений прибыль большую не обеспечат, а 25 гриновых мультов еще и надо умудриться отбить. Вот если тебе за каждую тонну мусора заплатят, от которого ты освободишь район, тогда другое дело.

       - Так есть же госпрограмма? Умница твоя Наташа ведь сказала?

       - Все правильно, есть. По телевизору. А на практике на каждой такой программе сидят конкретные чиновники, ты у них деньги попробуй получи!

       Гриша не успел ничего возразить, Женя встал с кресла:

       - Но и не это еще главное... - он свернул лист бумаги в трубочку и посмотрел        как в подзорную трубу, - там все страшно криминализировано. На самом низу, на полигонах сидят просто бандиты и отморозки, потом идут экологи и разные контролеры, потом их начальники, потом главы районов и уходит это все на такой верх, о котором ты даже не представляешь.

       - Да ладно! - Гриша вскочил, - управы на них нет? Президент слово народу дал...

       - Ну дал, и что с того?

       - Как это что? Его же боятся все! Сколько их уже посадили...
       - В том-то и дело, что боятся, а воровать продолжают. Знаешь почему?                Потому что у нас все математики. Знают теорию множеств: президент у нас один, а нас сто сорок пять миллионов. До меня-то точно не доберутся.

       - Так система должна работать, а не один президент.

       - Ну, это ты систему будешь настраивать, когда в Кремль сядешь, а пока приходится учитывать реальные особенности.  Кстати, и денег не хватает на завод. Еще и кредит придется оформлять, если вдруг ввяжемся.

       Гриша остановился у доски с тремя секторами, где справа давно было написано "Собственный бизнес":

       - Значит, не получается собственный бизнес?

       Женя внимательно посмотрел на него и чуть заметно заволновался:

       - Ну, не сразу уж так безнадежно... - он взял паузу, - есть один позитивный момент, можно для начала попробовать его использовать. На самом верху всей мусорной пирамиды сидит хороший знакомый твоего отца. Некто Шматко        Василий Степанович, мать твоей подруги Лизы может передать от тебя просьбу о встрече.

       - Я с ним должен встречаться?

       - Ну а как по другому, дорогой олигарх? Придется встречаться, придется договариваться, придется делиться... А ты как хотел?

       ***
       Света настояла, наконец, чтобы брат познакомил её с Гришей. Вскоре представился случай, когда они договорились встретиться в его доме, причем Женя предупредил Лизу там не появляться.

       Они приехали днем, Нина Марковна сидела в кресле под деревом и отчитывала за что-то Саврасова и двух охранников. Потом им накрыли легкий стол на веранде, они посидели, и Света как-то легко сошлась с хозяевами и особенно с бабушкой. Властная, подозрительная женщина на контрасте с Лизой девушку приняла сразу, несмотря на ярко-оранжевую беспорядочную прическу и учебу в театральном.

       После чая Гриша вызвался показать Жениной сестре участок и теннисный корт.

       - Боже, до чего же ты здоровый! - Света дотянулась ему до плеча вытянутой вверх рукой, - пока ты сидел за столом я этого не понимала.

       - Ты знаешь, это для незнакомых я здоровый, - Гриша почти оправдывался, - а когда ко мне привыкнут, я обыкновенный.

       - А какой у тебя рост и вес?

       Гриша назвал, она задумалась, потом вдруг спросила:

       - Футбол любишь?

       - В смысле играть?

       - В смысле, чемпионат смотрел?

       - Спрашиваешь... Конечно, все матчи смотрел, а на двух на стадионах был.

- Здорово! Я только по телеку. И как там, на стадионе воспринимается?
- Ты знаешь, по части движухи, огромной энергетики, неограниченных эмоций, вообще, всей обстановки вживую от подхода к стадиону до выхода из него после игры - это не сравнить ни с каким телевизором.
- По сути футбол тот же театр, только для миллиардов. Здесь и завязка, и интрига, и кульминация, и развязка, и любовь, и слезы, и ненависть - все по настоящему, на глазах у публики и в реальном времени.
- Театр больше подходит для стадиона, а по телеку - больше кино...
- Что ты имеешь в виду? Для меня как студентки театрального это важно
Гриша задумался и решил, что театр зря приплел:
- Ну, как тебе объяснить... На стадионе ты не видишь деталей, там нет крупных планов, а повторы на больших экранах не такие подробные. Зато ты лучше видишь все поле в целом и можешь прочувствовать все эмоции зрителей... Короче, я запутался, влез в чужую тему и плету профессионалу дребедень.
- Ничего ты не запутался, - с жаром возразила Света, - наоборот, очень тонко развел сцену и экран.
Они продолжали стоять у дерева, хотя рядом была скамейка. Она смело и прямо смотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на его плечи и неожиданно сменила тему, оставаясь в пределах футбола:
- Ты Ромелу Лукаку знаешь, из сборной Бельгии?
- Конечно знаю, - он удивился такой футбольной эрудиции
- Ты знаешь, что его рост и вес близки к твоим?
- Ничего себе! Откуда такие подробности в театральной среде?
- Это-то как раз понятно, габариты актера в мизансцене важны. Ты знаешь, что экран дает плюс два размера?
- А почему именно Лукаку? - Гриша не стал вдаваться в подробности экрана и сцены
- Потому что Ромелу имя красивое, я буду тебя так звать.
***
После долгих и тяжелых раздумий Василий Степанович решил встретиться с сыном своего давнего заклятого дружка Антона Каледина. Сколько раз он представлял себе как доберется наконец до Антошки, как использует мощь всех своих возможностей, как мерзавец будет в ногах валяться и пощады просить.
В делах и государственных заботах Вася на какой-то момент упустил бандита из виду, все оставлял на закуску и не особо до поры им интересовался. А когда узнал, что гад погиб, да еще от рук собственного ублюдка, даже пожалел Антошку. Увел сынок-мерзавец  мечту - самому разобраться с негодяем.
В конце восьмидесятых, когда видные комсомольцы занялись сигаретами и компами, Васька в их обойму не попал. Правильных родственных связей не хватило. Остался было не у дел, но очень кстати  бандиту Каледину понадобился представительный переговорщик, желательно с языками. Для "стрелок" у Антона целая армия бойцов была под ружьем, а для встреч с деловыми партнерами требовалось лицо, а не рожа бандитская с двадцатью словами в арсенале.
По райкомовской привычке Вася сразу свою власть над простым народом проявить попытался. Поуправлять решил, ни хрена в их делах не понимая. Но публика там с душком подобралась, руководящее око только за Антоном признавала, и Ваське быстро навесили с двух сторон. Бригадир Саврасов постарался было конфликт замять, но Вася орать стал в том смысле что плебеи свое место забыли, а он совсем недавно вторым секретарем был. Стали уже пощелкивать затворы, когда вмешался Антон.
Он усадил Васю на стул напротив себя, вокруг собрались остальные, и Антон повел речь:
- Ты, лошара, здесь никто. Так и заруби себе. Мне любой из этих пацанов в сто раз дороже твоей гладкой рожи. Они за меня жизнями молодыми рискуют, а ты, сучара, в своих райкомах только комсомолок драть научился.
Ваське бы промолчать, но он что-то возражать принялся, типа а кто тебя перед людьми большими представлять будет. Антон и до этой сцены уже был на взводе, потом еще дорожку вдохнул и теперь нервы у него совсем расшатались.
- Твоя комсомольская женилка тут не в почете,- заводил сам себя командир, - ты куда, думаешь, попал? Ты думаешь на повышение попал? - Антон перешел на крик, - в обком, да?
От ужаса Вася не мог сообразить, перед своими Антон так выступает или с катушек съехал. Вдруг тот перешел на зловещий, пронзительный в мертвой тишине шепот:
- Тут ты евнух и женилка тебе вовсе не нужна...
С этими словами он мгновенно выхватил "Иерихон" и, не целясь, выстрелил Васе в пах. Промазал все-таки, но из нежной мякоти внутренней стороны бедра вырвал порядочный кусок мяса. Кровь хлестанула фонтаном, а Вася заверещал, как Марат Башаров в филье "Ворошиловский стрелок".
Его зашивала Нина Марковна, теща Антона. Вася лежал на столе голый и беспомощный, хирург, по уважительному прозвищу этих убийц "лепила лучшая", копалась в районе его гениталий, было больно, страшно и унизительно. Вася поначалу подергался, пока Нина Марковна буднично не сказала:
- Еще раз дернешься, велю Саврасову чтобы вырубил.
Этот случай не создал ореола героизма Василию. Наоборот, по их понятиям это был типичный пример "опускания". Антон его звал теперь не иначе как "Машка", не скрывал брезгливости к бывшему молодежному лидеру, уйти от них не было никакой возможности, пока старый друг по комсомолу по случайности не опознал его на очередных переговорах и у Антона не выторговал.
В новой среде новой буржуазии самого высокого пошиба Вася свое место знал хорошо, в благодарность за вызволение из плена брался за самую неприятную, для других - просто недостойную работу, служил верно и преданно. Медленно, но уверенно продвигался, пока количество его стараний не перешло в качество. Где-то кто-то для чего-то решил его сильно поднять, и стал Вася руководить уже целыми областями. В определенном смысле, конечно. Личные активы его теперь были такими, что империя Антона казалась детской песочницей, но её хозяина  Василий Степанович забыть не мог.
Все эти воспоминания пронеслись, пока Василий выбирал место встречи с младшим Калединым. Не бедным был Василий, очень не бедным, но на хозяйство своего врага посмотреть все-таки возжелал. Тем более, передали, что младший Каледин готов вложиться в мусор - его, Василия законную территорию.
***
Так получилось, что Света и Лиза познакомились. Сначала где-то в компании, потом на студенческом спектакле в театральном, потом еще на какой-то тусне, - в общем Света в полной красе смогла полюбоваться добровольной рабыней брата и подружкой Гриши.
- Лиза твоя, сучка самовлюбленная, золотая молодежь хренова, самой уже под тридцать а все туда же, наглющая тварь, - Свету как прорвало, - на всем готовеньком, мамаша воровка, деньги тащит, та ни в чем не нуждается, с жиру бесится...
- Да что ты, Светик? Ты чего так завелась? Обычная мажористая особа, но под полным контролем. Вбила себе в башку, что у нас любовь, что все эти плейбои вокруг моего мизинца не стоят, больное воображение нарисовало ей, что я талант вроде Сороса и тащится от любого моего прикосновения. Использую её по полной, но должен сказать, не такая она и плохая. Пусть пока выполняет мое задание, дальше видно будет...
- Задание... Да мне на этого Гришу смотреть больно, что она с ним вытворяет.
- Ты влюбилась, что ли??
-  При чем тут это? Ты не понимаешь? У этой суки одни развлечения да тусовки на уме, это её жизненное кредо гребанное. А он другой совсем. Но эта гадина его прямо канатом тащит в эту говенную жизнь...
- Ну правильно, выполняет мой замысел...
- Послушай, не пора ли заканчивать с твоим заданием?
***
Приезд Василия Степановича в дом Калединых был обставлен по всем правилам. Накануне прибыла охрана и не какая-то частная, а вполне профессиональная для госслужащих высокого ранга. Саврасов чуть не на вытяжку стоял перед старшим, объясняя местную дислокацию.
Василий прибыл в сопровождении двух машин, одна из которых осталась за периметром и присоединилась к дежурившей с утра. Когда за въехавшими наглухо закрылись ворота, Василий в окружении своих сразу прошел в дом.
В большом холле первого этажа он коротко приобнял Григория со словами "Какой красавец у Антоши вырос!", и они расположились напротив друг друга по длинные стороны совершенно пустого стола.  Охрана, официанты и Саврасов с Женей расположились на почтительном расстоянии.
- Мы с тобой в детали вдаваться не будем, - весомо произнес Василий Степанович, - слышал, у тебя экономист толковый, вот пусть с нашими специалистами деталями и занимаются. Я ведь проведать дом моего старого друга приехал и совсем ненадолго. Расскажи, чем занимаешься, чем живешь? Может, помощь какая нужна?
Рассказать Гриша ничего не успел. И даже обрадовался, когда их задушевную беседу прервала Нина Марковна.  Она тихо спустилась по лестнице и неслышно подошла:
- Машка, - радостно вскричала она, - вот так встреча!
Василий вздрогнул, будто его неожиданно кнутом огрели:
- Нина Марковна?!
Пока он собирался с мыслями, старуха продолжила:
- Думал, нет меня в живых? Не дождетесь! Я всех вас - моих пациентов постоянных пережила, только ты да Саврасов остались... А ты вполне хорош, очень даже ничего, яйца-то заросли?
Тертый-перетертый аппаратчик не нашелся, что ответить. Гриша вообще ничего не понял, посмотрел на бабушку, потом на Васю и увидел в его глазах такое сочувствие, которое можно было истолковать, как бедный ты парень, бабка твоя совсем их ума выжила. Охрана насторожилась, но Вася жестом оставил всех на расстоянии.
- Вы все такая же шутница, - попробовал сгладиться бывший член ОПГ.
- Мало за что Антошку уважать можно было, - бывший лекарь ОПГ стала прямо перед Василием, - но в одном он был прав: тебя никогда за человека не считал.
Василий поднялся с кресла, вскочил и Гриша и остался с открытым ртом. Василий повернулся уходить и в спину ему прилетело:
- Ты, Машка, забудь про нас! За внука я тебя загрызу! Для такого дела челюсть новую на Старой площади раздобуду...
На следующий день человек Василия, бесцветным и не терпящим возражения голосом объяснил Жене, что отныне все движения по покупке израильского завода, все подробности и намерения Гриши должны тут же передаваться ему. Также необходимо все время держать в тонусе Лизу. В нужный момент он, Женя, от Лизы должен отдалиться. "Я сам с ней поработаю" заключил незаметный человек.
***
- Жень, пожалуйста, выслушай меня, я имею право на свое мнение.
- Света, можно без предисловий? Говори уже...
Они сидели на кухне после ужина, в стороне бормотал телевизор, сестра допила свой кофе и рассматривала осадок в чашке:
- Ты слышал о трагедии "Антигона" Софокла?
- Свеетик... хочешь поделиться знаниями в пределах первого курса?
- Я хочу, чтобы ты понял. Для этого прибегаю к древним грекам. Там, в пьесе есть два брата, которые враждовали.
- Ты к чему это?
- Увидишь. Так вот, те братья родились в результате инцеста...
- О Господи! Ты чего меня пугаешь на ночь?
- А наши братья Каледины, - Света не отреагировала на шутку, - родились от разных матерей!
- Ну, дальше-то что?
- А дальше вот что: Гриша совершенно непохож ни на отца, ни на своего старшего братца. И мстить ему, разорять, банкротить его не за что!
Женя встал из-за стола, прошелся по кухне, подтянулся на турнике, устроенном в дверном проеме, потом сел обратно:
- Ты что думаешь, я это не увидел и без твоей Антигоны?
- Не поздно ты это увидел? Помнишь, когда еще я тебя просила познакомить с ним? Ты сказал, всегда успеешь. Вот я познакомилась, наконец, а времени сколько ушло?
Женя задумчиво вертел чайную ложку:
- Понимаешь, какие-то процессы уже завертелись, там большие люди занимаются, и не все в моих силах...
Света со звоном бросила чашку на блюдце:
- Тогда надо его в известность хотя бы поставить.
- Как ты это себе представляешь? Я должен сознаться, что засланный казачок и всю операцию затеял ради мести?
- Если ты не сознаешься, то я это сделаю! - отрезала сестра. - Ты слишком увлекся местью и желанием разорить его. А у нас еще есть другая задача - вернуть папин завод. Ты что, думаешь когда у Гриши все отожмут, тебе завод вернут в знак благодарности? Да проще кончить тебя как лишнего свидетеля.
***
Человек Василия внимательно следил за ситуацией на основании докладов Жени. В какой-то момент он велел Жене прекратить любые контакты с Лизой и сменить симку.
Лиза затеяла очередную пьянку и гуляние в клубе по случаю нового рекорда скорости в футболе Килиана Мбаппе. Григорий не остался в стороне от спортивного мероприятия и довольно сильно набрался текилой. Потом Лиза стала уговаривать его выкурить косячок. Преодолев все напрасные сопротивления, она и сама присоединилась и вместе  с Гришей устроилась на полу.
Когда Гришу начало тошнить, она отволокла его к туалету, впихнула внутрь, попутно обматерив посетителей, сунула головой под холодную воду и держала, пока Гриша не попросил пощады.
Потом они добрались до её Мини Купера, Гриша кое-как водрузился на пассажирское сидение, а его подруга рванула за город. Грише было очень плохо, краем сознания он опасался, что их остановят, потом заснул.
Лиза подлетела к дому и позвонила в железную калитку. Вышел охранник, она открыла правую дверь:
- Выносите! Саврасов здесь?
- Домой уехал. Недавно.
- Сколько вас сейчас?
- Двое. А что с ним?
- Что, что... Не видишь, что ли? Нажрался спортсмен, вот что.
- Понятно. Я второго позову...
- Хорошо. Забирайте, тащите наверх, в спальню! Осторожно! Бабку не разбудите!
Купер умчался.
***
Голова болела так, что лучше бы он и не просыпался. Повернуть её и посмотреть вбок не получалось. Он лежал на спине и смотрел в потолок. Пытался вспомнить вчерашнее, но кроме холодной воды в туалете ничего не припоминалось. Поводил рукой по дивану - рядом никого не было. Другую руку опустил вниз, нащупал открытую бутылку Боржоми, жадно допил, не в силах поднять голову и обливаясь, и снова заснул.
Второй раз проснулся от крика горничной. Он  повернулся в попытке разыскать  воду и на полу, рядом с пустой бутылкой увидел поварской секач, обильно покрытый засохшей кровью с пучком седых волос. Мысли двигались медленно, наличие секача он связал с пустой бутылкой, вспомнив как она при падении обо что-то звякнула.
***
Пожилая женщина, прибирающая второй этаж, меж тем орала надсадно, и все обертона её противного голоса на разные лады отзывались в его голове, вызывая приступы тошноты. Мало-помалу он осознал, что она зовет охрану. Впрочем, охрана уже и появилась. Парень в костюме и галстуке уставился на Гришу.
- Что не так? - с трудом выдавил тот, - воды принеси. И скажи ей, пусть перестанет голосить!
Женщина резко оборвала крик, и теперь они вместе с парнем от двери смотрели в его сторону. Гриша почуял, что действительно что-то не так, повернулся в другую сторону, увидел кровь на белой коже дивана, на своих руках и вообще везде. Было такое впечатление, что под потолком взорвался шар с кровью. С другой стороны дивана с пола еле виднелось что-то, Гриша приподнялся, потом вскочил, забыв про кошмарную боль в голове, и увидел распростертую Нину Марковну с огромной пробоиной в черепе. Ему показалось, что он увидел мозги. Повалился грудью на диван, его сразу вырвало на пол.
В следующем эпизоде он осознал себя сидящим в кресле с мокрым полотенцем на голове и пустым тазом в ногах. В комнате было полно народу, медбригада в халатах и бахилах, Саврасов с охранниками и угрюмый парень в штатском с блокнотом и диктофоном за небольшим столом. Рядом с диктофоном лежал секач, помещенный в прозрачный целлофановый пакет. Во втором пакетике была открытая пачка "Беломорканал" и две потушенные и смятые папиросы. В третьем пакете была бутылка виски Макаллан, наполовину опорожненная. "Вещдоки"- машинально подумал Гриша, еще не понимая их значения.
От Гриши следователь  ничего добиться не смог кроме воспоминания о клубном туалете с холодной водой. Саврасов пытался вызвать следователя в смежную комнату, но тот устало и недружелюбно ответил:
- Вы давайте-ка все, кончайте здесь крутиться! Я позову, когда мне надо будет.
Потом Гриша снова как бы выпал из сознания, пока его не растормошили. Перед ним теперь сидела Лиза, отвечала на вопросы хмурого парня, он делал пометки в блокноте.
- Еще раз повторите: что вы пили в клубе?
- Я ничего не пила, за рулем была, а он пил текилу, грамм, наверное 400. У бармена уточнить можно.
- И все?
- Из алкоголя вроде все...
- Продолжайте.
- Ну, потом он траву покурил и его развезло.
- Ну дальше. Тянуть из вас надо?
- А что дальше? Облила его холодной водой, да сюда привезла. Сдала охране, сама домой поехала. Это все.
- А косяки эти в пачке, - он кивнул на "Беломор", - вы раньше видели здесь?
- Нет. Не видела. Так ведь они такое не афишируют.
- Кто они?
- Ну, которые балуются...
- Ладно, оставим пока. Вы убитую знали?
- Конечно. Это его бабушка, правда, неродная. Они живут... жили тут вместе.
- А как они жили? Мирно, с любовью и уважением или ругались?
- Да всякое бывало. Но Гриша вообще по натуре мирный парень.
Тут к следователю подошел его коллега и показал Гришин телефон. На записи явно было слышно: "Ну все! Мое терпение кончилось! Или моя девочка или рубленный венский шницель!". Следователь еще раз прокрутил запись, осторожно, с разных сторон повертел секач и сказал:
- Гражданин Каледин, вы арестованы по подозрению в убийстве. На секаче установлены ваши отпечатки, мотив у вас серьезный...
- Вы что? С ума сошли? Я убил бабушку? Тут в доме кроме меня полно народу, а я без всяких причин буду убивать   единственную родственницу?
- Разберемся, - заверил хмурый следователь и кивнул полицейским, - уводите!
***
Два пожилых человека разговаривают в небольшом кабинете.
- Как, говоришь, он все устроил?
- Там давняя история. Васька наш, казак лихой, с бандитом еще с 90-х знаком. Был у него на побегушках, в комсомольский эшелон от ведь не пролез тогда, рылом не вышел.
- Да уж, помню я тот отбор...
- А теперь сынок бандита, тот что все унаследовал, к Ваське по старой дружбе отца как-то подход нашел. Ну, Васька сразу и сообразил...
- Парень в отца пошел?
- Нет, ты знаешь, Антуан прокачал его и говорит, парень хороший, неиспорченный. Молодой совсем, а дело вроде понимает.
- А Васька?
- Ну что Васька, в своем амплуа. Подставили пацана, якобы он бабку свою неродную убил, да еще самым кровавым способом.
- А менты?
- Чего им, ментам? Доказательства убойные, все сошлось. Менты не парятся, тем более парень вроде под наркотой был.
- И какой план?
- Парня попрессуют, потом от Васьки адвокат придет убеждать, чтоб генеральную доверенность подписал. Дело ведь стоять не может. Контракт с поставщиками подписан, аванс ушел. Нужно теперь кредит на остатки оплаты оформить, территорию подготовить, оборудование принимать, короче, работы полно и стоять она не может.
- Парень Васькиному человеку доверенность подпишет, и его закроют лет на десять?
- Ну конечно! Васька в своих методах консервативен...
- Все-таки интересный тип наш Василий. Как думаешь, что вот им движет? Старые связи, отца знал, пацан невиновный, нет, все равно отжать надо и причем равно как мясник действует?
- Кукловода изображает. Давно известно, если человека все время за ниточки дергали, он и сам захочет подергать, честолюбие побеждает здравый смысл. Это ведь здесь у нас он всю жизнь на подхвате, а народ-то думает - высоко взлетел Василий Степанович Шматко, наместником Бога им кажется...
- Народу через ящик он как раз таким демократом представляется, просто любо-дорого. Такой славный седой дедушка, чрезвычайно добрый и очень справедливый. И все-то он знает, все инструкции соблюдает, регламенты выполняет - издалека и не поймешь ведь, что за всю долгую жизнь от так ни хера и ничему не научился, делать ничего не умеет и знать ничего не знает. Зато других учить - хлебом не корми. Это из комсомола как въелось, так никогда уже не уйдет.
-  На пенсию не пора ли ему?
- На пенсию? В принципе да..., но давай подождем чуток...
***
Света устроила брату форменную истерику. Никогда прежде она не была так воинственно настроена,  такие оскорбления ему не бросала. В итоге ей разрешили свидание с Гришей.
- Надеюсь, ты-то хоть не думаешь, что это я? - Гриша похудел и сильно осунулся. В виду особо тяжкого вменяемого ему преступления, его даже на похороны не пустили.   
- Да я и не сомневаюсь.
- Спасибо! Хоть один человек нашелся...
- Но если смотреть на факты в твоем деле...
- В том-то и дело. Факты против меня - убийственные: руки в крови, нож этот жуткий с моими отпечатками, вдобавок еще на видео снят незадолго до трагедии...
- А кто тебя снимал?
- Лиза. Мы с ней прикалывались, она передразнивала Нину Марковну, попрекала меня гулянками, а я её зарубить грозился.
- А потом Лиза услужливо подсунула следователю?
- Он сам нашел. Видео моим телефоном снято. Но как-то подозрительно она себя повела. Дурь эту, намекнула,  что я систематически принимаю. Хотя в тот вечер впервые меня уговорила.
- Потому что она сволочь, а ты доверчивый влюбленный простофиля.
- Какой там влюбленный, так, покрутились немного. Сначала да, увлекся, признаю. Потом мне показалось, что у неё кто-то есть...
- Ладно, сейчас неважно, - Свете не хотелось подводить брата.
- Система обвинений очень логичная и все против меня. Я отматываю время назад и чувствую, кто-то гениально все рассчитал и подстроил.
"Я даже знаю, кто" - подумала Света, но все равно спросила:
- А кому все это выгодно? Ты не думал?
- Как не думал? Все время голову ломаю, чей тут интерес. Но тут еще вот что: Здесь, Света, ничего никому не докажешь, у них здесь везде „подвязки“ есть.
- У кого "у них"?
- Да не знаю я! Не разобраться мне одному.
- Я чем-то помочь могу?
- Можешь. Найди Марию Петровну Медведеву. Она работает со следователем Перфильевым.
***
Перфильев настоял, и его поддержали в том, что убийство Нины Марковны Полянской напрямую связано с предыдущими трагедиями в семье Калединых, поэтому дело передали ему.
Мария просмотрела дело тут же при прошлом следователе и у неё возник всего один вопрос к нему:
- А Вам не кажется странной такая показная театральщина на видео?  "Или моя девочка или рубленный венский шницель!" - можете представить, что молодой человек, замысливший убить свою бабку, будет тренироваться загодя, именно этим оружием и с применением слов "венский шницель"?
- Не знаю Вашего послужного списка, - раздраженно смерил её взглядом хмурый следак, - но есть такая наука - психология. Убийца заранее прокручивает...
- А, все-все-все! Я поняла. Спасибо большое! Арриведерчи!
В доме Калединых они с Перфильевым разделились. Федор Михайлович стал отрабатывать все возможные версии по охранникам, а Мария занялась своим любимым делом - разгадыванием тайн. Она слишком хорошо успела тогда узнать Нину Марковну, помнила её недавний звонок и была уверена, что какой-нибудь ключик здесь найдет.
Гриша конечно не убивал, Маше это было абсолютно ясно. Охрана, персонал - это надо проверять, и Перфильев докопается, если кто-то из них, но было у неё такое чувство, что действовали тут профи высокого класса.
Она планировала разобраться, что значит сказанное по телефону Ниной Марковной "всем руководит один приятный молодой экономист, аспирант университета... и Молодые экономисты-управленцы очень грамотно продают все эти шарашки, консолидируют финансовые активы...". Само собой, надо найти Лизу, которую так невзлюбила бабуля, и которая, кстати говоря, ненавязчиво намекнула на допросе, что Гриша хронический наркоман. 
Все это в планах, а сейчас Мария внимательно, шаг за шагом обследовала будуар и спальню убитой. По первому кругу ничего интересного не обнаружилось. Она прошла на половину к Грише, но там все переворошили настолько, что искать было бесполезно. Она снова вернулась в зону личного пространства Нины Марковны.
На стене кабинета висели фотографии разных лет жизни легендарного хирурга. Лет 35-40 было Нине Марковне в лазарете Афгана, потом фото с военачальниками  при выводе войск, потом дочь с внуком Славой, когда в нем еще даже не угадывался полный негодяй, и так далее: выхваченные моменты бурной биографии.
Не ждала Маша увидеть на этой стене только себя. Но на фото годичной давности она стоит около кресла старушки.  Кто снимал, при каких обстоятельствах, она не помнила. В углу фото неброско поставлена дата. Маша полюбовалась собой, сняла фото на телефон, досмотрела остальные снимки и перешла к письменному столу.
Долго и педантично она исследовала всю площадь, которую занимала Полянская.   Постояла в раздумье возле книжных полок, убедилась что пыль регулярно убирается и поэтому нельзя определить книги, к которым обращались недавно, еще раз внимательно осмотрела письменный стол и вернулась вниз к Перфильеву.
До конца дня, занимаясь разнообразными делами, Маша думала о Нине Марковне и о том, что та не могла не оставить какой-то весточки. Не тот она человек, чтобы унести с собой тайну, которая может навредить Грише. У Марии для такой уверенности было два объяснения: во-первых, Нина Марковна чувствовала явную угрозу, с чем и был связан её звонок. Она прошла такую школу, после которой чувства обостряются до предела. Военный хирург в Афганистане, знакомство с крупными военными, вынужденное, через дочь, проживание в доме Каледина и гибель дочери, выхаживание и вытаскивание с того света Антошкиных бандитов - с таким багажом она безусловно готова все предусмотреть и рассчитать.
Во-вторых, по ряду признаков, по незаметному прохождению кого-то третьего через охрану и видеонаблюдение Саврасова, по подбору и предоставлению доказательств против Гриши, по поведению следователя и "золотой девушки" Елизаветы, еще по чему-то, пока неосознанному Мария почти физически ощущала, что в деле были задействованы профессионалы. Не исключено, что об этом же думала Нина Марковна и была готова к любым неожиданностям.
Перед сном Мария снова прокрутила все свои передвижения и поиски, надеясь вспомнить что-нибудь необычное. Уже засыпая, она взяла телефон для включения будильника, повертела последние снятые кадры и вдруг остановилась на своем фото с Ниной Марковной, висевшее в галерее семейных фотографий.
Что такого примечательного на фото с малознакомой женщиной, чтобы помещать его среди близких? Она увеличила изображение и обратила внимание, что дата в углу на фото, хоть сейчас и неразборчивая, но все равно видно, что она нанесена карандашом наполовину на белом фоне, а заканчивается на темном.
Утром в срочном порядке Мария снова приехала в дом. Она сняла фото и с помощью лупы стала его изучать. После даты прошлого года, уже на темном фоне, вплотную без пробела  еще были цифры  702.
Мария поняла, что нашла. Запели охотничьи рожки, рвали поводки гончие... ключ есть! оставалось найти скважину.
На коленях у Нины Марковны корешком к фотографу лежала толстая книга. На коричневом с золотом коленкоре название из трех слов, но неразборчиво. Зато ниже римская цифра III, что говорит о многотомнике. Маша методично начала изучать стеллажи с прекрасной библиотекой. Довольно быстро нашла похожее: "Словарь языка Пушкина". Вытащила предпоследний третий том, открыла страницу 702, где кроме прочего было слово "Преужасный". Еще там оказались два сложенных листа.
"Машенька, дорогая! Надеюсь, я не лежу в коме с проводами как кабачок, а приняли меня небеса.
Мы с тобой мало знакомы и сошлись в прошлом году по печальному поводу, но я в тебя сразу поверила. И права оказалась, поскольку ты читаешь эту записку.  На этом сентиментальный вальс заканчиваю.
Убил меня для кого страшный, для других властный и великий, для меня ничтожный человечишко - Василий Степанович Шматко, примерно 1955-60 г.р., бывший комсомольский лидер, бывший член Антошкиной ОПГ, ныне большой начальник. Он приезжал к нам недавно, узнал меня и это ему страшно не понравилось. Кроме того, у него полно причин мстить Антону Григорьевичу Каледину, но больше всего я не хочу, чтобы отвечал Гриша.
В остальном ты сама разберешься. Саврасов Машку (так звали Шматко наши ребятки) хорошо знает.
Целую тебя, дорогая. Присматривай за Гришей.
Твоя Нина Марковна Полянская, в чем собственноручно и при ясном сознании расписываюсь.
P.S. В подтверждение своей дееспособности, прикладываю схему расположения микрокамер и сервера, которые не связаны с системой видеонаблюдения Саврасова."
***
- Ну, ты уже слышал?
- А как же, порадовался,  лишний раз сбылась моя любимая пословица...
- На долго ли дураку стеклянный...?
- Она. Такой арсенал в руках у этого идиота, такие люди... Штучные, можно сказать, а он организовать не может...
-  И чего там в итоге?
- Антуан говорит, сейф там второй был и дублирующая система микрокамер, о которой охрана дома не знала.
- Это что, такая редкость?
- Ты же знаешь Васю. Майор штатную зачистку хотел провести, но наш друг всегда же лучше всех все знает. Короче, влез в работу профессионалов...
- Короче, с Васей кончать нужно.
- На заслуженный отдых?
- Слишком много знает, а гнида та еще...
- И? На лафет?
- Со всеми почестями. Антуан все организует.
- А с парнем и его заводом, что делать будем?
- Завидовать будем. Президент что сказал? Вот пусть парень и выполняет.
- Тогда надо, чтобы Антуан предупредил эту старую ****ь из района, Васькину боевую подругу. Чего доброго, начнет еще самоуправствовать. Хоть один пример с этими полигонами президенту показать...
***
Света встретила похудевшего Григория у выхода:
- Для Ромелу ты теперь слишком худой и плохо пахнешь. Если бы пел, звала бы тебя Ромалэ, а так обойдешься пока Ромэо...

КИТАЙСКИЙ АВАНПОСТ

1.
  Полевой лагерь современной сейсмической партии, проводящей геофизические исследования месторождений нефти и газа, отличается показным порядком. Все здесь устроено так, чтобы инспекторские приезды начальства проходили поскорее и без придирок. Бдительный глаз чиновника ничто не должно цеплять, не говоря уж о раздражении и недовольстве. Если лагерь находится в Заполярье зимой, то порядок поддерживать легче. Частые снегопады и надувы скрывают много того, что бывалым сейсмикам кажется обычным, а начальство может неожиданно разозлить.

Большие трейлеры – дома на колесах, выстроены ровными рядами, выкрашены белым с синими вставками, расстояния между ними соответствуют противопожарным требованиям, откидные лестницы к входным дверям снабжены поручнями, огнетушители и пожарные посты на положенных местах, а все технологическое, не отнесенное к жилому комплексу, - техника, склады ГСМ и прочее, расположено на приличном расстоянии.
В центре лагеря небольшая площадь, на которой обособленно и значительно расположен командирский трейлер с мачтами антенн связи и белым шаром – предохранительным кожухом для антенной тарелки на крыше. Сбоку от входной двери большой квадрат с информацией: названия компании – заказчика, месторождения, сейсмического подрядчика, имя проекта и номер партии. На самой двери: Руководитель проекта Максим Ильич Палаткин.
Внутри трейлера слева жилая зона с двумя купе, туалетом и душевой, правая часть больше и просторнее, без стенок и перегородок, посредине солидный стол для совещаний с креслами на колесиках, на стене плазменная панель, далее рабочее место руководителя с двумя крупными экранами компьютеров и прочей офисной атрибутикой. В динамике радио, в неразберихе разнообразных голосов, криков, коротких замечаний и длинных выступлений опытное ухо выделяет все нюансы сложнейшего для посторонних производственного геологоразведочного процесса.
Оживает большая плазма на стене, идет резкий звук вызова. Макс на кресле подъезжает ближе, на экране появляется заставка с логотипом фирмы – Заказчика и текстом «Департамент контроля качества сейсмических работ». Макс, не раздумывая, достаточно разухабисто кричит в микрофон:
- Пронто!
На экране  появляется красивая молодая женщина,  Макс делано пугается, усердно демонстрируя робость перед начальством:
  - Ой, Мария Ароновна! Не ожидал. Чем могу?
  - Кончай придуриваться, Макс, - Мария с усталыми повадками повелительницы не принимает шутливый тон, - у меня важное дело. Но сначала по работе, как там у вас?
  - Все в лучшем виде, работаем с соблюдениями всех правил, а главное – с наивысшим качеством…
 - Не свисти, по делу говори!
 - «Не свисти»… какие слова, однако... Нехарактерные для столь интеллигентной дамы. Даже обидно. Всё у нас хорошо! Докладываю коротко, без всяких комментариев… внемлю молча…
  - Вот и внемли! - она машинально поправляет прическу. - Ладно, вашу сводку мы еще отдельно обсудим на общей планерке, сейчас слушай меня внимательно. Руководство решило направить к вам на стажировку китайского специалиста…  Не перебивай! Им там виднее. Мне тоже идея воспитания конкурентов не нравится, хотя для вас это лучше – расслабляться не будете. Но с какой это стати мы с ними должны опытом делиться? Последние годы китайская геофизическая компания во всех крупных тендерах выставляется…
  - Пардон огромный, - успевает вставить Макс, - я не перебиваю. Хотел только спросить, он в какой области специалист?
  - По приемным линиям. Поэтому пусть с наладчиками работает, по тундре катается вдоль проводов с датчиками. В офис, где весь процесс на экранах, ты особо его не приглашай.
  - Ой, Маня, я тебя умоляю… какие тут у нас секреты? Чай не Аляска, где мы сами недавно слегка обогатили свой немалый опыт. Я же не буду от него нашу работу скрывать, да и зачем? С технологией понятно, а в организации - он в своем сегменте работать будет. Надеюсь, хоть бесплатно?
  - Естественно. Он у себя в компании зарплату получает…
  - И на этом спасибо, а так, общую организацию всего процесса мало со стороны видеть. Чтобы нашу производительность держать на таком проекте, много чего другого знать и уметь надо.
  Мария смягчает начальственный тон:
- Ладно, Макс, тебе там, конечно, виднее, разбирайся. Значит, завтра к вечеру и встречайте гостя.
- А вот здесь позвольте возразить… Вы прогноз видели? Мы тут к урагану готовимся, все стаскиваем в центр лагеря, а то потом так снегом занесет, что и следов не найдем… Давай, переноси экскурсию…
- Ничего я переносить не буду, наверху уже все решили. Макс, ты же профессионал, уверена, все сделаешь как надо.
Максим задумался, Мария нетерпеливо повела мышью по своему столу:
 - Эй! Ты чего там? Завис?
 - Здесь я. Ладно… Кого хоть встретить надо? Молодой, старый? Имя у него есть? Переводчик?
 - Звать его ЛиньЛивей, запиши там у себя, на русском говорит почти свободно, молоденький…
- Большой прогресс, русский понимает… ЛиньЛивей… А где тут имя? Впрочем, неважно. Но я предупреждаю: пока он на вашей нарядной, штабной машинешке до наших границ доберется, как раз угодит в разгар пурги.
 - Ты чего, первый раз замужем?
  - Нет, конечно, не первый, и даже не второй, но с иностранным подданным все сложнее.
  - В каком смысле?
 - Да в таком, не дай Бог что случись… Наши-то – совсем другое дело, надо, и в снегу переночуют, а надо, так и антифриз выпьют.
 - Вездеход навстречу отправь, шутник.
 - Ну, Мааня, можно мы сами разберемся как-нибудь со своими вездеходами…
Закончив разговор по ВКС из Московского офиса нефтяной фирмы, Мария берет сотовый:
- Ты еще здесь? Извини, с Максом надо было переговорить. Да. С ним самым. Мы про что? А, возвращаюсь… Не знала я, что генеральный наш болтлив. Или ты на правах жены у него только романтические истории выуживаешь? Ленуся, сколько раз повторять, я дама семейная и с Максом у нас только деловые отношения… Ну да, на этом проекте бываю часто, так что? Он у нас в этом сезоне самый грандиозный… Что? Да, Макс тоже грандиозный, еще неизвестно, как бы ты себя вела, если бы знала его… Ой, Лен, извини, звонят по внутреннему. Давай позже. Обнимашки и все такое, вечером позвоню.
Секретарь спрашивает, куда китайского специалиста девать после оформления. ЛиньЛивея отправляют в кабинет техники безопасности, где он кроме всего прочего просматривает жестокое видео из жизни разведчиков недр.
Заснеженный лес с небольшой прогалиной, засевший в яму трактор и идущий к нему мужчина. Снимающий сидит, видимо, в кабине другого трактора, они весело переговариваются, оператор подтрунивает тракториста за то, что тот умудрился застрять на таком маленьком пятачке совсем рядом с дорогой. Мужчина через окно залезает в застрявший трактор, начинает буксовать под комментарии оператора, и вдруг огромная махина быстро и неотвратимо проваливается, с кабиной скрывается под жижей и обломками льда. Видео обрывается страшным матом снимающего.
Линю объясняют, что оператор бросил телефон и побежал на помощь. За трактористом пришлось нырять, открывать люк в крыше кабины, отбрасывать в спешке куски льда… в итоге тракториста вытащили, он чудом остался жив. Видео предупреждает о коварстве природы, когда можно попасть в плохую ситуацию совсем рядом с твердой дорогой. Встречаются ямы с выделением болотного газа, льда нет, сверху наметается снег и скрывает опасность провалиться. Линь интересуется, может ли пешеход упасть в такую яму и получает не утешительный ответ в том смысле, что даже снегоход наладчика аппаратуры легко может нырнуть в такое гиблое место и поэтому нужно… далее перечисляется целый ряд охранных мероприятий.
На следующий день, оправдывая прогноз, началась очень сильная пурга. Из тех, которые за зиму всего пару раз бывают, да и то не в каждую. В окна офиса ломится снежная стена, весь просторный, тяжелый вагон сотрясается от резких порывов ветра, внутри Макс и главный механик Кайгородов сидят за мониторами. Макс откидывается в кресле, с хрустом потягивается:
- Давненько такой пурги не было…
- Да уж, пока двадцать метров до тебя пробирался, снег как мука спецпомола, во все дыры забился, карманы полные. -  Кайгородов ткнул пальцем в экран. - Смотри-ка, нашел тракторист этот застрявший бензовоз. Нам-то на экране его хорошо видно, вот где стоит, не двигается, его с дороги снесло в глубокий снег. Видишь, Макс, дорога, а вот край болота вплотную подходит. Там яма,  которую снег задул. Молодец тракторист, моя выучка. Хорошо, что недалеко…
- Они-то недалеко, а вот с джипом что делать? Километров тридцать еще, вон только на нашем экране засветился. - Макс берет гарнитуру радио. - Штабной, слышите меня?
Сквозь треск эфира пробивается обрадованный голос водителя Ленд Круизера директора департамента:
- Вот, теперь слышу, а то мы уж совсем заскучали, телефон вне зоны, радио молчит.
Николай Кайгородов перехватывает тангенту:
- «Заскучали»… ты что, к нам на дискотеку едешь? Машина как? Видимость есть?
Водитель сразу понимает, кто с ним говорит и что лапшу вешать тут не получится:
- Днем, как с федеральной трассы съехали на поворот к вам, вообще ничего не видно было, сейчас, при свете фар, кое-что вижу…
- Чего ты там сопли жуешь? Кое-что, вижу, не вижу… Вы едете или стоите, чего-то на экране вроде как и не двигаетесь?
- Да едем мы, едем… медленно, но пробираемся, боюсь опять с дороги слететь…
 - Опять?!
Водитель  виновато:
 - Ну да, было дело… пару раз… в этом и проблема.
 - В чем проблема? С движком? Или с ходовой… чего ты как вареный? Все из тебя вытягивать надо…
 - Проблема с заправкой… буксовали много.
Кайгородов аж подпрыгивает в кресле:
- Чегооо? У тебя же Крузер с двумя баками! Ты что, не под завязку заправился?
- Полностью заправился, первый раз что ли к вам еду… говорю, буксовали, кое-как  вылез, а во второй раз так снесло, так закопались… хорошо дерево впереди выручило, лебедку было к чему прицепить…
Механика не проведешь:
- А лебедка конечно впереди?
Водитель понимает, что темнить бесполезно:
- Так в том-то и дело, что выехали на твердую землю дальше от дороги, потом обратно пробивались… еще метет зараза, ни хрена не видно, только след пробили, тут же снегом все заметает.
- А из канистры долить? Ветер не дает?
- Да нету канистры!
- Ты что, без допзапаса в рейс пошел?!
- Так я сколько раз к вам ездил… всегда хватало…
Механик бросает гарнитуру на стол, недоуменно смотрит на Макса:
 - Видел такого идиота? Ему по городу ездить, за сметаной. А его в рейс отправляют. Зимой. Одной машиной. Пойду танкиста поднимать, навстречу гусеничный тягач отправим.
 -  Да, Николай, иди, организуй, - Макс берет гарнитуру, - а пассажир как там?
 - Здравствуйте, Максим Ильич, вот теперь хорошо слышу. Пассажир мой - справный такой паренек, помогает, с тросом бегает, с лопатой лихо управляется… Сэм наш гвинейский друг.
 - Ты не очень-то там веселись, как бы плакать не пришлось. Понимаете друг друга?
Водитель рад сменить тему и не держать ответ перед механиком, которого он давно знает как человека крутого, сурового, но, ничего не скажешь, иногда справедливого:
- Так он шпарит не хуже наших. Только маска у него на морде все время. Я говорю, сними, задохнешься, а он: нельзя без маски, Ковид. Ну я и отстал, хрен с ним, пусть носит, если охота.
После череды организационно-приказных действий Макс с Николаем снова за мониторами. Каждая единица техники на географической подложке экрана отражается светящимися точками. Система в реальном времени отслеживает перемещения всех автомобилей, тракторов, вездеходов и даже снегоходов наладчиков аппаратуры, которые в данный момент, само собою, дрыхнут в своих трейлерах. Каждая светящаяся точка легко идентифицируется, Николая сейчас интересует вездеход, который он выслал на встречу директорского джипа:
- Тягач, бляха, еле ползет, вообще видимости нет…
Макса больше беспокоит судьба китайца:
 - Джипу, наверное, лучше стать и ждать и заправку не тратить. На холостых оборотах дольше хватит на отопление салона.
Механик командует по радио:
- Слушай меня, штабной! К вам навстречу тягач вышел, так что кончай буксовать, пусть мотор только на обогрев работает. Стань в перелеске, где ветра поменьше, и жди тягача.
 - Понял, но мы сейчас в голимой тундре, тут дверь-то открыть проблема.
 - Проблема… У тебя, я вижу, одни проблемы, кто только таких в штабе держит?
- Держат, кому надо, вас не спрашивают… Щас… отключаюсь, пока дорога просматривается.
Включается Макс:
 - Я по карте вижу, у вас три км открытой тундры впереди, дальше лес пойдет.
Кайгородов вполголоса Максу:
 - Борзой водила… «вас не спрашивают»…
 - Так это Мани личный шофер.
 - Ааа, ну понятно, блатной. - Николай смахивает в сердцах свою шапку со стола. - Что ж такое, ведь были же люди как люди на Севере…
Звонит телефон, Макс смотрит на номер, усмехается «легка на помине», рапортует:
- Слушаю, ваше высокоблагородие… Конечно! Все по плану… Как? Да как доктор Коган и прописал. Ураганный ветер плотнейшую стену снега несет со скоростью чуть ниже первой космической… Что?! Дался тебе этот вездеход… Не учи отца и баста! Я не грубый. Просто у твоего китайца заправка скоро закончится и мотор заглохнет. А тягач из-за нулевой видимости не скоро еще его подхватит. Я предупреждал, между прочим… Пожалуйста! Не надо нас учить с городского дивана. Досвидос! Естесстно, непременно будем докладывать.
Бросает на стол мобильник. Некоторое время в трейлере слышен только треск эфира из динамика. Вдруг радио оживает, незнакомый голос с заметным акцентом очень быстро и сбивчиво тараторит:
- Дратвуйте, дратвуйте, танго, танго, меня слышно?
Макс, не спеша включается:
- Слышно хорошо, не торопись, что такое танго?
- Ну, это я сказал, теперь вы говорите.
Кайгородов вполголоса подсказывает:
- Фильмов насмотрелся… еще один артист.
Макс плотно устраивается в кресле, надевает наушники с микрофоном:
- Тебя ведь Линь зовут? Говори медленно, Линь, не волнуйся. Что там у вас? Где водитель?
- Водитель там. На улице. Смотрит.
- Куда он смотрит? Пусть радио возьмет!
- Не может. Мы… как это? Мы на бок легли…
Макс переглядывается с Кайгородовым, тот подсказывает: «наверное, опрокинулись на бок, с дороги снесло и немного перевернулись». Макс уточняет:
- Кто лег, машина?
- Да, да, машина на правый бок и стекла с моей стороны… как это? Ну, в общем  утратились…
- Окна выбило?
Линь не хочет драматизировать:
- Да, выбило. Немного. Два. Но не страшно, глубокий снег, не дует в окна.
- А этот хрен… ну водитель, он что делает?
- Мотор не работает больше. Он этот… ну как там, что мотор сверху… крышка такой, да. Он ево открыть хочет, но снег много и не дает открыть.
Макс отводит трубку микрофона, спрашивает у Николая:
- Отчего мотор может заглохнуть?
Механик произносит длинную тираду, из которой среди смачных матов можно уловить все презрение фронтовика к штабным бездельникам:
- Да много от чего, смотреть надо. Но прежде машину на колеса поставить, так ему капот не открыть.
Макс по радио вызывает водителя вездехода:
- Тягач, ты слышал?
- Все слышу, все ваши разговоры. Плохие у них дела. Сколько еще мне до них?
- Больше двадцати км, ты, вроде, побыстрее поехал?
- В перелесок попал, по просеке лучше видно. Много еще леса у меня впереди?
- Не много, меньше двух, потом пятнадцать км сплошной тундры. Ты вешки по бокам дороги в тундре видел?
- Иногда видел, на открытых участках чаще вслепую шел, на ощупь… потому и медленно.
Макс отводит микрофон, говорит механику:
- Мы с тобой тоже мудрецы хреновы. Отправили один тягач с одним водителем… Спасатели Малибу…
Кайгородов разводит лежащие на столе огромные кисти рук:
- Так простое же дело. Расстояние плевое, много по просеке, водила опытный, каждый бугорок тут знает. Чего нам, целую экспедицию надо было собирать? За одним Крузаком? – Наклоняется к Максу, поворачивает к себе трубку микрофона. - Тягач,  у тебя впереди тундра, но это еще полбеды. Справа, близко к дороге подходит болото, наверняка с гнилыми окнами…  Может, перестрахуемся? Еще пару гусеничных в сцепке подождешь?
- А эти меня слышат? Эй, на джипе?
Врывается запыхавшийся, бодрый голос водителя джипа:
- Отлично слышу, привет! Кое-как в кабину вернулся, дверь-то наверх теперь открывать, а ветрило с машины сдувает, ладно, иностранный друг подсобил. И зачем только японцы такой гладкий, полированный кузов делают?
- Зато правый бок у тебя теперь сильно шершавый. – Не выдерживает механик, - Задраились хоть от ветра?
- Закупорились, ветра в кабине нет, но и тепла особого не наблюдаем…
Вмешивается водитель тягача, опытный, бывалый полярник:
- Короче так, господа командиры и прочие товарищи. Сцепку двух вездеходов думаю, надо за нами выслать. Пока соберутся, заправятся, подшаманят что надо, часа два пройдет. Я потихоньку поеду к джипу, если ничего такого не случится, часов за 5-6 доберусь. Они там без тепла должны продержаться, выхода все равно нет. Костер не развести. Но если и я в болоте утону, им придется ждать вездеходов часов двенадцать. Это уже будет сильный экстрим.
Макс подытоживает:
- Принимается. Так и поступим. Даже если ты нормально до них дойдешь, назад вам с джипом на буксире все равно добираться. Вездеходы вас и подстрахуют.
Глубокой ночью Макс в своей каюте с гарнитурой радио на голове старается разговорить китайца, чтобы тот не заснул в холодной кабине лежащего на боку джипа. Они переговариваются в эфире, остальные абоненты не вмешиваются.
- Так, китайский специалист Линь, не молчи! Разговаривай! Молчать нельзя! Спать нельзя! Давай, рассказывай мне что-нибудь!
- Что рассказывать?!
- Ну, расскажи, как ты дошел до такой жизни?
- Я не шел, меня довезли.
- А русский язык, откуда так хорошо знаешь?
- Русский - это моя гордость и страсть, очень нравится, с детства учу, но есть много ошибок, вы увидите.
- Да ладно, это разве ошибки… Вот то что ты к нам поехал – это действительно большая ошибка. Шучу, я так шучу, привыкай. Ты где там в джипе устроился, он же на боку лежит? Сидения вертикально стоят?
- О, нет, не беспокойтесь, водитель мне все здорово устроил!
- А сам он где?
- Он в багажном отделении, позади сидений. Спит.
- Спит?!
- Он сказал: его постель теплый. Не замерзнет.
- Холодно там у вас?
- Ну да, холодно… Но это ничего, вы не беспокойтесь, я выдержу.
- Конечно выдержишь! Я и не беспокоюсь. Только я не хочу, чтобы ты спал. Давай, рассказывай, надолго к нам?
Линь обстоятельно, со смешными ошибками объясняет, что планирует в партии побыть до конца зимы, что раньше он стажировался на французской фирме CGG по теме подготовки приемных линий, но там проекты маленькие, а здесь можно получить хорошую практику на таком громадном проекте. Макс спорить не стал, спросил только, весело ли во Франции было? Китаец чуть не обиделся, фирма работала на Аляске, а китайское государство их учиться посылает, а не развлекаться. Тогда Макс примирительно поинтересовался, привез ли он с  Аляски зимнюю экипировку?
- Да, мне выдали очень хорошую спецодежду, очень теплая… - С некоторой гордостью сообщил китаец. -Поэтому и говорю, не беспокойтесь.
Их радиообмен прерывается:
- Максим Ильич, это водитель тягача. Вы можете на резервную частоту переключиться?
Макс сразу настораживается, быстро говорит:
- ЛиньЛивей, пожалуйста, повиси на связи пока, я к тебе вернусь.
Не дожидаясь ответа, Макс переключает частоту на своем радио:
- Тягач! Я здесь, говори.
- Максим Ильич, там водила столичный дрыхнет, в верблюжий спальник залез и все по барабану, а я знаю эти герметичные японские кузова. Скоро конденсат от дыхания подмерзать начнет, одежда у китайца отсыреет, короче, спать ему нельзя давать.
- Слушай, вот ты умный, а я чем занят? Только и делаю, что развлекаю его беседами, не знаю уже, о чем дальше говорить…
- Ну да. Но не это главное, что я сказать хотел. Водила пусть через заднюю дверь вылезет, да проверит вокруг, вдруг они на болото завалились одним боком. Я недавно выходил из своей машины, палкой сбоку от дороги ткнул, там и льда-то нет. Один снег сверху намело.
- Я понял. Ладно, давай на основную частоту вернемся. – Макс переключился. - Эй, Линь, ты не заснул там?
- Нет, такое приключение, все так прикольно, какой сон…
- Я хочу, чтобы ты не спал. Мало ли… Хоть и теплая одежда, но без движений долго при минусе трудно быть. Сильно там метет у вас?
- Очень сильно, машину качает, ничего не видно… А вы, когда такой климпростой, чем в лагере занимаетесь?
- Да кто чем… Отсыпаются, баню топят, играют в игры разные, в смысле в карты. Я, например, люблю читать.
- А вы политикой интересуетесь? На Аляске один оператор, поляк, сказал, вы все время на митинги ходите или за видных оппозиционеров петиции подписываете.
Макс не хочет перепугать китайца и тянет с ненужными разговорами:
- Какая политика, амиго? У нас тут три сотни людей участвуют в сложнейшем производственном процессе по изучению месторождения. Всех нужно организовать, правильно выстроить, чтобы все работало... Какая политика? В политику лезут те, которые делать ничего не умеют. Про петиции, это они сами придумывают, без таких слухов их значительность сдувается. Знаешь, около торговых центров такие надувные рекламные фигуры колышутся? Подача и сотрясение воздуха прекращается, и они опадают. Трясти петициями  - это и есть подкачка опадающих политических фигур.
- Не все политики делать ничего не умеют…
Терпение у Макса заканчивается:
- Погоди, Линь, извини, пожалуйста! Растолкай там водителя, а я пока с тягачом поговорю. Тягач, ты здесь? Иди на резервную… Слушай, он же ходил вокруг джипа, не провалился…
- Ну, мало ли, может, повезло. Проверить лишний раз не помешает. Может у них и болото близко к дороге не подходит…
- Ну, да, - соглашается Макс, - лучше проверить, ты прав. Давай на основную частоту!  ЛиньЛивей, ты как там? Добудился?
- Разбудился, он ругался очень, вот, берет радио.
Сердитый, заспанный голос водителя продемонстрировал, что он действительно хорошо устроил свой ночлег:
- Слушаю, на связи.
- Слушай и запоминай! Машину вокруг обходил? Во что ты обут?
- Ну, вы там прямо все полярники, а я, конечно, городской пижон в сандалетах. Валенки переодел! Догадался. Случайно. Вокруг обойти нельзя, с другой стороны от дороги там такой снег по пояс, что только ползком. Еле выбрался.
- Воды под снегом не было? – Осторожно спрашивает Макс.
- Да вроде нет. Валенки бы промокли…
- Я чего беспокоюсь… вслух неохота говорить… короче, обойди еще раз с правой от джипа стороны. Боюсь, как бы он еще сильнее не завалился. На крышу станете, вообще кранты вам…
Сон у водителя мгновенно пропал:
- Ааа, понял! Понял вас. Сейчас запакуюсь. – Со страху водитель начал бодриться. -  Выйду в открытый космос, если не вернусь, прошу считать меня героем…
- Давай, космонавт! – Макс выжидает, изучает экран, потом. - Эй, Линь, ты как там? Водитель вышел?
- Он много слов непонятных сказал и вылез обратно через водительскую дверь. Сказал, если заднюю открыть, потом снег залезет, совсем обратно не закроем. А зачем он ушел?
 - Да так, на всякий случай. Проверить надо кое-что. Ты в голову не бери, давай пока про политику, хрен бы её побрал.
- Как побрал?
Макс не стал уточнять, как и почему такое отношение к политике, он ограничился объяснением причин, почему некоторые люди, по его мнению, туда стремятся. Линь, например, чтобы стать специалистом, добиться чего-то в жизни, едет в полевую партию, где мерзнет в перевернутом автомобиле. А другой парень рядом, может даже из его же института, не хочет переносить такие вот неприятности, люди его не интересуют, и понимать каких-то там наладчиков, работать с ними он не считает нужным. Но вылезти наверх он очень хочет и уверен, что политический лифт быстрее и надежнее, и не надо сопли морозить… Линь вполне идеалистически возражает, что это крайний случай, на что повидавший жизнь Макс говорит, что такие перцы встречаются часто. Неожиданно Макс распаляется:
- У нас вот есть деятель, никогда не работал ни на государственной службе, ни на больших предприятиях, жизни не видел, за людей ответственности не нес, производственного, управленческого, административного опыта ноль,  а в президенты страны без мыла лезет…
- Какого мыла? – Оторопел китаец.
- Не важно, это так, фигура речи… Ты водителя не видишь? Где он там?
- Не вижу ничего, темно, один снег по машине бьет, ветер очень сильный… Может, я выйду поискать его?
- Нет, ты на связи оставлен. Не беспокойся, вернется.
В это время резко звонит телефон. Макс по радио просит: «Не отключайся, Линь! Я быстро с начальством переговорю и сразу вернусь к тебе. Не спи! Эй, братва, поговорите с ним!» Отключается от радиосвязи, берет трубку:
- Да, Мария Ароновна, слушаю... Неважные дела. Джип с дороги снесло, он опрокинулся и завалился на правый бок. Стекла справа выдавило, но…  Почему не докладываю? Вот я докладываю… как только разобрались, что к чему… Да живы все, живы, правда, мотор заглох. Ну, как именно заглох, это вы у своего водителя потом спросите. Метет страшно, ураган. В кабине тихо, они закупорены, да и заносит их помаленьку… Почему давно? При такой пурге сугроб наметает за 10 минут… Да, в кабине не жарко… Связь постоянная, радио совсем немного энергии берет, хватит до приезда тягача…  я надеюсь. Развлекаю вашего китайца разговорами, чтобы не спал… Водитель-то ваш себе спальник верблюжий еще с осени обеспечил, а вот гостю – кто у вас там рейс готовил – спальник не выдали, вы же только у нас технику безопасности контролируете… В крайнем случае, попросим водителя, но в таких условиях, сами знаете, приказать нельзя. Только добровольно… Пока нормально, спать не даем, но тут еще кое-что… Они у меня на экране светятся, по карте там у дороги болото. Точность карты плюс-минус 2-3 метра, весь вопрос, в какую сторону этот минус: вплотную к дороге болото подходит или все-таки два-три метра от джипа. Если вплотную, каркать заранее неохота, но бывает, на болоте льда нормального нет… А что сделаешь? Зафиксировать корпус от дальнейшего опрокидывания нечем. Водитель со стороны болота проходил, вроде пока нормально, вода не проступила… Тягачу еще часа три добираться, что тут сделаешь, только ждать. Там еще два в сцепке пробиваются… Медленно все идут, видимости нет… Конечно, через час позвоню.
Макс кладет сотовый, берет трубку внутренней связи, коротко бросает: «Оператора и главмеха ко мне! Буди!». Некоторое время лежит, слушает и пургу и радио. А в эфире тихо, не очень-то «братва» развлекает китайца. Потянулся к гарнитуре и тут же возбужденный голос водителя джипа:
- Вы слушаете? Кое-как вокруг машины обошел. С правой стороны уже сугроб надуло, ветер-то у нас слева повернулся. Я, честно говоря, тоже боялся, что ветром джип перевернет на крышу, но обошлось. Теперь там снега набилось, он не даст…
- Там воды справа нет? – Встрепенулся Макс. - Не пробовал какой-нибудь палкой снег до земли пробить?
- Да какой там палкой? Где бы я её нашел, ладно хоть от джипа не отвалился далеко, да не заблудился. Вот был бы номер. Вы не представляете, как тут дует, пургу такую я, вообще, не видел, сплошная стена снега, на вытянутую руку не видать ничего… Я пока дверь открывал  - назад забраться, - вымок весь… Ладно, через нашего гостя перелезу в свой отсек и забудусь тяжелым сном…
Макс знает, что в эфире по меньшей мере еще трое механиков-водителей тягачей, которые вот в эту минуту пробиваются к джипу. В шлемофонах ребята слышат все переговоры, на сообщение шофера джипа никто не реагирует. Паузу нарушает Линь:
- Улез к себе в задний отсек. – Комментирует он действия шофера. - Сказал, громко не орать, спать он будет. А мне что делать?
- Устраивайся поудобнее, будем дальше разговаривать. – Макс подуспокоился. – А ты, Товарищ Линь, продолжай докладывать обстановку! Говори громко и четко, ни хрена с твоим водилой не станет, спать он будет, видите ли…
- Обстановка хорошая, спать не хочу, ветер воет и могуч, он гоняет стаи туч, не видать ничьих следов, только наша здесь нора!
- Вау!!! ЛиньЛивей, да ты Пушкина знаешь… Ну, молодец, не ожидал. Вот, наш человек, геофизик! Не замерз там?
- Не замерз, очень много адреналина, такое развлечение где еще увижу…
- Да уж, крутой квест получился… Пушкина любишь?
- Обожаю, языку учусь на нем… Хотите еще стих? Вот: Иной имел мою Аглаю/ За свой мундир и черный ус, /Другой за деньги — понимаю,/ Другой за то, что был француз, /Клеон — умом ее стращая, /Дамис — за то, что нежно пел./ Скажи теперь, мой друг Аглая, /За что твой муж тебя имел?
Макс совсем не ожидал такой прыти от китайца:
- Стой, стой, стой! Ты где такую пошлятину откопал? Приличный же человек… Ты по таким-то стихам  хочешь Пушкина изучать? Другого не нашел?
- Найдем другое, это я случайно запомнил. Вот объясните, как может знаменитый поэт к женщине, и притом замужней, так относиться?
- Послушай меня, мой поднебесный друг. Ты пока еще не Бенкендорф, чтобы Пушкина критиковать, ты его сначала изучи, пойми, а потом уже выводы делать будешь!
- Согласен и мне уже стыдно…
- Учитывая твое печальное положение в холодном заточении, на первый раз прощаю.
- А вы ведь тоже Пушкина любите? Можно, я под вашим руководством буду его изучать?
- Можно. Прямо сейчас и начнем, только повиси немного на связи, мне переговорить надо.
Максу не хочется вставать с постели в своем купе, он снимает со стены трубку внутренней связи и интересуется, появились ли в зале механик с оператором. «Подошли? Не унесло вас ветром? Короче, мониторить ситуацию будем постоянно. Ты по радио держи связь с вездеходами на резервной частоте, я на основной развлекаю китайца. Оператор пусть садится за главный пульт и отслеживает все передвижения вездеходов, расстояния до джипа и вообще пусть держит на контроле всю ситуацию. Давай, главмех, действуйте!». Хлебнул коньяка из горлышка припрятанной на крайний случай бутылки, в это время Линь сообщил тревожно:
- Алло, база! Меня слышно? Только что весь джип вздрогнул и как бы просел. Это нормально?
- Не паникуй, Линь, сейчас все узнаем. Спокойно! Разбуди водителя… хотя погоди, сначала доберись до снега где окно разбито. Там войлок должен быть постелен, водитель говорил. Осторожно подними войлок, там воды нет?
После паузы Линь рапортует:
- Проверил. Нет воды, сухой снег. Утрамбовался хорошо.
- Ну, тогда все в порядке, просел снег под тяжестью машины. Главное, чтобы вода не выступила. Ты следи там внимательно, прошу тебя.
- Буду следить. А сейчас обучение продолжим?
- Что? Какое обучение? Какое еще обучение! Тут впору уже к практике перейти… придумать пути отхода… подготовить все, пока ты спать не надумал… - Макс осекся, не стал нагнетать. - Впрочем, да. Ты прав, вернемся пока к  Пушкину… Что бы нам поинтереснее придумать… А, вот вариант! Знаешь, мой молодой китайский друг, есть у меня журнал "Новый Мир" за 1985 год. Мне его подарил еще мой первый начальник, который долго таскал журнальчик по северам. Ни он, ни я не смогли, так и не собрались сделать простейший анализ.
- Какой анализ?
- Там написано о тайной встрече Пушкина с императором Николаем I в сентябре 1826 года.
- О тайной?
- Не это главное, хотя и это тоже. Встреча должна была как-то отразиться в его стихах. Не могла не отразиться. Сначала мой начальник, потом я все собирались найти у Пушкина какие-то признаки такой значительнейшей аудиенции, но так и не собрались. Больше тридцати лет журнал для этого и возили с собой. Но не собрались.
 - Макс Ильич, но ведь специалисты по Пушкину давно, наверное, все нашли... Кстати, у меня с собой букридер, там полное сочинение поэта.
- Зови меня Макс, мы с тобой теперь вроде как родные. Вполне возможно, ученые все знают, но мы не специалисты и статьи по литературоведению не читаем. Смысл в том, чтобы самому найти. Поэтому предлагаю, раз у тебя весь Пушкин есть, мы будем не просто стихи вслух читать, а читать их с вполне определенной целью.
- Спасибо! Даже и не мечтал о таком…
Линь достает свой рюкзак чтобы найти букридер, перекладывает вещи, ему попадается бережно обернутая пледом черная лакированная коробочка с китайской росписью. Он очередной раз удивляется её ощутимому весу, что там внутри его давно интересует, но невеста, любимая, такая родная Чуньхуа, просила свой подарок не открывать до Нового Года. Интересно, что некоторые дни он не успевал вспоминать Чуньхуа, а здесь, в холодной кабине, она постоянно с ним, и даже мама с тревожным лицом и наверняка излишними переживаниями часто отступает вглубь, а лицо невесты занимает все его воображение.
  ***
Большая кухня-гостиная со следами былой роскоши, очень запущенная, посредине длинный стол с вмонтированной плитой завален бутылками и банками из-под пива, разбросанные коробки доставки еды, переполненные пепельницы. Среди этого бардака ноутбук, на котором открыто приложение творческой студии ютуба с отображением статистики лайков и просмотров. На большой кровати лежит парень, накрытый одеялом с головой. В его позе, обстановке квартиры, спертом, давно не проветриваемом воздухе явно проступают признаки нешуточной депрессии. На звонок он не реагирует, входная дверь не заперта, в квартиру заглядывает унылая девица и с порога начинает ноющим голосом:
- Ко-о-о-оль, ты дома ? Коля-а-а…
Парень еле слышно что-то бормочет из-под одеяла, потом приподнимает его и томно просит, неопределенно кого, его непременно оставить в покое и никогда больше не трогать. Девица вздыхает, такая ситуация ей хорошо знакома, потом вроде как незаметно просачивается в квартиру, подходит к кровати и продолжает нудить, полагая, видимо, что такой тон в данной ситуации наиболее подходящий:
- Коль, до тебя никто дозвониться не может. Ни родные, ни команда. Я твой агент или мамочка? Почему я через всю Москву должна по пробкам добираться, чтобы с тобой поговорить?
Коля лежит без движений, но потом откидывает с головы одеяло и довольно четко и зло произносит «Потому что я тебе плачу». На этом его праведный запал заканчивается и дальнейшее он уже произносит вяло:
- Если ты пришла мне мозг выносить по поводу статистики, то лучше вали сразу. Ты что, Вика, не понимаешь? Вообще не впитываешь? Я сейчас конкретно не в состоянии это обсуждать.
Дальнейший разговор имеет полуделовой, полунастойчивый, необязательный тон и еще много чего малоконкретного, но вроде как необходимого в манере, столь свойственной инфантильной молодежи с большими запросами, но отсутствием обязанностей, не говоря уж об ответственности. Людей подставляем – каких там людей, Вика? Срываем сроки, не выкладываем рекламу, которая, между прочим, согласована и уже оплачена, - да ладно, Вика, ты что-нибудь придумаешь, ты же у нас умная. Команда сидит, не понимает, что происходит, а творческие натуры в  бесконечных кризисах. Но пора уже выбираться из этого состояния. Последние видео когда было? 3,5 месяца назад, Коль! Это пипец как ужасно!!
- Вика, исчезни! - Утрировано капризно.- Твой лексикон не для моей истерзанной души.
Но от Вики не так-то легко отделаться. Она уже завелась и повышает голос, на что Коля демонстративно затыкает уши. За это время столько инфоповодов накидали, столько сценариев лежит для роликов... «просто твое лицо  в кадре нужно и все. Тебя даже учить ничего не просили, телесуфлер  купили…»
- Викуся, ты отвалишь наконец? О каких инфоповодах ты тут мне лепишь? Четвертая волна короны... принудительная вакцинация, возможное закрытие? Твою мать, Вик. Тебе самой не смешно? Это уже никому нафиг не интересно. Мы 10 выпусков «чипизации» сняли. Ты видела соотношение лайков с дизлайками на последних? А актив просто нулевой, мне че опять розыгрыши делать? Я уже не знаю, что блин разыграть? Почку свою? Хотя кому она нужна. Я жду нормального материала.
- Коля, родной, а ты как думал? Канал выстрелил на этой теме, а дальше уже задача удержать аудиторию. Хочешь, не хочешь надо снимать. Нет шок-контента? Ну, так придумай. Что я могу поделать, если у нас сейчас тематика разоблачений эпидемии? Думаешь, меня не тошнит уже от этого? Леха вон, работает, ищет, сочиняет...
- Вик, хочешь - оденьте Леху в костюм рептилоида и идите снимайте тик-токи. Если вы хотите продолжать танцевать на моих медийных похоронах – вперед! Но без меня. Я жду чего-то свежего… И вообще. Кончай тут свою политграмоту. Захлопни дверь с той стороны!           А в лагере потребителей всей этой сетевой муры, не имеющей ничего общего с честной журналистикой (что само по себе тоже большая редкость), всех этих шок-контентов, разоблачений и липовых сенсаций, - тем временем у них, ловцов хайпа, своя жизнь и свои насущные заботы.
В кабинете депутата между хозяином, крупным, молодящимся мужиком за пятьдесят в белой рубашке без пиджака, с модным, подкрашенным ежиком, сотворенным лучшим барберменом, происходит подобный и столь же не оригинальный разговор с помощником. Депутат натурально, что называется, быкует. Густым баритоном орет на помощника, стоящего в дорогом костюме и галстуке у стола навытяжку, требует информационный повод немедленно, поскольку его, народного избранника, давно уже, - неделю, мать твою! - нет ни на экранах, ни в Сети. Люди ждут новых законодательных инициатив, надо быть активным, «а ты тут топчешься за такие деньги... Кругом чего только не творится, а ты тему не можешь мне подогнать...».
Помощник, всеми силами изображая испуг, жалко лепечет, что, мол, он хочет наверняка, а то в прошлый раз как-то не очень вышло, «журналюги и блогеры поганые полоскали нас на всех углах…». Этот взгляд на сложности депутатской жизни вызывает у шефа чуть ли не истерику, «слышь ты, умник, когда это меня полоскали? Ты чо, совсем что-ли?» и тому подобное, которая продолжается довольно долго, и помощник украдкой поглядывает на часы, и морда у него моментами становится не такой уж почтительной, а скорее наглой и насмешливой.  Депутат, напрягаясь всем своим красным апоплексическим лицом, в конце выдает свирепый депутатский наказ стандартного типа, «землю рой, сука, а тему найди! Убойную!!!».
***
Китайский практикант ЛиньЛивей, с ходу попавший в невиданный полярный переплет, продолжает свою практику в холодной кабине перевернутого джипа. На коленях у него плед с подаренной шкатулкой, он непроизвольно поглаживает гладкие лакированные бока коробочки, спрятав руки под плед, и от этого кажется, что эта, дорогая в данный момент домашняя вещица, и греет его и переносит домой.
Ужасный шторм не думает утихать, но ветер слегка поменялся, и теперь снежная крупа не бьет по лобовому стеклу. А в нем уже много часов одна кромешная темень. Спать ему не дает радио, руководитель проекта Максим Ильич занимает беседой о Пушкине. В данный момент Макс, как он сам попросил себя называть, перешел на другую частоту, а Линь погрузился в воспоминания. Незаметно веки опустились, и перед ним открылся склон горы с растениями сочного, зеленого цвета. В гуще этого волшебного леса показалась Чуньхуа с маленьким фонарем, то и дело закрываемым ветками. Потом невеста выбралась на поляну, и фонарь засветил ярче. Линь пытался рассмотреть лицо девушки, но свет мешал ему все сильнее. Он рос, приближался, пока не разделился на два мощных прожектора, направленных ему прямо в лицо. Парень резко проснулся и увидел в трех метрах слева настоящий танк, только без пушки. Звук дизеля с подветренной стороны не мог перебить завывания пурги.
В просторном вагоне офиса окна по-прежнему атакуются снежными зарядами. Непривычному взгляду может показаться, что стекла вот-вот не выдержат и лопнут, рассыпавшись на мелкие осколки, и вся эта дикая, плотная масса снега мигом заполнит, захватит, набьется во все свободные пространства трейлера. Пурга сотрясает тяжелый вагон, поверхность кофе в чашке на столе все время покрывается рябью, а штыревая антенна на углу стола мерно покачивается. Макс в гарнитуре рации сидит у своих экранов, Кайгородов стоит рядом. На большом экране настенной плазмы обозначено присутствие руководства, Мария наблюдает за их работой.
-  Осталось два км до абсолютно открытого поля. - Отвернув рожок микрофона, Макс комментирует начальству. - Водитель тягача кроме сплошной белой стены в свете фар через лобовое стекло ничего не видит, на буксире у него джип, вернее, то,  что от него осталось. Самая веселая работа у твоего, Мария Ароновна, шофера. Он вынужден рулить, окна справа выбиты, и он только успевает снег в кабине разгребать. Два вездехода в сцепке сзади джипа вплотную идут. Видишь, на экране три точки ползут? Твой джип уже и не светится.
- А практикант наш где? – Интересуется начальство.
- В самом безопасном месте, в кабине последнего вездехода. Вот наблюдай, как я выведу их на базу.
- А первый тягач, как он видит, куда рулить? – Не отстает с важными вопросами Мария.
- Едет по моей команде, у него в шлемофоне динамик... А вот сейчас и увидишь…
Макс резко переводит рожок микрофона ко рту, поворачивается к механику «а ты куда смотришь?!», кричит:
- Стой, куда прешь, му... чудила! Я говорю "правее", почему за левый дергаешь?
- Да, бляха, совсем соображать перестал. Перепутал, извините, со слуха управлять хуже нет...
Кайгородов наклоняется к микрофону Макса и громовым голосом наставляет:
- Правая рука это в которой ты ложку держишь, или рюмку. Запомни! Впереди опора ЛЭП, въедешь в неё, провод слетит,  и тебя за две с половиной секунды зажарит до стадии велдан. Понял? Внимательно! Трогай потихоньку!
Некоторое время напряженно смотрят на экран, потом Макс чуть расслабляется и вновь объясняет Мане:
- У него там в танке не руль, а две палки для управления фрикционами. Надо направо повернуть - дергай правую. И наоборот. Надо остановиться - тяни на себя обе.
- Я знаю, меня обучали управлять таким танком.
- Кайгородов! Нарушаете технику безопасности? Без прав за рычаги туристок красивых пускаете. А если бы задавила кого?
- Поосторожней! – Маня вступает в свои права. - Начальству виднее… Раздухарился… Рад, поди, безмерно, что все заканчивается…
Наконец,  колонна приближается к столовой лагеря. Макс командует: «Китайца ко мне!», снимает гарнитуру с вспотевшей головы:
- Доползли!  Все! Песец капитализму! – Театрально обращается к камере плазмы. - Вывеска на пушном аукционе. Поясняю, чтобы начальство плохого не подумало.

2.
В своем кабинете на Охотном ряду депутат выслушивает помощника и его «Всесторонний анализ запросов населения в разных районах страны». На стол ложится толстая пачка ксерокопий, на основании которых депутату предлагается озвучивать вопросы в виде тезисов, выводов, предложений и утверждений.
Депутат рассматривает бумаги, бормочет «Какие-то подозрительные записки…», ведет себя в общем-то достаточно смирно, пока не натыкается на возмутительную часть подборки.  Он выхватывает из кипы лист,  вскакивает, подбегает к помощнику, сует ему бумагу с криком:
- Анализ запросов населения, говоришь? Вот это, оказывается, наше население запрашивает?! Это необходимо населению?!! - Рвет в клочья лист, бросает в лицо. - Вон!! Пошел вон, дармоед!
Помощник убегает. Депутат медленно возвращается на свое место, не может успокоиться, вытирает красное лицо платком, вид у него нездоровый, перечитывает другие листы, часть из них судорожно сминает и бросает в разные стороны. На столе остается совсем тоненькая стопка бумаги. Наедине с самим собой, он может позволить себе не совсем публичное выступление, проговорив неизвестно кому тонким, почти бабьим голосом:
- С кем работать приходится… государственную службу служить… один… как в пустыне один, все самому делать приходится… а куда деваться? Надо… если не я, то кто же… - потом привычным баритоном, - Господи… что я несу.
Остатки ксерокопий со вздохом складывает в папку, обессилено откидывается в кресле, дремота подступает незаметно.
А помощник, между тем, наоборот, бодр и весел. Накинув модное пальтишко, он шустро по подземному переходу перебегает в отель напротив. Открыв дверь своей карточкой, он застает в люксовом номере боевую подругу депутата, незабвенную Клеопатру Автандиловну, которая страшно не любит вспоминать свое отчество и просит звать её просто Клео. В низком кресле, за скроллингом айфона она привычно демонстрирует всю длину своих замечательных ног. Она поднимает глаза, обрамленные подозрительно пышными ресницами, и вопросительно смотрит на вбежавшего живчика. Тот сноровисто скидывает пальтишко и приземляется на подлокотник кресла Клео. Склонившись к уху с огромной серьгой, он шепчет:
- Не представляешь, как он мне надоел. Это какой-то монстр, все время ему чего-то надо. Как ты выносишь это животное?
Клео царственно отстраняется, словно греческая богиня от раба-наушника:
- Ты, случаем, не забыл, с чего кормишься? С каких таких талантов жрешь каждый день в «Живаго»? На спорткарах гоняешь…
- Ой-ой-ой! Можно подумать… Прямо завалил меня деньгами твой кавалер. У меня оклад нищенский, до трех сотен еле дотягивает, а вкалываю я с утра до вечера. Вон у…
- Заткнись! Мне только не рассказывай. Оклад у него… А кроме оклада? Напомнить? Думаешь, не знаю? Ты про свой непосильный труд в интервью рассказывай. Тебя что он заставляет, тачки ворочать?
- Ну, слушай, всему же есть пределы. Я заколебался уже, каждый день из протоколов заседаний выуживать инициативы этих кретинов. Чего только они там не предлагают… А я должен анализировать, суммировать, «вычленять, ядрена мать», готовить ему всю эту муру в виде кричалок, которые он регулярно на публику транслирует…
- А ты как хотел? Ни хрена не делать? Не нравится, иди на завод или там на Бам, подальше…
- Какой Бам, что ты мелешь? Ты хоть знаешь, что такое Бам?
- Да неважно! Думаешь, мне легко? А чо делать? Ладно. Ты какой-то агрессивный сегодня. Пойду я. - Пытается встать, но снова садится. - Ты вот все по мелочи суетишься, собираешь там мусор. Его и так сверху уже критикуют за мелкотравчатость. Не выберут больше, будет нам с тобой Бам… А ты дело для него найди, большое. Чтобы он сразу в топы вылез с разоблачением, а потом уже и громкой инициативой. Вот тогда у него заколосится, и нам с тобой перепадет что-нибудь.
Помощник встает и подходит к ней. Протискивает свои колени между её ног:
- Перепадет, говоришь? А может нам сейчас что-нибудь перепадет?
Клео медлит, отворачивается к овальному окну, где монументальное здание во всей своей значительности, потом плавно расстегивая ему брюки с деланным вздохом:
- Мертвую уговоришь…
  ***
Линь заходит в вагон-офис, когда Макс уже заканчивает сеанс видеосвязи с Марией. Этот высокий парень в желтой «Аляске» и медицинской маске на пол лица застывает у входа, не решаясь пройти дальше. Макс жестом приглашает его подойти в зону охвата видеокамеры ВКС:
- Что, Мария Ароновна, этого молодца ты к нам направляла?
- Не совсем. То был испуганный практикант, а этот, гляжу, настоящий полярник. Линь, привет, спасибо, что с честью выдержал испытания. Скоро увидимся. Все, ребята, больше не могу, пять утра, хоть немного отдохнуть надо. Вы сейчас спать завалитесь суток на двое, пока стихия бунтует, а мне к девяти на планерку. Адью, мальчики!
Линь пристально рассматривает красивую женщину, хочет поздороваться, но экран уже гаснет. Макс приглушает динамик радио, пересаживается за большой конференц-стол, указывает на кресло напротив. От чая-кофе стажер отказывается, ему непременно нужно тотчас же представиться по всей форме. Макс не большой любитель всяческой бюрократии, его интересуют не анкетные данные, а простые вопросы, откуда китаец так хорошо знает русский язык и почему он такой высокий.
Ответы доставляют Линю большое удовольствие. Про страсть с детства к изучению языка он уже рассказал из потухшего джипа, теперь просит Макса быть его наставником и очень просит продолжить про Пушкина, особенно про секретную аудиенцию у царя. А ростом не маленький, так у нас в родной северной провинции Шаньдун все такие, в Китайской баскетбольной ассоциации самые высокие игроки родом из наших краев.
Стажироваться, если это возможно, Линь хотел бы до весны, пока снег держится и полевой сезон продолжается… Сам себя перебивает, с восхищением переводит разговор на Марию, как он увидел её первый раз в Московском офисе, теперь здесь, на экране, просто артистка у вас начальница… Да уж, артистка… в своем роде, соглашается Макс. Но расслаблять не стоит, за такой внешностью скрывается хищный, знающий и безжалостный инспектор всех телодвижений этой огромной партии. Особая свирепость артистки связана с плохим качеством сейсмического материала. Если такой,  конечно, появится. Но мы-то этого не допустим, правда, ЛиньЛивей? Оф кос, начальник, точно не допустим, ни за что!
Теперь и чаю можно выпить и перейти к оргвопросам:
- Можно мне в мою компанию сообщить, что я на месте?
- Конечно, у нас тут Интернет отлично работает. И еще, Линь, сними ты эту дурацкую маску, у нас давно никакого Ковида нет.
- Извините, не могу. Это строгое требование компании. Я привык, не мешает… А вот Интернет  это сурпрайс! Здорово! Значит, я могу вести свой блог? Фотки выкладывать?
- В какой соцсети блог у тебя?
- Ну, этот, совместный, российско-китайский, «Рокинэт» называется. Не подписаны?
- Да вроде не было такой надобности… Хотя я припоминаю, читал в телеге… Это та спецсеть, которую наши власти придумали, чтобы избежать влияния западных пидоров на нашу молодежь?
- Ну, в общем, да… - Улыбается китаец под маской, - Сокращено мы называем сеть – «Роки».
- Насчет фоток будь поосторожнее! Здесь территория крупного месторождения, а мы всего лишь на подряде у его владельцев… Кто знает, что их может возмутить, если информация с привязкой пойдет гулять по Сети?
- О, я знаю! Подписал бумагу, что не могу передавать никуда сейсмические и топографические данные. Это будут фотки природы, без привязки к координатам…
- Ну, смотри… Короче так, Вот здесь есть вторая каюта, отдельная и свободная, ложись и спи, сколько влезет. Ты заслужил. Дальше туалет, душевая кабина, здесь кофе можно приготовить, питаемся в пищеблоке, на рабочее место я тебя после пурги отвезу. Welcome to Russia, amigo!
Через пару дней вечером, когда пурга по всем признакам начинает стихать, Макс со стажером за большим столом пьют чай с сушками. Макс рассеяно переключает ТВ-каналы на плазме, перебирает расписания передач. Иногда он останавливается на каком-нибудь центральном канале и обязательно натыкается на знакомого нам депутата.  Вот и сейчас, едва словами «… благодаря раскрытию секретной информации, нам теперь известно и зверских приемах японских микробиологов» заканчивается предыдущая программа, как тут же начинается «Час депутата», где он напористо и со вкусом объясняет:
- Наш коллега считает, что наказывать за управление в нетрезвом виде надо не только автолюбителей, но и велосипедистов. Правда, он пока не придумал, кто будет выявлять нарушителей.
 На другом канале депутат проявляет инициативу в области семьи и брака:
- ...отправлять в армию всех женщин, не успевших к 23 годам родить ребенка. Если есть желание, мужчина всегда найдется. Не хочешь растить детей – иди служить!
Под вопросительным взглядом Линя Макс раздражается:
- Это не передача, это медицинская консультация... По ней ты русскому языку не научишься… - Пульт от ожесточенно отключенного ТВ крутится по гладкой поверхности стола как стрелка компаса на Курской магнитной аномалии.
Линь протягивает Максу букридер:
- Смотрите, вот здесь Пушкин! В этом гаджете уместилось собрание сочинений в десяти томах издания 1962 года и еще стихи разных лет.
Макс рассматривает планшет, с интересом листает, читает. Линь в это время открывает форточку, пытаясь фотографировать пургу для своего блога, но ветер еще слишком сильный, и снег может долететь до аппаратуры. Он быстро закрывает окно:
- Такая стена снега! Хотел своим выложить… - кивает на ридер,  - а можно вместе читать? Вы бы мне  толковали...
- Что я тебе толковать буду, если я сам в стихах не очень?
- Каждый русский в стихах очень, потому и страна ваша такая...
- Какая такая?
- Страна мечтателей, страна врубленных!
- Каких еще врубленных? Влюбленных! Разницу чувствуешь? Вот если бы ты понял, что тот чувак по телевизору сейчас кричал, ты бы врубился. А если бы тебе какая-нибудь девушка в телевизоре очень, ну прямо сильно понравилась, ты бы стал влюбленным. Усек? В смысле понял разницу? Врубился?

3.
  Наконец пурга стихла. Линь смог осмотреться и впервые увидел все вокруг за пределами трех метров. Работа в партии началась неторопливо. Сначала откапывались, освобождались от набившегося снега, потом постепенно все наладилось, и вот уже несколько дней слаженный рабочий ритм оставлял время только на кроткий сон.
Линь перезнакомился с многими в партии, в своей команде наладчиков линий всех запомнил по именам. Сначала недоверчиво ребята приняли иностранца, но очень быстро убедились, что этот длинный парень и дело понимает и работать любит и все у него ловко получается. Поначалу непривычно он выглядел в медицинской маске, но и к этому вскоре привыкли, даже зауважали такое понимание и исполнение заведенного порядка, чему сами, конечно, ни за что бы не следовали. В столовой Линь маску снимал, и ребята подкалывали его, делали вид, что не узнают, кто это такой.
Но даже и при таком рабочем ритме Линь умудрялся читать Пушкина, изучать статью Н.Эйдельмана из «Нового мира» и приставать к Максу с бесконечными вопросами. В один из таких вечеров Макс прервал коллоквиум, приказал по рации «меня дождитесь!» и стал быстро одеваться:
- Давай, продолжай пока без меня, времени у тебя  еще минут тридцать пять на общение с Пушкиным. Потом одевайся потеплее и поедешь общаться с наладчиками.
Линь решил лучше поговорить с домом. Мама и невеста с утра уже дежурили в сети, сами они не решались отрывать занятого человека, но как только он включился, тут же откликнулись. Сообщения быстро начали заполнять экран:
 - Линюшка, как ты там, сынок? Не замерз? Тебя не обижают?
- Что ты, мама, здесь так здорово, такие люди хорошие, мне очень интересно и для карьеры полезно…
  - Линчик, а там девушки есть?
  - Чуньхуа, любимая, здравствуй! Какие девушки? Персонал весь мужской, но мне неважно, ты же знаешь...
  - Знаю, дорогой, просто так спросила… Ты в роки зайди, там тебя хвалят.
  - Да, как раз хотел еще красивых фоток накидать, но и кое-что новое… Вы знаете, мама и Чунь, мне неслыханно тут повезло? Без отрыва от основной деятельности, без ущерба для карьеры могу не только упражняться в русском, но погружаться в историю самого известного русского поэта и всемирно признанного гения. И столько новых людей уже узнал! Статью "Секретная аудиенция" из журнала "Новый Мир" написал Натан Эйдельман.
  - Линчик, я запуталась. Кто самый известный русский поэт и кто этот Натан? Это разные люди? Ты в роки хочешь про них писать? Но у нас их не знают, одно дело красивые пейзажи, и совсем другое лекции про неизвестных русских. Ты подписчиков своих не растеряешь?
  - Ты послушай, весенний цветок, тебе понравится и всем интересно будет. Поэт – конечно Пушкин, и у нас его знают, по крайней мере, слышали. Карамзин являлся крупнейшим русским историком и литератором, умер незадолго до аудиенции. 4 сентября 1826 в Михайловское, куда сослали поэта, ночью прибыл специальный посланник.
  - Линь, ты нас пугаешь. Что там с тобой сделали? Кара-Мзин, император, ссылка, Пушкин, специальный посланник…Что за поток? Откуда все это? Почему это тебя так взволновало?))
  - Правда! Надо не потоком, а тонким ручейком, который потом станет полноводной рекой. Ты же знаешь, я увлечен изучением русского языка. А здесь мне предоставили возможность не просто зубрить, а изучить глубокую статью и притом не в одиночку, а вместе с моим руководителем. Где бы я все это узнал? Когда бы я смог понять, не заучить автоматически, а именно понять про представителей гуманитарного крыла? Честно говоря, я и сейчас не уверен, что понимаю... А чего точно не могу понять, это ВСЕ русские так Пушкиным увлечены или мне просто повезло?
Линь прощается с родными и на минутку, перед уходом, ради любопытства забегает в свой блог в Роки. Страница сообщений пестрит хештегами: #пишикакпушкин, #стихиПушка, #ПП-поэзия Пушка…
- классные фотки))
- где этот китаец у нас такую природу увидел?
- как у них красиво!!!!
- и стихи неплохо пишет, я только не поняла, это наш или их поэт пушкин?
- ты тугая совсем, где это ты в китае такого поэта встречала? Извини, подруга, но это наш, русский поэт))
- блин , что я здесь делаю?  искал рецепт пп пирога…)
- да этот хэштэг #ПП вообще прикольный, вбиваешь в поисковик «полезное питание», а он выдает «поэзия пушка»
- искал рецепт, а наткнулся на эту страницу! Очень интересно! Подпишусь на тебя! Ты молодец!»)
Наконец в непрерывном рабочем ритме наступает тайм аут. Активная панель большими белыми буквами на синем поле извещает: «Выходной день! Ветер 15 м/сек». В офисе-жилье Макс и Линь в спортивных костюмах, на улицу они выходить не собираются. Макс занимается гантельной гимнастикой, китайский специалист за большим столом, опустив на подбородок маску, грустит о несчастной судьбе русского поэта, сосланного после восстания декабристов в глушь. Они одногодки, и как нельзя лучше китаец понимает состояние 27-летнего, энергичного Пушкина, ту тоску безвылазного сидения в глухой провинции, неизвестность о Карамзине, ходил ли он к царю, услышал ли его Николай I... Линь так проникся, что не заметил, как произнес вслух: "Когда б я был царь, то позвал бы Александра..."
Макс с удивлением застопорил свои упражнения, а Линь принял это за интерес и обрадовано принялся за любимую тему:
- Представляешь, Максим Ильич, как круто поменял его унылую жизнь высокий документ с отметкой "секретно", врученный ему ночью царским посланником? – Макс без объяснений продолжил отжиматься от пола, Линя это не остановило. – Да, тут вот еще неприятность, нет дат под стихами, непонятно, когда написаны. Как мы узнаем, какие после 4 сентября?
Макс рухнул на пол, изображая обморок, полежал чуток, потом, не поднимая головы, глухо, но отчетливо процедил:
- Знаешь что, любезный ЛиньЛивей, давай для начала прочитаем статью Эйдельмана дальше третьей страницы!
Внезапно входная дверь резко открывается, в офис стремительно, с бодрыми приветствиями врывается красавица Мария в красной "аляске".
- Не может быть! – Кричит с пола Макс. - Как вихрь, как буря, как потоп ворвалась в наш скромный трейлер блестящая красавица, амазонка сейсмических прерий, гроза операторов и нерадивых геофизиков - великолепная Маня Вильбушевич! – Он вскакивает с пола, церемонно целует женскую руку. - Для тебя, подданный поднебесной, и для всех остальных в геофизической отрасли - Мария Ароновна. Она без труда разоблачает все наши хитрости, скрывающие брак, нещадно режет нам оплату, на короткой ноге со своим генеральным директором, а мы с ней  в большой душевной близости. Повторяю, душевной, поскольку эта красавица замужем за знаменитым, концертирующим пианистом младше её на два года, живет с ним в центре Москвы, имея общую десятилетнюю дочь-скрипачку на попечении микробиологических родителей.
Не отпуская Маниной руки, правой Макс хватает трубку рации и выговаривает охране, на что там резонно отвечают, что, мол, не успели, Максим Ильич, они же Заказчики, нас не спрашивают, шлагбаум чуть не своротили... Мария высвобождается от Макса, скидывает "аляску" и остается вся в черной коже, плотно облегающей великолепную фигуру 35-тилетней успешной, самостоятельной и красивой женщины:
- Вот нет в тебе, Макс, галантности, цветы даме поднести, обнять. И не романтичен, увы...
Она сдергивает с шеи пышный платок арабского вида с бело-черными квадратиками, накидывает на Макса и притягивает к себе близко двумя руками. Тут же отпускает, стремительно оказывается перед Линем, осторожно, но твердо вытаскивает из его рук букридер со словами: «Что читаем? Инструкцию по сейсморазведке, надеюсь?».
Неожиданно для всех и прежде всего для самого себя, Линь соскакивает с вертящегося кресла, очень вежливо и суетливо кланяется повелительнице и торопливо выпаливает:
- Пушкин тайно был у императора Николая Первого на секретной аудиенции. Мы с Максом ищем это событие в его стихах. Надо с 4 сентября, но здесь нет дат. – Мария ошеломленно оборачивается к Максу,  Линь тут же спохватывается. - Ой, извините! Забыл представиться, вы меня забыли, наверное. Практикант ЛиньЛивей, прибыл по вашему указанию на проект для получения опыта… А Пушкина изучаем так, для удовольствия и только во время климатических простоев.
Макс добавляет про ситуацию в замерзшем джипе, когда нельзя было спать, про Пушкина, которого наш китайский друг любит и вообще фанат и еще раньше решил по стихам нашего гения русский язык учить. Мария соглашается, начать рассуждать о поэзии более подходящего места, как по пояс в болоте найти абсолютно невозможно, поэтому обязательно надо продолжить, презрев при этом такие низменные понятия как качество сейсмических исследований. Всплеск поэтического интереса у Марии быстро пропадает. Она возвращает Линю гаджет и резко разворачивается к Максу:
- Ну что, пойдём?
- Куда?!
- В постель, Макс! Куда... В камералку, материал принимать. Опять, небось, напортачили. Смотри, любимый, браковать буду жестоко.
Маня опускает взор и у выхода приобретает задумчиво-кроткий вид Юдифи, наступившей на безжизненный лоб Олоферна. От двери она вдруг стремительно возвращается к обезумевшему Линю, теребит упрямый ёжик и ласково на ухо шепчет:
- А ты следи внимательно! Только перестанет твой Пушкин к телкам приставать, как-никак государь-император пригласил, как закончит «терять весь свой ум», так ты и должен насторожиться, здесь и начинай искать. Понял?
Она быстро выходит, а Линь оторопело бормочет непонятно на русском или китайском «Ёлки-палки...».
  ***
  В квартире блогера все без изменений. Он в ужасном настроении продолжает валяться в кровати, постель, одеяло – все измято, скручено неряшливым кублом. Вика, брезгливо высвобождая себе место на постели, присаживается с открытым лэптопом:
- Коль, ну не кисни, пожалуйста! Я все понимаю, но давай что-нибудь попробуем вместе найти. Для разгона креативности.
- Что попробуем? Что ты хочешь от меня?! Прошу же, оставьте меня…
- Смотри, Коленька, новая тема подошла. Резонансная. Послушай: ликвидация иноагента – решение не просто позорное. Оно демонстративное, наглое…
- Вика, иди в жопу! Ты что, не понимаешь, что такие инфоповоды держатся максимум неделю, потом о них все забывают. А ты бабло на них рубить собираешься, нашла тоже прибыльную тему… Отвали!
  ***
Опять на площадь работ налетела пурга. Не такой дикий шторм, в который китайский стажер первый раз попал, но работать при сильном ветре нельзя. Линь один в офисе, от ветра всё трещит и скрипит, радио на стене молчит. Линь уже привык и не замечает пурги, он просматривает свой блог. На фотографиях на заднем плане все чаще появляется Маня. Сначала  угадывался контур женщины, потом уже отчетливо видно фигуру, где Маня вышла на лестницу трейлера без теплой одежды, наконец, на одной из последних фото лицо, обрамленное меховой опушкой «аляски». Линь увеличивает изображение и в это время в окне сообщений появляется послание Чуньхуа:
- А почему у тебя только природа на фотках? Нет домов, друзей по работе, твоего рабочего места?
  - Ты знаешь, - торопливо отвечает жених, - я подписал контракт с компанией, где сейчас работаю. По условиям я могу передавать в сеть только картинки природы без объяснений, где это.
  - А-а-а, поняла. Условия конфиденциальности…
  - Ну так, ты же все понимаешь…
  - А та девушка, она не входит в конфиденциальность?
  - Какая девушка? Ты о ком?
  - О той, которая в последнее время все чаще появляется на твоих фото…
Линь перестает писать, нервно скролит свои фото, потом спохватывается:
  - Да, действительно. Я и не заметил. Спасибо, милая, я сейчас все уберу.
  - Но кто она?
  - Понимаешь, она наш супервайзер, представляет Заказчика. Хорошо, что ты во время подсказала. Могла быть большая неприятность для меня… Сейчас извини, мне надо работать, да и альбом срочно почистить. До свидания, любимая!
Линь убирает из альбома роки все фото, на которых есть Маня. Но в файле они сохранены. Ему как-то неуютно оставаться сидеть в одиночестве, решил развеяться, заодно и по работе на сейсмостанции поговорить. Он начал было одеваться, но опять послышался звук сообщений. Глянул на экран, на этот раз с ним хочет пообщаться мать, и он уже начинает подозревать о чем. Мать набирает:
  - Сынок, что-то мне неспокойно, у тебя там ничего не случилось?
  - Что ты, мама, что у меня может случиться? Все отлично! Работаю, получаю прекрасную практику. В свободное время изучаем Пушкина. Начальник мне помогает, и мой русский язык очень быстро улучшается… Все отлично, мама!
  - Тебе там интересно и весело, а ко мне приезжала Чуньхуа, ты ведь знаешь, как я люблю эту девочку, она мне как дочь…
  - Конечно, знаю и спасибо тебе большое за это))
  - Да, у нас очень хорошие отношения, но вот что мне не понравилось: она говорит, что на твоих фотографиях все чаще стала появляться женщина. Я сама убедилась, когда она показала мне всю историю. Это конечно очень красивая русская, но, сынок, ты же не влюбился в неё? Сейчас я смотрю, все её фото ты убрал, и это как раз вызвало у меня подозрение. Как будто ты начал скрывать… С чего бы это?
  - Убрал, потому что она наш начальник, и по условиям моего контракта я не должен публиковать.
  - Контракт же ты сразу подписал, однако эта русская обосновалась в твоем альбоме постепенно, словно под её гипнозом ты начал забывать свои обязательства. Разве не так? Кстати, включи камеру, я хочу видеть твое лицо.
  - Не получится, мама, можно только переписываться. Трафик большой сейчас, может, позже поговорим?
  - Вот видишь, и смущаться уже начал, лицо прячешь, про трафик придумываешь… Ты сынок, там голову случаем не потерял?
  - Если честно, мама, да, получается что потерял. Не могу тебе я врать, никогда не умел…
  - Да как же так, сыночек? Что там происходит? Чем эта подлая тебя приколдовала?
  - Ничем она не колдовала, она вообще на меня внимания не обращает. Она взрослая, у нее дочери десять лет и муж знаменитый пианист… Она очень независимая… умная… и красивая…
  - Видела я её лицо крупным планом. Это такая-то красота тебя привлекает?
  - Привлекает то, что подобных женщин я раньше не встречал. Я не готов противиться её обаянию, не готов разом обуздать свои чувства, я ведь все понимаю и способен взглянуть на ситуацию со стороны. Я должен с ней поговорить, но не уверен, что она поймет мой русский. Это с тобой я так понятно общаюсь, по-русски у меня так не получится.
В беседу включается отец, до сих пор он не вмешивался:
- О чем говорить, Линь? Ты взрослый человек, у тебя невеста прекрасная, скоро практика закончится и ты вернешься домой… О чем говорить? Зачем выяснять отношения, которых нет? Ты же сам говоришь, что она тебя не замечает… Или какие-то поводы она все-таки дает?
  - Ни каких поводов она не дает!
  - Так о чем тогда говорить?
  - Не знаю…
  - Не знаешь… - Это уже пишет мать. - Тяжело тебе там, вдали от дома… Столько впечатлений, тяжелая работа, еще Пушкин этот. Дался он тебе…  Своих поэтов не хватает? Ли БО, Дай Ваншу, наконец, красавица Линь… Думаю, тебе надо заканчивать свою практику и побыстрее возвращаться. Поговори лучше со своим начальством из китайской компании. Хватит уже! И так дома полгода уже тебя нет, сколько можно…
Его выручают Макс с Марией, вовремя появляются на пороге офиса, залепленные снегом.
Линь отписывается:
- Может, вы и правы… Но я уже не могу отвлекаться, мне работать надо.
Лицо Мани скрыто затянутым капюшоном «аляски», Макс сметает веником с неё и себя снег и весело извещает:
- Вот, товарищ Линь, встречай гостью. Опять к нам пожаловала, не доверяет, все контролирует, наблюдает, как мы работаем. Даже в такую пургу к нам пробивается. Но уже не рискует после твоего вояжа, гусеничный вездеход вызвала.
Мария откидывает капюшон и приветливо, даже как показалось, излишне тепло улыбается Линю:
- Весело тут у вас. Пришлось применить глобальное утепление. В такую погоду и надо заниматься Пушкиным, Эйдельманом, Николаем… Про Бенкендорфа не забудьте... Кстати, наш генеральный – страстный театрал, он даже объявил корпоративный театральный фестиваль мини-пьес, победителя обещал на «Золотую Маску» отправить.  Может, попробуете что-нибудь по своей любимой теме подготовить? Правда, тут одна деталь есть: надо же такую пьесу или инсценировку написать? 
- Да что за вопрос, – Макс беспечно отмахнулся, сбросил на кресло куртку и увлечено продолжил, -подумаешь, мини пьеса, это же не диссертация. Берем, к примеру, эпизод с появлением Пушкина у царя. И обыгрываем его. Используем статью Эйдельмана как пьесу, изображать Пушкина будет Линь, он как две капли похож, особенно ростом, царем буду я, кто же ещё кроме начальника царём может быть... Прямо сейчас и начинаем. Не отходя от кассы…
Макс преобразился в императора Николая Первого, стоит в углу офиса. Линь пытается изобразить Пушкина, понуро сидит за столом. Он в ссылке, ему скучно, горько и тоскливо. Рядом за столом Маня с ноутбуком, она тоже заразилась идеей и сноровисто вытаскивает из Интернета разные полезные сведения:
- Перед встречей с поэтом у царя могла собраться компания советников…
- Погоди, Мань, не забегай вперед, мы еще не добрались до встречи. - Макс попутно стал еще и режиссером. Он тоже вооружился сетевыми знаниями. – Прежде всего, я как царь всея Руси заявляю: с юности  не доверял поэтам, склонным к утопиям и опасным мыслям. Но старший брат мой, Александр, наставлял: «Запомни, поэзия для народа играет приблизительно ту же роль, что музыка для полка: она усиливает благородные идеи, разгорячает сердца, она говорит с душой посреди печальных необходимостей материальной жизни». Вот и приближу я после всех арестов просвещенные круги.
По знаку Макса включается Линь-Пушкин:
- Ночью на четвёртое сентября тысяча девятьсот двадцать шестого года  получил я вдруг с нарочным два письма. Короткое, от фон Адеракса, псковского губернатора: «Милостивый государь мой, Александр Сергеевич! Прошу Вас поспешить приехать сюда и прибыть ко мне»
Макс со словами «у нас на самом верху тон иной» забирается на стул:
- Вот письмо с отметкой «секретно», подписанное начальником Главного штаба: «По высочайшему государя императора повелению... чиновнику десятого класса Александру Пушкину... отправиться сюда... в своем экипаже... но в сопровождении только... фельдъегеря; по прибытии же в Москву имеет явиться прямо к дежурному генералу Главного штаба его величества»
- Без фельдъегеря у нас грешных ничего не делается... - Как-то совсем унылым Линь представляет поэта. - Восьмого сентября меня небритого и измятого, к тому же в пуху ввели в кабинет государя.
Теперь Маня возражает, что сначала она должна описать высшее общество, которое готовит царя к эпохальной встрече: великолепная, статная и веселая Фридерика Шарлотта Вильгельмина со своей подружкой, графиней Цецилией Гуровской, другие близкие вельможи... И все они советуют, какой тон взять с Пушкиным. Фридерика:  Ihre Hoheit, das ist mein Lieblings Рuschkin, Sie m;ssen ihn streicheln. Графиня Гуровская: этот Александр просто душка... Бенкендорф настаивает, что на каторгу его подлеца мало, во глубину сибирских руд! И когда государь всех их выпроводил, а через другую дверь вбежал пыльный Пушкин...
Макс перехватывает инициативу:
- И когда государь всех их выпроводил, а через другую дверь вбежал пыльный Пушкин, Царь неожиданно выхватил из букета возможных вариантов залихватское «А здравствуй!»: такой вот типа я простой парень и буду впредь твоим дружбаном и цензором на радость моей православной немке.
Они развлекались, пока Макса не вызвали по делу. Линь с Марией остались одни, и для китайца наступает момент истины. Бывает, случаются в замкнутом, автономном коллективе на крайнем Севере с человеком такие неожиданные перемены. Он как бы теряет ориентацию, ценности меняются, и самым значительным кажется то, что здесь и сейчас. Так влияние могучей, неуправляемой полярной природы иногда действует на здравый смысл. С одной стороны, он на практике, на работе, где Мария самая главная, и уж точно никто не посылал его в Россию, чтобы он так позорно на работе влюбился. С другой, а что делать? Ну не выходит она из головы, хоть убейся! Это же невозможно, вот так, видеть её рядом, ловить каждое слово, каждый жест… еще манера у неё такая раскованная, нет, легкая, прямо завораживающая, открытая. А ему что, пытаться изобразить бесстрастие, кто-то еще придумал - безразличие - из даосистких учений, а какое тут холодное, стоическое равнодушие, если при виде этой женщины забывается дом, невеста, задания по практике, работа… все готов забросить и только о ней думать. Он же не пацан семнадцатилетний, чтобы молча страдать…  И момента подходящего может больше и не представится.
Линь подходит к креслу Мани, она поднимает глаза, останавливает вращение, с интересом смотрит.
- Мария Ароновна… Маша! Я давно сказать хотел…  в общем я давно…
- Что сказать-то? Говори уже, не робей. И что значит давно? Дня два?
- Время неважно…
- А что важно, ЛиньЛивей? Ты какой-то странный…
- Я не странный, я … я… я влюбленный!
- В кого?!
- В вас… в тебя… нет, в вас.
- Так. Это еще что за новости? Ты сюда зачем приехал? На практику? Или за приключениями? У тебя, как я понимаю, невеста на родине осталась, так?
- Так. Да, так. Но…
- А никаких но! Разве я тебе хоть один маленький повод дала? У тебя своя жизнь, у меня своя! Или что? Давай полюбим друг друга, ведь у нас одинаковые разъемы для зарядки айфонов? Так что ли ты это себе представляешь? Решил, пока суд да дело, пока невеста за тридевять земель, с ветреной дамой поразвлечься? Милфу себе нашел?
- Нет! Не так! Не так! Вы такая… такая… не знаю как сказать… такая… в общем я люблю вас и теперь не знаю, как мне дальше жить… Разве я виноват?
- Послушай меня, мой маленький китайчонок Ли… Как тебе дальше жить… если бы ты был нашим, я бы посоветовала «пойди и утопись!», но ты не наш, не привыкший и очень наивный, и поэтому я объясню. Ты, видать, не привык к таким особам как я, к такой манере разговаривать, к такому вольному поведению… и некоторые шуточки принимаешь за чистую монету. Поэтому не верь увиденному и успокойся, все пройдет, все забудется, и выбрось из головы все эти глупости, которые ты себе напридумывал. Ты хороший парень, давай, изучай производство, изучай Пушкина, закончишь практику – поезжай к своей невесте. Она там случайно не заподозрила? Какой-то ты уж совсем потерянный?
- Да. И мама тоже. Я ей все рассказал…
- О, Господи! Что ты ей мог рассказать?
- Нет! Ничего такого! Просто сказал… что полюбил вас и теперь не знаю как дальше жить…
- А теперь скажи, что знаешь! Скажи, Мария Ароновна и Макс Ильич меня очень полюбили и они теперь мои лучшие друзья!
Входит Макс, подозрительно смотрит на них. «Инструкцию по сейсморазведке повторяем…», слышит объяснение супервайзера.

4.
  Подруге блогера удается вытащить его из кровати и хоть как-то начать изображать видимость работы. Рукавом куртки Вика смахивает с журнального столика все следы затянувшейся депрессии и сажает Николая с ноутом напротив себя.  Для начала она просит хотя бы открыть почту. Николая томно, обиженно, под давлением жестоких обстоятельств жизни заходит в свою почту, но сразу предупреждает, что все мэйлы с темой «ковид» сразу идут в спам. Если там ничего больше нет – «Леша твой тоже улетает нахрен пить Новичок и я ищу новых сценаристов».
Вика не возражает, она даже обещает отпустить его «и дальше искать себя сколько хочешь», лишь бы блогер отработал хотя бы три рекламных интеграции. В ящике входящих всего 354 непрочитанных, фильтром  убираются все сообщения с пометкой «ковид», в итоге остается одно сообщение с пометкой темы «анализ сочинения Линя «как я провел лето» и в самом тексте нечто новое. Леху вызывают на скайп, чтобы не читать длинный текст с больной головой. У сценариста появляется шанс, но Вика сразу предупреждает не грузить сильно, Николай еще не в форме, «короче, Леха, давай пунктирно».
- Николай Сергеевич, вы не отвечаете на сообщения с материалом, который я Вам присылал за последние несколько месяцев. – Начинает Леха, но после зверской гримасы Вики ужимается.
 Пунктирно материал выглядит так. 
 Персонаж ЛиньЛивей, китаец, геофизик, в России проходит практику. Аккаунт в специальной российско-китайской сети РОКИНЭТ, кстати, массовой и с переводчиком. Установочные данные: 1) Роки млн +  подписчиков китайцев, но много и русских, очень быстро развивается. Вопрос: кто помогает? 2) контент: фотографии природы Севера и изучение русского языка через Пушкина. Ничего такого: стихи и прочее творчество, есть упоминание статьи «тайная аудиенция» (в телеге кинул краткое содержание). Вопрос: толкает политическую повестку? 3) китаец. В связи с короной сами понимаете, какое сейчас отношение к ним плюс тема китайского захвата на хайпе. 4)местоположение: Север. Сами знаете, что у нас на Севере... Вопрос: что китаец забыл у нас на севере?
Блогер трудно въезжает, но прогугленные помощники ему объясняют конкретнее: скорее всего у него там вроде как с месторождениями нефти и газа связано, прикинули – может Западная Сибирь… Хорошо, дальше: 5) пишет стихи в стиле пушкина под # пп. Так, видимо, нагоняет еще больше аудитории. Невинные сочинения о природе и погоде на первый взгляд, но Вы же сами понимаете - если захотеть, там накопать можно что угодно.
В общем, Леха предлагает раскрутить тему китайского захвата и слива данных с нашего месторождения путем фото, видеосъемок, а так же сочинения стихотворений. Найдутся эксперты, монтажеры,  которые и фото его разберут, и филологи, которые проверят стихи китайца на предмет слива секретной информации. Названия для видео насыпем: «ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЧТО-ТО СПРЯТАТЬ... ВЫЛОЖИ ЭТО В РОКИ, ПУШКОВЕДЫ СЕВЕРА… ЗАГАДОЧНАЯ КИТАЙСКАЯ ДУША». Нужно решение. Если интересно – можем начать работу по сбору пруфов и писать сценарий.
Блогер Николай серьезно задумался. Вика, боясь спугнуть, сидит тихо и не рыпается.
  ***
Совершенно замечательное, яркое, солнечное, морозное утро. Макс отдает распоряжения по радио, по телефону, иногда лично через открытое окно. За столом Маня в распахнутой "аляске", она уже готова к отъезду. Радио на стене весело трещит на разные голоса, обозначая рабочий процесс. Линь теребит Макса за рукав, просит всего секундочку, у него в результате бессонной ночи появились новые соображения по Александру Сергеевичу. Макс не очень понимает, что этот увлеченный китаец хочет от него и почему свои желания он обязательно должен высказать именно сейчас, в разгар производственного процесса, когда перед своим отъездом он отдает десятки распоряжений. Услышав слово «стихотворение», Макс взывает:
- О, господи, Линь!!! Самое время! Мария Ароновна, спасай, он помешался на Пушкине, и не даёт мне проходу!
Мария начинает объяснять, что они с руководителем проекта сейчас отправляются в центральный офис, и вот именно в эту минуту как бы не очень правильно… тут из ретранслятора  отчетливо и громко раздается нечто более интересное. Высоким фальцетом радио кричит: «Ты, падла, опять права ЛГБТ ущемляешь?!». На что тяжелый низкий бас отвечает: «Будешь гавкать, я тэбэ яйки ущемлю».
На вопросительный взгляд супервайзера Макс беспечно отмахивается: «В очереди на заправку», потом добавляет: «ЛГБТ это легкий гусеничный болотный тягач». Дружеский радиообмен разряжает неловкость в ситуации с китайцем, отъезжающие прощаются, хорошо знакомый Линю водитель Марии уже собирается тронуться, но внезапно она открывает окно и серьезно объясняет:
- Послушай, дорогой практикант, достойный представитель своей великой страны, - пар при этом обращении особенно заметен в солнечном свете, мороз, наверное, далеко за 30, -  на самом деле, ты хоть самому себе признайся, не Пушкин с русским языком для тебя главное. Я повидала много ваших на обучении и в других странах. Прежде всего, вы все патриоты в самом хорошем смысле этого слова. Вы стремитесь стать полезными для Китая, поэтому совершенствуетесь в профессии вполне старательно и добросовестно. Но молодежь не любит такие формулировки, вам они кажутся старомодными, напыщенными и пафосными. Поэтому и придумываете себе задачи для  всестороннего развития… Что  тоже весьма достойно…  Давай, амиго, не горюй! Надеюсь, я понятно объяснила.
Стекло поднимается, джип как застоявшийся конь срывается прочь, а Линь понуро принимается за работу. Достаточно быстро втягивается и уже сам понимает нелепость своих ежесекундных приставаний с Пушкиным в любом месте и обстановке. Но речь даже такой необыкновенной дамы с литературного пути его не сбивает.
Поздней ночью, перед сном он проверяет Роки и убеждается, что новый хэштэг #ПП , где малыми дозами он рассказывает о секретной аудиенции, об извечных российских проблемах, а еще и выкладывает маленькие стишки-подражания Пушкину – все это дало новый приток подписчиков.
На экране сообщения:
- мило - загадочный китаец с супер красивыми фотографиями, которые даже не требуют никакой обработки!)
- горжусь своим соотечественником, который в суровых русских условиях пытается пробовать себя на поприще литературы))
- мило и экзотично!!!
Линь увлекается и, несмотря на поздний час, добавляет новую тему: «Исследования творчества русского поэта Пушкина в русском полевом лагере». В скобках, для привлечения внимания: репортаж из Сибири из цикла «Знакомимся с Россией». Он быстро стучит по клавиатуре. На экране тут же появляются сообщения:
- ты забавный ! Продолжай дальше!
- Ахахахах, очень смешно;))
- А на это что скажете? – печатает Линь и размещает фотографию с нереально красивым северным сиянием, играющим всеми красками на черном небе со звездами. На переднем плане большой снегоход с оранжевой кабиной, в ярком свете его фар виден след шин в ровной тундре.  Застывший без ветра выхлопной пар в воздухе  говорит об очень низкой температуре в бескрайней, замерзшей тундре.
На экране сообщения:
- Чувааааак, где это?????
- Хочу туда!!!! Боже, как красиво, это где?
- вот так печально, что о красоте нашей природы мы узнаем из роки китайца))
Линь быстро отвечает:
- К сожалению, друзья, не могу подробно раскрыть это место. В СИБИРИ!

5.
  Всю неделю, пока нет Макса, с Линем живет начальник отряда. Этого молодого парня Пушкин не волнует, зато он с интересом следит за развитием блога Линя в сети Рокинет. На экране хештеги: #пишикакпушкин, #стихиПушка , #ПП-поэзия Пушка, #ПП … быстро заполняется лента сообщений, очень много коротких, восторженных постов, быстро меняются размещенные Линем фотографии. Парень сидит перед компьютером как завороженный, то и дело проверяя счетчик подписчиков, который из-за китайской аудитории растет невиданными темпами.
Линь изучает статью Эйдельмана, он хочет доказать Максу, да и Марии – чего скрывать, доказать, что самостоятельно смог проработать «Секретную аудиенцию» не только до третьей страницы, но и всю полностью. Парню звонят по мобильнику, он слушает некоторое время, потом зовет Линя заглянуть в Ютуб на канал популярного блогера. То что они видят, воспринимается двояко. Парень восторжен в высшей степени, он никогда еще не наблюдал такого резкого скачка известности человека, который вот тут, рядом, и неважно, что он китаец, охват идет среди его подписчиков в России. Линь же просто убит горем.
На экране фон-стена с фирменным знаком канала Николая. Операторская группа, гримеры и Вика стоят за кадром. В кадре блогер - Николай. Уже как будто совсем другой человек - свежий, с укладкой, побритый, в дорогом и модном костюме с петличкой. Процесс съемки идет уже не первый час, все в напряжении последнего завершающего монолога с выводами автора канала. Он активно жестикулирует. Речь абсолютно уверенного в правде борца, заряженного на успех, знатока психологических тонкостей и приемов манипуляции.
Зритель должен понять, что проведена гигантская работа по сбору неопровержимых фактов, расследований и анализа, получен удивительный, умопомрачительный материал. Уж сколько было разоблачений безграничной, наглой и вседозволенной коррупции, но это, - взывает ведущий, - поверьте, настоящий шок контент!
Сейчас мы представляем анонс большой, двухчасовой передачи, но что я хочу сказать? Не знаете, чем это кончается? Сначала передаются секреты государственной важности, китаец ЛиньЛивей – мы вас с ним еще познакомим - просто так, что ли, на нашем месторождении сидит, за это кое-кто в эшелонах власти миллиарды получает. Потом пойдут сливы данных подписчиков и их детей!! Этого вы хотите для своих детей?? Китайцы уже один раз провертели нас со сливом данных в тик токе! Пока вы сидите и думаете, что это просто милые стишки в интернете - происходит вторжение! Будете сидеть и спокойно смотреть, как с такого важного объекта китаец выкладывает стихи в стиле Пушкина? Вам не смешно? Вы реально в это верите!!! Пушкин даже у нас уже никому нафиг не нужен. Вас очень грамотно разводят!!! Куда смотрят власти?! Я в шоке!!!! А вы, зрители, как обычно выводы делаете сами.
Ведущий собирается с облегчением выключить микрофон, но его фантазия вышла из повиновения, он еще не готов остановиться:
- Исследования творчества русского поэта Пушкина в русском полевом лагере» - под таким названием он, китайский подданный, нам лекции читает. Ушлый чувак этот ЛиньЛивей. Красава! Мало того, что за нашими нефтяниками шпионит, так еще и Пушкина опустил: тот, мол, перед царем прогибался, с декабристами и не думал выступать, а вдобавок ещё и нашу оппозицию приплел, наехал на всех наших борцов за справедливость, за Россию будущего наехал по самое небалуй... В общем, все ссылки и пруфы вы найдете в описании под этим видео. Не дайте себя обмануть! Просыпайтесь! Все! Заставка фирменного для канала жеста прощания.
А в студии аплодисменты группы, все выдыхают, поздравляют друг друга, чувствуя какой крутой  контент они только что сняли.  Разбирают реквизит и аппаратуру, собираются домой - поздравляют Николая. Заслужившая этот момент Вика в восторге:
- Снято. Всем спасибо! Коль, это было очень круто. У нас просто суперская команда и здорово, что получилось так быстро написать сценарий, найти локации, откопать этих экспертов филологов...  Это просто ор, это точно в тренды должно залететь,  и ты нашел в себе свой запал. Вот теперь я тебя узнаю, с возвращением!!! Все, отдаю на монтаж материал и как можно быстрее выкладываем! Целую, побежала!! 
  ***
Помощник проникает в кабинет депутата с каким-то подозрительно довольным видом. Хозяин кабинета роется в айфоне, не придает значения появлению нерадивого слуги, потом снисходит:
- Ты чего такой довольный? Хорошо пообедал?
- Отнюдь, - загадочно и нагло реагирует придворный интриган, - я тут подумал, надо идти в молодежь. У них весь движ. Но мы же с вами люди солидные, с отвязными тиктокерами связываться не станем, мы все-таки политически мыслим…
- Ну что ты там буксуешь? Давай уже выкладывай!
- Айн момент, подсоединяемся к популярнейшему блогеру, посмотрим, что там нового…
- Это что еще за хрень? Я этих уродов слушать буду?
- Терпение, и в куче дерьма встречаются алмазы!
И действительно, через несколько минут в кабинете появился огромный информационный шанс.
  ***
А у китайского специалиста ЛиньЛивея, в его ленте сообщений творится нечто непредсказуемое. Линь не успевает читать посты, почему-то только сейчас он стал обращать внимание на аватары.
Девчушка в желто-голубой майке, «@света_ноготочки»:   
- А вам не показалось странной эта строчка в его стихотворении «И долго буду тем любезен я народу, Что каждый день вычерпываю воду» да это вже прямое указание геометки и призыв к действию! Это китайский захват!
Мужик на козлиных копытах с табличкой «@витя68»:
- Ребят, какого хрена они вообще к нам лезут! Пусть сидят в Китае и не высовываются!).
Посты добавляются с огромной скоростью:
- «В природе так бывает/Свинья свинью рожает/Свиноворот свиней/Ооо, и папа…».
- НЕ ТРОГАЙ НАШЕГО ПУШКИНА!
- ходи аккуратнее
- Это наша культура!!! Вы дебилы поверили, что это просто стишки!
Фактурная дама на лабутенах:
- Как я могла плакать над этим: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,/И назовет меня всяк сущий в ней язык,/И гордый внук славян, и Маню возлюбивший/Китаец, чувствуя полнейший свой кирдык» - это же пошлятина! Отстооой!!!
Парень с фольгой на голове, «@толстыйmydibububu»:
- Он сатанист и весь китайский биз такой же, поклоняются инопланетной сущности. Продают душу за материальные богатство. И с вакцинами такая же фигня. Люди в неведении ставят прививку, отдают свою духовность, на их место встает другая демоническая сущность и они агетируют за прививки. Друг мне рассказал с Модерной. Все взаимосвязано. Не доверяйте медикам на их знаке змея! Не доверяйте СМИ это их оружие!! Не доверяйте кровавому режиму это лже пророки!!! Не доверяйте китайцу, он Пушкина не любит!!!!
- Чо вам исчо непонятно ничо
- Шок, ётить!
- Масоны из Нью-Йорка даже могут управлять ценой моркови на Урале, а вы тут под носом шпиёна не видте?!
- Да всем пофигу на вас и ваш не мытый китостан хайское цыганье блеать еще умничать тут будет?!!!
- Скафноты нафига вы смотрите эту паленую инсту? За Коляна Слепченко топить в сто раз прикольнее… все на улицу!
Пользуясь отсутствием депутата, в его кабинете вольготно располагаются Клеопатра и Помощник. Девица сидит на столе, болтая нереально красивыми ногами, танцующей, победной походкой к ней приближается Помощник, всем своим видом показывая, что Клеопатра просто обязана им гордиться. Но настоящую светскую львицу голыми руками не возьмешь. Она вмиг отрезвляет зарвавшегося хвастуна:
- Оссподи, как вы мне надоели… Тот кабан все время внимания требует, этот бездельник туда же… какие же вы самовлюбленные кретины… Тоска. Скорее бы моя Фрида возвращалась.
Помощник замер от неожиданности, оставив попытки протиснуться между её коленей:
- Клеопатра Автандиловна, ты что, нюхнула? Сидишь тут в прострации.
- Сколько раз говорить, не называй меня по отчеству! Все я слышу, молодец, ничего не скажешь. А то повадился цитаты выписывать. Я не ленилась, проверяла, действительно из стенограмм целые куски чужих выступлений копируешь, хоть бы своего чего-нибудь добавил.
- Зачем мне депутатский язык портить? Они же талантливо так рассуждают…
- Ладно, не суть. Ты вот вроде неслабую тему нарыл. Только как-то подозрительно гладко все у этого блогера. Ты хоть на грамм ему доверяешь? Фактчекинг, самый что ни на есть первичный, не хочешь провести? Демутат наш на самый верх проблему вытаскивает, а вдруг этот блогер фуфло гонит?
- Ни на грамм не доверяю, и не в моем доверии дело. Здесь, дорогая моя, бдительная Клео, не это важно. Волна поднимется, на её поверхности, на самом гребешке наш милый друг как на серфе покатается, везде отметится, на всех каналах покрасуется, и вся страна его вспомнит. Нам ведь что важно? Популярность! А для этого все сгодится. Кроме, сама знаешь, чего. У нас сейчас накат пойдет. Все это жулье со своими запросами и к тебе и ко мне полезет, челобитные свои пристраивать. К такому видному лидеру трендов и отношение другое, ставки повышаются, нам главное, не продешевить.
- Ты смотри, не зарывайся! И не вздумай там втайне от меня крысятничать!
- Как ты можешь?! А совесть? Ладно, сменили тему. Забудь! Мы ведь сегодня завалимся куда-нибудь?
- Куда-нибудь… Ну, завалимся. Куда же от тебя, шустряка, денешься.
 
6.
  Настоящая, не хуже арктической, буря поднялась во всех бесконечных комитетах, комиссиях, отделах и подотделах. Чиновный люд тряханула волна с востока, не в том, конечно, смысле, что кто-то конкретный прямо заболел от горя, а в том что гнев за поругание святого, ненависть от поползновений на самое ценное легко демонстрировать на публике.
И снова в эпицентре российского шторма оказался китаец. Прямо наваждение какое-то на нашего, ни в чем неповинного, доброго и честного ЛиньЛивея. Бесконечные обличения и гневные требования раздавались в десятках аудиторий, в ТВ передачах и в Сети.
Комитет, название которого не принято разглашать:
- Доколе, требую я отразить в нашем коммюнике, мы терпеть будем иностранцев вблизи наших стратегических резервов? Потворствовать, так сказать, незаконной передаче наших секретов?  И прекратите  ваши слабохребетные разговоры, что китайцы почти что и не иностранцы. Только недальновидные не видят, зевни раз-другой, слабину дай, и Китай займет всю нашу Сибирь. Заявляю ответственно: китайцы хуже иностранцев! Поэтому гостайны надо беречь как зеницу ока и отправку с нефтяных месторождений разных сведений запретить навсегда!
Литературная комиссия:
- Я, товарищи, давно говорю: имя Пушкина надо поднять так высоко, чтобы никакие иноземные критики до него не дотянулись. А то ведь до чего дошло? Уже приписывают нашему достоянию Новичок на скамейке:" Любовь, мол, не вздохи на скамейке..." Что? Не Пушкин? Вы меня ещё учить собираетесь? Заочника академии генштаба... э-э... искусств?!
Подкомиссия Бенкендорфа:
- Подкомиссия по поддержанию вражды к жандармскому достоинству Александра Христофоровича Бенкендорфа в связи с экстренностью обстоятельств должна быть в срочном порядке переименована в КомБен с выделением дополнительной мигалки.
Подкомитет по защите:
- Наш подкомитет по защите чувств верующих в Пушкина совместно с подотделом защиты чести и достоинства Н.Гончаровой не должны остаться в стороне. Ежедневно на всех главных каналах наши наиболее фотогеничные представители и представительницы должны стеной лечь на защиту, если потребуют обстоятельства и режиссура программ, не стесняться возбуждаться, впадать в ступор, сдавать ДНК, требуя наказать виновных за оскорбления памяти поэта. Вот мне говорят, дескать, не было в сообщениях у китайца таких оскорбительных слов: «Вот перешед чрез мост Кокушкин/ Опершись жопой о гранит/ Сам Александр Сергеич Пушкин/ С мосье Онегиным стоит». Может, и не было, да какая разница?! Важно же отношение…
В это самое время в квартире Блогера настоящий пир, за столом море французского шампанского, вместо обычных коробок из-под пиццы еда из дорогих ресторанов. Вика расслабленная и пьяная, но не теряет бдительности, похвальба блогера о гениальности запущенной туфты и о том, как её хавают идиоты, настораживает:
- И никто ведь даже не попытался читать оригинальные посты этого Линя и его друзей, все уже ищут разбросанные по интернету расшифровки и всякую хрень, которую ты понапридумывал от имени несчастного китайца… Чо-то, Коль, я сейчас подумала, а он в суд не побежит? Они ведь далеко не дураки…
- Это уж точно, что не дураки. Я тут погуглил немного: Первые на другую сторону Луны модуль посадили, Фейсбук сейчас у них слизывает, а не наоборот как раньше. Пекинский технопарк вообще первый в мире с оборотом в триллион долларов.
- Не боишься? Мы-то все поразбегаемся, а таскать тебя будут.
- Слушай, Викуся, нам бабло нужно или правда? Забыла, как приползла, нудила тут, меня из комы выводила,  теперь-то зачем опять ноешь? Чего тебе опять не хватает?  Кто бы на меня клюнул, если бы там правда была? А так очень даже нарядно: тут тебе и промышленный шпионаж, и коррупция, и оскорбления в лучших чувствах, на Пушкина замахнулись за китайской стеной... Чего бояться, первый раз что ли? Живи, наслаждайся, а там видно будет.
Комитет по информационной политике:
- Нам поступили сообщения от блогер-группы «Патриохакеры из Голышманово»:  с почты шпионской группы, с адреса месторождения в Китай ушло больше писем, чем от Хиллари Клинтон!
 «Одиночный пикет «Наш Николай»:
- Иностранец на нашем российском нефтяном поле издалека и коварно начал с оскорбления нашего дальнего родственника. Предлагаю незамедлительно начать молитвенное стояние. Статья некоего ЛиньЛивея при пособничестве слабохарактерных и недальновидных россиян оскорбляет Николая Первого, не говоря уже о Пушкине. Эта антиисторическая злобная подделка разжигает рознь и оскверняет Святыни, потому что идёт династическая связь с тем, который преодолел искушение и выбрал Россию, выбрал гражданскую ответственность. В итоге в братской стране подло и умышленно проводится дискредитация, клевета и глумление над одним из самых почитаемых святых — царем страстотерпцем Николаем II. Чего они знать могут, эти китайцы, которые осуждают? Он не отрёкся малодушно от престола, вернее отрёкся, но не малодушно, а в пользу своего брата Михаила. По законам престолонаследия женатый морганатическим браком великий князь Михаил Александрович не имел, правда, прав...
Оргкомитет:
- За последние тридцать шесть часов нами вынесены на обсуждение новые законы: о неразглашении литературных тайн; о запрещении говорить о Пушкине с иностранцами, особенно американцами, вне стен Дома писателей; об ужесточении мер против вольного трактования и передергивания Пушкина, это должно быть подсудным делом, в региональных отделениях КПРФ предусмотреть спецчасы приема любителей поговорить на щекотливые в политическом смысле темы, в исключительных случаях, в полемических беседах о Пушкине с иностранцами, в качестве последнего аргумента допускать ненорматив! Мат допускать! Как на охоте! И срочно организовать новый комитет по связи с народом под названием «Двести лет вместе»!
В кабинете Начальника внутренней безопасности нефтяной фирмы-заказчика, за столом с зеленой настольной лампой, в ночном полумраке сидит отставной генерал. Он знает и любит свою работу, но знания в этой ситуации не помогают принять правильного решения. Одно хорошее известие - переписка с Китаем, передача служебных материалов не подтвердились. Китайский гражданин ЛиньЛивей с IP-адреса месторождения всего лишь ведет свой блог в согласованной с начальством сети РОКИНЭТ, ничего запрещенного не публикует. Но все равно, меры принимать надо. Нефтяной компании такой ажиотаж совершенно ни к чему. Тем более, что пресса постоянно подзуживает, на территорию месторождения даже стали пробиваться казаки с плетками и решительной целью проучить изменников Родины. Сами по себе эти казачки не страшны, там понтов больше и крика, но общая картина вокруг фирмы складывается неблагоприятной.
Мучительно размышляет товарищ генерал, встаёт, прохаживается, смотрит на часы и, наконец, решается позвонить. После нескольких сигналов вызова уже собирается положить трубку, но его останавливает низкий бас из телефона: «Слушаю». Генерал уже сам не рад, что затеял этот ночной разговор, но деваться теперь некуда:
- Извините, прошу прощения за поздний звонок, но мне крайне важно узнать: не является ли Пушкин в настоящее время запрещённым для передачи за границу через посредство сети Роки?
Трубка недоуменно молчит, потом молчание становится красноречивым, генерал непроизвольно  вытягивается, как курсант, ещё ждёт, потом говорит в пустоту: «Вас понял» и осторожно, двумя руками кладёт трубку на место. Садится, вытирает пот, хватает другой телефон и уже совсем иным, по-настоящему командным голосом отдает кому-то распоряжение немедленно выдворить за пределы месторождения руководителя сейсмического проекта Максима Палаткина и китайского гражданина ЛиньЛивея.
Ни этот бдительный начальник по режиму, ни тот высочайший чин, которого разбудили среди ночи, еще не в курсе, что поздним вечером этого же тяжелого дня произошло важное событие. Знающие люди потом рассказывали, что на Российско-китайской встрече на высшем уровне, куда и пресса не была допущена, в какой-то момент наступила тишина. Потом еле слышно «Спасибо!» и сразу тихий, донельзя знакомый, спокойный, а кому-то показалось, и зловещий голос четко произнес.
- Министр энергетики! Вы чего там, совсем что ли? Что за чушь?! Мочите на месторождениях всех подряд...
  ***
В квартире Клеопатры паника. В разных комнатах несколько раскрытых чемоданов, раскиданы груды одежды, в попытке все быстро упаковать мечется обычно невозмутимая Клеопатра Автандиловна. Звонят, хозяйка квартиры открывает входную дверь, с побитым видом пытается войти Помощник. Клеопатра не пускает, весь скоротечный диалог проходит на пороге:
- А тебе чо тут надо, идиот несчастный? Пошел отсюда! Кретин.
- Клео, ты что, с цепи сорвалась? Да что такого? Ну, в общем конечно да, есть прокол, но нам о другом думать надо. С ним все ясно, мы дальше как жить будем?
- НАМ?! Кому это нам? И кто это мы?
- В смысле, кому? Мы разве не вместе? Нас разве ничего не связывает? Ты и я…
- Я это я, а ты пошел на три буквы! Безоговорочно! И чтобы я тебя больше не видела.
Звонит мобильник, Клео в спешке путает и отвечает по рации, чертыхается, кричит в телефон:
- Фрида!!! Ты где, засранка, прячешься, дозвониться не могу? Погоди! - Помощнику. - Ты еще здесь?
Рация в другой руке:
- Охрана! Немедленно убрать из дома этого позорного типа! Пулей, я сказала. Что? Да его шеф с утра еще  без выходного пособия уволил, ни хрена вечно не знаете…
Силой захлопывает дверь, теперь чуть тише говорит в айфон:
- Ты здесь? Ага! Слушай, как ты была права насчет немецкого нотариуса и документов на дом… Вот прям ну совсем во время, есть, куда смываться… Стой! А паспорт мой где? Ааа, все ты предусмотрела, козочка моя. Там и жди меня, у входа в терминал. Все! Лечу, Чао! И не кури как паровоз, оч. хочу тебя взасос… Давай, родная, я тоже, намокаю... Чмоки-чмоки!
  ***
Непосредственно на месторождении Служба безопасности не решилась вот так, среди ночи выдворить с территории иностранца. Тем более, что руководителя проекта вообще в расположении не было, чего генерал со своим приказом не учел. А на утро уже все поменялось. Поступил категорический окрик китайца не трогать, усилить наблюдение по периметру, гнать всяких корреспондентов, тем более блогеров и казаков.
Рабочий день начался с традиционной, ежедневной видеоконференцсвязи. Когда покончили с оперативными вопросами, в офисе остался один Линь, а на другой, московской стороне Мария и Макс.
Как то стало не до Пушкина с его секретной встречей, разговор крутился вокруг перебора необычайных приключений китайца в России. Первым делом Линю настойчиво посоветовали в свою сеть не заходить, нечего там смотреть, только нервы портить. А вообще, он оказался самым уникальным иностранцем. Все, что в принципе может случиться, произошло именно с ним. Со многими за всю жизнь на Севере такого не приключалось, а вот посланцу дружественного Китая прямо-таки везет.
И в пургу попал, да не просто пургу, а в такой шторм, какие не каждую зиму бывают. И в болото чуть не провалился вместе с Крузером, нескольких метров не хватило. Чудом не замерз среди бескрайней тундры. «Влюбился как дурачок, - лукаво дополнила Маня, - да вовремя исправился».  Пушкина начитался и даже малоизвестную статью почти осилил. Артистом побыл, талантливо сыграл роль молодого Александра Сергеевича. Зрители «в моем единственном лице Мани – Фридерики» поверили в унылую жизнь поэта в ссылке. Но главное, конечно, достижение, прямо суперрекорд подписок – Линь стал знаменитым блогером - миллиоником.
Столько приключений, что уж и придумывать больше нечего. До лета, до конца практики предстоит теперь Линю серая, скучная жизнь. Ну, это в смысле экстрима, что и правильно. Нам неожиданностей уже с избытком хватает. А на работе, в общении с наладчиками, в дальнейшем постижении творчества гения и совершенствовании русского языка – это пожалуйста, веселись, товарищ, в полную силу. В России тебе больше ничего не угрожает.
Но не угадали со своими прогнозами Мария Ароновна с Максимом Ильичем.
  ***
Слегка успокоенный Линь поехал на снегоходе к наладчикам, провел с ребятами целый рабочий день и приободрился. Его подначивали, но так, достаточно тактично, без перебора, больше в их шутках было уважения от способности товарища раскрутить свой блог до огромного числа подписчиков. На морозе эти веселые парни мечтали, как Линь с гигантских сетевых заработков повезет всю бригаду жарким летом в Китай на Великую Стену, а потом к гейшам. Линь возразил, что гейши в Японии, и наладчики согласно закивали головами, в точности как Линь учил их в процессе внедрения своей культуры. При этом смело предположили, что и на японское мероприятие у богатого блогера денег должно хватить. И конечно этим же летом они все будут приглашены на настоящую китайскую свадьбу.
Вернувшись из тундры Линь начал оперативного готовиться к встрече Китайского Нового года, который с учетом разницы во времени должен наступить уже совсем скоро. Загодя он убрал свое купе в белые цвета, на столе поставил фигурку быка из металла и расположил лэптоп так, чтобы родные увидели все его аскетическое, но нарядное жилье. Он достал, наконец, заветную шкатулку, подарок невесты, открыл и нашел объяснение её весу. Внутри лакированной коробочки находился металлический контейнер для хранения риса. Не без труда он одолел хитроумные запоры, сварил настоящий китайский рис, которого хватило ровно на любимую фаянсовую пиалу, достал палочки и привезенный из московского китайского ресторана стаканчик с кисло-сладким сливовым соусом.
Установил связь с Чуньхуа и родителями, зажег благовония, которые не очень полюбились Максу, но все-таки призваны отпугнуть злых духов, начался ежегодный ужин семейного воссоединения. Отчет о прошедшем годе с настойчивого желания остальных преимущественно давал всеми любимый и обожаемый Линь. Невеста порывалась обсуждать детали скорой свадьбы, мама желала только одного - чтобы он побыстрее приехал домой, а отец старался сохранить даосисткое бесстрастие, но получалось у него не очень.
В Москве тоже наступала ночь. Случился редкий вечер, когда оба родителя маленькой скрипачки оказались дома. Они дурачились, прикалывались, но на свой, музыкальный манер. Папа пианист настроил балалайку, дочь в виде скрипичного вступления проникновенно играла каденцию собственного сочинения, а требовательная на работе Мария Ароновна за роялем взялась исполнить низким голосом романс Глинки «Сомнение» на слова Нестора Кукольника. Кроме них в комнате на постоянной основе присутствовал, правда в клетке, старый попугай, которого вся их маленькая семья признавала самым умным в доме.
В момент наступления кульминации романса, когда Мария натурально басом страдала со словами «Не верю, не верю коварным наветам», папа виртуозно переходил от Ре-септаккорда к До-минорной шестерке, а дочь применила самое изысканное деташе, в этот самый миг наивысшего музыкального просветления попугай сердито и надсадно заорал. В непроизвольно наступившей паузе папа не без оснований упрекнул птицу достаточно деликатным вопросом «чего орешь, чудак?», на что получил молниеносный ответ «сам чудак!». Папа растерянно посмотрел на семью, и в глазах у него читалось разочарование: что, мол, с этой твари взять, классическую музыку не понимает…
В этот момент, когда вся семья готова была повалиться на пол со смеху, резко и не творчески зазвонил мобильник. Врач полевого лагеря на месторождении сообщил, что китаец ЛиньЛивей был обнаружен в своей каюте без сознания и с очень высокой температурой.

7.
  Да, врач полевого лагеря не зря несколько лет провел в экстремальной медицине МЧС. Действовал он профессионально, быстро и решительно. Через две минуты после звонка по внутренней связи он уже был в каюте Линя. Оценив ситуацию, он предположил две версии: Ковид или пищевое отравление, независимо от диагноза отмечена крайне тяжелая форма. Он моментально изолировал Линя от остальных, заставил помощников и сам оделся в медицинский костюм с маской, перчатками и закрытыми очками, отдельно расфасовал все его вещи в герметичный контейнер. Сейчас он обращается к супервайзеру Заказчика напрямую с просьбой организовать немедленную эвакуацию больного санавиацией, поскольку случай по всему видно, что очень тяжелый, а кроме того, заражение коллектива Ковидом приведет к затяжным простоям в работе всего месторождения.
Мария моментально дозвонилась до генерального директора, и вся организационная машина по отправке вертолета с медбригадой и экстренной эвакуации иностранца с месторождения пришла в действие. Не теряя ни минуты, Мария связала с полевым врачом свою мать, доктора медицинских наук. Через некоторое время мать попросила Марию срочно приехать.
По дороге к родителям Мария уже догадалась, что случай этот явно не ординарный. Дома у них она узнала, что к разговору с полевым врачом мать подключила и отца, известного профессора микробиологии, и что тот уже связался с кем положено для отправки китайца в Москву, в военный госпиталь.
Профессор нашел работу полевого врача оперативной и толковой, и особо похвалил его за раздельную герметичную упаковку вещей, гаджетов и посуды больного. Мария поняла, что случай не то что не ординарный, состояние Линя дает основание считать, что случай этот экстренный и крайне опасный. Отец тем временем по телефону обязывал кого-то пока вертолет летит к аэропорту, подвезти в военный самолет специальный медицинский герметичный саркофаг с ИВЛ и прочим оборудованием, а после приземления вертолета, Линя для дальнейшего сопровождения в Москву должна принять спецбригада врачей эпидемиологов. Перед отправкой самолета из посуды больного, просто на всякий случай – в Москве все анализы проведут по полной программе – надо взять микрообразец остатков пищи и сделать экспресс-анализ. Мало ли к чему надо быть готовым к моменту появления пациента в московском госпитале.
В полевом лагере, как это иногда случается – по закону подлости, накануне вечером на временной вертолетной площадке бульдозером был перебит силовой кабель. Никому и в голову не пришло чинить его среди ночи, гостей на вертолетах никто не ожидал, ремонт освещения отложили на следующий день.
  Фонари по углам квадрата не горели, а допуска на ночной подбор площадки у борта не было. Вертолет санавиации сделал круг и ушел за десять километров на освещенную площадку на другом конце промысловой зоны. Пока загрузили Линя в вахтовый автобус, пока доехали, пока вертолет снова запускался, потеряли часа два. 
Разрешение на вылет военного самолета получили тоже с задержкой, в общем, как всегда с авиацией, когда кажется, что все будет быстро, по факту получается по пословице про скорую сказку, да нескорое дело. Врачи, принявшие пациента в самолете, сильно нервничали. Линь в сознание не приходил, из Москвы толком ничего не объяснили, требовали только чрезвычайную изоляцию больного, врачи очень не хотели привезти в Москву тело, тем более, что пациент еще и иностранец.
Пока все проблемы решались, самолет с Линем в саркофаге на борту, наконец, полетел, в Москве была уже глубокая ночь, и родителям с Марией оставалось только ждать. Отцу позвонили из Сибири. Он молча выслушал, потом произнес: «да, вероятно, это как раз холерный вибрион, я так и предполагал», положил трубку и пригласил Марию в свой кабинет. Достал старый семейный альбом и попросил дочь вдумчиво, без паники, но очень старательно и обязательно найти одну старую фотографию. Марии уже передалась атмосфера четких и быстрых указаний, беспрекословного и тщательного исполнения, какая наступает среди профессионалов в моменты высшего военного или эпидемиологического напряжения.
Она нашла фотографию. Семилетняя Маня стоит рядом с креслом деда, академику-микробиологу 85, время съемки 1995 год. И тут отец рассказывает Маше историю, о которой она раньше никогда не слышала.
  ***   
Осенью 1945 деда, ученого-микробиолога Марка Ароновича Вильбушевича в обстановке секретности срочно направили в зону разграничения КНДР и Южной Кореи. Их долго везли на машине, потом пересели на лошадей и в горном массиве Chaha-ri они добрались до жалких построек местных крестьян. Далее пешком по тропинке на юг обогнули гору и поднялись на плато со странными бетонными сооружениями и охраняемыми входами.
Постепенно Марк узнал, что в японской армии существовал отряд 731 под командованием микробиолога генерал-лейтенанта Сиро Исии, который разрабатывал и массово испытывал на пленных китайцах биологическое оружие. Применялись бактерии чумы, сибирской язвы, холеры, тифа, газовой гангрены, которые планировалось помещать  в смертоносные бомбы. Так Япония готовила против СССР бактериологическую войну. Но в результате поражения японцы, панически боясь разоблачений, в спешном порядке приступили к уничтожению секретных зданий, оборудования и некоторых материалов 731 отряда, а также к эвакуации отряда в Корею. В процессе заметания следов генерала Исию выкрали американцы, а советские войска захватили часть отряда вместе с документацией и образцами и все это перевезли на секретную базу в безлюдном горном массиве.
Неделю Марк с сопровождающими МГБ-шниками прожили в штольне базы, пока не прибыла группа, во главе которой был очень высокий чин в штатском. Кроме охраны в группе оказались два японца и переводчик. Японцы – плененные военнослужащие Квантунской армии, уличенные в создании и применении бактериологического оружия. Задачей московского микробиолога явилась систематизация при помощи пленных японцев содержимого штолен и подготовка для перевозки в СССР.
До конца 1949, ожидая публичного суда над японскими преступниками, МГБ строжайше засекретило любую информацию по японской бомбе. Однако, Марк Вильбушевич с риском для жизни умудрился изобрести универсальный антидот и даже изготовил его микроскопическую порцию в виде порошка. Опасаясь огласки, он спрятал антидот. В 1951 его арестовали, но уже в связи с «делом врачей», расстрел заменили шарашкой в Казани, где он официально начал изучать японские разработки. В 1952 работа над проблемой по необъяснимой причине была неожиданно свернута. В 1956 после реабилитации, вконец запуганный микробиолог перепрятал конверт с антидотом.
В конце века бояться, казалось бы, уже нечего, но секретность вокруг японского дела еще сохранялась строго. Старый академик не захотел унести свою тайну в могилу, тогда он сказал сыну, что многое теперь, в 1995 можно говорить, но есть вещи, связанные с его давней командировкой на Дальний Восток и не подлежащие огласке до истечения срока давности. Так впитались в сознание советского человека страх и ожидание любого произвола властей.
И все же сыну он попытался передать результаты своих тайных трудов, потому как мало ли что может в жизни получиться.  При этом академик особо настаивал на сохранении фотографии с внучкой, повторив, что она вам еще может понадобиться.  На фото тогда ничего необычного не увидели, приняли странные слова старика за чудачество, фотография заняла свое место в альбоме.
  ***
К настоящему времени ФСБ уже рассекретила все документы по готовности Японии в 1944 применить бактериологическую бомбу в ходе военных действий против СССР. Обнародован и номер 731 одного из отрядов, которые занимались подготовкой биологического оружия и бактериологической войны. И теперь, пока Линя везут в госпиталь, необходимо разгадать, что значат  слова старого академика «возможно, эта фотография вам еще понадобится…». Не исключено, что какие-то сведения из прошлого могут помочь в современной экстренной ситуации.
С полчаса Мария с отцом разглядывали фотографию, давали посмотреть матери, но ничего такого необычного на фото не было. Отец решил вздремнуть перед тяжелым днем, Мария осталась в его кабинете продолжать изучение этой, как выяснилось, непростой фотографии.
Она хорошо помнила деда, он любил её, любил с ней играть и всегда эти игры превращались в маленькие приключения. Он хотел, чтобы Мария продолжила традицию, в микробиологии он видел большое будущее. Но Маша избрала другой путь. Её не увлекали невидимые объекты, она хотела видеть, над чем работала и что в итоге находила. Профессия геолога-геофизика, поиск и разведка нефти и газа – вот что её по настоящему увлекало. Ну и конечно, как натура энергичная и деятельная, она нашла себя в научном администрировании больших проектов в аномальных условиях Севера.
Сейчас эта деятельная натура сидела перед загадочной фотографией и не могла разгадать тайны деда. «Начнем сначала», - решительно сказала себе и достала из ящика письменного стола огромную, тяжелую лупу в старинной бронзовой оправе с деревянной ручкой. Мысленно разбив фото на квадратики, она стала скрупулезно и последовательно изучать изображение. Работа требовала большого внимания и концентрации, Мария несколько раз прерывалась и выпила немало чашек кофе.
Фотография лежит под ярким светом  настольной лампы. Все её части подробно рассмотрены, ну что тут может быть загадочного? Дед сидит прямо, положив руки на набалдашник массивной трости, дед как дед, ничего такого особенного. Найти бы эту трость, может на ней какой знак отыщется, да где там, столько времени прошло, где теперь эта трость и жива ли, даже мать не помнит.
Ладно, изучим еще раз семилетнюю пигалицу, со смешной серьезностью уставившуюся в объектив. Дед от неё слева расположился в своем кресле, а справа большой старинный письменный стол. Вот он и сейчас на  том же месте, столешница над выдвижными ящиками покрыта темно-бардовой кожей с золотистым орнаментом. Столько лет прошло, а орнамент сохранился. Потому что вытирают пыль со стола как с антиквариата с большой осторожностью.
На фото часть стола рядом с внучкой совершенно пустая, если не считать тоненькой книжицы. Для очистки совести Мария еще раз с лупой пытается разглядеть название и не без труда устанавливает: «Казань». Возможно, путеводитель, но надо понять, что с этим городом связано в их семье. И вспоминает недавний рассказ отца про шарашку академика в Казани. Ну, так может это зацепка? Что он в шарашке делал? Изучал японские разработки и их практическое применение при подготовкам биологического оружия и бактериологической войны. Отец еще назвал номер 731 одного из отрядов, который проводил зверские опыты над пленными.
Ну, допустим. Только что этот намек со старой фотографии  на казанскую шарашку и японские опыты дает нам сейчас? Как на грех в голову лезет дурацкий попугай, мотив романса, разговор с подругой, она представила умирающего в саркофаге Линя – вот ведь судьба, выбрала самого чистого и невинного…
Мария машинально освобождает часть стола и кладет фото на место книжки про Казань. Стол огромный, свет лампы плохо освещает дальние части столешницы, чтобы разглядеть что-нибудь, она включает верхний свет и вдруг замечает едва видимую надпись прямо на кожаном покрытии. Вооружившись лупой, она читает цифры 731, написанные шариковой ручкой мелким, аккуратным почерком.
Вот! Это уже что-то… Приглядевшись, она замечает стрелку ниже цифр, которая показывает направление к торцу стола, ниже которого встроены выдвижные ящики. Сразу понятно, что в самих ящиках ничего необычного или секретного нет, при обысках их потрошили в первую очередь. Да и наткнулся бы отец за столько-то лет.
Выдвигает верхний ящик, двойного дна вроде нет, но при простукивании столешницы снизу звук вроде бы не как по массиву. Вытаскивает ящик полностью, светит айфоном в проем, проводит, тщательно ощупывает каждый сантиметр снизу столешницы рукой – никаких результатов, ни какой тайный люк в секретную полость не обнаружен. Все прочно и надежно.
Но звук в средней части проема отличается, причем только при простукивании снизу. Сверху по столешнице, сколько костяшками пальцев не стучи, все однотонно. Столешница толстая, массивная, торцы отделаны ручной работы барельефами в дереве темно-вишневого цвета. Мария гладит деревянные выступы и завитушки двумя руками, пробует нажимать, и вдруг получается! При одновременном нажатии в разных точках из столешницы выдвигается сантиметровой толщины пластина с углублением, где хранится  обычный почтовый конверт.
Ну, дееед! Ну, академик хитромудрый! Как замаскировал, ни один КГБ-шный обыск не обнаружил бы… Все бы на пол побросали, фотографию сапогами затоптали, а вот хрен вам, а не улики в пользу шпионажа… какого тогда было модно… а, ну да, конечно японского, ну и американского до кучи…
Она обессилено откинулась на спинку старого дедова кресла, неожиданно всплыли в памяти давно забытые строчки: Опальные возрадуются кости! - Блеснул опять наследственный наш меч,
Сей славный меч, гроза Казани темной.
 Будит отца и вместе они  осторожно вскрывают конверт. Там маленький, на манер вручную сложенного аптекарского пакетик как для порошка от кашля и несколько страниц описания процесса получения антидота со всеми формулами.
Не успели чаю попить, а из госпиталя уже сообщили, что самолет с Линем на подлете к Москве. Еще сказали, что через час у главврача собирается большой консилиум в расширенном составе, с представителем Главного санврача РФ, главного эпидемиолога Москвы и делегации из китайского посольства. Предложили прислать за отцом санитарный автомобиль со спецсигналами, но скромный профессор микробиологии Арон Маркович Вильбушевич, полагая, что в такую рань пробок нет, отказался. Он отправил для главврача по Ватсапу фото всех найденных страниц с формулами и, не вдаваясь в подробности, объяснил только, что это не известные раннее труды академика. Также он указал, что сохранилась порция универсального антидота против смертельных препаратов японца Исии, которую он привезет в госпиталь.
Оперативно собрались, пакетик с антидотом упаковали в пищевой прозрачный контейнер с плотно прилегающей крышкой и выскочили к машине Марии. Дочь заставила отца сесть с контейнером сзади, пристегнуться, мотор огромного Кадиллака взревел, и они понеслись по Москве. Было очень ранее февральское, бесснежное утро, до восхода еще далеко, асфальт сухой, про скоростные ограничения Мария и не думала, но светофорам подчинялась.
 Через полчаса с Садового свернули на набережную Яузы. Здесь движение замедлилось, на Золоторожской набережной поток уже шел не более 30 км в час, но все равно не было оснований свернуть с односторонней трассы в трех км от госпиталя в гущу мелких переулков Лефортово.  Когда они добрались до Головинской набережной, из госпиталя сообщили, что реанимобиль скорой с аэродрома Чкаловский уже прибыл. Профессор ответил, что им осталось не больше двух км и он присоединится к консилиуму позже.
В самом неудачном месте набережной, в узкой горловине между Яузой и прудами парка Лефортово, как раз напротив грота Растрелли два ряда стали намертво. Мария выскочила из машины, сбегала вперед и быстро вернулась с криком «Звони!». Профессор только собрался набрать главврача, как тот позвонил сам. Обычно сдержанный полковник медицинской службы нервно поинтересовался, где в данный момент профессор с антидотом? «Но антидот это или нет, надо еще доказать» - также нервно возразил профессор. А что вообще, так все плохо? Плохо! На грани! Все что можно, сделали, но состояние оценивается минутами. Да, именно МИНУТАМИ, дорогой профессор! Природа заражения точно не определена, что там за порошок семьдесят лет назад приготовлен, не ясно, но на консилиуме обсудили записи академика и даже китайские медики согласны на последнюю меру – поверить в никогда не апробированное изобретение крупнейшего в стране и мире микробиолога.
Через минуту позвонил начальник службы скорой помощи, сообщил, что впереди у них набережная перекрыта аварией, ждать некогда, и за профессором высылают санитарный вертолет.
Сесть вертолету негде, понятно, что пассажира будут поднимать в корзине. Мария вызвалась доставить контейнер, но профессор настоял, что там нужен больше он, чем непрошенный геофизик.
Так и вышло. Вертолет в рассветных сумерках крутанулся над прудами, пилот уточнил по телефону как выглядит автомобиль профессора, и уже вниз к заметному серебристому Кадиллаку стала опускаться корзина. Несколько человек из соседних машин буквально вложили шестидесятилетнего профессора в длинном, черном  пальто, с прижатыми к груди руками, сжимающими контейнер, в корзину, лебедка заработала «вира» и тут же на борту его подхватили сноровистые спасатели. Вертолет улетел, Мария осталась с машиной и вкратце, без деталей, в благодарность за помощь разъяснила мужикам смысл этого представления.
А вертолет уже садился на территории госпиталя, дверь загодя открыли, и предупрежденный профессор из рук в руки под свист и грохот работающего двигателя передал контейнер с антидотом молодому парню в белом халате, который тут же бегом умчался к корпусу.   ***
Компетентные товарищи составили примерную картину отравления китайского гражданина. Источником был рис, полученный от невесты Линя в специальном контейнере. В её доме он оказался с год назад, когда его привезли из окрестностей приграничного с С.Кореей китайского города. Он мог вызвать развитие холерного вибриона или более сложной, составной отравы, созданной в лабораториях Сиро Исии. Природу компонентов биологического оружия официально не выяснили, поскольку еще в 1952 изучение японских разработок по необъяснимой причине было свернуто.
Подхватить неизвестную гадость, сохранявшуюся в рисе десятки лет, можно было с пищей, как это и случилось с  ЛиньЛивеем. Дома у Чуньхуа старинный металлический контейнер с рисом не открывали, дед его прислал как подарок к свадьбе, поместив в расписанную яркими цветами лакированную шкатулку.
Историю заражения самого риса и наличия других возможных партий предстоит выяснять секретным службам НОАК, с большой долей вероятности дед о смертоносности своего подарка не подозревал. Штольни в горном массиве Chaha-ri находятся на приличном расстоянии от границы с Китаем, в деле много неясного, в общем, с неожиданного отравления Линя началась полномасштабная санэпидемиологическая операция по выявлению этих последствий войны.
Китайского парня удалось спасти, благодаря тайным, под угрозой ареста разработкам микробиолога Марка Вильбушевича, оперативности врача полевого отряда и всей большой команды медиков, пилотов и в немалой степени благодаря находчивости и удаче поисковика Марии, внучки Марка и друга ЛиньЛивея.
Когда пациент пришел в сознание, после серии встреч, допросов и расспросов её к нему допустили. При стуке в дверь Линь быстро закрыл глаза и медленно разомкнул веки только, когда Маня приблизилась. Он долго смотрел на неё, делал вид, что не узнает, она забеспокоилась и уже собиралась звать врачей, как он улыбнулся и точно как она на первой встрече, сказал:
- Проходите, не стесняйтесь!
Мария Ароновна обрадовалась сильнее, чем когда нашла ключ к загадке академика:
- Ты чего прикидываешься? Перепугал меня… Итак дал тут шороху… Ты хоть помнишь, что было?
- Не помню! Как очнулся, смотрю на окно, а там солнце такое яркое, как весной. Не понимаю, где я, испугался. Потом вспомнил, как встречал наш Новый год с Чуньхуа и мамой, они по сети были. Там за окном темно и только снежные разряды по стеклу били. Потом эта пиала и рис с горкой вдруг стали расти и заняли весь трейлер, и я отрубился… Так здесь говорят?
- Да, именно отрубился, но это слово не Пушкин придумал. Мне медсестра только позвонила, что ты очнулся, и сразу связь прервалась. Окончательно ты очухался – это тоже не Пушкина слово – сегодня утром. Я сразу и приехала, яблоки вот тебе привезла.
Линь в нерешительности водит рукой по одеялу, берет яблоко, откладывает… Видно, что он боится спросить главное, тянет с вопросом, выясняет про слова «отрубился, очухался», на что Маня советует не брать их в свой словарный запас, это медицинские термины, больше не понадобятся… и вообще, хочешь спросить, спрашивай и не мнись.
- Хочу! Но как-то страшно. Со мной до вас много людей говорило, в том числе наши из Посольства, но никто ничего не объяснил. Или я не понял. Вижу в окно большой город, я на больничной койке, капельница, медсестры и никак не могу все сложить…
Мария прошлась по палате, подошла к окну, молча постояла, не оборачиваясь, спросила:
- Какой город ты смог увидеть? Здесь лес и три больничных корпуса, фонтан вон еще, с остатками снега на защитном чехле. Но вообще-то ты и правда в большом городе, Москва называется. В военном госпитале. Да, не удивляйся, в военном. Притом в секретном отделении. Я к тебе прошла только благодаря своему отцу. Еще подписку давала о неразглашении. И тебе придется такую подписывать. Все здесь секретно. Еще больше, чем на аудиенция у царя.
- Так что же случилось?!
- Случилось… Это у твоей невесты надо спросить, что случилось. И зачем она тебя хотела отравить?  Да не волнуйся ты так! – Линь начинает быстро говорить на китайском, - Смотри, сразу Пушкина забыл… А ну взял себя в руки! Спокойно! Вот так… Короче, я не знаю, что можно говорить, а что нет. Но тебе все равно расскажут. Поэтому, совсем коротко… Готов слушать и не дергаться? Точно? Тогда примерно так: рис, который тебе дала твоя Чуньхуа перед отъездом, был в специальном контейнере для длительного хранения.
- Да, это древняя китайская технология…
- Очень древняя, слушай дальше. Контейнер, как символ чего-то там вашего, китайского, ей подарил её дедушка на будущую свадьбу. Он жил на границе с Северной Кореей, недалеко от города Ляонин. В Корее, в горах (предупреждаю: я тебе этого не говорила) в конце войны японцы спрятали  лабораторию с образцами биологического оружия…
Мария рассказывает про бомбу, которая при взрыве должна была заражать большую площадь, людей и животных разной гадостью, про заражение риса вибрионами каких-то там жутких болезней, про контейнер, который сделан тысячу лет назад по специальной технологии, про подозрение полевого врача на Ковид, благодаря чему его, Линя, надежно изолировали, про десятки тысяч, умирающих от японских опытов в страшных муках…
Последняя деталь про жертвы его сородичей, поразила Линя более всего.  Он еще спросил, как узнали что не Ковид, и получил в ответ:
- Собрали консилиум, по признакам получалось, что ты заразился какой-то страшной болезнью, сразу все засекретили, совещались, срочно изучали новые данные, которые мой дед, оказывается, еще 70 лет назад создал, а ты в это время уже концы отдавал. Короче, умирал ты. Скажи спасибо, что был без сознания, так хоть боли не чувствовал.
- Мария Ароновна, а можно подробнее про опыты?
- Это долгая история, японцы набирали подопытных людей из пленных, большинство из которых были китайцами. Заставляли пить, вкалывали или еще как - то вводили им заразу и смотрели, как те умирают. Отрава специально так сделана, чтобы люди сильнее мучились перед смертью. Убили по разным данным десятки тысяч. Китайцев, между прочим, они вообще за людей не считали. Там был кошмар.
Линь лежит, совершенно оглушенный таким рассказом. На его фоне и Пушкин отодвинулся и блог свой дурацкий он теперь даже вспоминать не хочет. Получилось, что он чуть не погиб в России, чтобы в Китае узнали об угрозе последствий японских смертоносных опытов. Мария понимает его состояние, пожимает плечами:
- Так устроена драма жизни, мой молодой китайский друг. Надо было в России знакомиться с Пушкиным, чтобы открыть страшную страницу истории своей страны и понять свое предназначение.