Сияние веры

                Если в тебе недостаток веры, то бытие не для тебя.

                Лао-цзы 

1
Последнее время Владимир интенсивно работал над новой книгой и ча-сами просиживал в Литературном музее.

Время перевалило далеко за полдень, когда он вышел на улицу. Яркое солнце мгновенно ослепило, и поначалу ничего не было видно. Он надел за-щитные очки, немного постоял на пороге. Куда идти было всё равно, и он тихо побрёл вверх по улице Кирова. Эта была одна из старейших улиц города Пензы. Она сформировалась ещё в XVII веке, как часть дороги, связующей нагорную крепость с прибрежными поселениями первых поселенцев.

Раньше, в конце XVII века эта улица называлась Нижне-Посадской, так как проходила вдоль городских посадов, а в XVIII веке стала 1-й Спасской, по Спасскому собору, построенному за стенами крепости. С середины XVIII века её назвали Троицкой, так как вдоль неё возвели Троицкий женский монастырь. После Октябрьской революции она получила имя Карла Либкнехта, затем пен-зенского революционера-коммуниста В.В. Кураева, а с февраля 1935 года и по сегодняшний день называется в честь советского коммунистического деятеля Сергея Мироновича Кирова. Эта улица в Пензе стала рекордсменом по числу переименований.

– Какие всё-таки чудесные были старые названия! Почему не вернуть?! Больших людей тоже нужно чествовать, ничего не имею против, – думал Вла-димир, – ставьте им памятники, называйте новые улицы, города… Но не пере-именовывайте старые, зачем? А сколько с этой улицей связано великих имён!.. Сколько величайших людей ходило по ней, от этого просто голова идёт кругом: писатель Иван Иванович Лажечников, литературный критик Виссарион Григо-рьевич Белинский, композитор Сергей Иванович Танеев, историк Василий Осипович Ключевский, герой Отечественной войны 1812 года поэт Денис Да-выдов… Всех и не перечислишь…

Сегодня от сотрудников музея он узнал, что Денис Васильевич Давыдов жил после войны в своём имении в селе Верхняя Маза Симбирской губернии и в Пензе на балу познакомился с красавицей Евгенией Дмитриевной Золотарё-вой, племянницей одного из значительных общественных деятелей Пензенского края Бекетова Алексея Николаевича. Между генералом и ней случилась страстная любовь. В ту пору Давыдову было 48 лет, а Евгении 23. К тому вре-мени он был давно женат и имел шестерых детей, потом у него их народилось ещё трое.

Девушка все это время оставалась незамужней, гуляла с ним рука об руку, принимала цветы и стихи, вела секретную переписку и даже тайно встречалась с ним в Москве. Три года продолжались их встречи. Со временем до супруги Дениса Васильевича дошли слухи о его измене, была большая ссора. Встречи прекратились. Золотарёва вышла замуж «за нелюбимого и немолодого» соседа-помещика, отставного драгунского офицера, а Давыдов в возрасте 55 лет в 1839 году умер.

Погружённый во все эти мысли Владимир подошел к крепостной башне.

Перейдя улицу, он направился к смотровой площадке, где стоял памятник «Первопоселенец», посвящённый основанию города Пензы и первым его жите-лям.
Мужчина-первопоселенец олицетворял собой воина и крестьянина. В его правой руке было зажато острое копье, а левая держала плуг. Стоящий рядом конь также был символом и военного, и мирного времени, ведь на нём можно было не только пахать землю, но и воевать. На гранитном основании монумента высечена надпись: «Лета 7171–1663 – на реке Пензе велено город строить». За памятником обустроена смотровая площадка.

Владимир облокотился на чугунную ограду, украшенную изображениями герба города в виде трёх снопов пшеницы, устремил свой взгляд на простира-ющуюся Пензу, реку Суру и Спасо-Преображенский мужской монастырь. Было тихо и спокойно.

2
Неподалёку от него стояла статная изысканно одетая женщина. Модная шляпка на её голове скрывала половину лица. Она умиротворенно глядела вдаль и благодушно улыбалась, как улыбается мать, впервые увидевшая своего ребёнка.

– Я сюда часто прихожу послушать вечерний звон церковных колоколов, – тихо произнесла она, не поворачивая к Владимиру головы. – Православный звон наполнен удивительной силой, обладающий способностью проникать в человеческие души, сердца, укреплять и исцелять тело. Колокол – это часть храма, а храм как единое целое служит одной цели – спасению души. Коло-кольный звон – это как молитва.
Она умолкла. Было видно, что пребывание здесь для неё не просто звуча-ние колоколов.

– Есть такая поэтесса, из современных, Ольга Бажина… Прочту вам ма-ленький ее отрывок:

Звон колокольный не мало, не много –
Голос Всевышнего нашего, Бога!
Слово Благое Господь нам дарит,
С нашими душами Он говорит!
Вот и звучит по России окрест
Колокол самый большой – «Благовест»,
Мощно, величественно, глубоко
С Верою в души вливаясь легко!
За Благовестом вступают «подзвонные»,
Вторят им «трельные» или «зазвонные».
В небо возносится чистый, привольный
Многоголосый звон всеколокольный
Радостно-яркий, малиново-красный!
Назван «трезвоном» он был не напрасно…

– Хорошо написано... Вы местный?

– Учился тут, приехал в…

– Мы стоим с вами на месте, где концентрируется звон колоколов четырёх соборов, – она явно не слушала его, сосредоточенная на чём-то своем. – Под нами – Спасо-Преображенский мужской монастырь, слева – Свято-Троицкий женский монастырь, справа – Покровский Архиерейский собор Русской православной церкви и церковь Покрова Пресвятой Богородицы, а сзади – Спасский кафедральный собор, главная архитектурная доминанта города Пен-зы.

– Вы верующая? – спросил Владимир.

– А как жить без веры? – она посмотрела на него удивлённо. – А Вы?
Владимир неопределённо пожал плечами.
 
– В роду все были атеистами… Я прекрасно понимаю, что человек дол-жен, точнее обязан во что-то верить: в Бога, царя, партию, идола… В самого себя, в конце концов. Без веры наступает хаос, если хотите, анархия… Мне уже сорок, и трудно в этом возрасте себя переделывать. Воспитание, формирование характера и манеры поведения должны закладываться с детства. А когда рабо-таешь дни и ночи, когда мозг занят совершенно другим, на иное просто не остаётся времени. Вы согласны со мной?

– Отчасти. И, несмотря ни на что, вы всё же вспоминаете Бога?..
– Так делают все, и я не исключение.

Она опять затихла. Владимир внимательно следил за выражением её лица.
– Согласна, каждый человек должен верить во что-то и в кого-то… Да-вайте мы с вами прервёмся, послушаем колокольный звон, который начнется через пять минут и, если вы никуда не торопитесь, мы где-нибудь посидим, и я расскажу вам, как обрела веру. А обрела я её в 7 лет!

– С интересом вас выслушаю.

– Знаете, – таинственно зашептала она, – сейчас во всех храмах станет звонить главный колокол, это благовест, а потом начнётся перезвон всех коло-колов по очереди. Слушайте.

Владимир от неожиданности вздрогнул от идущих из бездонного неба и катящихся по земле мощных медных ударов. Эти звуки накатывались на него, словно огромные океанские волны, то отходя, то снова накрывая. Тело, как по-рожний сосуд, дрожало и гудело, сознание меркло. А когда начался перезвон, он и вовсе перестал чувствовать себя, пребывая в состоянии эйфории, ощущении мощного, внезапного, всё заполняющего чувства счастья и радости.

Город в золотой дымке тоже куда-то медленно плыл, вздрагивая от этих звенящих звуков.

Когда всё закончилось, Владимир долго стоял отрешённый от всего мира, почувствовал, как его взяли под локоть.

– Как ощущение, как себя чувствуете? В созвучии колокольного звона испытываешь благодать, раздолье души и силу тела… Всё это созвучно русской душе, – её глаза горели таинственным лучезарным голубым цветом любви, безмятежности и красоты. – Пойдёмте в парк к собору. Там спокойно. Меня зо-вут Лидия Сергеевна, а вас?

– Впечатлило!.. Состояние первобытного переизбытка счастья с отрешён-ностью от реального мира… Владимир, – он наклонил голову.

Она улыбнулась:

– А отчество?

– Николаевич.

– Вы готовы, Владимир Николаевич?

– Готов.

Они перешли улицу и поднялись по лестнице. Солнышко клонилось к за-паду, отбрасывая от деревьев причудливые тени. Ещё не до конца проснувший-ся ветерок лениво блуждал среди пыльных листочков. Поодаль слышались ве-сёлые крики детворы.
Они присели на скамеечку в сквере Лермонтова недалеко от Спасского кафедрального собора.

– Вы чем занимаетесь, Владимир Николаевич?

– Книжки пишу.

– Вы писатель? – это её немного удивило. – Может быть, это даже и к лучшему, вдруг понравится мой рассказ, и вы опишете его у себя, а другие про-чтут…

3
– То морозное утро сохранилось в моей памяти радужным лучом света, – начала Лидия Сергеевна без предисловий. – Поверьте, в моей жизни было всё: падения и разочарования, ошибки и неудачи, взлёты и радости… Красок мно-жество, но не все и не всегда они радовали глаз. И когда жизнь ставила передо мной тот или иной вопрос, те или иные задачи, я задавала себе ответный вопрос: не почему так, а для чего?.. Считала и считаю – в трудностях куётся характер, при этом от этих испытаний душа взрослеет и мужает, становится сильнее.

Детство мое прошло в далёкие советские времена в небольшом посёлке. В то время был мир у нас и понимание меж людей, присутствовала вера в будущее и многое другое, чего нет сейчас. Одно плохо – вера в Бога в людях практически вся была изничтожена.

У нас была обычная советская семья. Папа – коммунист, и в нашем доме, разумеется, никаких икон не висело, и никто, естественно, не молился…

Рядом с нами жила многодетная семья – мать с отцом, тётя Маруся с дя-дей Пашей, четверо их детей-пацанов и бабушка Надя. Хорошие люди, добрые. Мы с ними дружили. Я ходила к ним, ребята прибегали к нам. В праздники все вместе собирались за одним столом. Вот они верили в Бога!

У бабушки Нади была отдельная маленькая комнатка, на стенах которой висело много икон... И лампадка горела.

Бабушка была маленькой, тихой, неприметной и сердечной. Иногда она приглашала меня к себе и рассказывала, кто изображён на образах, про Иисуса Христа, Пресвятую Богородицу, Николая, Петра, Павла, учила молитвам…

В конце ноября в их семье родился ещё один мальчик, Константином назвали. Тётя Маруся меня спросила, не хочу ли я стать для Кости крёстной ма-терью. Я согласилась. Но не представляла и не понимала, что это такое, что должна делать, как себя вести… Да и откуда могла знать маленькая девочка, которая училась в первом классе?

С лютыми морозами и сильными снегопадами наступил декабрь.

За окном было ещё темно, когда меня разбудила мама:

– Лидочка, дочка, просыпайся.

– Почему рано так, мамочка? Что случилось? – бормотала я, пытаясь накрыться одеялом.

– Ты обещала стать Косте крестной матерью? Надо ехать в церковь. Я те-бе вчера забыла об этом сказать, а будить не стала. Вставай! Сегодня воскресе-нье, дядя Павел уже лошадь запряг и все ждут тебя.

Я быстро вскочила, почистила зубы и умылась.

– Мама, а можно мне надеть новое платье?

– Конечно! И даже нужно.

Я посмотрелась в зеркало и обмерла, оттуда на меня смотрела красивая девочка в оранжевом платье с круглым белым воротничком и манжетами. Мама вплела мне в косы белые атласные ленты.

– Мама, а что такое церковь? – спросила я взволнованно.

– Это храм Божий.

– И я там увижу Бога?

– В храме служит священник, он тебе всё и расскажет. Давай поторапли-вайся, дорога длинная, десять километров, ехать долго.

Дверь открылась, и с охапкой дров в облаке пара вошел отец:

– Ух и морозище! Ты, мать, одевай её теплей.

Походила я в своём одеянии, наверное, на медведицу: шапка, толстенное пальто, валенки, рукавицы, а сверху ещё мама меня перетянула шалью, так что и двигаться я могла только по прямой.

У калитки уже стояла вся в инее, часто пофыркивая и переминаясь из стороны в сторону, запряжённая в сани лошадь. А небо было такое высокое, тёмно-тёмно синее и всё в золотых звёздах, а две звёздочки, это я хорошо за-помнила, очень ярко сверкали.

Сани были со спинкой и боковинами. На дне лежало свежее духовитое сено. Меня, с завёрнутым в одеяло малышом, посадили к спинке, укутали се-ном, а сверху ещё положили несколько тулупов. Тётя Маруся и дядя Паша рас-положились на скамейке.
– Н-о-о! – крикнул дядя Павел и дёрнул поводья. Полозья заскрипели, и лошадка потрусила по заснеженной дорожке.

Я прижалась к своему тёплому свёртку, обняла его и стала представлять церковь и предстоящее крещение.

Ехали долго. Сначала полем, потом по мосту через речку, проезжали не-известные мне деревни и снова поля… Наконец лошадь остановилась. Перед нами стояла церковь. Она была очень старой и называлась Богоявленской. Тётя Маруся взяла Костю на руки.

Моё тело от волнения всё трепетало, когда я вошла в храм. В церкви тускло горели свечи и пахло ладаном, шла утренняя служба. В ней было ещё две старушки. По середине стояла купель.

Старенький с седой бородой и в чёрном облачении священник, повер-нувшись лицом к алтарю, читал молитву.

После службы он нас всех исповедовал и причастил. Его глаза излучали теплоту, доброту, голос был тихий и ласковый.

– Как твое имя, девочка? – спросил меня священник, гладя по голове.

– Лида.

– Ты знаешь, что носишь имя святой мученицы Лидии? – он подвёл меня к иконе. – Приложись к ней, – он показал, как это сделать. – Лидия за веру в Христа нашего подверглась многим мукам, но вынесла всё и только уверовала в силу и веру в Господа нашего Бога. Ты крестик носишь?

– Мне мама сегодня его надела.

– Никогда не снимай его… Ни-ког-да!

– А Бога я увижу? – прошептала я, глядя священнику в глаза. Он прижал меня к себе.

– Бога невозможно увидеть. Он живёт в душе и сердце каждого человека, – тоже тихо произнес он. – Бог – это любовь! Любовь к маме с папой, ко всем людям, к Родине, ко всему тому, что делаешь и станешь делать… Любовь к вере нашей… Ты будешь взрослеть, познавать этот мир и увидишь, как он пре-красен! Нельзя красить его красками горя и страданий. Неси добро и ласку в душе своей, всегда помогай тем, кто нуждается в этой помощи. Путь человека никогда не бывает лёгок, без трудностей. Это Бог даёт нам испытания и смот-рит, как мы их преодолели. Веруй в Бога, он всегда поможет тебе найти пра-вильную дорогу в жизни. И неси его в душе своей. Ну, иди. Пусть Бог хранит тебя, Лидия! – он перекрестил меня и поцеловал в лоб. – Пойдём, сейчас будем крестить Константина.

И началось таинство крещения.

– А отец крестный был? – спросил Владимир.

– Да. Родственник тёти Марии, парень лет восемнадцати из соседнего се-ла. Он до церкви сам добрался. Вам интересен мой рассказ? – спросила она Владимира, глядя проникновенно ему в глаза. – А то я так подробно рассказы-ваю…

– Нет-нет, рассказываете, мне очень интересно… Правда.

4
И вот мы снова в санях, возвращаемся домой. Поднялся ветерок, пошёл снег.
Вдруг сильно завьюжило, порыв ветра был такой силы, что вокруг ничего не было видно. Перед мостом на небольшом взгорке лошадь поскользнулась и понесла. На середине моста сани развернуло, они разбили ограду моста, пере-вернулись на бок и стали медленно сползать, намереваясь свалиться с него на неокрепшей лёд реки. Тётю Марусю от удара выбросило из саней, как потом выяснилось, она сломала руку. Она стояла, плакала и что-то кричала. Дядя Па-ша крепко держал вожжи в руках и на коленях клонил голову лошади к земле. Я, упершись ногами в боковину саней, крепко держала сверток за край одеяла и тащила его на себя. Моё лицо было обращено в небо, я, не помня себя, кричала: «Господи, помоги! Господи, помоги!».
Лошадь вся напряглась, содрогнулась всем телом, выдернула сани и вста-ла как вкопанная. В эту же секунду сразу стало спокойно, ветер моментально стих, и лишь меленький снежок ласково падал на нас.

А Костя всё время спал и даже ни разу не шевельнулся.

Тётя Маруся подбежала к нам. Она плакала и благодарила Всевышнего. Дядя Паша поправил сани, нас снова усадили, и мы продолжили путь домой.

Я ещё крепче прижала к себе своего крёстного сына, за всё благодарила Господа Бога.

Вот такая вот история. После этого случая я уверовала в силу господню и его молитву.

Собеседница опять задумалась.

– Всё в этой жизни не случайно! – наконец произнесла она, глубоко вздохнув. – Вера – есть сила жизни, наше единение… В конце концов, смысл всей этой жизни. Многие просят Бога изменить обстоятельства, ситуацию, не зная, что он посылает нам всё это, чтобы мы преобразовались сами. Бог говорит с нами языком чувств, мы отвечаем ему языком поступков. Я живу в этой жиз-ни по одной заповеди: не делай другому того, чего не желаешь себе сам, так и тружусь!

Если в вашем внутреннем мире живут Царствие Небесное, сердечный по-кой, милосердие, вера, любовь, – то они обязательно отразятся на вашей жизни, – она внимательно посмотрела на Владимира добрым, внимательным взглядом и встала. – Доброго вам здоровья! Спасибо за вечер. В земной жизни всё не случайно и даже наша с вами встреча. Не провожайте меня, до свидания, – и она медленно пошла по тропинке, ведущей к собору.

А Владимир сидел и думал, думал, думал…