HEAL. Глава 4. Homo Faber

Предыдущая глава: http://proza.ru/2024/03/01/1587

---
Commit: 967363350b056ff0aeeda7914ff35e816fdac4c6

Дата: 22 июля 2025 г. 23:17:35 (MSK)
----
# TIM_BRC_004

**Глава 4. Homo Faber**

*- Джонни - По городу на велосипеде! - Сюрприз от Сэма - Драка с дверью - Ньевес и мороженное - На пляже -*

---

Сегодня мне приснилось, будто я поднимаюсь вверх по бесконечной лестнице, а навстречу мне несётся шкаф, набитый металлическими ложками и вилками. Он мчится на меня, подпрыгивая и дребезжа всем, чем только можно, а я выставил руки вперёд, в бессмысленной попытке противостоять его кинетической энергии. В момент, когда он на полном ходу врезается в меня, я чувствую резкую боль в запястьях, будто их ломают...

Ещё не проснувшись окончательно, я схватил вибрирующий и орущий смартфон. Сенсорный экран упорно не желает реагировать на мои сухие, ватные, затёкшие от неудобной позы пальцы, но всё же мне удаётся вырубить этот дикий габба[1]-трэш, потянув кружочек с будильником вниз. Всякий раз, просыпаясь под него, я клялся себе, что сменю мелодию, но всякий раз понимал, что нет на свете того набора звуков (ибо музыкой это назвать сложно), способного вывести меня из состояния анабиоза. Поэтому шкаф с вилками и ложками мчался на меня уже не в первый раз.

Солнце светило сквозь ламели вертикального жалюзи. Часть солнечного света полосками попадала мне на лицо, одаривая щёки ощущением плотного, горячего светового потока. Вставать не хотелось. Я почему-то подумал, что пора в школу, но, оглядев комнату, улыбнулся и потянулся. Снова лето, снова солнце, снова Барселона! И снова этот бесконечный сон! Чертовски голодный, я подскочил с кровати и, босой, подбежал к кухонному столу. Стол стоял пустой. Сэма нигде не было, а на столе лежал магазинный чек, с обратной стороны которого, маркером, печатными буквами Сэм накалякал: "Едь один, я буду позже".

Барселона, 8 утра. Вторник. На узкой улице Орта шумно работают мусорщики. Слышен звон стеклотары. Выйдя на балкон с тарелкой в руках, я потянул носом свежий, ещё не нагревшийся воздух. На соседнем балконе, за невысокой (в половину моего роста) перегородкой, в пластиковом кресле сидел негр в белоснежной толстовке и курил что-то, по запаху - тонкое, как будто дымится куча листьев. Я подозрительно покосился на него, сел за столик со столешницей из закалённого стекла, со звоном поставив перед собой ненавистные, гадкие мюсли, купленные мной лишь потому, что их *надо* есть. Парень, заметив меня, развернулся в мою сторону, продолжая неторопливо смолить. 

- Hi! Where are you from?[2] - наконец, дружелюбно произнёс он, демонстрируя белые ровные зубы, и прекрасно понимая, что перед ним не испанец. Если честно, мне хотелось просто позавтракать, а не трещать на английском с незнакомым человеком. Поэтому я небрежно ответил: 
- From Russia. [3]

Сказав это, я отправил гадкие мюсли себе в рот. Парень продолжал на меня смотреть с выпученными глазами. Мюсли комком застряли у меня в горле. Скривившись, я протолкнул дальше этот комок в себя, пытаясь внешне не показывать, что меня тошнит. Впереди ждала вторая ложка.

- Я думал, это - собачий корм, - засмеялся чел громким, прокуренный басом, похожим на лай бульдога. На вид я бы дал ему лет двадцать пять, плюс-минус. Бросив на него невозмутимый взгляд, я поднял со стола коробку с изображением мультяшного бегемота.

- Это бегемот, - спокойно ответил я, улыбаясь, - а не собака! 
- Ну тогда, я думаю, ты - отважный русский, раз решился есть этого бегемота! 
- Здоровое питание, - вздохнул я. Он зажмурил глаза и затянулся, а потом выдохнул и засмеялся. Клубы белого дыма обволокли его лицо. Смеялся он долго, покачивая головой.   
- С такого питания ты ноги протянешь! - насмеявшись, ответил он, а потом добавил: - Если захочешь нормальной хавки - у меня её много! Жирной и вредной! Обращайся! Джон. Просто Джонни!

Он вновь задымил своей самокруткой. Уверенно встав из-за стола, я подошёл к нему и протянул руку. Джонни с хрустом приподнялся на пластиковом кресле, схватил мою кисть своей тёмной клешнёй и, бодро так, сдавил.

- Тим, если что, - представился я, спокойно и серьёзно, глядя ему в глаза, - Ты откуда? 
- Ю-Кей, Лондон, - он продолжая сдавливать мою руку, - ты тут живёшь или снимаешь? 
- Я учиться приехал. Прости, но мне пора убегать! До скорого! Тайм из мани! 
- Барселона всех принимает. Таких, как ты. Таких, как я. Всех, - сказав это, Джонни разжал клешню, освобождая мою кисть.

Я швырнул на столик миску с мюсли и вышел. Дальше эту субстанцию, по цвету и вкусу напоминающую клей для кафельной плитки, я есть не мог. Глотнув воды и решил уже в кампусе бомбануть пару чашек капучино с карамелью, чтобы не заезжать никуда. Меня жгло оседлать байк и наконец-то промчаться по городу!

В такую жару университетский дресс-код требовал напялить на себя идиотскую белую рубашечку и не менее идиотские брючки. А потом сверху - светоотражающий жилет, на голову - шлем, на спину - рюкзак (там ведь замок, ключи, документы, вода и прочее). И во всём этом - педалить через добрую часть города! Понимая, что в Университет приеду мокрым насквозь, я решил переиграть. Рубашку и брюки аккуратно свернул и положил в рюкзак, а сам облачился в привычные для перемещения на велосипеде синтетические шорты и майку, рассчитывая переодеться где-нибудь в уборной корпуса. И не ошибся. Утренняя свежесть и ветерок уже вытеснялись июльской духотой, заталкиваемой в город плотным и влажным морским воздухом. По узкой Орта, на которой ещё орудовали мусорные машины и лихие дядьки с контейнерами, я ехал медленно, уворачиваясь от прохожих, автомобилей, да всяких резвых самокатчиков. Потом приноровился, поехал бодрее. От сна не осталось и следа: заиграл адреналин, щёки и икры жгло от прилива горячей крови. Отчалив от дома, я услышал с балкона крик Джонни:

- Have a nice day, bro! Have a nice day![4]

Улыбнувшись во весь рот, я махнул ему, встал на правую "топталку" и рванул вперёд. Пугала ли меня Барселона сейчас, когда я в одиночестве помчался по ней, не зная дороги? Думаю, что нет. Когда готовишься к чему-то неизвестному - это пугает. А когда уже крутишь педали, когда твой взгляд на дороге, а мысли только о том, какой кайф ты испытываешь, выжимая из своих ног сто сорок шесть процентов - в этот момент становится уже не важно, боишься ты чего-то или нет. Несмотря на свой паршивый возраст, возраст, когда дают паспорт, но продолжают всё запрещать - я частенько бороздил Петербург и, в принципе, не терялся на улицах, имея перед глазами навигатор и карты. Тем не менее, в любом городе, особенно европейском, есть свои особенности, к которым ещё надо привыкнуть.

Установив свой смартфон на кронштейн, я проложил в навигаторе маршрут до района Педральбес и покатил. Мимо нашей с Сэмом (уже ставшей любимой) площади д`Ивиса, после которой начинался длинный, но не особо широкий проспект Мараголл. С велодорожкой! С настоящей велодорожкой! Не нагло оттяпанной от тротуара, где по приказу мэра просто нанесли разметку и нарисовали белые велосипеды в кружке, а вело - мать её - дорожка, с конструктивно выделенными пересечениями проезжих частей и всей сопутствующей атрибутикой! И не было там ничего сверхъестественного, что не способен создать среднероссийский город. Не было там никаких  нанотехнологических прорывов: всё просто, чётко обозначено и понятно. Всё для людей - и это мне нравилось! Мараголл обводил меня вокруг парка Гинардо, раскинувшегося на холме. Срезать напрямую от Орта до проспекта Диагональ никак не получалось: районы Барселоны густо исчерчены узенькими улочками, поднимающимися на холмы и спускающимися вниз. А по Ронда дель Гинардо я не поехал по иной причине: свернув с Мараголла на улицу святой Антони Мария, как показывал навигатор, потом на лос Кастильехос, вырулил на улицу де Провенса. Я хотел увидеть *его*!

Да, я проезжал храм Святого Семейства и был на сто восьмидесятом небе от счастья! Солнце светило мне в лицо, оно жгло щёки и губы, а я смотрел на выплывающий из-за платанов и пальм фасад Страстей с непроизвольно открывающимся ртом. Увы, мне надо лететь дальше, мимо парка, по пласа Саграда Фамилья. Учиться. Опять. Как будто учебного года было мало!

Не всё у меня, конечно, в первый день на байке получалось гладко. Иногда я не понимал, как проехать и, очевидно, нарушал правила, так как сигналили мне отовсюду почти на каждом повороте. Это меня всегда бесило, бесили вот такие "бибуины" (и хотелось им показать какой-нибудь неприличный жест, как делали многие местные велосипедисты), но я понимал, что дикарь тут - именно я. Да, дикарь, несмотря на то, что приехал из города-многомиллионника! Поэтому пришлось набраться терпения и быть чуточку внимательнее. Если вы едете по дорогами Испании на велосипеде, то можете не сомневаться, что любить вас тут не будут. Но и ненавидеть, как в Питере, тоже не будут. Нет на свете ничего более органичного, чем движение вело транспорта в Барселоне! Видимо, сказывается климат, позволяющий эксплуатировать байк круглый год. Что, в свою очередь, делает его неотъемлемым и постоянным участником дорожного движения, в отличие от Петербурга, где велосезон короткий, а движение зимой больше напоминает экстремальный райд упоротых велофриков, и доступно лишь немногим доставщикам, которым не жалко гробить свои односезонные "ашанбайки" в тоннах соли, щедро инвестируемой в дороги нашими коммунальными спецслужбами.

Пара крутков шипованными "топталками" - и вот я уже на проспекте Диагональ! Прохожие шарахаются, велосипедисты матерятся (joder - слышится мне) - еду я! Кстати, по-каталански меня ещё никто не материл. По-немецки - было дело. Ну, мне сложно справиться с эмоциями, особенно когда под ногами - мегаджоули юной энергии, помноженной на восторг от самого ощущения того, что я - здесь! Один! Сам по себе - и тут! И гоню вперёд! Диагональ - прямая, широкая, интересная улица. Какая-то бесконечная, как будто протыкающая Барселону насквозь хорда. Солнце - в лицо, плечи и ноги жжёт (хорошо, что успел нанести крем перед выездом). Пробиваешь плотный душный воздух своим шлемом. В лицо - купаж из автомобильных выхлопов и пьянящего аромата какого-то цветущего дерева. И хочется, чтобы не кончались эти переезды, перекрёстки, сужения-расширения багровых велодорожек! Чтобы не кончалась эта дорога, чтобы не кончалось лето, не кончалось...

Нет. Всё рано или поздно заканчивается. Закончилась моя поездка по Диагональ. Вот и Лес-Кортс, нырок в парк Педральбес, кросс под платанами, по грунтовым дорожкам, мимо ещё одного творения Гауди - Королевского Дворца, до Джорди Жирона, мимо здания NX2 (Нексус-Два) - прямо на площадь Университета, к корпусу "A-4". Весь в поту, стоя на педалях, я влетел на парковку для машин, притормозил и немного растерялся: "коновязи" там не оказалось. За корпусом я увидел пандус, ведущий в тенистый переулочек. Напротив площадки с уличным кафе пристегнул цепью к штанге велосипед. Пока возился с ним, за моей спиной раздался знакомый голос-колокольчик:

- Привет! А мы тут сидим!

Я обернулся на светкин голос. На ней снова красовалась деловая рубашечка, прикрывавшая небольшую грудь. "Та-ак!" - сказал я себе мысленно и попытался улыбнуться.

- Привет! - я дышал как паровоз. Пот ручьями лился с моего лица, и это меня смущало. 
- У тебя грязь на щеке! - она ткнула пальцем себе в правую щёку, - Да нет! С другой стороны! 

 Схватившись за щёку, я размазал по ней чёрную смазку, подобранную, видимо, с цепи. Моя правая икра тоже отметилась чёрными полосами.

- Ну вот, теперь тебе надо мыться! - засмеялась она, - А мы уже идём в корпус. 
- Мне бы ещё переодеться, - я стянул с себя шлем, - вы не ждите меня, это надолго. А где Сэм? Ты его не видела? 
- Семирса? Нет. Я думала, вы вдвоём живёте? 
- Живём. Он просто свалил куда-то утром. Пришлось ехать одному, хотя... Не знаю, на чём бы он поехал. 
- Тебе не страшно одному кататься? Город незнакомый! 
- Да, не, - мой рот растянулся до ушей, - изи! Крутишь себе педали... 

Я принялся раскачивать корпусом и плечами, показывая, как крутят педали. Светка замотала головой: 
- Нет, мне всё-таки страшно. Тут такое движение. Хотя, если пожить здесь подольше, наверное, привыкнешь? 
- Привыкнешь! Материться по-каталански привыкнешь! Знаешь, какое у них самое популярное ругательство? Joder! 
- Это что значит? 
- Сам не знаю. Погугли!

Я побежал в "А - четыре". Корпуса представляли собой блоки, соединённые между собой надземными переходами-коридорами из бетона, стали и стекла, расположенными на уровне третьего этажа. Вообще, сложно определить этажность корпусов. Аудитории и залы внутри занимают минимум два этажа. Прозрачные коридоры-мостики образовывали под собой проходы, через которые с этой задней улицы (расположенной на уровне второго этажа) можно было обойти каждый корпус и попасть на улицу-террасу, завершающуюся каменным бортиком. Эта улица-терраса перед корпусами выглядела как своеобразный балкончик, по которому можно было гулять и любоваться университетской площадью, названной "4d8" в честь формы кастельерос - человеческой башни, когда-то здесь составленной. Мне пришлось идти через этот балкончик, чтобы обойти корпус и войти вовнутрь. И вот, когда я шёл вдоль парапета, до моего уха донёсся рёв спортивного мотоцикла. На парковку университета вкатился красный спортивный байк, на котором сидел парень в шлеме, в знакомой офис-планктонной рубашке и деловых брюках, поверх которых, образуя неаккуратные складки, были прицеплены здоровенные наколенники и щитки. Заметив меня, чел снял со своей головы шлем. Это был Сэм! 

- Ты где его взял? - закричал я ему сверху. Сэм припарковал байк, слез с него и поглядел на меня снизу вверх. Вообще, редкий случай, когда он смотрел на меня снизу вверх. 
- Угнал, блин! - крикнул он в ответ, - Где я ещё его могу взять? Конечно, в прокате! 
- Не знал, что ты умеешь, - я пытался не выдать голосом, что мне завидно. 
- Ну, каждому - своё. Кому-то "эм-ти-би", а кому-то - моцик. Как сам добрался? 
- Чуть не сдох из-за жары и велодятлов. Я, короче, joder. По их мнению. Наши уже пришли, а я сейчас подойду, мне надо... 

Как предполагалось, мой вид изумил охранника корпуса: потный, красный, с причёской "Барселонский кавай" парень явно не вписывался в то определение студента, которое вырабатывалось годами у службы безопасности "Кампус-Норд". Мой вид больше походил на пляжный стиль Коста-Дорада, но уж точно не на рабочий дресс-код. И, хотя у меня на шее болтался аус-вайс, выданный Евгением, он крутил своими красными глазищами, вопрошая "Что ты такое?", как герой Шварценеггера. Я ему объяснил на помеси испанского, английского и питерского, что шмотки со мной и мне надо в el bano, переодеться. Не уверен, что он понял меня, но всё же пропустил. Провозившись минут десять в туалете, переодеваясь в приличную сухую одежду и пытаясь смыть несмываемую смазку с щеки, я, наконец, выбежал в коридор, и знакомым маршрутом устремился в ту самую аудиторию, где мы были вчера. А когда я по коридору подходил к аудитории, навстречу мне попались те самые две симпатичные девчонки-латинос, поднимавшие вчера руки от Евросоюза, когда Ньевес устроила перекличку. Они всюду ходили вместе. В этот раз они заметили меня и приветливо улыбались. А я не привык к тому, что все тут друг другу улыбаются, говорят "ола!" и всё такое. У нас в школе, когда видишь чечика[5], не важно, парень или девушка -  такое впечатление, будто ему на спину по мешок с цементом положили! Все сутулые, злые, какие-то гиперсфокусированные на своих проблемах. А эти - воздушные создания со смуглыми лицами - вдруг увидели идущего по коридору к аудитории меня. Меня! Я думал, что моё существование для таких, как они, можно определить только искажением гравитационных характеристик окружающего пространства! И - то, если в этом есть необходимость, а её не было!

- Ола, Тим! - крикнули они хором и помахали мне руками.

Я немного оторопел (они ещё и запомнили, как меня зовут?), заулыбался, как дурачок, и хотел было тоже поднять руку в ответ, как вдруг получил такой удар в бровь, что белые искры посыпались из глаз. Я схватился за лоб и зажмурился, а из открытой двери аудитории раздался дружный гогот. Проморгавшись, я разглядел перед собой кромку двери аудитории, в которую впилился на полном ходу, и под хохот студентов, шмыгнул в аудиторию. Наши сидели на тех же местах, как и вчера, за Африкой.

- Что, Кузнечик, веткой промахнулся? - басил Боря под хохот остальных. 
- Очень смешно, - буркнул я. Сэм посмотрел на меня и зевнул.

- Вошёл в дверь на девять с половиной баллов из десяти, - флегматичным голосом молвил мне он, - треск был - что надо. Вы умеете привлекать к себе внимание, мистер Бэггинс. 
- Хватит рофлить[6], - прошипел я, морщась от боли и держась за лоб, - у меня синяка нет?

Сэм пристально поглядел на меня и хмыкнул: 
- Даже если есть, какая разница? Те девчонки наверняка оценили, как ты входишь в аудиторию.

Сказав это, он поднял большой палец вверх, сделав "лайк".

- Блин, есть или нет?! - злобно прошептал я. 
- Если ты и дальше будешь это делать, придётся надеть на тебя шле-е-е-м, - и он похлопал меня по макушке. 
- Душнила! - шепнул ему я и развернулся к выступающему на кафедре профессору Сальвиа. Лекция недавно началась. От обиды и неожиданной боли у меня потекли слёзы, и я, незаметно для друга, вытер их рукавом рубашки.

И тут боковым зрением я заметил, что  справа кто-то сел. Я повернул голову и... сразу почувствовал боль под диафрагмой. Это была сеньорита Ньевес! Она подвинула Дениса и приземлилась рядом, в совершенно неожиданной для меня близости! И вдруг протянула мне в упаковке... эскимо!

-  Debes aplicar esto inmediatamente![7] - сказала она, и не дожидаясь, пока я возьму эскимо, сама приложила его к моему лбу. Опомнившись, я резким движением выхватил у неё из руки мороженое и сам прижал ко лбу. 
-  Muchas gracias! - стыдливо улыбнулся я, боясь, что она увидит мои мокрые глаза, - У меня постоянно какие-то приключения. Сильно опоздал? 
- Вообще неплохо было бы послушать, что говорит профессор, ведь нам это для проекта понадобится. Он рассказывает про программу "AlphaFold" второй версии, это очень актуальная тема. Ты как себя чувствуешь? Такой звук был страшный. Может, у тебя сотрясение? 
- Да там нечему сотрясаться, сеньорита! Для него в школе все двери обклеили поролоном! - вклинился в разговор Сэм. Наши ребята засмеялись. 
-  Estoy bien! Уже почти отлично! - успокоил её я, продолжая глупо улыбаться, показывая, что у меня действительно всё здорово, хотя белые пятна ещё прыгали в глазах. 
- Дружище! Можно я доем твоё мороженное, когда ты закончишь свой компресс? - этим своим вопросом Сэм прикончил мой романтический момент. Ньевес поднялась и поплыла по проходу к кафедре. За первым столом, как и вчера, сидели сотрудники IDEAI.

- Рот закрывай, - раздался слева шёпот Сэма. С трудом сомкнув зубы, я хотел ему что-то ответить, но, видимо, от удара все мысли вылетели из головы напрочь. Над бровью росла шишка, щёки горели, состояние... Когда можно прокрутить двести километров на одном дыхании! Хихикали китайцы. Я опустил лоб на стол и, улыбаясь, протянул Сэму обещанное ему эскимо.

- Ты посмотри на него, а?! Котяра! - усмехнулся Сэм, повернувшись к Светке. 
- Можно тебя спросить, - зашептала она ему, - что значит по-испански "joder"? 
- Кхм! А тебе зачем? Где услышала? - он нагнулся к её уху и что-то прошептал. Светка забавно хрюкнула. 
- Кошмар! - прошептала она, слегка смутившись.

Началась лекция. Профессор рассказывал об искусственном моделировании фолдинга белков, что было очень важным в молекулярной биологии и биохимии, ведь правильная трёхмерная структура белка определяет его свойства, и от сворачивания полипептидных цепей зависит, будет человек подвержен какой-либо болезни, или нет. Процесс это очень сложен и не до конца изучен, вот почему учёные-биохимики возлагают большие надежды на нейросети. Я, если честно, слабо шарил в молекулярной биологии, зато дядька Иван сидел и внимательно записывал.

"Потом объяснит", - сказал я сам себе. Пот тёк по спине. На лице осела вся соль организма. Страшно хотелось пить. Я готов был убить за капучино. Кондиционеры работали на пределе, но не могли пробить эту июльскую духоту. 

- Сложно, - прошептал я Сэму, - профессор в самую жесть забрался. Ему можно, он всё-таки - профессор. 
- Ньевес сказала, что будет непросто. И, кстати, не говори никому, что мы с ней познакомились. Должно же у нас быть какое-то конкурентное преимущество. Впрочем, после эскимо все и так поняли, что вы не так просты, как кажетесь, мистер Бэггинс.

Он хитро взглянул на меня. Я не обратил на его подкол внимания, а, прищурившись, попытался что-то разглядеть на белом экране, куда транслировал лекцию профессор Сальвиа. 

- Ты чего щуришься? Зрение плохое? - услышал я сзади и справа голос Бори. 
- Аа.. Нет! - помотал головой я, - У меня отличное зрение! В отличие от некоторых. 
- Сейчас бы на море, - пробормотал Сэм. 
- Нафига ты моцик взял? - прошептал я. 
- Мог - и взял. Тебе-то что? 
- Да ничего, - мой рот расплылся в улыбке, - вспомнил Нурию и Сильвию? 

Это был шанс отомстить! Сэм покраснел и тоже заулыбался, поправляя волосы. Он всегда поправлял свои волосы, когда смущался. Это бывало редко, но бывало. Я обрадовался, что смог, наконец, вогнать его в краску.

- Да нет, - затараторил он, - ну, при чём тут это? Захотел попробовать... Не зря же на права сдавал? В Питере сезон короткий, а тут - круглый год ездить можно. Если дела пойдут хорошо - свой куплю, а пока - на прокат. Ты вот, например, собираешься колесить по окрестностям на своём велосипедике? Я вот хочу, например, в Монсеррат поехать. Посмотрю, как ты на своём "аторе" будешь в Пиренеи педалить! 
- Катай на чём хочешь, мне-то что?

Но он толкнул меня в бок: 
- Да ладно тебе, я взял два шлема. 
- Второй шлем ты взял не мне, - монотонно пробубнил я, - а какой-нибудь Сильвии.

Он больно ущипнул меня. От неожиданности я вскрикнул - терпеть не мог щекотки и вообще неожиданных прикосновений. 
- Is there something you wanted to ask? - профессор развернулся и посмотрел в нашу сторону. Я вспыхнул и замотал головой, жестом показывая, что можно продолжать. 
- Сильвии нет, а шлем есть, - заявил Сэм. 
- Это пока нет! - ответил я, пиная в ответ Сэма под столом. 
- Парни, хорош со своими шлемами, ни черта не слышно! - проворчал сзади Борис. 
- Можно подумать, ты что-то понимаешь! - фыркнул я, затылком чувствуя жжение от невидимых рентгеновских лучей, фокусируемых двумя "форточками" Бори. 
- Без профессора Кузнечика не разберёмся! - процедил он в ответ, и "тройка" гоготнула. Рядом с ним, как обычно, сидели Женёк и Сева. Как и вчера, "тройка" держалась ровно, даже галантно, не хватало только галстуков-бабочек. Они не сутулились, отполированные стёкла очков блестели, а на их лицах не наблюдалось ни капельки пота. Я же потел, как в сауне, словно дикая лошадь после скачек. В кроссовках горели пятки, будто их поджаривали на сковороде. Хотелось разуться и сидеть босиком. Не успев бомбануть свои два стакана капучино, я теперь тихо умирал.

Справа от меня, как и вчера, сидел Денис. И снова что-то рисовал в своём блокноте. Какие-то линии, полоски. Изображение головы. Лица, покрытые замысловатыми узорами, сделанными тонким чёрным лайнером. Вчера, в Барселонетте, он не особо говорил о себе и своих пет-проектах. Таких людей обычно не спрашивают специально, не стараются разговорить. Они на своей волне. 

- Что это? - спросил я его, показывая на рисунок, рассчитывая, что он смутится, скажет что-нибудь типа "да, ерунду всякую рисую под убаюкивающий голос профессора"... Но он вдруг придвинул ко мне свой блокнот, демонстрируя узоры. Некоторые из них напоминали QR-код, некоторые имели прямые линии, без плавных изгибов, а некоторые - наоборот, состояли из завитушек, изображённых линиями разной толщины. 
- Это мой проект, Тим, - прошептал он, - я не уверен, что ты поймёшь. Но, в последний год я только им и занимаюсь. Вынашиваю в голове, тренирую свои модели. Уже есть результаты, и... Тим. Я тебе скажу, никому другому бы не осмелился сказать. Мне кажется, я нарыл что-то такое, что не всем понравится. 

Он кинул взгляд на Сальвиа, чертившего световым пером на доске уравнения математической статистики. 

- Короче, мой проект называется "ДИФЕЙС". Я достаточно плотно изучал CV - компьютерное "зрение". И следил за развитием моделей, начиная от R-CNN и заканчивая YOLO[8]. И заметил одну вещь. Модели раскрывают механизм классификации объектов, а значит, можно создать на их основе сеть, способную динамически выстраивать методы обхода такого распознавания. Научить её делать так, чтобы модели CV не могли выполнять свои функции. Грубо говоря, она учится уходить от распознавания и классификации, она запутывает нейросети компьювижена. Она генерирует образы, вводящие такие системы в заблуждение. В её задачи входит генерация визуальных помех, которые компьювижен считает совершенно другими объектами. Эти образы позволяют скрыть человека или объект, вычленить его из классификации, или превратить его во что-то другое. Причём так, что в итоге ошибка не будет обнаружена, а значит, не будет учтена. Нейросеть будет считать, что она права, хотя это не так! Пришлось объединить несколько подобных сетей в несколько слоёв, одну из которых превратив в инвертированный дискриминатор, и не один, их там несколько! Причём, это работает не только в оптическом диапазоне! Я провёл исследования и даже сделал куртку, покрыв её узорами "дифейс", надев которую, камеры видеоаналитики тебя перестают замечать. По крайней мере, какое-то время это работает, пока они не обновляют модель. Если обновят - придётся генерить всё заново. А если нанести такие узоры на лицо - оно исчезает из области видимости видеоаналитики. Я тестил их на YOLO последней версии. Моя мечта - использовать термохромную ткань, хотя бы в монохроме. Это дёшево, а значит - доступно. А доступно, значит - эффективно. На такой ткани дифейс-линии будут генерироваться в реальном времени.
- Офигеть! - вымолвил я, задумавшись, - А почему ты считаешь, что это кому-то не понравится? Кому? Это же... Прорыв! 
- Посуди сам, сейчас куча бабок вбухиваются во всякие "ёлы", чтобы покрыть компвиженом всё, что только можно. Боевые системы наведения с интеллектуальным распознаванием целей. Прям туда библиотеки CV вшивают, с моделями, на плату управления дроном. А тут - система, которая делает обратное - камуфлирует тебя от "цифрового глаза", делает невидимым для систем анализа. Обнуляет преимущество. Понимаешь? Вот теперь я и думаю, что мне с этим всем делать?

Художник это - не профессия. Это не призвание, не хобби. Это - модель мышления. Есть много разных моделей мышления, например, инженеры, здравомыслящие логики, или наоборот, люди сиюминутных эмоций или страстей. Не рассчитывающих ни на что, ни на какую логику или здравый смысл, а лишь на то, как действие соотносится с интуицией, или гармонирует с состоянием души. Безусловно, нельзя разделять эти модели и бездумно дробить людей по ним (этот - тот, а этот - этот), ибо, будучи все в нас, они имеют разный вес и по-разному в каждом из нас превалируют.

Художником может быть кто угодно: живописец, писатель, врач-хирург, или даже программист. Казалось бы, работа, требующая математических знаний, логики и здравого смысла, тоже может выполняться человеком-художником. Художник это - не про картины. Художник - как Homo faber, человек творящий. Живописец пишет кистью и красками. Хирург - скальпелем. Программист - кодом. Нет более счастливого человека на Земле, чем программист-художник, творящий просто так, для себя, потому что хочет и может. Нет на свете человека более несчастного, чем программист-художник, работающий в IT-компании.

Художник не работает, он - творит. Его творение - кровоточащий кусок собственной души. Птица не будет рассказывать вам, как машет крыльями. Художник не будет рассказывать вам, как и почему он кладёт мазки, наносит линии. Почему он вообще выбрал ту или иную тему для самовыражения. И несмотря на то, что в программировании всегда ставятся конкретные задачи, пути их достижения очень сильно разнятся. Вот почему одинаковые задачи в разных проектах могут решаться по-разному. IT - руководители ненавидят программистов-художников. Даже если те прекрасно разбираются в программировании и во всех требуемых технологиях, управлять ими невозможно. Ибо он одержим своим творением. Он одержим процессом, так как в нём заключается путь к достижению гармонии. Каждый его проект - уникальная работа. Каждый продукт - его картина, которой он любуется. Каждая такая картина - вызов ему, творцу. Применение новых красок, техник, технологий. Он сжигает себя в процессе работы и, когда уже добавить нечего - бросает его. Отпускает от себя. Его манит уже следующий проект. Следующий продукт. Следующая картина. В которой он сделает всё по-другому, даже если это и не требуется. Неизбежен конфликт с руководством: художник делает много лишней, сомнительной работы, создавая незапланированные затраты только лишь по собственной прихоти. Ему надо так сделать, иначе пазл не соберётся, гештальт не закроется. Программист-фанатик - катастрофа для компании, ибо, если его не контролировать (а контроль для художника есть форма страдания) - вся работа компании будет оборачиваться вокруг этого гештальта. Они быстро выгорают, а те, кто не выгорает, становятся токсичными. От них пытаются избавиться всевозможными способами, но они слишком хороши, чтобы их просто взять и выкинуть. Иногда - чертовски хороши!

Денис был именно таким - программистом-художником. Он не мог увлекаться только программированием и компьютером, он искал всевозможные способы самовыражения. Совмещал в себе совершенно несовместимые вещи, наивно полагая, что может хорошо делать их все и сразу. Он любил и умел рисовать. Это не мешало ему ни в чём, и даже помогало расширить кругозор. Когда он ещё был мальчишкой, все, кто его знал, поддерживали его и советовали идти либо в информационные технологии, либо дизайн. У него здорово получалось всё - трёхмерные игры, фуллстек[9] - проекты. Но вскоре к нему пришло осознание того, что быть программистом и, собственно, программирование (как процесс) - разные вещи. Программирование само по себе никому не нужно, денег оно не приносит. Как и, собственно, просто рисование. Будь вы хоть Леонардо да Винчи, если просто рисовать в стол - никому это и даром не нужно: в ваш стол никто не зайдёт. Чтобы быть нужным, требуется заказ. Сам процесс написания кода лишь - ничтожная капля в море, имя которому - программная инженерия. И состоит она из кучи мелких или крупных рутинных задач, цель которых - превратить творчество программиста-художника в контролируемый менеджерами (подгоняемыми кнутом KPI[10]) конвейерный технологический процесс, масштабируемый, копируемый, продаваемый и покупаемый, вне зависимости от исполнителей. Поработав немного в инфотехе, Денис загрустил. Он понял, что инфотех, по сути, аналогичен любому промышленному производству, только там бьют не кувалдой, а по клавишам. Не выдержав очередного дедлайна[11], он решил идти в науку. Впрочем, скоро он осознал, что и там без грантов он - покойник.

Айтишники-интроверты редко когда пересекаются в своей жизни с поэтами, художниками, музыкантами. Просто потому, что редко когда встречаются у них общие интересы. Они не зацепятся никогда никакими выпуклостями знаний и опыта, фантазии и мастерства: уж слишком разные их миры. Увы, мир поэтов или художников разнообразнее, а жизнь - эмоционально более насыщена. Зачастую, жаждущему эмоционального покоя айтишнику такое общение и не нужно вовсе. Но если нужно - оно ему необходимее, чем любому иному, в сто раз. Самое страшное, что может произойти с художником - эмоционально выгореть.

Программисты-художники - несчастные люди. Они никогда на сто процентов не погрузятся в свои программы, ибо боятся утонуть в них навечно. Этот страх перестать дышать настоящей жизнью, которая тебя окружает, перестать быть адекватным, перестать видеть мир вокруг себя, перестать его поглощать и с ним как-то взаимодействовать, выгореть душой, не даёт иным айтишникам быть *настоящими*, до мозга костей. Их цель - не программа, их цель - получение удовлетворения от её создания. Программирование для них - лишь один из шагов к какой-то их невероятной, заветной мечте. Они бросаются в хобби, в спорт, они пытаются объять весь мир. Но никогда не будут по-настоящему там, как и в своей профессии. Они - бродяги, и, ежели спросить, что бы они хотели изменить в своей жизни, они бы сказали, что изменили бы всё. Кто-то посторонний скажет, что они просто с жиру бесятся. Мол, зарабатывают хорошие деньги - и ещё скулят! Но, когда человеку даются уникальные возможности и желание их реализовать, как можно осуждать его в том, что он сходит с ума в самокопании и самопостижении? Если он выбирает путь идти босиком по битому стеклу, не останавливайте его. Он этого хочет. И будет страдать, если не пойдёт. Он выест вам весь мозг, рассказывая, как ему больно даётся каждый шаг. Как ему хреново. Но ему нихрена не хреново! Он - счастлив в этом своём временном кванте. Для таких людей только падение в бездну и даёт ощущение полёта.

Денис (или, как он себя называл, Денси) контрастировал на фоне нашей команды. Особенно на фоне "тройки очкариков". Рожи тех, хоть и покрытые прыщами, лоснились уверенностью и знаниями. Этот самоуверенный, надменный взгляд, презирающий всё на свете, кроме собственного отражения в зеркале, был проштампован на каждой физии "троицы". Худенький Денис, похожий на подростка, с бледным и вдумчивым лицом, рядом с ними казался жалким и забитым. Но, когда с ним начинаешь говорить, понимаешь, насколько глубок этот человек. По его голосу понимаешь, по манере конструировать предложения. Его голос дрожит, как огонёк. Он боится потерять мысль, потому что эта мысль тянет за собой десятки и сотни других мыслей, которые он жаждет донести до тебя. Именно до тебя, ибо ты его слушаешь. Эти мысли тонкие, как филигрань. Ты боишься их порвать, ты просто слушаешь его, удивляясь, почему он пошёл в программисты, а не в писатели, художники. Я не знаю, там, в философы какие-то. Он всегда знает, что не сравнится по программерским способностям с "очкариками", поэтому и не соревнуется с ними. Но он всё-таки здесь, а значит - он не хуже их...

Народу в столовую сегодня пришло гораздо больше, чем вчера. Все столы оказались заняты. Когда я там сидел за столом и ковырялся в каком-то салатике, мне всё казалось, что сейчас в столовку войдёт *она*. И мне там что-то втирала Светка, где-то вдалеке звучал колокольчик её голоса - я не слышал ничего и не могу вспомнить, о чём она говорила. Сэм что-то рассказывал парням про "хонду", а я всё сидел и смотрел на дверь столовой. Даже три чашки капучино из автомата не смогли вывести меня из этого состояния.

Когда лекция закончилась, я молча встал, поправил на локте шлем и побрёл к выходу по опустевшему проходу между столами (так хотелось назвать их "партами"). Все опять скопились возле первого ряда, что-то спрашивали у профессора и сотрудников IDEAI. А мне надо было снова сменить прикид на гоночный, то есть превращаться из недостудента в обычного туриста. Сэм где-то застрял там, у Ньевес. Я его не ждал. Зачем? У него теперь байк. Ему теперь нужна Сильвия или, на худой конец, София. У него и шлем для неё есть... Вообще, я заметил, что Сэм как-то весьма ожил в этом новом коллективе, а на меня практически внимания не обращал. Конечно, кто я такой? Ему интересней они...

Я шёл к туалету, и никто сзади меня не нагонял, не хлопал по спине и не взъерошивал мои патлы. Мне вдруг стало как-то холодно и мерзко. Переодевшись, я спустился вниз, сказав охраннику "hasta la vista". Хотел добавить "бейби", но, посмотрев на его охреневшее лицо, понял, что завтра пройти сюда мне даже пропуск не поможет. И вообще, я улыбался всем подряд, и всем говорил "hola" как вежливый и правильный турист. Хорошая традиция - всем говорить "привет!", знакомым или нет - не важно. У нас в стране люди шугаются, когда им кто-то "привет!" говорит, начинают вспоминать: кто это, а мы знакомы? А ты уже дальше идёшь, тебе не важно, что он или она ответит. Это не сложно, сказать "здравствуйте". Это стоит очень дёшево для тебя, и стоит очень дорого для того, кому ты это говоришь.

- Тим! Ну, ёпушки - воробушки! Тебя ищут, а ты... - услышал я весёлый голос, когда выехал на паркинг. Сэм уже восседал на "хонде", а вокруг стояли ребята. И Соня тоже там стояла. Я подъехал к ним. 
- Ну и зачем я тебе нужен? - скривив рот, язвительно спросил я. Сэм с издёвкой ответил: 
- Сеньорита Гарсиа дала нам ссылочки на методички. Методичечки. Видосички. Статейчички и книжечки. Книжечечки. 
- Ну и читай эти книжечечки. Мне ещё домой добраться надо. 
- Я думал, тебе это интересно! 
- Ты видел, сколько там народу? И что там рассказывал профессор? Ты думаешь, у меня есть хоть какой-то жалкий, ничтожный шанс? 
- Шанс есть всегда! - усмехнулся дядька Иван, - А вот если не будешь ничего учить - то шансов - ноль! 
- Тебе Нье... - Сэм осёкся и заговорил тише, - Тебе Н... сказала, что... Что? Можно, но... Придётся поработать. Поэтому...

Тут он гаркнул на всю улицу: 
- А ну ...дуй домой работать! А то стоит тут, сопли на кулак наматывает!

Мои щёки вспыхнули, голова закипела. Я бросил на него свой озлобленный взгляд, показал ему средний палец, и, под хохот ребят, покатил обратно, к улице Джорди Жирона. 

- Милый мальчик! - Соня со смехом повернулась к Сэму, когда я уехал, - Откуда он здесь? Какая нелёгкая занесла его сюда? 
- Знаешь... Если бы не я, он бы так и гнил там, в Питере. В своей школе номер сорок пять. А так, может, человеком станет. Думаешь, станет? 
- Ну-у, - протянула она, - мне кажется, он уже человек. Человечек. Просто... Ему чего-то не хватает в этой жизни. Может, внимания?   
- Как и всем нам. Ну, ты едешь? 
- Это - страшно! 
- Это страшно интересно, сеньорита София! - крикнул Сэм и нахлобучил ей на голову шлем.

Вот козёл! Это я рефлексировал по пути домой. Вообще, настроение было жутко безрадостным. На него наслоилось сразу несколько неприятных вещей: куча народа, опять лекции, опять болтовня, и с Ньевес не попрощался, и спасибо ей за эскимо не сказал. Сэм, козлина, успел с ней потрещать! Меня это жгло всю дорогу. Все двести метров Джорди и столько же парка Педральбес. А потом пошёл проспект Диагональ, в ушах снова засвистел плотный, горячий ветер. И вся эта хренота, что мучила меня десять минут назад, моментально выдулась из головы через уши. Я вновь летел, только теперь не понимал, куда. Летел просто потому, что хотел лететь. Потому что не мог не лететь.

Домой мы приехали почти одновременно. Сэм, хоть и ехал быстрее меня, где-то провозился и только подъезжал к дому, когда я уже привязывал байк. Он выставил подножку, слез с "Хонды" и крикнул: 
- Даров, гонщик! Это ты меня подрезал на Диагонали? Нет, не ты. Тот был выше и плечистее!

Я безэмоционально поглядел на него и, ни сказав ни слова, подошёл к двери. И тут вспомнил, что у нас на двоих всего одна связка ключей.

- Ага, попался! - крикнул мне Сэм, звеня ключами. Я стоял лицом к двери и нетерпеливо ждал, когда он подойдёт и откроет дверь. Он открыл.

- Тебе не кажется, что надо сделать дубликаты? - проворчал я. 
- Да, надо. Сделаем. Сеньора Елена одобрила.

Он внимательно оглядел меня и вдруг спросил: 
- Ты чего? Расстроился? 
- Нет. С чего ты взял? 
- Все твои эмоции можно прочесть у тебя лице. Как книгу. Ну, вот такой ты человек! Так что, не отмазывайся, а говори, почему ты расстроился? Из-за этого проекта? 
- Нет. Не расстроился. 
- Не ври! Это вызов. Стоит побороться. Я поборюсь, и ты - тоже, понял? Это же база! Как ты не понимаешь?! 

Я опустил голову и пробурчал: 
- Ага, база. Отдохнуть недельку ещё и свалить домой. 
- Брось, не свалишь! Надо просто работать, Тим. Джаст ду ит! И всё. Вот сейчас, пока жарко, сиеста-фиеста, садись на пару часов за комп и изучи материалы, которые дала сеньорита... У тебя уши красные! А! Всё! Я понял! 
- Ничего ты не понял! - я злобно, исподлобья посмотрел на него. Мы вошли в квартиру. 
- Понял, понял! Поэтому ты и слинял, когда она там нам всё рассказывала после лекции? 
- Сэм, отстань! 
- Окай! - обрезал он и замолчал, продолжая хитро улыбаться. - А потом на пляж поедем! Как же я хочу избавиться от этих ботинок!

Начались трудовые будни. Быт наш в этой квартирке на Орта, по большей части, не отличался разнообразием. Чтобы было всё "по чесноку", мы договорились с графиком уборки хаты и стирки, решили по жрачке на ужин и скинулись на всякие там бытовые расходы. Чтобы не забыть ничего, решили записывать в блокнот, лежавший всё время на кухонном столе, а также купили разноцветные стикеры-напоминалки для наклеивания на холодильник и на лоб, чтобы совсем не забыть. Горячий воздух на улице стоял непробиваемой стеной. Мы с ноутбуками развалились, каждый на своём месте - я на диване, Сэм - на полу. Включив кондей, принялись изучать ссылки на книжечки и видосики, которые Ньевес дала нам для обучения. Честно говоря, объём материала меня шокировал. Даже если школа имела крутой уклон у в сторону математики, её образовательная программа тихо курила в сторонке! На что Сэм ехидно заметил: "Ну всё, старик, привыкай к студенческим объёмам! Это тебе не школоло!"

Привыкнуть к большим объёмам учебных материалов школьнику очень сложно. Особенно к тем, что нужно усвоить в кратчайшее время. Это даже не справедливо. Я считаю, что есть два типа несправедливости на Планете: когда ты генетически неспособен к спорту, и когда ты генетически неспособен усваивать большой объём данных. Конечно, это исправляется. Но это исправляется колоссальной работой над собой, в то время как другим даже напрягаться не нужно. Ирония природы - надежда стать такими как они. Недостижимая надежда, отравляющая твою душу. За пару недель мне предстояло втиснуть в свою голову две книги по глубокому обучению и нейросетям. А солнце нагревало нашу квартиру, как сауну, и звало купаться.

- Да-а, чел, - промычал мой друг спустя час, - в общем, надо... садиться и читать. 
- Да ты что? - вскинув брови, я поглядел на него с дивана, - Ты тоже испытал этот... Ужас? 
- Это - не ужас, это просто... 
- Зашквар! 
- Необходимый минимум, чтобы разговаривать с сеньоритой на равных. А сейчас она смотрит на тебя, как на малыша из детского садика. Такой миленький, такой глупышечка. Приехал позагорать. 
- Да, иди ты, - проворчал я. Сэм поднялся с кресла и ушёл со своим ноутбуком к себе в комнату.

Спустя пару часов, мы, пригруженные свёрточными сетями и байесовскими моделями, собрались и погнали в Барселонетту. И, на этот раз у нас был моцик. Я надел второй шлем, весь пропахший едкими духами. Я возмутился, но Сэм ничего не ответил, лишь щёки его слегка порозовели. Признаюсь, я впервые сел на спортивный моцик, пусть даже и как пассажир. Нет, я ездил пару раз на питбайке, но на мощной, настоящей "хонде" я гонял впервые. Мои руки словно приросли к ручкам сидения, за которые надо было держаться, а зубы сжались сами по себе. Бабам хорошо - вцепилась в пилота руками и ногами, и не страшно. А я, честно говоря, на разгоне порядочно струхнул, доверяя лишь мастерству Сэма. В момент, когда он газовал, мотоцикл ревел, как раненый слон, а моя душа уходила в пятки, будто на американских горках, и тряслась где-то в районе больших пальцев ног. Но он не подвёл. Сэм никогда не подводил. Мы пронеслись ракетой через туннель де ла Ровира, потом немного потёрлись на узковатой Лепант, и как-то быстро, по де ла Марина, очутились в двух шагах от госпиталя дель Мар. Вся поездка заняла не более пятнадцати минут. Мы припарковались в зоне для байков, неподалёку от пляжа. Я, наконец, сполз с моцика и дрожащими руками снял шлем. Меня мутило. 

- Ну как, жив? - Сэм с усмешкой посмотрел на меня. Я шумно выдохнул. 
- Посмотри, я седой?

Он внимательно смотрел на меня пару секунд, а потом захохотал: 
- Нет, ты рыжим каким-то стал. Бледный, веснушки видны! Ха-ха! 
Я стиснул зубы и направился в сторону пляжа. 
- Скажи, что я - классный водила! - крикнул он мне в спину. 
- Водила - чудила! - не поворачиваясь, крикнул в ответ я. 
- Это тебе - не педали крутить! 

Я остановился и повернулся.   
- Ну так педали крутить - не грипсы крутить! - передразнил я его, - Тут сила нужна и выносливость! А не мозоли на руках.

Сэм вдруг разозлился: 
- Вот и крути свои педали! Может, у меня колени болят? Тебе хорошо, ты молодой, тебе хочется поскакать ко-о-озликом! - последнее слово он нарочно вытянул, словно выжал руками мокрое вафельное полотенце. 
- А ты, блин, ста-а-арый, да? - мне вдруг стало смешно, - Восемнадцать лет, ста-а-рый, да-а? Ха-ха! Старость - не радость? 
- Представь, да! 
- Дед! 
- Инсайд[12]! Ага! 
- Мда-а-а! Как можно в восемнадцать превратиться в такого скуфа[13], как ты?! Ха! 
- Вот доживёшь до моего возраста!.. 
- Упаси Боже! Я не хочу превратиться в мумию! 
- Мумию?! - он обхватил мою шею своей ручищей, как питон хватает жертву, и потащил с парковки в сторону пляжа, - Я тебе покажу мумию! Сейчас тебя эта мумия из тебя сделает... 
- Колени не сломай себе, симулянт! - хрипел я, ухохатываясь в его стальном захвате...

Солнце уже не жгло, а мягко прогревало нас своими жёлтыми лучами. Я всё ещё не мог привыкнуть к контрасту между учебным процессом и пляжным отдыхом, но, кажется, уже привыкал! Снова с разбегу - в волны, и грести кролем вперёд, выплёвывая солёную воду Средиземного моря! А потом, покрывшись водой и мурашками, выбежать и грохнуться
на коврик, или прямо на жгучий, мелкий, нежный-нежный песок, закопаться в него по самую шею! И ничего не надо, ни коктейлей, ни "пач"!

- Знаешь, - лёжа на спине, заявил мне Сэм, - на мой взгляд, в тех задачах, которыми мы будем заниматься в проекте Ньевес... 
- Если *будем* заниматься, - вставил я. 
- Ну, да, если будем. Так вот, в тех задачах им понадобится именно файн-тюнинг. Поэтому, какие бы модели ты не использовал, чужие или свои, всё равно их нужно уметь правильно настроить, разметить. Кому нужна модель, которая
не сходится? Сам понимаешь. Настройка и обучение. Это занимает много времени. Так что, мой тебе совет: изучи всё это дело. Даже если ты там этот дурацкий тест не сдашь, такие знания пригодятся везде. Поверь мне! 
- Я работал уже с множествами в обучении с учителем[14]. Не вижу проблемы! - я тоже лёг на спину, подложив руки под голову и глядя в синее безоблачное небо.   
- Умничка ты моя! - в его голосе послышался сарказм. Я отмахнулся. 
- Вместо того, чтобы слушать дядю Сэма, ты вечно со мной споришь! Упираешься руками и ногами и отвечаешь "Это я знаю! Это я умею!" Балабол! 

Я обиделся немного на "балабола". Балаболом был Сэм. Он сам даже не замечал, какую пургу иногда нёс. Я развернулся к нему:

- Это я - балабол? 
- У тебя проблема! Ты - ленивая задница! 
- Я - ленивая задница?! 
- А ты не замечал? Я бы на твоём месте горел, как факел! Да мне бы ещё два года школы, я бы ещё - я б... Я б... Горы свернул! 
- А я, может, не хочу горы сворачивать?   
- Так, и говорю: ленивая задница! 
- Не ленивая, а просто... 
- Просто задница! 
- Просто не хочу и всё! - я сжал губы, - Это не значит что я - ленивый. 
- Почему не значит? Именно - значит! 
- Я не обязан! И не должен! Никому и ничего! Если я могу, это не значит, что хочу. 
- Тоже мне, принцесса, - фыркнул Сэм, - хочу - не хочу!

И он сыпанул мне на грудь горячего песку. Я вскрикнул, зачерпнул горсть и замахнулся в него, но он, подскочив, убежал в море.

А после пляжа мы поехали наконец-то в парк Гуэля, благо ехать до него оказалось недалеко - через площадь де Тетуан. В парке орали попугаи. Я не знаю, где именно сидели эти бестии, но орали они так мерзко, что я постоянно крутил головой, пытаясь обнаружить их на деревьях. Тщетно: покровительственный окрас зелёного цвета маскировал этих адских тварей идеально. Их можно было заметить, только когда они перелетали с одного дерева на другое. Если не считать попугаев, парк мне понравился. Я влюбился в творчество Антонио Гауди: в эти пряничные домики и галереи, созданные, казалось бы, самой природой, а не руками человека - настолько естественно выглядели их формы. В основе природных процессов лежит многократное повторение простых форм. Сложное создаётся из огромного количества простых вещей, казалось бы, не логичных и не связанных между собой. И лишь со стороны, издалека ты видишь, как из мириад хаотично разбросанных частиц создаётся преисполненное смысла творение. Человек работает не так, его логика функционирует от крупных форм к более мелким. Путь к созданию шедевра лежит в отказе от этой логики и (как кажется прочим) здравого смысла и в подчинении стихийному, нелинейному процессу, с неизвестной нам, но ощутимой нами природой. Эти ощущения способны сломать стены мышления, мешающие нам творить шедевры. И это касается не только архитектуры, но всего, что может создать человек. Ведь всегда то, что мы называем шедевром, лежит вне нашего понимания. Но, увидев его, мы раздвигаем границы своего понимания, принимаем его в себя и начинаем воспринимать мир немного шире. Как будто мы идём в темноте, а седобородый старик, похожий на нищего, подсвечивает в темноте нам фонарём, показывая во мраке то, что без него мы никогда бы не увидели. Даже смерть великого архитектора - тоже своего рода шедевр: он вложил свою душу в город, и город её забрал.

Мы не вершим шедевры. Мы - всего лишь пыль на городских улицах. Мы едем куда-то учиться. Учиться тому, чего мы не понимаем. Учим то, что не понимаем и не понимаем, зачем мы это всё учим. Мы мечтаем свершить что-то - шедевр, подвиг. Но нам невдомёк, как это сделать. Не знаем последовательности действий. Ведь, если бы знали - то и свершили бы тотчас что-нибудь. Но - нет, всё - неправильно. Всё - бесполезно. Правильность жизненного пути видна только по его завершении. Вот как, зная это, жить подростку? Ты стоишь перед тысячами дорог, и каждая куда-то ведёт. Они расходятся от тебя в разные стороны, как лучи от центра. Их - бессчётное количество. Они никогда не пересекутся. Ты не сможешь поменять свой путь, а если и сможешь, то такая смена будет стоить тебе годы жизни, юности, крови и пота. И где-то там, на каком-то из этих путей, тебе суждено создать что-то неповторимое, уникальное. То, что поможет человечеству, подарит новую эмоцию или раздвинет границы человеческого сознания. Но ты никогда не узнаешь, где это произойдёт. Мрак скрывает пути от нас, мы видим лишь на несколько шагов вперёд. Я часто слышу, что юные не думают о будущем и не смотрят вдаль. Смотрят. Но горизонт событий для нас настолько близок, а мир настолько сложен, что, вглядываясь вдаль изо всех сил, мы не видим в будущем ровным счётом ничего. Нам дают десятки, сотни книг, ссылок, материалов, но усвоить их простому человеку, без семи пядей во лбу, не реально. Но не все же гении! Остальным-то что делать? Нейросети не просто меняют профессии - они мнут, как пластилин, всю экономику мира, выворачивая на изнанку саму суть человеческого труда, его смысл и предназначение. Мы уже не видим цели, не понимаем, какую профессию должны обретать. Какая профессия через сколько лет канет в небытие? Мы учимся, идём работать и понимаем, что работа - та же бесконечная учёба. Тогда зачем мы теряем время в школе? Мы не понимаем, для чего это всё, какая цель *этого* всего. Что будет с экономикой через десять лет? Вместо нас кто-то уже всё решил, или решает, а нас и не спрашивают? Каждый аспект человеческих знаний можно декомпозировать до бесконечности, погружаясь в его атомы и протоны, но на это может уйти не одна жизнь, а она - одна! Юных обвиняют в том, что мы беспечные и ленивые. Но именно беспечность и лень защищают нас от того кошмара грядущего "ужасного далёко", испытываемого нами каждый день.

Я уже и забыл, чем занимаются мои сверстники. После того, как закончилась четверть, одноклассников я не видел. Меня сразу закрутила подготовка к поездке. Сомневаюсь, что мои одноклы сидели и читали в разгар лета научные статьи. Скрипя педалями, скрывалось за поворотом детство. С рёвом "хонды" вкатывалась юность. И вот, жизнь забросила меня на учёбу в Испанию, где можно совместить приятное с полезным. Но приятного мне сейчас хотелось больше, чем полезного. А Сэм стал моей совестью. Без него у меня бы не хватило силы воли.

Нагулявшись в парке, мы поехали домой ужинать. На площадь не пошли. Я валился с ног. Этот старый хрыч с больными коленями тоже еле плёлся, таща на себе пакеты с продуктами. Уровень болтовни упал - верный признак усталости моего друга...

Учёба. Тонны данных и скука. Мытьё посуды, ежедневная стирка, беготня в супермеркат за туалетной бумагой, мытьё туалета и прочий быт.

На следующий день мне предстоит снова педалить в Лес-Кортс. Хоть Сэм и предлагает поехать на "хонде", я презрительно отказываюсь. Только механика, только хардкор! Увидав мой велосипедный экип, он не выдерживает: ему обязательно надо меня потроллить.

- Зачем тебе эти щитки на голени? - спрашивает. 
- Защита, - терпеливо объясняю я, - с открытой звездой ездить опасно. Я так себе один раз нехило пропахал тут. 

Снимаю и протягиваю ему щиток. 

- Видишь, дырка? - говорю, показываю, - Вот... такая дырка могла бы быть на ноге... 
Я смотрю себе на голень, на шрамы. 
- Хотя, - говорю, - там тоже дырка! 

Смеюсь. Сэм закатывает глаза (божечки!) и уезжает: надо ещё заправить бак. С балкона снова воняет травой.

- Здравствуй, Джонни! - кричу я и, не дожидаясь ответа, убегаю вниз, в шлеме и с рюкзаком, где свёрнута моя университетская одежда. В этот раз я заскакиваю в бургерную и беру капучино, тоже заправиться...

Ноги не выдержали. Сказалось, наверное, моё вчерашнее, усиленное восторгом, педалирование. К парку Педральбес я подъезжал уже с упавшим темпом и забитыми мышцами ног. Становилось очевидным, что каждый день - вот так на велосипеде ездить - я подохну. Снова мокрый, снова - охранник, который уже просто машет мне "entra!", не спрашивая ничего. Снова - туалет и попытка натянуть на мокрую спину чистую отглаженную белую рубашку. В этот раз я успел к началу лекции и снова сел рядом с Сэмом (наша аудиторная география не поменялась: Европа слева, Азия - справа, Африка с Россией - на галёрке). Рядом с Соней, сидевшей ближе к центру, возле прохода, появился флажок с нашим триколором. Такие флажки теперь стояли на столах возле каждой команды.

- На этот раз ты вошёл почти бесшумно, - прошептал Сэм. 
- Это ты вчера доводчик снял, да? Когда я долбанулся в эту дверь? 

Сэм оскалил зубы.

За мной с кафедры уже давно и внимательно наблюдал высокий и стройный мужчина, с седыми висками и красивыми усами. Что за странный студент, за которого так упрямо вступилась его протеже Ньевес Гарсиа?

---

[1]: Габба - стиль электронной музыки (характерен высокий ритм).
[2]: Откуда ты? (англ.)
[3]: Из России. (англ.)
[4]: Хорошего дня, брат! Хорошего дня! (англ.)
[5]: Просто человек, парень или девушка (сленг)
[8]: Нейросетевые модели компьютерного зрения (it)
[9]: В программировании: процесс разработки программного обеспечения, охватывающий весь производственный стек, начиная со слоя доступа к данным, серверный код (бэк-энд), клиентский код (фронт-энд), дизайн, вёрстку, интерфейсы и т.д. (it)
[10]: Ключевой показатель эффективности (в бизнесе), инструмент менеджера.
[11]: Крайний срок, к которому нужно выполнить задачу.
[12]: Игра слов, от сленг. "dead inside" - молодёжная субкультура, иронично произносится по-русски "дед инсайд".
[13]: Мужчина средних лет, не следящий за своим здоровьем и внешностью. (сленг, иронич.)
[14]: В машинном обучении (machine learning) - метод машинного обучения (supervised learning), в котором испытуемая система принудительно обучается с помощью примеров "стимул-реакция". (it)
[6]: ROFL - кататься по полу от смеха. (сленг)
[7]: Ты должен приложить это немедленно! (исп.)

---

Текст сконвертирован из markdown в plain text и нормализован специально для ограничений по тексту для сайта PROZA.RU.
Оригинальная вёрстка и информация об авторских правах доступны по ссылке, размещённой на странице автора http://proza.ru/avtor/mrald. 
Некоторые символы отображаются некорректно из-за ограничения в вёрстке текста на сайте PROZA.RU.

Использование текста без указания АВТОРА и ИСТОЧНИКА запрещено.

---

Следующая глава: http://proza.ru/2024/12/01/1884