Димка

      ВЕТЕРАНАМ ВОЙН И ВОЕННЫХ КОНФЛИКТОВ ПОСВЯЩАЕТСЯ

                Георгий Юрков

                Димка
                рассказ

      Димка никого не трогал. Работал себе после училища в приличной городской больнице, фельдшером послеоперационного ухода. Ставил капельницы, делал уколы, вводил игольчатые катетеры в вены, делал и многое другое. Димка при этом был всегда сосредоточен и спокоен. За несколько лет работы его профессиональные движения стали скупы, отточены, и даже красивы. Это были движения знающего своё дело человека.
      Димка был достаточно высок, складен, худощав. Симпатичные кудряшки на голове и стриженный по моде затылок неизменно привлекали внимание молоденьких медсестер. Но из-под круглых в тонкой оправе очков димкин взгляд был серьезен и строг. Угадывалось, что со временем из Димки мог получиться отличный врач, было бы его, Димки, желание.
      А желание было. Димка готовился поступать в мед, на заочное, по направлению с работы. Димка хотел стать хирургом. Для этого он почитывал профильные книжки, подтягивал предметы для поступления. Но текучка заедала, после дежурства хотелось спать здоровым крепким сном.
      Также Димка следил за своими руками, развивал кисти и пальцы. Для этого он, как фокусник, использовал каучуковые шарики разных размеров. В результате, вместе с твердым глазомером, ухоженные руки Димки стали сильным и точным инструментом его работы. Стали, как полагал Димка, руками хирурга от бога.
      Прямо на дежурстве Димке вручили повестку хмурые непреклонные люди. Димка не питал иллюзий, не собирался в бега, исподволь привыкал к этой мысли. Потихоньку натырил на складе разную лекарственную просрочку: от головы, от живота, от соплей, от температуры, от кашля, а также что-то из перевязочного, бинты, шприцы, жгуты и прочее. Получился битком набитый рюкзачище. Ну и собрал, конечно, в рюкзаке поменьше, какие-то шмотки, на первое время.
      В сопровождении всё тех же людей Димка заехал домой, переодеться, оставить записку матери, забрать рюкзаки.
      Так Димка оказался на передке, санитаром первой доврачебной помощи.
      Поначалу на их позициях было относительно спокойно. Редкие прилеты не причиняли значительного ущерба, обходилось без жертв и пострадавших.
      Рядом стояла кавказская часть, её бойцы частенько наведывались в димкин санпункт. Снадобья от живота, головы, кашля, поноса – вместе с квалифицированной консультацией – уходили влет. Димка щедро делился всем, что у него было.
      Благодарные кавказские бойцы отдаривались кто чем мог. В нижнем железном ящике санпункта скопился целый арсенал: штык-ножи, кунацкие кинжалы, и даже пара пистолетов в кобурах. Этим добром Димка не интересовался, не вынимал ничего ни из ножен, ни из кобур. Бросал в ящик очередной подарок и захлопывал крышку наглухо. Димка был равнодушен к оружию.
      В тот день утром кавказскую часть перебросили на другие позиции. Этим решили воспользоваться щирые. Они полезли к обеду. Нахрапом смяли первую линию окопов. Опасно потеснили вторую линию, в тылу которой располагался замаскированный димкин санпункт.
      На ближних подступах к второй линии завязался отчаянный стрелковый бой. По всему, атака приходилась по центру. Димка приготовился к приему трехсотых. Разложил на брезенте перевязку, обезбол, жгуты. Стал ждать, осторожно поглядывая из траншеи санпункта в сторону ошалелой стрелкотни.
      Долго ждать не пришлось.
      К санпункту медленно подползал крупного сложения боец. Он двигался на боку, скрючившись, пытаясь ногами и руками отталкиваться от земли. Получалось неуклюже, - мешали висящие на чересплечных ремнях ручной пулемет и банки с пулеметными лентами.
      Рискуя словить шальную пулю, Димка низко пригнулся и подбежал к матерно стонущему бойцу. Схватил его за разгрузку и доволок до плавного спуска в траншею санпункта.
      В траншее рассмотрел рану. В верхней части груди, у края бронеплиты, входное пулевое, пульсировало сгустками крови. От Димки требовались действия не сложные, но быстрые. Остановить кровотечение, вколоть обезбол, вызвать по рации эвакуатора, освободить бойца от снаряги, найти, если есть, выходное, залепить и его, и далее, по ходу.
      Но разгоряченный боем пулеметчик не дал ничего этого сделать:
      - Лепила, бля, хватай ствол – дуй к брустверу! Или всем щас будет хана!... Дай обезбол, тампонаду – сам перекантуюсь!
      Димка опешил. Раненый отказывался от медицинской помощи, не позволял этого сделать. Алгоритм димкиных действий срывался.
      Тем временем боец кое-как освободился от ремней пулемета и боекомплекта, бросил их Димке:
      - Че стоишь?! Двигай! Укропы щас будут здесь! Огонь сплошной, прицельный! Позицию меняй! – И вонзил себе в плечо шприц обезбола.
      Димку взяла досада от невозможности оказать помощь. Но спорить с пулеметчиком не стал – тот уверенно приложил тампонаду к ране и, бесспорно, лучше понимал обстановку боя, из которого выполз живым по счастливой случайности. Не верить ему не было причин.
      Здравый смысл подсказывал принять к действию авральное распоряжение пулеметчика. Димка взвалил на себя его оружие и, пригнувшись, спешно поковылял в указанном направлении.
      Залег за бруствером, у остатков чахлых кустиков, наметил запасную позицию. Из ручника стрелять приходилось, на курсах подготовки. Не составило труда привести в готовность смертоносную машинку. Хуже было с обзором. Куда стрелять? В кого стрелять? Никого не видно. Но все вокруг стреляют!
      Метрах в ста впереди виднелась порубленная взрывами лесополоса, с первой линией окопов, которую щирые, похоже, уже взяли. И теперь ожесточенно лупили оттуда, по следующей лесополосе, где располагалась димкина вторая линия.
      Лесополосы разделяло узкое поле какого-то злака, то ли ржи, то ли пшеницы. Димка в них не разбирался. Только прикинул, что высоты злака может хватить для минимальной маскировки, если двигаться по полю ползком. Усиленный обстрел димкиных окопов показался очень похожим на огневое прикрытие надвигающейся атаки. На всякий случай, Димка навел пулемет на ближний край поля.
      И не просчитался. Обстрел со стороны противника стих, и сразу же из колосящегося злака повыскакивали фигуры в камуфляже, открывая на ходу плотный стрелковый огонь. По сторонам от пулемета завизжали и зацокали посланные наугад пули.
      Теперь Димка хорошо видел атакующих. Их яростный штурм не оставлял никаких сомнений в правоте раненого пулеметчика. В голову Димке ударило адреналиновое чувство опасности. Для спасения себя, и всей ситуации, не оставалось ничего другого как стрелять в ответ.
      Голова стала странно пустой, а движения автоматическими. Твердый глазомер, сбалансированный всё теми же очками в круглой оправе, и сильные руки, тренированные для точных безошибочных задач, пригодились и здесь.
      Длинная прицельная очередь – смена позиции. Длинная очередь – смена позиции. Как учили.
      Всё закончилось скоро и неожиданно. Установившейся звенящей тишиной. Штурмующих больше не наблюдалось. У ближнего края поля оставались лежать те, кому было уже всё равно.
      Тишину прервали голоса из соседних окопов:
      - Кажись, в рот, отбились!
      - Пашка-пулеметчик красава!
      - Засадил что надо!
      Всех перекрыла резкая команда старшего:
      - Ёптыть, пересчитались! Двухсотые?! Трехсотые?!
      Димка отвалился от пулемета и сидел отстраненно, всё ещё охваченный звенящей тишиной. Его остановившийся взгляд упирался в руки, в кисти рук, - скрюченные, грязные, страшные. В комьях земли, в копоти, в крови раненого бойца. Руки дрожали. Сейчас они никак не могли быть руками медика.
      Выкрик старшего «…трехсотые?!» вывел Димку из оцепенения, включил алгоритм. Забыв про пулемет, Димка бросился к раненому.
      Пулеметчик лежал там же, так же, на спине, только немного неестественно выгнувшись. Его рука неподвижно сжимала пропитанную кровью тампонаду. Его глаза были обращены в небо и казались синими, или просто отражали синеву неба.
      - Пашка! Пашка! – попробовал докричаться Димка, но тут же, по всем признакам, понял – бесполезно. Готов. Двухсотый.
      Димка заплакал. Его охватило состояние сделанной им непростительной врачебной ошибки. Непоправимой ошибки. Он ничем не помог раненому. Бросил его. Предал свой врачебный долг. Предал свою мечту. И классного пацана не вернуть.
      После пулеметной тряски грязные руки всё ещё дрожали. Они выглядели жалкими, никчемными, бесконечно далекими от того, чтобы стать руками хирурга от бога.

                ___ . ___