Гостеприимная земля. Отрывок
http://proza.ru/2024/07/12/5
... Они распрощались. Мадам Жюдит направилась в глубину парка по одной из боковых тенистых аллеек, судя по всему, ведущих к скверу Героев СВО. «Поначалу кажется удивительным, но на его территории разбит и французский сад, и английский. Хотя, если брать во внимание, сколько европейской техники и наемников было разбито во время СВО, то уже и не кажется удивительным. Герои щедры и великодушны – каждому угол найдется». Лилли смотрела вслед этой одинокой удаляющейся фигурке и испытывала жалость. Очевидно, что эта женщина когда-то была красивой, состоятельной, гордой, окруженной вниманием. А теперь не осталось у нее никого и ничего. Одинокая, никому не нужная, без средств и поддержки. Возможно, на последние сбежала в Россию.
Европа переживала новый расцвет. Теперь там набирало силу юное арабское мусульманское государство. Франция стала не для французов. Германия не для немцев. Выродившиеся потомки галлов, латинян, франков и готов потеряли свои исконные земли. Утратили право на них. До последнего надеялись на помощь и поддержку США. Даже несмотря на очевидную пропасть впереди, продолжали доверчиво мчать по флажкам американцев. А те как обычно хранили верность лишь себе. Чего и следовало ожидать: они вычерпали Европу до дна, до последней сиротливой макаронины, и бросили обескровленную и выжатую на произвол судьбы.
«Папа был прав. Он так и говорил: «Случись что в Европе, они все будут у нас в Крыму. Тут тепло, море, природа дивная, богатая история. Они всегда на эти земли заглядывались в надежде оказаться здесь, но на правах хозяев и завоевателей». Оказались. С правом на русское милосердие. В очередной раз. И не надоедает им? Из века в век. Хоть тушкой, хоть чучелком. Хоть трупом на одном из европейских кладбищ, раскинувшихся вдоль Балаклавского шоссе – престижные места, между прочим, и вид красивый отсюда. Костьми лягут, лишь бы остаться в Крыму, в русской земле.
Европейских кладбищ в Крыму и вокруг Севастополя море. Где покоятся с миром или без самые благородные английские и французские кости. И прочий романо-германский прах. Не могу знать, какой логикой руководствуются мозги сэров, пэров, канцлеров и мусье, засевших в самых высоких кабинетах, но они в упор не видят и не хотят брать во внимание эти исторические памятники европейской скорби. Памятники – они же как раз для того, чтобы помнить, хранить память, а не хоронить ее. Чтоб пока еще живой и амбициозный Смит джуниор не совершал глупостей своего почившего Смита сеньора (сноска: «джуниор» (junior) в ряде случаев добавляется к фамилии сына и обозначает «младший»; «сеньор» (senior) – к фамилии отца и обозначает «старший»). Мало им аналитических данных. Хотят еще. В России земли много, очень много. На новые мемориальные воинские европейские кладбища места найдутся».
Лилли брела дальше, погрузившись теперь в воспоминания из частых школьных экскурсий по местам боевой славы Крыма. «Могил чужеземцев у нас бесчисленное множество, но еще больше памятных знаков в честь наших защитников Отечества. Взять хотя бы тот же район Севастополя и прилегающие земли вдоль шоссе на Балаклаву. ДОТы развернулись рядом с английским кладбищем, немецкое оказалось в окружении ДЗОТов, затем возвышается Сапун-гора, чуть дальше Батарея 113, суровые авиаторы-черноморцы неустанно и зорко присматривают за французским кладбищем с проспекта генерала Николая Острякова – легенды отечественной авиации, своими реальными подвигами затмевающего экранные выкрутасы Люка и Энакина Скайуокеров вместе взятых. Иногда мне кажется, Джордж Лукас создавал их под впечатлением от невероятных хроник боевых вылетов советских летчиков, выполнявших наяву непостижимое… Далее врылась в землю зенитная батарея №851, глубоко в скалы вгрызся знаменитый береговой ракетный комплекс («Объект 100»), снова кладбище, итальянское, обозревается из крепкого и поныне СЖБОТа (сноска: сборная железобетонная огневая точка)…
Так и остались они все вперемешку, россыпью, переплетением судеб – при жизни, и после жизни…Чужие и родные. Первые лежа - уснули вечным сном. Вторые стоя – несут свой вечный пост, свою службу, не дремлют - караулят вражьи останки».
Но несмотря на голос генетической памяти и более чем назидательные уроки отечественной истории, Лилли всё равно было искренне жаль этих людей. «Что бы ни натворили их предки, какой бы камень за пазухой относительно русских они сами ни держали, но по сути это просто люди, которые так же хотят жить, любят свое отечество и считают его лучшим, которые воспитывались в своем обществе со своими национальными интересами. В конце концов, это люди, в очередной раз обманутые американцами и преданные своим правительством. Даже если они ненавидят эту руку помощи, протянутую им, презирают нас – в том числе за то, что мы эту руку благородно протянули, а им приходится с нее брать – всё равно нельзя от них отвернуться, как от любого нуждающегося. Дело моей совести – помочь, а как в душе относятся к этому они – это уже дело их совести».
Однако помимо обобщенных и обезличенных умозаключений, у нее сердце сжималось, стоило ей представить себя или маму на этом месте: без средств, голодных, оборванных, выкинутых из родной страны на чужбину, никому не нужных, без крова, без надежд. «А я смею унывать, быть опечаленной какими-то пустяками, в то время, когда множество людей в такой беде. Сколько же в мире настоящего горя! И силы надо тратить не на недовольства собственной судьбой, а на поступки, способные улучшить жизнь других, и свою заодно. Как хочется для всех счастья!»
Свидетельство о публикации №224072101398