Сестра

Фрида заканчивала развешивать выстиранное белье второпях: солнце стояло уже высоко, а дел переделать нужно было много.

— Мара, Тэйса, прекратите! — прикрикнула она на дочерей.

Те, как обычно, спорили, не поделив то ли старую обшарпанную куклу, то ли ленту для волос. Близняшки ругались десять раз на дню, а потом придумывали новые игры и забывали о ссорах.

— Вам уже по десять лет, пора уже забыть об играх! Вот отстегаю обеих хворостиной! Марш обе на огород грядки полоть!

Девчонки не приняли всерьез угрозу матери, она никогда их не била, но возню прекратили и даже поплелись за дом, где на клочке земли росла морковка, лук и репа. Они не успели проделать этот короткий путь, как раздался стук копыт — по улице ехал всадник. Событие было чрезвычайное, никто из жителей деревни верхом не ездил, а значит, явился чужак. Девочки тут же побежали к изгороди, чтобы посмотреть на путника, а мать нахмурилась. Когда же незнакомец остановился аккурат напротив их дома, Фрида по-настоящему испугалась.

— Будь здрав, добрый человек, — громко поприветствовала она путника предательски дрожащим голосом, — Ищешь кого? Или воды тебе дать напиться?

Всадник сидел верхом на черной лошади с белой звездочкой во лбу, а такие были только у стражи. Сам он был закутан в дорожный плащ, и под ним были видны очертания меча.

— Я привез тебе письмо, селянка! Большая честь оказана твоему дому! — произнес он и протянул в сторону Фриды небольшой конверт.

— Нет! — закричала она. — За что? Почему мы? Я ведь вдова, разве вы можете забрать моих детей?

— Мы заберем только одну. Вторая останется с тобой. Ты знаешь, что бывает за неповиновение! Что ты выберешь? Честь послужить своему царю и достойное вознаграждение или смерть и тебе, и твоим дочерям?

Он откинул плащ, и его меч грозно сверкнул на солнце.

— Возьми письмо, женщина!

— Нет, я не хочу! Я знаю, что бывает с теми, кто это сделал!

Девочки заплакали, перепуганные страшным голосом матери.

— Как же я смогу? Как же я выберу? — запричитала Фрида.

— Выбор уже сделан. Возьми письмо, там все написано. Завтра приедет повозка. У тебя будет время попрощаться.

Фрида дрожащей рукой взяла письмо и тут же начала его открывать, словно желая убедиться, что нет никакой ошибки.

— Тэйса…, — прошептала она, а когда подняла голову, то увидела, что всадник уже ускакал, и дорожная пыль оседает на зеленой траве у изгородей.

***

Письма не приходили в их деревню уже шесть лет. Люди начали забывать, а может, решили, что больше эта беда их не коснется. По всей стране каждый год забирали девочек и отдавали в служение колдунье. Она обучала их, делала их своими помощницами, и вместе они помогали местному королю продлевать жизнь, сохранять власть, приумножать богатство и выходить победителем из всех войн.

Служба длилась двенадцать лет, но возвращались после нее в свои семейства не молодые девушки, а горбатые старухи с безумным взглядом. Говорили, что для овладения колдовским ремеслом требовалось заключить договор с темными силами, которым надо было платить. Красота и молодость были самой популярной разменной монетой, а многие жертвовали еще чем-нибудь: возможностью ходить, наслаждаться едой, слухом — плата была у каждого своя. Долго колдуньи не жили: умирали от преждевременной старости, гибли в лесах в одиночестве, если односельчане отказывались их принимать, а такое было нередко. Их боялись, презирали и ненавидели, и даже собственные семьи порой отказывались с ними иметь дело.

Как колдунья выбирала себе учениц, никто не знал. Порой из одной деревни уходили сразу две новые ученицы, а порой по десять лет не заглядывала с письмами стража. Но никогда не брала колдунья детей из одной семьи, да и плата за дочь была щедрой — матери плакали, рвали на себе волосы, отцы хмурились, но девочек приходилось отпускать.

Мара и Тэйса с трудом понимали, что происходит, и почему мама то плачет, то притягивает их к себе, чтобы расцеловать. Она что-то бормотала про путешествие, и про понимание, и что у нее нет сил сделать правильный выбор. А потом, когда на заре прибыла повозка, и перепуганная Тэйса не знала, что сказать, Мара сунула ей в руки их старую куклу — единственную за всю их жизнь. Сестры не смогли сказать друг другу ни слова: прощаться они не умели. Мать отказалась выйти проводить дочь, словно надеясь, что если она этого не увидит, то ничего не случится. Но повозка уехала, Фрида так и осталась лежать, отвернувшись к стене, и Мара поняла, что осталась совсем одна.

***

— Мама, мама, там злая колдунья! Мама, мама, иди сюда! — на два голоса кричали близняшки, которым недавно исполнилось четыре года.

Мара с трудом разогнулась, осторожно придерживая беременный живот. Полоть огород приходилось часто, сорняки вырастали за несколько дней. Муж проводил целые дни в поле, по дому все приходилось делать самой. Хорошо, что девочки уже немного подросли и могли пару часов обойтись без нее. Но иногда они придумывали самые невероятные причины, чтобы заставить мать вернуться во двор и поиграть с ними.

— Вот я вам задам! Сколько раз говорила, прекратите выдумывать! — строго отчитывала дочерей Мара, пока огибала дом, надеясь, что они хорошо ее слышат. Но как только она зашла за угол, то встала, как вкопанная. За изгородью стояла старуха — с узловатыми руками, держащими посох, с редкими седыми прядями, сквозь которые проглядывала розоватая кожа головы, с желтыми пятнами по всему лицу. Но несмотря на все это, Мара узнала ее — это была Тэйса.

Она бросилась было к ней, хотела что-то сказать, и слова застряли у нее в горле. Старуха шевелила губами, словно шептала заклинание, и Маре стало страшно. Что стало с ее сестрой? Она знала, что та явится изменившейся, но все равно увиденное стало для нее ударом. Жестами Мара прогнала девчонок, а потом распахнула калитку.

— Двое на дворе, третий в животе, значит. Или еще есть, спрятанные? — вдруг произнесла Тэйса незнакомым шамкающим голосом.

— Больше нет, — ответила Мара и тут же поразилась, какой странный они ведут разговор.

— А муж где?

— В поле. К вечеру явится.

— Из местных?

— Да, это Янко, с соседней улицы, — покраснев, ответила Мара. — Ты помнишь?

Она ждала ответа, задержав дыхание. Помнит ли она Янко? А ее, Мару? А их дом, их деревню?

— Плевать, — вдруг сказала Тэйса. — И на мужа твоего, и на твое отродье. И на тебя плевать. Дела мне никакого нет до вас.

— Зачем же ты пришла, Тэйса? — почти прошептала Мара.

Ее собеседница усмехнулась.

— Они знают, как нас мучить. Когда мы становимся слишком слабыми, нас изгоняют, якобы на почетный отдых. Но им не нужны бродящие по стране колдуньи, которые слишком много видели и слишком много знают. Они хотят унизить нас, показать, что мы потеряли. Хотят, чтобы потом мы дошли до ближайшего пруда или ближайшего дерева с крепкой веревкой…

— Я не понимаю… О чем ты?

— О договоре. Не знаю, читала ли ты письмо, там об этом говорится, только разве сразу поймешь, что они задумали? Договор можно закончить только там, где он был заключен. Мы все возвращаемся в свои деревни, понимаешь? Иначе мы не можем освободиться. Я бы с радостью обходила это место десятой дорогой, да не могу. Зайду в дом, хочешь ты того или нет, а потом уйду.

Мара отошла от калитки, чтобы ее сестра могла войти. Тяжелой походкой та доковыляла до дома, уверенной рукой распахнула дверь и зашла внутрь.

— Небогато живешь. Неужели все деньги, что за меня получили, спустили? — спросила она, но не стала дожидаться ответа. Она, как хозяйка, начала обходить дом, заглядывая в каждый уголок, даже в горшок на печке заглянула. — Ну что ж, теперь можно и в путь.

— Зачем же уходить? — наконец подала голос Мара. — Оставайся, это ведь и твой дом тоже! Куда ты пойдешь?

— И дня не останусь с тобой и твоими выродками! — зло закричала Тэйса.

— Почему? Почему ты так говоришь? — заплакала Мара.

— Да потому что я тебя ненавижу! Всем сердцем ненавижу!

— За что? Не я отправила тебя туда! Не я написала то письмо! Там ведь могло бы быть и мое имя! За что ты ненавидишь меня?

— За это! — Тэйса больно ткнула Мару в живот. — За то, что у тебя есть все это. Твой Янко, твои глупые дети! У тебя есть жизнь, а у меня ничего нет! И никогда уже не будет! Ты отняла у меня все это! Там могло быть твое имя, и тогда я бы осталась молодой и красивой. Ты отняла у меня надежду! Ты не представляешь, что нам там приходится делать! Нас заставляли убивать, мучить, насылать болезни и порчу. Я видела невинных, корчащихся в муках передо мной. Я видела людей, сгорающих заживо. Пока ты пасла коз и рожала детей, я видела только боль!

— А ты отняла у меня мать! — закричала Мара. — После твоего ухода она даже не глядела на меня. Она плакала днями напролет, она пыталась найти тебя. Раздала все вознаграждение нищим, ходила пешком в столицу. Я осталась совсем одна! Мне пришлось хоронить ее, одной!

Она закрыла лицо руками, рыдания сотрясали ее плечи. Тэйса казалось пораженной известием о смерти матери, но это быстро прошло, и она взяла в руки посох, намереваясь уйти.

— Подожди, — сказала ей вслед Мара. — Прости меня. Это не твоя вина. Останься.

Тэйса молчала, но остановилась в дверях.

— Если не хочешь жить с нами, останься хотя бы в деревне. На опушке у Янко есть избушка, там жила его старая бабушка. Она умерла пару лет назад. Давай я отведу тебя туда. Соседи не будут докучать тебе, а я буду знать, что ты… что ты рядом, и в безопасности.

Тэйса долго не отвечала, а потом лишь кивнула чуть заметно.

***

Односельчане роптали. Им не нравилось соседство с колдуньей. То, что это была уроженка села, словно забылось. Мара с трудом уговаривала других женщин принять сестру, говорила, что Тэйса больше не ворожит. В конце концов разговоры стихли, но только когда все поняли, что новая соседка не будет приходить в село, и что из своей избушки она почти не выходит.

Мара измучилась, обвиняя себя, что сестра живет в полном одиночестве. У нее почти не было времени навещать ее, и она не представляла, что можно сделать. Но однажды решение нашлось само собой.

Она пошла в избушку Тэйсы, неся в руках корзину. Сестра, как всегда, была неприветлива.

— Что принесла? Мне ничего не надо, — грубо сказала она.

Мара знала, что гордая Тэйса отказывается брать у нее еду или одежду.

— Не переживай! Твои соседи щедры со мной, — с усмешкой сказала Тэйса, и на удивление сестры рассмеялась. — Я хоть и не колдую больше, но в травах разбираюсь отлично. Кто с зубной болью приходит, у кого живот прихватит, тоже сюда бежит. Так что можешь уносить свои пироги обратно.

— Это не пироги, — серьезно сказала Мара. — Я хотела попросить тебя о помощи.

Тэйса нахмурилась, ожидая, что Мара попросит ее колдовать.

— Понимаешь, его выбросили на улицу, говорят, хотят убить. Болтают, что это дьявольское отродье.

Она вытащила из корзинки маленького черного котенка с большим бельмом на одном глазу.

— Можешь его приютить?

Как и в тот день, когда Тэйса согласилась остаться, она ничего не ответила, а только слегка кивнула головой.

***

Мара проснулась от шума за окном. Янко в постели не было. Она проверила люльку — Мирко, который родился всего неделю назад, сладко спал. Она тихо встала, оделась и вышла на улицу.

— Что случилось? — спросила она мужа. — Почему все бегут?

— Пожар! Лес горит! Огонь может перекинуться на поля.

— Лес? Тэйса! — вскрикнула Мара и сорвалась с места.

Муж задержал ее сильными руками:

— Куда ты бежишь? Что ты можешь против пожара? У тебя же дети, остановись!

Но Мара закричала, как полоумная, высвобождаясь из его объятий:

— У моих детей есть ты! И они есть друг у друга! А у нее есть только я! В этот раз я ее не оставлю!

И она побежала, не слушая криков Янко за спиной.

Опушка была полна дыма. Огонь еще не добрался сюда, но дышать было тяжело, кашель сгибал ее пополам.

— Тэйса! Тэйса! Выходи! — отчаянно кричала она.

Тэйса показалась из окна.

— Не могу найти ее… Без нее никуда не пойду…

— Кого ты ищешь?

— Фриду, свою кошку! Это оказалась девочка, я назвала ее Фридой! Она, наверное, испугалась. Я без нее никуда не пойду!

Впервые после возвращения Тэйса выглядела абсолютно по-человечески, в ее глазах стояли слезы. Мара бросилась в избушку, чтобы помочь найти котенка. Внутри дыма было чуть меньше, но медлить было нельзя.

— Она спит со мной, а сегодня куда-то спряталась! Я смотрела во всех углах, даже в сундуке!

Маре пришла в голову идея. На полке стояла корзинка — та самая, в которой она принесла котенка. Она встала на лавку и сняла корзинку, в которой среди обрезков ткани и клубочков пряжи пряталась маленькая черная кошка.

— Я ее нашла, Тэйса, бежим! — умоляюще сказала Мара сестре.

— Подожди, еще одна вещь. Я никогда с ней не расстаюсь.

Тэйса схватила котомку, наконец они могли спастись. Им пришлось идти сквозь заполненную дымом опушку, и хотя Тэйса старалась, бежать у нее не получалось. Но все же у нее нашлись силы дойти до деревни, где дышать было намного легче.

Они зашли в дом Мары, где встревоженный Янко не находил себе места, а Мирко разрывался от плача. Близняшки тоже не спали и наперебой закричали:

— Мама! Мама!

Тэйса чувствовала себя неловко.

— Девочки, это ваша тетя Тэйса, — уверенно сказала Мара. — Она сегодня останется с нами. И будет приходить сюда часто, в гости. Она  — ваша семья. И мы сделаем все, чтобы она была счастлива, правда?

— А тетя Тэйса будет дарить нам подарки? Как тетя Линда и тетя Гайна? — вдруг спросила одна из близняшек.

Мара нахмурилась и собралась что-то сказать, но не успела. Тэйса достала что-то из котомки и направилась к девочкам.

— Вот вам, только если не будете драться.

И она отдала им старую тряпичную куклу, так хорошо знакомую Маре, чистую, с зашитыми дырами, в новом шелковом платье.