Любовь от боярыни Морозовой до 17г. ,часть 2

Посвящается моей
                Помощнице Б. М.
               
               

                РОЗЕНА Л. В.      
 ТЕКСТ ПОВТОРЯЕТСЯ НА САЙТАХ: ИЗБА - ЧИТАЛЬНЯ; ДЗЭН КАНАЛ "ЧУДАЧКА"; ИЗДАТЕЛЬСТВО РИДЕРО


               ЛЮБОВЬ ОТ БОЯРЫНИ

        МОРОЗОВОЙ ДО РЕВОЛЮЦИИ
         
              СЕМНАДЦАТОГО ГОДА
 

Любовь священна. Мы родимся только для любви. Живём только для неё. На любви стоит мир. Если не будет любви, не будет ничего... Любить человека, любить людей – величайший дар Божий.
                (Писатель Иозеф Томан).



                Екатеринбург2021
                Ридеро

               


ББК 84(2Рос=Рус)6-5
Р96
                Все права защищены. Никакая               
ISBN 978-5-00550-07532
                часть этой книги не может быть               
                воспроизведена в той или иной форме
                форме  без письменного разрешения
                владельца авторских прав
               
            
                Розена Л.В.

          ЛЮБОВЬ, ОТ БОЯРЫНИ
         
    МОРОЗОВОЙ ДО РЕВОЛЮЦИИ

          СЕМНАДЦАТОГО ГОДА
               
         Издание второе, исправленное и дополненное
           Исторический роман Розеной Ларисы Вениаминовны повествует о большой любви двух интересных людей, любящих друг друга и пронёсших эту любовь через все препятствия, кои встречались на их пути. Они многое пережили, преодолели, переосмыслили и доказали, кто истинно любит, сохраняет это чувство до конца жизни...
                ©Розена Лариса Вениаминовна 2021,
                Екатеринбург, Ридеро
ТЕКСТ ПОВТОРЯЕТСЯ НА САЙТАХ: ИЗБА - ЧИТАЛЬНЯ; ДЗЭН КАНАЛ "ЧУДАЧКА"; ИЗДАТЕЛЬСТВО РИДЕРО


     Как-то они условились покататься тайно от всех на лодке по речке. На берегу покоилась лодка. Они отвязали её от привязи и поплыли. Он грёб веслами, она, опустив руки в воду, болтала ими, создавая водную сумятицу. Лодка медленно скользила вдоль берега, всё дальше, дальше. Они удалились от поместья на далекое расстояние. Ивы, опустив свои трепещущие ветви в воду, наклонялись над ними, как бы что-то нашёптывая. Соловьи в прибрежном лесочке рассыпали романические трели. Всё было тихо, таинственно, зачарованно, будто создано только для них. Слабые звуки неясных всполохов будоражили кровь. Месяц ронял своё отражение в воду, словно потихоньку подсматривая за ними... И вдруг Иван, оставив вёсла, сел рядом с ней, стремительным порывом обнял её и стал целовать, в губы, в волосы, в плечи. Расстегнул пуговки на кофте, целуя робкую, упругую девичью грудь. Она разморилась, сидела не шевелясь. Кружилась голова, качалась лодка. Она чувствовала себя, словно воробушек в когтях кошки, коего она вот-вот съест. Он обезумел. Его ласки становились жарче, стремительней. Он стал властно подчинять её себе. Она в изнеможении припала к нему, забыв обо всём на свете. Поцелуи его были такими горячими, словно сжигали её дотла. Она таяла от нежности. Но вдруг, опомнившись, рывком отодвинулась от него на край скамеечки. Он вновь властным порывом привлёк её к себе. И тут она жалобно простонала:
-Нет, нет, нет... Слышишь, не надо, нет! Иначе я сейчас выброшусь в реку! – она вновь с силой вырвалась и уцепилась за край лодки.
Он побледнел, пришёл в себя, горько и надсадно произнёс:
-Не бойся, я немного сошёл с ума. Но это прошло. Я безумно люблю тебя, хочу, чтоб ты стала моей...
-Нет, нет, - раздалось жалостливое в ответ.
-Почему же нет, я хочу, чтоб ты вышла за меня замуж, стала моей... женой, дорогая! Я очень люблю тебя...
-Я тоже тебя люблю! – бледнея, произнесла она.
-Тогда что нам мешает? Утром уедем в Москву и обвенчаемся. Ведь я не мальчик. Мне надо работать, да и хозяйка в дом нужна... Без тебя я уже не смогу и дня прожить... Ты согласна стать моей женой?
-Согласна, но ты спешишь. Дай чуточку опомниться, ну самую малость! – упрашивала она его.
-Вера, Вера, ты меня не поняла, а я думал, ты меня понимаешь..., - с горечью вырвалось из души.
-Скажи, - упавшим голосом произнесла она вдруг, - у тебя уже были женщины?
-Это были не женщины, а так, кусты придорожные, кто проходит мимо, тот и срывает листок, - с грустью признался он.
-Ну и меня пойми, - вся дрожа от растерянности, произнесла она, - у меня ничего не было, я впервые полюбила. По-настоящему ещё не опомнюсь, не понимаю, какая из меня жена... Ведь я ещё такая молодая.
-Скажи прямо, ты любишь меня? – заволновался он.
-Люблю, мой глупый Иванушка. Не хочу даже видеть никого другого рядом. Ты благороден, честен, умён, завидная партия для любой девушки. Но я ещё такая глупая, такая неприспособленная... – оправдывалась она.
-Вместе и приспособимся. Я жизни не мыслю без тебя, родная моя девочка, - пылко упрашивал он.
-Я согласна быть твоей... женой... Но дай мне немного привыкнуть, к мысли, что ты – моя вселенная, не спеши так.
-Ну поцелуй же меня, поцелуй... У тебя такие сладкие, детские губы... Я млею, когда целую их, - он выпрямился, схватил Верочку на руки и закружил. Она тревожно закричала:
-Что ты делаешь?! Здесь не шуточная глубина, утонем!
-Вместе мне ничего не страшно, - и он приник к её губам нежно и трогательно, боясь уронить или напугать, потом добавил, - давай объявим всем за завтраком, что мы обручились?!
-Опусти меня, ну, пожалуйста! - Она выскользнула из его рук, испуганно прошептала, - А может, не надо?
-Почему? – расстроено произнёс Иван.
-Я стесняюсь. Подумают о нас с тобой невесть что...
-Ты так думаешь? – спросил он, весь во власти её чар.
-Да, - смущённо повторила Верочка.
-Ну, хорошо, а дома-то ведь можно сказать? Полюбили, хотим пожениться? Попросить благословение у родных. Как ты считаешь?
-Конечно, дома, скажем! – пообещала она, успокаивая его.
-А ты не разлюбишь меня за это время? Ведь я буду занят, не смогу уделять тебе достаточно внимания? – он уже превращался в неуверенного мальчишку.
-Нет, нет, нет, я люблю тебя, глупенький! – пообещала и успокоила она.
-Хочешь, бросим здесь лодку, и я понесу тебя на руках до самого дома?
-Не надо, милый! Наберись терпения! Но я тоже тебя попрошу.
-О чём, дорогая? – в волнении спросил он.
-Больше по придорожным кустам не ходи, мне от этого будет больно!
-Обещаю, милая моя девочка! То были лихие женщины, да и то одна. Ты же у меня ещё девочка, ребёнок, даже, кажется, ещё молочко мамино на губах не обсохло. Я с ума схожу от счастья, прикасаясь к тебе! – с нежностью заверял он.
Наконец они причалили к берегу, привязали лодку к цепи и устремились в свои комнаты – спать... Утром, счастливые и улыбчивые, они никому ничего не объяснили, но были вежливы, заботливы, трогательны ко всем.
Неожиданно за Иваном приехали из города, надо было возвращаться назад, заключать важную сделку. Он не знал, как поступить? Просто уехать, проститься, и ждать случайной встречи с ней, или договориться твёрдо о встрече и о будущих планах на жизнь? В самый ответственный момент он засомневался, любит ли она его или это просто лёгкое увлечение, нафантазированное ею? Ведь она отказалась даже объявить всем об их помолвке... Ему стало грустно. Он вспомнил рассказ Бунина «Солнечный удар». Там героиня говорила: «Не знаю, что со мной произошло, я потянулась к Вам. Это солнечный удар». Может у неё тоже «солнечный удар» и никакой любви? Он вдруг решил, не надо вновь говорить ей о своих чувствах. Она тоже молчала. Он уехал, поблагодарив её за приятное общение, поцеловал руку, и они простились.
Все время, по возвращении, он непрестанно думал о ней. Как так вышло, что они не объяснились перед его расставанием? Он страдал, вновь не спал ночами, измаялся. Тем более получалась неясная картина: он в Питере, она в Москве...
Но вот начались серьёзные дела, заботы, её образ стал понемногу стираться, уходить в сторону, он постепенно забывал своё сильное увлечение этой необыкновенно романтичной девушкой. Перед ним была только работа. Несколько раз он передавал ей письма с оказией, однако она не давала о себе знать. Заехать же в Москву у него не получалось. К тому же решил, она уже забыла его, наверняка!
Но однажды он очень устал от поездок по России, добравшись до дома и своей комнаты, упал в изнеможении на диван, и, разморившись, уснул. В полудрёме ему привиделось: он сидит у кого-то в гостях и, покинув общество приятных собеседников, встаёт и направляется в другую комнату. В ней было безлюдно. Но посередине он зрит одинокую поникшую фигуру девушки, сидящей на стуле. Он подходит, заинтересованный, кто же здесь находится в грустном одиночестве? И вдруг узнаёт, поникшую Верочку. Она, побледневшая, похудевшая, выглядит, словно малый обиженный ребёнок. Он подходит к ней, здоровается. Она кивком головы отвечает и молчит. Он стоит в растерянности, не зная, как обратиться к ней, с чего начать разговор. Наконец он вымолвил:
-Я счастлив, что наконец, увидел Вас, Верочка. Но почему Вы не отвечали на мои письма и так грустны? Поделитесь со мной своими неприятностями, как когда-то летом мы все ночи напролёт вели с Вами доверительные беседы. Откройтесь, прошу Вас! Я Ваш старинный друг и обожатель, я люблю Вас! И всё сделаю для Вас, дабы Вы не были несчастны.
Но она молчит. Из её глаз катятся слёзы. Он не выдерживает и вновь повторяет тот же вопрос. Она молчит. Он берёт её руку, подносит к губам, сокрушается:
-Как вы похудели... Откройтесь, молю! Что случилось с Вами?
Внезапно она произносит:
-Я похудела и грущу от того, что Вы забыли меня. Обещали писать, и ни одного письма... Я переживаю, не нахожу себе места. Понятия не имею где Вы, с кем Вы, я очень хочу Вас видеть, скучаю по Вас...
-Не говорите так, что я забыл Вас. Я тоже соскучился и желал встречи, - смущается он.
-Так что Вас останавливало сделать это? – с укоризной произносит она.
-Решил – я Вам не пара. Вы такая утончённая, а я - серолапотный медведь... Мне стало неудобно надоедать Вам своим вниманием. Ведь Вы не отвечали на мои письма...
-Да надоедайте же, я отчаялась уже увидеть Вас... А писем не было вовсе! – с жаром воскликнула она. – Надоедайте!
-Буду теперь очень настойчивым, я всё понял, и постараюсь быть ближе к Вам. Куплю дом в Москве, каждый день буду у Вас после работы. Вы простили меня? Но как же это не было писем? Я передавал их с коллегами по работе... – растерянно оправдывался он.
-О! – протянула она трогательно и поднялась со стула, - значит, Ваши друзья закрутились в делах и забыли о письмах!
-Как же я соскучился, выходи за меня замуж, я не хочу и не могу больше ждать! Боюсь тебя потерять, дай же я тебя всю расцелую, - не сдержался он.
Он обнял её и нетерпеливо поцеловал в губы, заметив, она вся дрожит. Вдруг она стала таять, таять и исчезать в его руках...
Внезапно сон рассеялся, он проснулся. Оттёр глаза носовым платком, потянулся на постели, зевнул, сразу же вспомнив недавний сон. Сердце защемило, затосковало, он знал, только что сжимал её в объятиях. «К чему этот сон?», - подумал он растерянно. Может, она тоже тоскует по мне? Но ведь как-то неудобно искать её, вдруг она забыла уже меня? Как жаль, мы не обручились с ней официально... Я вообще неправ по отношению к ней. Как-то надо исправлять эту неопределённую ситуацию... Но как? Ведь мне придётся тогда сразу жениться на ней. А чем, собственно, она мне не хороша? Я же уже давно предлагал ей обвенчаться. Почему это я так растерялся? Она мне очень нравится. Необыкновенная, красивая, умная девушка. Да, но вот я подхожу ли ей, этакий деревенский увалень? Я ведь ни на фортепьяно не играю, ни умных книжек не читаю. Кому может нравиться такой медведь? Только таким девушкам, как моя бывшая подружка Лолита. Да и то изменяла мне на каждом шагу. Как я с ней намучился! Из-под меня убегала к другим, даже Тимофеем не брезговала. Я тогда ещё, глупец, чуть руки на себя не наложил! Беспредельный глупец. Но и ругать себя сильно нельзя, она обольстила меня за секунду, а я был сопливым мальчонкой. Первая женщина, да какая женщина? Казалось мне, такая блистательная, как золотой фантик от сладкой конфетки. Оказывается, эту конфетку кушали многие, до меня и после, заворачивая в тот же фантик! Лучше уж её забыть навсегда - настоящий позор моей жизни. Чуть капитал весь на неё не просадил! Но, надо всё-таки сказать, была очень бедовая. Не каждая на такие финти-минти способна». Он горько усмехнулся, встал с постели, задумчиво прошёлся по комнате, взглянул в окно. Утро было в самом разгаре. Яркое озорное солнце разбросало свои лучи по всей комнате, проникнув туда через небольшое оконце. Его сияние радовало, настраивая на мажорный лад. Всё казалось чудесным, возможным, достижимым.
И он, протянув руки вперёд, вскричал: «Всё, конец этой тягомотине! Еду к тебе, дорогая, ты, знать, тоже скучаешь по мне!». Иван Сергеевич решил бросить все дела и навестить Верочку. Ему просто стало уже невмоготу без неё! Или лучше он вновь приедет к другу, Фёдору Николаевичу, а тот пригласит в гости её с семейством к себе. Нет, он больше не хочет ждать, терпеть, надеяться на что-то неопределённое. Такой нерешительностью он губит себя и её! Там он сделает ей предложение. Она молода и неопытна, не понимает - такие вопросы решаются быстро. «Я же мужчина, а не тюфяк, и должен действовать твёрдо, и живо, а не так, как просит робкая девочка. Ах, если б мы с ней, хотя б обручились! Всё б пошло своим чередом. Но нечего мне стесняться, она сама заверяла, что любит! А то дождусь, что потеряю её. Всё, конец глупым сомнениям! Без Верочки мне не жить!».
Зима подходила к концу. Молодые влюблённые парочки назначали свидания на катках, в театрах, на улицах и проспектах. Вот и он назначит скоро ей свидание в храме для венчания... Не списавшись с другом, забросив все дела, он помчался в поместье к Федюше, дорогой мечтая о своей любимой и ругая себя, на чём свет стоит, за податливость, нерешительность...
Оказавшись в поместье друга, он не застал его на месте. Ивану Сергеевичу сторож объяснил, Фёдора Николаевича надо искать в Москве. Пришлось поворачивать обратно. В белокаменной Иван разыскал фешенебельный дом друга, но и там его не застал. Пришлось вновь остановиться в гостинице «Трегубов и братья» и терпеливо ждать. После обеда он навестил Фёдора Николаевича. Тот оказался на месте. Иван Сергеевич всё ему объяснил и попросил помочь с делом сватовства. Друг удивлённо произнёс:
-Ну и увалень ты, Иван Сергеевич, как я погляжу! Какого дурака свалял! Да ведь она уже просватана!
-Как просватана, когда? – вскричал он с ужасом в голосе.
-Недавно, мой друг, недавно... Ещё попозже бы приехал, так её дочерей бы только сватал! Эх, ты, голова твоя забубенная! В делах смыслишь, а в жизни? – укорил друг.
-А Верочка что же, согласилась? – удивлённо вопрошал он друга.
-А кто б её спрашивал? Согласишься тут поневоле. С матерю плохо, а дяде надоело с ними возиться. С рук хочет сбыть. Так вот дела обстоят!
-Едем немедленно к ним! – потребовал Иван Сергеевич.
-Да ты с ума сошёл, так дела не делаются! – насмешливо ответил Федор Николаевич своему другу.
-Говори быстрее, как дела такого рода делаются, когда невесту у тебя из под носа уводят? Вот почему она не отвечала на мои письма, их просто перехватывали!
-Ну, да, дело нехитрое. А дела делаются так. Она тебя любит?
-Да, любит! – вскричал он тревожно.
-Тогда надо исхитриться, встретить её и объяснить, что мы её просто украдём. Надо спросить, согласна ли она бежать с тобой? А после побега сразу венчаться. Я всё устрою, беру на себя, - заверил его друг.
-Когда её свадьба? – вскричал он в нетерпении.
-На днях, ты вовремя приехал. Садись, пиши ей записку, я отвезу и передам ей. Поеду под видом поздравления с наступающей свадьбой. Быстрее! – давал он распоряжения.
-Ты мне объясни, что сделаешь, где, когда мы её выкрадем, как она нас опознает? – тревожился Иван.
-Ну, хорошо, я сам напишу, ты подпишешь. А то объяснять тебе, да ей, через вторые руки, что-нибудь перепутаем, - решил друг.
-Да, пиши уж, пожалуйста, выручай! – не владея собой, наступал он на друга.
-Не тревожься, не такие дела за свою жизнь обделывали. Самое интересное украсть невесту перед свадьбой, с помпой, чтоб и другим неповадно было насильно девушек принуждать замуж выходить. А можем ещё вот что сделать. Послать к ней Евфросинию девушку - служанку с запиской, вроде, как от подружки, пусть прочитает и даст ответ, - ухмыльнулся он.
-И этот вариант хорош, быстрее, друг, напиши, а то я совсем голову потерял, совершенно уже не соображу даже, что и писать надобно. Всё во мне дрожит, голова кружится, счастье из рук уплывает навечно! – просил он, всё более бледнея.
-Подожди панику наводить, сделаем всё, как надо. На худой конец, поставлю у её дома людей – наблюдателей своих. Только разнюхают приготовление к свадьбе, сразу сообщат, а мы уж тогда и без её согласия выкрадем прямо из под венца. Такое ещё славнее!
-Ой, да о чём ты? Тут не до фокусов и представлений! Жить не смогу без неё и баста! – взревел он.
-А что ж тянул до сих пор, голова твоя садовая? – вновь упрекнул он друга.
-Писал я, писал, да ответа не было. Решил, не подхожу, видимо, ей. Одумалась и замолчала, не отвечает. Кто-то лучший на примете есть, и не осмелился её счастье рушить! Ну, кто я такой? Простой деревенский лапоть, а она девушка, можно сказать, королевских кровей. Как она рассказала мне свою подноготную всю, я ахнул!
-Не надо бы ахать-то. Тюхтя ты. Раз девчонка полюбила, да ты её тоже, тут нечего выяснять, кто кого достоин, играть в пустое благородство. А схватить надо бы её в охапку, да целовать, пока не взмолится и не скажет: «Твоя навек!», - всё поучал он его.
-Не трави, пиши быстрее, да отправляй с Евфросинией. Я погибаю! Хочешь, на колени встану, только спасай! – умолял он.
-Не надо на колени вставать. Пишу, дописываю. Сейчас пошлю с девушкой записку ей от твоего имени! – сдался друг.
Евфросиния, не мешкая, собралась и отправилась в путь на хозяйской тройке. Кучер быстро доставил её до нужного места. Она бойко вошла в ворота, постучалась в дверь. Вышел лакей:
-Кто Вам, барышня надобен? – задал он ей неожиданный вопрос. Девушка без смущения назвалась подружкой хозяйкиной дочки Верочки и умоляла её допустить к ней:
-Она просила у меня фасон свадебного платья, вот я подумала, подумала, да и явилась, посоветовать, какой делать крой. Необыкновенное платье получится. Верочка мечтала только о самом красивом подвенечном наряде!
-Никакой ей уже не требуется наряд!
-Почему никакой? Меня Верочка так просила! Если б Вы знали...
-Потому, что свадьбы, видно, не видать. Верочка три дня тому назад получила записку, тоже, вроде, от подруги. Та приглашала её тоже кое-что прикупить. Наша-то поверила, вышла и пропала. Третий день никаких следов. Мать в слезах и обмороках. Дядя всю полицию на ноги хочет поднять. Пока не объявлялась. Исчезла, как в воду канула! Вот какие у нас дела, - с грустью в голосе объяснял слуга.
-Вы уж простите меня, я не знала о таком несчастье. Куда ж она могла подеваться? Сбежала что ли от жениха?
-Ей, сердечной, не к кому и сбегать-то. Никого у неё на примете не было. Писал один чудак, да мы письма перехватывали, чтоб её не смущать. Чудаков-то ведь полно, а серьёзных-то нет почти!
-Ну, что ж, простите, поеду назад домой, а то и меня могут хватиться. Прощайте! – заторопилась она.
Евфросиния быстро вернулась назад и всё поведала молодым людям. Иван Сергеевич, как стоял столбом, так и остался стоять. Бледный, осунувшийся, с блуждающими глазами, потерянным видом. Онемел не только он один. Друг тоже лишился дара речи. Посидели, помолчали. Вдруг Фёдор Николаевич раздумчиво произнёс:
-Тут что-то не так, или у неё кроме тебя ещё кто-то был, или вмешалась нечиста сила.
-Конечно, вмешалась! У неё непростая родословная. Очень непростая. Один из её предков вёл своё происхождение от французского короля Генриха Второго, приходился ему внебрачным сыном, и являлся отпрыском боковой ветви рода Валуа. Ты представляешь, что это за род такой – Валуа?
-Представляю. Это ж знаменитый род! Во всех книгах у французских писателей классиков о нём говорится!
-И теперь, вообрази, представитель этого рода окончательно обеднел. Женился тоже на нищей, от этого брака в середине восемнадцатого века у них появилась девочка необычайной красоты, но бедная, как церковная мышь. Если родители не имели ничего за душой, откуда у неё что-то могло появиться? Её звали Жанна де Люз де Сен-Реми де Валуа. Бедняжка, титулов много, а денег не было совсем!
-Слушаю и думаю: это длинная история и не к месту, вроде, она тут!
-Да, длинная... Однако, к месту! Иначе, ты ничего не поймёшь.
-Не волнуйся, я и так ничего не понимаю... - пообещал друг.
-Когда расскажу всё по порядку, поймёшь, думаю. Это всё с ней связано! – успокоил он его.
-Когда же ты всё это успел узнать от неё? Ведь днём-то я почти и не замечал Вас вместе! – удивился Федюша.
-А мы ночами исхитрялись, когда Вы все спали. Сидели на веранде и говорили, говорили. А потом решили один раз покататься на лодке по речке, да чуть не утонули. Вот там мы и признались друг другу в любви. Я хотел объявить всем Вам о нашей помолвке, терпения уже не было ждать и тянуть. Но она запретила. Велела не спешить. Она де хочет привыкнуть к мысли, что она моя невеста. Я подчинился. А потом, когда не получил ответа на письма, решил, забыла она меня, выбрала другого. Как я мог тогда действовать? Только ждать... Да вот и дождался. Оказывается и письма перехватывали мои. Вот оно что! Но у неё никого не было из кавалеров, кроме меня. Мы влюбились так сильно, что чуть тогда ночью, в лодке, не стали близки. Она вся трепещет, изнемогает, чувствую, ещё чуть-чуть и она станет моей. Но она опомнилась, стала умолять не прикасаться, мол, в реку выброшусь, стоит на своём. Она и вразумила меня. Я-то сам уже голову тогда терял. Тянуло меня к ней с невероятной силой. Чувствовал – родная мне эта душа! – на глазах у Ивана Сергеевича проступили слёзы. Он отвернулся, вытер носовым платком глаза и продолжал, - Когда всё обстоятельно поясню тебе о ней, может, вместе смекнём, что к чему. А теперь, наберись терпения и слушай. Это важно. Но скажу я тебе, девочка хороша! Люблю я её невообразимо... Без неё погибну. Драгоценная она для меня, понимаешь? Близкая, дорогая...
-Конечно, хороша! А ты думал, один разбираешься в этом? Вон, её же, говорю тебе, уже просватали! – усмехнулся друг.
-Да, сплоховал я! Но не мог я пойти наперекор её воли, я же тебе объяснял. А ты издеваешься! Итак, слушай, продолжаю. Стало быть, в крайне бедном, но очень родовитом семействе, растёт девочка необычайной привлекательности, обаяния, женственности. Что оставалось матери делать? Она понимала, дочка сможет выйти замуж, при их нищенском положении, только за кого-нибудь простолюдина, портного или сапожника, например. Или, если повезёт, то за некого клерка. Такая страшная судьба, как казалось её матери, не устраивала её. Девочка была умной, доброй. Но мать разумела, в восемнадцатом веке красивая нищенка могла стать только содержанкой какого-нибудь богатого толстосума, если не захочет жить с бедным ремесленником. И она стала «раскрепощать» Жанну от стеснительности, скромности, честности.
Когда они ходили в магазин выбрать что-либо из женской одежды, происходила следующая сцена. Перед этим, дома, мать раскладывала какие-то предметы на столе, пересчитывала их с Жанной. Потом велела играть в продавца и покупателя. Дочь продавец, мать покупатель. И начиналось действо:
-Здравствуйте, мадемуазель!  - начинала мать.
-Здравствуйте, мадам. – Вторила ей дочь.
-Какая же Вы красавица! А какая белоснежная кожа на Вашем лице! Вы умываетесь сливками? – изумлённо восклицала мамаша.
-Что Вы, мадам, я их и пить-то не могу, дорого, денег нет, не то чтобы лицо умывать!
-О, не лукавьте, Вы само очарование! – настаивала мать, - А теперь, Жана, сосчитай все вещи на столе. Чего не хватает? Или там всё на месте?
-Мамочка, не хватает голландских кружев.
-Не может быть! Кто же их мог взять? – гневалась мать.
-Право, не знаю! – бледнела девочка.
-Не лукавь, дочка, посмотри у себя за корсажем!
-Да, действительно, вот они! Но я их не брала со стола, как они могли оказаться у меня? – терялась бедняжка.
-Дурёха, я с тобой разве зазря любезничала? Пока ты ушки развесила, слушая мои байки, я смогла их взять и положить тебе почти за пазуху. Ротозея! Теперь же меняемся ролями. До тех пор, пока я не смогу заметить твоего проворства, мы не прекратим игру! Начинай! – вот так учила мать малого ребёнка воровству и обману.
Вскоре Жанна понаторела в этом деле лучше самой матери. Тогда мать сказала ей:
-Я тебя всему этому учила не для мелкого мошенничества. Запомни – воровать, так миллион, любить, так королеву, то бишь, короля! Есть такая пословица. Свои ловкие способности проявляй в очень солидных делах, где ставка выигрыша будет высокой. По мелочам не разменивайся!
-Поняла, мамочка! – отвечала смышленая дочка.
-Теперь запоминай второй урок. Надо научиться попрошайничать так, чтобы выжимать слёзы у людей от жалости к себе. И тогда они отдадут тебе свои последние деньги. Представь, ты – проходишь по улице. А я иду и жалобно пою: «Подайте на хлеб обедневшей сиротинушке из рода Валуа». Ты смотришь и слушаешь. «Вот тебе денежки, девочка». Итак, я начинаю,  бери деньги. Смотри, слушай, учись, как клянчить надо. Если я тебя разжалоблю, ты мне отдашь денежки, что я тебе сейчас дала.
Мать надела на себя рваное платье, перевязалась грязной косынкой, напялив на ноги дырявые шлёпанцы, и стала напевать перед Жанной:
-Подайте на хлеб голодной сиротке Валуа!
Жанна заплакала и отдала ей все деньги. Мать ответила ей на это:
-Глупая ты и сердобольная, что ж сразу веришь, будь черствее, иначе жизнь затопчет. А теперь меняемся ролями. Просишь ты, я смотрю на тебя. И если хорошо сыграешь, отдам тебе деньги насовсем. Они будут твои. Начинаем!
-Подайте одинокой сиротке Валуа на пропитание, - так ходила несчастная девочка по улицам и попрошайничала. Как-то мимо неё проехала карета одной жалостливой, доброй маркизы. Она увидела маленькую девочку, вымаливающую у людей деньги, навела о ней справки. Оказалось, она, действительно, королевской крови из обедневшего рода Валуа. Маркиза даже прослезилась: «Ах, до чего дошли истинные несчастные аристократы в своей бедности и неприспособленности!». И маркиза определила Жанну в женский монастырь на обучение. Сама же маркиза и оплачивала её содержание в монастыре.
Пребывая в монастырском пансионе, Жанна не слушалась воспитательниц монашек, своевольничала, выкручивалась, если её ловили на обмане. (Мамины уроки пошли ей впрок!). Терпели её там из-за денег маркизы, которая аккуратно, не задерживая, их выплачивала каждый месяц.
Наконец она всему обучилась в пансионе, стала свободной, вольной птицей, но жить оказалось не на что. Работа гувернантки не устраивала. И не стоит её за это ругать. Она действительно была аристократкой с головы до ног. А у тех, как правило, в крови только желание повелевать и наслаждаться прекрасными, изысканными вещами. Больше ничего они не могут, не умеют, не хотят. Эти люди утончённые, и не их вина, что денег у них не имелось. Это было их горем.
Девушка решила по выходе из монастыря найти себе мужа. Но кто из богатых, достойных кавалеров мог сделать ей предложение? Конечно никто. Она, несколько лет помучившись от безденежья, выходит замуж за такого же бедняка, мечтающего разбогатеть. Она всё-таки его немного любила, а он её - нет. Женился на ней некий аферист, дабы при удобном случае выкрутиться на родовитости, знатности её рода. То есть, в борьбе за лучшее местечко под солнцем, они стали напарниками. Решив, в провинции делать им нечего, переезжают в Париж. Но в их союзе, мужу Жанны, некоему графу Ламотт, отводилась пассивная роль. Молодая, пригожая жена его была приманкой. Она только числилась замужней, но искала средства к существованию сама.
Так как она была красива, женственна, сообразительна, хитра, она сумела познакомиться с кардиналом де Роган. Не знавший женщин, не ведавший об их изощрённости и коварстве, он принял её дружбу - она же великолепна – хороша собой, образована, учтива. Жанна не была святошей, у них завязались близкие, интимно – доверительные отношения. Она бравировала своим знакомством с самой королевой Марией Антуанеттой. Это разжигало воображение кардинала. Он восхищался своей новообретённой  подружкой, жаждал знакомства с самой королевой, повышения.
-Дорогой мой, не волнуйся, для тебя я сделаю всё, что будет в моих силах. Ты же знаешь, как я восхищаюсь тобой, моя любовь! – убеждала его она.
-Жанна, любимая, ты бесподобна. У меня никогда не было женщин. И вот появилась, прекрасная, умная, преданная, моя Жанна! Но только я немного боюсь твоего мужа! – доверительно сообщил он ей.
-Почему? – удивлённо подняла она брови.
-Но ведь я краду у него самое драгоценное, тебя моя радость! – отвечал влюблённый.
-Ах, брось, мы не фарисеи. Ему тоже никто не запрещает любить на стороне. О, как я счастлива с тобой! Пусть и он будет с кем-то немного счастлив. Дорогой, ты во всём бесподобен! – ластилась она к нему.
Кардинал незаметно положил ей за корсаж банкноту. Она ощутила это и воскликнула приторно слащаво:
-Ты меня балуешь, дорогой!
-Это пустяки, милая! – радовался он.
Вскоре она знакомится ещё с одним мужчиной, графом Калиостро. Он вёл сеансы прорицания, она стала его медиумом, как бы улавливая слова «высших сил». Это являлось тоже её заработком. Однажды она пришла на свидание к своему любимому кардиналу и попросила от имени королевы помощи:
-Мой друг, знайте, Вы делаете небольшие одолжения королеве, она будет тоже делать их Вам в ответ, – внушала ему Жанна.
-Дорогая, что за мелочи! Конечно, дам нужную сумму. Вы говорите для помощи бедному семейству? Пожалуйста!
Она, взяв деньги, подумала: «Продешевила. Надо было больше попросить».
В следующий раз она уже просила выкупить от имени королевы очень дорогое ожерелье у ювелиров. Сразу всё оплатить великодушный и влюблённый кардинал не смог, оплачивал частями. А Жанна забрала всё ожерелье сразу, с обещанием, что передаст его королеве, и понемногу продавала из него бриллианты. Надо же было поддерживать марку богатой графини дома Валуа! Сколько было в ней энергии и шика! Но направлялось всё это не туда. При безденежье, всегда всё получается – не туда...
Как-то кардинал задержал платёж, кредиторы пришли к королеве и начали требовать деньги. А она ничего не знала об этой затее. Всё делалось за её спиной. И кардинала посадили в Бастилию. Там он всё рассказал о Жанне:
-Я невольно впутался в эту историю. Думал, делаю подарок королеве, выкупая для неё дорогое украшение. Уговорила меня это сделать Жанна Ламотт, подруга королевы.
Весь его разговор передали королеве, она ответила, что не знает никакой Жанны Ламотт. Кардинала выпустили из тюрьмы, а Жанну посадили туда, клеймили, то есть, на плече выжгли раскалённым железом латинскую букву V – воровка. Но там обольстительная Жанна не засиделась. В неё влюбился стражник. Стал объясняться в любви. Она, в ответ на его просьбы, потребовала принести ей мужской костюм. Надев его на себя и, подобрав волосы под шляпу, она свободно вышла из тюрьмы.
Её муж уже находился в Англии с остатками бриллиантов. Она решила вернуться к нему. Но из затеи ничего не вышло. Он не хотел с ней делиться. Она, чувствуя, что ей там небезопасно, переехала в Россию. Ей уже тогда было не мало лет. Для нас, русских, это уже возраст, а для француженок - нет, она была всё ещё хороша и обольстительна. Выглядела, как настоящая королева. Кто-то из наших русских вельмож поддерживал её. Приехала она к нам с очень хорошенькой девочкой, внучкой - Эльвирой. Это было почти перед началом войны с Наполеоном. Не задерживаясь долго в Петербурге, Жанна переехала в Крым и там доживала свои последние годы. Подросшую Эльвиру она удачно выдала замуж за одного из наших родовитых вельмож.
(С.42)