Возвращаясь к Гундерманну

Незадолго до ковидной самоизоляции довелось в качестве журналиста побывать на одном небольшом кинофестивале и посмотреть фильм «Гундерманн» — биографическую драму 2018 года, получившую целый ряд немецких кинематографических наград. Герхард Гундерманн — экскаваторщик из ГДР, певец, музыкант, автор песен и лидер «пролетарской» рок-группы. Он записывал свои тексты на диктофон прямо в кабине экскаватора, во время рабочих смен, был убежденным коммунистом и кумиром немецких работяг, в борьбе за их права постоянно конфликтовавшим с высоким начальством. А еще — нештатным сотрудником «Штази», проще говоря, стукачом. Который после обрушения берлинской стены нашел в себе мужество публично признаться в этом.
В фильме понравилась сцена, когда Гундерманн приходит к своему бывшему гебешному куратору. Тот, сильно постаревший, с одышкой и перекошенным после инсульта лицом, радуется гостю, наливает коньяк и предлагает выпить «за наши идеалы». Искренне считая, что его бывший подшефный до сих пор их разделяет.
Есть, конечно, и у меня история на этот счет. Учился в нашей батарее один крендель из минской кадетки. Кадетками называли суворовские училища, в 80-х годах в СССР их было восемь — Московское, Ленинградское (там же и нахимовское), Киевское, Минское, Калининское, Казанское, Свердловское, Уссурийское, а их выпускников, соответственно, кадетами. Они носили на груди знак с профилем Суворова, который называли «крабом», а злые «сапоги» (курсанты из военнослужащих-срочников, вроде меня) — «орденом за потерянное детство». В плане учебы кадеты, как правило, были в числе первых, суворовские училища давали серьезную базу. Наш герой кое-как перебивался на тройки — в кадетку его приняли по семейным обстоятельствам. Отец давно умер, мать скромная учительница, сильно болела. В конце первого курса у него случился серьезный залет — прое&ал штык-нож в гарнизонном карауле. Штык-нож нашли спустя сутки, но ЧП попало в приказ по гарнизону, и начальника училища на военном совете срамил командующий округом. За такое отчисляли без вариантов, но он отделался арестом и исключением из комсомола. Нам сказали, что его пожалел ученый совет училища, приняв во внимание семейное положение.
Время шло и история забылась, пока в середине выпускного курса не произошел другой инцидент. Батарея вернулась с зимних боевых стрельб, и буквально на следующий день в его взводном кубрике прошел грандиозный шмон, в ходе которого были изъяты привезенные с полигона и заныканные пучки пороха. Зачем привезли, спросите? Да затем, что курсант, даже старшего курса, или солдат, даже дембель — все равно дети, у них только гениталии взрослые, но не мозги. Горят они ночью красиво, пучки эти, освещая ярким заревом все вокруг, вот и привезли, чтобы в отпуске повыпендриваться.
Короче, пороха были найдены и изъяты, личный состав взвода — изнасилован командованием в грубой извращенной форме, с объяснительными, взысканиями, долгими пересдачами зачетов по боевой работе и уставам, строевыми смотрами, наведениями порядка в расположении и убытием в отпуск почти на сутки позже. Конечно, там задумались, какая падла вложила, провели мозговой штурм, восстановили поминутно весь хронометраж — что, когда и как, и по всему выходило, что сдать мог только вот он. Тут уже вспомнили историю со штык-ножом и периодические отлучки с самоподготовки якобы в библиотеку. Чувака ночью подняли, завели в бытовку, врезали по почкам, и он раскололся. Да, вербанул училищный особист. Да, тогда, на первом курсе. Да, докладывал все — пьянки, самоволки, разговоры в курилке, но особо интересовали связи с иностранцами и оружие-боеприпасы. На чем и спалился, не было времени на конспирацию. Да, сука, пидор и чмо, а куда было деваться — мамка одна и на инвалидности, отчисление могла и не пережить.
Подумав и посовещавшись, трогать его не стали — выпуск близко, а с особистами шутки плохи. Ограничились бойкотом и выселением из кубрика, плюс кадеты на своем неофициальном сборище сняли с него «краба», то есть, навсегда исключили из кадетского братства. Так он и дожил до выпуска, ночуя в коридоре, ходя позади строя и сидя в столовой за отдельным столом.
Прошло много лет, и однажды наш герой постучался в друзья на «Одноклассниках». Видимо, решил, что у меня уже склероз и можно. И что же я увидел на его странице, кроме пуза и лысины? — правильно, георгиевские ленты, красные флаги, серпы-молоты и «какуюстранупотеряли».
Вот эта публика и онанирует до сих пор на совок, тоскуя — нет, не по пломбиру и пионерским лагерям — по возможности безнаказанно насрать тем, кто лучше, сильнее и успешнее. Еще они боятся, что их имена однажды станут известны, потому голосуют за крысу, закрывшую архивы. Их миллионы, и они тащат обратно в свой вонючий совок всех остальных. Смотришь на иных — вроде и нет предпосылок, но весь из себя в жопу державник и ымперец, с чего бы? А вот с того.
А сам-то ты чо-как? — спросите. Пытались и меня, только не особнячки, а политребята. После какого-то очередного партактива замполит (которого я считал неплохим в целом мужиком) оставил нескольких человек в своем кабинете и без особых выгибонов предложил докладывать. Прямо ему. Нет-нет, конечно, это никакие не доносы, все в русле перестройки и демократизации жизни воинских коллективов. И выжидающе посмотрел на каждого. Все промолчали, и этого оказалось достаточно, чтобы замполит навсегда о нас забыл. А штык-ножей мы не прое&ывали.
«Гундерманна» посмотрите, рекомендую.