Сашка оператор

    Сашка. После того, как его, трезвого, избили в суверенном вытрезвителе, он сразу же согласился на уговоры тестя и мигом подготовил все документы.
Друзья опять встретились в гараже и опять выпили. И снова каких-то 4 - 5 дней отделяли их от решающего дня съёмок, а потом, естественно, от всемирной славы. Машкович припёр из своей Америки кучу техники, все номера гостиницы "Илек" были превращены в уборные, и их забили гримёрами, каскадёрами и парикмахерами. Лучшую проститутку для Сашки Чернухина выписал из Лос-Анджелеса Машкович. Она, к тому же, была ещё и киноактрисой.
         Но тут в местные властвующие структуры, из самых властных верхов, обвалился документ, который вне закона поставил в городе Актюбинске фильмы Спилберга, Тарантино и... Машковича. И, если раньше кто-то ещё путался в разграничении эротики и порнографии, то умный документ теперь всё чётко разграничил. Если в фильме длина мужского пениса у артиста не превышала 7 см, то он относился к разряду эротических и допускался к просмотру в закрытых аудиториях. Жаждущие острых ощущений эротоманы должны были предъявлять на входе страховое свидетельство, справку из психдиспансера, справки об оплате коммунальных услуг и налога на эротическое кино. Залы для просмотра рекомендовалось устраивать отдельно для мужчин и женщин, со специальными бытовыми комнатками. Появление на экране, даже бездействующего, пениса, длиной свыше 7 см, определяло жанр картины, как порнографический, а её  авторы, хранители и исполнители автоматически становились отпетыми уголовниками, по которым враз, наперебой, стали плакать все неприватизированные тюрьмы.
         Машкович сгоряча предложил Чернухину укоротить себя до эротики и фильм всё-таки снять. Пристал к нему с линейкой, хотя и так было видно, что обрезать придётся много. Искусство, конечно, требует жертв, НО НЕ ТАКИХ ЖЕ - сказал Сашка. - Мне, Валюха, через пару недель в Германию, языка не знаю, специальности нет, надо же как-то, хоть первое время, сводить концы с концами...
         Машкович всё ещё на что-то надеялся, но в гостиницу, прямо к нему в уборную, заглянул милиционер-полицейский и объявил рыжую американскую морду "персоной нон грата". Припомнили ему и всемирную известность, и бороду, которой Машкович когда-то дразнил беззащитные власти. Машкович послал - как от сердца оторвал - в областную администрацию приму-проститутку. Пришла через 12 часов в роскошном чепане, в синяках и укусах. Сказала, путая чистый свой английский, с чистым русским матом, что дали три дня отсрочки для того, чтобы этот поганый Машкович смог попрощаться со своими родственниками. Родственником можно было считать только необрезанного Сашку.
         Друзья напились в гараже до ишачьего крика. Козе понятно, что ДАЖЕ АМЕРИКАНСКИЕ ФИЛЬМЫ НЕ ДЕЛАЮТСЯ В АКТЮБИНСКЕ С БУХТЫ-БАРАХТЫ.         

         Когда они оба уехали, мне, человеку постороннему, стало отчего-то грустно. Мне показалось, что, вместе с ними, эмигрировало что-то прекрасное, хотя легкомысленное и греховное. Как будто вместе с ними, персонами "нон грата" в нашем городе стали легенды и сказки, красивые женские ноги, улыбки богинь.      Вместе с Машковичем и Чернухиным Сашкой, они уехали туда, где и так всего хватало.
         Мне сделалось одиноко и страшновато от мыслей, что как-нибудь и ко мне постучатся в дверь и укажут на дверь в моём родном и любимом городе.
         И ещё страшней, если не заметят, не зайдут. Значит, я уже, как все. Как все, кого не выгнали. Кто остался.