Солдат

***
Мне исполнилось девять лет, когда мы всей семьей ждали моего старшего брата Мишу из армии. Семья  наша небольшая, но дружная, как партизанский отряд. Мама Мария Григорьевна, тетя Лида, Миша и я. Про отца сказать ничего не могу, тетя как-то сказала, что он летчик. Взял и улетел в окно паршивец –добавила она улыбаясь. Я до сих пор помню, как два года назад мы провожали Мишу всей деревней. Миша больше похож на мать, а я на отца. Я белобрысый и как говорила  тетя белый как снег, а Мишка чернявый, у меня черные глаза, у Мише серые. Он правша, а я наоборот левша. Мать статная и строгая женщина с красивым лицом и глубокими печальными глазами. Тетя Лида чем-то похожа на мать, но она ниже ростом и полнее, и волосы у нее короче. Отца я честно говоря и не помню, его описывала тетка, а мама о нем редко говорила. Я знаю только, что он был высоким, носил кожаный плащ и у него были крупные большие ладони, от них пахло табаком и водкой. Отец курил вонючие папиросы и жевал табак. В один день он мог неизвестно куда пропасть, не сказав ни слова, а потом появится через неделю. Тетка как то проговорилась, что у нас даже хранились его письма, но мать разозлившись их сожгла. Но это было много лет назад еще до моего рождения.
 Местечко, где мы живем, называется Лиходеевка. Говорят, много лет назад здесь разбойники от царя прятались. Но сейчас не об этом.
Меня кстати Митькой зовут, если вам интересно. Деревня наша небольшая и неказистая, как весь здешний быт. Школа, магазин, да покосившееся церковь, вот и все богатство, что скопили лихие люди. В этой Богом забытой церкви крестили меня и всех наших соседей пока Батюшка не уехал в город. Люди здесь добрые и бедные, по-своему одинокие и молчаливые. Горе оно разное бывает, говорила мама. С каждым днем наша маленькая деревня, наш маленький мирок умирает. Но это естественный процесс, так наверно вымерли динозавры под напором прогресса. Пьянство и тоска, ожидание чуда, которого нет - вот две наши болезни. И одна страшнее другой.
Помню, как неделю назад мама бежала босая по нашей единственной улице и выла как раненная волчица, роняя крупные слезы и пытаясь заглушить боль ,закрывая рот ладонью. Я тогда не понимал, что происходит . Я жил в счастливом неведении глупого и беспечного детства. Ничего не понимая я побежал за матерью -Мама, мама- ты куда. Наверняка вся деревня любовалась этой странной картиной. Бегут двое - маленький человек и большой. Мама прибежала в наш простой деревянный дом и упала на кровать. Я не знал, что делать и только подобрал измятый кусок бумаги ,рядом валялся такой -же конверт. Потом я спросил у тети Лиды, потому что мама не могла разговаривать, что такое похоронка, а она мне ответила –Миша больше не вернется. Нет больше Миши. Как нет, не может такого быть, думал я, но мне стало горько и грустно, не знаю почему, вернее тогда я еще не знал. Раньше я еще никогда не задумывался о смерти. Смерть для меня была просто словом. Словом взрослых из словаря. Три дня у нас хозяйничала тетя Лида, пока мама болела. А потом мама встала, одела все черное и ходила молчаливая и злая. -Ты  многого еще не понимаешь -сказала мне тетя Лида, а я ответил, что я уже большой и спросил, когда мама поправится, но тетя не ответила и только погладила меня по голове, как делала мама, когда я грустил. Так прошла неделя в тишине и печали, потом другая. Я слышал, как на почте говорили скоро придет груз двести. В понедельник мама ушла оставив меня с теткой и вернулась вся сияющая и помолодевшая.- Ошибка кричала она на весь наш маленький скромный дом.- Жив Мишка, жив! -радостно повторяла она, а после бросилась ко мне и принялась меня целовать и обнимать. Это был наш большой праздник, второе рождение Миши.
Миша вернулся спустя неделю, говорил, списали по ранению, говорил волноваться нечего, ранение легкое как комар укусил. Мы два года так ждали Мишу как никто, наверно никогда не ждал. Но он вернулся другим, каким - то чужим и холодным, и как будто с трудом узнал меня и мать. Как будто моего веселого и легкого Мишу подменили и вместо него прислали другого человека. Нового и незнакомого, Миша плохо спал и очень страшно кричал по ночам. Эти крики пугали меня, но мать прибегала и успокаивала его. Нередко Миша бредил во сне, кричал и ругался, как будто сражался с кем-то во сне. Многие слова были мне не знакомы и я однажды спросил, а что такое война. Миша посмотрел на меня пустыми глазами и сказал -война эта злая мачеха и она пожирает своих детей и замолк. На меня как будто глядел не Миша, на меня глядели усталые и слепые глаза старика. Мне стало страшно и одиноко - А потом брат добавил, никогда не бери в руки оружие, Митька -я кивнул и выбежал из сарая, так мне стало не по себе. Я почувствовал, озноб, мне стало вдруг холодно и зябко как на морозе. И я вспомнил слова тетки, Миша не вернется, Миши больше нет. Война забрала нашего Мишу. Он стал другим, посторонним и пугающим. А однажды, когда у Миши снова был припадок во сне . Он вдруг схватил меня за горло и начал душить. Я задыхался и кричал –Миша, Миша, это я -  Митька, но он как будто меня не видел и не слышал. На шум среди ночи прибежала мама, и тетя, они по очереди дежурили, так на всякий случай. Я жутко испугался, но брат испугался не меньше и в ужасе отпустил меня. На следующий день я нашел брата в сарае, он сидел  в углу глядя в одну точку и прижимал к себе отцовское ружье. Я обнял его и Миша заплакал, а потом заплакал и я. В тот же день мы выбросили ружье в озеро. Только позже, когда я вернулся в сарай, я заметил петлю из армейского кожаного пояса. После этого случая брату стало немного легче и он стал ходить в храм, но однажды сказал, что в душе у него пока не места для Бога и что ему нужно подумать. -Что такое контузия -  спросил я у тетки – а она только покачала головой. А однажды ночью шел дождь . Я услышал голоса и по - тихонько прокрался в комнату Миши. Он опять бредил, я разобрал только несколько слов- духи, плен, яма и вертушка.
Утром я спросил у Мишки, что такое вертушка, он только кисло улыбнулся и сказал - тебе лучше не знать, Митька, тебе лучше не знать. Тогда я спросил у тетки, а она только сказала что Миша резко постарел и что я все пойму, когда выросту. Я не понимал, она что надо мной шутит, как он мог постареть, я спросил у матери сколько Миши лет и она ответила - двадцать -А двадцать, это много. Мать только вздохнула и сказала много, Митька, ох как много. Вскоре крики по ночам прекратились, но мне казалось, что он все еще сражается. Мой брат все еще там за рекой. Он так называл это место за рекой и добавил -  горы красивы и опасны, потому что они стреляют. Улыбнулся и добавил, не старей Митька, не старей. Я стоял и не понимал, как это горы могут стрелять, но больше я решил вопросов не задавать. Брат просто взял меня за руку и мы пошли домой как в детстве, как раньше в прошлом, когда ничего это не было, светило солнце и пели птицы. Жизнь продолжалась и я знал, что все будет хорошо, пока брат держит меня за руку, а я держу за руку его.