Бесконечным обезьянкам Вечности

(Разговор, случившийся как-то летней ночью у костра, на левом берегу Амура – примерно там, где сходятся границы Европы, Азии и Дальнего Ближнего Востока)

Итак, эпиграф:

— Форд! — выговорил он, — там, снаружи, бесконечно много обезьян. И они хотят обсудить с нами «Гамлета», который у них получился.
Дуглас Адамс, «Автостопом по галактике»


— Точно! Я читала. Это ещё у Борхеса где-то про бесконечных обезьян было – в «Вавилонской библиотеке», да? Или «Всемирной»?
— Нет, ты неисправимый гуманитарий. У Борхеса… Ерунда какая! Они из математики, а не литературы. Теорема бесконечных обезьян: речь о том, что в течение вечности обезьяна, беспорядочно колотящая по клавиатуре пишущей машинки, обязательно когда-нибудь напечатает любой из возможных текстов, к примеру, «Гамлет» Шекспира. А если взять не одну обезьяну, а бесконечное их число, то и вечности не надо – они напечатают все возможные тексты с чистого листа, сразу – за время, необходимое лишь для нужного количества ударов по клавишам.
— Ага. Вон в чём. Ну да… Сильно… «Гамлет»… И Толстого? «Войну и мир»?
— Говорю же: любой из возможных текстов. То есть все  – мыслимые и немыслимые. И что самое ужасное – ещё и в бесконечном количестве экземпляров.
— Вот как. Ага…, поняла. Значит, гуманитарий, говоришь…? А ты, значит, технарь трезвоздравый? И потому в Бога ты, значит, не веришь, но зато любые немыслимые вещи допускаешь. Вот только, по-моему, эти твои немыслимости ничуть не вероятней существования Бога.
— Стоп. Ты вообще всё не так в моём мировоззрении понимаешь. Если я говорю о вере в Бога, речь у меня вовсе не о существовании, а именно и конкретно о вере. Не факте, а способе.
— Ладно, хорошо. Ты имеешь в виду, что у тебя научный склад ума и верить ты по определению органически не способен? Правильно?
— Да, так. Именно. И ещё одно. Знаешь, основное противоречие религии и науки в том, что религиозный вектор устремлён наперекор направлению эволюции – вечному умножению сложности, поступательному движению вверх – согласно которому дети всегда превосходят отцов. А в религии наоборот. В религии вообще выходит, что смысл жизни не поиск цели, а всего лишь копание в причине. Понимаешь, просто мне кажется неправильным для человека, когда он смотрит не вперёд, а назад. Не стремится к достижению, а ищет истоки. А вся вера в Бога основана как раз на том, что Он был в основе всего и потому выходит, будто верующий человек как раз и смотрит только назад – откуда сам он пришёл. И цели как таковой у него нет – главное в его вере лишь точка отсчёта.
— Да ну! Ну как же нет цели? А Рай?
— Ай, Рай…! И Рай тоже создан не человеком, а лишь для него. Это не цель, а какой-то паллиатив её.
— Понятно. Ты – атеист.
— Подмена понятий. Не атеист, а агностик.
— Ой, а вот это-то как раз паллиатив.
— Вовсе нет. Потому что вера – это состояние души человека, а существование Бога – состояние души не личной, а, так сказать, – мировой. А агностик же просто не способен верить по устройству своего ума, хотя вполне допускает теоретическую возможность существования некой Мировой Души.
— Не способен верить? Нет, а какой ещё способ восприятия может быть по отношению к Абсолюту?
— А неважно к чему. Научный подход к познанию мира универсален. Это – знание. Понимание. Даже по отношению к вроде бы абсолютно трансцендентному. Или хотя бы некие доказательства, потому что – да, увы или к счастью, но верить я не способен. Лишён напрочь этой способности. Но и не атеист – потому что при истинно научном складе ума никакой гипотезе в праве на существование отказать нельзя. Я и не отказываю. Хоть некоторые и не учитываю в своих умопостроениях. Как Лаплас.
— Как Лаплас? Ладно. То есть как бы и не совсем пропащий, раз хоть гипотетически…?
— А вот тут каюсь. Грешен. В том-то и дело, что не совсем гипотетически. Потому что потенциальные доказательства, буду объективным, на мой взгляд, пожалуй, всё же место быть имеют.
— Ещё бы. Пять штук у Фомы Аквинского. И ещё одно у Канта.
— Нет. Не такого рода доказательства – не философского, а научного.
— Седьмое – как у Воланда?
— Нет, первое – как у меня. Точнее, даже три.
— Ага, с самомнением у тебя всё хорошо.
— Нормально. Так вот первое – это как раз те самые бесконечные обезьяны. Здесь ведь главное – их бесконечность – её математическое представление. И математическая эта бесконечность настолько же переворачивает с ног на голову все нам известные понятия, что и квантовая механика. Дело ведь не только в книгах – это всего лишь образ. А суть теоремы в том, в истинной математической бесконечности возможно всё. Абсолютно. Я упрощаю, понятно, да?
— Ага. Я поняла. То есть всё, что только можно представить. И что представить нельзя – тоже. То есть возможно и существование Бога, так?
— Да, примерно. Короче, математика в своей теории запретов на существование Бога не ставит. И даже наоборот – напрямую утверждает, что в такой истинной бесконечности данная концепция должна быть реализована в обязательном порядке. И это – раз. А теперь – второе положение. Большая история, план – физический. Астрономический – даже. Я про расширение Вселенной. То есть понятно, что Вселенная, хоть и имеет совершенно непредставимую человеку протяжённость, истинной бесконечностью на текущий момент времени не обладает, и потому на данном этапе мы вряд ли можем с хоть сколько-нибудь достойной вероятностью говорить о существовании Бога. В нашей Вселенной даже вероятность случайно напечатанного «Гамлета» невозможна, что уж говорить о.
— Как это? Ерунда! А теория множественных вселенных? Да и трёхмерная Вселенная, может быть, и конечна, но в двумерном-то плане любой трёхмерный объект можно на бесконечное число плоскостей нашинковать!
 — Нет. Ерунда у тебя. Про множественные вселенные – это не  теория, а всего лишь гипотеза. А в отношении нашей трёхмерной…? Посыл неверен. Потому что кварки ж. Бесконечно не получится – планковская длина мешает. Но по большому счёту всё это неважно, потому что суть не в сегодняшнем моменте, а в будущем – в том, что расширяется наша Вселенная в как раз в ту самую бесконечность – то есть эволюционирует в том самом нужном для нас направлении. Понимаешь? То есть направление всё равно верное – как раз в правильную сторону. И получается, что в потенциале вероятность тоже всё же как бы имеется. И это два. А теперь – три. Третье положение. Из биологии. Хотя даже нет – снова из большой истории. Так вот. Эволюция Вселенной это одно непрерывное рождение сложности. Причём оно вовсе не продукт случайного стечения обстоятельств, а процесс направленный и имеющий свой однозначный вектор, доказательством чему служит хотя бы то, что появление нейронов – клеток, специализированных на обработке информации – факт в земной эволюции совсем не единичный, и возникновение нервной системы в разных таксонах живых организмов происходило совершенно независимо. Получается что рождение сложности закономерно: от неживой материи к органике, от простейших – к многоклеточным. От примитивных организмов – к сложным. И вот перед тобой стоит…, э-э… сидит сейчас высшее на данный момент достижение.
— Прям высшее. Ага.
— Нет. Я не о себе, а о человечестве. Так что – и в самом деле как минимум в планетарном масштабе высшее. Именно. Но понятно, что и нынешнее состояние нашего вида всего лишь переходное. Всего лишь итерация – и, наверное, даже одна из весьма приблизительных. Лишь одна из начальных ступеней на пути восхождения к истинному Homo sapiens. А потом к какому-нибудь Homo cosmicam…, а потом, к примеру, и вообще к Homo celestis.
— Людены, да? И те, которые из огня, снега и ветра?
— И они. Но ведь и любой самый совершенный люден тоже наверняка не конечный продукт, учитывая, что у нас впереди есть надежда на не один миллиард лет.
— Вот тут мы заодно: надежда есть, тоже очень рассчитываю.
— Вот. А учитывая, что скорость эволюции можно описать какой-нибудь логарифмической кривой по типу Снукса-Панова…
— Скорее, фибоначчиевой.
— Возможно. Короче, синергетика и прочее. То есть со всё большим ускорением умножения сложности и приращения смыслов. Так вот. Мы, понятно, не знаем, какие конкретно нас следующие этапы эволюции поджидают, но точек, чтобы нарисовать эту кривую, у нас уже предостаточно и потому та эволюционная финишная точка, которую уже отсюда можно пометить как «Бог» вполне органично себе вписывается в эту самую кривую. Где-то очень высоко-далеко там в будущем.
— Точка Омеги?
— Кстати, да. Пресветлый Шарден мне в помощь.
— И…?
— И. Так. То есть выходит, что в теории как бы нет ничего невозможного. В том самом весьма отдалённом и светлом будущем. У Бога надежда есть. О чём прямо заявляет священная научная троица в лице математики, физики и эволюции.
— Поздравляю. Вот ты и доказал существование Бога.
— Да…? Да ну, нет. Ты всё-таки неисправимый гуманитарий и всё вообще не так поняла. Всё. Вообще. И не так. Это просто, ну…, игра ума, да? Я как бы…, я всего лишь объяснил, что существование Бога никак не противоречит положениям науки. В теории. В гипотетически возможном и бесконечно далёком будущем. А вот в настоящем… А про настоящее я тебе уже говорил, что сейчас вероятность не то что появления какой-нибудь трансцендентной сущности – хотя бы, к примеру, пресловутого Больцмановского мозга, но даже и более-менее связного текста у наших математических обезьянок, пусть их число и будет равно, допустим, числу атомов во всей известной нам части Вселенной настолько ничтожна, что даже и говорить не о чем. Посчитано умными людьми, не сомневайся.
— Да нет, я и не сомневаюсь – и ты умный, и люди эти твои – тоже. Но вот здесь ты вместе со всеми своими умными людьми неправ. Все вы неправы. Вообще. И полностью. Вы очень даже критично ошибаетесь.
— Ого. А ну-ка, ну-ка.
— А ошибка твоя в том, что ты кое-что забыл, одну деталь маленькую.
— Какую…?
— А такую, что Бог по определению – это Абсолют.
— Что значит, забыл? Бог – Абсолют. Масло масленое. Ну и?
— А и ну. Ты забыл, что для Абсолюта не существует понятия времени. Прошлого, настоящего и будущего. Причинной этой нашей следственности. То есть если Он когда-нибудь в конце времён всё-таки появится, это означает, что и сейчас Он уже есть. Здесь. И до нас. И до самого начала времён – того самого вашего Большого Взрыва.
— Ага. О как.
— Ну? Что? Будешь ещё гуманитариев обижать? Или тебе мало?
— М-м… Мало. Да. Ещё как мало. К сожалению, нет. Сомневаюсь. Потому что… Понимаешь, если насчёт первого условия всё в порядке вроде, да и второе реализуется тоже в нужном нам направлении – то есть в своей потенции несёт то самое зерно Абсолюта, то третье условие – насчёт эволюции человечества… Ну вот нет у меня уверенности что по дороге мы сами себя не того… А ведь это-то условие, пожалуй, самое из всех главное. И… слышала же, наверное, про парадокс Ферми?
— Это про молчание Вселенной который?
— Именно. И вот это-то молчание больше всего и пугает. Намекает очень даже неприятно.
— Пугает…? Молчание Ферми тебя пугает…? Ага… Знаешь, в чём твоя следующая ошибка? И твоя, и статистики всей научной, и ваших разлюбезных Ферми с Паскалем?
— Лаплас! Это был Лаплас!
— Ай! Все вы там со своим Докинзом один ладан курите! Не увиливай, так знаешь, в чём же эта самая ошибка?
— Ох ты ж! Это что? Гуманистическая критика чистого научного разума? Ну давай!
— Да хоть бы и так. То есть как раз так. Именно – гуманистическая. Которая корнем от слова хомо – который есть человек. Потому что когда дело касается человека, ваша чистая математика работать перестаёт. Понимаешь? Просто…, просто она не учитывает того, что обезьянки эти – разумны. И это четвёртый довод, меняющий всю вашу беспристрастную статистику на порядки порядков. И лучшим доказательством существования бесконечности Вселенной уже сейчас служит то, что и «Война и мир» и «Гамлет» уже написаны – хоть и обезьянок-то пока всего лишь несколько миллиардов.
— Ого как повернула! Так… Написаны… Ну, знаешь…, ты меня ошарашила… С такого ракурса, знаешь ли… А…, а не чересчур ли тебе уравнивать Шекспира и Толстого с обезьянками?
— Так ты же сам первый начал. Сам же сказал, что мы – звено лишь переходное к человеку. И вот ну. Да и учитывая миллиарды лет нашей будущей эволюции в Абсолют, пять миллионов лет эволюции человекообразной – лишь неразличимый миг. Так что…, если исходить из масштаба Бога, мне кажется, для Него что мы, что те обезьянки – все на одно лицо.
— О-о…, не-ет… Думаешь, уела? Да нет же! Нет! Софистика ведь – чистой воды софистика! Насчёт Гамлета – оно ведь просто метафора! Не в буквальном оно. Да и насчёт математики ты несправедлива – есть же ещё Лофти Заде с его нечёткой логикой.
— Да что ты меня всё своими авторитетами попираешь?! Какой бы хитрой математика ни была, разум она никогда не рассчитает. Да. Вот потому-то у вас никакой вечности и не хватает, чтобы Ахилл черепаху свою догнал!
— Но доказательства?! Куда без них?!
— Доказательства…?! Тебе что, тонкой настройки Вселенной не хватает? Появление человечества в доказательство мало? А ну-ка ответь, насколько ничтожна в твоей статистике вероятность зарождения разума в процессе эволюции? Не Больцмана вашего сферического, но вот этого – из грязи земной. А…? Сам же про вектор сложности тут говорил. И вот тебе плоды трудов их – тех самых бесконечных обезьянок! А теперь те обезьянки ещё и разум обрели. А ведь главное достоинство разума – то, что он способен осмыслить любое, хоть даже и самое случайное сочетание чисел, событий, явлений. Осмыслить – то есть дать им смысл.
— Ну а Вселенной-то что с того осмысления?
— Что? А посмотри на небо. Посмотри, что там. Видишь?
— Смотрю. Вижу. Звёзды.
— Есть в них порядок?
— Та-ак…, боюсь подумать, куда ты клонишь. Ладно…, в общем, если не брать во внимание крупномасштабную структуру Вселенной, то порядка, понятно, не наблюдается.
— Хаос?
— Ну…, можно и так.
— Отлично. А теперь погляди на тот берег – там что видишь?
— Огни вижу. Город.
— А в этих огнях порядок есть?
— Ясно же – есть, конечно. Окна домов, уличные фонари.
— А как ты думаешь, если взглянуть на огни ночного города сверху, можно ли где-нибудь во Вселенной в каком-нибудь ракурсе точно такое же расположение звёзд увидеть?
— М-м…, учитывая… Да, в каком-нибудь ракурсе, думаю, наверняка.
— Ну и вот тебе весь твой хаос. Нету его уже.
— Так, стоп. Может, я и погорячился – насчёт городского порядка. В окнах огни, знаешь, тоже вполне себе хаотически…, да и уличные фонари от случая к случаю вполне спонтанно перегорают…
— А вот не юли теперь. Попался. Да и как ты ни выкручивай – пусть даже и хаос тоже, но и хаос, повторённый дважды, тоже становится порядком.
— О…?! Это кто такое сказал?
— Борхес.
— Ах… Опять Борхес… Нет…, в одну телегу впрячь…

— А вот и да. В том-то и дело что впрягать обязательно. Потому что помимо разума в нас есть ещё и желания. Эмоции, чувства. Надежда, вера, любовь.
— Чувства, говоришь…?
— Именно. И потому обезьянки эти по клавишам давно уже стучат вовсе не бестолково. А с надеждой… Веря… И любя. А когда впереди у них цель появится в виде Бога – то ещё и осознанно. И целеустремлённо. И поэтому всё у нас получится. Точнее – получилось. Бог же – есть. Значит, всё в порядке.
— Гениальная логика.
— Конечно. Женская.
— Женская…
— Да. И математика мне не в указ. Потому что мы уже давно тыкаем в клавиши вовсе не бессмысленно. И давно никакой не хаос вокруг, и сама Галактика вместе с нами обретая смысл тоже в активном поиске. И чтобы найти, впереди у нас миллиарды лет. Но начинать нужно уже сейчас.
— Миллиарды…? Что ж, будем надеяться.
— Надеяться, ты прав. И верить. Хотя ты же у нас органически… Но… Но хоть мне-то веришь?
— Эх…, ладно. Верю.
— Нет, ты честно скажи! Правда? Веришь?!
— Да верю, верю. Да. Тебе – верю.
— А почему тогда улыбаешься?
— Потому что люблю. :)